Полностью игнорируя герцога, Виола прошла вместе с ним по коридору, миновала потрясающий вестибюль и углубилась в его великолепный дом. Когда они подходили к гостиной, она услышала голоса, сливавшиеся как будто в праздничный гул, потом низкий мужской смех. Виола инстинктивно замедлила шаг и остановилась, немного не доходя до двери.

— Сколько людей у вас сегодня?

Ян повернулся к ней.

— С нами десять, но позднее может появиться еще несколько человек.

Багровея, Виола метнула в него испепеляющий взгляд.

— И как вы намерены объяснить мое участие в этом фарсе, ваша светлость?

Герцог потер щеки ладонью.

— Это зависит от вас, Виола. Пока что вы просто моя гостья, как и все остальные.

Быстро выдохнув, она сердито спросила:

— Что вы задумали?

Ян улыбнулся.

— Не хочу портить сюрприз, милая.

— Не называйте меня так, — шикнула она.

Ничуть не смутившись, герцог потянулся к двери и опустил ручку, затем шагнул в сторону и жестом предложил Виоле войти.

В первые мгновения ее ошеломила сама комната, почти такая же сказочная, как зеленый салон. На убранство, одновременно элегантное и изощренное, не пожалели денег. В насыщенные оттенки красного вплеталась позолота, темно-коричневая дубовая мебель великолепно сочеталась с алыми канапе, креслами и драпировками, роскошные персидские ковры пестрели витиеватыми узорами, с золоченого потолка свисали две огромные хрустальные люстры, а на каждой закрытой обоями стене красовались изысканные картины. Однако восхищение этой красотой быстро превратилось в тревогу, стоило Виоле, наконец, обратить внимание на гостей. Сцена вызвала у нее странную смесь изумления и предвкушения чего-то важного. Для такого скромного собрания герцог Чэтвин накрыл довольно богатый стол закусок, распространявший по всей гостиной запахи мясных деликатесов и выпечки. Кроме того, на противоположной стороне комнаты выстроился ряд лакеев, наливавших гостям шампанское. А прямо рядом с массивной каминной полкой и холодным очагом возвышался мольберт с рисунком Бартлетта-Джеймса. Картину пока закрывал черный бархат, но стоило сделать легкое движение, и полотно откроется для всеобщего обозрения.

У Виолы вдруг возникло чувство, что это ее выставили напоказ. Из тех приглашенных, кто уже явился, она большинство знала лично, а об остальных была наслышана как о ведущих представителях художественной богемы Лондона. При их с герцогом появлении разговоры мгновенно стихли, и к ним обратились взгляды, выражавшие различную степень любопытства.

— Леди и джентльмены, — сказал Чэтвин, входя в комнату, — уверен, все вы знаете леди Чешир, поистине выдающуюся художницу, которая любезно приняла мое приглашение провести вместе с нами этот вечер. — Он повернулся к Виоле с улыбкой, которая не отразилась в его взгляде. — Разумеется, вы знакомы с лордом Фэйрборном, мистером Уитменом из Лондонского музея искусств, лордом и леди Брисбен, лордом и леди Фримонт и мистером и миссис Стэнфорд Куикен. Куикены только что вернулись из Европы и привезли несколько замечательных французских работ, которые пополнят их коллекцию.

Куикенов Виола никогда раньше не видела, но со всеми гостями, как и подобает, обменялась любезностями.

— Кроме всего прочего, мистер Куикен является одним из лучших в Англии специалистов по установлению подлинности, — непринужденно добавил герцог. — Его опыт нам сегодня пригодится.

Смятение охватило Виолу, а следом на сердце камнем легло предчувствие дурного.

Герцог заметил ее смущение и пояснил:

— Хочу убедиться, что картина, которую я только что приобрел, действительно является оригиналом, а не подделкой.

Глаза Виолы расширились от шока; на щеках запылал румянец негодования. По всей видимости, герцог ожидал такой реакции, ибо он тут же перевел на нее насмешливый взгляд, провоцируя рассыпаться в извинениях, бросить ему вызов при всех или же с позором удалиться.

Но вместо того чтобы потакать желаниям Яна, Виола подавила рвущийся из груди гневный возглас и с непревзойденным самообладанием оторвала взгляд от его сверлящих глаз, чтобы мягко улыбнуться гостям.

— Для меня большая честь находиться в обществе таких выдающихся ценителей искусства, — проговорила она голосом, показавшимся ей скрипучим и сухим. Реплика была нелепой, однако наглость Чэтвина, вообразившего, будто она рисует поддельные картины, буквально выбила у нее почву из-под ног.

К счастью, один из лакеев спас Виолу от неловкой паузы, объявив, что закуски уже подаются на буфетную стойку. Кое-кто немедля направился за едой.

Лукас Вольф, герцог Фэйрборн, напротив, подошел к Виоле.

— Приятно снова видеть вас, леди Чешир, — сказал он, слегка опустив голову в поклоне.

Виола сделала реверанс.

— Взаимно, ваша светлость.

— И выглядите вы, как всегда великолепно, — добавил Майлз Уитмен, подходя к ней и протягивая бокал шампанского. — Осмелюсь заявить, что из всех нас вы также самая талантливая. Понятия не имел, что вы к нам присоединитесь.

Виола улыбнулась и с благодарностью отпила из бокала.

Уитмен, смотритель Лондонского музея современного искусства, женился бы на ней хоть завтра, ради одного только престижа, прояви она к нему хоть каплю интереса. Обоих мужчин Виола в последний раз видела на вечеринке у Изабеллы, и, в то время как Фэйрборн обнаруживал к ней лишь легкий интерес, Уитмен опять глазел на нее с глупой улыбкой на круглом, немолодом лице, поглаживал редеющие намасленные волосы и облизывал губы, словно поджидал случая укусить ее за шею.

Ян приблизился к ней на шаг, и теперь она чувствовала спиной его тепло; его плечо закрыло ее лопатки, а ноги глубоко вошли в складки ее широких юбок.

— Леди Чешир сейчас работает над моим портретом, — приятным тоном объяснил он, — и в этом качестве она сегодня моя особая гостья.

Майлз перевел взгляд с Виолы на Яна, потом обратно на Виолу и на глазах поскучнел, придя к выводу, что они пара. Не исключено, что несносный герцог нарочно добивался такого впечатления. Внезапно Виола почувствовала себя загнанной в угол, у нее запылали щеки, и если бы не пронзительный смех леди Дианы Фримонт, донесшийся от буфетных стоек и напомнивший, что она находится под защитой других благородных леди, она бы, наверное, сжалась в комок в углу, надеясь отсидеться там незамеченной, а потом тихонько ускользнуть.

— Так что же вы приготовили нам сегодня? — спросил, прочистив горло, внезапно смутившийся Уитмен.

— Мне говорили, это оригинальная работа Бартлетта-Джеймса, — донесся у них из-за спин чей-то голос. — Итак, Чэтвин, когда же мы увидим, что скрывается под бархатом?

Повернувшись, Виола увидела, что к ним шагает Бартоломью Сент-Джайлз, барон Брисбен. Коренастый, плотно упакованный в жилет и вечерний сюртук, он нес на своей маленькой фарфоровой тарелочке целую гору угощений. Виола знала Брисбена, потому что прошлым летом рисовала портрет его жены. Кроме того, будучи коллекционером, живо интересующимся эротическим искусством, он много лет назад одним из первых приобрел несколько работ Виктора Бартлетта-Джеймса. Разумеется, он не знал, что автором этих пикантных набросков была она, Виола, равно как и все эти мужчины и женщины, собравшиеся сегодня в гостиной герцога Чэтвина, которые слышали о Бартлетте-Джеймсе или собирали различные эротические работы, но пребывали в неведении относительно его настоящего имени — по крайней мере, до сегодняшнего вечера.

— Вас не обманули, Брисбен, — отозвался Ян.

Барон довольно усмехнулся, а Уитмен в ужасе уставился на Яна.

— Здесь дамы, Чэтвин. Д-должно быть, эта картина… представляет особую художественную ценность?

Виола закусила губу, чтобы не расхохотаться. У Майлза был такой вид, словно только что объявили, что гостей будут развлекать голые танцовщицы.

— Все они замужем, Уитмен, — парировал Ян, — и все они видели пикантные картины ранее.

Майлз робко кивнул.

— Да… наверное. В конце концов, это искусство.

— Вы слышали о художнике эротического жанра Викторе Бартлетте-Джеймсе, леди Чешир?

Вопрос задал Фэйрборн, которого, похоже, забавляло все это мероприятие.

Виола сделала еще один глоток шампанского.

— Уверена, о нем все слышали, сударь. По меньшей мере все, кто причастен к лондонскому миру искусства.

Помолчав несколько секунд, Фэйрборн спросил:

— Как вам кажется, куда можно повесить произведение такого искусства? Определенно не в гостиную.

Брисбен усмехнулся, потом закашлялся, замахал руками и отошел от их группки — по всей видимости, поперхнулся пирожным. Уитмен выкатил глаза, покраснел как рак и стал смущенно переминаться с ноги на ногу. Виола же, хотя никогда в жизни не оказывалась в более неловкой ситуации, сумела сохранить пусть и напускной, но достойный вид.

Прочистив горло, она ответила:

— На мой взгляд, если человек может позволить себе купить оригинал Бартлетта-Джеймса, то и повесить он его может, куда ему вздумается, ваша светлость.

Фэйрборн почти улыбнулся. Потом кивнул Виоле и ответил:

— Не думал об этом, но, полагаю, вы правы, сударыня.

Пытаясь не обращать внимания на заливающий щеки румянец, Виола сделала очередной глоток из фужера. К счастью, Уитмен отвернулся, чтобы поговорить с миссис Куикен, а Фэйрборн извинился и пошел к буфету. На миг Виола почти расслабилась, но тут Ян напомнил, что до сих пор стоит у нее за спиной.

Пригнувшись к самому ее уху, он шепнул:

— По-моему, эротическую картину лучше всего повесить в спальне. Как думаете, леди Чешир?

Ей хотелось кричать, но она повернулась к герцогу и с непроницаемым видом сказала:

— Если вы пытаетесь меня смутить, ваша светлость, у вас ничего не выйдет.

— Смутить вас?

Виола глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Вы же знаете, я вдова и художница, поэтому эротические работы и их демонстрация на публике меня не шокируют.

Ян впился в нее взглядом.

— А как насчет частного просмотра?

Виола нервно оглянулась по сторонам и с некоторым облегчением отметила, что в пределах слышимости как будто никого нет.

— Виола?

Она вновь обратила к Яну испепеляющий взгляд.

— Полагаю, частный просмотр — удел джентльменов, ваша светлость.

— Ах. — Он снова опустил глаза к ее лифу. — Значит, рисунок, который я приобрел, никогда не висел в вашей спальне и не радовал ваших с мужем глаз?

Виола открыла рот от изумления, потом, оправившись, прошептала:

— Это вас не касается.

В ответ на губах Яна появилась искренняя улыбка, первая, какую она у него увидела, и выражение коварного довольства вмиг слетело с его красивого лица.

— Я проголодалась, — солгала Виола, отворачиваясь от герцога.

Ян быстро потянулся за ее рукой и осторожно привлек ее назад. Склонившись к ее уху, он шепнул:

— Я тоже голоден, Виола, и ваш рисунок, который после сегодняшнего просмотра я собираюсь повесить в спальне, еще больше распаляет мой аппетит.

Виола не могла на него посмотреть, но успела заметить, что один-два человека с любопытством за ними наблюдают. Перебарывая острое желание плеснуть остатки шампанского в лицо герцогу, она мягко высвободила руку и пробормотала:

— Вешайте его хоть черту на рога. А сейчас оставьте меня в покое. Люди смотрят.

С этими словами Виола подобрала юбки, обошла Яна и направилась к буфету, раздраженно слушая, как он посмеивается ей вслед, и изо всех сил пытаясь игнорировать распалившуюся плоть.

Три четверти часа Виола томилась под гнетом тревоги и могла лишь жевать ростбиф, огуречный сандвич и имбирный кекс, которые положила себе на тарелку, слушать, как леди Фримонт и леди Брисбен обсуждают благотворительность и светские новости, и держаться подальше от мужчин. Наконец, леди затронули тему искусства, и разговор приобрел гораздо более интимный характер.

Леди Фримонт, женщина под шестьдесят с широкими бедрами и плечами и густыми седыми волосами, собранными в высокую прическу, склонилась к Виоле и нетвердым от выпитого, заговорщическим голосом спросила:

— А вы никогда не создавали таких, леди Чешир?

Виола удивленно на нее посмотрела.

— Прошу прощения?

Леди Фримонт рассмеялась и шепотом пояснила:

— Пикантных картин!

Леди Брисбен захихикала, как подросток, а миссис Куикен оставила мужа и направилась к ним, чтобы выяснить, о чем таком забавном они могут говорить.

— Прошу, расскажите, — настаивала леди Брисбен, подступая ближе. — Ах, если бы я так умела! Вот была бы потеха для нас с Бартоломью, будь в моем распоряжении такое живительное средство.

Все опять расхохотались. Виола, которую этот разговор скорее раздражал, чем веселил, тоже выдавила из себя смешок. Миссис Куикен, которая была лет на десять младше остальных, сделала большой глоток из фужера с шампанским и сказала:

— Есть много хороших художников, которые могут подражать его стилю, но осмелюсь заметить, что никто, кроме Виктора Бартлетта-Джеймса, не способен так точно поймать настроение любви.

— Настроение любви? — Леди Фримонт запрокинула голову и так расхохоталась, что даже не заметила, как пролила себе на юбки шампанское. — Боже правый, вот это мысль! — Она вновь обратила к Виоле горящие глаза. — Полно, леди Чешир, нам можно довериться. Вам никогда не хотелось создать собственный стиль пикантного искусства?

Улыбнувшись, Виола слегка пожала плечами.

— Если бы даже и захотелось, я бы наверняка не призналась в этом ни единой живой душе.

— Иными словами, — раздался голос Яна у нее за спиной, — не исключено, что она уже его создала?

Все ахнули, а потом засмеялись, будто их поймали на чем-то непристойном. Все, кроме Виолы. Изобразив улыбку, она оглянулась на герцога через напряженное плечо и увидела, что тот стоит в футе от нее с шампанским в руке и с выражением задумчивости на красивом лице.

— Ваша светлость, — ответила она, — думаю, если бы я попыталась воссоздать настроение любви Виктора Бартлетта-Джеймса, вы бы узнали об этом последним.

Ян кивнул, отдавая должное ее скромности, и на шаг приблизился к их маленькой группке.

— Дельное замечание, сударыня. Хотя, увидев вас за работой над портретами, могу сказать, что ваш… талант будет блистать в любой форме.

Виола не могла определиться, стоит ли принимать этот комплимент за чистую монету. Хотя остальные леди, безусловно, не видели в нем ничего иного. Улыбнувшись, она осторожно ответила:

— Такая похвала из ваших уст, сударь, дорогого стоит.

Заслышав ее быстрый уклончивый ответ, Ян повел бровью, и она с победоносной улыбкой отвернулась от него к дамам. Но вдруг почувствовала его ладонь внизу спины и инстинктивно замерла, изумленная, что он позволил себе такую явную демонстрацию интимной власти на людях. Она стояла, боясь шелохнуться, и молилась, чтобы никто поблизости не обратил на них внимания.

— Думаю, пришла пора сбросить покровы. Не находите? — тихо проговорил Ян у нее из-за плеча.

— Ах, боже мой, конечно, — откликнулась леди Фримонт, обмахиваясь ладонью, как веером. — Думаю, шампанского с меня хватит.

Леди Брисбен весело рассмеялась, как будто количество вина, поглощаемого леди Фримонт, показалось ей блестящей шуткой. У миссис Куикен загорелись глаза, и она обвела взглядом гостиную.

— Мой муж вечно исчезает в самый неподходящий момент.

Виола открыла рот, чтобы ответить, но в эту самую секунду почувствовала, как ладонь герцога скользнула по юбкам и легла ей на ягодицы.

Она стояла, не в силах вздохнуть, пылая горячим румянцем, а Ян ласкал кончиками пальцев нижнюю часть одной половинки.

— Вообще-то ваш муж и лорд Фэйрборн вышли на балкон, чтобы покурить трубку на свежем воздухе, — сказал Ян невозмутимым, низким голосом. — Я только что послал за ними лакея.

— О, хорошо, — ответила миссис Куикен, убирая со щеки выбившийся каштановый локон и пряча его за ухо. — Тогда я, наверное, воспользуюсь случаем и пополню свой фужер. Вы меня извините, ваша светлость?

— Конечно, прошу вас, — тут же ответил герцог, кивая в сторону столика с неоткупоренными бутылками.

— Пожалуй, последую вашему примеру, — сказала леди Фримонт, явно передумав насчет шампанского, после того как осушила свой бокал. — Маргарет? Леди Чешир?

Виола не могла говорить. Ян продолжал тайком ласкать ее ниже спины, и, хотя его ладонь и пальцы скользили по множеству слоев атласа и нижних юбок, она ощущала его прикосновения, как ожоги на голой коже.

— Я бы хотел переговорить с леди Чешир наедине, — сказал герцог несколько секунд спустя. — Вы не возражаете?

Обе дамы посмотрели на нее круглыми от удивления глазами, потом перевели взгляд на Яна.

— Нет, нет, конечно, — пролепетала леди Брисбен. — В таком случае вы позволите?

Они синхронно опустились в реверансе и удалились, заговорщически склонив головы и перешептываясь, пока Маргарет не хихикнула и они не остановились у барного столика.

— Если отойдете от меня, Виола, — тихо пригрозил Ян, — я схвачу вас и поцелую при всех.

Виола сглотнула ком в горле и, закипая от ярости, прошипела:

— Чего вам надо?

Ян склонился к ней и зашептал в самое ухо:

— Мне нечего добавить. Я просто наслаждаюсь вашей мягкостью, представляю вас обнаженной и стонущей и не хочу раньше времени лишаться этого удовольствия.

Виола сжала руки в кулаки, чтобы сдержаться и не ударить его.

— Я бы сказала, что вам просто нравится меня смущать, сударь, — сдавленно прошептала она. — Вы добились того, что все считают нас парой.

Горячее дыхание герцога дразнило ей шею.

— Необязательно. Никто не видит моей руки на вас, Виола. Все стоят перед нами.

Сделав несмелый вдох, она плавно обернулась, чтобы посмотреть на Яна, и жгучее вожделение, которое она прочла в его глазах, ошеломило ее. Герцог внезапно убрал руку, и Виола, отступив на шаг, полностью повернулась к нему лицом.

Ян посмотрел ей в глаза: в его чертах сквозила жестокость, губы были угрюмо поджаты, а кожа пылала таким же лихорадочным румянцем, как у нее.

Виоле не верилось, что Ян мог возбудиться, мимолетно прикоснувшись к ней через платье. Но, молча опустив глаза, она увидела, как вздулись его брюки, и ошеломленно приоткрыла рот.

— Я давно не был с женщиной, — пробормотал он низким, хриплым голосом. — Мое тело весьма отзывчиво.

Виола смотрела ему в глаза, не зная, что сказать. С самого первого дня, как Ян вернулся в ее жизнь, желание бежать не одолевало ее так сильно, как теперь. В то же время она чувствовала неистовое притяжение между ними, поднимавшее из глубин сознания образы его нагого тела, напоминавшее, как сильно она хотела его тогда — и как трудно будет сопротивляться ему теперь.

— Как вы можете хотеть меня физически и при этом ненавидеть меня до такой степени, чтобы унижать при всех? — прошептала она, охваченная ледяным смятением.

Герцог сунул руки в карманы вечернего сюртука.

— Не знаю.

Виола недоуменно покачала головой, замечая с упавшим сердцем, что Ян вовсе не отрицает желания опозорить ее.

Сделав глубокий вдох, он мрачно проговорил:

— Но я точно знаю, что подойдете только вы, и я намерен овладеть вами, невзирая на ваш статус, на ваши собственные желания и на ваше будущее. Невзирая ни на что.

Эта отвратительная ясность, помноженная на очевидное презрение, которое герцог выказывал ей во всем, что говорил и делал, окатила ее точно ведром ледяной воды.

— Вы мне отвратительны, лорд Чэтвин, — выдохнула она, переполняясь ненавистью. — И я в жизни так не сожалела ни о чьей заблудшей душе, как сожалею о вашей.

Не дожидаясь ответа, Виола отвернулась от герцога и зашагала прочь, дрожа всем телом и желая как можно скорее добраться до высоких, полных фужеров с его превосходным шампанским. Завтра к этому времени, клялась она себе, она навсегда исчезнет из его жизни, чего бы это ни стоило. Теперь не было ничего важнее, чем вырваться из его тисков, сохранив при себе своего сына и свою гордость.

Ничего.

* * *

Они собрались вокруг закрытого мольберта у камина, Ян по одну сторону, мистер Куикен по другую. За последние полчаса в их компанию, отдававшую должное угощениям и напиткам и ожидавшую показа великого эротического искусства, влилось еще несколько человек. Виола стояла чуть поодаль, между Фэйрборном и леди Фримонт. Оставив Чэтвина в гневе около часа назад, она наотрез отказывалась на него смотреть. Но его взгляд на лице она чувствовала так же остро, как и повисшее в воздухе всеобщее ожидание.

Виола с высоко поднятой головой слушала короткий монолог Чэтвина о том, как интересно ему покупать произведения высокого искусства во всех его формах, от скульптуры до живописи, и как он никогда прежде не приобретал эротических работ, но слышал о Викторе Бартлетте-Джеймсе и воспользовался случаем пополнить свою коллекцию. Наконец, он поднял руку и освободил раму от черного бархата.

По гостиной прокатился вздох изумления — потом восторженный шепот, вскоре разделившийся на многоголосое, профессиональное обсуждение рисунка во всех его деталях.

Виола попивала шампанское, кивая в ответ на замечания леди Фримонт и стараясь держаться как можно незаметнее. Наконец, мистер Куикен принялся изучать работу с придирчивостью специалиста, осматривая каждый дюйм и перешептываясь с Чэтвином. Не уделяя особого внимания тому, что происходит вокруг, Виола ждала удобного случая ускользнуть и поскорее уехать домой, как вдруг услышала, что ее назвали по имени.

Мистер Куикен резко обернулся и посмотрел на нее.

— Леди Чешир? — повторил он, насупив густые брови.

Все взгляды вдруг обратились к ней, и в гостиной наступила тишина.

У Виолы пересохло во рту.

— Прошу прощения?

Ян прочистил горло.

— Я вынужден был рассказать, у кого купил картину, сударыня, — очень спокойно проговорил он. — Мне очень жаль.

Виола понятия не имела, что происходит. Когда первый шок миновал, она подняла глаза на своего мстителя.

В глазах Яна читалась неумолимая расчетливость и холодное довольство. От этого взгляда Виолу затрясло от страха.

— Я… простите мое замешательство, но…

— Этот рисунок принадлежал вашему мужу, леди Чешир? — спросил Куикен озабоченным тоном.

У Виолы отвисла челюсть; кровь стала отливать от ее лица по мере того, как весь ужас вопроса доходил до сознания. Ян раскрыл ее тайну, по меньшей мере, частично, и возражать было бесполезно. Только не перед всеми, кто пришел к герцогу этим вечером.

С решимостью обреченного Виола ответила:

— Да, это правда. Мой покойный муж купил его много лет назад, и я совсем недавно обнаружила его, когда убирала на чердаке. Мой поверенный продал его лорду Чэтвину от моего имени.

В этой ситуации ничего лучшего Виоле не оставалось. По крайней мере, ее объяснение прозвучало правдоподобно. Со сплетнями, которые поползут после ее признания, она как-нибудь справится.

Стэнфорд Куикен потер скулы пухлыми пальцами и еще больше нахмурился.

— Мне очень жаль, сударыня.

— Жаль?

Куикен покраснел, замялся и, бросив на Яна быстрый взгляд, снова посмотрел на Виолу.

— Знаю, это довольно… Я понимаю, какое это для вас потрясение.

В комнате повисло напряженное молчание. Виола огляделась по сторонам, и зародыш страха, который вселил в нее своим расчетливым взглядом Чэтвин, превратился в тревогу.

— Я не понимаю, — прошептала она.

— Моя дорогая, — сказал мистер Куикен, — боюсь, что вас обманули. Я хорошо знаю Виктора Бартлетта-Джеймса и его стиль. Он не создавал этого рисунка. Это подделка.

Рассудок Виолы упрямо не желал воспринимать смысла его слов; ей пришлось сделать над собой нечеловеческое усилие, чтобы не расхохотаться от абсурдности сказанного.

— Это невозможно, — выдохнула она, вглядываясь в гостей в поисках поддержки. Но в ответ получала лишь смущенные и сочувственные взгляды.

Пропустив ее возражение мимо ушей, Куикен потер тыльную сторону шеи.

— Уверен, что в сложившейся ситуации вы пожелаете возместить лорду Чэтвину урон, нанесенный этой… э-э… ошибкой.

И тут Виола поняла — его ложь, его притворство и общественный позор, которому он с самого начала задумал ее предать.

Картина была подлинной, и они оба это знали. Равно как и Куикен, если он в самом деле специалист. Но сегодня вечером Ян Уэнтворт посеял зерно сомнения и тем самым начал приводить в исполнение хитроумный план по уничтожению ее репутации. Чэтвин прижал ее к стенке и вынудил признаться, что рисунок ему продала она. Теперь все знали, что она должна вернуть ему деньги. Более того, герцог позаботился, чтобы присутствующие дамы заподозрили, будто она сама нарисовала картину, намереваясь продать ее под видом оригинала. Не было никаких веских доказательств, что она не пыталась обмануть герцога Чэтвина, продав ему собственную работу вместо подлинника, а вот сомневаться в ее словах, напротив, имелись все основания. Даже Майлз Уитмен, похоже, не мог посмотреть ей в глаза и потому не отрывал взгляда от своих туфель. А объяснить что-либо, не рассказав, что она и есть Виктор Бартлетт-Джеймс, она не могла. Да ей бы никто сейчас и не поверил.

Впервые за всю свою взрослую жизнь Виола почувствовала, что ей наплевали в душу. Притом мужчина, который был ей небезразличен, о котором она тосковала и даже одно время думала, что любила.

Она снова взглянула на Яна. Его черты были непроницаемы, а прищуренные глаза бросали вызов: возрази мне, назови богатого и влиятельного джентльмена лжецом на его же собственной светской вечеринке.

Сволочь.

Сдерживая слезы боли, беспомощности и нараставшего гнева, но продолжая неотрывно смотреть в глаза Яну, Виола медленно отделилась от гостей. А потом повернулась к ним ко всем спиной и зашагала прочь из гостиной, высоко подняв голову, расправив плечи и с каждым шагом наполняясь новой решимостью.

Все изменилось. Никто никуда завтра не уедет.

Теперь между ними официально объявлена война.