Ее губы согревали его — нежные, податливые, с легким привкусом сахара.

Закрыв глаза, он подумал: «Скоро она станет моей. Моей женой. Как только будут выполнены все формальности».

И тогда он будет лежать рядом с ней каждую ночь и…

Она положила руки на его плечи, и он тотчас же возбудился. Проведя языком по ее губам, он пробормотал:

— Ты ведь меня хочешь, моя милая?

— Да, Остин…

Мысленно возликовав, он вытащил кончики ее шали из-за пояса и, откинув шаль, обнажил ее плечи. Ее груди вздымались над низким декольте, и он положил на них руку.

Эванджелина застонала. Ее пальцы лохматили его волосы, и она выгибала навстречу ему свое тело — нежное, податливое, жаждущее… Да-да, она — его. Даже отрицая это на словах, телом она молила его о другом.

Остин обхватил ее своими сильными руками и осторожно уложил на пол. Шерстяной ковер покалывал его ладони, когда он уперся ими так, чтобы не раздавить Эванджелину своим весом.

Она посмотрела на него сквозь съехавшие набок очки и пробормотала:

— Остин, когда ты касаешься меня, я чувствую…

— Что ты чувствуешь?

Она отвела глаза.

— Чувствую себя порочной.

Он засмеялся.

— Неужели, моя сирена?

— Да.

Остин наклонил голову и поцеловал ее груди. Она тотчас подтянула ноги, согнув их в коленях, и он, проводя по ним ладонью, приподнял ее юбку. А затем его пальцы двинулись выше, к бедру, гладкому как атлас.

— О Боже… — Она закусила губу.

Он приподнял юбку еще выше и положил ладонь на завитки волос меж ее ног. Эванджелина застонала, и ее бедра приподнялись.

Но ведь скоро она станет его женой. Он мог бы подождать… Уже недолго.

Но она, влажная от возбуждения, была так соблазнительна… Так что к черту ожидание!

Он присел на корточки и поднял ее юбки до самого живота. Эванджелина снова застонала, а в ее серых глазах пылало желание.

Остин дрожащими пальцами расстегнул пуговицы на брюках. Никогда, никогда еще он не хотел ни одну женщину так, как хотел ее. Ей даже не нужно его касаться. Стоит ему войти в комнату, где находится она, — и он в полной готовности.

Остин стал над ней на колени, обхватил руками ее ягодицы и приподнял бедра. Она помогала ему, выгибаясь дугой ему навстречу. Немного помедлив, он сильным толчком вошел в нее, вошел до самого конца.

Она закричала от удовольствия, но он заглушил ее крик губами. Остин страстно целовал ее и мысленно восклицал: «Моя, моя, моя сирена!..»

Отстранившись, он понял, что бормочет эти же слова вслух. А она снова закричала, опьянев от страсти.

— Шшш, моя Эванджелина…

Покрывая поцелуями ее лицо, Остин любовался ею. Любовался ее сияющими волосами, разметавшимися по ковру, и глазами, блестевшими от счастливых слез.

— Ты такая красивая…

Они тихонько всхлипнула и вздохнула. А бедра ее то и дело приподнимались — снова и снова.

Теперь она принадлежала ему. Она его любовница, его жена, его жизнь. Одиночество, которое десять лет наполняло его, наконец-то исчезло.

И он утратил контроль над собой, забыл, что должен быть нежным. Теперь он брал ее страстно и неистово, почти жестоко. И целовал точно так же.

Откуда-то, словно издалека, он вдруг услышал свой радостный крик, и тотчас же весь мир закружился и исчез — волна блаженства поглотила его. И он отчаянно хватал ртом воздух, выбираясь на поверхность — как в ту ночь, когда спасал Олбрайта в море. Мотая головой и пытаясь прогнать туман, стремясь обрести контроль над собой, он выплеснул в нее свое семя и замер в изнеможении; сейчас ему хотелось, чтобы этот миг продолжался целую вечность. И почти в тот же миг он услышал Эванджелину — она громко закричала, и в голосе ее звучали страсть и радость.

С трудом дыша, Остин прижал ее к себе и снова замер, положив голову ей на плечо. А она легонько гладила его по спине, и ее горячее дыхание касалось его лба.

В комнате стало тихо, только его тяжелое дыхание нарушало тишину. Эванджелина же лежала, не издавая ни звука, и в какой-то момент Остин поднял голову и заглянул ей в лицо. Глаза ее были закрыты, а из-под ресниц выкатывались слезы, струившиеся по щекам. Красная отметина — его работа — украшала ее шею, а на белых плечах темнели царапины.

— Я сделал тебе больно, — прошептал Остин. — Эванджелина, прости…

Она открыла глаза и посмотрела ему прямо в душу.

— Остин, пожалуйста, не ломай свою жизнь ради меня. Я этого не вынесу.

Он отвел прядь волос с ее лба, потом лег рядом с ней и положил голову на ее грудь.

— Ради тебя я готов на все, мой воробышек.

Эванджелина выводила узоры на подоконнике, наблюдая из окна дома миссис Милхаус за воротами Остина Блэкуэлла. Солнце уже склонялось к западу, окрашивая небо в ярко-розовый и голубой. За недели плавания под огромным открытым небом Эванджелина стала находить городские строения удушающими, а закат — разочаровывающим.

Весь день люди входили и выходили из дома Остина. И весь день Эванджелина наблюдала за ними, краснея при воспоминании о своем распутном поведении.

Если миссис Милхаус и догадывалась, чем они занимались на полу в ее гостиной, она ничего не сказала, только заговорщически улыбнулась, когда молодая соседка нервно поправила свою шаль. Эванджелина молила Бога, чтобы ей удалось прикрыть отметину, оставленную Остином на ее шее; она очень надеялась, что миссис Милхаус не будет задавать вопросов.

Остин ушел от нее с сияющими глазами. Ее бесстыжее поведение, кажется, понравилось ему. Но конечно, ему хотелось, чтобы ей было неловко встречаться со своей кузиной и с кем-нибудь еще, хотелось, чтобы она оставалась бы с ним. Как его жена.

Она уже не могла исключить возможность того, что у нее появится ребенок. От одного раза, может, ничего и не случится, но если это повторилось, то возникали сомнения… Ох, он об этом тоже подумал! Черт бы побрал этого самонадеянного человека. Он хочет жениться на ней, поэтому делает для этого все возможное.

Эванджелина вздохнула, перебирая лепестки розы, стоящей в узкой вазе рядом с ней. Остин прислал ей розу вместе с кучей инструкций. Они поженятся на следующее утро. А до тех пор она останется у миссис Милхаус, потому что у него сегодня много неотложных дел.

Она написала этим утром своей кузине, что наконец прибыла в Бостон, и объяснила, где остановилась. Слуга миссис Милхаус доставил письмо по адресу, но ответа Эванджелина не получила, а слуга сообщил, что семьи кузины дома не было. Ах, значит, рухнула ее последняя надежда! Остин добьется своего!

В течение дня при всякой возможности Эванджелина наблюдала за приходящими и уходящими в соседнем доме. Слуга, который открыл ей дверь прошлым вечером, неутомимо бегал с поручениями. А мистер Сьюард отбыл рано утром, но вернулся ближе к вечеру, весьма оживленный.

Эванджелина оторвала лепесток уже поникшей розы и помяла его в пальцах. Аромат тотчас наполнил комнату. О, как бы ей хотелось иметь подругу, с которой она могла бы поделиться, спросить совета… Мистер Сьюард и миссис Милхаус считали, что для нее выйти замуж за капитана Блэкуэлла — это просто замечательно. А мистер Милхаус, с которым он встретилась за завтраком, проворчал:

— Для этого человека самое время жениться снова.

И не было сомнения, что и ее кузина Бет одобрила бы такой брак. Почему бы старой деве возражать против брака с состоятельным и красивым капитаном?

Но она-то знала, что если отдаст ему свое сердце, то он разобьет его. И тогда ее поглотит одиночество. Она будет лежать ночами без сна в их постели, пока он будет бороздить морские просторы, стремясь сбросить оковы, которые приковали его к суше.

Темный экипаж с лошадями с плюмажами подкатил к дому Остина. Экипаж был низкий и шикарный, что свидетельствовало о достатке — как и ливрейный слуга, который спрыгнул с запяток и открыл дверцу.

Эванджелина узнала человека, который вышел из экипажа. Лорд Рудольф переоделся: теперь он был в щегольском сюртуке, полосатом жилете, в кожаных бриджах в обтяжку и в высоких блестящих сапогах. Он снял свою треуголку, и заходящее солнце освещало его золотистые волосы и повязку, закрывающую левый глаз.

Эванджелина отошла от окна. Она прихватила легкую шаль и, покинув комнату, быстро спустилась по лестнице. У парадной двери слуга, дремавший на скамейке, вскочил и открыл перед ней двери.

— Скажи миссис Милхаус, что я у соседей, — сказала ему Эванджелина. — Вернусь через несколько минут.

Слуга кивнул, протирая глаза тыльной стороной руки.

Эванджелина быстро зашагала по вымощенной камнем дорожке. Ветерок шевелил листву на ветвях над воротами и на кустарнике у чугунной изгороди. Она вышла за ворота Милхаусов и вошла в ворота Остина. У его парадной двери слуги не было — она видела, как тот побежал с очередным поручением.

Эванджелина отворила тяжелую дверь и вошла в прохладный холл с мраморным полом. Из глубины дома доносились голоса — разговаривали Остин и лорд Рудольф.

Она отворила двустворчатую белую дверь и оказалась в музыкальной комнате. У окна стояло пианино, перед ним — кресла, все еще закрытые простынями.

В противоположном конце комнаты имелась еще одна дверь, и она была открыта. Заходящее солнце заполняло соседнюю комнату красным светом, превращая желтую плитку в оранжевую. И голоса доносились именно оттуда.

Эванджелина поспешно пересекла музыкальную комнату, вошла в распахнутую дверь и оказалась в маленькой гостиной. Здесь с мебели уже убрали покрытия. Кресла и софа, обитые золотым дамастом, стояли перед камином, летом холодным и пустым. Мистер Сьюард стоял у камина, а Остин и лорд Рудольф стояли в центре комнаты, лицом к лицу. Капитан грозно хмурился, а лорд Рудольф смотрел на него холодно и пренебрежительно.

Оба обернулись, как только Эванджелина вошла в комнату.

Лорд Рудольф улыбнулся:

— Эванджелина, моя спасительница…

Он подошел к ней и, взяв ее руки в свои, поцеловал пальчики.

— Руди, вы так и не попрощались со мной, — укоризненно сказала она. — Мистер Сьюард сказал, что вы покинули корабль сразу, как только спустили сходни.

Лорд Рудольф в смущении пробормотал:

— Ну, у меня были… срочные дела.

— Он хочет сказать, что сбежал, пока его не разоблачили, — заметил Остин. — Потому что он английский шпион.

— Вы так полагаете? — спросил англичанин.

— Да. Потому что это единственное приемлемое объяснение вашего присутствия в Гаване и отказа рассказать вашу историю. Сомневаюсь, чтобы старший сын важного лорда бродил по свету, позволяя арестовать себя в самых странных местах, просто ради развлечения. Вот почему вы так много знаете о вещах, знать которые вам не положено.

Лицо мистера Сьюарда приобрело свирепое выражение.

— Английский шпион? Надо было вам позволить мне убить его, сэр, когда у меня была такая возможность.

Губы лорда Рудольфа побелели.

— Я прибыл сюда, чтобы спасти вашу бесполезную голову, Блэкуэлл, а не выслушивать оскорбления. Эванджелина, ваш будущий муж замешан в опасных интригах. Вы должны об этом знать.

Он, должно быть, имел в виду эти бумаги. Девушка закусила губу.

Остин же спокойно возразил:

— Об этом вы ничего не знали бы, будь вы просто беспутным сыном лорда.

Лорд Рудольф утвердительно кивнул:

— Да, вы правы. Во благо его величества я действительно держу открытыми глаза и уши, чтобы узнавать вещи, которые король может считать… интересными. Но мои путешествия на сей раз не имеют ничего общего с вашей скромной миссией. И я здесь для того, чтобы сказать вам: держитесь подальше от этого дела. Ради Эванджелины, если уж не ради себя самого.

Эванджелина шагнула вперед.

— Мне хотелось бы, чтобы вы выразились яснее. Какая опасность грозит ему?

Остин пристально взглянул на нее:

— Тебе не стоит об этом волноваться. Возвращайся к соседям и жди, пока я не пошлю за тобой завтра.

Подбоченившись, Эванджелина заявила:

— Я собираюсь стать твоей женой, Остин. И я хочу знать, какая опасность может грозить будущему моему мужу.

Остин приподнял бровь:

— Ах, так больше нет споров насчет того, что ты станешь моей женой?

— Ты лишил меня возможности принимать решение, и тебе это известно.

— Вы располагаете опасными сведениями, Блэкуэлл, — продолжал лорд Рудольф. — Любой из вашего списка готов позаботиться о том, чтобы вы никогда не заговорили об этом.

— Значит, вы видели список?

Рудольф покачал головой:

— Просто я знаю о его существовании. А подробности мне неизвестны.

— Мне известны! Я видела список! — заявила Эванджелина.

Лорд Рудольф уставился на нее с удивлением:

— Вы позволили ей это, Блэкуэлл? Вы с ума сошли?

— «Позволил» — не то слово, — заметил Остин. — Но она видела список.

— А это имеет отношение к войне? — спросила Эванджелина.

Лорд Рудольф кивнул:

— Это список тех проклятых глупцов, которые желают вернуть колонии под английское правление.

Остин внимательно посмотрел на него:

— А вы разве этого не хотите?

— Нет. Прежде всего то была глупая война. На практике Англия не правила этими колониями уже десятилетия. Эта часть империи обходилась нам слишком дорого, и она не стоила того, чтобы ее содержать.

Сьюард едва сдерживался, и Остин знаком велел ему помолчать. Потом спросил:

— Что бы вы стали делать с этим списком, если бы он у вас был?

— Уничтожил бы его.

Воцарилось молчание.

— Чтобы защитить джентльменов, чьи имена есть в списке? — спросил наконец капитан.

— Они виноваты только в собственной глупости.

— Пусть они свою глупость проявляют по-другому. Их нужно остановить, — решительно заявил Остин.

— Но вы подвергаете опасности свою жизнь. И жизнь Эванджелины, — тихо сказал англичанин.

Остин невольно сжал кулаки.

— Завтра никакой опасности уже не будет. Я все устроил. Если только вы не приехали для того, чтобы остановить меня.

— Я приехал, чтобы выяснить, зачем вы играете с секретами, с которыми обращаться не умеете.

— Сегодня вечером все это закончится. Но я приму к сведению ваши слова.

— По крайней мере пусть Эванджелина остается под моим покровительством, пока вы не закончите свои дела.

Остин помолчал.

— Под вашим покровительством?..

— У меня есть место, где она сможет оставаться до тех пор, пока все не закончится. Вам не нужно будет волноваться за нее.

Сердце Эванджелины гулко забилось. Ведь лорд Рудольф мог увезти ее в Англию и передать своей матери, как он уже предлагал. И тогда Остину не придется волноваться за нее.

Судорожно сглотнув, она пробормотала:

— Да, Остин, я чувствовала бы себя с лордом Рудольфом спокойнее, чем в доме миссис Милхаус, когда кругом враги.

Остин тут же повернулся к ней. От его холодного взгляда она невольно отшатнулась.

— Я не спущу с тебя глаз, Эванджелина.

Лорд Рудольф нахмурился:

— Вы собираетесь взять ее с собой сегодня вечером?

— Я запру ее в подвале и приставлю охрану у двери, если вам так будет легче.

— Вы не на своем корабле, капитан. Вы не можете бросить ее в бриг.

— Еще как могу, черт возьми!

— Я буду ее охранять, — внезапно сказал мистер Сьюард. — Даже ценой своей жизни.

Лорд Рудольф холодно оглядел молодого человека с головы до ног.

— Это и будет цена твоей жизни, парень. Ты понятия не имеешь, против чего выступаешь. Я останусь здесь, с ней, если уж вы не позволяете мне увезти ее от опасности.

Остин коротко кивнул:

— Хорошо. Возможно, в этом есть смысл.

Эванджелина в удивлении заморгала. Остин не возражает, чтобы лорд Рудольф оставался с ней? И тут она вдруг разозлилась. Ведь он хотел, чтобы лорд Рудольф был ее охранником, но под его крышей и под его контролем!

— А мое мнение никого не интересует? — ехидно спросила она.

Все мужчины с удивлением повернулись к ней, как будто совсем забыли о ее присутствии. А она раздраженно фыркнула и спросила:

— Если в опасности я, то разве не следует со мной посоветоваться?

— Не сейчас, моя дорогая, — сказал Остин.

— Но тебе опасность грозит больше, чем мне. Кроме вас троих, никто не знает, что я читала эти бумаги. Бумаги во время всего плавания были у тебя, как они знают. Какие же предосторожности ты намерен предпринять? Его темные глаза вспыхнули:

— Я их уже предпринял.

— Не верю, Остин!

— Не важно, веришь ты мне или нет. Но тебя нужно спасти от опасности. Полагаю, что подвал — отличная идея.

— Ты не посмеешь запереть меня, ты… ты тиран!

— Но есть ли лучший способ избавить тебя от опасности и обеспечить твое появление на собственной свадьбе?

Эванджелина вспыхнула.

— Выходит, ты твердо намерен очертя голову ринуться в этот дурацкий брак?!

Глаза Остина гневно засверкали.

— Да, так и есть!

— Даже если я этого не хочу?

— Ты этого хочешь. Ты просто упрямишься.

— Ради твоего же блага.

Он шагнул к ней.

— Я не позволю ни одной женщине указывать мне, что для меня хорошо.

— Но ты же говоришь мне, в чем благо для меня.

— Это мое право. Право мужа.

— Ты мне не муж!

— До завтра — нет. Но мы вели себя как муж и жена. Свадьба — чистая формальность.

— Остин, ты… — Эванджелина задохнулась от гнева. Лорд Рудольф снова нахмурился, а мистер Сьюард в изумлении разинул рот.

— Давай больше не будем спорить, Эванджелина. Или я действительно запру тебя в подвале. — Остин отвернулся и отошел от нее.

Эванджелина пошла за ним.

— Самоуверенное животное — вот ты кто! Мисс Пейн предостерегала нас от джентльменов, подобных тебе, мужчин, которые сначала навязывают тебе свою любовь, а потом унижают тебя…

Он резко обернулся.

— Твоя мисс Пейн — глупая старая дева! У нее нет вообще никакого опыта с мужчинами.

— Мисс Пейн была моей дорогой подругой. Моей единственной подругой.

Эванджелина закусила губу, когда смысл собственных слов дошел до нее. Всю ее одинокую жизнь только эта благородная наставница, леди среднего возраста, питала к ней интерес. Теперь эта леди далеко, очень далеко, и она никогда не одобрит ее выбор, который привел к тому, что сегодня она стоит в гостиной Остина и спорит с ним.

Его взгляд смягчился.

— В Бостоне у тебя будет время завести много друзей.

— А у вас, сэр, нет опыта с женщинами, если вы так бесцеремонно оскорбляете их друзей, — заявила Эванджелина.

— Но я был женат, и у меня были любовницы. Конечно же, я знаю женщин.

Она уставилась на него, сердце ее бешено колотилось.

— У тебя были…

Ни один джентльмен никогда не говорит о своих амурных делах с женщинами, но Эванджелина просто считала, что у Остина их не было.

— О, черт! — Разозлившись на самого себя, он снова отошел от нее.

Лорд Рудольф тихо сказал:

— Мне следовало бы вызвать вас за это на дуэль, Блэкуэлл.

— Дуэль — это для идиотов. — Остин повернулся к нему, уже овладев собой. — Прошу прощения, Эванджелина. Я сказал так со зла. Забудь, что я это сказал.

Выходит, у него были любовницы… Очаровательные леди, которые делили с ним постель, которые просили его обнимать их и целовать. Мисс Пейн шепотом им объясняла, что большинство джентльменов содержат таких женщин. Почему бы и Остину не делать этого?

Горячие слезы брызнули из глаз Эванджелины. Она поморгала, прогоняя их. Гордо вскинув подбородок, заявила:

— Это не важно.

Остин молчал. Его силуэт вырисовывался на фоне угасающего света в окне. А его широкие плечи… Они такие крепкие! Она отчаянно цеплялась за эти плечи в минуты страсти… И она ни за что не доставит ему такое удовольствие, как ревность к его бывшим любовницам.

Если считать, что эти любовницы — бывшие.

Раздался звон стекла прямо за его левым плечом. И Эванджелина увидела, что стекло во французском окне треснуло и превратилось в осколки. Остин быстро обернулся. Небольшой черный предмет глухо стукнулся о ковер прямо у его ног.

У Эванджелины перехватило дыхание. Это была бомба, похожая на ту, которую ее заставили подложить в тюрьме в Гаване. Маленькая и округлая, с шипами, чтобы она могла зацепиться за деревянную оконную или дверную раму. И сейчас горящий фитиль весело поблескивал в полутемной гостиной.