На побережье медленно опускалась ночная мгла. После проливного дождя из-за низких облаков на горизонте выглянуло солнце и тут же начало садиться за океан.

Уилл смотрел на солнце, стоя у высокой стеклянной двери, с интересом наблюдая, как полоска сияющего золота уступает место еле видимой ниточке зеленого, а затем полыхающее дневное светило словно погружается в вечность.

Это была комната Элизабет: когда-то здесь она играла на рояле, и не раз за последние годы Уиллу казалось, что он слышит неясные мелодичные звуки, разносящиеся по темным и тихим коридорам дома. Иногда это благозвучие застигало его врасплох, заставляя закрыть глаза и вновь желать, чтобы женский смех и полные чувства песни обогащали его жизнь. Но музыка всегда исчезала, и сегодняшний день не был исключением.

Уилл опустил взгляд на беспокойный океан, затем закрыл глаза и прислонился лбом к стеклу двери. Оно было холодным как лед. О, как ему хотелось убежать из пустого пространства этого дома, ставшего центром его жизни, – дома без тепла, без смеха, без любви...

– Прошу простить, ваша светлость, но у меня важные новости.

Гастингс. Господи, когда только все это кончится?

Уилл судорожно сжал тонкую деревянную раму побелевшими пальцами. Никогда еще он так сильно не сожалел о своем положении в свете.

И все же, когда дело призывало его, представление о долге, с которым он родился и воспитывался, всегда торжествовало.

Открыв глаза, он повернулся и чуть не столкнулся лицом к лицу с детективом.

– Да, Гастингс?

Сначала гость выглядел озадаченным, осматриваясь вокруг, словно он только сейчас обнаружил, что попал в совершенно незнакомую комнату.

– Разрешите присесть, ваша светлость? Никак не могу перевести дух.

– Конечно, садитесь. – Не отходя от стеклянных дверей, Уилл указал на софу в центре комнаты.

Гастингс тут же уселся в весьма неудобной позе, но, как ни странно, на этот раз не стал доставать свои записи.

– Ваша светлость, вы, конечно, уже поняли, что Гилберт Герман ускользнул от нас в таверне...

Уилл почувствовал себя так, словно его полоснули кинжалом.

– Я так и предполагал, – холодно заметил он.

– Однако есть кое-что, что я должен безотлагательно вам сообщить.

– Ну так сообщайте. – Герцог недовольно поморщился.

– В общем, сэр... – Гастингс откашлялся, – возможно, мне следовало бы ознакомиться с этой информацией раньше, и если вы почувствуете необходимость задержать плату за мои услуги, я полностью пойму вас...

– Говорите по существу. – Уилл уже начинал терять терпение.

– Да-да, разумеется. – Детектив, наконец, полез в нагрудный карман и извлек свои записи. – Видите ли, изучая прошлое Гилберта Германа, я решил проверить сделки его отца как финансиста. – В голосе Гастингса появилось волнение. – На прошлой неделе я поручил моим людям заняться этим, и они обнаружили нечто весьма примечательное, сэр.

Уилл ждал, не меняя позы.

Гастингс нервно ослабил шейный платок.

– Проживая в столице, Дэвид Герман легко мог раздобыть список клиентов-дворян, и когда мы провели наше расследование, то обнаружили одно имя, которое может вас заинтересовать.

– Вот как?

– Имя Честер вам о чем-нибудь говорит? – Детектив криво усмехнулся.

Уиллу показалось, что стеклянная дверь распахнулась и леденящий ветер дунул ему в лицо.

Теперь все начинало сходиться. Дэвид Герман был личным финансистом отца Элизабет.

Словно не замечая его реакции, Гастингс продолжил:

– Мы узнали, что Ричард Честер хранил крупную сумму денег в банке Германа в обмен на небольшие услуги – покрытие мелких карточных долгов, заблаговременное сообщение о процентных ставках и других подобных вещах. – Полные щеки Гастингса порозовели от волнения. – Эти двое были друзьями и знали друг друга долгие годы. – Детектив сделал эффектную паузу, затем прошептал: – Как и их дети.

Странно, но лишь в этот момент прозрения Уилл задумался о том, что за последние несколько минут Гастингс ни разу не заглянул в свои записи.

– Ваша светлость?

Уилл тяжело вздохнул:

– Итак, как я это себе теперь представляю, дети хорошо знали друг друга, и блондинка, которая встречалась в таверне с Гилбертом, – не кто иная, как Элинор Честер, сестра моей покойной жены.

– Именно, сэр. – Гастингс на мгновение задумался – очевидно, он ожидал более бурной реакции, чем простая констатация фактов, – а затем, почесав шею, продолжил: – Гилберт Герман и Стивен Честер росли друзьями, и скорее всего вместе задумали этот шантаж. Получив определенные сведения, они разработали хитроумный план. Вопрос – от кого они получили эти сведения? Могла ваша жена рассказать сестре, что вы владеете рукописью?

Герцог усмехнулся:

– Об этом знали абсолютно все – ведь рукопись сперва принадлежала Элизабет. Это был ее свадебный подарок мне.

Прекрасный подарок, невольно подумал он. Элизабет еще прежде сказала, что сонет является семейной реликвией, но сам подарок стал для него полнейшим сюрпризом. Тогда она действительно любила его. И тут его внезапно осенило.

– Очевидно, теперь Элинор Честер и ее брат хотят получить записи обратно?

– Похоже, что так, сэр. – Гастингс сложил свои записи и запихнул в карман. – Хотя не проще ли было просто попросить их у вас или предложить выкупить? Это гораздо разумнее, чем прибегать к шантажу.

Уилл пожал плечами:

– Вряд ли я отдал бы им этот сонет. У меня стойкое отвращение к семье моей покойной жены. – Уилл потер лицо ладонью. – Итак, мы имеем дело с хорошо продуманным и хитроумным планом. Семейство Честер почти разорено, и добыть такое бесценное сокровище означало бы для них обеспечить себе доступ к богатству, когда они найдут покупателя, который согласится держать язык за зубами.

– Полагаю, вы правы, сэр. – Гастингс кивнул.

Теперь уже Уилл не мог скрыть своего беспокойства; засунув руки в карманы, он медленно зашагал вокруг укрытого чехлом рояля.

Наконец все обрело окончательный смысл. Кто еще так хорошо знал его слабости? Элинор Честер отличалась исключительной хитростью, и он готов был дать пинка самому себе за то, что не усмотрел семейных мотивов раньше. Правда, в прежние времена Стивен Честер никогда не опустился бы до связей с обыкновенным актером, но после того, как этот человек обвинил в убийстве Элизабет Уилла, от него можно было ожидать чего угодно. Неудивительно, что Стивен вновь попытался использовать его в корыстных целях.

Наконец герцог перестал шагать по комнате и задумчиво взглянул на детектива.

– Спасибо за информацию, Гастингс. Теперь мне нужно осмыслить все, что я узнал, так что на сегодня с меня довольно. Я немедленно выплачу вам последнюю часть гонорара.

– А как насчет миссис Раэль-Ламонт?

Упоминание ее имени заставило герцога вздрогнуть. После того как они открылись друг другу, после всего, что он дал ей, ему предстояло снова остаться одному.

Наконец, прервав паузу, Уилл ответил:

– Уверен, леди Вивьен на данном этапе сама позаботится о себе. Спокойной ночи, Гастингс.

Это была самая официальная и резкая процедура прощания, к которой он не прибегал уже много лет, но Гастингс, видимо, поняв все без слов, не мешкая поднялся и, учтиво поклонившись, произнес:

– Спокойной ночи, ваша светлость. Я немедленно пошлю вам сообщение, если узнаю еще что-нибудь, представляющее для вас интерес.

Уилл еле заметно кивнул, затем повернулся к стеклянным дверям и бездумно уставился в темноту.