В отличие от непосредственной атмосферы репетиции, вечерняя демонстрация была обставлена с большой помпой. В бальном зале были расставлены столики для гостей; официанты разносили напитки, а манекенщицы должны были демонстрировать модели, проходя между столиками.

Две стены зала с высокими окнами выходили на море. В третьей было девять ниш, в каждой стояла статуя музы. В четвертой стене была входная дверь; а сбоку было занавешено место, служившее девушкам раздевалкой.

Вооружившись микрофоном, мадам Дюваль объявляла девизы моделей. После каждой модели манекенщицы скрывались за занавесом, чтобы с помощью двух местных девушек быстро переодеться в следующий костюм, а Гортензия тем временем готовила для них аксессуары.

Шоу открывала Ивонн в длинном платье из ткани с пейслийским узором. При каждом движении высокий разрез спереди открывал ее длинные ноги в ажурных чулках и узенькие брючки, надетые под платье. На голове Ивонн красовалось что-то вроде тюрбана со страусовыми перьями. Разлетающийся подол платья придавал полное сходство с той гордой птицей, которую мадам Дюваль ставила в пример манекенщицам.

Выход Ивонн вызвал бурные аплодисменты. Чармиан стояла за занавесом, готовая выйти вслед за ней. На девушке было длинное вечернее платье, жесткий лиф которого был расшит блестками на узких бретельках и оставлял открытыми ее руки и плечи. В руках она держала длинную серебристую накидку.

Через щель в занавесе девушка видела собравшуюся в зале элегантную публику. Среди гостей отеля распространились слухи, что Себастьен привез для показа довольно смелые модели, и многие пришли именно ради этого. И если женщины смотрели на Ивонн с некоторым пренебрежением, то мужчины не могли скрыть откровенного восхищения. Чармиан начала нервничать; ее уверенность улетучилась. Когда мадам Дюваль взяла микрофон, чтобы объявить модель Чармиан, девушка запаниковала.

— Пожалуйста, мадам, — прошептала она, — не надо. Я… я не могу.

Мадам Дюваль резко обернулась.

— В чем дело?

Чармиан опустилась на стул и закрыла лицо руками.

— Я не могу выйти… к ним, — пробормотала она.

Мадам повернулась к Дезире, одетой в экзотический пляжный ансамбль.

— Пойдешь ты, — велела она девушке и объявила ее модель.

Когда Ивонн появилась за занавесом, мадам Дюваль приказала:

— Быстрее следующее платье! — Потом она переключила свое внимание на Чармиан. — Так я и знала! — Она отвела руки девушки от лица и шлепнула ее по щеке. — Возьми себя в руки! Ты должна делать свою работу; никто другой не сможет показать твои модели.

Чармиан съежилась на жестком неудобном стуле; пальцы мадам оставили яркий след на ее щеке. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме страха перед взглядами сидящих в зале людей. Если бы Леон был здесь и подбодрил ее, она могла бы справиться с собой, но грубость мадам Дюваль вконец все испортила.

Ивонн, уже переодевшаяся в черное платье с открытой спиной, у которого длинная юбка была на самом деле брюками, с презрением смотрела на Чармиан.

И тут за занавесом появился Алекс.

— Что с Чармиан? — сразу же спросил он.

Мадам выразительно пожала плечами.

— Эта дура боится публики! — прошипела она.

Алекс взял девушку за руки и поднял со стула.

— Ты же не можешь подвести нас всех? — мягко спросил он. — И Леона, и Алтею, и особенно меня?

Он взял обе ее ладони в одну свою к нежно поглаживал их.

— Ну чего ты испугалась? Этих дамочек, из которых ни одна не может сравниться с тобой? Вот уж не думал, что ты такая трусиха.

Пальцы Чармиан, только что холодные как лед, согрелись от его прикосновения. Теплая волна пробежала по всему телу. Она дрогнула, как натянутая струна.

Вернулась Дезире, и Алекс, взяв Чармиан за плечи, подтолкнул ее к выходу.

— Иди, Чармиан.

Она отпрянула.

— Черт возьми, Чармиан, — процедил он сквозь зубы. — Иди же!

Он вывел ее за занавес, и Чармиан, осознав, что она уже на публике, пошла по проходу как механическая кукла, устремив взгляд на море, видимое в окне.

Она не смогла показать свой наряд во всей его красе и лишь прижимала к себе серебристую накидку, как будто ее знобило. Зал казался ей бесконечным, но в конце концов она дошла до стены и повернулась.

Она увидела, что Алекс стоит в конце зала и пристально смотрит на нее. Даже на таком расстоянии она ощутила магнетизм его взгляда, ободрение, исходящее от него.

И вдруг, как это уже было однажды в студии Леона, нервозность Чармиан исчезла. Она гордо вскинула голову и пошла по залу профессиональной походкой манекенщицы. Чуть спустив с плеч накидку, она поворачивалась так, чтобы показать все достоинства платья. А потом начала играть накидкой, то распахивая, то запахивая ее.

Солнечные лучи, льющиеся через высокие окна, высвечивали ее янтарные волосы, нежную белизну рук и плеч, сверкали на серебряной отделке платья и накидки. В светлом ореоле она плыла по залу, и все взгляды были прикованы к ней, но она замечала только один, который, казалось, гипнотизировал ее — взгляд Александроса Димитриу.

Навстречу ей уже шла Дезире в следующем ансамбле, и когда Чармиан оказалась за занавесом, она сразу же попала в руки помощниц, которые поспешили переодеть ее в новый наряд. Оказавшись лишь в трусиках и лифчике, она смутилась, вдруг обнаружив, что Алекс все еще там. Но он не смотрел на нее, занятый разговором с мадам Дюваль.

— Теперь лед сломан, и все пойдет хорошо, — сказал он.

— Надеюсь, — не очень уверенно ответила мадам. — Еще никогда у нас не было такого неудачного выступления. Я очень благодарна вам, мсье. Мне только очень жаль, что вам пришлось беспокоиться.

Алекс поклонился ей и вышел. Чармиан облегченно вздохнула, а мадам директриса бросила на девушку убийственный взгляд.

— Мсье Себастьен непременно узнает об этом! — пообещала она.

Она внимательно следила за каждым выходом Чармиан, но девушка держалась хорошо. Она все делала правильно, но ни в одном ее выходе не было того шарма, что в первом. Тогда ее вела какая-то внешняя сила — она не могла бы сказать, что это такое, но ощущение было чудесным.

Когда демонстрация закончилась, на мадам Дюваль обрушился шквал комплиментов и вопросов. Некоторые туалеты просили показать еще раз.

Алекс ушел еще до окончания и не увидел этого триумфа.

К Чармиан подошла Алтея и сказала, что ей очень понравилось первое платье, но она сомневается, пойдет ли оно ей.

— Мне показалось, что оно пошито именно на тебя, — сказала она.

Гречанка была одета в алое платье для коктейля, в котором Чармиан узнала одну из моделей Себастьена. В нем девушка выглядела значительно старше своих лет.

— Алекс куда-то пропал, — пожаловалась Алтея, — и мне, как хозяйке дома, нужно позаботиться о гостях. Некоторые уже уходят.

Она приступила к своим обязанностям с таким уверенным видом, что стало ясно — ей вполне по силам роль светской дамы, если захочет.

Чармиан поспешила покинуть зал. Гортензия была занята со своими помощницами, а от остальных девушек Чармиан могла ждать лишь язвительных замечаний по поводу своего греческого дебюта.

Девушка была потрясена тем, что случилось, но особенно — той легкостью, с которой Алекс привел ее в чувство. Он ведь манипулировал ею как куклой. А если ему удалось подчинить ее своей воле в таком, в общем-то, незначительном деле, то сможет ли она устоять перед ним в чем-то более серьезном? Он был бесспорным хозяином всего в своих владениях. Все были его марионетками, он крепко держал в руках нити их судеб.

Только после обеда, довольно позднего, девушкам предоставили свободное время. Предполагалось, что перед вечерним выступлением, назначенным на десять часов, они должны хорошенько отдохнуть.

Чармиан хотела побыть одна, но знала, что в отеле уединиться не удастся, потому что остальные девушки поднялись в свои номера. Она решила побродить по окрестностям.

Вопреки запрету Алекса она надела брюки и полосатую футболку, решив, что в таком виде никто из гостей отеля не узнает в ней манекенщицу Себастьена.

Не дожидаясь лифта, она легко сбежала по лестнице вниз и выскользнула в боковую дверь. Эта дверь выходила в пальмовую рощу, простиравшуюся за отелем до самых гор. Чармиан пошла по тропинке, которая привела ее к калитке на площадку за причалом.

Тут Чармиан увидела, что от площадки вверх по склону уходит дорога и решила, что она ведет в деревню.

В порту кипела жизнь, но на дороге было пусто. Надев солнечные очки, чтобы уберечься от яркого солнца, Чармиан пошла вверх по склону.

Скоро дорога превратилась в тропинку, вьющуюся среди огромных валунов. Местами она становилась очень крутой, на этот случай были ступеньки. Конечно, ни одна машина не могла бы пройти в деревню, по такой тропинке могли подниматься лишь козы или мулы. Чармиан вспомнила, что на многих южных островах мулы до сих пор остаются единственным транспортом, и жители Гераклеи, похоже, тоже доставляли припасы на спинах этих животных.

Склоны гор были лишены растительности, если не считать чертополоха, о котором упоминал Алекс, когда описывал свой остров. Заросли его попадались буквально на каждом шагу.

Над холмом кружили птицы. Чармиан различила среди них ворона, который вскоре уселся на скалу, издавая хриплые крики.

Стоявшее в зените солнце палило каменистую почву; на такой жаре девушка быстро устала. Ей хотелось добраться до деревни, но до нее оказалось гораздо дальше, чем она думала.

По скалам в поисках скудной травы, которая кое-где пробивалась сквозь камни, бродили козы. Чармиан увидела маленького мальчика, вероятно, пастушонка, который лежал в тени под скалой и играл на дудочке. Печальная мелодия привела девушку в уныние.

Чармиан почувствовала, что на глаза навернулись слезы, и быстро вытерла их. Такая чувствительность ей не свойственна, но, вероятно сказывалась незнакомая обстановка, да и испытание, которое она недавно пережила.

Девушка забралась выше, но тропинка там стала еще круче. Чармиан сникла. Хотя она уже видела черепичные крыши деревенских домиков, они по-прежнему были далеко от нее.

Последовав примеру пастушонка, девушка села в тени большого валуна и посмотрела вниз.

Прямо внизу расстилалась плоская крыша «Аполлона», на которой возвышался флагшток с бело-голубым греческим флагом и вымпелом отеля — золотым солнцем на алом фоне. За отелем виднелась полоска пляжа с цветными точками тентов и кабин.

Белый бордюр пристани опоясывал берег; там на якоре стояли многочисленные яхты и катера. Среди них Чармиан различила белоснежный корпус «Ксантиппы». Дальше в море пестрели паруса яхт поменьше; круизный теплоход казался среди них сказочным Левиафаном. Синее море простиралось до самого горизонта, кое-где из его вод выступали силуэты других островов.

Эта картина при других обстоятельствах очаровала бы Чармиан, но сейчас девушка чувствовала себя здесь чужой. Ей не следовало приезжать на Гераклею; она не справилась со своей работой.

Конечно, Алекс выручил ее, но то, как он это сделал, расстроило Чармиан еще больше, чем собственный срыв. Актрисы, как она знала, часто паникуют перед выходом на сцену, но никогда не отказываются от роли. Мадам Дюваль не преминет раструбить об инциденте по всему салону, и Леон больше никогда не позволит ей выйти на подиум. Таким образом ее карьера манекенщицы закончится, так толком и не начавшись. А ведь вечером ее опять может охватить страх, а на то, что Алекс еще раз выручит ее, рассчитывать не приходится.

Чармиан обхватила руками колени и, опустив на них голову, задумчиво посмотрела на уходящий теплоход, страстно желая оказаться на нем и вернуться домой.

Под чьими-то шагами зашуршала галька на тропинке, и девушка испуганно посмотрела в ту сторону. Со стороны деревни по тропинке поднимался Алекс. На нем был не тот строгий костюм, в котором он был в зале, а простые брюки и тонкая рубашка. Чармиан вспомнила, что в конце шоу его не было в зале. Интересно, что заставило его пойти в деревню? Она теснее прижалась к скале, надеясь остаться незамеченной, но напрасно — от его внимательного взгляда ничего не могло скрыться.

Заметив девушку, Алекс остановился, потом свернул с тропинки и приблизился.

— Что ты здесь делаешь, черт возьми? — сердито спросил он. — И одета, как уличный мальчишка! — Он недовольным взглядом окинул ее одежду, которая от общения с камнями не стала выглядеть лучше.

Чармиан с вызовом посмотрела на него.

— Я вышла прогуляться. А когда я не на работе, я мшу одеваться, как нравится мне!

— Ты всегда на работе! В зале ли, на прогулке ли все видят в тебе одну из девушек Себастьена. Леон уверен, что ты всегда будешь выглядеть элегантно. Хорошей же рекламой для его салона ты сейчас выглядишь!

Чармиан с трудом удержалась от резкого ответа — ведь она была бесконечно благодарна этому человеку за то, что он выручил ее из глупого положения, в которое она попала по собственной вине. Она лишь сказала виновато:

— Простите. Я не думала, что встречу здесь кого-то, а уж тем более вас. А козам мой вид безразличен.

Но Алекс не смягчился.

— Если тебя не видели выходящей из отеля, то могут увидеть при возвращении, — сурово сказал он. — А ты выглядишь чуть лучше пугала.

— Я проберусь через боковой вход. Не думаю, что кто-нибудь узнает меня в такой одежде, — чуть слышно произнесла девушка.

Алекс перестал хмуриться.

— Пожалуй… ведь у тебя был только один выход, — согласился он. — Но твоя работа в том и состоит, чтобы тебя повсюду узнавали. — Он опустился на землю рядом с ней. — Что заставило тебя прийти сюда? Тебе бы лучше лежать на пляже, а не карабкаться по скалам.

— Я хотела посмотреть деревню.

— Она того не стоит. Кучка грязных домишек и узкая улочка.

— Грязных? — переспросила Чармиан с ноткой осуждения.

— Это не моя вина, уверяю тебя. Я охотно построил бы им новые дома, но, как сказала Алтея, они предпочитают старые порядки и противятся всему новому. Когда-то здесь стоял замок крестоносцев, но его разрушили, а камень использовали для строительства этих домишек. Да-да, — сказал он, заметив ее удивление, — франки доходили до этих мест; здесь побывали многие завоеватели. Нам нравится считать, будто мы происходим от античных греков, но наша подлинная история берет свое начало с войны за независимость. Моя мать больше походила на венецианку: у нее была светлая кожа и рыжие волосы, как у тебя… и такие же большие карие глаза.

Чармиан была польщена таким сравнением и все же сказала:

— У меня вовсе не рыжие волосы.

— Когда солнце освещает их, они цвета червонного золота. Почему бы тебе не распустить их? Тогда ты сама увидишь, что я имел в виду.

Волосы Чармиан были собраны в пучок и, наверное, были слегка растрепаны, но ей не хотелось подчиняться желаниям Алекса.

— Они останутся так как есть, — быстро сказала она.

Алекс прислонился к скале. Полуприкрыв глаза, он смотрел на девушку. Чармиан смущенно опустила голову. Ей пора было возвращаться в отель, но она должна была сказать Алексу кое-что еще, и сейчас как раз представлялась удобная возможность.

— Я еще не поблагодарила вас за то, что вы выручили меня сегодня, — с подкупающей искренностью сказала она. — Я сама не понимаю, что на меня вдруг нашло. Поверьте, я вам очень, очень признательна.

— В самом деле? — В его голосе слышалась ирония.

Отважившись поднять на него глаза, Чармиан с чувством сказала:

— Как вы можете сомневаться? Я в неоплатном долгу перед вами.

— Я могу подсказать, как ты могла бы погасить долг хотя бы отчасти, — вкрадчиво произнес Алекс.

Чармиан испуганно посмотрела на него. По неопытности она сама дала ему повод, и он за него сразу ухватился. Он хочет заставить ее заплатить за то, что сделал для нее. Ей следовало бы догадаться, что Алекс ничего не делает без выгоды.

Она в страхе прижалась к скале.

— Вы… вы говорили, что больше никогда не дотронетесь до меня, — напомнила она ему.

— Я и не собираюсь. Инициатива должна исходить от тебя. — Его золотисто-карие глаза озорно сверкнули.

— Что… что вам нужно? — запинаясь, пробормотала она.

— В знак признательности ты могла бы поцеловать меня, — беспечно предложил он. — И я буду считать, что ты начала погашать свой долг.

Чармиан покраснела, радуясь, что он попросил так мало, хотя и сказал о лишь частичном погашении долга, но не смогла справиться с робостью. Потом она решила, что его просьба была вызвана только желанием смутить ее — ведь это всегда доставляло Алексу особое удовольствие.

— Почему вы всегда дразните меня? — с укоризной спросила она. — Моя благодарность совершенно искренна.

— Я абсолютно серьезен и прошу тебя лишь подтвердить свою искренность.

Чармиан искоса посмотрела на него. Гладко выбритое лицо Алекса было совсем близко; она даже видела мелкие морщинки в уголках его глаз, но огонь его взгляда скрывали опущенные ресницы. На губах его играла легкая улыбка.

— В чем дело? — мягко спросил он. — Неужели я так тебе неприятен?

— О нет, нет! — воскликнула Чармиан, почему-то напутанная такой мыслью. — Но… но неужели вы и вправду ждете от меня поцелуя?

— А ты все еще сомневаешься? — Он засмеялся над ее смущением. — Ma petite, разве иначе я стал бы говорить об этом?

Густо покраснев, Чармиан осторожно положила руки ему на плечи; при этом ее сердце затрепетало от волнения. Она подняла голову и прикоснулась губами к его щеке. Даже от этой невинной ласки в ней вспыхнул огонь, тот самый, который Алексу однажды уже удалось в ней разжечь.

Чармиан почувствовала, как напряглись его мускулы; она со страхом ждала самой бурной реакции, а ее тело помимо воли жаждало его объятий.

Но Алекс повел себя совершенно неожиданно. Вместо того чтобы заключить ее в объятия, он мягко отстранил девушку. Пораженная Чармиан удивленно посмотрела на него, но лицо его было непроницаемым.

— И это самое большое, на что ты способна? — спросил он и, когда она грустно кивнула, рассмеялся.

— Я думал, что шесть месяцев в Париже и работа у Себастьена превратили тебя в женщину. Разве такое возможно, чтобы в каше время у девушки твоего возраста чувства оставались неразбуженными? — Теперь в его голосе звучало удивление.

— Я… стесняюсь, — сказала она в свою защиту.

— Меня?

— Вас особенно.

— Теперь ты совсем уж удивила меня. Я считал, что мы уже достаточно хорошо знаем друг друга.

Чармиан ничего не ответила, и Алекс посмотрел на нее с легкой улыбкой.

— Может быть, даже слишком хорошо? — предположил он. — Но тебе не стоит меня бояться. Ты как бутон, Чармиан, ожидающий, когда солнце пробудит его к жизни. Я признаю, что твоя нежность и неопытность — сильное искушение для меня, но у меня нет привычки дергать цветок, чтобы он быстрее рос. Я только завидую тому парню, который разбудит твою душу.

Алекс отвернулся от нее и, растянувшись на земле во весь рост, закрыл глаза.

Расстроенная Чармиан боролась с глупым желанием расплакаться. Всю ее охватило странное томление… и разочарование. Цветистая метафора Алекса дала девушке понять, что он считает ее слишком неопытной, чтобы заниматься с ней любовью. Повторения того, что случилось в Шатовье, не будет.

И все же Чармиан была уверена, что она ему небезразлична. Их тянуло друг к другу, и причину этого притяжения она не могла себе объяснить.

Когда ее голос вновь обрел твердость, она холодно произнесла:

— Уж не знаю, как вы представляете себе мою жизнь в Париже. До сих пор в ней не было ничего, кроме упорной работы.

— То, чем ты сейчас занимаешься — не истинное твое призвание, — сказал Алекс, не открывая глаз.

— Почему вы так считаете? Из-за того, что случилось сегодня? — с беспокойством спросила Чармиан.

— А-а, это… это ничего не значит, — медленно произнес он. — С этим ты справишься, но в тебе слишком сильно женское начало, и тебе вскоре наскучит такая жизнь.

— Конечно, вы, греки, считаете, что женщин надо держать дома под замком, — возразила она.

Алекс ничего не ответил, он, кажется, уснул. Он лежал очень тихо и ровно дышал. Чармиан с нежностью смотрела на его стройное, чуть худощавое тело.

Ей представился случай без опаски рассмотреть каждую черточку его лица. Лучи солнца позолотили его строгие черты. Неподвижная фигура Алекса показалась Чармиан изваянием рыцаря на саркофаге. Девушка даже вздрогнула от подобной мысли.

И вдруг ей захотелось броситься на его распростертое тело и коснуться его губ, но не тем холодным касанием, который она недавно ему подарила, а долгим поцелуем едва сдерживаемой страсти. Чармиан стиснула кулаки, борясь с этим желанием, и вспомнила, что пообещала Леону вести себя благоразумно.

— Проснитесь! — отчаянно воскликнула она, испугавшись, что ее желания могут выйти из-под контроля. — Вы заработаете солнечный удар.

Алекс открыл глаза и улыбнулся ей такой нежной улыбкой, что у Чармиан перехватило дыхание. Она и не представляла, что он может так улыбаться.

— Я не боюсь солнца, — сказал он, но все же поднялся. — Прошу прощения за дурные манеры, но я очень устал. Управлять отелем — нелегкая работа. Я ходил в деревню, чтобы нанять еще работников, но так и не уговорил крестьян послать своих сыновей на работу в «Аполлон». Они скорее предпочтут, чтобы те стали контрабандистами.

— Контрабандистами?

— Средиземноморье издавна славится своими контрабандистами. Конечно, я не поощряю это занятие, потому меня и не любят. Кстати, нам пора возвращаться. — Алекс поднялся на ноги.

Чармиан ощутила беспокойство. Она всегда считала, что контрабандисты — люди безжалостные и коварные, а Алекс ходил в деревню один и без оружия.

— Вы, надеюсь, будете с ними осторожны? — спросила она, принимая его протянутую руку.

— Тебя беспокоит моя судьба? — поинтересовался Алекс.

— Конечно, — откровенно призналась Чармиан. Потом рассмеялась: — Если с вами что-нибудь случится, то кто выручит меня в следующий раз?

— Да, в основе нашей заботы о других людях всегда лежат корыстные мотивы, — язвительно произнес он, но взгляд его был ласков.

— Естественно, — ответила девушка и, отпустив его руку, спрыгнула на тропинку.

— Осторожнее, — предупредил ее Алекс. — Ты можешь поскользнуться и растянуть связки.

— А теперь вы беспокоитесь о своем шоу.

— Естественно, — передразнил он ее интонацию. — Лучше держись за мою руку.

— Я поднялась сюда одна, одна и спущусь, — возразила Чармиан, но ее самостоятельность чуть было не обошлась ей слишком дорого. Тропинка была крутая и неровная; девушка поскользнулась на камне, но Алекс подхватил ее, не позволив упасть.

Они стояли, обнявшись, на пустынном склоне под косыми лучами заходящего солнца, и их губы сами собой встретились в жарком поцелуе. Чармиан забыла обо всем на свете; ее ноги сделались как ватные. В этот день ее разум и воля были подчинены Алексу, а теперь и ее тело уступало ему.

Как долго они стояли в объятиях друг друга, девушка не могла бы сказать, лишь почувствовала, что его руки разжались.

— Оказывается, ты не так уж несведуща в любви, — сказал Алекс чуть дрогнувшим голосом, — но, та petite, мы же здесь как на ладони. Что скажут наши знакомые, если увидят, что я целую одну из девушек Себастьена?

Чармиан испуганно оглянулась.

— Здесь никого нет. Даже козы ушли.

— Для гостей на крыше «Аполлона» установлена подзорная труба, — сказал Алекс, — и я не хочу доставлять им бесплатное развлечение.

— Я тоже, — согласилась Чармиан.

Она отстранилась и пошла вниз по тропинке, думая о том, что Алекс, хотя и не возражает против близких отношений с ней, все-таки не желает их афишировать. А чего еще она могла ждать? Она ведь ему не ровня.

— Плохо, если в тот момент миссис Петерсен смотрела в подзорную трубу, — бросила Чармиан, стараясь задеть Алекса. — Вам будет трудно объяснить ей свое поведение.

Девушка так спешила, что не смотрела под ноги, и снова поскользнулась. Алекс крепко взял ее за локоть.

— Кажется, ты задалась целью свернуть себе шею, — заметил он. — А что касается Хельги… может быть… ты ревнуешь?

— Вы себе льстите, — ледяным тоном ответила Чармиан.

Он отпустил ее руку и прошел вперед.

— Я думаю, мне лучше идти впереди. Ступай за мной, — велел он.

Алекс больше не разговаривал с ней, и Чармиан послушно следовала за ним, жалея, что упомянула вдову. Алексу не нравилось, когда разговор заходил о Хельге, и сейчас он сразу стал отчужденным.

Заходящее солнце удлинило тени от скал, среди которых проходила тропинка, они сделались какими-то зловещими; почти такой же вид был и у Алекса.

У Чармиан возникла мысль, что они идут по-гречески: мужчина впереди, а женщина скромно следует за ним. Но сейчас это было символом заботы, а не превосходства. Алекс шел впереди, чтобы указать ей безопасную дорогу. Чармиан чувствовала, что с радостью пошла бы за ним хоть на край света.

Когда они вышли на широкую дорогу, Алекс коротко попрощался и направился к причалу, предоставив Чармиан одной добираться до бокового входа.

Ей надо было принять душ, перекусить и приготовиться к вечернему шоу. Выступление больше не пугало ее; все ее существо переполняли новые ощущения, в которых причудливо переплетались радость и грусть. Чармиан уже не могла обманывать себя. Она окончательно и бесповоротно влюбилась в Александроса Димитриу.

В этот вечер Чармиан выглядела очаровательно. Она вся светилась огнем переполнявшего ее чувства; ее глаза сияли звездами; на губах дрожала едва заметная улыбка, походка была такой, словно она не шла, а плыла. Девушка по-новому, обостренно воспринимала все вокруг. Никогда еще цвета не казались ей такими чистыми, а огни — такими яркими. Чармиан чувствовала себя так, будто только что пробудилась после долгот сна.

Заметив в Чармиан эти перемены, мадам Дюваль сделала собственные выводы, хотя и не совсем верные. То, что виной тут любовь, она поняла сразу, не могла лишь предположить, что это чувство было неразделенным. Мадам Дюваль была парижанкой и смотрела на вещи прозаически, не предаваясь грезам. Она мысленно поблагодарила Бога и возлюбленного Чармиан, чье имя нетрудно было угадать, за то, что они вернули девушке веру в себя. А в конце демонстрации мадам даже похвалила Чармиан.

Алекса в зале не было, и Чармиан была этому рада. Ей надо было привыкнуть к новому состоянию души.

В этот вечер она не задумывалась о будущем, а просто вновь и вновь переживала каждое мгновение их встречи на торной тропе и особенно — тот момент, когда Алекс нежно улыбнулся ей.

Да, она все же была ему небезразлична; именно это неожиданно открылось ей тогда и на этом Чармиан строила свои воздушные замки, забывая о нынешнем своем положении.

Но Алекс руководствовался только своими страстями. Если бы он по-настоящему любил ее, то мог бы спуститься со своих высот или поднять туда ее. Разве легенда о короле и нищенке или сказка о Золушке были не о бедных девушках, возвысившихся до своих благородных возлюбленных? Даже воспоминание о Хельге не тревожило ее, ведь Алтея сказала, что Алекс не любит эту женщину, а теперь Чармиан и сама поверила в это.

Ее природная независимость и здравомыслие сейчас изменили ей. В этот вечер Чармиан жила в какой-то волшебной стране.

Когда парад моделей закончился, она некоторое время стояла неподвижно, оглушенная шумом и суетой вокруг. Больше всего на свете ей хотелось остаться одной. Она с завистью поглядывала на пустынный пляж, но не решалась выйти к морю в столь поздний час, а в комнате, которую она делила с Гортензией, она не могла найти уединения.

Мадам Дюваль принялась хлопотать вокруг девушек, советуя им пораньше лечь спать. На следующий день на Гераклее ожидали новый теплоход с туристами, которых привлекал и отель и модное шоу, так что день обещал быть напряженным.

Ивонн пропустила советы мадам Дюваль мимо ушей. Она уже успела обрести поклонника среди гостей и скрылась с ним на террасе. Мадам, опасавшаяся острого язычка Ивонн, не стала возражать, хотя сомневалась, что хозяин отеля одобрил бы такое поведение. Девушек пригласили демонстрировать модели, а не развлекаться. Однако Алекса нигде не было видно, поэтому мадам обратилась к более покладистым членам своей группы, и только тут заметила, что Чармиан тоже исчезла.

Девушка вышла через боковую дверь, которой она уже воспользовалась днем. Здесь она могла провести несколько минут в одиночестве. На эту сторону отеля выходило всего несколько окон, а склон горы создавал густую тень.

Чармиан задумалась, где сейчас Алекс. Девушка заметила на террасе Хельгу в окружении мужчин, но Алекса среди них не было. Скорее всего, он был у себя в офисе. Управление отелем требовало немалой бумажной работы, поэтому он не всегда выступал в роли хозяина.

Вдруг яркий луч фонарика уперся ей прямо в лицо.

— Кто здесь? — испуганно спросила она.

— Пришелец со звезд, — ответил замогильный голос, и тут же Алтея с веселым смехом схватила ее за руку и потащила к свету, падавшему из открытой двери.

— Чарм, что ты здесь делаешь? У тебя тут свидание?

— Ничего подобного, — ответила Чармиан. — Мне просто захотелось несколько минут побыть одной.

— Нездоровое желание, — заявила Алтея, — его не стоит поощрять. Ты не хочешь подняться ко мне и поболтать немного? Спать еще слишком рано. — Она заглянула в коридор. — Алекса поблизости нет?

— Я его не заметила. Он тебе нужен?

— Напротив! Он не одобряет мои ночные прогулки, а я жить без них не могу, и никто ни разу не причинил мне ни малейшего вреда. Пойдем, я покажу тебе, как подняться наверх, чтобы никто тебя не увидел.

Алтея прошла по коридору и открыла дверь, ведущую на служебную лестницу, узкую и крутую, пустынную в этот час. Показав Чармиан дорогу, Алтея быстро пошла наверх. Чармиан последовала за ней.

Алтея стала ей дорога как единственная близкая родственница Алекса. К тому же эта девушка нравилась Чармиан сама по себе, и сейчас только ее общество было ей приятно.

Поднявшись наверх, девушки оказались в коридоре, ведущем к комнатам Алтеи. Обняв Чармиан за талию, Алтея закружилась с ней в вальсе по коридору и остановилась лишь перед дверью.

Переводя дух, она отпустила Чармиан и открыла дверь в свои апартаменты. Пока они стояли на пороге, Алтея указала на зловещего вида скульптуру, что стояла в нише у самых дверей. Из незашторенного окна на нее падал слабый свет.

— Страшная, правда? — с гордостью произнесла Алтея.

— Мне она не нравится. Безобразная, по-моему.

Алтея весело рассмеялась.

— А мне она нравится. В ней есть что-то необычное, не то что все эти венеры и афины, которых полным-полно в сувенирных лавках.

Она включила свет, и ее комната предстала во всем своем пестром беспорядке.

— Посиди здесь, я пока переоденусь, — сказала Алтея, — а потом я налью нам чего-нибудь выпить. У меня тут есть собственный погребок. — Она указала на бар и скрылась за дверью спальни.

Чармиан села на диван, с волнением думая о том, что она сейчас сидит на том самом месте, где утром сидел Алекс. Казалось, с того времени минула целая вечность. Тогда она думала, что ненавидит его, но сейчас разобралась в своих чувствах.

На турецком столике у дивана Чармиан увидела фотографию Алекса в серебряной рамке и взяла ее в руки, чтобы получше рассмотреть. Было видно, что фотограф пытался сделать необычный портрет, затенив часть изображения, но результат оказался не совсем удачным. На фотографии Алекс был гораздо моложе; его глаза еще хранили юношеский задор; в уголках рта пряталась улыбка, но тени лишь придали резкости чертам его лица.

«Надменный и гордый даже в те годы», — подумала девушка, и все же она видела, каким нежным может быть выражение его лица.

Алтея в пестром домашнем халате неслышно вошла в комнату. Увидев, что Чармиан держит в руках, она улыбнулась.

— Он здесь выглядит немного мрачным, ты не находишь? — заметила она. — Алекс терпеть не может фотографироваться. Этот снимок был сделан по настоянию мамы, а когда она умерла, я забрала его себе. — Алтея направилась к бару, а Чармиан поспешно поставила фотографию на место.

— У меня есть легкое белое вино, оно тебе должно понравиться, — сказала Алтея. — Иностранцы не любят наши крепкие вина с привкусом изюма. — Она наполнила высокие бокалы. — Ты не спрашиваешь, где я была?

— Это не мое дело, — поспешно ответила Чармиан. Если Алтея ввязалась в какую-то авантюру, она не хочет в этом участвовать.

— Какая ты осторожная! — вздохнула Алтея. — Я немного прогулялась на лодке.

— На лодке? В такой поздний час?

— А что тут такого? У меня своя лодка. Конечно, я не выхожу на ней далеко в море, но вполне могу обогнуть мыс, как сегодня, например. На другой стороне есть скалы и пещеры — прекрасное место, чтобы уединиться. Когда-то в одной из пещер мы с моим другом детства, сыном рыбака, устроили себе убежище, обставили его всякой всячиной и натаскали хворосту. Мы называли его своим домом и думали, что когда-нибудь… воспользуемся им.

— Даже так? — Чармиан сразу пришла в голову мысль, что Алтея с кем-то встречается.

Как будто прочитав ее мысли, Алтея рассмеялась:

— Я была там одна. Дион давно уехал из этих мест, а я стала госпожой Димитриу, которой кланяются жители острова. Знала бы ты, как это скучно!

Девушка шаловливо посмотрела на Чармиан.

— А ты сегодня совсем другая, Чарм. Ты вся светишься.

— Это я еще не отошла после выступления, — быстро объяснила Чармиан, хотя знала, что дело не в этом.

— Наверное мой братец нашептывал тебе на ушко разные милые пустячки, — проницательно заметила Алтея. — Кое-кто видел, как вы вместе возвращались из деревни.

«Значит, у Алекса были все основания для беспокойства», — подумала Чармиан и пустилась объяснять, что встретились они случайно, чувствуя при этом, что краснеет под пристальным взглядом Алтеи.

— Мне очень хочется, чтобы он женился на ком-нибудь вроде тебя, — вдруг заявила Алтея. — На веселой и приветливой девушке, а не на этой шведской овце, которая терпеть меня не может. Я думаю, Алекс в тебя влюбился.

Смущенная, Чармиан отвернулась.

— Даже если это и так — а я сильно в этом сомневаюсь, — он никогда не женится на мне, — чуть слышно сказала она.

— Да, он хочет получить приданое, — с безжалостной откровенностью заявила Алтея. — Как будто у него самого денег мало! Но Алекс — бизнесмен до мозга костей, и он смотрит на брак, как на деловое соглашение. Богатая вдова вполне для этого подходит.

Расставшись с Алтеей, Чармиан медленно пошла в свою комнату, и в ушах у нее звучали слова: «Он хочет получить приданое».

Жестокая правда этих слов разрушила ее глупые мечты. Любовь для Алекса — лишь развлечение. Она не идет в расчет, когда речь о браке.

Лежа в постели и слушая ровное дыхание спящей Гортензии, Чармиан вдруг остро захотела покинуть остров, чтобы никогда больше не видеть Алекса. Потом она стала считать часы, оставшиеся до возвращения в Париж.

Когда она уснула, над Эгейским морем уже занимался рассвет, окрашивая скалы золотом.