Элизабет растянулась на своем ложе и тяжело вздохнула. Голова все еще ныла при любом неосторожном движении, а глаза никак не могли привыкнуть к свету. Однако эти маленькие неудобства не мешали ей размышлять. Она закрыла глаза. Итак, что же происходит с Ричардом? С тех пор как уехал Том, он заходит к ней каждый день и проводит у ее постели по нескольку часов. Поначалу эти визиты только раздражали Элизабет, но теперь она, кажется, с нетерпением ждала, что дверь вот-вот откроется, в спальню войдет Ричард и начнет развлекать ее шутками и болтовней. Конечно, она была еще слишком слаба, чтобы выразить ему свою признательность, но каждый раз, когда он заходил к ней, она слегка улыбалась.

К тому же ему несладко приходится. Даже болезнь не смогла утихомирить бушующую в Элизабет энергию, усмирить ее характер. Несмотря на слабость, она все же умудрялась возражать мужу и корчить недовольные рожицы, когда он рассказывал ей что-то смешное, хотя была готова взорваться от смеха. Да и бедняжке Эгги нет никакого покоя. Она так переживает за свою госпожу!

И все же Элизабет потихоньку набиралась сил. Ей совсем не хотелось сидеть взаперти, тем более что она не представляла никакой опасности для других, поэтому она все больше подумывала о том, чтобы взять на себя какие-нибудь несложные обязанности.

Элизабет не могла отрицать, что все еще боялась своего мужа. То, как он обошелся с ней, обвинив во всех смертных грехах, невозможно забыть. В то злополучное утро, когда он умчался в Лондон, в сердце Элизабет поселилась ненависть. По крайней мере она пыталась убедить себя, что ненавидит этого человека. Ричард обвинил ее в распутстве, а сам связался с какой-то дамой сомнительной репутации. Но, если она действительно ненавидит его, тогда откуда взялось это странное щемящее чувство, возникшее сразу после того, как вчера утром он объявил ей о своем отъезде в Лондон?

Дверь в спальню отворилась, и в комнату вошла Агата. На руках она несла малютку Джулиет. Впервые за несколько недель Элизабет увиделась с ребенком. Едва заметив свою тетушку, девочка заулыбалась и протянула к ней ручонки. Несмотря на головную боль, Элизабет привстала на кровати.

— А я-то думала, Джулиет забудет меня! — радостно воскликнула она.

— Я же вам говорила, госпожа... — ласково проворчала Агата и усадила двухлетнюю малышку на колени к Элизабет. Джулиет немедленно вцепилась тетушке в волосы и принялась что-то лепетать. -Вижу, за те несколько недель, что я была больна, ваши манеры нисколько не улучшились, маленькая леди, — рассмеялась Элизабет. — Ой, да вы никак поправились! Похоже, кто-то частенько угощал вас пирожными. Придется посадить вас на диету, а то к семнадцати годам вы перестанете влезать в карету и наследный принц раздумает на вас жениться.

— Хозяин балует ее, — Агата неодобрительно покачала головой, — да и вы тоже. Но хозяин особенно. Вот уж у кого терпение поистине ангельское!

Элизабет подняла глаза и посмотрела на горничную.

— Милая Эгги, — вкрадчиво проговорила она, — я понимаю, как тебе тяжело пришлось во время моей болезни. Я была немного не в себе и порой обходилась с тобой слишком резко. Позволь принести тебе мои глубочайшие извинения и поблагодарить за заботу.

Улыбка скользнула по губам Агаты, но ее лицо все еще сохраняло торжественно-суровое выражение, которого Элизабет так боялась в детстве.

— Не у меня вы должны просить прощения, госпожа. Вы не швырялись в меня тарелками с супом и бокалами лимонада. Ни один другой мужчина не стерпел бы ничего подобного!

Элизабет смиренно потупилась. Она совсем забыла о той вспышке ярости, которую вызвал у нее Ричард, попытавшийся накормить ее обедом. В ответ она швырнула в него бокал с лимонадом, а потом и тарелку ароматного куриного бульона. Оба броска достигли своей цели — любимый сюртук Ричарда был безнадежно испорчен.

— Ему не следовало приставать ко мне с едой, — оправдывалась Элизабет. — Ради бога, Эгги, зачем ему это понадобилось? Каждый раз, когда он заходит ко мне, он непременно интересуется, поела ли я и приняла ли лекарство. Возмутительно!

— Ничего возмутительного, — возразила Агата. — Он очень беспокоился о вас, госпожа. И вы будете последней дурой, если не признаете этого!

— Эгги, — мягко упрекнула горничную Элизабет. — Как ты можешь так говорить!

И все же в душе она прекрасно понимала, что Агата права. Возможно, она защищает Ричарда, потому что за последние несколько недель прониклась к нему уважением, а возможно, и потому, что раскаяние Ричарда бросалось в глаза. “Ну уж нет, — подумала Элизабет, — я не позволю этому лживому хлыщу ввести Эгги в заблуждение! Теперь, когда он вернулся в Лондон, в объятия своей вдовушки, Эгги поймет, что он собой представляет!”

— Но ведь хозяин укатил в столицу, Эгги, — вслух сказала она, — значит, мне придется повременить с извинениями.

— Он приехал! — возвестила Агата. Приехал примерно полчаса назад.

С этими словами горничная развернулась и пулей вылетела из комнаты, оставив Элизабет в полном недоумении.

Разумеется, молва о недостойном поведении сэра Ричарда в столице докатилась и до Агаты. Одна из служанок, чья сестра служила у леди Пентекост, жившей по соседству, распустила нелестные слухи о похождениях хозяина. По резкой перемене в настроении госпожи Агата поняла, что ей также стало известно о связи мужа с лондонской вдовой, и, хотя Элизабет делала вид, что ее нисколько не волнует поведение мужа, Агата знала доподлинно, как сильно мучается ее молодая хозяйка.

Однако сейчас Агата сомневалась, что сэр Ричард, проведший в Лондоне всего одну ночь, осмелился посетить любовницу. Но даже если он и не удержался от соблазна, прелестей вдовы явно оказалось недостаточно, чтобы удержать его возле себя.

Элизабет поморщилась. Ей тоже пришла в голову мысль о том, что чары искусительницы ослабли и уже не оказывали на Ричарда сильного влияния.

От неприятных мыслей ее отвлекла Джулиет. Девчушка устроила погром на ее туалетном столике, перевернула все пузырьки с ароматными жидкостями и теперь копалась в ящичках с драгоценностями. Но Элизабет была слишком занята мыслями о муже, чтобы обратить внимание на такой, по ее мнению, пустяк.

В этот самый момент дверь отворилась и кто-то вошел в спальню. Элизабет была абсолютно уверена, что это Агата пришла забрать Джулиет, и, только когда девочка взвизгнула от восторга и бросилась навстречу вошедшему, она подняла глаза и увидела Ричарда. Он подхватил племянницу на руки и шумно расцеловал. К счастью, следом за ним вошла Агата.

— Я не ждала тебя так скоро, — заметила Элизабет, старательно избегая встречаться глазами с Ричардом. По его губам пробежала довольная улыбка. — Я полагала, что ты задержишься еще на несколько дней... — смущенно пробормотала она.

— Я быстро разобрался с делами, так что никаких причин задерживаться у меня не было, — он внимательно посмотрел на нее. — За время моего отсутствия, — не без иронии продолжил он, — ты несказанно похорошела. Кажется, вот-вот поправишься окончательно.

За все дни ее болезни он впервые видел ее одетой в платье, а не в ночную рубашку. Ее бледно-зеленый муслиновый наряд освежал ее и чрезвычайно шел ей. Элизабет выглядела прелестно. Даже сейчас, после недавней болезни, оставившей прозрачную бледность на ее прекрасном лице.

— Поскольку у тебя достаточно сил, чтобы возиться с племянницей, — насмешливо проговорил Ричард, следя за выражением ее лица, — возможно, ты вспомнишь также и о других своих обязанностях?

Ни один мускул не дрогнул на лице Элизабет, однако она вся напряглась и побледнела еще больше.

— Разумеется, я не жду, что ты вернешься ко всем своим обязанностям в один день, хотя ты сама должна решить, что тебе по силам. Возможно, ты в состоянии присоединиться ко мне в библиотеке, — сказал он, направляясь к двери. — У меня есть письма, адресованные тебе.

Нехотя Элизабет последовала за ним в библиотеку. С превеликим трудом она спустилась по лестнице, отвергая помощь Ричарда. И лишь поудобнее устроившись в кресле, она наконец поборола приступ мучительного головокружения и нашла в себе силы прочесть корреспонденцию. Дочитав письмо виконтессы, Элизабет на секунду прикрыла глаза, а затем украдкой взглянула на мужа.

К ее удивлению, ничем не занятый, он просто наблюдал за ней. Поймав ее взгляд, Ричард потянулся за вином и бокалами.

— Вот, выпей, — велел он, — это поможет тебе успокоиться.

— Я совершенно спокойна, — возразила Элизабет, но бокал взяла.

— И перестань смотреть на меня так, как будто я Зевс-громовержец, в любой момент готовый метнуть в тебя молнию. О чем пишет твоя дорогая подруга Верити? Надеюсь, у нее и Брина все в порядке?

— Именно так. Малыш Артур растет не по дням, а по часам.

Ричард внезапно поднялся из-за стола и обошел его кругом. Он казался таким статным и красивым, что Элизабет ощутила прилив нежности.

— Как я поняла, ты сообщил Дартвудам о моей болезни?

— Да, сообщил. Верити хотела приехать, но я разубедил ее. Впрочем, через пару месяцев они непременно нас навестят, — его взгляд скользнул по ее длинным, изящным пальцам, сжимающим бокал с вином. — Возможно, осенью ты согласишься сопровождать меня в столицу? Визит будет недолгим — одна или две недели, но я успею представить тебя своим друзьям.

Элизабет не ответила, но от внимания Ричарда не ускользнула внезапная перемена в ее настроении. Он не сомневался, что слухи о его романе с леди Торрингтон дошли и до ушей супруги, однако ей следует понимать, что у него были веские причины на то, чтобы изменить ей, хотя он и сам сожалел о содеянном. Роман закончился несколько недель назад, и у Ричарда не было ни малейшего желания возобновлять отношения с этой женщиной.

— Мне нужно обсудить с тобой еще кое-что, дорогая, — сказал он. — Это касается ухода Финча.

Элизабет вскинула брови.

— Финч уходит?

— Милая, ему уже за семьдесят. Он страдает от ревматизма. Давно пора отпустить его на покой, разумеется выплачивая ежемесячную пенсию. Впрочем, слугами занимаешься ты, и я не хотел бы вмешиваться, но, если ты решишь отпустить Финча, я бы предпочел сам сказать ему об этом.

— Да, так будет лучше, — задумчиво произнесла Элизабет.

Ей очень нравился преданный дворецкий, но Ричард прав: Финч уже слишком стар, чтобы выполнять обязанности по дому. Она и сама замечала, как бледнело его лицо каждый раз, когда ему приходилось спускаться или подниматься по лестнице.

— Он служил в твоей семье много лет, поэтому, конечно, тебе самому надо поговорить с ним об уходе. Так деликатнее. Мне будет нелегко расстаться с ним, но нам нужен кто-то помоложе и попроворнее...

— Я поговорю с Финчем. И еще. Я считаю, что Медуэй, который занимается моей городской резиденцией, будет ему прекрасной заменой. Я пошлю за ним. Но, прежде чем ему будет предложена новая должность, я хочу, чтобы ты с ним познакомилась. Если вдруг он тебе не понравится, мы поищем другого дворецкого.

— Уверена, он мне понравится, так что можешь посылать за ним не откладывая.

— К сожалению, — продолжил Ричард, -Финч не единственный, с кем мне придется расстаться. Ходж. Мне следовало давным-давно отправить его на заслуженный отдых.

— Так почему же ты не сделал этого, Ричард?

— Не знаю. Наверное, не хотел, чтобы он думал, будто я считаю его виноватым в смерти брата. Именно он управлял экипажем в тот злополучный день. Ему повезло, и он успел спрыгнуть до того как повозка... — Ричард запнулся.

— Ты думаешь, что, если бы экипажем управлял молодой кучер, ничего бы не произошло? — мягко спросила Элизабет.

— Нет, не думаю. Ходж ни в чем не виноват. Он пытался выровнять карету, но дорога в том месте покрылась льдом. Даже молодой кучер не смог бы справиться. Впрочем, Ходж все равно уже слишком стар. У него плохая память. Вспомни вечер в гостях у твоей сестры. Любой другой слуга непременно бы осведомился, остались ли мы на ночь или уедем попозже, а Ходж забыл о нашем существовании и преспокойно заснул.

— Возможно, он устал. Тебе не следует обвинять его в случившемся.

Ричард внимательно посмотрел на жену. По выражению ее лица он понял, что упоминание о том злосчастном инциденте неприятно ей. Что ж, с этим ничего не поделаешь. Нельзя же просто взять и забыть о той ночи в подвале.

— Я не виню Ходжа за то, что произошло между нами, Элизабет.

— Разумеется, нет, — бесцветным голосом отозвалась она, — во всем ты винишь меня.

— Нет, во всяком случае я не считаю тебя единственной виноватой, — голос Ричарда предательски задрожал. — Все мы не без греха. Но, ответь мне, Элизабет, неужели моя злоба была беспричинна? Неужели я так сурово обошелся с тобой из-за пустяка? После того, что я узнал...

— Не стану отрицать, Ричард, — спокойно проговорила Элизабет, — ты имел право сердиться. Но мы не можем повернуть время вспять, как бы сильно нам этого ни хотелось, — Элизабет с усилием встала и медленно направилась к двери. — В одном ты был прав, Ричард, — вдруг сказала она, прежде чем покинуть библиотеку, — моя сестра действительно хотела выдать меня замуж, для того и придумала всю эту кутерьму со спрятанными подсказками, но в ее планы никак не входило твое появление. Не тебя она представляла в роли моего мужа.

С этими словами Элизабет вышла, а ошарашенный Ричард остался сидеть за столом, пытаясь прийти в себя. Его удивлению не было предела. Прошло немало времени, прежде чем он собрался с мыслями и восстановил в памяти тот вечер у Чилтэмов.

Итак, Элизабет считает, что инцидент с подвалом был тщательно спланирован ее сестрой. Совершенно очевидно, что спутником Элизабет должен был стать брат лорда Чилтэма Эдвард, а никак не он, Ричард Найтли. Ричард прищурился и тряхнул головой. Интересно, когда это Элизабет раскрыла тайну своей сестры? Разумеется, это произошло после ночи в подвале, в этом Ричард был уверен. Должно быть, еще в Девоншире.

Ричард понимал, что Эвадна вряд ли бы сделала такое признание. Она ни разу не навестила Дартвудов после того вечера, даже не удосужилась поздравить их с рождением наследника. Возможно, она написала Элизабет покаянное письмо? Нет, это не в ее стиле! Из рассказов четы Дартвудов и Томаса Кэррингтона Ричард узнал много нового о леди Чилтэм. Это была дьявольски хитрая женщина, умеющая извлекать выгоду из несчастья других. Значит, Элизабет узнала о заговоре не из уст сестры? Тогда кто же рассказал ей об этом?

Эта тайна осталась нераскрытой в течение последующих дней. У Ричарда не было возможности поговорить с женой и расспросить ее. Она всячески избегала общения с ним и предпочитала вести ничего не значащие разговоры только в присутствии слуг.

Во время совместных ужинов Элизабет была предельно вежлива. Принимая у себя соседей, она изображала счастливую жену, однако, стоило гостям откланяться, маска радушия тотчас же исчезала с ее лица и она немедленно удалялась к себе в комнату. Что касается Ричарда, он мечтал о возобновлении супружеской связи. С каждым днем желание обладать ею все больше завладевало всем его существом. Иногда ему казалось, что они уже никогда не будут мужем и женой, что Элизабет никогда не простит ему той ужасной сцены, которую он устроил в их первую брачную ночь, что она никогда не смирится с его изменой...

Быть рядом с ней, разговаривать, видеть ее, вдыхать ее запах и не иметь возможности прикоснуться к этим губам, приникнуть поцелуем к этой точеной шее — это была настоящая пытка. Ричард отчаялся добиться взаимности и начал даже подумывать о том, чтобы силой заставить Элизабет выполнять свой супружеский долг, когда обстоятельства неожиданно сложились в его пользу.

Лето было в самом разгаре, и Ричарду пришло в голову почистить камины. Однажды утром, когда он уехал навестить соседа, в Найтли-Холл прибыл трубочист с помощником. Финч, с радостью воспринявший известие о своем увольнении и считавший дни до приезда преемника, показал трубочисту все камины в доме и отправился в сад, чтобы поговорить с садовником.

Близилось время обеда. Элизабет как раз сидела в гостиной и писала письмо виконтессе Дартвуд, когда душераздирающие детские крики потрясли дом. Она вскочила и бросилась на шум. В столовой уже собрались слуги, заинтересованные происходящим.

— Что тут творится, Финч? — грозно спросила Элизабет.

— Трубочист решил проучить помощника, мадам. Он отказался лезть в дымоход, и хозяин наказывает его.

— Разойдитесь! — скомандовала она слугам.

Те, впервые видевшие хозяйку в гневе, послушно расступились, пропуская ее вперед. Глазам Элизабет предстала следующая картина: на полу сидел всхлипывающий мальчишка, а трубочист как раз заносил над ним хлыст.

— Не смейте бить ребенка! — воскликнула Элизабет.

Трубочист застыл от неожиданности. В течение нескольких секунд он смотрел на молодую женщину в красивом платье, чье лицо пылало от гнева, а потом ответил на плохом английском:

— Не вмешивайтесь, мэм. Парня давно пора отлупить, чтоб не отлынивал. Работать он не хочет, мерзавец этакий!

Элизабет сделала шаг вперед, и в ноздри ей ударил терпкий запах джина. Она посмотрела на несчастного ребенка, чью руку сжимал трубочист.

— Отпустите мальчика! — потребовала Элизабет.

— Да ладно вам, мэм...

— Я уже слышала, что вы сказали! — отчеканила Элизабет.

Кулак разжался, и плачущий ребенок метнулся в угол. Его худенькое, тщедушное тельце содрогалось от рыданий. Сквозь изорванную одежду проглядывали выступающие ребра и исцарапанные, покрытые синяками ручонки.

— Поди сюда, милый, — ласково позвала Элизабет.

Ребенок сделал несколько неуверенных шагов. Бесконечные побои и дурное обращение научили его не доверять взрослым. Элизабет наклонилась к мальчику и слегка приподняла грязную рубашонку на его спине. К ее ужасу, тело ребенка было все исполосовано кнутом.

— Ваших рук дело? — Элизабет повернулась к трубочисту.

— Мальчишка ленив как черт! — принялся оправдываться тот. — Не ему жаловаться! Когда он делает работу, я хорошо его кормлю.

— Кормите?! — возмутилась Элизабет. — Да ребенок еле на ногах держится от голода! Сколько ему лет?

— Десять, мэм, или около того. Я взял его из приюта два года назад.

— Боже мой, счастье, что мальчик выжил!

Элизабет посмотрела на камин и заметила разложенные там дрова. Дикая догадка поразила ее.

— Зачем вы положили дрова? — спросила она.

— Я хотел проучить парня, мэм. Он отказывался работать...

Элизабет и раньше слышала о том, что трубочисты часто поступают с учениками подобным образом — поджигают Дрова и заставляют лезть в дымоход, но она не предполагала, что ей когда-нибудь доведется увидеть такое своими собственными глазами.

— Мальчик не полезет в дымоход. Никогда! — объявила она. — Забирайте свои вещи и уходите! Ребенок останется со мной.

Мальчик смотрел на Элизабет с нескрываемым восхищением. Будто добрая фея вдруг спустилась с небес на землю, чтобы спасти его. Однако ему не верилось, что кто-нибудь, а тем более хрупкая женщина, сможет противостоять его жестокому хозяину.

— Я уйду, когда мне заплатят за работу! — возразил трубочист и в знак доказательства своей решимости поднял могучий кулак. — И Джем пойдет со мной! Я взял его из приюта, стало быть, он принадлежит мне.

— Принадлежит вам? — прогрохотал знакомый голос. — Разве вы рабовладелец, а он раб?

Элизабет повернулась и увидела своего мужа. Лицо Ричарда хранило суровое выражение. Кое-кто из слуг уже успел доложить ему о происходящем, и он немедленно бросился на помощь жене. При виде Ричарда трубочист сразу съежился и притих. Одно дело — спорить с молоденькой дамочкой, и совсем другое — возражать самому сэру Найтли.

— Ваша леди, милорд, — заискивающе проговорил он, — сердится на меня за то, что я ударил парня. Откуда же я знал, что его нельзя бить? Я человек бедный, неграмотный... Мальчишка отказывался работать, и я решил его проучить. Если вы позволите, мы...

— Как вас зовут? — строго спросил Ричард.

— Арчибальд Бартон, к вашим услугам, сэр, — ответил трубочист, неуклюже кланяясь.

— Что ж, Бартон, моя жена права: вы издеваетесь над ребенком, а это недопустимо.

Бартон, поняв, что в лице сэра Найтли он не найдет заступника, принялся причитать, размахивая руками:

— Мальчишка мой подручный! У меня есть права! Я волен поступать с ним как захочу!

— Совсем недавно одного трубочиста упекли в тюрьму за то, что он погубил своего помощника. Суд постановил, что подмастерье, как и любой христианин, имел право на человечное обращение. Жестокие методы, которые вы применяете, чтобы заставить детей работать, порочат вас и вашу профессию. Кстати, местный судья придерживается той же точки зрения. Более того, если до него дойдут слухи, что вы вступили в препирательство с хозяйкой этого дома, ничто не спасет вас от тюрьмы. Вам знакомо имя сэра Уильяма Кармайкла? Наверняка знакомо! Сэр Уильям мой старый друг. Когда я расскажу ему о судьбе этого несчастного ребенка, уверен, он с вами цацкаться не станет. Так что убирайтесь прочь из этого дома! Мой дворецкий отведет вас к дверям.

Элизабет, проводив трубочиста взглядом, посмотрела на мужа. В ее глазах светилось неподдельное уважение. Конечно, она не раз слышала, как почтительно слуги отзывались о нем, но, когда он вошел в столовую, она побаивалась, что Ричард примет сторону трубочиста.

— О, Ричард! — воскликнула она. — Я так рада, что ты появился! Я боялась, что этот ужасный человек не послушает меня и уведет бедного ребенка!

— Моя дорогая, он имел на это полное право, — ответил Ричард, — и сделал бы это, если бы не был таким трусом. Как тебя зовут, мальчик? — спросил он, повернувшись к ребенку.

— Джеремайя. Но люди называют меня просто Джем, милорд.

— Называй меня “сэр”, а не “милорд”, Джем. У тебя что-нибудь болит?

— У меня всегда что-нибудь болит, сэр.

Элизабет нахмурилась и велела послать за Эгги.

— Присмотри за ним, Эгги, — сказала она, когда горничная пришла.

— Накорми его, — добавил Ричард, — и искупай. Он весь чешется — должно быть, нахватал блох.

— Святые угодники!

— И подыщи ему одежду. На чердаке есть сундуки с моей детской одеждой.

— Ты найдешь для него работу? — спросила Элизабет, когда Агата увела Джема.

— Найду, не беспокойся.

Элизабет улыбнулась и коснулась рукой его щеки.

— Ты молодец, Ричард, — ласково сказала она. — Я очень горжусь тобой.

Ричард взял ее за руку, и впервые за все время, что прошло со дня их ссоры, она не оттолкнула его.