Наутро после свадьбы Кэрри проснулась в поту. Не успела она открыть глаза, как на нее мощной, холодной и серой волной нахлынули воспоминания.

Она лежала в постели в родительском доме, под своим стареньким пуховым одеялом, сохранившимся еще со времен детства. Это одеяло всегда укрывало ее от любых житейских невзгод. Под ним она томилась в шестом классе, болея фолликулярной ангиной, и плакала, когда провалилась на экзаменах и думала, что ее выгонят из универа. Это одеяло всегда дарило уют и чувство защищенности, оно словно говорило: «Успокойся, девочка, все будет хорошо». Но сейчас его волшебство не действовало.

Вопрос, кто и как давно знал об этой свадьбе, мерк по сравнению с другой загадкой: сколько же времени Хью встречался с Фенеллой, если решил устроить бракосочетание всего через четыре месяца после того, как расстался с Кэрри?

Ровена упрямо твердила, что ничего не знала — только слышала про свадьбу, и все. Они с Нелсоном отвезли Кэрри не в коттедж, а в дом ее родителей в Пакли-Хиз.

Кэрри не возражала. Она вяло сидела на пассажирском месте, точно жертва автомобильной аварии.

Кэрри смутно помнила, что, приехав домой, она быстро поднялась на второй этаж и закрылась у себя в спальне, не желая видеть ни маму, ни Ровену. Потом выпила две таблетки снотворного, оставшиеся с той ночи, когда Хью ее бросил, и, в конце концов, заснула. Сейчас дверь отворилась, и в спальню вошла мама.

— Кэрри?

Кэрри закрыла глаза и откинулась на подушки, пытаясь снова забыться сном.

— Я принесла тебе чай. Ты проснулась, милая?

— Нет.

Повисла пауза.

— Хорошо. Я оставлю чашку на столике. Выпьешь, когда проснешься.

— Спасибо.

Кэрри не видела маму, но чувствовала, что она стоит и держит чашку в протянутой руке. Как и следовало ожидать, мама оставила дверь открытой. Что это — намек или привычка, оставшаяся с тех пор, когда Кэрри была подростком? В то время поднять ее с постели и заставить собираться в школу можно было лишь одним способом — включить радио на лестничной площадке и поставить на полную громкость шоу Террй Вогана. Это действовало безотказно.

Кэрри не ночевала в этой спальне с последних университетских каникул и теперь лежала, вдыхая поднимавшийся с кухни аромат жареного бекона. Казалось, вот-вот зазвучит какая-нибудь мелодия шестидесятых. Словно и не было этих десяти лет. Словно она никогда не встречалась с Хью, не жила с ним и не соглашалась выйти за него замуж. Хью и Кэрри, Кэрри и Хью… Они стали неразлучны почти с того самого момента, когда десять лет назад он обнял ее на дискотеке для первокурсников. Поздравляя кого-нибудь с Рождеством, они посылали одну открытку. Устраивая вечеринку, отправляли приглашение от обоих. У них почти все было общим. Постепенно, сами того не сознавая, они с Хью превращались в единую личность.

Но теперь все: больше не будет ни общих открыток, ни общих подарков. Друзья сложили свадебные подарки в гардеробы или сдали обратно в магазины. Этим презентам не суждено красоваться на столе в усадьбе Грэнтли, свидетельствуя о счастье Кэрри и Хью.

Кэрри, наконец, откинула одеяло. Должно быть, она опять заснула. Помнится, когда мама заходила сюда в последний раз, шторы еще были задернуты. Наверное, именно так чувствовал себя Дракула на рассвете — с той лишь разницей, что он умел одним укусом умерщвлять своих жертв.

— Твой чай совсем остыл. Налить новый? — спросила мама.

Она стояла в дверях спальни с чашкой в руке и тщетно старалась не выдать голосом своего раздражения.

— Не знаю.

— Вообще-то пора вставать. Спускайся в кухню и позавтракай.

— Ты хочешь сказать, что мне надо взять себя в руки?

— Я хочу сказать, что тебе надо надеть на себя что-нибудь приличное и выйти из спальни. Ровена приехала. Представляешь, вчера она сидела здесь чуть ли не до полуночи — хотела убедиться, что с тобой все в порядке. А сегодня позвонила в половине седьмого утра. Мы уж испугались, что кто-то умер.

В половине седьмого утра? Ровена проснулась в такую рань? Да, это серьезно!

— Я не могу с ней разговаривать.

— Хорошо, не разговаривай, но что толку валяться здесь как мешок с картошкой? Когда-нибудь тебе все равно придется посмотреть людям в глаза, и совсем неплохо, если ты начнешь со своей лучшей подруги.

— Я сейчас спущусь, — сказала Кэрри, усаживаясь в постели.

С одеяла на нее смотрел Гари Барлоу , полинявший и запачканный чем-то фиолетовым.

— Сделай одолжение, — подхватила мама. — Мы с папой собрались в «Икею» за новым шкафом, и мне не хочется оставлять тебя одну.

Значит, даже родители считают Кэрри сумасшедшей!

— Не волнуйся, я не наделаю глупостей, — заверила она.

— Я знаю, Кэрри.

Мама взяла мусорную корзину, до краев заполненную грязными носовыми платками.

Кэрри откинулась на подушку и закрыла глаза.

— Если ненавидишь того, кого раньше любил, это нормально? — спросила она, но, открыв глаза, увидела, что мамы в спальне уже нет.

Надев джинсы, оставшиеся еще со студенческих времен, и старый папин свитер фирмы «Маркс и Спенсер», Кэрри прошаркала в гостиную и застала там Ровену. Подруга сидела на диване, держа в одной руке кружку с кофе, а в другой — шоколадный батончик.

— О Боже! — вскричала Ровена, вытаращив глаза при появлении Кэрри.

— Что, так плохо?

— Ты выглядишь просто ужасно.

— Знаю.

— Я хотела зайти к тебе раньше, но твоя мама сказала, что ты спишь. Звонили девчонки из театра, спрашивали, как ты. Даже Эмили Макинтайр побеспокоилась. Мне очень жаль, что все так получилось.

Ровена слизнула шоколад с бисквитной прослойки.

— Они смеются надо мной? — спросила Кэрри.

— Да нет, что ты, никто не смеется! Они тоже считают, что Хью — первосортное дерьмо.

Кэрри скептически хмыкнула. Она не сомневалась в том, что Ровена врет. Насколько Кэрри было известно, по крайней мере, две девушки из театрального кружка Пакли мечтали заполучить Хью Бригстока в мужья. В их числе была и Эмили, которая владела конным заводом и сама выглядела как лошадь.

Ровена протянула руку к тарелке с бисквитными пирожными.

— Ты не объешься? — спросила Кэрри, не в силах сдержать улыбку.

— Это как заменитель никотина. Если я сейчас не выкурю сигарету, то слопаю всю тарелку.

— Пойдем, — пригласила Кэрри, открывая раздвижные стеклянные двери в сад. — Если папа учует в доме табачный дым, он посадит тебя на кол и скормит воронам.

Солнце, несмотря на ветерок, жарило вовсю. Подруги подошли к кадкам с геранями и сели в садовые кресла из тикового дерева — недавнее приобретение мамы. Рядом красовалась последняя игрушка ее папы — каменная статуя русалки, плюющей в пруд.

Ровена зажгла сигарету, затянулась и, блаженно зажмурившись, выдохнула дым.

— Звонил Мэтт Ландор, — наконец сказала она.

— Какого черта ему нужно?

— Интересовался твоим самочувствием. Он же врач — ты что, не знала?

— Теперь понятно, почему он так участливо со мной говорил.

В душе Кэрри всколыхнулось возмущение.

— Если помнишь, в универе он учился на медицинском факультете. — Ровена стряхнула пепел на герань. — Его еще чуть не отчислили за то, что он притащил на колокольню скелет и установил его на верхней площадке.

— Он всегда совершал идиотские поступки.

Кэрри задумалась, пытаясь представить Мэтта нормальным человеком, а не уродом-неандертальцем. Она невольно улыбнулась, но вовсе не потому, что выходки Мэтта Ландора казались ей смешными. Это событие Кэрри запомнила только потому, что накануне Хью впервые сказал ей о своей любви. Она тогда заканчивала первый курс. После его признания они провели чудесную ночь в постели и были разбужены шумом на улице. Хью в одних спортивных трусах высунулся из окна, тыча пальцем, радостно крича и улюлюкая. Под стенами общежития стоял Мэтт с парочкой приятелей. Полуголая компания привезла в тележке, украденной из супермаркета, целую кипу дорожных знаков. Это наверняка была затея регбийного клуба, и Кэрри подозревала, что Хью тоже к ней причастен, хоть он и уверял, что знать ничего не знает… У него была такая симпатичная попка! Воспользовавшись моментом, Кэрри за нее ущипнула.

— Он отрастил длинные волосы и бороду, я его даже не узнала. И потом, если честно, вчера мне не хотелось вести светскую беседу. В универе он был законченным психом.

— Все медики психи. А вдруг он начал новую жизнь? Насколько я знаю, он работал за границей, в благотворительной медицинской организации. — Ровена ухмыльнулась.

— Что здесь смешного?

— Просто я вспомнила, какие пошлости были написаны про него в студенческом туалете.

— Мэтт всегда казался мне немножко эгоистичным, но Хью он нравился, — сказала Кэрри, все еще греясь в лучах воспоминаний о своей студенческой юности, которая прошла рядом с Хью.

— Знаешь, если бы он попробовал набиваться мне в любовники, я не стала бы сильно сопротивляться, — задумчиво проговорила Ровена, — вот только борода… Нелсон как-то хотел отпустить бородку, но мне пришлось его отговорить. Уж больно щекотно!

— Ты слишком много болтаешь, Ровена.

— Но ты улыбаешься, милая, и это уже хорошо.

К сожалению, Ровена заставила Кэрри вспомнить о сегодняшнем дне.

— Ты что-нибудь слышала про них? — спросила она. Ровена заерзала в кресле.

— Двоюродная сестра Хью сказала Хейли, что они на две недели отправились на Маврикий. Жуть какая! Все эти пляжи, пальмы и коктейли — развлечение для идиотов.

— Так им и надо, — бросила Кэрри, хоть сердце разрывалось от боли.

Подумать только — Хью и Фенелла на Маврикии! Она не могла уговорить Хью уехать с фермы больше чем на неделю, а когда они планировали медовый месяц, он согласился только на Париж — чтобы в случае необходимости срочно вернуться домой. То, что ради Фенеллы Хью на две недели бросил свою драгоценную ферму, задевало даже больше, чем его женитьба.

Ровена откинулась на спинку кресла.

— Впрочем, я бы не отказалась две недельки отдохнуть на Маврикии. До начала занятий еще как минимум месяц, но все упирается в деньги. Сейчас у меня нет лишней пары тысяч, тем более что я бросила работу.

Кэрри все никак не могла оправиться от потрясения — неужели Хью согласился на нормальный отдых? — поэтому уловила только самый конец фразы.

— Ты бросила работу?

Ровена растянула губы в усмешке.

— Да. Я хотела еще вчера объявить вам об этом, но мне не представилась такая возможность. Момент был не совсем подходящий. Я больше не работаю в банке Бартлетта. Мне повезло — если, конечно, это можно назвать везением. Несколько месяцев назад моя двоюродная бабушка Мадж из Пенрита отправилась на тот свет и оставила мне немножко деньжат. Я всегда любила бабушку Мадж. Из нас, внуков, я единственная ее целовала, хотя у бабушки росли усы и от нее пахло нафталином. Она работала в Королевской академии театрального искусства…

— Bay, Ровена! Значит…

— Да. Я записалась в школу драматического искусства и намерена исправно посещать занятия. А на остальное мне плевать! Ты что-то хотела сказать?

— Я в полном восторге. Это потрясающе, Ровена! Я так за тебя рада!

— Тогда почему ты плачешь?

— Потому что дура. Отличная новость, Ровена. Я счастлива и…

Ровена подалась вперед.

— И что? Говори же, Кэрри. Мы слишком давно друг друга знаем, чтобы что-то скрывать.

— Я рада за тебя.

— Это я уже слышала, подружка. Если ты не перестанешь разводить сырость, твоему папочке больше не понадобится фонтан.

Когда-то они обсуждали только одну тему — как получить работу в театре, но все это было забыто, когда Кэрри переехала на ферму. Управление империей Бригстоков отнимало все свободное время, и актерские амбиции Кэрри ограничились сельским театральным кружком. Ровена «временно» устроилась в банк Бартлетта и десять лет работала там в должности младшего менеджера регионального офиса. Их мечты были отложены в дальний ящик и там благополучно умерли. Во всяком случае, так казалось Кэрри.

Но Ровена — молодец! Она, в конце концов, набралась смелости и воплотила в жизнь свою мечту. Кэрри чувствовала себя виноватой: она завидовала подруге. Да-да, и еще как завидовала! Кэрри судорожно сглотнула. Они прекрасно знали друг друга, и лгать не было смысла.

— Знаешь, что самое обидное? — спросила она, разглядывая декоративные кусты. — Что я потеряла столько времени.

— Ты не теряла время, милая.

— Теряла. И ради чего?

Она провела с Хью целых десять лет, в течение которых была ему абсолютно предана, несмотря на все искушения и возможности. А ведь можно было прожить эти годы в свое удовольствие… Знакомые пары расставались, а они продолжали держаться вместе, и Кэрри искренне полагала, что у них с Хью все будет по-другому. Как же она обманывалась! Разве может один человек полностью удовлетворить другого?

— Я рада за тебя, Ровена, — сказала она, — но не буду скрывать: меня мучает зависть.

— Не завидуй. Бабушкиных денег мне хватит только на то, чтобы оплатить один курс обучения. Я рассчитываю на арендную плату, которую буду брать с тебя за жилье. К тому же мне придется пойти работать в бар или еще куда-нибудь.

— Знаешь, чего я хочу? — спросила Кэрри.

— Полететь на Маврикий и испортить Хью медовый месяц?

— Bay… отличная идея! Не волнуйся, я пошутила, У меня нет ни малейшего желания еще когда-либо встречаться с Хью и Фенеллой. Пусть катятся ко всем чертям, мне на них наплевать! Отныне я буду наслаждаться молодостью, свободой и одиночеством. Я хочу взять реванш за те дни, которые я потратила, готовя Хью обеды, стирая его грязные рабочие комбинезоны и разбираясь в его налогах. Теперь все это ляжет на ее плечи. Надеюсь, ей понравится.

Кэрри почувствовала, что кровь снова вскипает. Она не знала, что это — гнев или жажда мести, но ощущения были гораздо приятнее, чем та смертельная тоска, которая мучила ее месяцами, поэтому Кэрри не стала им противиться.

— И когда ты приступаешь к учебе?

— В середине сентября. Я собиралась устроить грандиозную пьянку — много водки и сигарет, — но если ты говоришь, что тебя тянет на приключения…

— Еще как тянет!

— Тогда начнем прямо сейчас.

— Но как? Где? И на какие шиши? Ведь мы обе сидим на мели.

Ровена затушила свой окурок в кадке с геранями.

— Кажется, у меня есть идея.