1

Каир, 15 октября 1914 года

Крик женщины заполнил всю церковь, и кто-то стремительно пронесся по деревянному настилу. Геркулес посмотрел на большую деревянную колоннаду, но заметил лишь пурпурное одеяние, которое тут же исчезло из виду за боковой решеткой.

— Ты видел это, Линкольн? — спросил, быстро повернувшись, Геркулес.

— Я вижу, что искусство коптов тебя больше не интересует. Говорил же я тебе, что могу прийти сюда один, — ответил Линкольн, не слушая вопроса приятеля.

В церковь вошли два смуглых человека в шароварах, похожих на те, что носят австрийские солдаты, и в черных колпаках и побежали к центральному проходу. Поняв, что они здесь не одни, мужчины пошли медленнее, оглядываясь по сторонам, словно любуясь убранством храма. Черные глаза незнакомцев встретились с взглядом Геркулеса, в котором легко угадывался вызов. Геркулес нахмурил брови и опустил руку в карман, нащупав револьвер. Линкольн повернулся и увидел, как незнакомцы смотрят вниз, на пиджак его приятеля. В это время со стороны зарешеченной ограды послышался звук ударов, и мужчины направились к источнику шума. Геркулес понял, что звуки доносятся из крипты, в которой несколько минут назад они любовались фрагментами первоначальной церкви Святого Сергия. В той самой крипте, по преданию, останавливалось Святое семейство во время своего бегства в Египет, поэтому, начиная с 859 года и вплоть до двенадцатого века, в этой небольшой церквушке в христианском квартале проходила интронизация всех коптских патриархов.

Геркулес ни минуты не сомневался, что женщине, укрывшейся в церкви, угрожает опасность. Кивком головы он позвал Линкольна за собой и вынул из кармана револьвер. Внутри крипты царил полумрак. Геркулес инстинктивно оперся о стену, присел на корточки и вовремя дернул Линкольна за пиджак. Секунду спустя послышался удар пули о деревянную стену.

— О боже! — воскликнул Линкольн.

— Не шуми, если не хочешь, чтобы нас изрешетили пулями, — произнес шепотом Геркулес, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь темноту.

Вторая пуля просвистела у Геркулеса над плечом, и он выстрелил наугад в сторону мелькнувшей небольшой вспышки. Послышались крик раненого человека и шаги — кто-то спешил к выходу. Несколько секунд, пока стихали удаляющиеся шаги, а потом громко хлопнула входная дверь, Геркулес и Линкольн сидели молча.

— Pouvez-vous m’aider, s’il vous plaît? — тихо прозвучало в полутьме.

— Bien sûr, — ответил Геркулес.

Мужчины заметили, как в их сторону движется облачко дыма. Внезапно запах сырости и гниения уступил место легкому, но стойкому аромату.

— Мадам, я не знаю, что происходит, но вам нечего бояться, пока вы находитесь рядом с нами, — сказал Геркулес, подымаясь на ноги.

— Вы настоящий рыцарь, — ответила женщина с неизвестным акцентом.

Втроем они поднялись по лестнице к центральному нефу церкви. Как только свет упал на шелковую пурпурную мантию незнакомки, глаза приятелей расширились в изумлении, а когда женщина обернулась, они увидели прекраснейшую, шитую золотом епанчу, соблазнительно облегавшую ее тело. Лицо незнакомки было закрыто. Но огромные голубые глаза сияли, свидетельствуя о несомненной, неописуемой красоте незнакомки.

— Господа, вы спасли мне жизнь, — прозвучал приглушенный хиджабом голос.

— Всякий поступил бы так, — проговорил Линкольн, приподнимая шляпу. Его французский оставлял желать лучшего.

— Где вы остановились? Можем ли мы проводить вас куда-нибудь? — спросил Геркулес.

— Боюсь, что мысль вернуться в отель не самая хорошая.

— Разумеется, — улыбнулся Геркулес. — Вы можете последовать за нами. Нас сопровождает одна дама, которая, конечно же, сможет разместить вас у себя, пока мы не найдем что-нибудь более подходящее. Что-нибудь соответствующее вашему рангу, принцесса.

— Откуда вам это известно? — спросила ошеломленная незнакомка.

— Ваша манера держаться, ваши одеяния, кольцо с гербом королевского семейства султана Стамбула, — пояснил Геркулес.

Женщина с удивлением посмотрела на свою руку. Драгоценный камень сверкал в луче солнца, проникшем сквозь деревянную крышу. Потом хиджаб слегка приподнялся, и Геркулес понял, что женщина улыбнулась.

 

2

Рим, 813 год [3] , шестой год правления Нерона

Нерон подошел к длинному ряду балконов и посмотрел на ночной Рим. По его семи холмам рассыпались огоньки жилищ, а неясный шум голосов их обитателей никак не утихал. Рядом с Нероном молча стоял его советник Секст Афраний.

— Секст, все готово?

— Да, цезарь. Два легиона готовы выйти в отрытое море из Остии, как только вы отдадите приказ.

— Я много размышлял об этом. Эти нубийские рабы могли врать мне, но почему они пошли на это? Они и так уже были приговорены к смерти.

— Точно так, цезарь.

— Ни один римлянин не заходил так далеко к югу от Нила.

— Насколько нам известно, нет. Первым греком, посетившим Египет, был Геродот. Считается также, что там побывал и Диодор. Некоторое время в Александрии жил Страбон, со своим другом Элием Галлом он совершил путешествие к югу от Фив. Плавали по Нилу и Юлий Цезарь с Клеопатрой. Но никто не заплывал дальше известных пределов.

— Понимаю. А что мы теряем? Два легиона преторианцев? Эти люди и живут-то только ради того, чтобы обожествлять меня, — бросил Нерон и прошел в просторный зал.

— Но нужно ли посылать легионы именно из вашей преторианской гвардии? Это самые подготовленные воины империи. В Риме нет ни одного лишнего легионера.

— Нельзя рисковать, посылая людей менее подготовленных. Я не доверяю остальным моим легионам, тем более в данном случае, когда речь идет о выполнении такой важной миссии. Они должны отыскать драгоценный камень и доставить его сюда.

— Тогда не было бы разумнее послать на поиск камня небольшую группу людей? Они привлекали бы меньше внимания. Нубийцы могут проявить нервозность, увидев целую армию.

— Нет! — вскричал Нерон, который не привык к тому, чтобы ему возражали.

— Цезарь… — взмолился трясущийся от страха советник.

— Мне нужен этот камень. Меня повсюду окружают враги, и только он поможет мне остаться в живых! — воскликнул Нерон, выпучив глаза.

Против него повсюду возникали заговоры, не давая ему ни отдыха ни срока.

— Они его найдут. Если он существует, они его найдут и доставят в Рим.

— Надеюсь, Секст. На пользу империи и ее цезаря, — произнес Нерон, приложив ко лбу холодную ладонь.

 

3

Каир, 15 октября 1914 года

В саду при отеле «Континеталь Савой» они увидели Алису, которая сидела на скамье под огромной ивой. Ветер слегка раскачивал ветви деревьев, неся прохладу. Их подруга внимательно читала небольшую книгу, оправленную в переплет из белой ткани с розоватыми узорами. Огромные зеленые глаза Алисы неотрывно смотрели в книгу, казалось, она упивалась чтением. Ее веснушчатое лицо покраснело от первого загара, а рыжие локоны, выбившиеся из-под соломенной шляпки, красиво спадали на легкое льняное платье.

— Дорогая Алиса, мы привезли тебе подружку, которая поможет тебе скоротать долгие праздные часы в Каире, — сказал Геркулес, показывая на арабскую принцессу.

— Ну и дела! Оставила вас одних на пару дней, и вы возвращаетесь с принцессой, — воскликнула с улыбкой Алиса.

Принцесса слегка склонила голову, и на ее одежде мелодично зазвенели колокольчики. Алиса поднялась со скамьи, подошла к женщине и дважды поцеловала ее.

— Очень рада, дорогая. Меня зовут Алиса Монторелла. Могу предположить, что эти негодники вашим именем и не поинтересовались.

Геркулес и Линкольн хотели было извиниться, но незнакомка заговорила первой:

— Эти кабальеро спасли меня от серьезной опасности. И пережитое в создавшейся ситуации волнение не позволило им проявить галантность в полной мере. Зовут меня Дайри, но более известна я под именем Джамиля. По крайней мере, так меня назвали, когда поместили в гарем.

— Вы жили в гареме? — переспросила Алиса, широко открыв глаза.

— Да, всю жизнь, точнее, с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет. Мое настоящее имя Марта Себастьян. — Когда женщина произнесла это имя, глаза ее увлажнились.

— Откуда вы? — спросил Геркулес.

— Из Венгрии. Я родом из Венгрии.

— Я слышал, что гарем — это дом удовольствий, в котором господин может спать каждый раз с новой наложницей, — сообщил Линкольн на плохом французском языке.

Женщина покраснела и, прежде чем ответить, подняла лицо к небу. Сначала Линкольн показался ей симпатичным. Возможно, потому, что напоминал ей ее лала, евнуха-негра, который заботился о ней и был ее рабом, однако называть себя проституткой она позволить не могла.

— Гаремы — это не бордели. Это все предвзятость людей Запада. Арабы более цивилизованные люди, чем вы думаете. В гаремах находятся не только красивые женщины, но также их дети и бабушки. Это подобно небольшому поселению. Некоторые женщины занимаются стиркой белья, другие — ванными, приготовлением пищи, музыкой и танцами. Только немногие являются наложницами. Мужчинам, кроме хозяина, вход в гарем воспрещен, если не считать евнухов, которые, в общем-то, мужчинами не являются.

— Но как вы, венгерка, попали в гарем? — спросила Алиса.

Женщина села на скамью, и Алиса к ней присоединилась. Геркулес и Линкольн сели по обеим сторонам от женщин.

— Еще будучи ребенком, до того, как попала в Великий стамбульский гарем, я жила со своим отцом, генералом венгерской армии Матиашем Себастьяном. Пока он воевал то в одном месте, то в другом, мы с мамой и сестрами жили в доме бабушки по материнской линии неподалеку от города Залаэгерсег. Это были самые счастливые годы моей жизни. Потом произошло что-то ужасное, но об этом у меня сохранились смутные воспоминания. Целый месяц непрестанно шел снег, и дом моих предков оказался отрезанным от внешнего мира. Но однажды поздним вечером пришли мужчины с веревками и кирками, похожие на крестьян-валахов. Увидев их, я спряталась на чердаке. Оттуда я услышала плач и стенания моей матери и сестер. Я не знала, что происходит, но понимала, что происходит нечто ужасное… — И принцесса Джамиля залилась слезами.

Геркулес протянул ей носовой платок, но несколько секунд спустя она смогла продолжать свой рассказ.

— Пришельцы убили почти всех обитателей дома. Меня охватил ужас. Когда через дверь чердака начал просачиваться черный дым, я закричала. На крик пришла моя дадус и вытащила меня из дома до того, как он обвалился. Мы много дней скрывались, терпя голод и холод. В конце концов мы встретились с войсками моего отца и остались с ним. Некоторое время спустя мы отправились в Орсову, аванпост австро-венгерской армии. Там наши войска потерпели ужасное поражение, и нам пришлось бежать до Видина, а потом и дальше, к границе Оттоманской империи. Лагерь в Видине был ужасен. Он находился прямо на берегу Дуная, и от беспрестанной сырости мы промерзали до костей. Вскоре погода ухудшилась, не хватало провизии, а наши палатки прохудились и отсырели. В результате поражения наших войск мы оказались в плену у турецкой армии. Количество солдат, охранявших беженцев, было примерно таким же, как и самих беженцев. Моя мать, еще со времени сражения под Орсовой, была ранена, мы с няней ухаживали за ней, опасаясь, что она может умереть. Каждый день приезжала запряженная волами арба, чтобы забрать тех, кто умер за ночь. Но мы даже не подозревали, что наши жизни висели на волоске. Австрия и Россия требовали от султана выдачи беженцев, чтобы казнить их. Султан отказывался сделать это, ссылаясь на ислам, который не позволяет выдавать тех, кто просит его покровительства. Некоторые беженцы из нижних чинов вернулись в Венгрию, но мой отец был генералом, и, как нам было известно, в случае возвращения был бы немедленно повешен.

— И как же поступил ваш отец? — спросила Алиса, которая слушала рассказ с замиранием сердца.

Принцесса опять заплакала. Эти воспоминания были очень тяжелы для нее. Прошло много времени с тех пор, и она перестала вспоминать о своем отце, о его печальной судьбе. Казалось, что прошлое ее больше не тревожит, но она ошибалась.

— Я вижу, что все это слишком нервирует вас, и будет лучше, если мы закроем эту тему, — предложила Алиса, обнимая женщину.

— Нет, я должна выговориться, — возразила она, глядя прямо в глаза Алисе, и продолжила свой рассказ: — Султан предложил венгерским беженцам принять ислам и обещал тем, кто это сделает, защиту от Австрийской империи. Мой отец отверг это предложение. В конечном счете в Венгрии у него никого не осталось. Его жена и все родственники, кроме меня, уже были мертвы. Однако он не мог отказаться от того единственного, что у него оставалось, — от своей веры. Он написал письмо в Великобританию и рассказал о том, что происходит. Некоторые венгры получили амнистию со стороны Австро-Венгрии и вернулись на родину. Другие приняли ислам. Но никто не знал, как поступить с теми, кто этого не сделал. Однажды утром, когда моего отца в лагере не было, няня отправилась на поиски хлеба и я оставалась в палатке одна. Тогда-то и явилась женщина с сумкой и отвела меня в дом семейства ад-Аллах.

— Что это за женщина? — спросил Линкольн.

— Это была старая армянка, которая продавала съестное и другие товары обитателям лагеря. Старуха отвела меня в этот дом и оставила там. Мне показалось, что я в раю. Это была большая вилла, наполненная красивыми вещами и яствами. После долгих месяцев, проведенных в военном лагере, это было похоже на сказку. Семейство ад-Аллах обмануло меня, сказав, что они меня удочерили и что скоро за мной придет мой отец.

— Бог мой, мне никогда не приходилось слышать такую печальную историю! — воскликнула Алиса, чувствуя, как к горлу подкатывается комок.

— Однако не все было так плохо. Когда меня привели в гарем, я многое узнала там и обрела много подруг. В гареме практиковались так называемые «женские искусства», — продолжала принцесса, и нотки грусти уже не слышались в ее голосе.

— Что это такое, «женские искусства»? — спросила заинтригованная Алиса. Если в этой жизни и было что-то ненавистное ей, так это склонность мужчин считать себя выше женщин, отводить им только детородную функцию.

— Когда мы пришли в гарем, нас заставили учить наизусть главы Корана, преподавали географию, учили читать и писать, считать, готовить пищу и шить. Кроме того, нас научили танцевать, петь и играть на лютне.

— Это значительно больше того, чему меня научили в школах при монастырях в Гаване, а позднее в Мадриде, которые я посещала, — заметила Алиса.

— Но это не было «женскими искусствами». В Оттоманской империи о способностях женщин судят по тому, как она умеет причесываться, готовить кофе и подавать его по просьбе господина, опустив глаза. Мы должны уметь выбирать одежду на каждый конкретный случай и придавать своим движениям элегантность…

— Не продолжайте. Боюсь, то же и на Западе. Мы всегда должны быть в превосходной форме, чтобы выбор мужчины пал именно на нас, словно мы какие-то лошади. Мне уже за тридцать, и я не собираюсь выходить замуж. Никогда. Мне не нужен мужчина, который говорил бы мне, что я должна делать, — заявила, нахмурившись, Алиса.

Линкольн взглянул на нее украдкой и незаметно вздохнул.

— Не понимаю, что плохого в том, что женщина доставит удовольствие мужчине, — удивилась принцесса.

— Женщины — это нечто значительно большее, чем вещи.

— Меня воспитали в духе понимания того, что самое главное для женщины — это доставлять удовольствие мужчине. Наш удел состоит в том, чтобы делать счастливым сильный пол. Мужчин не интересует, о чем мы думаем, для них важно лишь то, чтобы мы были привлекательными и женственными. В таком случае, почувствовав себя счастливыми, они дарят нам ювелирные украшения, рабов и элегантные одежды.

— Если жизнь в гареме была так прекрасна, почему вы оттуда бежали? — язвительно заметила Алиса.

— Пожалуйста, Алиса, будь полюбезнее с нашей гостьей. Никто у нее не требовал объяснений. У нее, надо думать, есть свои причины, чтобы сделать то, что она сделала, — сказал, словно отрезал, Геркулес.

Алиса что-то проворчала, сморщив вздернутый носик. Некоторое время все сидели молча. Когда ветер усилился, неся пыль из пустыни, собеседники встали и направились к входу в отель.

За пределами сада два человека наблюдали за ними, пока четверка не исчезла внутри отеля.

 

4

Стамбул, 17 октября 1914 года

Турецкая империя напоминала медведя, впавшего в зимнюю спячку. За последние пятьдесят лет она потеряла почти все свои владения в Европе. Ослабевала ее власть и на Ближнем Востоке. Султан неделями колебался, размышлял о целесообразности новой войны и пришел в конце концов к единственно правильному решению. Если он не вступит в войну и победу одержат силы Антанты, его империя распадется на куски, которые достанутся победителям. Великобритания страстно желала получить Палестину, Россия — Армению, а национальные меньшинства, которые населяют империю, незамедлительно взбунтовались бы и потребовали бы независимости. В случае борьбы на стороне Германии и Австрии империя могла бы продержаться еще лет сто. Однако султан понимал, что подобное решение не в его компетенции, не в компетенции самого Аллаха. Подлинная власть в стране находилась в руках великого визиря Саида Халима и группы молодых офицеров, которые и принимали решения. В течение последних месяцев они обучали оттоманскую армию и достигли в этом невероятных успехов. Мощная армия могла блокировать Россию, главного врага империи, и вернуть утраченные позиции на Черном море.

Мехмед V отпил чаю и попытался прогнать тревожные мысли. Великий визирь должен был вот-вот прийти, и одно лишь ожидание этой встречи вызывало у султана озноб. После тридцати лет, проведенных под замком в гареме, девять из которых прошли в полной изоляции, приговоренный к смерти девяносто девятый халиф ислама знал, что такое страх. Великий визирь мог в любой момент лишить его власти, мог свергнуть и поставить на его место другого человека. Однако в то утро султан был озабочен совсем другим. Немногим более месяца назад одна из его жен сбежала из гарема и унесла с собой одно из самых ценных его сокровищ — «Сердце Амона». Он не понимал, почему она это сделала. Она была одной из тех, кого он предпочитал всем остальным, несмотря на то что она постарела и была бесплодна. Если бы она вернулась, султан простил бы ее. А что еще можно сделать с женщиной в таком возрасте? Эта жена была одной из самых красивых в Большом гареме, ей он доверял свои самые сокровенные тайны, и вот, состарившись, она его предала.

Голос раба, возвестившего о прибытии великого визиря, вернул его к действительности. Он заметил, как у него начали потеть руки и пересохло во рту.

— О, великий халиф ислама, перед тобой твой самый покорный слуга, — церемонно представился визирь.

Султан в страхе взглянул на него и предложил сесть.

— Наши люди потеряли след принцессы в Каире, — сообщил визирь.

— В Каире? Какие дела могут быть у нашей голубки в Каире? Она ненавидит жару, тем более в местах отсталых, где нет никаких удобств, — ужаснулся султан.

— Это нам неизвестно. Наши люди почти задержали ее в коптском квартале, но вмешались каких-то два иностранца.

— Какая досада. И что же нам теперь делать?

— Наши люди проследили за ней до отеля, в котором остановились эти джентльмены. По-видимому, они сняли номера в отеле «Континенталь Савой». Прикажете ликвидировать ее?

— Нет, пожалуйста. Вам уже известно, что я желаю вернуть обратно и драгоценность, и принцессу. Остальное меня не интересует. Эта драгоценность принадлежала нашему семейству веками, и я должен вернуть ее.

— Будет сделано так, как желает великий халиф ислама, — ответил визир с легким поклоном, встал и вышел из зала.

Султан некоторое время сидел в задумчивости. Драгоценность обладала силой, которой никто не мог понять. Он знал, что его судьба связана с камнем. Если рубин попадет в руки людей неискушенных, это может оказаться весьма опасным.

 

5

Каир, 17 октября 1914 года

— Надеюсь, вас не оскорбило то, что я на днях сказала в саду. Я отнюдь не собиралась оскорбить вас. Просто я устала от этого мужского взгляда на происходящее. Мой отец таким не был. Он будил во мне желание учиться, быть независимой и иметь собственное мнение, — рассказывала Алиса, причесываясь перед зеркалом.

— Не берите в голову, госпожа Алиса. Мы с вами воспитывались в совершенно различных условиях и в духе разных религий с различными ценностями. Я была приучена доставлять удовольствие мужчинам. Возможно, вам это покажется дурным, но такова реальность, — сказала принцесса, глядя Алисе прямо в глаза.

Впервые увидев ее без хиджаба, Алиса была ошеломлена. Голубые глаза женщины, круглые и огромные, не затмевали ее красоты. Продолговатое лицо с бледной, не загоревшей кожей, волосы соломенного цвета и слегка румяные щеки. Шея — длинная и тонкая, пропорции фигуры — превосходные. Увиденное повергло Алису в уныние. Ее собственная кожа была кремового цвета, лицо покрывали веснушки, и хотя ее глаза до сих пор были большими и выразительными, с годами вокруг них появились морщинки. Ее светлые волосы вызывали восхищение египтян, но сама она считала их похожими на безобразный цыплячий пух.

Принцесса заметила смятение женщины, когда та увидела ее обнаженной в большой латунной ванне. Она привыкла купаться обнаженной в присутствии других женщин, однако показывать собственную наготу западной женщине было чем-то непривычным. А вот Алиса вообще никогда не видела обнаженных женщин, равно как и мужчин.

— Вам неудобно видеть меня нагой?

— Не неудобно, а любопытно.

— В исламе много ограничений, касающихся внешних приличий в присутствии мужчин, однако мы, женщины, не должны стесняться друг друга. Совсем наоборот. Аллах создал нас превосходными, дабы мужчины чувствовали себя счастливыми, желая нас, — сообщила принцесса, обтирая руки губкой.

Алиса подошла к балкону и посмотрела на сад. Глядя на его густую листву, было почти невозможно представить себе, что всего в нескольких километрах начиналась самая суровая на свете пустыня.

— В католицизме дело обстоит иначе. Все считается грехом, и женщин нужно оберегать от взглядов мужчин. Однако собственная нагота или нагота в присутствии мужа также находятся под запретом. Мужчины должны бояться прикасаться к женщине при свете.

Принцесса засмеялась. Алиса приняла это на свой счет. Западное облачение Алисы — блузка с длинными рукавами и воротом под горло, юбка по щиколотки — даже в сравнении с хиджабом принцессы было менее сексуальным.

— Почему вы покинули гарем? Если не хотите, можете не отвечать. Я не хочу докучать вам расспросами, — пояснила Алиса, поднимая руку.

— Пару дней назад я была слишком потрясена и не могла говорить об этом, однако сейчас могу рассказать вкратце о том, что со мной произошло. Но позвольте мне выйти из воды и обтереться. Вы не могли бы подать мне вон то полотенце? — попросила принцесса, вставая, — мыльная пена потекла к ее ногам.

Алиса подала ей белое полотенце, и принцесса прикрылась им. Несколько минут спустя женщины прошли к удобному дивану и сели.

— Когда нас привезли в гарем, нам выделили лала.

— Кто такой «лала»? — спросила Алиса.

— Лала — это кто-то вроде опекуна. Все они негры. Их кастрируют еще в детстве, и они посвящают все свою жизнь уходу за женщинами в гареме. Моего лала звали Али. Для меня он был и отцом и матерью. Он подавал мне еду, приносил чистое белье, утешал, когда мне становилось грустно. Али был африканцем из племени галла. Родители продали его еще в детстве. Детей привезли в Кассалу, второй по величине город Судана. Там их продавали в рабство разным хозяевам. Большинство детей покупали арабы из Египта и других стран Северной Африки. Почти всех их постигла ужасная участь: мало кто из них дожил до зрелого возраста по причине дурного обращения и постоянного недоедания. Немногих, наиболее красивых и умных детей кастрировали и продавали как первоклассный товар в Оттоманскую империю. Али стал одним из них. Немногим менее месяца тому назад Али взял одну драгоценность из частной коллекции султана. Он утверждал, что эта драгоценность принадлежит его племени, ее украли у них много лет назад, и это принесло племени бедность и рабство. Он хотел вернуть драгоценность в храм, где, по его словам, она и должна храниться. Во время побега его убили, и я поклялась отнести драгоценность лично соплеменникам Али, — продолжала принцесса все более эмоционально.

— Но это очень опасное предприятие. Вас преследует несколько мужчин, и одной женщине без помощи добраться так далеко к югу от истоков Нила просто невозможно! — воскликнула Алиса, пораженная столь невероятной историей принцессы.

— Я это знаю, но вернуться уже не могу. Я дала Али обещание, — с грустью проговорила принцесса.

— Через два дня мы отъезжаем на юг. Мы не планировали плыть дальше первого водопада, но, возможно, Геркулес и Линкольн согласятся сопроводить вас до того места, где обитает это племя.

— А они могли бы быть настолько любезными? — спросила принцесса, к которой вернулась способность улыбаться.

— Мы зафрахтовали один небольшой пароходик, а завтра планируем посетить знаменитые пирамиды Гизы, — сообщила Алиса, обрадовавшись, что у нее появится компаньонка на оставшуюся часть путешествия. Поведение Геркулеса и Линкольна по отношению к Алисе порой выводило ее из себя.

— Хвала Аллаху! Они не пожалеют. Я послужу им переводчицей. Помимо арабского, я знаю еще несколько языков тех мест. Меня обучил Али.

И женщины заключили друг друга в объятия. Потом Алиса оставила принцессу и, раздеваясь, сообщила ей:

— Думаю, пришло время впервые в жизни принять ванну совершенно обнаженной.

 

6

Пирамиды Гизы, 18 октября 1914 года

— «Роскошный некрополь находится на плато Гиза в окрестностях Каира. За тысячи лет солнце и ветер создавали эти каменные горы подобно тому, как молот формует металлические изделия на наковальне. В этом громадном некрополе древние египтяне построили три колоссальные пирамиды, которые тысячелетиями будоражат воображение путешественников. Наиболее известной является пирамида Хуфу, однако ее меньшие по размерам пирамиды-сестры Хафра и Менкаура вместе с другими пирамидами еще меньшего размера, траурными храмами и огромным сфинксом Гизы составляют самый впечатляющий исторический ансамбль в мире. К этим помпезным царским монументам следует добавить многочисленные мастабы в форме усеченных пирамид-надгробий придворных и некоторые монументы позднейших эпох, так или иначе связанные с древним культом. У трех основных пирамид сохранились их главные части, возведенные из известняковых блоков, а от их знаменитого покрытия из розового гранита остались лишь небольшие обломки, поскольку эти блоки использовались для строительства домов в близлежащем Каире», — рассказывал Геркулес, заглядывая в путеводитель и пытаясь удержаться при этом на своем верблюде.

— Не могу сказать, что они не впечатляют, но я предпочитаю монументы иного рода, — прокомментировал Линкольн услышанное.

— Послушайте вот это. — И Геркулес продолжил читать: — «Пирамида Хефрена кажется самой высокой, но это объясняется тем, что она была построена на наиболее высоком месте плато Гиза; на самом же деле самой высокой и самой большой по объему является пирамида Хеопса. В древности Великая пирамида считалась одним из семи чудес света. Это единственное чудо света, которое сохранилось до наших дней».

Линкольн выехал на своем верблюде несколько вперед и, прикрываясь фетровой шляпой от солнца, принялся осматривать огромные каменные глыбы. Североамериканцы вообще склонны сравнивать все с тем, что есть у них в стране, словно Соединенные Штаты — мерило всего на свете. Вспомнив Вашингтон с его величественными республиканскими монументами, Линкольн решил, что помпезный египетский мир не так эффектен, как говорят. И прежде всего здесь не было ничего практичного. «Как эти люди могли тратить целые состояния на строительство какой-то могилы?» — спрашивал он сам себя, исходя, как обычно, из свойственных ему практических соображений.

— О чем задумался, дорогой друг? — спросил Геркулес, которому наконец удалось осадить своего верблюда и спешиться.

— Для чего столько бесполезных расходов? Тысячи рабов сооружали храмы-памятники человеческому тщеславию. Зачем? — вопрошал Линкольн, безуспешно пытаясь осадить своего верблюда.

Принцесса легко и элегантно опустилась на землю и пошла по песку, а ее одеяния поблескивали в лучах яркого солнца пустыни. Геркулес не удержался — посмотрел на нее украдкой. Не часто ему приходилось видеть женщин такой красоты. Его глубоко трогало то, что при сдержанной веселости прекрасные глаза принцессы были полны меланхолии. Хотя он и не был человеком чрезмерно чувствительным, история принцессы произвела на него неизгладимое впечатление. Он подошел к ней и подал руку. Принцесса посмотрела на него сквозь вуаль, и ее огромные голубые глаза озарила невидимая ему улыбка.

— Вы очень любезны, — прошептала женщина, и они пошли вдвоем к монументам.

— Большое спасибо за помощь! — прокричала Алиса со своего верблюда.

Один из слуг осадил верблюда Алисы, но женщина запуталась в полах своего роскошного просторного платья, поэтому прошло много времени, пока она наконец спешилась. Ее белые кожаные ботинки тонули в песке, и она еле двигалась.

Геркулес и принцесса шли, не замечая дурного настроения Алисы и Линкольна, который, едва ступив на песок, побежал к Алисе, чтобы поддержать ее.

— Как хорошо, что в этой суровой пустыне еще встречаются джентльмены, — улыбнулась она.

Линкольн посмотрел на ее лицо, покрытое капельками пота, вспоминая последний год, который они провели вместе. Смерть отца, случившаяся несколькими месяцами раньше, нехватка времени на завершение траурных мероприятий, держали Алису в постоянном нервном напряжении. В ее большущих зеленых глазах мгновенно вспыхивала злость, а лоб сердито морщился от неудовольствия. Из собранных в пучок рыжих волос Алисы постоянно выпада прядь, что вызывало дополнительное раздражение.

— И надо же было из всех мест, какие только есть на белом свете, выбрать именно это, — ворчала она.

— Здесь мы в безопасности. В Европе началась война, и сведения, которые оттуда приходят, веселыми никак не назовешь. Немцы захватили Люксембург и Бельгию, — сообщил Линкольн серьезным тоном.

— Но я читала в газете, что французы остановили их на Марне, так что война скоро закончится, — возразила Алиса и засеменила по песку.

— Боюсь, война продлится еще много месяцев. Немцы продвигаются вперед на восточном фронте, а Россия, похоже, не совсем способна оказать серьезное сопротивление, — заметил Линкольн.

— Думаешь, здесь мы в безопасности? Если турки вступят в войну и нападут на англичан, Египет станет одним из основных объектов их притязаний, — произнесла Алиса, раскрывая свой огромный зонт от солнца.

В этот ранний час солнце пустыни сияло в полную силу. Единственное, что Алисе оставалось в ее громоздких одеяниях, так это потеть. Она посмотрела на Линкольна, и его здоровое, еще молодое тело, облаченное в белый костюм, произвело на нее сильное впечатление. Он мало в чем изменился за это время. Волосы слегка поседели, однако лицо цвета красного дерева оставалось чистым, а его большие черные глаза светились наивностью, что было крайне редким явлением среди мужчин, которых она знала. Она получила воспитание в Гаване и видела негров с различными оттенками кожи, но Линкольн был похож на нубийского принца — как по манерам, так и по образованию.

— В случае нападения турок, — пояснил Линкольн, — Геркулес предусмотрел наш отъезд в Америку.

— В Соединенные Штаты?

— Нет, Алиса. С твоей любовью к старине тебе трудно будет жить у меня на родине. Тебе больше понравилось бы посещение Юкатана или, например, путешествие в Перу.

— Комары, тропическая жара. Думаю, я предпочла бы свирепых турок, — пошутила Алиса: к ней возвращалось хорошее настроение.

Алиса и Линкольн подошли к своим товарищам и стали рассматривать большого сфинкса Гизы. В основании известняковый камень разрушило время, но в целом гигантская статуя оставалась величественной.

— И вы хотели лишить себя этого зрелища? — спросил Геркулес, указывая на сфинкса. — Это одно из чудес человечества.

— Во дворце я видела картины с изображением большого сфинкса, но никак не могла представить себе, что это так прекрасно, — сказала принцесса, снимая на какое-то мгновение хиджаб. Ее белые щеки слегка покраснели от удушающей жары, и было видно, как под одеждой от утомленного дыхания вздымается ее грудь.

Геркулес снял белую шляпу и вытер пот со лба носовым платком. Путешествие по Египту было нелегким. В Европе шла война, и пересечь французскую границу оказалось не просто. Переход из Италии был долгим и изнурительным. Их суденышко часто останавливали и досматривали: не везут ли они случайно оружие для какой-либо из воюющих сторон. Теперь, стоя перед этим великолепным изваянием, он подумал, что все их усилия не были напрасными, хотя друзья и не разделяли его восторга относительно Египта.

Линкольн бросил взгляд на сфинкса и сел на большой камень. Алиса последовала его примеру, и слуги поспешили к ним с освежительными напитками. Геркулес подошел к друзьям с хмурым видом. Ему не нравилось их отношение к искусству.

— Мне просто не верится, что два таких образованных человека не способны оценить великие творения цивилизации. Ты, Линкольн, настоял на том, чтобы я посетил коптский квартал Каира и осмотрел ту нелепую глинобитную церквушку, но не можешь испытывать восхищение, глядя на эту красоту, — возмущался Геркулес.

— Глинобитная церквушка? Да ее почитают как дом, в котором останавливалось Святое семейство во время своего пребывания в Египте, — возразил Линкольн, нахмурив брови.

— Это всего лишь легенда. Кто может с научной достоверностью сказать, где проживало жалкое семейство евреев-эмигрантов в первом веке? — спросил Геркулес, пытаясь досадить своему другу.

— Прошу относиться к Святому семейству с уважением. Они не были какими-то жалкими еврейскими эмигрантами.

— Однако, согласно Евангелию, это именно так.

— Успокойтесь, господа, не начинайте снова. — Алиса встала между спорщиками. — Поскольку мы уже здесь, давайте насладимся видом этих монументов.

Мужчины прекратили спор и подошли к принцессе, которая задумчиво смотрела вдаль.

— Извините, мы с Линкольном — старые друзья, поэтому, затевая спор, постоянно забываем о хороших манерах, — сказал Геркулес, обращаясь к принцессе.

— Не беспокойтесь. Я поняла, что испанцы — народ очень эмоциональный. Вы испанец, ведь так? — спросила принцесса Геркулеса, и тот улыбнулся.

— Мы с Алисой — испанцы, хотя она родилась и воспитывалась на Кубе. Ее отец был адмиралом.

— Какая у вас интересная жизнь. Вы объездили чуть ли не полсвета. Я же знала только мою позлащенную тюрьму-гарем да вот теперь еще и это, — сказала принцесса, обводя рукой горизонт.

— Что меня больше всего трогает, когда я смотрю на эти пирамиды, так это мысль о том, что великое множество людей любовались ими еще до нас. Например, этот монументальный сфинкс. Вы знаете, что он был высечен в эпоху четвертой династии Египта, предположительно в двадцать шестом веке до Рождества Христова? — спросил Геркулес, широко раскрыв глаза.

— Похоже, она сделана из цельного камня, — добавила Алиса, вертя свой зонтик в руках.

— Ты права, Алиса. Большой сфинкс был высечен из известнякового монолита с этого плоскогорья. Его высота около двадцати метров, — пояснил Геркулес.

— Но он кажется выше, — вставил Линкольн, делая попытку продемонстрировать свой интерес к разговору.

— Некоторые знатоки утверждают, что голова, возможно, представляет фараона Хефрена, — сказал Геркулес.

— Тело-то, разумеется, его отнюдь не представляет, — шутливо заметил Линкольн.

Геркулес недовольно взглянул на него и продолжал давать пояснения:

— Туловище выполнено в форме львиного. Считается, что в оригинале монумент был ярко раскрашен: голова и туловище — красной краской, головной убор — желтой и голубой краской в виде лучей.

— Должно быть, это было очень красиво, — заметила принцесса.

— В прежние времена статуя была не одна. Рядом возвышался храм, еще один стоял севернее, прямо перед сфинксом. Здесь приносили дары «живому образу». Весь этот комплекс связывался с пирамидой Хефрена широкой аллеей, по которой проходили процессии, — продолжал Геркулес.

— Значит, этот монумент — все, что осталось от идолопоклоннического кумира? — спросил Линкольн.

Геркулес пропустил это замечание мимо ушей и показал на каменную плиту с иероглифами, на которой были изображены две фигуры, совершавшие жертвоприношения перед сфинксом.

— Эту плиту положил здесь фараон Тутмос IV. И называется стела «Камень сна». На ней написано обещание, которое сфинкс дал фараону во сне. Он якобы сказал, что его изберут царем, если он очистит сфинкса от песка, — рассказывал Геркулес.

Потом четверка путешественников прошла к большим пирамидам. Их гигантские размеры уходили в голубое утреннее небо.

— Первым западным историком, который описал ее, был Геродот, — продолжал Геркулес, показывая на самую большую пирамиду.

— Потребовались, наверное, века, чтобы уложить все эти камни, каждый на свое место, — заметил Линкольн.

— Геродот в своем сочинении «История» пишет, что на строительство этой пирамиды ушло двадцать лет. Подсчитано, что на строительство потребовалось два миллиона триста тысяч каменных блоков при среднем весе одного блока две тонны. Отдельные блоки, между тем, достигали веса в шестьдесят тонн, — уточнил Геркулес.

— Просто невероятно! — воскликнул Линкольн, впервые выказав удивление. — Но как им удалось это? С таким количеством камня.

— На эту тему было множество спекуляций, но фактически это простой вопрос геометрии и инженерного искусства, — сказал Геркулес, приближаясь к основанию пирамиды.

— Ты куда, Геркулес? — спросила Алиса.

— На вершину, — ответил тот, взбираясь на первый блок. Даже Геркулесу с его длинными ногами стоило большого труда переходить с одного блока на другой.

— Я подожду вас здесь, — крикнула Алиса, — корсет мешает. Я не поднялась бы и до середины, упала бы в обморок от усталости.

— В таком случае, Алиса, я остаюсь с тобой, — сказал Линкольн.

Геркулес повернулся и угрюмо спросил своих спутников:

— Получается так, что никто из вас наверх не полезет?

Принцесса посмотрела на вершину пирамиды и, после минутного размышления, сбросила с себя чадру, оставшись в широкой шелковой блузке и шароварах. Прекрасные глаза и идеальные черты лица женщины хорошо гармонировали с ее безукоризненной фигурой, очертания которой легко угадывались под одеждой из тонкой ткани. Геркулес протянул руку, помогая женщине подняться на громадные блоки. После двадцати минут подъема, фигур Алисы и Линкольна они уже не различали. Геркулес сел на один из камней, чтобы полюбоваться лежащей вдалеке долиной. В нескольких километрах от пирамиды пески пустыни сменяли самые плодородные земли на планете. Принцесса глубоко вздохнула и закрыла глаза, желая запечатлеть в памяти этот момент.

— Стоило ли тратить силы, чтобы увидеть все это? Как вы думаете? — спросил Геркулес, взгляд которого терялся где-то у горизонта.

— Можете называть меня Джамиля, — сказала принцесса, рассматривая мужчину.

— Джамиля? Что это значит?

— Это значит «красивая».

— Красивая?

Вдруг в долине послышался выстрел. Они посмотрели вниз и увидели, как пять человек, одетых в черное, стремительно приближались к Линкольну, Алисе и трем египтянам-проводникам. Геркулес начал быстро спускаться, прыгая с камня на камень, и принцесса за ним едва успевала.

Пуля пролетела в нескольких миллиметрах от руки Линкольна, и он тут же бросился к Алисе и повалил ее на землю. Укрывшись за одним из отвалившихся блоков, Линкольн извлек из кармана револьвер. Насмерть перепуганные проводники разбежались, и только три верблюда, храня полное спокойствие, оставались на месте. А всадники в черном снова подняли ружья, и эхо выстрелов разнеслось по долине.

Геркулес бежал вниз, перепрыгивая с блока на блок и стараясь не выпускать из вида своих друзей, которые укрылись от пуль за камнями. До друзей ему оставалось метров двадцать, когда о камень около него ударила пуля, и Геркулес прибавил шагу, уклоняясь от пуль. Несколькими метрами выше за ним следовала запыхавшаяся и испуганная принцесса.

Линкольн прицелился в ближайшего всадника и выстрелил, но пуля лишь чиркнула по черному одеянию, а в цель не попала. Пятеро мужчин, сделав маневр на своих лошадях, перенесли огонь выше. Когда американец посмотрел вверх, он увидел Геркулеса, притаившегося метрах в десяти на большом камне, и принцессу рядом с ним. Геркулес, плотно прижавшись к камню, стрелял по всадникам. Рукой, державшей пистолет, он опирался о камень, а другой обхватил предплечье. Плотно прижавшись к камню, он прикрыл левый глаз и выстрелил. Один всадник упал на спину.

— Одним меньше, — радостно воскликнул Геркулес.

Всадники пришли в ярость: бросили ружья, выхватили из ножен ятаганы, и, спешившись, двое со страшными криками бросились к Алисе и Линкольну, а еще двое, карабкаясь по пирамиде, побежали в направлении Геркулеса и принцессы.

Линкольн отреагировал на самоубийственный поступок всадников в черном как мог: выстрелил в воздух, надеясь напугать их, но мужчины продолжали двигаться к ним. Когда они приблизились менее чем на два метра, Линкольн взвел курок и, не целясь, выстрелил в человека, готового наброситься на него. Всадник упал замертво прямо на Линкольна, повалив американца наземь. Нескольких мгновений, потраченных на то, чтобы освободиться от бездыханного тела, было достаточно, чтобы второй нападающий успел замахнуться ятаганом.

Два всадника подбежали к Геркулесу, лежавшему ничком на камне, и взмахнули ятаганами. Геркулес откатился в сторону — и ятаганы ударили по камню. Он тут же прицелился и выстрелил в одного из всадников, и тот, потеряв равновесие, сорвался с пирамиды. Второй всадник схватил принцессу и приставил к ее шее ятаган.

А Линкольну удалось увернуться от нескольких ударов, но один его все-таки настиг — и он выронил пистолет. Всадник с налитыми кровью глазами ухмыльнулся и занес ятаган, чтобы прикончить свою жертву.

Геркулес посмотрел на женщину — та в панике учащенно дышала, острие ятагана уже пронзало кожу на ее шее. Всадник вызывающе смотрел на Геркулеса, ожидая, когда тот приблизится к ним, что дало бы турку право перерезать женщине горло. Геркулес поднял пистолет и, недолго думая, выстрелил.

Линкольн, оцепенев от страха, инстинктивно закрыл голову руками. Черный всадник поднял ятаган и в ярости закричал.

Принцесса почувствовала, как по груди потекла кровь, и стала медленно оседать на камень. Геркулес отсутствующим взглядом в течение какой-то доли секунды наблюдал, как всадник с окровавленным лицом, которому он пробил пулей лоб, посмотрел на него. Его ятаган звякнул, падая на камень, а сам всадник рухнул замертво.

Откуда-то сбоку прозвучал выстрел. Линкольн открыл глаза и увидел на лице всадника, стоявшего над ним, гримасу удивления. Раненой рукой Линкольн отбросил ятаган и рванулся к Алисе, которая все еще держала пистолет в руке и кричала. Линкольн дернул всадника за ногу — мужчина споткнулся и упал. Американец схватил ятаган и ударил всадника по спине — тот перевернулся, но второй удар сабли отсек ему голову, — она упала на песок, пропитывая его кровью.

 

7

Пирамиды Гизы, 18 октября 1914 года

Геркулес поднял принцессу на руки и понес ее по пирамиде вниз, туда, где Линкольн крепко сжимал раненую руку, а Алиса отрывала от подола своего платья лоскут, чтобы сделать жгут и остановить кровотечение.

— Как вы? — спросил Геркулес, укладывая потерявшую сознание принцессу на каменный блок.

— К счастью, мы можем рассказать как, — сообщил Линкольн, поморщившись от боли, когда Алиса начала закручивать жгут.

Взяв флягу, Алиса принялась промывать водой рану. Рана была не рваной, но глубокой. Правда, ни одно из сухожилий не было задето. Затем Алиса оторвала еще один кусок ткани и перебинтовала руку. Всю эту операцию Линкольн сопровождал гримасами боли.

— Жаловаться на свою медицинскую сестру нельзя, — напомнил Геркулес, пытаясь ободрить друга.

— На мою медицинскую сестру? На моего ангела-хранителя. Она только что спасла мне жизнь. Если бы она не выстрелила в этого типа, мертвецом сейчас был бы я, — проговорил Линкольн, нежно глядя на Алису.

— Пустяки, — возразила Алиса, подходя к принцессе, которая уже приходила в себя.

— Эти черные всадники совсем не похожи на тех типов, что напали на нас в церкви. Те убежали при первых признаках сопротивления, — заметил Геркулес, осматривая один из трупов.

— Не знаю, были ли они знакомы, но единственное, что сейчас для меня важно, это то, что они мертвы. Кем бы они ни были, их задача, полагаю, заключалась в слежке за нами, нашим передвижением по Каиру, — заключил Линкольн, поднимаясь на ноги.

Геркулес взял один из ятаганов и принялся внимательно его рассматривать. Он легонько провел рукой по лезвию, которое блестело в солнечных лучах, и тут же отдернул, сморщившись от боли.

— Очень острый. Ведь это ятаган, правда? — спросил он Линкольна.

Американец был настоящим экспертом в оружии всех времен и народов.

— Не совсем, — ответил Линкольн, внимательно рассматривая клинок. — Видите его форму? Он тоньше ятагана и сильнее изогнут. Я сказал бы, что это оружие более похоже на персидский шамсир.

— Персидский шамсир? — переспросил Геркулес.

— Это вид восточной сабли. Очень широко используется в Персии.

— Так это персидское оружие? Эти типы не похожи на турецких солдат, — заметил Геркулес, открывая лицо одного из убитых.

Алиса с принцессой подошли поближе. Принцесса сменила окровавленную одежду и опять надела чадру. Все посмотрели на нее, и, похоже, принцесса пришла в замешательство.

— Джамиля, вы знаете, кто эти люди? — спросил Геркулес.

— Никогда их не видела, — ответила принцесса.

— Но они не похожи на турок, — сказал Линкольн.

— Нет, это не турки, — согласилась принцесса.

— Есть что-то такое, что вы нам не сказали? — спросила, нахмурившись, Алиса.

Принцесса заплакала и закрыла лицо вуалью. Геркулес подошел к ней и обнял.

— Джамиля, успокойтесь, мы хотим помочь вам, но для этого нам нужно знать правду.

Принцесса подняла покрасневшие глаза и срывающимся голосом сказала:

— Я расскажу вам всю правду, но не здесь. Пока мы в Каире, нам угрожает опасность. Нам нужно уехать отсюда, и как можно скорее.

 

8

Верховья Нила, 813 год, шестой год правления Нерона

Большой корабль медленно пересекал неширокую полосу воды, прорезавшую океан песка. На его палубе поблескивали серебром на солнце сто шестьдесят доспехов. Два центуриона-преторианца запретили своим воинам снимать днем тяжелые раскаленные от палящего солнца доспехи, и некоторые из них получили ожоги, притрагиваясь к металлическим нагрудникам. Три ночи назад на них напала небольшая банда разбойников: под покровом ночи они забросали судно горящими стрелами и огненными шарами. Легионеры отбили три нападения и погасили пожар, однако паруса были уничтожены, а гребцы изнурены. Не было дня, когда им не пришлось бы выбрасывать за борт в реку четыре-пять трупов. Если так будет продолжаться и дальше, на корабле не останется ни одного живого гребца. Экспедиция миновала четвертый водопад, однако, опасаясь внезапного нападения, начальники старались держаться подальше от берега. Они надеялись избежать новых встреч с бандитами и как можно быстрее достичь столицы Мероитского царства Мероэ. Много лет назад царь Мероэ направил в Александрию посольство, имевшее целью предложить мир или, по крайней мере неофициально, ответить на дружелюбный жест царя нубийского. Теперь на корабле не было много сокровищ. Так, какие-то пустяки — съестные припасы и бюст бессмертного Нерона. На первом этапе похода, до первого водопада, посольство сопровождал легион из Александрии, однако переход по суше был трудным и медленным. Поэтому, поскольку возложенная Нероном миссия была секретной, преторианцы попросили легата вернуться, намереваясь дальнейшее путешествие совершить верх по реке. Теперь они раскаивались. Имея при себе только двух проводников и двух нубийских переводчиков на негостеприимной земле, на которую еще не ступала нога римлянина, экспедиция была обречена на неудачу.

— Юлий, я вижу, ты задумался. Бодрись, через несколько дней мы будем в Мероэ и фортуна наконец улыбнется нам, — обратился центурион Клавдий к своему другу и боевому товарищу.

— Я римлянин, Клавдий. У нас, римлян, нет ничего и никого. Цезарь направил нас сюда с важной миссией, и клянусь Марсом, что не увижу снова наши семь холмов, пока не выполню приказ моего повелителя.

— Никто не сомневается в твоем бесстрашии, однако после трех бессонных ночей нет ничего удивительного, что выражения на наших лицах становится иным, — возразил расстроенный Клавдий.

Ему не понравилась спесивость товарища. Сам он не был римлянином по рождению и получил гражданство, лишь заплатив за это немалую сумму денег.

— Извини меня, друг. Но напряженность очень действует мне на нервы.

Едва Юлий проговорил последнее слово, как на них обрушился ливень стрел. Послышались крики раненых, и центурионы приказали воинам укрыться. Через борт начали подниматься вооруженные длинными острыми ножами негры в одеждах из крокодиловой кожи — человек сто, похожих на голодных крокодилов, вышло из нильской воды.

Солдаты преторианской гвардии, элитного корпуса римской армии, с короткими римскими мечами в руках встали плечо к плечу, образуя заслон посреди палубы. Сверху упало несколько огненных шаров, разорвав плотную цепь воинов, а корпус судна уже пожирали языки пламени.

Выкрикивая команды, Юлий и Клавдий и сами вступили в бой с разбойниками. Но вскоре сопротивление римлян начало слабеть. Усталость от долгого плавания, отсутствие времени на организацию обороны и испуг перед тем, что судно тонет, сделали свое дело. Солдаты снимали доспехи, чтобы броситься в воду. Но им предстояло преодолеть завесу огня и сопротивление негров, организовавших заслон и ожидавших воинов с огромными ножами, поэтому большинство попыток оказались неудачными. Одного из воинов негры зарезали и бросили в воду. Через несколько минут в строю осталось не более пятидесяти римлян, и кольцо сжималось все плотнее. Юлий и Клавдий поняли, что единственная возможность сохранить жизнь — это собрать вокруг себя оставшихся воинов и броситься в реку. Они сняли с себя доспехи, не переставая отбиваться от нападавших, и каждый с группой легионеров побежали, спасая свои жизни, в разных направлениях.

Юлий с пятнадцатью легионерами поднялся в башню на корме, однако стрелы противника не давали им возможности прыгнуть за борт. Клавдий достиг носа судна, прокладывая себе путь мечом. Взмахом руки он приказал воинам прыгать в воду.

Юлий и его люди с трудом сдерживали натиск, но часть его солдат были ранены стрелами. Корабль начал крениться, и два солдата упали в воду. Огонь уничтожил большую часть палубы и достиг башни на корме. Центурион видел, что другая группа изнуренных римлян достигла берега, и подумал о Клавдии и об их многолетней дружбе. По крайней мере, друг расскажет миру о том, как умирает настоящий римлянин. Судно развалилось на две части, и корма поднялась вверх. Часть людей Юлия полетели в воздух, другие некоторое время держались за перила башни, пока корабль окончательно не исчез под водой.

На берегу Клавдию с десятком солдат удалось укрыться в каких-то развалинах. Впрочем, надобности в этом никакой не было: их враги исчезли.

 

9

Нил, 19 октября 1914 года

Приготовления шли быстро. Геркулес поспешил в «Банк Египта», чтобы снять свои деньги, а Алиса, Линкольн и принцесса направились в порт, чтобы арендовать пароходик, из тех, которые возили туристов по Нилу. Они решили не возвращаться в гостиницу и не брать свой багаж — просто попросили переслать его им, если в этом возникнет необходимость.

Из банка Геркулес пошел на почту, чтобы отправить телеграммы: одну британскому консулу, а вторую — испанскому. Если с ними в путешествии что-нибудь случится, то власти, по крайней мере, будут знать, куда они направились.

Когда Геркулес пришел в порт, его друзья уже наняли дагабию. Суденышко казалось не очень устойчивым, но было, несомненно, самым лучшим из того, что можно было найти в такой спешке. Он подошел к борту и некоторое время наблюдал за своими товарищами. Линкольн стоял, крепко вцепившись в поручень, Алиса нетерпеливо ходила туда и обратно, а принцесса сидела в задумчивости с отсутствующим взглядом.

— Я уже здесь, — сообщил Геркулес, поднимаясь на палубу. Прошло много месяцев с тех пор, как он последний раз поднимался на борт судна. Последние годы он плавал крайне редко. Когда-то давно он служил в секретном управлении испанских военно-морских сил, но затем несколько лет он посвятил ведению ряда загадочных дел, помогая своему другу Манторелла, ныне покойному отцу Алисы. Однако теперь он вел праздный образ жизни, изъездив почти полсвета как турист.

— Мы уже начали волноваться, — встретил его Линкольн, отпуская поручень.

— Капитан сказал, что мы должны отплыть до начала сумерек. Плавать ночью по Нилу небезопасно, по крайней мере, пока мы не достигнем Хавамдии, — сказала Алиса, обмахиваясь веером. Костюм у нее промок от пота. Легкий бриз лишь слегка трепал ее рыжие кудри.

— Ну, теперь мы можем отправляться в путь. Я уведомил генерального консула Великобритании и консула Испании о том, что мы отправляемся по реке к Абу-Симбелу, — проговорил Геркулес, снимая свой белый пиджак, испачканный кровью, потом и пылью.

— Что вы сделали? — спросила принцесса, выходя из задумчивости.

— Информировал власти. Сообщил, что мы будем посылать письма из каждого порта. Таким образом, они будут знать, что у нас все в порядке.

— Вы с ума сошли! Люди султана узнают о нашем маршруте и бросятся в погоню! — воскликнула принцесса, хватаясь за голову.

— Ради Бога, как вы могли подумать. Британскому правительству и посольству Испании вполне можно доверять, — возразил Геркулес, нахмурив брови.

— Турецкие шпионы вездесущи. Султан намеревается вступить в войну с Великобританией, чтобы получить возможность напасть на Египет и вернуть его в лоно ислама.

— Думаю, что ты поступил правильно, Геркулес. Если с нами что-нибудь случится, они организуют поиск. Египет — это очень опасная страна.

Принцесса бросила возмущенный взгляд на Линкольна и убежала в каюту. Геркулес попытался удержать ее, но Алиса жестом остановила его и сама пошла вслед за ней.

— Это у нее пройдет, — проговорил Линкольн.

— Не знаю, чего она боится, но думаю, что наше увеселительное путешествие превратится в опасную экспедицию, — заметил Геркулес, присаживаясь на ящик.

— Ты уверен, что нам следует предпринимать это путешествие? О принцессе нам совершенно ничего не известно, если не считать отдельных деталей ее биографии. Несколько групп людей следят за ней. Как мы имели возможность убедиться этим утром, люди, которые напали на нас, не были турецкими солдатами.

— Мы никогда не отказывали в помощи нуждающимся. Не так ли? — спросил Геркулес.

— Как истинные джентльмены мы не можем уклониться от нашего долга, однако принцесса должна была хотя бы сообщить об опасностях, которые нас ожидают, и о том, кто наши враги.

— Когда мы отправимся в путь и принцесса успокоится, мы поговорим с ней обо всем. Как ты считаешь?

— Думаю, что это будет вполне разумно, дорогой Геркулес.

Только сейчас Геркулес обратил внимание на трех матросов, грузивших на корму съестные припасы. Два египтянина и один нубиец с большим шрамом в области правого глаза чрезвычайно медленно передавали из рук в руки тюки. От полуденной жары они обильно потели, и их голые торсы сверкали на солнце.

— Кто капитан? — спросил Геркулес, показывая на эту группу легким поворот головы.

— Среди этих его нет, — ответил Линкольн. — Он у вас за спиной.

Повернувшись, Геркулес увидел перед собой загоревшее и улыбающееся лицо египтянина. Его коричневатые зрачки едва поблескивали в красноватых и мутных глазах. Лицо избороздили морщины, а орлиный нос фиолетового цвета демонстрировал очевидный результат чрезмерного пристрастия к алкоголю. Ему, наверное, было лишь немного за пятьдесят, но большой живот, усталый вид и слабый голос придавали ему вид древнего старика.

— Капитан Хасан, — представился мужчина, протягивая пухлую волосатую руку.

Геркулес ограничился легким наклоном головы, взглянул на поношенный грязный джильбаб мужчины и решил, что тот не похож на капитана судна. Да и посудину его трудно было назвать судном.

— Это большая честь, что, решив совершить путешествие на юг, вы выбрали «Клеопатру». Но ваши друзья не захотели назвать мне конечный пункт вашего путешествия. Деловой человек, такой как я, не может браться за предприятие, не зная, в течение скольких дней потребуются его услуги, — проговорил Хасан и снова показал свои черные зубы.

— Мы сами этого не знаем. А сейчас мы желаем немедленно отправиться в путь. И нашей первой остановкой будет Эль-Хавамдия.

— Слушаюсь, господин…

— Геркулес Гусман Фокс, — с серьезным видом ответил Геркулес.

— Господин Гусман, отплываем немедленно, — сказал капитан Хасан, повернулся и начал отдавать своему экипажу команды на арабском языке. Матросы забегали и за какие-то пять минут закончили погрузку, отдали концы и поставили парус, хотя надобности в нем не было никакой, поскольку стоял полный штиль. Хасан поднялся на капитанский мостик и оттуда приказал одному из своих подчиненных раскочегарить котел. Несколько минут спустя из трубы «Клеопатры» повалил черный дым, пахнущий залежалым сухим углем.

Наконец они оставят позади пустыню, верблюдов и песок. На берегах Нила феллахи в традиционных одеждах обрабатывают самые плодородные в мире земли тем же способом, что и их предки во времена фараонов. Равнина тянулась на многие километры, а речная вода здесь меняла цвет от коричневого до ослепительно-голубого, такого же, как здешний небосвод.

Геркулес и Линкольн перешли на корму и, облокотившись на поручень, любовались городом. Его дома и дворцы издалека казались песочными замками, неспособными выдержать даже дуновения легкого ветерка. Этот город столетиями наблюдал за водами Нила, который каждый год разливался, превращая дельту из мелких речушек и запруд в прекрасный ковер.

 

10

Нил, 19 октября 1914 года

Движение посудины создавало ложный поток воздуха, которого едва хватало для спасения от удушливой жары. Когда солнце покатилось к горизонту, Геркулес и Линкольн вышли из своей каюты на палубу. Алиса и принцесса уже сидели там. Казалось, они любуются багряным солнцем на закате и наслаждаются иллюзорной прохладой, идущей от воды. Геркулес подошел к поручню и посмотрел на безмятежные воды Нила. Неподалеку несколько крокодилов лениво плыли вдоль берега. Геркулес жестом позвал Линкольна, и тот, ступая с особой осторожностью, подошел. Приятелю Геркулеса путешествия по воде вообще не нравились. И хотя плыли они вовсе не по бурному океану, а по спокойной реке, любое, даже незначительное, покачивание судна вызывало у него морскую болезнь.

— Взгляни, Линкольн, — проговорил Геркулес, показывая на двух больших крокодилов, — думаю, есть смысл опробовать свою винтовку. Этим утром я привез ее в Гизу. Очень удачно.

Геркулес пошел в каюту и вскоре вернулся оттуда с большой винтовкой.

— Полюбуйтесь, какая прелесть, — хвалился Геркулес, извлекая винтовку из кожаного чехла.

— Выглядит очень мощно, — сделал вывод Линкольн, в течение многих лет изучавший различные типы оружия, в особенности огнестрельного.

— Мне говорили, что из этой винтовки можно завалить слона с одного выстрела, — признался Геркулес, поглаживая ствол.

— Не сомневаюсь. Эта винтовка, надо думать, стреляет разрывными пулями граммов по двести весом.

— Смотрите, — пригласил Геркулес, прицеливаясь в одного из крокодилов.

— Не слишком ли большая дистанция? — спросила Алиса, подходя к мужчинам.

— Нет, из этой винтовки можно стрелять по цели на больших расстояниях. До крокодила всего сто метров. Стреляй, Геркулес, — попросил Линкольн и закрыл уши.

Геркулес прицелился и нажал на спусковой крючок. Голова крокодила взлетела в воздух, а Геркулес упал навзничь от мощной отдачи, выронив винтовку на палубу. Увидев, с каким глупым выражением лица он свалился, его спутники разразились гомерическим хохотом.

— Что произошло? — спросил Геркулес, когда Линкольн подал ему руку. — Никогда раньше такого не было, чтобы винтовка сшибала меня с ног.

— Это нормально. Просто она очень мощная, скоро привыкнешь. Но не печалься: в цель ты попал.

Мужчины посмотрели на обезглавленный труп гигантского крокодила. Остальные рептилии начали отплывать в сторону от мертвого собрата. Два матроса сели в небольшую лодку и бодро погребли к берегу. С нехарактерной для людей их профессии быстротой они погрузили мертвого крокодила, который при этом занял всю лодку, и вернулись на судно.

— Что это они делают? — поинтересовалась Алиса, с удивлением наблюдая за матросами, которые с помощью товарища поднимали убитого крокодила на судно.

— Египтянам безумно нравится тушеное мясо крокодилов, — пошутила принцесса, присоединившаяся к группе.

Линкольн изобразил на лице отвращение, развеселив своей гримасой спутников.

Час спустя запах тушеного мяса крокодила разносился повсюду. Алиса увидела, как один из матросов готовит его, и пришла в негодование. Впрочем, запах не шел ни в какое сравнение со вкусом крокодильего мяса. Мясо оказалось жестким и отдавало тухлятиной.

— Оно отвратительно, — призналась Алиса, вынимая кусок изо рта.

— А ты бульончику не попробовала? — поинтересовался с улыбкой Линкольн. — Пальчики оближешь.

Алиса поднесла ложку ко рту, но тут же с отвращением бросила ее, почти полную, обратно в тарелку. Геркулес покорно доел свой бульон до конца, а принцессе съесть свою порцию стоило большого труда. Что же касается Линкольна и Алисы, то те к бульону больше не притронулись, а ограничились ржаным хлебом, который съели с большим аппетитом.

— Надеюсь, завтра пища будет более аппетитной, — заметила Алиса, прикончив свой кусок хлеба. — А когда мы приплывем в Эль-Хавамдию?

— Должно быть, мы уже на подходе, — ответил Геркулес.

— Прошу извинить меня, но думаю, что теперь обязана дать вам исчерпывающее объяснение, — заговорила молчавшая до сих пор принцесса.

Все члены группы тотчас замолчали и внимательно посмотрели на принцессу. Джамиля улыбнулась, и ее голубые глаза блеснули в свете свечей. Ее лицо скрывала вуаль: в присутствии матросов-арабов она закрывала лицо. Геркулес и Линкольн уже свыклись с ее красотой. Было трудно определить возраст принцессы: иногда она казалась девочкой, превращающейся в молодую девушку, порой — вполне сформировавшейся женщиной. Говорила она мягким голосом, растягивая слова, отчего, казалось, в них звучала музыка.

— Вы можете спросить, почему, убежав от своего мужа, султана, я не отправилась к себе на родину, в Венгрию? — начала принцесса с вопроса, и все согласно кивнули. — Европа ввергнута в страшную войну. Впрочем, вы это знаете лучше меня. Однако подлинной причиной моей поездки в Египет является не это. Убегая из дворца, я дала обещание своему рабу и хранителю Оману, нубийцу из древнего народа Мероэ.

— Мероэ? — переспросила Алиса.

— Народ Мероэ почти такой же древний, как египтяне. Оман много раз рассказывал мне чудесную историю своих предков. Мероэ — это царство, которое возникло в Нубии около четырехсотого года и носит название своей столицы, города Мероэ.

— Никогда не слышал о его существовании. Имеется в виду царство Сава, о котором упоминается в Библии? — спросил Линкольн.

— Нет, Линкольн, — прервал его Геркулес. — Царство Савское находилось южнее, еще оно называлось царством Аксумским.

Принцесса нетерпеливо смотрела на Геркулеса, и когда тот закончил, продолжила свой рассказ.

— В 270 году до Рождества Христова царь Эргамен разрушил Напату и переехал с двором в Мероэ, который стал столицей. Рим и Мероэ несколько раз вступали в конфликт. Примерно в двадцать пятом году до Рождества Христова властелин Мероэ попытался расширить границы своего царства и захватить Фивы, Элефантину и Сиену, но был отброшен Петронием, который вошел в Напату через несколько месяцев после захвата Дакки и Примиса. Тогда царица Кандакия предложила заключить мирный договор, но ей было отказано. Римляне увели с собой тысячи рабов и унесли большую добычу. Среди унесенных трофеев были пергаменты культуры Мероэ и один из ее самых охраняемых секретов.

Все слушали принцессу, не в силах отвести от нее взгляда. Они не понимали, какое отношение все это имеет к ее бегству из Стамбула и к людям, которые ее преследовали. Но Линкольну, Геркулесу и Алисе очень нравились тайны.

— В 20 году до Рождества Христова царица вновь захотела мира, и цезарь Август дал ей желанный мир, определив границы царства Мероэ. Кроме того, царица попросила вернуть увезенные сокровища и пергаменты, — продолжала принцесса.

— Прекрасная история, но я не понимаю… — заговорил было Линкольн.

Принцесса сделала дружелюбный жест рукой и повела свой рассказ дальше:

— Правители Мероэ, опасаясь, что римлянам удастся разгадать их секреты, пытались помешать им и спрятали одну драгоценность в храме бога Апедемака.

— Апедемака? — переспросила Алиса.

— Апедемак у египтян был богом, который хранит фараона в сражениях. В течение многих веков он был главным богом Нубии, которому поклонялись в храмах Нага и Дебод. Как мне рассказывал Оман, в храме Нага этого бога изобразили в виде человека с головой льва, — пояснила принцесса.

— Как интересно, — восхитилась Алиса, которая до этого момента сидела, подперев подбородок кулаком. — Но зачем хранить там драгоценность? Ведь храмы — это первое, что подвергается разграблению во время войн.

— Жрецы Апедемака были единственными, кто знал секрет. Верховный жрец передавал свое знание преемнику, сам секрет был спрятан в сердце статуи бога, — продолжала принцесса.

— Как это понимать, «в сердце»? Внутри статуи? — спросила Алиса.

— Совершенно правильно. В небольшом потайном углублении. И пока он находился там, царство Мероэ существовало.

— Но оно пало, — заговорил Геркулес. — Похоже, что секрет не очень-то помог царству Мероэ.

— Сердце Апедемака похитили, но секрет так и остается там.

— Я слушаю и ничего не понимаю, — проворчал Геркулес, прикуривая гаванскую сигару.

В ночной духоте воцарилась тишина. Принцесса посмотрела Геркулесу прямо в глаза и сказала:

— Сердце Апедемака, которого также называют Амоном, у меня.

 

11

Нил, 19 октября 1914 года

В небольшом порту Эль-Хавамдия судно пришвартовалось уже ночью. Капитан купил съестные припасы и уголь, и еще до рассвета «Клеопатра» фырча медленно двинулась вверх по реке. Первым встал Геркулес. Он не спал всю ночь и с тяжелой головой после бессонной ночи направился на палубу, где матросы слонялись туда и обратно, демонстрируя занятость каким-то очень важным делом. Потом он пошел на капитанский мостик. Капитан спокойно дремал, остановив взгляд на длинной извилистой полоске реки.

— Мар-хаба, — приветствовал капитана Геркулес.

— Мар-хаба, господин Гусман, — ответил капитан.

— Через сколько дней мы достигнем Нубии?

— Нубии? Так вон куда мы направляемся? — удивился капитан, посасывая длинную палочку палюса.

— Возможно. Так сколько? — нетерпеливо еще раз спросил Геркулес.

— Нисколько. На судне туда попасть нельзя.

— Как это? — Геркулес пристально посмотрел капитану прямо в глаза.

— Я могу доставить вас только до Куруску. Дальше вам придется продолжать путь по суше, — сказал капитан, отодвигаясь от Геркулеса.

— А сколько дней пути остается до Куруску?

— Дней двадцать пять, не меньше, — ответил капитан, опуская глаза.

— Двадцать пять дней пути? Что, эта посудина не может двигаться быстрее? — воскликнул Геркулес, ударяя по штурвалу.

— Нет, господин Гусман. Если повезет и будет ветер, то мы сэкономим два-три дня. Но в это время года… — Капитан умолк, воздев руки ладонями вверх.

Возмущенный, Геркулес покинул мостик. Путешествие в Нубию было непозволительной роскошью. Двадцать пять дней на судне, долгий поход через пустыню до Бербера, а затем снова путешествие на судне, которое займет еще пару недель. Его джентльменские качества имели предел. Он намеревался совершить путешествие по Нилу, чтобы открыть для себя чудесные руины на его берегах, а не для того, чтобы доставить какую-то незнакомку до какого-то потерянного в пустыне города. И все это ради того, чтобы исполнить обещание некому рабу, который уже испустил дух.

К тому времени, когда на палубе собрались его сотоварищи, Геркулес уже более или менее успокоился. Он сидел откинувшись на старом плетеном диване и думал над тем, как сообщить принцессе, что они не смогут достичь Нубии.

— Геркулес, когда ты проснулся? — спросил Линкольн, проспавший все это время как убитый.

— Проснулся? Да я не спал всю ночь, — пожаловался тот.

— Ну, ладно. По крайней мере, на судне есть кровати, — вступила в разговор Алиса, потирая спину. — Мы сделаем остановку в Мемфисе?

— Нет, — сухо ответил Геркулес.

— Но ты неделями возвращался к разговору о Мемфисе, — возразила Алиса, усаживаясь на другой конец дивана.

— Я только что поговорил с капитаном. В целом нам потребуется более двух месяцев, чтобы добраться до Мероэ. Мы не сможем плыть дальше, — продолжал Геркулес, глубоко затянувшись дымом сигары.

Принцесса сначала открыла рот, чтобы что-то сказать, но вдруг отвернулась и отошла от компании в носовую часть судна. Геркулес рывком встал и пошел следом.

— Джамиля, — начал он, поравнявшись с ней.

Принцесса безучастно разглядывала реку. Легкий бриз шевелил ее волосы. Геркулес встал рядом, облокотившись на поручень.

— Поймите, мы не выживем в пустыне. Я старый отставной моряк, Линкольн — бывший агент полиции, с которым я познакомился на Кубе много лет назад, а Алиса — типичная горожанка. Мы, не имея опыта, не сможем пересечь пустыню без специального снаряжения, — говорил Геркулес мягким голосом.

— Я понимаю и прошу вас оставить меня в первом же городе, который встретится на нашем пути, а вы продолжите вашу развлекательную прогулку без меня. Ведь это я давала обещание Оману. И именно я принесу «Сердце Амона» в Мероэ. — Принцесса была готова заплакать.

Геркулес посмотрел ей в глаза и увидел в них испуг. Вдруг она конвульсивно вздрогнула, и он положил ей руку на плечо. Она обняла его и зарыдала так, словно долгое время сдерживала накопившиеся эмоции. Прикосновение теплого тела женщины обеспокоило его. В последние дни он постоянно спрашивал себя, что он испытал бы, целуя и сжимая ее в своих объятиях, но сейчас им овладело какое-то странное чувство тревоги и боязни сделать это.

— Мы проводим вас до места. На все Божья воля. Ничего лучшего мы не могли бы сделать. Мы приехали сюда, чтобы познакомиться с Египтом, что ж, познакомимся с ним в мельчайших деталях, — произнес с улыбкой Геркулес.

С другого конца судна Линкольн и Алиса с тревогой наблюдали за происходящим. Пересекать африканский север без надлежащего снаряжения и опыта было приключением, которого они никогда еще не переживали.

 

12

Нил, 17 ноября 1914 года

Однообразие занятий ослабило напряжение, охватившее четырех друзей. Они проводили долгие часы в разговорах, спали или просто любовались пейзажем. Больше делать было нечего. Они швартовались по ночам в небольших портах и отправлялись в путь еще до восхода солнца. Жара была постоянной, единственное, что изменялось, — это берега реки. Порой они превращались в узкие зеленые полоски, что свидетельствовало о приближении внушающей страх пустыни.

По мере продвижения вверх по течению реки, селения встречались все реже. Иногда можно было плыть целый день и не встретить ни единого судна или местного жителя. Чем дальше удалялись путешественники от Каира, тем менее заметным становилось арабское влияние на обитателей побережья. Чем дальше на юг, тем больше местные жители походили на африканцев. Было интересно наблюдать, как в населенных пунктах, расположенных севернее, люди отвергали обычаи и одежды тех, кто обитал южнее. Менялся и их внешний вид. Смешение египетских арабов и нубийцев становилось все более заметным.

В каждом новом порту их ждало одно и то же: десятки людей сразу же окружали путешественников и попрошайничали. Матросы разгоняли нищих, чтобы путешественники могли прогуляться по деревне или городку. Эти ночные моционы вносили некоторое разнообразие в почти постоянное пребывание на борту «Клеопатры». Все в Египте происходило медленно. Казалось, что на земле фараонов замедлился ход времени.

Геркулес не обращал внимания на руины, встречавшиеся на их пути. Он решил, что на обратном пути будет больше возможности осматривать памятники и приобретать представляющие интерес вещи. В Испании было мало оригинальных предметов старины, связанных с историей Египта, поэтому большую часть приобретенных вещей он собирался подарить научному музею. Линкольн постоянно читал Библию. Это была единственная книга, которую он неизменно носил с собой. Впрочем, он находил время и на общение с Алисой, поскольку Геркулес часто уединялся с принцессой во время ночных прогулок или часами разговаривал с ней, сидя на палубе. Алису раздражало чрезмерное внимание Линкольна и отсутствие внимания Геркулеса. Она знала его с детских лет, а после смерти отца Геркулес фактически заменил его. Матросов они почти не видели и не разговаривали с ними.

Компаньоны знали, что в Куруску они прибудут через несколько дней, и по мере приближения к цели путешествия ими овладевало чувство напряженности. Переход через пустыню был смертельно опасен, но они все-таки решили положиться на свою счастливую звезду. Ту самую, которая помогла им избежать многих опасностей в Европе в канун войны.

Через пару дней они померятся силой с подлинным Египтом — суровой и опасной пустынной страной.

 

13

Нил, 19 ноября 1914 года

— До Куруску остался один день пути, — сказал Геркулес, показывая на карту.

— И каков же будет наш пункт назначения после Куруску? — спросила Алиса.

— Оттуда мы направимся в Бербер. Нашей главной заботой будет вода. На всем пути нам встретится только один источник воды. В Куруску нам придется купить верблюдов, съестные припасы, воду, а также найти проводника и переводчика. Вполне возможно, что так далеко на юге окажется мало людей, которые говорят на английском или арабском языке.

— Эти места находятся под британской защитой? — поинтересовался Линкольн.

— Официально да, однако здесь ее контроль всегда был скорее умозрительным, чем реальным. Эти земли находятся под управлением шейхов, и нам придется искать их расположение. К тому же Соединенное Королевство передислоцировало много своих сил в Европу и Азию. Не думаю, что забравшись так далеко на юг, мы встретим хотя бы одного британского солдата, — продолжал Геркулес.

— Итак, перспективы кажутся удивительными: пустыня, бандиты, нехватка воды и возможность заблудиться в местах, где ничего другого нет, — печально констатировала Алиса.

— Не стоит огорчаться, Алиса. Я объездил полмира и думаю, мы сможем пересечь пустыню без особых проблем, — попытался приободрить женщину Геркулес, положив ей руку на плечо.

— Это меня успокаивает, Геркулес. Но думаю, что ты объездил полмира на корабле и знаешь не больше нас о том, как пересекать пустыню.

— Вам следовало бы больше доверять своему наставнику, госпожа Алиса, — осуждающе заметила принцесса.

Алиса пристально посмотрела на нее и, обращаясь к Линкольну, проговорила:

— Думаю, что нужно пойти в прохладное место. Здесь очень душно.

Линкольн с Алисой поднялись на палубу. Судно медленно ползло в опасной близости от берега. Два матроса плыли в лодке, пытаясь поймать какую-нибудь рыбу, а капитан оставался за штурвалом.

— Не выношу эту женщину. Она еще поучает меня, как я должна вести себя с Геркулесом, — говорила Алиса, морща лоб.

— Уж не ревнуешь ли ты? — спросил Линкольн. Но тут же смутился. Он не умел разговаривать с женщинами без обиняков, открыто. И менее всего с Алисой.

— Ревную? Нет. У Геркулеса было много женщин. Его покойная супруга была очаровательной женщиной. А вот Джамиля что-то скрывает. Интуиция подсказывает мне, что она поведала нам не всю правду.

— Будет лучше, если мы воспримем это путешествие как очередное приключение. Почему ты не наслаждаешься днями, проведенными в Египте? О плавании по этой реке мечтали и мечтают тысячи людей.

— Да, но у них была четко выраженная цель. Искали что-то, а что ищем мы? Какой-то город в Нубии, чтобы оставить там какой-то камень, что какая-то принцесса обещала сделать какому-то умирающему рабу. Джамиля не кажется мне человеком, готовым исполнять волю умирающего.

— В таком случае какой смысл было идти в Нубию? Она могла бы вернуться в Венгрию или в любое другое место в Европе, — возразил Линкольн.

— В Мероэ, наверное, спрятано сокровище. Тот раб, должно быть, сказал об этом принцессе, и теперь она намерена отыскать его, — предположила Алиса, переходя на полушепот.

— Сокровище? Но если это правда, почему не сказать об этом нам? Так она заручилась бы нашей помощью.

— Какой же ты наивный, Линкольн. Принцесса просто не хочет делиться этим сокровищем с нами.

— Но когда мы прибудем туда, она не сможет этого скрыть, — настаивал Линкольн, не в силах всерьез принять подозрения своей подруги.

— Я просто размышляю. Совершенно ясно лишь то, что она скрывает от нас что-то из ряда вон выходящее.

Их беседу прервали голоса. Геркулес и Джамиля поднимались на палубу, чтобы насладиться легким дуновением ветерка.

— Надеюсь, рыбаки поймают хоть что-нибудь. Крокодилье мясо всех нас доконает, — пошутил Геркулес.

— Ну и шутник же вы, — сказала принцесса, трогая Геркулеса за подбородок.

Оба засмеялись, а Линкольн и Алиса лишь искоса взглянули на них.

В этот момент несколько молодых парней на берегу подбежали к воде и стали раздеваться. Путешественники не успели никак отреагировать на это событие, а египтяне, в чем мать родила, уже бросились в воду. Некоторые бесстыдно взобрались на плывущее бревно и, подплыв к судну, начали попрошайничать, подобно тому, как это делали все египтяне при встрече с западными людьми.

— Бог мой! — вскричала Алиса, закрывая лицо ладонями.

Геркулес рассмеялся, а Линкольн жестами предложил парням убираться. Джамиля оставалась безучастной. Она не в первый раз видела голого мужчину. В гареме считалось нормой, когда до двенадцатилетнего возраста дети других женщин посещали купальню вместе со своими матерями.

— Но почему они голые? — спросила Алиса, когда молодые люди отплыли от судна.

— Они не чувствуют стыда за свою наготу. В здешних местах и дети, и юноши носят на себе очень мало одежды, — пояснил Геркулес, успокаивая свою подругу.

— Но это совершенно непозволительно среди людей цивилизованных, — проговорил Линкольн.

— В испанских городах или в Лондоне женщина не может показать даже щиколотки, — поддержала его Алиса.

— В нашей культуре нагота не является греховной, но запрещена среди лиц различного пола. Мы, женщины, купаемся всегда нагими, а наши мужья могут видеть наши тела, когда пожелают, — сказала Джамиля.

— Но вы не арабка, — заметил Линкольн.

— Нет, арабка. Меня воспитали как арабку, и то, где я родилась, неважно. Вы считаете себя африканцем?

— Разумеется, нет, — ответил Линкольн, недовольно поморщившись. — Я родился и воспитывался в Вашингтоне, округ Колумбия.

— В таком случае, чему вы удивляетесь.

— Моя семья живет более ста лет в Соединенных Штатах. Никто меня не похищал и не продавал как раба! — заявил Линкольн, повышая голос.

Геркулес сделал шаг вперед и встал между спорщиками. Он никогда не видел своего друга таким взволнованным.

— Пожалуйста, Линкольн, не забывай, что перед тобой дама.

Линкольн пристально посмотрел на Джамилю и направился в свою каюту. Алиса поспешила за ним.

— Сожалею о том, что произошло, принцесса, — попросил извинения Геркулес.

— Я не хотела… — начала было принцесса, опираясь на плечо Геркулеса.

— Не беспокойтесь, Линкольн не хотел оскорбить вас.

Джамиля поежилась в его объятиях. Геркулес закрыл глаза и почувствовал, как у него быстро-быстро забилось сердце. А принцесса смотрела на горизонт и думала о том, что время на исходе, а значит, в Мероэ нужно попасть поскорее, пока не станет слишком поздно.

 

14

Нил, 20 ноября 1914 года

Капитан Хасан поднялся, чтобы возобновить движение до восхода солнца, как вдруг ему послышался отдаленный рокот двигателя. Он замер, напрягая слух, но ничего больше не услышал. Потом он прошел в рубку, чтобы приготовить судно к отплытию. Ему очень нравилось это время суток: все спали, и он наконец мог почувствовать себя полным хозяином своей старушки «Клеопатры». Они были вместе вот уже двадцать лет и проплыли по реке сотни раз. За это время Хасан перевез тысячи западных пассажиров, но эта группа отличалась от иных. Негр, две женщины, одна из них арабка, и испанский кабальеро. Хотя все это уже мало что значило. Сегодня пополудни он доставит их в Куруску, сделает полный разворот и вернется домой. Его дочь и две внучки с нетерпением ожидали возвращения Хасана. Аллах не дал ему сыновей, однако любовь дочери была достаточным вознаграждением.

Увидев, как над горизонтом, из-под ночного покрова, пробиваются лучи солнца, капитан улыбнулся. Он не любил темноты, и, слава Аллаху, за месяц плавания на них не напал ни один разбойник. Из-за войны в Европе число египетских солдат было увеличено вдвое, по крайней мере их присутствие на территориях Верхнего Египта. Нубия — другое дело. В Александрии можно было видеть тысячи британских солдат, которые проводили там по несколько месяцев, прежде чем отправиться в Европу. Впрочем, работать с солдатами ему не нравилось. Обычно они пили сверх всякой меры, создавая проблемы.

Наконец капитан понял, что монотонный шум исходит от другого судна, которое приближается в темноте. Звук стал громче, и теперь можно было догадаться, что его источник — старая паровая машина, работающая на угле. Он прокричал что-то матросам, и те побежали за своими старыми карабинами. Ему не хотелось будить своих «западников». Возможно, это всего-навсего старое рыбацкое суденышко, хотя двигатель судна казался более мощным, чем двигатель старой посудины.

Геркулес подошел к нему со спины, и капитан, услышав его голос, вздрогнул.

— Капитан, кто к нам приближается? — спросил Геркулес, на котором из одежды были только брюки.

— Не знаю, господин. Мне не хотелось беспокоить вас. Это наверняка какое-то рыбацкое или торговое судно.

— Ранним утром?

Капитан пожал плечами. Геркулес вернулся в каюту за своей большой винтовкой, и к нему присоединились Алиса и Линкольн.

— Алиса, было бы лучше, если бы ты подождала нас в каюте, — серьезным тоном поговорил Геркулес.

— И слушать не хочу. Не для того я практиковалась в стрельбе из винтовки «Флетчер» в течение всей нашей поездки, чтобы сидеть и ждать сложа руки, — возразила Алиса и сняла винтовку с предохранителя.

— Ну, ладно, — пробормотал под нос Геркулес. — Но все-таки будет лучше, если мы расположимся в укрытии.

Все затаили дыхание, а гул между тем нарастал. Линкольн молчал в замешательстве и молился, не раскрывая рта. Алиса всматривалась в темноту, направив винтовку в сторону шума, а Геркулес сидел на полу, держа свою большую винтовку обеими руками.

Внезапно гул прекратился, отчего все еще больше занервничали. Матросы встали поближе к борту и осветили воду большими фонарями. В этот момент тишину разорвал крик, и один фонарь упал в воду, а матрос, державший его, начал бороться с кем-то в темноте, но различить можно было лишь какую-то черную фигуру, схватившую беднягу за горло. Линкольн хотел было приблизиться, но Геркулес остановил его и жестом приказал, чтобы он этого не делал.

Крики стихли, и тело матроса полетело в воду. Оставшиеся двое матросов отошли от борта и стали рядом с Геркулесом и его друзьями.

— Посторонитесь. За вами ничего не видно, — сказал Геркулес и махнул рукой.

Матросы в ужасе посмотрели на него и сделали шаг назад, к другим пассажирам.

— Капитан, они попытаются убить нас, напав с тыла, — произнесла Алиса, встала во весь рост и пошла, пригибаясь за ящиками, в сторону мостика.

— Нет, Алиса. Это опасно, — возразил Геркулес, но прозвучал выстрел, и он инстинктивно втянул голову в плечи.

— Не беспокойся, я пойду с ней, — сказал Линкольн, сжимая в руке свой револьвер, и побежал вслед за женщиной. На мостике сидел, пригнувшись, капитан с ножом в руке. По его глазам было видно, что он впал в панику.

— Это не бандиты, — сказал он на плохом английском.

— Что? — переспросил Линкольн.

— Бандиты не стреляют без предупреждения. Они угрожают и уносят все, но никогда не нападают так, как эти.

— В таком случае кто на нас напал? — спросила Алиса, высовываясь, но сразу же две пули просвистели над ней, едва не задев волосы.

— Проклятье! — воскликнула Алиса, но, слегка устыдившись своей несдержанности, взглянула на Линкольна и произнесла: — О, извини.

— Все в порядке. Эта рухлядь не может двигаться побыстрее?

— Нужно поддерживать пар в котле, а он только-только начал разогреваться, — ответил капитан.

— Ну, так идите и поднимите давление, — дергая за руку капитана, потребовал Линкольн.

— Кто, я? — возмутился капитан.

— Это ваше судно, не так ли? Идите, мы вас прикроем.

Алиса и Линкольн начали стрелять в темноту, а капитан пополз на четвереньках в машинное отделение, которое находилось в трюме. Подбросив пару лопат угля в топку, он поспешил вернуться на мостик. Но по пути на него бросился кто-то, одетый в темное.

— Ох!

Геркулес обернулся и увидел, что на капитане, который упал на палубу, сидит человек с огромным ятаганом. Бывший моряк прицелился и выстрелил. Разрывная пуля разнесла убийцу в клочья. Капитан сбросил с себя труп и побежал к мостику, где Линкольн дрался с другим нападающим. Капитан приблизился сзади и ударил убийцу ножом. Убийца упал замертво.

— Спасибо, — поблагодарил Линкольн, нагнулся и подобрал свой револьвер. Когда они возвращались на мостик, Алиса направила на них свою винтовку.

— Спокойно, это мы, — остановил ее Линкольн.

Капитан прибавил скорости, так что послышался треск деревянной обшивки.

— Они расположили свое судно у носа, но «Клеопатра» обойдет их, — пояснил капитан, вскинув подбородок.

Судно пошло быстрее, и двое нападающих плюхнулись в воду. Уже рассвело, и путешественники увидели, что судно нападающих стало исчезать вдали. Линкольн и Алиса вернулись к своим друзьям, чтобы осмотреть бездыханные тела трех убийц. Они были одеты так же, как те люди, которые напали на них у пирамид.

— Почему они нас преследуют? Как они узнали, что мы направляемся в Мероэ? — задавала вопросы Алиса, глядя прямо в глаза Джамиле.

Принцесса отстранилась от нее и ухватилась за руку Геркулеса.

— Я не знаю. Если бы я знала, то сказала бы вам, — ответила принцесса, и ее глаза наполнились слезами.

Путешественники беспокойно смотрели друг на друга, но никто из них не успел сказать и слова, как капитан прокричал:

— Куруску!

Вдали показался город, и вскоре все почувствовали себя в безопасности.

 

15

Куруску, верховья Нила, 22 ноября 1914 года

Геркулес провел два дня, торгуясь с поставщиком продовольствия и верблюдов. Принцесса Джамиля прочитала ему целую лекцию относительно того, как это делают арабы, и забавлялась, наблюдая за спором Геркулеса и шейха, которые расположились на ковре в доме, в котором остановились путешественники, и пили чай. Шейх заломил очень высокую цену, а Геркулес пытался сбить ее, настаивая на том, что верблюды очень худые и кажутся больными. В первый день переговоров шейх встал и ушел обиженным. Это тоже было частью ритуала.

Когда шейх ушел, Геркулес расстроился.

— И что же нам теперь делать? Шейх — единственный человек в городе, обладающий таким количеством верблюдов, которое потребуется нам для путешествия.

— Не беспокойтесь, он вернется. Это он прервал переговоры, ибо усомнился в вашем благоразумии. Теперь вам нужно направить ему письмо с восхвалением его проницательности и послать какой-нибудь подарок. Еще до наступления ночи он даст ответ, — пояснила Джамиля.

Геркулес с удивлением посмотрел на принцессу, но совет оказался дельным. На следующий день у ворот дома стояли шестнадцать верблюдов, снаряженные провизией, водой, в сопровождении повара, погонщика верблюдов и проводника.

— Невероятно, — удивился Геркулес, увидев караван верблюдов.

Путешественники отправилась в дорогу тем же утром. После двух дней ожидания всем хотелось поскорее померяться силой с безжалостной пустыней. Путь их ожидал нелегкий. Им предстояло пересечь самый суровый на свете край, имея лишь небольшой запас продовольствия и воды. Рассчитывать на то, что они встретят по пути источники, не приходилось, разве что кратер потухшего вулкана, называемого Морад, вода в котором была горькой. Их пунктом назначения был Абу-Хаммад. Только там они смогут пополнить запасы провианта и продолжить путь в Мероэ.

Караван вышел на огромную равнину, где были лишь песок и небо, и путешественников охватил страх. Никогда еще безграничное пространство не повергало людей в такую панику.

 

16

Посреди пустыни, 1 декабря 1914 года

Не было ни одного безветренного дня. Самум обжигал, как огонь, выжимал из человека влагу, полностью обезвоживая организм. Путешественники везли с собой в бурдюках и бочках более пяти сотен литров воды, но через несколько дней пути нехватка воды стала их основной проблемой.

Когда караван достиг источника Морад, путешественники увидели огромное количество верблюдов, иссушенных жаром пустыни. Они не знали, что произошло с их хозяевами, но увиденное их обеспокоило. Колоссальная равнина прерывалась у самого горизонта, хотя возвышенность впереди казалась такой же пустынной, как и равнина. Ночью температура опускалась почти до двадцати пяти градусов, и посему путешественники решили двигаться ночью, а днем — отдыхать.

Достигнув Морада, путешественники совершенно пали духом. Линкольн уже несколько дней чувствовал себя плохо — какая-то необъяснимая слабость не давала ему собраться с силами. Алисе тоже нездоровилось. У нее наблюдались все симптомы инсоляции, оттого что одежда — тесная блузка с длинными рукавами и с высоким воротом и длинное платье — слишком сильно обтягивала и душила ее. Алиса сильно потела, постоянно теряя влагу.

Изо дня в день они слышали одни и те же звуки: позвякивание колокольчиков на верблюдах, похожее на стон, и бульканье, издаваемое животными, которые ощущали недостаток воды.

Погонщики верблюдов начали проявлять беспокойство относительно состояния животных, но Геркулес не хотел отдавать им питьевую воду, которую они везли с собой. Поэтому, когда караван достиг Морада, верблюды, почуяв воду, побежали к ней и пили до полного насыщения. Погонщики и остальные слуги тоже отчаянно набросились на воду.

— Я уже подумал, что мы никогда не дойдем до колодца, — заметил Геркулес, вглядываясь в песчаную равнину.

— Мы близки к цели нашего путешествия, — нетерпеливо проговорила Джамиля.

Она знала, что срок истекает, действие драгоценности может прекратиться в любую минуту, если путешествие продлится больше отведенного времени. С тех пор как они покинули Куруску, никто за ними не следил, а если и следил, то с достаточно большого расстояния.

Линкольн сел на землю. Он не разделял эйфории своих сотоварищей. Чувство усталости не проходило, а наоборот — с каждым днем нарастало.

После того как был разбит лагерь, женщины организовали купание. Они не мылись уже более десяти дней, их тела были сплошь покрыты пылью и потом. После них пришла очередь мужчин. Когда слуги убрали использованную воду, Геркулес и другие члены группы с удивлением увидели, что их проводник пьет грязную мыльную воду.

— Что ты делаешь, Али? — удивился Геркулес.

— Вода в колодце слишком горька, господин.

У Алисы и Джамили на лицах появилось выражение нескрываемого отвращения. Но проводник продолжал жадно пить воду, словно это был самый вкусный на свете эликсир. Четверо путешественников сели на раскладные стулья и заговорили об оставшейся части пути.

— Я и думать не думала, что мы зайдем так далеко, — добродушно сказала Алиса. Купание освежило ее уставшее тело.

— Спасибо за доверие, — пошутил Геркулес.

— Нужно признать, что первый этап путешествия прошел относительно спокойно. Дорога очень трудная, и многие, это можно сказать со всей уверенностью, ее не выдержали и погибли бы здесь, — заговорил начинавший приходить в себя Линкольн.

— А вот этого избежать невозможно, — сказала Джамиля, показывая свои сильно загоревшие руки.

Отдохнув несколько часов, они продолжили путь. После Морада они продвигались быстрее. Стали появляться газели и кое-какая растительность, но им едва хватило сил, чтобы добраться до Абу-Хаммада. Передохнув два дня в этом небольшом городке, караван продолжил путь. Охота на газелей и присутствие видимых следов существования других животных подняли настроение путешественникам. Шестью днями позже они достигли Бербера. Издали этот город показался им вратами рая.

 

17

Бербер, 9 декабря 1914 года

Город Бербер соответствовал цивилизации Верхнего Нила более других, хотя уровень ее был весьма условным: грунтовые дороги, саманные строения с плоскими крышами, покрытыми пальмовыми листьями. При этом сады с плодовыми деревьями и городские парки на берегу Нила среди пустыни блистали своим великолепием, на фоне голубого неба покачивались пальмы, а воркованье голубей нарушало молчание пустыни.

Прибытие наших путешественников в город произвело настоящий фурор. Из-за войны число караванов сократилось, и буквально все население города высыпало им навстречу. В городе находилась резиденция местного правителя — губернатора, имевшего в распоряжении небольшое войско из двух тысяч человек. Он позволил прибывшим разбить лагерь в дворцовом парке и сам почтил их своим посещением в тот же день. Путешественники помылись, привели себя в порядок и сменили одежду. Впервые за много недель они почувствовали, что возвращаются к жизни.

Когда губернатор пришел с визитом, ветер был такой сильный, что путешественники были вынуждены принять гостя, не покидая палатки.

— Да защитит вас Аллах! — произнес наместник, усаживаясь рядом с путешественниками на диванной подушке.

— Мы благодарим вас за гостеприимство, — сказал Геркулес.

— Это наш долг, — ответил губернатор.

— Путешествие было трудным, но сейчас мы чувствуем себя счастливыми, — продолжал Геркулес.

— Какова цель вашего путешествия и куда вы направитесь отсюда? — спросил заинтригованный правитель.

— Мы направляемся в Мероэ, — вступил в разговор Линкольн.

Губернатор посмотрел на него с некоторым любопытством. В городе было немало нубийцев, но никогда он не видел негра, одетого по западной моде.

— Откуда вы?

— Джордж Линкольн — североамериканец, меня зовут Геркулес Гусман Фокс. Я испанец. Дама-арабка — Джамиля, а другая дама — Алиса Манторелла, как и я, она испанка.

— Люди вашей страны — большая редкость у нас.

— Существуют какие-либо опасности на пути в Мероэ? — спросил Геркулес.

— По правде говоря, хотя мои люди и обеспечивают безопасность в районе отсюда до Асуана, далее на юг нет ни закона, ни порядка, — откровенно признался губернатор.

— А этот регион безопасен? — спросила Алиса.

Наместник взглянул на нее, но на вопрос не ответил. Геркулес повторил вопрос, и правитель ответил мужчине с улыбкой.

— Идти так далеко на юг абсурдно. Там только пустыни, негры и бедность. С началом войны никто не решался заходить так далеко на юг.

— Но в этой зоне войны нет? — хмуро заметил Линкольн.

— В этой зоне царит мир более тридцати лет, со времен правления грозного Мухаммеда Ахмеда ибн ас-Саида Абдаллаха, — ответил губернатор.

— Кто этот человек? — поинтересовался Геркулес.

— Долгие годы многие не решались произносить его имя. Махди был мусульманским религиозным лидером, он родом из Судана. Я служил египетским офицером, когда он поднял вооруженное восстание против моей страны, — начал рассказ губернатор таким тоном, словно эти воспоминания были для него тяжелыми.

— Я слышал что-то о гибели британского генерал-губернатора Гордона, — вставил свое слово Геркулес.

Губернатор посмотрел на испанца и ответил:

— Махди удалось объединить под своей властью религиозного лидера все кланы Бакаров и сформировать союз, которому предстояло учредить исламскую республику — предшественницу мирового исламского государства.

— Мирового исламского государства? — переспросила Алиса.

— Мухаммед Ахмед считал себя Махди, спасителем, которого люди ждали уже давно. Поэтому он провозгласил джихад, священную войну, чтобы покончить с англо-египетской оккупацией. Его основным противником был генерал-губернатор Чарльз Джордж Гордон.

— Когда все это происходило? — продолжал спрашивать Геркулес.

— Между 1883 и 1886 годом. Однако со смертью Махди движение потеряло силу и его влияние ограничилось территорией Судана. Когда существовало правительство лорда Солсбери, британские войска под командованием лорда Китченера еще раз напали на суданцев, дабы отомстить им за поражение в битве за Хартум и за смерть генерала Гордона. Операция закончилась поражением махдистов в сражении под Омдурманом в 1898 году.

— Всего шестнадцать лет тому назад, — удивился Линкольн.

— Что такое махди? — спросили Геркулес, наливая себе еще чая.

Шейх ответил что-то по-арабски.

— Указующий путь, — перевела молчавшая до сих пор Джамиля.

Губернатор с удивлением посмотрел на нее. Ее манера держаться была, безусловно, достойной принцессы, а закрывавший лицо хиджаб не мог скрыть ее необычайной красоты.

— Имам сокровенный, или Махди, предвозвестник, известный также как имам л-аср, или имам времени, и еще как сахиб аз-заман, то есть господин времени. Однако все это предрассудки шиитов, — ответил губернатор, демонстрируя свое презрение.

— Кто такие шииты? — поинтересовался Линкольн.

— Преданные проклятию последователи Мухаммеда аль-Махди, изначально называвшегося Мухаммед ибн Хасан ибн Али, двенадцатого и последнего имама.

— Но мы, сунниты, тоже верим в Махди, хотя и не считаем, что речь идет о когда-то существовавшем конкретном человеке, поэтому мы не допускаем существование тайного имама, хотя это и соответствует законности конфессии, — проговорила Джамиля, вызвав удивление своих друзей и шейха.

Женщинам было запрещено не только разговаривать напрямую с мужчиной, но также учиться и проповедовать Коран. Губернатор смотрел на женщину со смешанным чувством возмущения и удивления. В Бербере ему таких женщин видеть не приходилось, и он сомневался, чтобы во всем регионе Верхнего Нила нашлась бы столь отважная суннитка. Впрочем, победив свое недоверие, он ответил:

— Не забывайте, что Махди — это хадис, приписываемый Магомету. Если мне не изменяет память, сказано, что явится потомок Ахл аль Байт, каким-то образом связанный с нищими, который придет вместе с Иисусом, чтобы учредить на земле идеальное исламское сообщество до наступления Йаум ал-Кийама, — напомнил шейх.

— Согласно традиции он родился в Самарре в 256 году хиджры, — добавила Джамиля.

— Как это ты, женщина, знаешь так много о Коране и наших традициях? — спросил шейх, поглаживая свои длинные усы.

— Великий шейх Бербера, женщины-арабки в других странах ислама могут изучать закон и учения пророка, когда эти науки им несут отцы или мужья, — ответила Джамиля дрожащим голосом. Она уже многое раскрыла о себе, и шейх мог направить о ней запрос в Каир.

— Хорошо, будет лучше, если мы покончим с этой историей поскорей, не заставляйте нас сидеть как на углях, — сказала Алиса на плохом английском языке.

— Совершенно точно, Махди, еще совсем ребенок, исчез, когда его отец, одиннадцатый имам, был истерзан восьмого числа месяца Рабии у ль-Авваль 260 года хиджры. Согласно преданию, с тех пор он жил инкогнито, тайно управляя судьбами своих последователей, и вернется как искупитель, — закончил свое повествование губернатор.

— Это что-то вроде Мессии, — предположил Линкольн.

— Можно его назвать и так, — согласился шейх.

— Но никто не знает, когда он вернется, последний провозгласивший себя Махди умер более пятнадцати лет назад, — заключил Геркулес.

— Однажды вернется, — ответил шейх, нахмурив лоб.

— Нам кое-что нужно от вас. Наши верблюды истощены, наш проводник не знает языка нубийцев, и, кроме того, нам нужно восстановить запасы воды и провизии. Вы не могли бы помочь нам в этом? — спросил Геркулес, пытаясь сменить тему.

— Долг каждого доброго мусульманина помогать своему ближнему, — улыбнулся шейх.

Наши путешественники уже знали, что означает эта улыбка — предстояла торговля.

 

18

Бербер, 10 декабря 1914 года

На следующий день они отправились в Нубию. Шейх советовал им отложить путешествие на несколько дней, но им не хотелось терять время. Самум усиливался, и они могли застрять в этом городе, открытом всем ветрам. Ветер нес желтоватую пыль, отчего путешественники впадали в странное лихорадочное состояние, осложнявшее их путешествие с первых дней. У них болело все тело, в особенности конечности, они потеряли аппетит, а жажда стала невыносимой.

Но несмотря на эти трудности, караван продвигался быстрее. Геркулес поменял верблюдов на ослов — хотя и маленьких, но сильных, да и двигались они быстрее. Неудобство состояло в том, что они потребляли значительно больше воды. Алиса и Джамиля предпочли мужскую одежду и сели на своих ослов верхом. Встретить западного человека в тех местах было делом необычным, и путешественницы были похожи скорее на молодых безбородых юношей, чем на двух дам в мужской одежде.

По мере их продвижения на юг, климат становился мягче. Жара спала. Самум прекратился. Ему на смену пришел легкий прохладный ветерок. Небо покрывали облака, а пение птиц нарушало монотонность беззвучия пустыни.

Караван пересек реку Атбара и вышел к Белому Нилу. Он был не так полноводен, как в нижнем течении, хотя течение было более мощным, поднимающим на своем пути песок. Путешественники увидели первых гиппопотамов, газелей, гиен и диких ослов — Африка менялась прямо на глазах.

Первые поля кукурузы и сорго свидетельствовали о том, что земля здесь плодородна и более добра к своим обитателям. Путешественники купили хлеб из муки дурры, чтобы внести некоторое разнообразие в рацион. Геркулес охотился с новой винтовкой, и путники совершенно забыли и о своих преследователях, и о причине, которая заставила их пересечь половину континента.

Когда путешественники достигли Абиссинии, дожди совершенно изменили пейзаж, превратив его в цветущий сад.

 

19

Мероэ, 814 год, седьмой год правления Нерона

Увидев черные пирамиды, Клавдий повалился на оранжевый песок, покрывавший все вокруг. Двое преторианцев рухнули на колени рядом с ним и благодарили бога Марса за то, что он дал им сил дойти до города нубийцев.

К ним приблизились два воина Мероэ. Их колоссальный рост, золотые доспехи и хитоны из леопардовой шкуры произвели большое впечатление на римлян: в течение многих месяцев они видели только пустынные земли и умирающих от голода крестьян, которые делились с ними последними кусками хлеба. Римляне отвели их к своему начальнику, и, когда тот объяснил им цель своей миссии, воины заверили его, что через несколько дней он будет принят фараоном.

После грандиозного пиршества римляне удалились в предоставленные им помещения, однако Клавдий никак не мог позабыть свой сон, поэтому вышел во внутренний дворик насладиться свежестью прекрасного сада. Там, сидя у одного из фонтанов, он услышал осторожные шаги. Кто-то приближался к нему со спины. Клавдий обнажил свой меч и приставил его к шее незнакомца, лицо которого скрывал широкий капюшон. Когда же незнакомец приподнял капюшон, римлянин увидел татуированные руки и позвякивающие браслеты на предплечьях.

— Римлянин, не бойся. Я кандака, жрица бога Амона, — произнесла нежданная гостья.

Клавдий опустил меч и некоторое время смотрел на женщину с тонкими чертами лица. Она напомнила ему изящные изваяния цариц в египетских храмах. Жрица предложила ему сесть и сама присела рядом.

— Мало кто приходит из низовьев Нила на наши земли. Тебя, должно быть, привело сюда важное обязательство перед твоим царем. — Голос женщины звучал размеренно и мелодично.

— Несомненно, моя госпожа. Я пришел сюда по приказу Нерона, нашего любимого молодого цезаря, — ответил Клавдий, успокаиваясь.

— Наши царства много раз сражались друг против друга. Когда-то Рим ушел с земель, граничащих с Мероэ, устрашившись наших войск.

— Я пришел с известием о мире.

— Мир? Между людьми не может быть мира. Бывает только перемирие между войнами, — грустно проговорила кандака. — Нерону нужна тайна «Сердца Амона».

 

20

Гозерахуп, 14 декабря 1914 года

Путешествие, казалось, подходило к концу. Через несколько дней они окажутся у ворот Мероэ, древней столицы нубийцев. Гозерахуп — это бедный, заброшенный город у слияния реки Атбары с Нилом. Он был омерзителен. Грязные улицы наводняли полуголые дети. Алисе и Джамиле представилась возможность наблюдать деградацию и дегенерацию этих бедных людей. После дня отдыха женщины оделись как богатые дамы и отправились на рынок в надежде найти кое-что из полезных вещей, утраченных во время путешествия по пустыне. За ними сразу же увязалась девочка лет четырех; но она ничего у них не выпрашивала. Когда они обратились к ней, женщина, которая, по-видимому, была ее матерью, сказала, что им нельзя прикасаться к ней, поскольку девочка готовилась к священному обряду, поэтому могла делать все, что ей захочется, не спрашивая разрешения у родителей. Проведя рядом с девочкой целый день, женщины поинтересовались, что это за церемония, и их отвели в отдельно стоявшую хижину, в которой находилось очень много женщин. Спертый воздух смягчали запахи ароматных трав, которые кипятились в воде. Но и в темноте среди женщин Алиса разглядела девочку, обнаженную ниже пояса.

— Что они собираются делать? — спросила Алиса Джамилю.

Принцесса пожала плечами. Девочка легла на пол посредине помещения, и по приказу матери несколько женщин начали массировать девочке руки, плечи и ноги.

Алиса почувствовала, как у нее пересохло в горле. У нее было предчувствие, что сейчас произойдет что-то ужасное, но ей не хватало сил, чтобы выйти из этой лачуги.

Какая-то старуха достала нож, и массаж превратился в самые что ни на есть жуткие пытки. Старуха начала разрезать что-то между ног жертвы, и девочка, корчась от боли, умоляла мать остановить истязания. Когда пытки кончились, старуха показала матери рану, чтобы та одобрила ее работу. Старуха осушила рану миррой и накрыла листьями акации.

Алиса поднялась и, пошатываясь, вышла из лачуги. Джамиля последовала за ней.

— Ее искалечили с согласия матери, — проговорила в ужасе Алиса.

— Я слышала о подобной практике, но никогда не видела. Алиса, это не имеет ничего общего с исламом, это дикие обычаи диких людей.

— Это какой же страх должны испытывать мужчины перед женщинами, чтобы обращаться с ними таким образом, — выдохнула Алиса и попыталась поймать взгляд Джамили. На какое-то мгновение их взгляды встретились, а затем женщины поспешили смешаться с толпой.

Прежде чем покинуть город и начать последний этап своего путешествия, Геркулес нанял двух молодых мусульман. Купил снова верблюдов, которые были более приспособлены для езды верхом. Седовласый нубиец Башит, их погонщик, хотя и был стар, но говорил на английском языке; он рассказал путешественникам, что сражался на стороне Гордона в битве против последователей Махди.

Несколько дней шел дождь. Проливной, назойливый и бесконечный. Путешественники оставили позади Атбару, а в ночь перед их прибытием в Мероэ дождь прекратился. Слуги развели большой костер и путешественники расселись вокруг него, чтобы обсушиться.

Лицо Алисы светилось в отблесках пламени. Линкольн подошел к ней сзади и набросил на нее накидку. В последние недели путешествия он опять предпринял попытки сблизиться с ней. За несколько месяцев до путешествия по Австрии и Германии, они почти никогда не оставались наедине, однако неожиданное появление Джамили отдалило их от Геркулеса и сблизило друг с другом. Линкольн сел рядом с Алисой, понимая, что одно ее присутствие повергало его в состояние эйфории, такой, которой он никогда раньше не испытывал.

— Я рад тому, что провел это путешествие рядом с тобой. Если и есть в мире кто-то, рядом с кем я чувствую себя счастливым, так это ты, — произнес он, глядя на веснушчатое лицо Алисы.

— Спасибо, Джордж. — Алиса взяла его за руку. — Мысль, что ты рядом, успокаивает меня.

Она положила голову на плечо Линкольну, и тот затаил дыхание, почувствовав, как учащенно забилось его сердце, а по руке побежали приятные волны.

Геркулес под руку с Джамилей подошел к костру. Они расположились по другую сторону огня и наблюдали за Линкольном и Алисой. Старик Башит подбросил хвороста — и огонь запылал с новой силой.

— Башит, ты из Атбары. А приходилось ли тебе бывать в Мероэ?

— О да, господин. Мероэ — это город привидений. Там остались только развалины да черные пирамиды на берегу Голубого Нила, — ответил старик, глядя потерянным взглядом на огонь.

— Мероэ — красивый город? — поинтересовалась Алиса.

— Он прекрасен, госпожа. Черный бриллиант в сердце Нубии. Вы знаете историю Мероэ? — спросил в свою очередь старик.

Все отрицательно покачали головой. Башит сел верхом на походный стул, как это делали многие поколения его предков, и начал свой рассказ:

— Одной из самых знаменитых кандак Мероэ была Аманирена.

— Кем? — переспросил Линкольн.

— Так звали цариц Мероэ. В отличие от других царств, здесь правили женщины, передавая власть своим дочерям, — пояснил Башит.

— Мне нравится Мероэ, — сказала Алиса и широко улыбнулась.

— На долю Аманирены выпало немало трудностей. В течение многих лет она вместе со своим мужем, царем Теритекасом, воевала против римлян, но царь в сражении погиб, и на престол взошел один из его сыновей — Акинидад, он стал править со своей женой Аманишакете, — продолжил старик.

— Не знал я, что римляне так далеко продвинулись на юг, — заметил Геркулес.

Старик кивком головы подтвердил свои слова, встал и заговорил снова:

— Борьба между Римом и Мероэ началась в результате вторжения римского правителя Египта в Нубию и на земли Фив.

— Просто поразительно, как только в народной памяти сохраняются все эти подробности, — удивился Геркулес.

— Нет, я слышал эту историю из уст одного белого человека, большого любителя руин, — ответил старик и улыбнулся.

— Очевидно, это египтолог, — вступил в разговор Линкольн.

— Я и не знал, что он так называется.

— Как его зовут? — спросила Алиса.

— Его зовут Гарстанг, господин Гарстанг. Он уже несколько лет живет в Мероэ. Вы его не знаете?

— Нет, не знаем, — ответил Линкольн. — Он британец?

— Да.

У Джамили от страха по спине побежали мурашки. А что, если этот человек знает легенду о «Сердце Амона»? Могут возникнуть проблемы. Она взяла на себя обязательство, рассчитывая на то, что никто не встанет на ее пути. И сюда она пришла не для того, чтобы умереть здесь.

— Как мне сказал Гарстанг, Фивы были центром восстаний на юге Египта во времена правления династии Птолемеев. Думаю, что это были какие-то греческие фараоны, и римляне постарались быстро взять Нубию под свой протекторат. А Фивы были городом-базой, откуда римляне намеревались покорить остальную часть Нубии. После завоевания этих земель римский наместник был провозглашен царем Куш, а потом он своей властью назначил правителем Фив принцепса. Тогда же на острове Филы в ознаменование победы была возведена статуя Августу. Хотя теперь в этих местах нет ни одной римской статуи, во всяком случае, я их не видел, — шутливо закончил старик.

— Ты нас очень удивил. Римляне воевали в таком отдаленном и труднодоступном регионе, — заметила Алиса, время от времени наблюдавшая за странным выражением лица принцессы. — Джамиля, а ты знала эту историю?

Та побледнела и ответила не сразу.

— Нет.

— Не поведал ли ее тебе твой раб-евнух? — допытывалась Алиса.

— Откуда ему было знать эту историю? Он был всего лишь рабом, — раздраженно ответила Джамиля.

— Не думаю, что эта история была известна хоть кому-нибудь, — заговорил старик. — Народ здесь темный. Я изучал английский язык в миссионерской школе в Хартуме. Мне преподавали историю, математику и религию. Но здешние люди читать не умеют и ничего не знают о древних руинах Мероэ, смею вас заверить.

Геркулес вопросительно взглянул на Алису. Ее недружелюбное отношение к Джамиле вызывало тревогу. Он понимал, что последние недели проводил мало времени со своей приемной дочерью, но решил, что сближение с Линкольном компенсирует ей его отсутствие.

Старик посмотрел на чужеземцев, снова сел и продолжил свой рассказ:

— Некоторое время спустя Аманирена со своим сыном Акинидадом напала на римское войско, которое располагалось у границ. Легионы были слишком далеко, чтобы оказать им помощь. Ближайший римский гарнизон находился в Аравии. Аманирена захватила Сиену, Элефантину и Филы. Жителей обратили в рабство, а статую Августу снесли. Царица Мероэ обрушила на своих врагов все неистовство Амона. В ответ на дерзость, проявленную царицей…

Рассказ прервал шум, который всех насторожил. Геркулес поднял винтовку, лежавшую рядом с ним, и прицелился в темноту. В этих местах по ночам нередко совершали набеги львы. Алиса взяла свою винтовку, а Линкольн вынул пистолет из внутреннего кармана. Все хранили молчание, ожидая, когда шум повторится, но слышали лишь завывание усиливающегося ветра.

— Господин, — шепотом сказал старик, — это лев.

— Откуда ты знаешь? — спросил Геркулес.

— Ветер донес до него наш запах.

Геркулес подал знак, и двое слуг зажгли несколько смоляных факелов, чтобы осветить стоянку.

— Не делайте этого, — предупредил старик. — Он сможет видеть нас, а мы его — нет. Если его не раздражать, он уйдет. Люди не являются его излюбленными жертвами.

Старик еще не закончил говорить, как тишину ночи пронзило страшное рычание. Поворачиваясь, Геркулес заметил, как в сторону Алисы и Линкольна бежит огромная кошка. Алиса прицелилась в животное, но замешкалась на какое-то мгновение. Это мгновение показалось Геркулесу вечностью. И только в момент прыжка нападающего Алиса выстрелила в зверя в упор. Лев глухо упал на пыльную землю, слабо рыкнул и испустил дух.

— Бог мой! — воскликнула Алиса, опуская винтовку. — Я подстрелила льва.

 

21

Мероэ, 16 декабря 1914 года

Солнце поднялось и осветило вершины черных пирамид. По мере приближения к городу путешественниками овладевали грустные мысли, которые обычно навевает вид покинутых городов. Заборы и стены, испытавшие на себе разрушительное воздействие времени, статуи на песке, мертвая тишина опустошения.

Верблюды остановились перед руинами. Никто из путешественников не проронил ни слова. Всего несколько месяцев назад они восхищались великими, ни с чем не сравнимыми творениями Гизы, но очарование Мероэ было иного свойства: то, что это творение рук человеческих — не вызывало сомнений. Черные пирамиды высотой немногим более двадцати метров довольно бесхитростны по форме, но полны внутреннего содержания.

Караван двинулся дальше, в обитаемую часть города, оставив позади могилы. Первое, что попалось путникам там на глаза, — развалины крепостной стены, большой храм и другие, меньшие по размерам, святилища. Рядом с большими колоннами они увидели небольшой бивак из трех палаток. Перед одной из них сидел человек в очках, лет сорока и спокойно что-то читал. У него была жидкая бороденка и гладкие, зачесанные на одну сторону волосы. Услышав приближающиеся шаги, он поднял голову. Появление незнакомцев его не удивило. По крайней мере, он этого не показал. Мужчина осторожно закрыл свою книгу, положил ее на стоявший рядом маленький столик и поднялся. Путники увидели на нем короткие штаны, рубашку с карманами, сапоги с короткими голенищами и толстые носки. Мужчина легким наклоном головы приветствовал прибывших.

— Добро пожаловать, да благословит вас Господь, — произнес с улыбкой египтолог.

— Добрый день, господин Гарстанг, — проговорил Геркулес, спешиваясь с улегшегося верблюда.

Затем он подошел к мужчине и обменялся с ним крепким рукопожатием. Алиса приветствовала мужчину взмахом руки, за ней то же сделали Линкольн и Джамиля.

— Не ожидал такого приятного визита. В этих краях редко когда увидишь людей с Запада. Фактически здесь никто не появлялся со времени последней французской экспедиции. А вы не французы, не так ли? — поинтересовался господин Гарстанг.

— Нет, мы люди разных национальностей. Сеньорита Манторелла — испанка, как и я. Геркулес Гусман Фокс к вашим услугам.

— Очень приятно.

— А это наши друзья и товарищи — принцесса Джамиля, венгерка по происхождению, но выросла и была воспитана в Стамбуле, а также мой верный друг Джордж Линкольн, один из самых проницательных детективов Соединенных Штатов.

— Очень приятно познакомиться с такой знаменитостью, как вы, именно здесь, в Египте, — приветствовал египтолога Линкольн.

Мужчина улыбнулся:

— Мои исследования крайне скромны. Я всего лишь увлечен исследованием истории черных фараонов. Однако, пожалуйста, перекусите сначала, чем Бог послал. Немного кофе и ржаной хлеб. Мои слуги сейчас приготовят вам. После столь длительного путешествия вы наверняка убедились в том, что Африка — континент чарующий, но дикий.

Путешественники поставили несколько стульев и сели рядом с египтологом. Руины Мероэ осветили первые лучи солнца.

— Красиво, правда? Здесь человеком овладевает чувство глубокого умиротворения. Люди, которые построили этот город, оставили нам великое наследие, но самое худшее, что с ними самими произошло, уже исчезло. Насилие, война, честолюбие — ныне все это похоже на песок, который ветер собирает у стен. Все стало прахом.

Геркулес подпер голову, поставив локти на колени. Легкий ветерок освежил ему лицо, и путешественник попытался представить себе город полным жизни.

— Посмотрите на эту рухнувшую крепостную стену. Я закрываю глаза и вижу римского наместника Гая Петрония во главе десяти тысяч легионеров в кожаных нагрудниках и красных хитонах, восемь сотен всадников на боевых конях с флагами и неисчислимое множество нубийцев в тигровых шкурах и золотых шлемах на службе у римлян. Петроний заблаговременно направил к царице нескольких парламентеров, которые должны были потребовать у нее извинений за набеги и возврата награбленных сокровищ, дав царице три дня перемирия на ответ. После этого римляне намеревались возобновить боевые действия. Но царица своих парламентеров к Петронию посылать не стала. Сражение началось неподалеку от этих мест. Битва была жестокой, здесь не нашлось места ни благородным поступкам, ни воинской доблести. Сражения выигрывались хитростью при полном отсутствии жалости. Сама Аманирена своим мечом убила множество римлян и потеряла в битве глаз, а многие ее военачальники попали в плен и были отправлены в Александрию в качестве рабов. — Археолог, прежде чем продолжать рассказ, показал рукой на одну из частей города. — Римляне завоевывали столицу жестоко, до этого пали города Пселхис, Премнис и Напата, но Мероэ отказался преподносить положенный дар. Петроний вынужден был вернуться в Премнис. Там он усилил гарнизон и отбыл в Александрию в двадцать втором году до Рождества Христова.

— Какое волнующее повествование, — сказал Геркулес, восхищенный рассказом.

— А через год, в двадцать первом году, царица пошла на Премнис с многотысячным войском. Петроний первым встретился с послами Мероэ. По приказу императора Августа послов доставили на остров Самос. Согласно историку Страбону, Август согласился со всеми требованиями парламентеров, но отказался возвращать награбленные ценности. Предание гласит, что среди парламентеров была и сама царица, которая очаровала императора. Август получил связку золотых стрел. Свой дар царица вручила императору с такими словами: «Это подарок мира, но если ты не захочешь мира, они потребуются тебе, чтобы противостоять моим силам», — продолжал свой рассказ археолог.

— Это была очень храбрая царица, — прокомментировала Алиса.

— Кушитский трактат знаменовал собой независимость и сохранение римских гарнизонов в приграничной зоне, которая была признана обеими сторонами и названа «Двенадцатимилье». Гай Петроний описал царицу, как женщину с сердцем мужчины.

Когда господин Гарстанг закончил, солнце поднялось достаточно высоко. Стены города сверкали, а ветер усилился. Археолог встал и твердо сказал:

— Теперь о самом главном: город Мероэ с нетерпением ждет вас.

Археолог быстрым шагом направился к руинам, и все последовали за ним. Джамиля почувствовала, как нагревается рубин, который она прятала под своими одеяниями. Она беспокойно оглянулась. Храм где-то рядом. Амон требовал возвращения своего сердца. Она отдала бы его с удовольствием, но не за любую цену. Секрет Амона следовало раскрыть, и тогда она обретет бессмертие.

 

22

Мероэ, 814, седьмой год правления Нерона

Прожив два месяца в этом городе, Клавдий заскучал по Риму. Один из его людей умер от странной лихорадки, так что в живых остались только Петроний и он сам. Выполнять далее возложенную на него миссию не представлялось возможным, поэтому римлянин хотел как можно скорее вернуться домой.

Храм Амона Клавдию был известен. Он часто посещал его вместе с кандакой. Царица-жрица проводила с Клавдием много времени. Они прогуливались вместе по берегу Нила, удаляясь в пустыню, поднимались вверх по реке на юг, в лесистые районы. Клавдий не открывал ей истинной цели своей миссии. Если бы он это сделал, кандаке не оставалось бы ничего иного, кроме как предъявить ему обвинение и заковать в кандалы.

Однажды, проходя мимо большого храма Амона, кандака посмотрела на гигантские колонны и спросила:

— Тебе известна история бога Амона?

Клавдий с удивлением посмотрел на нее. Они никогда не говорили ни о его особом интересе к храму, ни о боге, которому тот был посвящен.

— Слышал что-то о нем. Мои визиты в Египет всегда были очень короткими. Я получал назначения в Галлию, Испанию и Рим, но в Египет меня никогда не посылали надолго.

— Амон — это один из самых древних богов Египта и Нубии. Он олицетворяет все сокровенное и созидательную способность, которая ассоциируется с первозданной бездной. Это бог, которого нельзя увидеть глазами смертных, который невидим как богам, так и людям, — объяснила женщина.

— Думаю, что это что-то похожее на нашего Юпитера, — заметил Клавдий.

— Что-то общее есть, но он обладает еще несколькими чертами, которых не имеет бог, отец римлян. Он так же стар, как мир. В «Текстах пирамид» о нем говорится как о божестве, ассоциируемом с ветром, в легком дуновении бриза он и проявляется, а потому является покровителем мореходов. Это божество изображают в голубом цвете. Он был известен как Отец двух ветров, Душа ветра. Его имя писали на штурвалах кораблей. Считалось, что одно упоминание его имени укрощает крокодилов.

— Не знал я, что великий Амон является богом мореходов и ветров, — съязвил римлянин.

Женщина искоса взглянула на него и продолжала свои объяснения. Единственное, с чем можно было сравнить ее преданность Амону, так это растущее сердечное влечение к Клавдию.

— Амон был сыном Маат и Тота, членом фиванской триады, как муж Мут и отец Хонсу. Но религиозная реформа Эхнатона, это иконоборческое неистовство привело к тому, что Амон практически исчез из Египта.

— Я слышал об Эхнатоне как о фараоне-бунтовщике, — вставил Клавдий.

— Мы, приверженцы культа Амона, считаем Эхнатона посланником богов, который явился, чтобы поставить заслон ложным культам. Амон является богом верховным, авторитет которого распространяется на весь Египет. Во времена правления Восемнадцатой династии его называли Амон-Ра-Хорахти-Атум. Он ассоциировался непосредственно с царским достоинством, которое приравнивало деяния фараона к божьей воле, так что никто не мог подняться до уровня фараона без согласия Амона. Это свидетельствует о влиянии, которым он пользовался в Фивах, где жрецы сосредоточили в своих руках власть, равную власти фараона. Фивы стали подобны независимому государству.

— Но здесь не Фивы, — возразил Клавдий.

— Да, здесь почитание Амона под угрозой. В течение многих поколений мы служили богу всех богов, а сегодня его место занимают боги иных стран. Амбиции некоторых не знают пределов, — продолжала женщина, понизив голос.

— Человек честолюбив.

— Однако честолюбие может достичь такого уровня, что погубит царство Мероэ.

Клавдий с интересом посмотрел на женщину. Он не понимал, к чему она клонит. До этого момента они никогда не говорили ни об Амоне, ни о подлинной причине его путешествия в Нубию.

— Многим хочется обладать «Сердцем Амона», — произнесла она наконец.

— «Сердцем Амона»?

— А разве не это привело тебя сюда из далеких земель?

Римлянин на несколько секунд потерял дар речи. Потом судорожно сглотнул и попытался что-то сказать, но женщина его прервала, продолжив:

— «Сердце Амона» в опасности. Если откроются его секреты, царство может рухнуть. Ты должен помочь мне вывезти его из Мероэ.

— Да ты хоть понимаешь, о чем просишь?

— Когда тебе откроется секрет «Сердца Амона», ты сразу же станешь еще одним его слугой. Твой император не может померяться с ним властью.

— Я поклялся в верности Нерону, — возразил Клавдий, проявляя твердость.

— Твой император может лишить тебя жизни, а Амон может сделать так, что ты будешь жить вечно.

— Вечно?

И жрица пошла к большому храму между большими колоннами. Клавдий последовал за ней. В это время суток храм был пуст. Римлянин вошел в громадное помещение и, увидев огромное изваяние бога, никак не мог побороть в себе дрожь.

 

23

Мероэ, 16 декабря 1914 года

После многочасового осмотра руин вместе с Джоном Гарстангом наши путешественники чувствовали себя совершенно изнуренными. Их гид оказался прекрасным знатоком культуры и архитектуры Мероэ. Однако после двух месяцев путешествия по Нилу и по пустыне всем хотелось поскорее отдохнуть. Слуги разбили три палатки неподалеку от стоянки археолога, и после легкого холодного ужина, когда солнце уже село, путешественники отправились отдыхать.

Геркулес повесил свою одежду на раскладной стул и умылся. В Африке человек привыкает неделями не видеть себя в зеркале, а теперь, увидев щетину на лице, он понял, что пришло время побриться. Еще в начале путешествия Геркулес решил постричься: его седая грива, отросшая за последние годы, уступила место прежней короткой стрижке военного человека. Как бывший военный он поддерживал усы всегда очень короткими, однако теперь его лицо стало очень смуглым.

Устроившись на раскладной кровати, он почувствовал, как расслабляются его мышцы. Гарстанг показал им храм Амона, дворец и прочие, менее важные объекты. Отдых в полдень был слишком коротким, и теперь они ощущали ужасную усталость. Как только Джамиля выполнит свое обещание и освободится от своей ноши, все смогут наконец вернуться в Каир. Путешествие обернулось настоящей авантюрой, а в свои пятьдесят лет он чувствовал, что нуждается в отдыхе и покое. Впрочем, Геркулес весьма своеобразно понимал слово «отдых». Он подумывал над тем, чтобы предложить своим спутникам прокатиться по морю до Кадиса, а оттуда — на первом же судне отплыть на Кубу. Провести несколько дней на острове, а затем отправиться в Мексику, посетить пирамиды майя и исследовать полуостров Юкатан. Он не знал, как на это отреагирует Джамиля. Пересечь полсвета — не самое лучшее предложение для дамы ее положения.

Геркулес закрыл глаза и представил себе путешествие по морю, новую встречу с Кубой, где прослужил много лет офицером испанских военно-морских сил. Однако его воспоминания омрачала грусть. Там он потерял свою нареченную, и отчаяние чуть было не заставило его с головой окунуться в омут городской жизни, но в Гаване он познакомился с Линкольном: вместе они проводили расследование загадочного взрыва на броненосце «Мэн».

Из глубокой задумчивости его вывел какой-то шум. Он насторожился и, приподнявшись, взял стоявшую рядом с кроватью винтовку. Брезентовый полог над входом в палатку приподнялся, и в проеме возник темный силуэт. Звук многочисленных колокольчиков успокоил его.

— Геркулес, — произнес в темноте голос.

— Что происходит? Как вы себя чувствуете?

— Мне приснился кошмар, этот город бросает меня в дрожь, — заговорила Джамиля, подходя к его кровати.

— Не волнуйтесь, никто вам здесь ничего не сделает, — попытался успокоить ее Геркулес и сел, опустив ноги на пол. По его обнаженной груди, прикрытой простыней, когда он лежал, пробежал легкий холодок.

— Извините за беспокойство. Вы спали?

— Нет. Просто лежал и размышлял. К сожалению, здесь делать больше ничего не остается.

— Завтра я исполню свое обещание, и мы сможем вернуться. Вам это подходит?

— Вполне. Мероэ — место, которое заслуживает всяческого восхищения, но, мне кажется, что за сегодняшний день мы уже достаточно хорошо познакомились с египетской культурой.

— Сожалею, что доставила вам все эти неудобства. Когда мы вернемся в Каир, я перестану надоедать вам, — проговорила Джамиля срывающимся голосом.

Тело принцессы просвечивалось сквозь легкую ночную сорочку, и Геркулес попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом, но женщина казалась такой призывно плотской.

— Для нас было большой честью сопровождать вас в этом путешествии. Нам пришлось пережить несколько опасных моментов, но игра стоила свеч. Сами мы никогда не зашли бы так далеко на юг. Самым дальним пунктом, до которого мы намеревались дойти, были Фивы. Взамен мы многое узнали о черных фараонах, о Мероэ и о культуре Верхнего Нила, — удовлетворенно заметил Геркулес.

— Вы такой оптимист, — сказала Джамиля и улыбнулась.

— Однако самым лучшим в нашем путешествии было ваше присутствие.

— Вы мне льстите. Вы и представить себе не можете, как тяжело женщине, которую сделали просто украшением, — пожаловалась Джамиля, садясь рядом с Геркулесом. Их плечи коснулись, и у Геркулеса по телу побежали мурашки. Теплое женское тело пробудило в нем давно уснувшую страсть. Со времени возвращения в Мадрид он вел по сути аскетический образ жизни, нарушил его лишь пару раз. Он считал, что уже никогда не влюбится, что к пятидесяти годам его страсти утихли, но на самом деле все было наоборот: с каждым днем он чувствовал, как прибавляются силы. Джамиля повернула голову, и Геркулес почувствовал ее сладострастное дыхание на своем лице. Он придвинулся ближе и поцеловал принцессу. Сначала он сделал это осторожно, но когда их уста встретились, он поцеловал женщину со всей страстью. Потом они легли на раскладную кровать, и Геркулес почувствовал под собой тело Джамили.

Внутри палатки что-то зашуршало. Посторонний звук насторожил Геркулеса. Сначала ему показалось, что это вздохи принцессы, но вскоре он понял, что рядом с ними находится кто-то еще.

— Что случилось? — спросила Джамиля, когда он резко отстранился от нее.

Геркулес вскочил и схватил что-то темное на полу. Джамиля поднесла светильник, и они увидели избитую женщину-негритянку, которая испуганно стонала на полу.

— Ты кто такая? — спросила возмущенная Джамиля.

Геркулес наклонился и увидел глаза перепуганной насмерть женщины. У палатки послышались крики, которые заставили Геркулеса взять винтовку и выйти на улицу. Метрах в ста от лагеря трое из нанятых им погонщиков верблюдов насиловали негритянку. Двое держали ее за руки, а третий изуверски совершал половой акт.

— Проклятье! — зарычал Геркулес, затем поднял винтовку и выстрелил в воздух. Вспышка и грохот выстрела привели насильников в состояние оцепенения. Геркулес отбросил винтовку и взял курбачо, которым мужчины пользовались для избиения женщин, и стал стегать им погонщиков. Те с криками бросились врассыпную.

— Почему вы нас бьете? — осмелился спросить один из насильников.

— Почему я вас бью? Чертовы дикари! — кричал Геркулес, продолжая избивать их.

— Ведь она всего лишь рабыня, господин, — возмущались насильники, не проявляя никаких признаков раскаяния.

— А вы зверье. Убирайтесь прочь, и чтобы я вас больше не видел.

Погонщики поспешно скрылись в темноте, а Геркулес подобрал одежду женщины и прикрыл ее. Подошли встревоженные шумом Алиса, Джамиля и Линкольн.

— Что они сделали? — спросила Алиса, увидев на земле избитую женщину.

— Погонщики изнасиловали двух рабынь. Другая женщина убежала, — объяснил Геркулес.

— Пойдем, мы обработаем твои раны. — Алиса взяла женщину за руку и повела в свою палатку.

Рабыня с разбитым лицом, едва сдерживая слезы, покорно пошла за Алисой. Джамиля с презрением проводила рабыню взглядом, потом посмотрела на обнаженный торс Геркулеса и пожалела, что не успела воспользоваться представившимся случаем. Через несколько часов ей предстояло найти стелу с описанием нужного ритуала. Она добралась сюда отнюдь не для того, чтобы хлопотать над каким-то черным ничтожеством.

 

24

Мероэ, 17 декабря 1914 года

— Мне сказали, что сегодня ночью у вас были неприятности с вашими людьми, — заговорил Гарстанг, усаживаясь за стол, чтобы позавтракать.

— Да, случай не из приятных, — ответил Геркулес, не вдаваясь в подробности.

— Надо было передать их местным властям, — добавил, нахмурив брови, Линкольн.

— Мы уже обсуждали это. У нас нет времени. Нам еще нужно совершить переход в Хартум, а власти не обратят на наше заявление никакого внимания. Ведь, с их точки зрения, речь идет всего лишь о каких-то бесправных рабынях, — возразил Геркулес, не желая распространяться на эту тему.

— Линкольн прав. Они могли убить их, если бы вы вовремя не вмешались.

— Африка — это трудный для нашего понимания континент. Тут подчиняются каким-то собственным законам. Я за эти годы видел ужасные вещи. Но кто мы такие, чтобы менять уклад жизни африканцев? — размышлял Гарстанг.

— Взгляните на цвет моей кожи. Я негр. И мне известно, что значит дискриминация. Безучастность простых людей превращает этот мир в кошмар, — проговорил Линкольн.

— Все кончилось. Джамиля исполнит свое обещание уже сегодня, а завтра мы двинемся обратно в Каир. Сократим наполовину жалование этих людей и поставим в известность городские власти, хотя сомневаюсь, что они примут наше заявление всерьез, — сказал Геркулес.

Археолог допил кофе и, когда возникшая натянутость слегка ослабла, спросил:

— Какова настоящая причина вашего визита в Мероэ? Этот город привлекательным для туристов никак не назовешь. Коль вы пересекли пол-Африки, чтобы добраться сюда, у вас должно быть на то веское основание?

— Мы пришли сюда, обеспечивая защиту принцессы Джамили, — ответил Геркулес.

— Кто же ее преследует? — поинтересовался Гарстанг.

— Не знаю, захочет ли принцесса ответить на этот вопрос, — уклонился от ответа Геркулес.

— Не имеет значения. Господин Гарстанг был очень внимателен к нам и имеет право знать причину нашего путешествия. Кроме того, он может помочь выполнить мое обещание. Вам известна легенда о «Сердце Амона»? — Джамиля достала платок из-за пазухи и положила его на стол.

Гарстанг вдруг побледнел. Конечно же, он неоднократно слышал легенду о «Сердце Амона», но нигде и никогда не видел мифического камня.

— Мы пришли сюда, чтобы вернуть это богу Амону. Я считаю, что камень принадлежит ему по праву, — сказала Джамиля, разворачивая гигантский рубин.

Все, не моргая, глядели на драгоценность. Блеск, который шел от камня, оказывал на тех, кто видел его, какое-то таинственное воздействие.

— «Сердце Амона», — произнес Гарстанг, беря камень со стола. — Я и не мечтал когда-нибудь воочию увидеть это сокровище.

— А что с этим «Сердцем Амона» связано? — спросил Линкольн.

— Извините, — выдохнул Гарстанг, приходя в себя. — Относительно этой драгоценности существует одна древняя легенда.

— Легенда? — заинтересовалась Алиса.

Алисе совсем не нравилось поведение Джамили в течение всего похода. Они прошли сотни километров ради нее, подвергали свои жизни опасности, а она так ничего и не сказала им об этом камне.

— Позвольте мне сходить за книгой. Будет лучше, если мы узнаем это из первоисточника, — сказал господин Гарстанг, поспешно вставая и направляясь в свою палатку. Из палатки он вышел с видавшей виды книгой в кожаном коричневом переплете.

— Что это? — спросил Линкольн. Но Геркулес жестом попросил его помолчать, и Гарстанг начал читать:

«Я же слышал сообщение об этом двух центурионов, которых император Нерон послал для исследования истоков Нила… Я слышал, что они рассказывали, будто проделали длинное путешествие, когда они благодаря помощи царя эфиопов, который о них позаботился и направил их к царям соседних стран, добрались до крайней земли.

Мы дошли, рассказывают они, до огромных болот… Растения так сплетены в воде, что ни пешком, ни на судне нельзя преодолеть эти воды… Там, — рассказывали они, — мы видели два утеса, из которых вырывались со страшной силой могучие воды Нила. Но будь то исток или приток Нила, берет ли он там свое начало или лишь появляется вновь после того, как раньше ушел под землю, не думаешь ли ты, что, как бы то ни было, он вытекает из большого подземного озера? Ибо все же следует думать, что такое озеро содержит собирающуюся во многих местах и стекающую в глубокое место массу воды…» — читал археолог, почти не переводя дыхания.

— Но кто это написал? — спросил Геркулес.

— Сенека, — ответил Гарстанг.

— Философ? — предположил Геркулес.

— Да, Сенека был воспитателем Нерона и написал о тайном походе к истокам Нила в своей книге «Исследования о природе», — пояснил археолог.

— Но в отрывке, который вы прочитали, говорится лишь о научном характере экспедиции, — вступила в разговор Алиса.

— Извините, у текста есть продолжение. Когда я закончу, вы все поймете.

«Позднее римские войска распространили свое влияние в тех местах. Петроний, римский военачальник времен Августа, за тридцать лет до начала христианской эры захватил и уничтожил Напату, древнюю столицу, расположенную в излучине Нила у подножия горы Баркал, где по сей день можно видеть многочисленные руины. Оказалась под властью римлян и Мероэ, столица Кандакии, о которой говорится в Новом Завете (Деяния святых апостолов, 8:27). Нерон в расцвет своего правления направил большую экспедицию, усиленную войсками под командованием двух центурионов, для исследования истоков Нила и стран к западу от Астапа, как кое-кто называет Белый Нил, который в те далекие времена и считался настоящим Нилом. При помощи эфиопского правителя, возможно, Кандакии экспедиция пересекла район, известный под названием Верхняя Нубия, пройдя от Мероэ расстояние в восемьсот римских миль. На последнем этапе своего путешествия они остановились у огромных озер, и где они заканчивались, казалось, никто не знал. Между озерами проходили каналы с таким малым объемом воды, что по ним едва могла проплыть лодка с одним человеком. Тем не менее они продолжили свой путь в южном направлении, пока не увидели реку, которая ниспадала между двух утесов». Возможно, это было выше Гондокоро между Рейафом и Дуфли, что близ озера Альберта, или, как его называет местное население, Ньянца, — пояснил египтолог и продолжил чтение: — «После этого они отправились в обратный путь, неся с собой карту исследованных земель, чтобы познакомить с ней Нерона. В результате об этой части внутренней Африки узнали Плиний, Страбон и другие римские писатели. Однако они не сказали об этих землях ничего стоящего или нового».

— Я слушаю и ничего не понимаю, — заметил Линкольн, скрещивая руки.

— Потерпите еще немного. Согласно повествованию Сенеки, два римских центуриона-преторианца со своими центуриями проникли в самую глубь региона. В тексте не разъясняется, какова была конечная цель экспедиции, но дается очень интересный ключ к ее пониманию. Петроний, военачальник эпохи Августа, за тридцать лет до Рождества Христова разграбил Мероэ. В тексте об этом не говорится, но вместе с сокровищами Мероэ римляне вывезли многочисленные папирусы библиотеки храма Амона. Согласно легенде, библиотекари Нерона обнаружили один очень древний текст, в котором говорилось о «Сердце Амона».

— Вы хотите сказать, что Нерон отправил свою экспедицию, чтобы раздобыть эту драгоценность?

— Нерон жаждал получить ее, но не из-за ее чрезвычайной красоты или большой ценности. Согласно легенде, эта драгоценность обладала некоторыми особыми свойствами.

— Особыми свойствами? — повторила Алиса. — Что это за свойства?

— «Тот, кто несет здоровье! / Мин-Амон, / Властелин вечности, который сотворил непреходящее, / Властитель восхваления, что во главе Эннеады, / С твердыми рогами и прекрасным лицом», — продекламировал археолог.

— Но это стихи, — сказала Джамиля. — Мой старый друг евнух пел мне их, когда я жила в Стамбуле.

— Это гимн Амону. В нем говорится, что Амон — властелин Вечности, который сотворил непреходящее, — сказал Гарстанг.

— Но в нем ничего не говорится о драгоценном камне, — заметил Геркулес.

— Да, но он упоминается в легенде об Эннеаде. Это греческий термин, который означает «девять единых божеств». В гимне говорится, что он стоит во главе Эннеады, однако Амон не принадлежит к девяти основным богам. Кроме того, Эннеада — это греческое слово. Но в Египет его занесли не греки. Оно возникло в Гелиополе, — пояснил Гарстанг.

— Гелиополе? — переспросил Геркулес.

— Это был один из древнейших городов Египта. В настоящее время его почти полностью поглотил Каир, но находится он именно в коптском квартале. Копты называли этот город Он. Здесь найдены некоторые останки той эпохи, а еще есть предположения, что античный храм Амона в этом городе находится под церковью…

— Под церковью Святого Сергия, — закончил фразу Линкольн. — Это та самая церковь, в которой мы познакомились с Джамилей. Почему в тот день вы оказались в церкви?

— Хорошо… — заговорила женщина, покрывшись испариной.

Предплечье Линкольна царапнула пуля. Все как по команде рухнули на землю, а над ними засвистели пули. Линкольн и Алиса поползли на четвереньках к палатке Гарстанга и, приподняв полог палатки с противоположной стороны, поспешили в сторону руин. Геркулесу удалось схватить свою винтовку и открыть стрельбу по приближавшимся всадникам. Он попал в одного и продолжал стрелять. Тем временем один из нападавших ударил Геркулеса по голове, отчего тот потерял сознание. Слуги попытались спастись бегством и укрыться в развалинах, но нападавшие всех их обезглавили. Когда всадники приблизились к Гарстангу и Джамиле, те подняли руки.

Один из всадников галопом помчал в сторону руин. Линкольн и Алиса спрятались в одном из помещений храма Амона за разломившейся при падении напополам большой статуей божества в задней части нефа. Видимый лишь наполовину небольшой грот стал для них надежным укрытием, и всадник вернулся ни с чем.

Убийцы погрузили тело Геркулеса на одного из верблюдов, на второго привязали Джамилю, а на третьего — Гарстанга. Археолог посмотрел на одного из нападающих и спросил:

— Почему вы так поступаете? Что вам от нас нужно?

Мужчина извлек из небольшого кожаного мешочка рубин, поднял его вверх и показал археологу.

— «Сердце Амона», — пояснил он. — Оно наконец наше.

— Кто вы такие?

— Нас называли по-разному. Некоторые называли нас исмаилитами или низаритами, но все те, кто боится нас, называют нас ассасинами.

 

25

Мероэ, 814 год, седьмой год правления Нерона

— Ты пришел, чтобы украсть «Сердце Амона». Так ведь? — спросила жрица.

— Нет, не так.

— Не хватает еще, чтобы ты лгал. Хотя ты этого и не знаешь, именно Амон привел тебя сюда. Я должна покинуть город как можно скорее с этим драгоценным камнем. В плохих руках он может обрести ужасную силу, — сказала жрица, после того как извлекла рубин из статуи Амона.

Клавдий, увидев рубин в свете огромных подсвечников, задрожал.

— Почему же ты мне его даешь?

— Я его тебе не даю. Мы с тобой станем его хранителями и отнесем его в храм Амона в Гелиополе. Там же мы будем хранить книгу Амона, в которой описывается соответствующий ритуал.

— Но откуда ты знаешь, что я не похищу его и не отдам Нерону?

— Нерон считает тебя погибшим, как погибли все твои люди. Ты должен убить своего сотоварища, и я дам тебе нечто такое, чего тебе никто никогда не давал, — сказала жрица, держа рубин в руке. Вдруг Клавдий почувствовал, что рубин засветился изнутри.

— Римский воин не продается ни за что и никому, — выпалил Клавдий, нахмурив лоб.

— То же самое говорил мне Август, когда мы встречались с ним на острове Самос.

— С Августом? С Октавианом Августом? — удивился Клавдий.

— Да. Великий человек, но я могла бы превратить его в бога, если бы он не был так спесив.

— Но это было более семидесяти лет назад. Сколько тебе лет?

Клавдий со страхом смотрел на жрицу. Она с силой сжала рубин и залилась смехом. Сотни людей веками задавали ей этот вопрос.

 

26

Каир, 5 января 1915 года

Возвращались они значительно быстрее. В каком-то населенном пункте достали лошадей, добрались до города Суакин, что на Красном море, и сели на судно. Нападавшие не похитили ни денег, ни большую часть продуктов, хотя и убили всех верблюдов, кроме тех, которые им были нужны для транспортировки заложников. Не заметили они и ослов, пасшихся на берегу реки.

Алиса и Линкольн передвигались быстро, но все же ощущали серьезное беспокойство. Они не знали, какая судьба постигла их друзей. Их сотоварищи, конечно же, вернулись через пустыню и вышли в каком-то месте к морю, имея преимущество в один день как минимум. Немного, но если те люди узнали то, что хотели, жизнь Геркулеса, Джамили и Гарстанга не стоила и гроша медного.

По прибытии в Суэц Алиса и Линкольн отправились в Каир, где остановились в гостинице «Шефердс». Здесь, в отеле, после многих месяцев лишений они могли насладиться комфортабельными постелями, подушками и теплой водой. Но пока их друзья оставались в плену, они не находили в себе сил, чтобы насладиться всеми удобствами сполна.

Оказавшись в номере отеля, они, не сменив одежды, сели на кровать и стали строить планы.

— С чего начнем? — спросила Алиса, откинувшись на подушки.

— Думаю, нам нужно начать с церкви Святого Сергия. Похитители появятся там, чтобы найти что-то такое, чего я не знаю, но что имеет какое-то отношение к «Сердцу Амона». Возможно, они приведут с собой археолога, если речь идет о какой-нибудь надписи или предмете. Этот человек лучше, чем кто-либо другой, может опознать находку. Возможно, они приведут туда и Джамилю. Не думаю, что они рискнут появиться там с Геркулесом.

— Церковь Святого Сергия находится в коптском квартале. Они должны были прийти в город вчера. Думаю, им не терпится найти то, что они ищут, а также отделаться от пленников. Тебе не кажется, что они появятся в церкви уже сегодня?

— Почти наверняка. Хотя они должны дождаться ночи. Они не могут появиться там средь бела дня с похищенными людьми западного типа, — предположил Линкольн и взглянул на свое отражение в зеркале. Путешествие состарило его, но больше всего его удивили потухшие глаза.

— О том, что произошло, нам следует предупредить генерального консула Великобритании.

— Не думаю, что это разумно. Если мы известим консула, то не сможем заняться в церкви поиском ключа, который нужен похитителям, но если нам удастся этот ключ заполучить, у нас появятся веские доводы в переговорах.

— Но мы вдвоем не сможем противостоять этим профессиональным убийцам, — усомнилась Алиса.

На поиск решения потребовалось бы несколько дней, но от этого трудностей не убавилось бы. Если они не используют возможность освободить своих друзей в церкви Святого Сергия, то тем самым фактически подпишут им смертный приговор. Кроме того, подразделение солдат может спугнуть похитителей, и те уйдут от церкви до того, как их заметят Алиса и Линкольн.

— Я тоже чувствую, что окончательно запуталась. Если что-нибудь случится с Геркулесом, я просто не знаю, что буду делать, — сказала Алиса, и глаза ее наполнились слезами.

Линкольн сел поближе и положил ей руку на плечо. За время путешествия одиночество и тревога сблизили их, но Линкольн постоянно избегал физического контакта. Он не желал воспользоваться уязвимостью Алисы ради удовлетворения своего влечения к ней. Не было сомнений в том, что она тоже испытывает к нему какое-то чувство, но было ли это чем-то большим, чем простые уважение и дружба?

— Не переживай. Мы их найдем. Конечно, Геркулесу не удалось бежать, но ты знаешь, что он на это способен, — мягко проговорил Линкольн.

Алиса опустила голову на его плечо, и несколько секунд мужчина и женщина молчали. Потом она подняла голову и посмотрела Линкольну прямо в глаза. Не говоря ни слова, она приблизилась и поцеловала его. Линкольн почти никак не отреагировал. Он широко раскрыл глаза и попытался о чем-нибудь думать, но в голову ничего не приходило. Тогда Алиса снова поцеловала его. Сердце Линкольна бешено забилось. Теперь он был уверен, что Алиса отвечает ему взаимностью.

 

27

Каир, 6 января 1915 года

В течение многих недель у них были завязаны глаза, а рты заткнуты кляпами: сначала в пустыне, потом на судне, а теперь в старом хранилище в районе Большой площади Каира. Здесь резко пахло специями. Пленников явно держали в подвале какой-то лавки в районе торговли острыми приправами. Геркулесу удалось немного освободиться от пут, но пока, решил он, следовало вести себя тихо и выжидать. Днем и ночью их охранял один человек. Видеть охранника он не мог, но слышал его шаги в помещении, чувствовал его присутствие, а порой мог слышать, как тот молится или тихо напевает. Похитители проявляли неосторожность лишь во время смены караульного. Это занимало всего несколько секунд, но их хватило бы на то, чтобы окончательно освободиться от пут, освободить Джамилю и Гарстанга и попытаться нейтрализовать своих похитителей.

Геркулесу ничего не было известно о судьбе Линкольна и Алисы, но он надеялся, что им удалось спастись и сейчас им ничто не угрожает. Почти наверняка они будут ожидать пленников в церкви. Поэтому он и решил отложить исполнение своего плана до тех пор, пока их не доставят в церковь. С помощью друзей освобождение станет легким делом.

Дверь начала открываться, и Геркулес уже было решил, что подходящий момент настал. Но слабый свет, который проникал сквозь зарешеченное окошко на потолке и падал прямо на тряпку, которой были завязаны глаза, подсказал, что сейчас день: похитители не могли позволить себе выводить их из подвала средь бела дня. Послышались шаги нескольких человек. Мягкий и деликатный голос сказал что-то неразборчивое по-арабски. Потом говоривший обратился к пленникам.

— Во имя Аллаха всемилостивейшего, мир вам. Меня зовут аль-Мундир, я ваш амфитрион, мне известно, что вы лишены удобств, но мы делаем это ради вашей же безопасности. Сейчас мы снимем повязки с ваших глаз, и вы сможете перекусить в гостиной наверху. Я не хочу, чтобы вы думали, будто мы какие-то дикари, — произнес этот человек.

Потом он начал отдавать распоряжения. Пленников подняли и потащили на верхний этаж, а аль-Мундир предупредил пленников:

— Когда окажетесь наверху, советую не пытаться кричать или убегать. Мне не хотелось бы убивать вас раньше времени.

Наконец их доставили в большой зал, наполненный благовониями. Слуги грубо сорвали повязки с их глаз, и на некоторое время пленников ослепил мощный поток света.

 

28

Каир, 7 января 1915 года

— Прошу вас, устраивайтесь, — пригласил аль-Мундир, указывая на удобные подушки на ковре. — Мне не хочется, чтобы впоследствии вы плохо отзывались о низаритах.

— Почему вы нас похитили? Что вам от нас нужно? — спросил Гарстанг, теряя терпение.

— Успокойтесь, профессор Гарстанг. Вас мы хорошо знаем; следим за вами много лет. Мы знали, что камень появился в Мероэ и что оттуда он проследовал в район Нижнего Нила. Вот здесь у меня собраны все сведения о вас: «Джон Гарстанг, родился 5 мая 1876 года. Отец, доктор Вальтер Гарстанг, морской биолог и зоолог. Джон Гарстанг получил образование в колледже королевы Елизаветы в Блекборне, а также в колледже Иисуса в Оксфорде. Изучал математику в Оксфорде, затем занялся археологией. С 1897 по 1908 год руководил раскопками римских поселений в Великобритании, Египте, Нубии, Малой Азии и на севере Сирии. Последние пять занимается исследованиями в Судане и Мероэ». Я что-то пропустил?

— Да, — ответил возмущенный археолог. — С 1907 года я являюсь профессором Ливерпульского университета.

— Хорошо, мы непременно внесем уточнения в имеющиеся данные.

— Но это не дает ответа на мой вопрос, — возразил Гарстанг.

Араб с презрением взглянул на него и обратился к Геркулесу.

— Вы Геркулес Гусман Фокс. Правильно? Нам пришлось поработать, чтобы узнать о вас хоть что-нибудь. Но люди в вашем посольстве были очень любезны. Вы бывший офицер военно-морских сил Испании, временно отстраненный от должности за оскорбление и неповиновение. Унаследовали большое состояние и с тех пор посвятили себя скитаниям по свету.

Затем, обращаясь к женщине, он улыбнулся и сказал:

— Джамиля, наша старая знакомая. Мы обещали ей свободу в обмен на камень, но она решила, что может обладать и тем и другим одновременно.

Геркулес наблюдал за невозмутимым лицом женщины. Как мог он быть таким слепым? Она использовала его с самого начала. Их встреча в церкви Святого Сергия была случайной, но потом она поняла, что добраться до Мероэ с его помощью будет проще.

— Господин Гарстанг, ваши знания о Мероэ и о культе бога Амона сослужат нам хорошую службу. Насколько нам известно, запись должна находиться где-то в церкви. Но нам необходимо знать, что именно мы ищем, чтобы найти это. Кроме того, нам предстоит расшифровать ее.

— Не понимаю, почему вы нас держите в плену. Если вам нужен был камень, вы его уже имеете. Вам также известно, где находится надпись. Существуют десятки людей, которые могут читать иероглифы, — ответил на эти слова Гарстанг.

— Мы потеряли этот секрет очень давно. Драгоценный камень был украден у нас, но теперь он вернулся.

— Но кто такие низариты? — поинтересовался Геркулес.

— Вы не знаете нашей истории? В свое время мы были хорошо известны на Западе. Хотя тогда наши враги использовали другое имя — ассасины, также называли нас хашшашинами. От этого названия происходит слово вашего языка — asesino.

— То есть убийцы? — переспросил Геркулес.

— Историки пишут, что это религиозная секта исмаилитов на Ближнем Востоке, а точнее в Персии. С восьмого по тринадцатый век они приводили в ужас как мусульман, так и христиан, однако их подлинная известность начала расти с одиннадцатого века, когда их стратегической линией стали убийства отдельных политиков и военачальников. В этот период основным местопребыванием исмаилитов была крепость Аламут в горах Эльбурс, что севернее нынешнего Ирана, — пояснил Гарстанг.

— Вижу, вы тоже усвоили урок, — сказал аль-Мундир.

Глаза археолога расширились от удивления, но он продолжал давать свои пояснения:

— Эта группа состояла из приверженцев мусульманской секты Ирана, точнее, секты шиитского меньшинства. Наибольшим влиянием пользовались исмаилиты, создавшие государство Фатимидов с центром в Каире. В 1090 году во избежание преследований исмаилиты под руководством харизматичного Хасана ибн Саббаха взяли неприступную крепость Аламут, расположенную в гористой местности к югу от Каспийского моря.

— Но вот что вам неизвестно, так это то, что Хасан раскрыл секрет «Сердца Амона» и привез его с собой в Аламут, — добавил аль-Мундир.

— Теперь я понимаю. Именно поэтому Хасан имел славу бессмертного, тысячу раз избежавшего смерти, — сказал Гарстанг.

— Аламут был самой известной твердыней нашей группы, но далеко не единственной крепостью — у нас было множество крепостей в Персии и Сирии. Мы создали единую сеть с хорошо налаженной связью между ее частями, которая держала в страхе визирей, халифов и эмиров. Наши крепости были неприступны. Из этих убежищ мы направляли своих посланцев в другие части Персии, Сирии и даже Индии. Нас боялись все султаны, — произнес с улыбкой аль-Мундир.

— Тем не менее существовали силы, которые противостояли вашей власти, — заметил Гарстанг. — Султаны предприняли несколько военных операций против исмаилитов, однако особого успеха они не имели. В ответ исмаилиты привели в ужас врагов своей стратегией угроз и политических убийств. Одной из первых жертв в 1092 году стал визирь Низам аль-Мульк.

— Все думали, что Хасан умер вскоре после прибытия в Египет. Он побывал во многих местах, прежде чем нашел постоянное местожительство. Он жил в Персии, в Исфахане, потом, в 1076 году, перебрался в Египет. Там он обнаружил церковь Святого Сергия и секрет «Сердца Амона», — продолжал аль-Мундир.

— Кто показал ему камень и объяснил, в чем его особое свойство? — поинтересовался Геркулес.

— Великий визирь халифа Бадр аль-Джамал. Визирь обнаружил «Сердце Амона» случайно. Как-то утром он шел по коптскому кварталу в сторону церкви. Церковь была пуста, и он вошел в нее из простого любопытства. Посещение мусульманином христианского храма нормальным явлением не назовешь, но в этой церкви чтили память пребывания Иисуса в Египте, а мы, мусульмане, почитаем Иисуса как величайшего пророка древности. Он спокойно обошел пустой храм и спустился в крипту, где сохранились следы пребывания Святого семейства в Египте. Там же находился один старец. Такого старого человека визирь не видел за всю свою жизнь, — объяснял аль-Мундир.

— Невероятная история, — прокомментировал Гарстанг. — Кто вам ее рассказал?

— Она записана в «Хронике низаритов», — ответил араб.

— Ничего о существовании подобного документа я не слышал.

Один из людей аль-Мундира принес большую старинную рукопись. Аль-Мундир положил ее на большой пюпитр и начал читать, прикладывая к тексту золотую линейку.

 

29

Каир, 1075 год от Рождества Христова

«Перед моими глазами было лицо смерти. Тот старик с глубоко посаженными глазами, длинной спутанной бородой, седовласый и бледный, казалось, пришел из другого мира. Оттуда, где царит нечистая сила. Он обратился ко мне с великой непринужденностью и без страха, словно не знал, что я великий визирь Бадр аль-Джамал.

— Я долго ожидал твоего прихода, — сказал старик голосом усталого человека.

Меня поразили категоричность и тревога в словах, с которыми старик обратился ко мне. Подумалось, что передо мной один из тех сумасшедших странников, которые ходят на святые земли, чтобы исполнить обет, данный Христу.

— Уважаемый старец. Я и сам еще утром не знал, что появлюсь здесь. Откуда это было известно тебе? Ты, случайно, не прорицатель?

— Есть вещи, которые известны людям и неизвестны богам, — ответил загадочно старик.

— Так кто же ты? Европеец?

— Нет, визирь.

Услышав свой титул, я задрожал. Я понял, кто он. «Его послал кто-то из моих врагов!»

— Хорошо сказано. Я визирь. Но будет лучше, если ты представишься. Твоя жизнь и твоя смерть в моих руках, — сказал я, чтобы сбить спесь с христианина.

— Ты никогда не произносил таких точных слов. В твоей руке лежит либо смерть, либо успокоение.

Холод крипты начал проникать до моих костей, и я уже подумал было выйти из церкви и оставить этого древнего юродивого. Но что-то меня удерживало. Какая-то загадочная необъяснимая сила.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Меня называли по-разному, но мое настоящее имя, раз уж ты хочешь его знать, Клавдий, — устало ответил старик, словно обычное произнесение своего имени будило в нем тяжелые воспоминания.

— Ты франк?

— Я римлянин.

— Римлянин? Из папских земель?

— Я видел, как Египет населяли многие народы, а теперь здесь обосновались вы, арабы. Он был здесь с самого начала, и теперь, когда приближается мой конец, он привел тебя сюда, — сказал старик, меняя тембр голоса.

— Кто такой «он»?

— За всю историю у него было много имен. Можешь назвать его бессмертием, если хочешь.

— Я не понимаю твоих слов.

Старик повернулся и поднял руку. Потом он приблизился ко мне, держа что-то в руке, и положил это в мою руку. Вещь была одновременно и легкой, и тяжелой. Ее размер превосходил размер моей ладони, и, кроме того, она была горячей.

— Замечаешь? Он обжигает. Обжигает со вчерашнего дня, с тех пор как известил меня о твоем приходе.

— Кто тебе сообщил, что я приду? Что все это значит?

— «Сердце Амона» принадлежит тебе. Точнее сказать, ты принадлежишь ему. Когда ты произнесешь тайные слова, станешь таким, как я, — сказал старик.

— Но я не хочу, не могу…

Старец воздел руки и произнес несколько слов на языке, который уже несколько веков был мертв. Каждое из них запало мне в память, словно их втолкнули туда раскаленным железом. Прямо перед моими глазами старец начал кружиться. Мне показалось, что он сейчас упадет, но он кружился вокруг собственной оси, не останавливаясь. Потом на моих глазах он начал рассыпаться, словно состоял из песка. В течение нескольких секунд он превратился в пыль. Исчезли даже его одежды. Как мне поведал визирь, так и я вам рассказал».

 

30

Каир, 1075 год от Рождества Христова

«Когда наши с Бадр аль-Джамалом взгляды встретились, я понял, что что-то с ним произошло. Его лицо помолодело, глаза блестели, как у ребенка, а шаги стали легкими и стремительными.

— Многоуважаемый визирь, да благословит тебя Аллах, — сказал я Бадр аль-Джамалу.

— Я должен рассказать вам о чем-то таком, что изменило мою душу и тело, — сказал визирь, удивленно раскрыв глаза.

Он поднялся со своих подушек и подошел к двери с намерением закрыть ее.

— Что с тобой происходит? — с недоумением спросил я.

— Сегодня утром я был в церкви Святого Сергия, — нервно заговорил он.

— Не принял ли ты христианскую веру? — пошутил я.

— Мне не до шуток. Там был древний старик, который принял меня так, словно ожидал моего прихода. Он вручил мне вот это, — сказал визирь, вынимая из кармана что-то, завернутое в шелковый платок.

Когда визирь развернул ткань, мой взгляд буквально прикипел к большому рубину в руках визиря. Рубин так сильно блестел, что слепил глаза.

— Ты богат, — сказал я визирю.

— Богат? Я не знаю цену этого камня, но могу тебя заверить, что его цена выражается не в деньгах. Как сказал старец, этот рубин имеет свойство продлевать жизнь.

— Продлевать жизнь? Думаю, старик тебя обманул. Только Аллах может продлевать или сокращать жизнь. Это богохульство! — сказал я, поднимаясь с подушек.

— Его звали Клавдий. Он из Рима. Он рассказал мне, что провел там сотни лет. Он вручил мне драгоценность и произнес заклинание.

Визирь произнес несколько слов, и камень засверкал еще ярче.

Покидая помещение, я решил, что этот камень должен быть нашим. Визирь открыл секрет, который мог обеспечить нам превосходство над другими группами исламского мира. Я уходил, погрузившись умом и сердцем в мысли о рубине. Несколькими днями позднее, когда визирь послал за мной с каким-то делом, я воспользовался случаем и отыскал рубин в его личных покоях: он хранил его в большом шкафу, который закрывался на ключ. После решения дел государственных мы сели за стол, и я напоил визиря сверх всякой меры, взял ключ, который визирь хранил на груди, открыл шкаф и взял «Сердце Амона». Сжав камень в руках, я почувствовал его силу. Потом я положил его в кожаный мешочек и покинул дворец. В ту же ночь я уехал в Александрию, где сел на первое же судно, уходившее из Египта. Судно принадлежало франкам. Оно доставило меня до города Тир, однако потерпело крушение раньше, чем нужно. Дальнейший путь мне пришлось проделать пешком. Оттуда я ушел в Исфахан…»

 

31

Каир, 7 января 1915 года

Аль-Мундир закончил чтение и поднял глаза, чтобы посмотреть на реакцию своих пленников. На их лицах отразились удивление и беспокойство людей, которые пребывают в замешательстве. В отличие от других принцесса оставалась безучастной. Своими прекрасными голубыми глазами она смотрела в какую-то неопределенную точку. Она их провела. Мало кто осмелился предать ассасинов, но она это сделала. Поначалу ее не опознали. Изменения, которые камень принес женщине, воистину поражали. Морщинистому лицу и беззубому рту вернулась их первозданная красота. Высохшее и костлявое тело стало стройным и привлекательным. Аль-Мундир почувствовал озноб, подумав о том, что камень может быть и очень опасным.

— Прекрасная лекция по истории, но я никак не могу понять, какое отношение все это имеет к нам. Вы получили то, что хотели. Так отпустите нас, — сказал Геркулес.

Араб презрительно взглянул на него. Он давно покончил бы с ними, но они могли еще пригодиться. Ведь камень каким-то образом избрал именно их. Так что пока не пришло время, есть смысл оставить их в живых.

— Я много раз слышал историю о Хасане, но должен признать, что нигде не нашел объяснения, по какой причине он покинул Египет, — сказал Гарстанг.

— Я еще не закончил. Хасан прибыл в Сирию, но не знал ни сна, ни отдыха, пока не нашел достойное потайное место для хранения камня и проповеди своих верований. Выбор пал на гористую местность на севере Персии. Эльбурс слыл далеким и загадочным местом, о котором ходило множество легенд. Кроме того, это было единственное место в том районе, где сохранилась небольшая община шиитов. В горах располагалась самая неприступная в мире крепость Аламут. Хасан в течение нескольких дней обследовал ее. Она показалась ему превосходной. К ней вела всего одна дорога, внутри крепости была вода, произрастали некоторые культуры. Но крепость была обитаема. Проявив терпение и хитрость, Хасан обратил в свою веру население долины и некоторое число солдат гарнизона. Когда его последователи были готовы, он объявился в крепости, попросил там убежища, а завоевав доверие визиря, управлявшего крепостью, овладел ею, — продолжал свой рассказ аль-Мундир.

— Из того, что я читал, известно, что подобная практика была для низаритов делом привычным, — вставил свое слово Гарстанг.

— Аллах наделил нас хитростью для того, чтобы мы могли постоять за свое дело. Но мы, низариты, умеем бороться и в открытом бою с оружием в руках. Хасану пришлось защищать крепость от Джуруна Таша, старшего феодала региона. Хасан не только разбил войско Джуруна, но и распространил свою веру на земли Персии и Афганистана. Тогда наш учитель впервые преподал нам урок, показав силу убийства. В небольшом городке тех мест, Савы, местный муэдзин отказался принимать веру Хасана и донес на него властям. Наши братья убили его на выходе из мечети. Позднее власти убили нашего первого мученика. Звали его Тахир, — продолжал аль-Мундир.

— Но как можно убивать людей во имя своей религии? — спросил удивленный Геркулес.

Араб улыбнулся и снова сел рядом со своими «гостями». Западные люди способны посылать свои армии для защиты залежей угля или серебра; могут сносить с лица земли целые города. Они готовы отнимать у бедняков все, что у них есть, способны направлять своих миссионеров для того, чтобы лишать людей их традиций, но в то же время проявляют щепетильность, когда дело касается таких правомерных поступков, как предательство или ложь, когда ставкой является собственная жизнь.

— Разве не лучше, если умрет только один человек, спасая целый город? — спросил аль-Мундир.

— Это зависит от обстоятельств, — ответил Геркулес.

— Вследствие нашей стратегии смерть одного человека обеспечивала нам захват города или крепости без неизбежного в иных случаях кровопролития. Своевременное убийство может предотвратить войну или преследование наших братьев, — произнес араб, повышая голос.

— Нельзя оправдать убийство и более того — предательство. В нападении на человека со спины есть что-то подлое, — выпалил Геркулес, глядя прямо в глаза своему похитителю.

— Истина должна блистать, даже если это предполагает убийство не одного человека, а тысяч. Человеческая жизнь сама по себе никакой ценности не имеет. Ваша, например. Вы всего лишь еретик, который пришел на мусульманскую землю, чтобы грабить. Вы относитесь к нашим братьям-арабам так, словно они ваши рабы. Вы путешествуете для того, чтобы посмотреть на развалины и возвращаетесь домой, ограбив нас. Вы в самом деле думаете, что ваша жизнь для доброго мусульманина хоть чего-нибудь стоит? — спросил араб, извлекая огромный кинжал.

Гарстанг поднял руки и встал между двумя мужчинами.

— Пожалуйста, успокойтесь. Мы вам нужны и готовы оказать вам помощь. Нам не дано понять мотивов ваших действий. Но какое это имеет значение? — говорил Гарстанг, пытаясь снизить накал страстей.

Аль-Мундир взглянул Геркулесу прямо в глаза и увидел в них бесстрашие и вызов. Почувствовав, как от страха появляется сухость во рту, араб спокойно вложил кинжал в ножны.

— Будет лучше, если я закончу свою историю. Начинает темнеть, а с заходом солнца мы нанесем визит в церковь Святого Сергия, — проговорил араб и вернулся к своей рукописи.

Голос аль-Мундира снова наполнил помещение. Шум площади стихал, а солнечный свет едва проникал сквозь жалюзи.

 

32

Кахф, 1159 год от Рождества Христова

«Лучшего момента для прибытия в Сирию невозможно представить. Франки угрожали захватить все земли и обратить всех в свою веру. Хасану это было известно, и он отправил меня проповедовать кияму. Хасан доверял мне более, чем какому-либо другому человеку на свете. В Аламуте он обучил меня всему тому, что мне теперь известно. Он был, есть и будет вечно.

Алеппо находится под правлением Нур ад-Дина, врага нашего дела. Поэтому я пытался укрыться в Кахфе, самой большой крепости на территории Сирии, которой мы владеем. Моя основная миссия состояла в проповедовании киямы, хотя некоторые усматривают в моих словах ересь. Они говорят, что я подбиваю мусульман отойти от шариата. Многие считают, что мы с моими людьми живем во грехе, разврате и безбожии. Некоторые говорят, что мы бесчестим своих матерей, сестер и дочерей. Лживые утверждения наших врагов настолько грубы, что простой народ им не верит.

Франки разделены. Византийцы при императоре Иоанне II Комнине напали на Антиохию, дабы установить над ней свое господство. Амальрику I, королю Иерусалимскому, я направил предложение о мире. Нам постоянно приходится прибегать скорее к хитрости, чем к силе. Кажется, нам удалось убедить короля в целесообразности союза с нами. Он нас знает и боится. Ему известно, на что мы способны, однако орден госпитальеров дает ему вредные советы и прочит нам всяческие беды. Раймонд III, граф Тулузский и Триполи, не простил нам убийства его отца. Но нашим самым главным врагом является Саладин. Его арабское имя Салах ад-Дин. По сведениям, поступившим из Египта, он собрал мощную армию, с помощью которой намерен завоевать Сирию, Палестину и изгнать христиан из Иерусалима».

Кахф, 1174 год от Рождества Христова

«Дамаск пал. Наши самые ужасные предчувствия сбылись. Саладин идет по Сирии, разрушая все на своем пути. Алеппо осажден. Долго не продержится. Гумештекин предложил нам деньги за голову Саладина. Для нас нет большего удовольствия, чем уничтожить его. Я отправил несколько братьев, приказав им присоединиться к людям Саладина. Мы умеем ждать и, когда он будет готов меньше всего, покончим с ним».

Кахф, 1176 год от Рождества Христова

«Да будет проклят Саладин. Наши братья год назад напали на него под Алеппо, но он остался невредим. Один гнусный эмир, который узнал наших братьев, поднял тревогу, хотя сам, проявив достойную смелость, погиб. Охрана Саладина окружила и уничтожила наших братьев. Однако некоторым из них удалось избежать разоблачения, и они следовали за Саладином, ожидая удобного случая.

Второй раз он ускользает из наших рук. Когда наши люди напали на Саладина в лагере под городом Азаз, его опять спас злой гений. Удары ножами не смогли пробить его доспехи, и наши братья были убиты. Теперь эта бешеная собака поклялась истребить нас».

Масиаф, 1177 год от Рождества Христова

«Несколько дней тому назад казалось, что все потеряно, но один наш человек одержал победу над великой армией Саладина. Хватило одной короткой отравленной шпаги, вставленной в его подушку, и одной овсяной лепешки, чтобы великий Саладин бросился бежать, подобно трусливому зайцу. Больше он никогда не станет совать свое свиное рыло в наши дела. Хвала Аллаху!»

Масиаф, 1192 год от Рождества Христова

«Франки опять затеяли возню. После падения Иерусалима мы считали, что они рассеются, словно туман, стоит подуть ветру. Но эти вонючие бледнолицые вояки снова появляются в Тире, подобно стаям волков, скоро они опять пойдут войной на ислам. Среди них особо отличается Конрад де Монтферрат. Но чего этот Конрад еще не знает, так это то, что его голова уже оценена. И оценил ее Ричард Первый, король английский. Теперь, если Ричард пойдет на него войной, нам будет легче изгнать христиан из Палестины. Ирония судьбы — король-христианин платит нам за то, чтобы мы убили нашего самого опасного врага».

Масиаф, 1193 год от Рождества Христова

«Хасан, да будет с тобой Аллах великий и милосердный. Я покидаю эту землю и переселяюсь в рай. Следуй моим путем, ты, живущий вечно. Пока ты хранишь свою жизнь под тысячей имен, дело низаритов будет торжествовать. И наступит день воскресения, когда все мы воссоединимся с Аллахом в раю».

 

33

Каир, 7 января 1915 года

Слуги зажгли несколько свечей, но помещение все равно поглощала полутьма. Лицо аль-Мундира освещала большая восковая свеча в таком же большом подсвечнике. Он вытаращил глаза, словно впал в транс, читая манускрипт, и посмотрел на лица пленников.

— Хасан был жив? — спросил Гарстанг.

— Вы так ничего и не поняли. «Сердце Амона» сохраняло ему жизнь более ста тридцати лет.

— Вообще-то случаи долгожительства нередки. Есть люди, которые живут более ста лет, и сто тридцать — это не так уж много. Я не верю в эти старушечьи легенды. В этом мире, хотя людям, подобным вам, этого не понять, все имеет логическое объяснение, — с серьезным видом проговорил Геркулес.

— Объяснение? Люди Запада считают, что все имеет объяснение. Но существуют вещи, которые объяснить нельзя, — изрек аль-Мундир.

— Например? — потребовал ответа Геркулес.

— Пожалуйста. Принцесса Джамиля, вы можете сказать нам, когда вы родились? — спросил аль-Мундир.

Принцесса сделалась очень серьезной и некоторое время не могла вымолвить ни слова. Потом она посмотрела на Геркулеса и тихо сказала:

— Я родилась в 1840 году в Надьэниеде, в Венгрии. Вместе с отцом, военнослужащим Лайошем Перцелем, пережила войну с Австрией. После того как вся моя семья вымерла, мой отец возил меня с собой от одного сражения к другому. А под городом Орсова венгры потерпели последнее поражение от австрийцев. Потом я проследовала за отцом в Турцию, в город Видин. Там меня похитили и поместили в гарем. Остальное вам известно.

Геркулес смотрел на Джамилю, широко разинув рот. На вид ей можно было дать немногим более двадцати пяти лет. Но если сказанное ею правда, то ей должно было бы сейчас быть семьдесят четыре года. Гарстанг встал и, обращаясь к женщине, воскликнул:

— Бог милостивый! Как такое возможно?

— Мой евнух принадлежал к секте убийц, или низаритов. В течение пяти лет он пытался завладеть рубином, но никому не позволялось даже приблизиться к помещению, в котором он хранился. Фактически я ничего не знала о его свойствах до сорока лет. Помещение, в котором хранился рубин, запрещалось посещать кому бы то ни было, включая жен султана. Легенду о «Сердце Амона» мне рассказал Али, мой евнух. Он же сказал мне, что если я его украду, чтобы передать секте, то смогу убежать из дворца и вернуть свою молодость. Сначала я подумала, что он сошел с ума, что вернуться в прошлое невозможно. Но в конечном счете он меня убедил. А что мне было терять? Жить мне оставалось недолго. А последние шестьдесят шесть лет я провела пленницей в золотой клетке. Камень мы украли, но Али убили еще до того, как мы бежали из дворца. Когда же я увидела действие рубина на свой организм, решила камень не возвращать и бежала в Египет. Согласно легендам, которые мне рассказывал Али, в Мероэ или в церкви Святого Сергия находятся сведения, которые могли бы превратить мою только что возвращенную молодость в бессмертие. Мой путь до Каира проследили люди моего мужа, халифа Стамбула. Ну, а остальное вам известно.

Геркулес не знал, как реагировать на все это. История казалась невероятной. Лицо Джамили стояло перед его глазами во всей своей красоте, но за этим прекрасным фасадом скрывалась старая женщина на пороге смерти.

— Таким образом, воздействие, которое оказывает камень, — это бессмертие, — констатировал Гарстанг.

— Непосредственный контакт с рубином отодвигает время смерти и стремительно омолаживает, однако несколько месяцев спустя, если не завершить ритуал, возвращается эффект старения, который происходит так же стремительно, как и эффект омоложения, — пояснил аль-Мундир.

— Это означает, что, если Джамиля не закончит ритуал, она умрет, — подытожил Геркулес, пытаясь принять на веру эту невероятную историю.

— Умрет, и очень быстро. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, мы спасем ей жизнь. Она сможет начать все заново. Удалившись от камня, она не обретет бессмертия, но заживет новой жизнью, — сообщил аль-Мундир.

Джамиля заплакала, подошла к Геркулесу и обняла его. Один из охранников попытался растащить их, но аль-Мундир жестом остановил его.

— Если хотите спасти Джамилю, будет лучше, если вы пойдете на сотрудничество. Если я увижу, что кто-то из ваших друзей болтается в церкви Святого Сергия, она умрет, — уточнил араб, показывая на женщину.

 

34

Каир, 7 января 1915 года

Затянутое тучами ночное небо не позволяло разглядеть строения квартала коптов. В иные времена дома первых египетских христиан были самыми богатыми в Каире, но теперь ловкость британских коммерсантов и возрождение ислама привели к обнищанию христианского меньшинства. Из-за войны число путешественников резко сократилось. Большие группы паломников перед церковью Святого Сергия стали явлением необычным. Парадная лестница оставалась пустой, а большой портик слабо освещали стоявшие неподалеку фонари.

Алиса и Линкольн ожидали похищенных друзей на углу. Линкольн пытался сдержать учащенное дыхание. Он чувствовал, как колотится сердце и потеют руки. Единственное, что слегка успокаивало нервы, — старый револьвер в кармане. Алиса, вцепившись в его руку, пыталась справиться с овладевшим ею беспокойством. Она вздрагивала от любого звука и еще сильнее сжимала руку своего друга. Идея прийти сюда вдвоем, без поддержки, казалась не самой разумной. Эти убийцы были народом опасным, они, не колеблясь, убьют их, как только увидят, или, что было еще хуже, прикончат Геркулеса и его спутников.

Мысли Алисы то и дело возвращались к Джамиле. Она была в ответе за все. В этом месте три месяца тому назад ее друзья повстречались с этой проклятой дамочкой, и ее судьба изменилась навсегда. После бегства из Мюнхена от войны в Европе им грозила смерть здесь, в Египте.

Линкольн напряг зрение. Полумрак улицы защищал их, давая вместе с тем определенное преимущество врагам. Он понимал, что один револьвер надолго их не задержит. У Алисы был маленький пистолет на два патрона. Так что на двоих у них было всего семь выстрелов. Но даже и в этом случае он верил в то, что Геркулес будет знать, как поступить, чтобы сбежать.

Резкий звук заставил его вздрогнуть. Линкольн прицелился, но из тени вышла лохматая кошка, которая рылась в мусоре. Наши друзья заранее проверили: церковь имеет всего лишь один вход. Еще до наступления темноты они приходили сюда, осмотрели в ней каждый уголок и решили, что ожидать лучше за ее пределами.

Они хотели остаться ожидать группу внутри крипты, но тут же сообразили, что их противники этого от них и ждут. Кроме того, крипта представляла собой ловушку без выхода. Поэтому будет разумнее ожидать прихода группы в церковь снаружи. Сначала они ликвидируют внешних наблюдателей, а уж потом нападут на похитителей с тыла.

Через два часа томительных ожиданий в ста метрах от церкви остановилась какая-то древняя колымага. Повозку притащила старая кляча, которую погоняли два человека. Сопровождающие колымагу люди подняли брезент. Внутри сидели связанные Геркулес, Гарстанг и Джамиля. Вскоре верхом на конях подъехали еще четыре человека. Один из похитителей остался с лошадьми, а пятеро повели пленников к дверям церкви. Прежде чем войти внутрь, один из конвоиров осмотрелся. На каждого пленника приходился один сопровождающий и двое прикрывали группу с тыла.

Они постучали в дверь, и кто-то открыл им изнутри. Линкольн посчитал это дурным предзнаменованием. Если они заблаговременно поместили одного человека внутри, то он наверняка видел, как они с Алисой ходили по церкви и опознал их. Негр и белая рыжеволосая женщина не могли не привлечь внимания в Каире. И конечно же, их ожидали.

Наблюдатель, стоявший спиной к двери, непрестанно смотрел в сторону парадной лестницы. Единственное, что оставалось Линкольну, это ползком добраться до стены и подняться через боковой проем. Единственным способом остаться в живых, после того как он поднимется наверх, будет стремительность действий.

Линкольн подал знак Алисе и, двигаясь как кошка, пополз к лестнице. Темная одежда и цвет кожи делали его невидимым. Линкольн достиг подножия лестницы и пополз к стене, крепко обхватив деревянную узорчатую дверь, он медленно подтянулся. Высота стены была не более двух метров. Однако ему нужно было бесшумно перелезть через дверь, спрыгнуть на деревянные перила и внезапно напасть на похитителя.

Алиса вышла из своего укрытия, чтобы отвлечь внимание наблюдателя и дать Линкольну еще пару секунд. Охранник повернул голову и сделал два шага в сторону лестницы, но, прежде чем он успел поднять винтовку, Линкольн бросился на него и одним движением перерезал ему горло. Линкольн долгое время работал на секретную службу Соединенных Штатов и кое-что помнил. Сейчас эти навыки ему очень пригодились.

Смерть наблюдателя была мгновенной. Алиса поднялась по лестнице, стараясь не стучать своими ботинками. Там она помогла Линкольну оттянуть тело к боковому входу и спрятать там подальше от света фонарей.

Следующая трудность состояла в том, чтобы открыть тяжелейшую деревянную дверь, не производя шума. В конце концов Линкольн решил подняться по деревянной колонне к галерее и попытаться проникнуть внутрь через верхнее окно. Оказавшись наверху, он посмотрел сквозь деревянную решетку и увидел людей, которые расположились на деревянных скамейках. Свет больших восковых свечей и отблеск коптских икон на маленьком алтаре были настолько тусклыми, что фигуры людей Линкольн почти не различал, но мог слышать их голоса.

— Мы уже много лет исследуем крипту этой церкви, ищем какую-либо формулу или египетский иероглиф, но так ничего и не нашли, — говорил аль-Мундир.

— Возможно, вы с самого начала исходили из ошибочной предпосылки, — заметил Гарстанг. — В ряде случаев предвзятые мнения скрывают от нас то, что мы хотим видеть на самом деле. Если мне не изменяет память, церковь Святых Сергия и Вакха, известная у арабов под названием Абу Серга, была построена в четвертом веке от Рождества Христова, а значит, является самой старой церковью Каира.

— Все это нам давно известно, — сухо ответил аль-Мундир.

Гарстанг искоса взглянул на араба и продолжал говорить, двигаясь в направлении престола.

— Согласно христианским верованиям, церковь была построена на том месте, где Святое семейство проживало во время пребывания в Египте. Считается, что они жили здесь в то время, когда Иосиф работал в римской крепости, — уточнил Гарстанг, поднимаясь на престол.

Над главным престолом возвышался деревянный свод на колоннах, занавешенный красной тканью. Гарстанг отодвинул занавес и посмотрел внутрь.

— А я думал, что Святое семейство жило в Александрии. Там была большая еврейская община, — заметил Геркулес.

— Они бежали от Ирода, они не могли никому доверять. Кто-то из братьев-евреев, возможно, выдал их местопребывание, — высказал предположение Гарстанг.

— Будет лучше, если вы сосредоточитесь на поиске надписи, — прервал их разговор араб.

— Церковь посвящена Сергию и Вакху, святым воинам, замученным в Сирии во времена правления римского императора Максимилиана. Самым интересным местом является крипта, в которой, как говорит предание, Мария, Иосиф и младенец Иисус отдыхали. Крипта находится на глубине десять метров; когда Нил выступает из берегов, крипту заливает, поэтому ее следует исключить из числа мест, где может быть спрятана надпись, которую мы ищем. В таком случае, где же мы можем найти ее?

Остальная часть группы молча ожидала. Археолог подошел к престолу и посмотрел на небольшую надпись у ног распятого Иисуса.

— Нет, это не здесь, — проговорил он, размышляя вслух.

Затем археолог начал искать в алтарях меньшего размера и наконец увидел, как что-то блеснуло у ног небольшой статуи девы Марии. Этот образ, в отличие от других ее изваяний, был отлит из бронзы и почернел от времени. Надрезы внизу были похожи на какие-то царапины, нанесенные ребенком.

— Эврика! — радостно воскликнул Гарстанг.

— Что вы нашли? — спросил аль-Мундир, приближаясь к маленькому алтарю. Подошли к алтарю и Геркулес с Джамилей, образовав в результате круг.

— Я несколько раз бывал в этом храме и никогда не обращал особого внимания на фигуру девы Марии.

— Но, господин Гарстанг, почему ключ должен был написан на таком маленьком изваянии? — спросил Геркулес.

— Те, кто ее сделал, хотели, чтобы она оставалась незаметной. И это удавалось им в течение почти полутора тысяч лет.

— И это буквы? — спросил аль-Мундир, нахмурившись. — На каком языке это написано?

— Для того чтобы сделать эту надпись, они использовали примитивные знаки. Линейное письмо А — это письменность минойской цивилизации, существовавшей на острове Крит. Исследователи считают, что это письмо использовалось между семнадцатым и пятнадцатым веками до Рождества Христова, но лишь совсем недавно были найдены образцы, позволившие его расшифровать. Сэр Артур Эванс открыл это письмо в городе Кносс во дворце минойской культуры. Похоже, что письмена были нанесены на глиняные таблички, которые случайно подверглись обжигу во время пожара, отчего и сохранились до нашего времени. Насколько мне известно, в мире существует лишь один специалист, способный расшифровать эти записи, но живет он в Афинах, — сообщил Гарстанг.

— Чего я не понимаю, так это почему надпись сделана на образе Богородицы? — спросил Геркулес.

— На самом деле это вовсе не Богородица. Приглядитесь, — предложил Гарстанг.

Все посмотрели на изваяние. Оно не было похоже ни на одну статую девы Марии, которую они когда-нибудь видели. Статуэтка небольшого размера изображала женщину во весь рост. Руки — вытянуты вперед. Длинная юбка, высокая шляпа на голове. Фигура была стилизована чрезвычайно, почти вызывающе, и отнюдь не похожа на христианскую девственницу.

— Почему использовали именно эту статуэтку как образ девы Марии? — спросил Геркулес.

— Это не такой уж редкий случай. Довольно часто христиане всего лишь меняли либо места отправления культа, либо имена местных богов. Эта богиня плодородия, надо думать, находилась тут за много лет до того, как начали строить христианский храм, то есть тогда, когда здесь еще был храм Амона, — пояснил Гарстанг.

— Как мы можем расшифровать надпись? — занервничал аль-Мундир.

— Никак. Я вам уже говорил. Прочитана лишь небольшая часть линейного письма этого типа. Некоторые исследователи считают, что этот тип является предшественником линейного письма Б. Язык текста, написанный этой разновидностью письма, называется крито-микенским. Нам он неизвестен.

— Неизвестен? — переспросил араб. — Не вы ли только что говорили, что есть человек, способный сделать это?

— Древний критский язык почти неизвестен, но в последние годы предпринимались попытки определить значение многих знаков письма А путем сравнения со знаками линейного письма Б, что дало более или менее надежные результаты, — говорил Гарстанг, которого начинало пугать фанатичное выражение на лице аль-Мундира.

— Кто же может помочь нам? Будет лучше, если вы ответите, — прошипел араб, извлекая длиннющий кинжал.

Гарстанг онемел от страха и не сводил глаз с ножа.

— Успокойтесь! — Геркулес на несколько шагов приблизился к арабу и Гарстангу, но один из похитителей схватил его за руку и силой вернул на место.

— Так кто же может расшифровать это проклятое письмо? — угрожающим тоном вопрошал аль-Мундир.

— Никто. Большое число знаков тайнописи позволяет догадываться о содержании найденных текстов. Именно догадываться, а не переводить. Думаю, что сейчас этого не может сделать никто, — проговорил трясущийся от страха Гарстанг.

— Это ложь! Вы хотите обмануть меня. Но аль-Мундира еще никому не удавалось провести.

Вдруг все услышали резкий звук с потолка. Сверху кто-то прыгнул на аль-Мундира и повалил его на пол. Геркулес воспользовался представившейся возможностью и ударил похитителя, который охранял его, затем выхватил у него из-за пояса кинжал и нанес ему удар прямо в сердце. Дверь храма открылась, и в проеме показалась фигура. Похитители посмотрели в сторону входа в церковь, и двое рванулись навстречу человеку, который уже бежал к престолу, а один остался с Джамилей.

Линкольн повалил аль-Мундира на пол, но араб уже вскочил на ноги и помчался к главному престолу. Геркулес посмотрел в сторону нефа и увидел, что два похитителя быстро приближаются к Алисе. Женщина подняла пистолет и выстрелила в грудь одному из них. Похититель с жалобным воплем схватился за предплечье, а его соратник повалил женщину на пол. Линкольн поднялся и посмотрел на аль-Мундира, который пытался незаметно улизнуть через заднюю дверь. Потом он перевел взгляд на Джамилю. Похититель одной рукой держал принцессу, а другой — приставил к ее горлу кинжал и, воспользовавшись суматохой, тащил ее к выходу. Геркулес сбил с ног раненного в предплечье похитителя и преградил путь другому убийце, который уже занес руку, чтобы вонзить кинжал в Алису. Человек в черном повернулся, но прежде, чем он успел хоть что-нибудь предпринять, Геркулес начал душить его. Тот бросил кинжал и схватился за шею.

Линкольн прицелился в голову похитителя, который держал Джамилю, но выстрелил не сразу. Пуля попала похитителю в лицо, и тот упал навзничь. Лицо Джамили заливала кровь, она, подняв руки, сделала пару шагов, не в силах выговорить ни слова. Гарстанг подбежал к остальным путешественникам. Все пятеро осмотрели плохо освещенное помещение, задержав взгляд на двери, но оставались на месте, не зная, куда теперь двигаться.

— Спасибо, друзья, что пришли. А пришли вы в самый подходящий момент, — наконец произнес Гарстанг.

— Каков ваш план бегства? — спросил Геркулес.

Алиса и Линкольн переглянулись. Главный выход мог быть опасен. Снаружи их ожидал по крайней мере один убийца. Американец пожал плечами, а Геркулес внимательно посмотрел на большую дверь.

— Как бы там ни было, будет лучше, если мы уйдем отсюда до того, как сюда прибегут еще несколько убийц, — сказал Геркулес, взял за руку Джамилю, взгляд которой до сих пор оставался неподвижным, и все побежали к выходу.

— Аль-Мундир убежал с камнем, — напомнил Гарстанг.

— Пусть это вас не беспокоит. Мы займемся им позднее, — ответил Геркулес.

Спокойствие ночи резко контрастировало с тем, что только что произошло в церкви. Улицы были пустынны. Друзья быстро спустились по парадной лестнице. Линкольн заметил, что убийца, остававшийся с лошадьми, сбежал, но несколько лошадей и маленькая телега остались, и друзья побежали к ним. Нужно было удалиться от коптского квартала как можно быстрее.

Добравшись до гостиницы, друзья направились в номер Алисы и Линкольна. В эту ночь было решено отдохнуть здесь, а на следующий день покинуть Каир. Алиса и Джамиля проведут ночь в этом номере, а Линкольн, Геркулес и Гарстанг расположатся в соседнем и будут охранять всех, дежуря по очереди.

В номере можно было принять душ и переодеться. Целый месяц они не меняли одежды и не принимали освежающего душа. Когда мужчины помылись и переоделись, все собрались в номере женщин. Геркулес решил, что Линкольн и Алиса должны познакомиться с историей «Сердца Амона» и Джамили, которая сбежала из стамбульского гарема, но прежде всего узнать, каков истинный возраст принцессы и что с ней случится, если в самое ближайшее время они не получат камень. Линкольн и Алиса слушали рассказ своего товарища и изумлялись.

— Значит, Джамиля умрет, если мы не вернем драгоценность? — спросила Алиса, и впервые ей стало жаль принцессу.

— Да, — ответил Геркулес, который сидел на кровати рядом с Джамилей.

— Должен признаться, я просто ошеломлен, — сказал Линкольн. — Этот камень обладает такими свойствами, которые меня пугают.

Профессор Гарстанг нервно ходил по номеру из угла в угол, наконец он остановился и внимательно посмотрел на друзей.

— По крайней мере, мы знаем, где его нужно искать.

— Где? — спросила Алиса.

Археолог порылся в карманах брюк и извлек статуэтку с надписью. Все с удивлением посмотрели на нее — в возникшей суматохе друзья совершенно забыли о ней.

— Аль-Мундиру удалось убежать с камнем, но он забыл кое-что очень важное. Вам не кажется? — проговорил Гарстанг с улыбкой.

— Просто поразительно, — произнес Геркулес, любуясь статуэткой.

— Но как мы найдем камень? — спросила Алиса.

— Не беспокойтесь, пока мы владеем вот этим, камень сам отыщет нас. Нужно только расшифровать поскорее надпись. Из-за войны количество пассажирских судов резко сократилось, но у меня есть знакомый судовладелец, который помогает мне транспортировать предметы древности, когда возникает необходимость вывозить их из Египта. Завтра мы отправимся в Александрию, а оттуда — в Афины.

— Почему в Афины? — поинтересовался Линкольн.

— Там живет единственный в мире человек, который может расшифровать эту надпись.

— Что это за человек? — спросил Геркулес.

— Никос Казанцакис, блестящий специалист в области классического греческого языка, с которым я познакомился в Париже, когда изучал в Сорбонне философию.

— Эту загадку может отгадать молодой ученый? — продолжал допытываться Геркулес.

— Будем надеяться, что да, — ответил с улыбкой археолог.

— У нас мало времени, — заговорил Геркулес, глядя на Джамилю. — Мы не знаем, сколько еще времени продлится действие камня.

— Будет лучше, если мы скрестим пальцы, — ответил Гарстанг. — Если Никоса Казанцакиса мобилизовали в греческую армию, мы пропали.

Уже много дней они не вспоминали о том, что в Европе идет война. Пересечь море, которое кишмя кишит военными кораблями, добраться до Афин и найти там молодого исследователя греческого языка будет нелегко, да еще в условиях, когда над ними нависла грозная тень убийц.

 

35

Александрия, 9 января 1915 года

Самый крупный порт Африки находился под управлением британских властей. Отсюда выходили корабли, которые плавали по всему миру. Товарооборот был велик, и это делало Александрию самым богатым городом Египта, да и всей Северной Африки.

Группа прибыла в город перед самым заходом солнца, но Гарстангу удалось отыскать знакомого судовладельца и попросить его организовать их отправку в Грецию ближайшим судном. Судовладелец привел ему тысячу причин, по которым сделать этого он не может. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как британская армия конфисковала большую часть торгового флота для собственных нужд. По его словам, на турецком направлении готовится крупномасштабная операция и англичане накапливают в городе необходимые для ее проведения силы и средства. Есть основания предполагать, что сюда прибыли войска из Австралии и Новой Зеландии. Формируется новая армия для открытия второго фронта в Турции.

Гарстангу пришлось отказаться от своего плана. Он получил от судовладельца рекомендательное письмо и вместе с Геркулесом и Линкольном направился к главнокомандующему британскими войсками с просьбой организовать их отправку в Грецию. Профессор был единственным британским подданным в группе, а значит, армейское командование могло отказать остальным членам группы в подобной услуге, особенно Джамиле, турецкой подданной. Но другого выхода у друзей не было.

Трое мужчин собрались с духом и на следующее утро явились в штаб-квартиру командования. Сержант, дежурный по штабу, попросил их предъявить паспорта и пригласил в небольшую комнату ожидания.

Несколько минут спустя в комнату вошел офицер и с усталым видом приветствовал их. Он пригласил друзей следовать за ним и провел их в кабинет командующего Ярда.

— Прошу вас, присаживайтесь, — произнес командующий, не удостоив вошедших даже взглядом. Он читал какие-то бумаги и лишь через несколько минут поднял глаза, ожидая, что скажут прибывшие.

Мужчины переглянулись. Говорить решил Гарстанг.

— Извините нас, командующий. Мы не хотим отбирать у вас ваше драгоценное время, но нам непременно нужно покинуть Египет как можно скорее. Однако до сих пор все наши попытки сделать это проваливались. Нам сказали, что большая часть судов реквизирована и покинуть Александрию морским путем невозможно.

— Я вам в этом помочь, разумеется, тоже ничем не могу. Мы не морские перевозчики, профессор… — проговорил командующий, заглядывая в паспорт.

— Профессор Ливерпульского университета, — продолжил фразу Гарстанг.

— Ах, из Ливерпуля, — снова заговорил командующий.

Для человека, получившего образование в Кембридже, звание профессора Ливерпульского университета было чем-то большим, чем пустое место.

— Я сейчас занят важнейшими исследованиями и для того, чтобы убедиться в правильности моих выводов, должен посетить Афины…

— Мы ведем войну, уважаемый господин. И сейчас это основной приоритет Соединенного Королевства. Ваши исследования могут подождать, — отрезал командующий, бросая паспорта на стол.

— Что? Я британский подданный и требую, чтобы меня вывезли за пределы Египта, — начинал горячиться Гарстанг.

— Требуете? У командующего королевскими военно-морскими силами? — прорычал командующий, лицо которого уже побагровело.

— Это ваш долг, вытащить меня отсюда! — воскликнул Гарстанг, направляя указательный палец на командующего.

Командующий встал и с криками выпроводил друзей из кабинета. Когда они шли к выходу, Гарстанг только и делал, что брюзжал. Линкольн и Геркулес молча наблюдали за ним.

— Как такое возможно? Он обошелся с нами, как невоспитанный грубиян.

— Успокойтесь, господин Гарстанг. Я уверен, что есть иной способ вырваться отсюда, — сказал Линкольн.

— Связь с Турцией порвана. Единственное, что нам остается, это отправиться на египетском корабле в Триполи, даже если это будет рыболовецкое судно. А дальше переправиться в Италию и уже оттуда — в Грецию, — предложил Геркулес.

— Но от этого путешествие очень затянется и может оказаться опасным.

Геркулес пожал плечами. Друзья пересекли большой холл и направились к двери. В это время кто-то обратился к ним хриплым голосом.

— Бог мой! Никогда не думал, что увижу двух старых друзей из Гаваны!

Сказано это было резко и пронзительно на испанском языке, который было почти невозможно понять.

Трое путешественников обернулись и увидели, что к ним решительным шагом направляется офицер. За последние семнадцать лет он прибавил в весе, шел, опираясь на трость, хотя ему и было всего тридцать девять лет. Его когда-то впавшие щеки теперь сильно округлились, но глаза навыкате и лукавый взгляд остались прежними.

— Сэр Уинстон Черчилль, уж кого-кого, а вас-то я никак не ожидал здесь встретить! — воскликнул Геркулес, радостно обнимая англичанина.

— А я никак не ожидал встретить в этой части света именно вас двоих. С тех пор как я уехал из Гаваны в 1898 году, я ничего не знал о ваших передвижениях по свету.

К Черчиллю подошел Линкольн и крепко пожал ему руку.

— Позвольте представить вам господина Гарстанга, — сказал Геркулес, показав на археолога.

— Очень приятно, — проговорил, улыбнувшись, Черчилль.

— Судя по униформе, вы в армии, — высказал догадку Геркулес.

— Да, но моя должность скорее политическая. Я первый лорд Адмиралтейства, — ответил Черчилль низким голосом.

— Большому кораблю большое плавание.

Черчилль скорчил гримасу и, положив руку на плечо Геркулеса, повел их обратно к кабинетам.

— Что вы делаете в Египте? Нуждаетесь в помощи? — забрасывал их вопросами англичанин.

— Причину нашего пребывания в Египте в двух словах не объяснишь. Но мы действительно нуждаемся в помощи, — сказал Геркулес, когда они подошли к кабинету.

Англичанин зажег настольную лампу и пригласил друзей сесть. На улице было светло, а кабинет оставался погруженным в полумрак.

— Извините, но я никак не привыкну к яркому свету этих мест, — пояснил Черчилль, показывая на окно.

— Я вас понимаю, — ответил Геркулес.

— Итак, рассказывайте, — предложил хозяин кабинета, закуривая большую сигару. Потом он подвинул открытую коробку остальным, и запах дорогого табака наполнил помещение.

Единственным, кто принял предложение закурить, был Геркулес. Он закурил гаванскую сигару и откинулся на спинку стула.

— Вы не поверите, если я скажу вам, что многие месяцы был лишен этой прелести.

— Верю, Геркулес. Мне самому было очень трудно достать хотя бы коробку. Война лишает нас маленьких радостей жизни, — посетовал Черчилль, глубоко затягиваясь.

По кабинету поплыли клубы дыма. Гарстанг нетерпеливо смотрел на Геркулеса, но тот не спешил начинать разговор о деле. Потом он вкратце рассказал об освобождении Джамили в Каире, о поездке в Мероэ и о собственном похищении. Поведал он и о камне, но ничего не сказал о его сверхъестественных свойствах.

— Поэтому нам нужно как можно скорее добраться до Афин, — закончил свой рассказ Геркулес.

— Понятно. Мои транспортные средства весьма ограничены. Кроме того, наши отношения с Грецией двусмысленны. Никто не может гарантировать вашей безопасности, как только вы окажетесь там. Наша секретная служба докладывает, что Афины превратились в пристанище турецких и австрийских шпионов. Греческое правительство не желает вступать в вооруженный конфликт с Турцией. Они втайне просили нас помочь им возвратить часть европейской территории Турции. Эти недоумки даже просили у нас Стамбул, но мы отказались исполнить их просьбу, — пояснил Черчилль, откидываясь на спинку стула.

— Не беспокойтесь о нас. В конечном счете двое из нас являются гражданами Испании, один — американцем, одна — подданной Турции, родом из Венгрии, и один — британским профессором.

— Я отдам приказ, и вы отплывете нынешней ночью на корабле британских ВМС «Королева Елизавета». Это наш лучший броненосец. Перед ним стоит задача вести разведку в Адриатическом море. Он встанет на рейде в Афинах двенадцатого или тринадцатого января.

— Превосходно, — проговорил Гарстанг.

— Было очень приятно снова увидеть вас обоих. Но будет лучше, если вы отправитесь в путь. В порту вам нужно быть до двух часов, — пояснил Черчилль, написал письмо и подписал пять охранных свидетельств.

Путешественники встали, а Черчилль, продолжая сидеть, подал им бумаги и выпустил большое облако дыма.

— Письмо отдайте генералу сэру Яну Гамильтону. Он выругает меня за то, что я посылаю ему на корабль пятерых гражданских в разгар военной операции, но ведь должна хоть какому-то доброму делу послужить должность старшего начальника.

— Большое спасибо за вашу помощь, — поблагодарил Геркулес, пожимая Черчиллю руку.

— Мы старые друзья, и это самое малое из того, что мы можем сделать друг для друга. Вы тогда спасли мою шкуру в Гаване. Тогда же я узнал о смерти прекрасного репортера Хелен, — сказал Черчилль и закрыл глаза.

— Спасибо, господин, — сухо поблагодарил Линкольн.

— Если вам понадобится что-нибудь еще или если вы попадете в затруднительное положение, запомните мой служебный псевдоним: Ахиллес. Если вы его произнесете в любом посольстве или какому-либо армейскому офицеру, вас свяжут со мной.

— Еще раз спасибо, — поблагодарил Геркулес, пряча документы.

— Интересное занятие. Хотел бы поехать с вами в это новое путешествие, но долг обязывает, — проговорил Черчилль, вставая.

— Поверьте, в нашей компании место для вас всегда найдется, — заверил его Геркулес.

Первый лорд Адмиралтейства проводил гостей до двери и долго смотрел, как они идут по коридору. Его сознание вернулось на семнадцать лет назад, когда ему, корреспонденту, пришлось писать о гибели «Мэна» и об Испано-американской войне. Ни Геркулес, ни Линкольн почти не изменились, а вот ему пришлось взвалить на свои плечи огромное бремя. Это все из-за его должности: не мог он метаться из стороны в сторону, ударяясь в разного рода авантюры. И он, закрыв дверь, вернулся в полумрак своего кабинета.

 

36

Средиземное море, 11 января 1915 года

Вот уже несколько дней море штормило, и друзья не могли выйти на палубу. Они пытались убить время самыми разными способами. Алиса и Линкольн большую часть дня проводили вместе. С самого начала они не скрывали от остальных своих отношений. И никто не удивлялся, когда видел, как они идут по переходам, взявшись за руки, или сидят и громким шепотом разговаривают, то и дело бросая друг на друга ласковые взгляды. Алисе во всем удавалось доставлять Линкольну удовольствие. В камбузе она отыскивала для него лучшие фрукты, но и Линкольн не отставал от Алисы в стремлении доставлять ей маленькие радости.

Геркулес и Джамиля были заняты собой. Однако в последние дни здоровье Джамили пошатнулось. Она стала быстро уставать и почти совсем потеряла аппетит. Геркулес проводил много времени с Джамилей в ее каюте. Так что группа соединялась только на время приема пищи.

Генерал был весьма любезен, но потребовал, чтобы они не общались с другими членами экипажа и не выходили за пределы отведенной им части корабля. Во время одного из уединенных ужинов Гарстанг обратился к сотоварищам с необычным энтузиазмом.

— Пока вы наслаждаетесь путешествием, я посвятил время изучению истории ассасинов. Как вы помните, аль-Мундир отчасти поведал нам о происхождении секты и о ее деятельности в Персии и Сирии. Во время нашего короткого пребывания в Александрии я нанес визит своему египетскому коллеге, и тот предоставил мне несколько книг на эту тему. Я не знал, что в различные исторические периоды об этой группе писали западные авторы. Мне и в голову не приходило, что эти люди играли настолько важную роль, что ими заинтересовался и неисламский мир, но я ошибался.

— Что вы можете рассказать нам об ассасинах? Их ведь так называли, правда? — спросил Линкольн.

— Первые хроники, содержащие упоминания о них, были мусульманскими. Однако когда с сектой столкнулись крестоносцы, они сразу же стали писать о ней. Некоторые авторы просто пересказывали фантастические истории из арабских источников, другие — делали попытки исследовать этот вопрос, изучая саму секту. Одним из первых, кто упоминал о секте, был Вильгельм Тирский, который писал о секте и о крепостях, которыми она владела на территории Сирии. В отличие от наших представлений, между крестоносцами и ассасинами имели место определенные отношения, в том числе прямое сотрудничество в борьбе с общими врагами. Однако наиболее известным летописцем был Марко Поло.

— Марко Поло? — переспросила Алиса.

— Он самый. Все знают историю Марко Поло и о его путешествии в царство Хубилай-хана? — Некоторые из присутствующих отрицательно покачали головой. — Похоже, что в своем путешествии он повстречался с членами секты ассасинов и выслушал разного рода легенды о них. В своих мемуарах он рассказывает о путешествии по землям Персии. Считается, что его путь проходил вблизи знаменитой скалы Гирдкух, на которой находилась важная крепость группы, которой руководил Ала ад-Дин. Последователи Ала ад-Дина были способны убить столько людей, сколько того пожелает их хозяин, даже если это было сопряжено с риском для собственной жизни. Причиной, породившей их фанатизм, был тайный способ моральной обработки людей, который применял их предводитель. В центральной части земель убийц их хозяин разбил прекраснейший сад. В нем росли многочисленные фруктовые деревья, было вдоволь пищи и красивых женщин. Шейх, их начальник, воспитывал своих подопечных с малых лет в духе фанатических идей секты, постепенно превращая их в жестоких убийц. Предположительно, после обучения членам секты давали какой-то наркотик и помещали в личный рай предводителя, где позволяли пожить короткое время, пользуясь всеми доступными благами. Затем их снова одурманивали наркотиком и выводили из сада. Чтобы вновь воспользоваться всеми радостями, которые испытывали в саду, они должны были проявить готовность убивать и умереть за своего шейха. Убийцы «шейха горы», как их назвал Марко Поло, подбирались из местных молодых людей, и они должны были порвать связи с внешним миром; их тренировали до изнурения, им давали образование в области различных религий, обучали разным языкам, дабы они могли внедряться в какие угодно страны или дворцы, — закончил Гарстанг.

— История кажется невероятной. И что в ней правда, а что ложь? — спросил Геркулес. — Я слышал, что рассказ Марко Поло не очень достоверен.

— Да. Большая часть того, что он рассказывает, — это легенды, которые он слышал во время путешествия, но однажды мне пришлось прочитать весьма интересную статью некоего Антуана-Исаака барона Сильвестра де Саси.

— О чем она? — спросила Джамиля, впервые проявляя интерес к разговору.

Все посмотрели на принцессу. Ее лицо сильно побледнело, словно кожа теряла пигментацию. Появилась синева вокруг глаз, а голубые глаза и розовые губки утратили яркость.

— Сильвестр де Саси исследовал происхождение слова «asesino». Первое, что он сделал, изучил различные арабские хроники, чтобы соотнести их с низаритами, или убийцами. Одна из хроник принадлежала перу Абу Шамы. В ней речь шла о попытке убить Саладина. Имя, которым летописец называл нападавших, было аль-Хашиший. Вильгельму Тирскому они тоже были хорошо известны под очень похожим именем. Он называл их ассасинами. Сильвестр де Саси полагает, что происхождение этого имени связано с употреблением убийцами гашиша.

— Что такое гашиш? — спросил Линкольн.

— Это наркотик афганского происхождения, — ответил Геркулес. — Хотя его выращивают и в Марокко.

— Сильвестр де Саси из сочинений арабского летописца Макризи узнал, что название «хашиший» означает «люди низшего класса», поскольку употребляли гашиш, по обыкновению, простолюдины. Таким образом, название «хашиший» должно было означать «отребье низшего класса».

— Значит, секта возникла из простонародья? — спросила Алиса.

— Да, и имеющиеся данные, похоже, подтверждают это. Другой христианский летописец Бурхард из Страсбурга, дипломат-посланец императора Фридриха Барбароссы, был направлен для переговоров с низаритами. Он называл их «хейссессинами». Он также сообщал, что предводитель убийц внушал страх как руководителям-мусульманам, так и христианам. Причиной страха была чрезвычайная жестокость низаритов. Секта могла внедрять убийц в любую среду и терпеливо выжидать месяцы и годы, пока те не завоюют доверие своих начальников, с тем чтобы потом убить их, — продолжал свое повествование Гарстанг.

Корабль слегка наклонился, и пассажирам пришлось удерживать тарелки и другие столовые приборы от падения. Когда корабль выпрямился, друзья продолжили разговор.

— Это была страшная секта, — прокомментировал услышанное Линкольн.

— Боюсь, что это очень опасная секта. Как мы могли убедиться, они продолжают действовать, хотя сейчас менее известны. Некоторые полагали, что в результате монгольских набегов тринадцатого века они были полностью уничтожены, но это не так. Монголы всего лишь разрушили их крепости в Персии, но часть низаритов выжила в Сирии, Индии, Афганистане и некоторых других местах. Их предводителя Шамса аль-Дина выкупили, и он спрятался где-то в Афганистане. Когда монголы ушли, низариты вернулись в Персию и понемногу обосновались в районе Анджудан, что в центральной части страны. Однако в 1573 году им пришлось покинуть страну, после того как шах направил в Анджудан войска специально для уничтожения ассасинов. В начале девятнадцатого века они вернулись в Персию, но некоторые события заставили их снова покинуть страну. Ага-хан Первый бежал в Афганистан, где вступил в альянс с британской армией, которая занималась колонизацией территории, а позднее переселился в Калькутту. А еще я прочитал, что наш предыдущий король Эдуард VII во время своего первого путешествия в Индию нанес ему там визит.

— Невероятно. Английский король действительно посетил его? — удивился Геркулес.

— Более того. Он пригласил его в Англию на свою коронацию, — ответил Гарстанг.

— Таким образом, секта ассасинов не только существует, но и остается влиятельной силой, — резюмировал Геркулес.

— Весьма влиятельной, — согласился Гарстанг. — Именно поэтому они нас и обнаружили. У них наверняка имеется агентура и в британской армии.

Джамиля встала из-за стола и попросила извинить ее. Геркулес проводил ее до каюты и вернулся в столовую. Алиса заметила печальный взгляд Геркулеса. Больше всего ей хотелось, чтобы этот человек был счастлив. Принцесса не понравилась Алисе с самого начала, но теперь, узнав ее историю и увидев ее больной, она не могла не проявить к ней сострадание.

— Как она себя чувствует? — спросила Алиса, поднимаясь и подходя к Геркулесу.

— Плохо и с каждым днем все хуже.

— Сколько ей остается времени? — спросил Гарстанг.

Алиса так посмотрела на него, что археолог опустил голову.

— Не знаю, возможно, месяц-два. Не думаю, что она продержится дольше, — ответил Геркулес не в силах сдержать комок, подкатывающийся к горлу.

— Нам следует торопиться. Рубин находится у аль-Мундира, и я уверен, что он уже нашел возможность добраться до Афин. Он прекрасно понял, что единственный человек, способный расшифровать надпись, живет именно там, — вступил в разговор Линкольн.

— Нам нужно организовать для него западню и отобрать камень. Как только мы его получим, Джамиля поправится, — сказала Алиса.

— Надеюсь. Сожалею, но не думаю, что какой-то камень может изменить хоть что-нибудь. Думаю, Джамиля обманула ассасинов, выдав себя за жену халифа, и на самом деле речь идет о молодой наложнице гарема. Контакт с камнем вызвал у нее определенную реакцию и привел к болезни, вряд ли драгоценный камень способен омолодить человека.

— Но, Геркулес, это не имеет смысла. Зачем ей врать нам? — усомнилась Алиса.

— Не знаю. Возможно, она стыдится своего прошлого.

— В таком случае, зачем искать камень, если он не может спасти ее? — подумал вслух Линкольн.

— Послушайте, Геркулес. Я посвятил всю свою жизнь науке и считаю, что научный метод принес нам свободу от невежества, но я знаю также, что существует множество вещей, количественные характеристики которых неопределенны, которые нельзя ни измерить, ни взвесить. Назовите это верой, если хотите, но без этого жизнь не имела бы смысла, — объяснил Гарстанг.

— Я только на это и надеюсь. — Геркулес поднял руки вверх.

— Так вот. Нам потребуется нечто большее, чем вера, чтобы спасти Джамилю, — сказал Линкольн, вставая из-за стола. — Мы столкнулись с силами тьмы, обладающими такими свойствами, о которых человек давно забыл. И коль скоро мы хотим одержать победу, будет лучше, если мы начнем эти силы признавать.

 

37

Александрия, 11 января 1915 года

Араб приблизился к судну и наблюдал, как матросы не спеша грузят товары. Была ночь, и в порту, где обычно кипела работа, стояла тишина. Араб воспользовался невнимательностью экипажа и залез в огромную пустую бочку. Сильнейший запах рыбы перевернул ему все внутренности, но он прикрыл рот рукой и тихо ждал, когда его вместе с бочкой погрузят в трюм.

Несколько минут спустя араб уже был внутри судна. Он вылез из бочки и осмотрелся. Не видно почти ничего. Кромешная темень. Араб вынул из кармана зажигалку с фитилем, высек огонь и увидел огромное помещение, заставленное многочисленными ящиками разного размера. Он подошел к одному из ящиков, открыл его. Внутри лежали консервы в банках, которых должно хватить на все путешествие.

Араб сел на пол и попытался рассчитать, который сейчас час и где находится Мекка. Решив, что все определил правильно, он опустился на колени и начал молиться.

Во время молитвы мыслями он то и дело возвращался к маленькой родной деревушке в Персии. Он представил свою мать, несущую большую глиняную чашу с козьим молоком, и взрывы смеха отца, возвращающегося с огорода. «Как они там сейчас?» — спрашивал он себя. В этот момент он почувствовал, как защемило сердце, и попытался стереть набежавшую слезу.

Он пошарил по карманам и почувствовал холодное прикосновение драгоценного камня. Араб крутил камень между пальцами, и тот разогревался, преисполняя человека глубоким успокоением. Он открыл глаза и увидел в темноте, что от камня исходит сияние.

 

38

Александрия, 15 января 1915 года

Пятеро мужчин в зале в столь ранний час казались уставшими и невыспавшимися. Форменная одежда на них была безупречна, лица побриты, но глаза не могли скрыть напряжения последних недель.

В помещение вошел старший офицер. На его лице, в отличие от подчиненных, не было ни сомнения, ни усталости. Он сел за стол и, широко улыбнувшись, объявил о начале совещания.

Офицеры по очереди вставали и докладывали сведения по различным аспектам обстановки. Один — по оборонительным сооружениям военно-морских сил противника, другой — по его сухопутным войскам. Всего по пяти пунктам. Когда закончил доклад последний офицер, начальник встал из-за стола и подошел к висевшей на стене большой карте. Показав на карте одну точку, он начал говорить:

— Из ваших докладов напрашивается вывод: мы имеем превосходство в силах на море и на суше. Турки не готовы к отражению нашего нападения. В январе и феврале мы силами флота совершим нападение на турецкие оборонительные сооружения. Это станет подготовкой вторжения. Для наступления нами создана группировка из войск Австралии, Новой Зеландии, а также волонтеров, которые предназначались для использования во Франции, но оказались нужнее здесь.

— Так точно, сэр. Мы располагаем пехотными частями, которые были сформированы в Австралии и Новой Зеландии в составе Первой дивизии. Нам выделены также английская Двадцать девятая дивизия, соединения Королевских ВМС и французский Восточный экспедиционный корпус, — доложил один из офицеров.

— Спасибо. — И начальник продолжил: — Решено: сухопутные войска будут использованы для уничтожения подвижной артиллерии турок. Это позволит нам уничтожить взрывные устройства, чтобы очистить акваторию от наиболее крупных кораблей. Военный министр Великобритании лорд Китченер торопит нас с началом операции. Мы запаздываем более чем на шесть недель с развертыванием войск, прибывающих из Англии. Если так будет продолжаться, ситуация может стать угрожающей. Кроме того, турки получат время на совершенствование своих оборонительных сооружений. Вам должно быть известно, что Египет наводнен шпионами и тайными осведомителями турок.

— К этому следует добавить поразительные темпы, с которыми турки пополняют резервы боеприпасов и других предметов снабжения. Мы недооценили боевые возможности нашего противника, отчего наша армия на Ближнем Востоке столкнулась с серьезными проблемами как по продвижению вперед, так и по удержанию завоеванных рубежей, — добавил один из офицеров.

— Эти чертовы турки давно проиграли бы войну, если бы не немцы. Германский военный советник генерал Отто фон Сандерс создал Пятую турецкую армию, — добавил другой офицер.

— В ее задачу входит оборона обоих берегов Дарданелл. В ее составе — шесть лучших турецких дивизий общей численностью в восемьдесят четыре тысячи человек. В Булаире, что на галлиполийском перешейке, расположены Пятая и Седьмая дивизии. На мысе Хеллес и вдоль побережья Эгейского моря расположена Девятая дивизия, а в Габа-Тепе, что в центральной части полуострова, находится Девятнадцатая, резервная, дивизия под командованием Мустафы Кемаля. Оборона азиатского берега в районе Кумкале, у входа в Дарданеллы, поручена Третьей и Одиннадцатой дивизиям, — пояснил третий офицер, показывая положение войск противника на карте.

Офицеры зашептались между собой, и начальник, повысив голос, произнес:

— Мы надеемся, что вскоре из Стамбула прибудет один из наших агентов, и если он подтвердит имеющиеся данные, то вторжение начнется 25 апреля сего года. Сначала на мыс Хеллес десантируют Двадцать девятую дивизию, задача которой будет состоять в продвижении к фортам Килитбахира. АНЗАК прикроет полосу к северу от Габа-Тепе на побережье Эгейского моря. Это не очень сложная зона для преодоления, затем эти силы пересекут полуостров, чтобы перекрыть отход подкреплений или гарнизона Килитбахира. Французские войска без осложнений высадятся в районе Кумкале на азиатской стороне, — добавил старший офицер.

— Если им, разумеется, удастся отыскать азиатскую часть на карте, — съязвил один из офицеров, чем вызвал смех остальных.

— Джентльмену не следует так говорить о наших союзниках, — одернул офицера начальник. — По крайней мере, «кенгуру» не трогайте.

Всеобщий взрыв смеха нарушил привычный ход совещания, и начальнику пришлось успокаивать своих подчиненных. Несколько секунд спустя офицеры вернулись к обсуждению плана операции.

— Что меня волнует по-настоящему, так это запаздывание нашего осведомителя, — сказал старший офицер, пожевывая сигару. — Без его подтверждения мы не можем начать действия согласно утвержденному плану.

— Не беспокойтесь. Положение в Турции хуже некуда. Они усилили систему наблюдения на море и на суше, но я уверен, что наш человек преодолеет все преграды.

— Надеюсь, что это пойдет нам на пользу, — прокомментировал это высказывание начальник и выпустил облако дыма.

 

39

Стамбул, 15 января 1915 года

Пение муэдзинов проникало во все уголки города. Солнце село, и правоверные направлялись на последнюю дневную молитву. Тем временем Роланд Шароян пытался проникнуть в порт, пока его не обнаружили сотрудники наружного наблюдения. Зная, что опаздывает, он пересек центральную часть города, которую сейчас занимали военные. Возможно, его связник уже «испарился». В Грецию, несмотря на ее неуверенный нейтралитет, суда не отплывали, то же самое и с Египтом. Оставалась единственная возможность покинуть страну: дойти пешком до Ирака или добраться туда на каком-нибудь рыболовецком суденышке, которое рискнет выйти в море, где его может остановить корабль береговой охраны или потопить какой-нибудь корабль союзников.

Прежде чем подняться на борт судна, Роланд осмотрелся. Ему показалось странным, что старый капитан не вышел встретить его, как обычно, но он решил, что тот покинул палубу, проявив той ночью простую осторожность. Скрип собственных шагов по старому деревянному настилу палубы нагнал на Роланда страху. Вспомнились ходившие по всей империи слухи о том, что солдат-армян содержат в концентрационных лагерях и что скоро туда сгонят всех представителей армянской национальности. Перед глазами возникла картина: его мать и сестренку турки тащат по улице их деревеньки в провинции Адана, как несколько лет назад тащили его отца, и Роланд задрожал. Это была одна из причин его ненависти к туркам. Армян подвергали унижениям, избиениям, и в конечном счете это должно было привести к вооруженной борьбе. Готовилось большое восстание. За поражением турок последует восстановление армянского государства и чести армян.

Роланд прошел к капитанскому мостику и окликнул старого моряка:

— Абу, выходи из своего укрытия, это я. Мы должны отправиться в путь как можно быстрее. Сейчас все заняты молитвой и за портом никто не наблюдает.

На слова молодого человека ответа не последовало. Он подошел к входу и отодвинул занавес. Прямо перед ним лежал труп старика. Его глаза были открыты, однако перерезанное горло и засохшая кровь на груди и деревянном настиле не оставляли сомнений. Роланд попытался было броситься в воду, но кто-то крепко зажал его тонкие руки и повалил на пол. Теряя сознание, юноша ощутил резкую боль в голове и запах тухлой рыбы, который шел от палубы.

 

40

Афины, 15 января 1915 года

Время для посещения Афин было не самым лучшим. Греческое правительство всеми силами пыталось избежать ссоры со своими соседями-турками, однако поражение Сербии и падение Белграда осложнили ситуацию в регионе. Правительству и королю, немцу по происхождению, с трудом удавалось осуществлять политику нейтралитета в условиях, когда итальянские ВМС эвакуировали войска в Корфу, а союзники оккупировали Салоники.

Напряженное спокойствие города чувствовалось повсюду: на улицах, которые наводнили греческие военные, на опустевших рынках и в угрюмых взглядах горожан.

Группа путешественников устроилась в неприметном пансионе в центре столицы. Если кто-нибудь их искал, то первым делом обратил бы внимание на афинские гостиницы. Геркулес и его товарищи понимали — для того чтобы вернуть камню его особое свойство, аль-Мундиру нужно встретиться с ними, но место и время встречи назначать предстояло им. Пансион временно находился в распоряжении толстенной сефардки. Хозяйка была чистоплотна, до невозможности болтлива, но пищу готовила превосходно, а в Геркулесе она поддерживала иллюзию, будто говорит на испанском, хотя на самом это был старый кастильский диалект пятнадцатого века.

Когда все устроились, Гарстанг собрал группу в гостиной, чтобы выработать план действий.

— Самое главное — как можно скорее найти Никоса Казанцакиса. Он единственный, кто может перевести нашу надпись. Я не виделся с Никосом со времени его пребывания во Франции, а последние пять лет даже не писал ему. Будем надеяться, что он живет по старому адресу.

— Но кто такой Никос Казанцакис? — поинтересовался Геркулес.

— Я уже говорил вам, что это греческий писатель и философ. Он изучал законодательство в Афинском университете и философию в Париже, а еще он большой любитель древнегреческого языка, в особенности линейного письма Б, которым сделана эта надпись.

— Предположим, мы его нашли и он сделал перевод. Как мы будем заманивать аль-Мундира? — спросил Линкольн.

— Единственное, что мне приходит в голову, это появиться в наших посольствах, чтобы он знал, что мы в городе. Я буду ежедневно ходить в британское посольство, а кто-то из вас проверит, не следят ли за мной. Затем мы найдем открытое место, где с ним можно было бы встретиться лицом к лицу, — сказал Гарстанг.

Алиса встала и подошла к мужчинам. До этого момента она сидела с Джамилей, которая прилегла отдохнуть на диване. Последнее время принцесса едва могла двигаться и не съела ни крошки.

— Это будет нелегко. У аль-Мундира наверняка в Афинах есть сообщники. Последний раз, когда мы столкнулись с ним, он был чрезвычайно опасен. Теперь драгоценный камень у него, и он не преминет воспользоваться этой возможностью. Так что мы должны быть готовы к наихудшему.

— Ты права, Алиса. Действовать нам нужно с большой осторожностью, — согласился Линкольн и обнял ее за талию.

— Хорошо. Начнем с поиска Никоса. Я послал ему письмо на его последний адрес, в котором просил, чтобы он встретился с нами сегодня пополудни. Если нам станет известно содержание надписи, мы получим хоть что-то, что сможем предложить аль-Мундиру, если он захочет договориться.

Геркулес посмотрел на Джамилю. Ее почти прозрачная кожа на лице, казалось, вот-вот разорвется. Он сглотнул слюну и тихим голосом сказал:

— У нас мало времени. Если нам не удастся заполучить и камень, и надпись, она умрет.

 

41

Стамбул, 15 января 1915 года

Роланд очнулся, когда его окатили холодной водой. Он не знал, сколько времени пробыл без сознания, но голова раскалывалась. От холодной воды у него начался озноб, и юноша инстинктивно приподнял голову к слабому свету, идущему с потолка.

— Роланд Шароян. Это твое настоящее имя? Так? — спросил его один из мужчин в военной форме.

Страх пронизал все его естество. Если им известно его имя, значит, скоро они найдут его мать и сестру. Своей небрежностью он подвергает их смертельной опасности.

— Мы нашли письмо, адресованное англичанам. Отпираться бесполезно. Кроме того, слово какого-то грязного армянина для суда мало что будет значить, — съязвил офицер.

Двое солдат разразились хохотом. Один из них ударил юношу по лицу, отчего у того изо рта пошла кровь.

— Мы вовремя изъяли из армии армянских подонков вроде тебя. В письме ты указываешь, что в Ване идет подготовка к восстанию, а также информируешь англичан о наших войсках и оборонительных сооружениях на полуострове Галлиполи. Верховное главнокомандование будет чрезвычайно довольно этой информацией, — продолжал офицер.

— Вы меня убьете? — спросил юноша дрожащим голосом.

— Убить тебя? Нет. Ты должен доставить Его Британскому Величеству важные сведения, только с одной разницей: ты доставишь сведения, которыми снабдим тебя мы. Группа моих людей уже отправилась в твою деревушку, чтобы отыскать твоих мать и сестру. Если хочешь увидеть их живыми, доставишь наше письмо. Любое колебание или малейший признак того, что ты нас предал, — и они умрут. Понял, нет?

— Да, господин.

— Да, вот еще что. Не пытайся встретиться с ними, все равно опоздаешь. Один из наших людей будет сопровождать тебя до штаб-квартиры и не отойдет от тебя ни на шаг, пока ты не вернешься.

Когда ему развязали руки, Роланд почувствовал облегчение и понял, что сейчас его не убьют. Ему вернули вещмешок, отдали письмо, по виду напоминавшее то, которое он вез, и приставили сопровождающего с лицом обезьяны и щербатым ртом. В ближайшие дни ему предстоит сделать выбор между двумя вещами, которые он любил больше всего на свете: спасти армянский народ или продлить на некоторое время жизнь своих родных.

 

42

Стамбул, 15 января 1915 года

Мустафа Кемаль посмотрел на чертежи и попытался поставить себя на место своих противников. Разведывательные службы обнаружили в акватории полуострова Галлиполи несколько английских кораблей. Его войска успешно продвигались, особенно в Палестине, и теперь непосредственно столкнулись с противником в районе Суэцкого канала. С северо-запада напирали русские; крайне неудачными были действия турецких войск в сражении под Сарыкамышем, закончившемся их паническим бегством, — все это наводило на мысль о том, что союзники могут открыть третий фронт. И наиболее удобным местом для этого был полуостров Галлиполи, который являлся своего рода воротами Стамбула. Если столица падет под натиском союзников, обезглавленная империя не сможет оказывать сопротивление ни одного дня.

Мустафа Кемаль был настолько погружен в свои мысли, что не слышал шагов Исмаила Энвера.

— Дорогой Мустафа, — приветствовал вошедший своего друга.

— Исмаил, а я думал, что ты на Кавказе.

— Ты не в курсе дела, Мустафа, — ответил Исмаил с осунувшимся лицом.

— Нет. А что случилось? — изобразил непонимание на лице Мустафа.

— Сражение под Сарыкамышем обернулось катастрофой. Русские смешали нас с грязью.

— Очень сожалею.

— Наши люди не виноваты. Нас продали противнику армянские изменники. Мы поймали несколько солдат-армян, которые передавали сведения русским.

— Не может быть.

— Именно так оно и есть. Я отдал приказ разоружить всех солдат-армян, согнать их в лагеря и тщательно охранять.

— Не означает ли это сокращение численности наших войск?

— Послушай, Мустафа, лучше располагать меньшими силами, но быть уверенным, что тебя, по крайней мере, не предадут. Армяне — это проблема, и эту проблему мы должны устранить.

— Я согласен с тобой, Исмаил. Требования армян неприемлемы. Армянскому государству не бывать.

— Будет лучше поступить с армянами так, как мы поступили с греками, получившими свободу. Их следует изгнать из страны.

— Но куда? У них нет территории, на которой они могли бы обосноваться.

— Как только они покинут Турцию, это перестанет быть нашей проблемой.

Мустафа Кемаль посмотрел Исмаилу в глаза. Этому человеку с кучкой офицеров во главе младотурков удалось революцией расшевелить закоснелое оттоманское общество, но было в нем что-то, что вызывало беспокойство. О евреях в Салониках, об армянах и курдах он говорил так, словно они не были турецкими подданными. Исмаил страстно желал создания сугубо мусульманского государства. Мустафа же предпочитал более свободное общество — по типу обществ европейских соседей. Он родился в Салониках, то есть в Европе. Последние месяцы он провел в Софии, столице Болгарии. Там у него родилась идея секуляризации государства — отделения религии от официальной власти.

— Турция — это мусульманская страна, Мустафа. Только Аллах способен вернуть нам былое могущество, но перед этим мы должны очистить наш дом от скверны.

 

43

Афины, 15 января 1915 года

Никос Казанцакис был больше похож на конторского служащего, чем на философа. Пенсне на тонком носу, небольшие глаза, открытый лоб и редкая бороденка придавали ему довольно заурядный вид. Казалось, этот невысокий человек в сером костюме, чистой белой сорочке с коротким галстуком чувствует себя неловко. Он был любезен, но его манеры оставляли желать лучшего. Он напоминал отшельника, которого приговорили жить в городе.

— Никос Казанцакис, это мои друзья. — Гарстанг представил каждого своего спутника в отдельности.

— Очень приятно, — сказал Никос, отводя взгляд, словно ему было стыдно смотреть этим людям в глаза.

— Я нуждаюсь в вашей помощи. Как только я оказался в Афинах, сразу же взял на себя смелость потревожить вас, — посетовал Гарстанг.

— Не беспокойтесь, господин Гарстанг, в Париже вы были одним из немногих, кто не покидал реального мира. Вы и мой дорогой друг Генри Бергсон, — уточнил Никос.

— Что слышно о Генри?

— У него все в порядке, вы же знаете. Он постоянно либо что-то пишет, либо о чем-то думает.

Геркулес сделал нетерпеливый жест, и Гарстанг решил приступить к делу. Он достал из кожаного мешочка маленькую статуэтку. Никос широко открыл глаза, и впервые на его лице появилось хоть какое-то выражение.

— Как вы ее достали?

— Случайно нашли.

— Где? Вы были в Кноссе?

— Кносс? — спросил Линкольн.

— Это древняя столица Крита, — пояснил Гарстанг.

— Ничего об этом городе не слышал, — сообщил Линкольн.

— В 1878 году Минос Калокаиринос, критский торговец, обнаружил его руины. Он провел там первые раскопки, в результате чего обнаружил часть складов в западном крыле и часть западного фасада знаменитого дворца. После Калокаириноса за раскопки принимались еще несколько человек, но по ряду причин они оказались неудачными, — рассказывал Никос, все больше воодушевляясь. Он не переставая размахивал руками и говорил очень эмоционально.

— Я кое-что читал об этом. В конечном счете наиболее важное открытие сделал англичанин, — заметил Геркулес, сделав акцент на последнем слове.

— Вы совершенно правы. 16 марта 1900 года археолог Артур Эванс, довольно состоятельный английский джентльмен, купил этот участок и начал широкомасштабные раскопки. Некоторым не нравились его слишком агрессивные методы. Однако следует признать, что Эванс потратил крупный капитал и хотел вернуть хотя бы часть вложенных средств. Разумеется, раскопки и реставрация кносского дворца и открытие микенской культуры делают честь работам Эванса, хотя с его методами я не согласен, — продолжил рассказ Никос.

— Его методы действительно были не самыми адекватными. Ныне археология являет собой сферу деятельности ученых, применяющих строго научную методику, а в прошлом это были проекты, выдвигаемые богатыми альтруистами, — высказал свое мнение Гарстанг.

— Вместе с тем Эванс работал не один и не вслепую. Ему оказывали всестороннюю помощь доктор Дункан Маккензи, который уже обрел известность своими раскопками на острове Мелос, и господин Файф, известный архитектор, построивший Британский колледж в Афинах. Кроме того, Эванс использовал труд большого числа местных рабочих и в короткие сроки обнаружил важную часть того, что позднее назвал Миносским дворцом.

— Дворцом? — переспросил Линкольн.

— Ну, так называем его мы. Фактически название «дворец» дает ошибочное представление. На самом деле Кносс представлял собой сложное сооружение из более тысячи помещений, объединенных в единое целое. Некоторые из них были мастерскими ремесленников тех или иных профессий. Это был и склад для всей округи, и административный и религиозный центр, и средоточие минойской культуры, — пояснил Никос.

Некоторое время грек молчал, рассматривая статуэтку, стоявшую на столе. Потом он протянул руку, чтобы взять ее. Гарстанг не возражал. Никос внимательно осмотрел статуэтку, пользуясь своим пенсне как лупой.

— Так где, вы говорите, нашли ее? — спросил он наконец.

— Мы вам этого еще не говорили, — ответил Гарстанг.

— Вы побывали на Крите?

— Нет, мы обнаружили ее в довольно неожиданном месте, — сказал Геркулес.

— Вы меня заинтриговали.

— В церкви Святого Сергия в коптском квартале Каира.

— Я знаю, где находится церковь Святого Сергия, но никак не могу понять, что делала языческая богиня плодородия в христианском храме, — пробормотал себе под нос Никос.

— Я задаюсь тем же вопросом, — проговорил Гарстанг.

— На Крите в кносском дворце обнаружено немало статуэток, но в Египте, насколько мне известно, пока не было найдено ни одной.

— Вы сказали, что это богиня плодородия, но я читал некоторые работы, в которых ее называют богиней земли или вообще предполагают, что это изваяние жрицы. Может ли она быть жрицей? — спросил Гарстанг, приподняв очки, он почти уперся в статуэтку носом.

— Возможно. Но эта фигура не держит двух змей, что является характерным для всех найденных статуэток.

— У нее руки подняты вверх, а кулаки сжаты. Может быть, много сотен лет назад кто-то убрал змей и начал почитать статуэтку как образ девы Марии? — предположил Гарстанг.

— Вы так думаете? — удивился Линкольн. — Но у нее открыты груди.

— Существуют изваяния и картины, на которых Богородица изображена с обнаженной грудью, — вставила свое слово Алиса.

— Да, но обычно у нее на руках младенец, которого она кормит, — возразил Никос.

— Единственное, что не вызывает сомнений, так это то, что люди должны были считать этот образ почитаемым. Поэтому-то он и смог сохраниться до нашего времени, — сказал Гарстанг, закрывая тему. — Сколько ей может быть лет?

— Трудно сказать. Кое-что говорит о 1450 годе до Рождества Христова. Но делать более точные выводы пока еще слишком рано.

— А надпись? — спросил Геркулес, показывая на знаки, нанесенные на подол статуэтки.

Никос начал снова осматривать статуэтку и читать про себя надпись. Все с нетерпением смотрели на него. Грек остановился и, глядя на них, сказал:

— Эта надпись несомненно сделана линейным письмом А.

— Линейное письмо А? — спросил Геркулес.

— Да, линейное письмо А — это один из типов знакового письма, которое применялось на древнем Крите. Не так давно мы обнаружили, что существует еще один, третий вид письма, который назвали иероглифическим. Первые два типа были обнаружены и названы Артуром Эвансом, — пояснил Никос.

— А можно расшифровать какой-либо тип письма мертвого языка? — продолжал задавать вопросы Геркулес.

— Честно говоря, это будут лишь предположения. Недавно нам удалось частично расшифровать линейное письмо Б, но известно, что и в том и в другом письме знаки иногда повторяются за счет использования слогов, связанных с линейным письмом А, — ответил Никос.

— О чем речь? О каком-то варианте древнегреческого языка? — спросила Алиса.

— Этот язык не считается более древним, чем греческий. Его назвали минойским, и он относится к периоду критской истории до греческих нашествий, которые происходили примерно в 1450 году до Рождества Христова, — продолжал давать пояснения Никос.

— Если бы речь шла о древнегреческом языке, все было бы значительно проще, — добавил Гарстанг.

— В таком случае расшифровать надпись невозможно, — заключил расстроенный Линкольн.

— Тем не менее одна небольшая возможность существует. Если некоторые буквы совпадут с буквами линейного письма Б, мы попытаемся расшифровать надпись. Позвольте мне более детально рассмотреть ее, — сказал Никос и сел на стул. Потом он извлек записную книжку в кожаном переплете и начал срисовывать знаки на бумагу.

Геркулес принялся заглядывать ему через плечо, но Никос поднял голову, наморщив лоб.

— Простите, — извинился Геркулес и отошел в сторону.

— Думаю, что один из знаков мы уже имеем, — сказал грек, и все одним движением приблизились к нему. — Предполагаю, что здесь написано «Амон».

 

44

Афины, 15 января 1915 года

Прежде чем сойти на берег, аль-Мундир сбрил свою длинную бороду и сменил арабскую одежду на брюки и пиджак. Этот поношенный костюм был ему велик, но, по крайней мере, давал возможность ходить по городу, не привлекая к себе внимания. Турок в Греции не очень жаловали. И хотя сам аль-Мундир был персом, для европейцев все арабы на одно лицо. Прошло почти пять лет с тех пор, как аль-Мундир покинул долину Аламут. Он уже начинал скучать по родным краям. Уходя с судна, он почувствовал тревогу, но сжал камень рукой, и у него сразу же возникло ощущение безопасности и спокойствия. Последнее время только это приносило ему покой, которого он не мог вернуть себе ни в молитве, ни в раздумьях.

Аль-Мундир направился в город, пытаясь оставаться незаметным среди прохожих. Он не знал, где находится улица, на которой живут его братья-мусульмане, и спросить не мог: боялся, что его опознают по акценту, поэтому начал исследовать старый город, пытаясь читать надписи, сделанные буквами греческого алфавита. Проблуждав два часа, он наконец нашел нужный ему дом и вошел внутрь. Строение было очень старым и выдержано в турецком стиле. Правда, ступени были истерты, а от обшивки на перилах остались только отдельные куски треснувшего дерева.

Остановившись у нужной двери, он постучал. По ту сторону двери послышались шаги, после чего она со скрипом открылась.

— Салам алейкум, — произнес аль-Мундир, радуясь тому, что встретился со своими братьями.

— Лучше не говорить по-арабски, — холодно заметил открывший ему мужчина и пригласил войти.

 

45

Афины, 15 января 1915 года

— Ну что ж, удалось расшифровать два слова, но мне понадобится время, чтобы прочитать всю надпись. Дома у меня есть книги и другие материалы, которые могут мне помочь.

— Хорошо, Никос, увидимся завтра во второй половине дня на Акрополе. Так нам удастся и город посмотреть, — согласился Гарстанг, который знал, что Акрополь — наиболее посещаемое место в городе и что аль-Мундир не преминет поискать их там.

— Хорошо, на Акрополе в шесть часов вечера.

— В это время уже начнет темнеть, — заметил Линкольн.

— Не беспокойтесь, мы пойдем туда еще до захода солнца, — успокоил его Гарстанг.

Никос Казанцакис посмотрел на фигурку и спросил:

— Я могу взять ее с собой?

Геркулес схватил статуэтку со стола, но Гарстанг нахмурился и сказал своему другу:

— Вы срисовали надпись себе в тетрадь. Будет лучше, если мы оставим статуэтку у себя, для вашей же безопасности.

— Хорошо.

— Большое вам спасибо за все, — сказала Алиса, протягивая руку.

— Это мне в радость. Исследование древней надписи — одно из моих самых больших увлечений, — ответил грек, целуя ей руку.

Линкольн подошел к Никосу, протянул ему руку и с очень серьезным видом сказал, что очень рад.

Англичанин проводил Никоса до двери, быстро вернулся и упрекнул Геркулеса:

— Вы повели себя крайне неучтиво.

— Мы не могли позволить ему унести статуэтку, — попытался оправдаться Геркулес.

— Мы ни в коем случае не могли допустить, чтобы Никос унес фигурку с собой, но не из-за недоверия к нему, а из боязни, что с ним что-нибудь случится.

— Почему мы договорились с Никосом о встрече на Акрополе? — спросила Алиса.

— Нам нужно, чтобы аль-Мундир как можно раньше вышел на нас. Завтра утром я зайду в консульство и в почтовое отделение, а потом мы поднимемся на Акрополь. Кто-нибудь из секты убийц непременно увидит нас, — разъяснил Гарстанг.

— Очень хорошая идея, — обрадовался Геркулес.

Состояние Джамили беспокоило его все больше, не давало ясно мыслить.

— Давайте-ка лучше отдохнем. Завтрашний день у нас будет долгим и опасным, — сказал Гарстанг и направился в свою комнату.

 

46

Афинский Акрополь, 16 января 1915 года

— Великая богиня Афина с высоты смотрит на свой город вот уже много сотен лет. Именно она, огромная статуя, возведенная в пятом веке до Рождества Христова, встречала путешественников, которые швартовали свои судна в Пирее. Красота Акрополя увядала под воздействием времени, но колонны многих храмов до сих пор гордо возвышаются над священными развалинами. Многие века Афины были маяком, который освещал путь человечеству. Здесь родились и жили такие люди, как Сократ, Платон, Аристотель, Перикл, Фидий, Геродот и Софокл, — говорил Гарстанг, когда друзья поднимались по главной лестнице огороженного сооружения.

Все, кроме Геркулеса, который помогал Джамиле подниматься по ступенькам, с восхищением смотрели на ансамбль храмов.

— Среди прекрасных строений, которые образуют Акрополь, находится Парфенон — храм, воздвигнутый во времена Перикла, убранство которого создавал Фидий. Он же изваял и большую статую Афины. Позднее были построены христианский храм, мечеть и турецкий пороховой погреб времен войны с Венецией, случившейся в семнадцатом веке.

— Как жаль, что часть храма разрушена, — сокрушалась Алиса, идя под руку с Линкольном. Порой прохожие бросали на них нахальные взгляды, но парочка предпочла игнорировать дурные жесты и перешептывания.

— Если бы не венецианский снаряд, который попал прямо в здание, Парфенон сохранился бы значительно лучше. Кроме того, и мы, англичане, должны признать свою вину: часть украшений фризов вывезены в Англию и выставлены теперь в Британском музее.

Добравшись до вершины, друзья посмотрели на пустеющую большую эспланаду. Солнце закатывалось за горизонт, а немногочисленные туристы, рискнувшие пересечь сотрясенную войной Европу, спешили вернуться в свои отели, боясь быть застигнутыми на улице во время введенного властями комендантского часа.

— Который час? — беспокойно спросил Геркулес.

Линкольн достал карманные часы и открыл крышку.

— Без четверти шесть.

— Вы уверены, что ассасины заметили вас в посольстве или в почтовом отделении? — спросил Геркулес и коснулся оружия в своем кармане.

— Надеюсь, — ответил Гарстанг. Он почти забыл об ассасинах, любуясь красотами Акрополя.

— Будет лучше, если мы разделимся. Все вместе мы станем легкой добычей. Если вы не возражаете, мы с Алисой и Джамилей спрячемся в руинах храма Афины, — предложил Геркулес.

— Думаю, это правильно, — согласился Гарстанг.

— Это означает, что нам отводится роль живца? — спросил Линкольн.

— Да, но сначала дождемся прихода Никоса Казанцакиса.

Они обошли Парфенон вокруг, но в конце концов были вынуждены присесть на камни: Джамиля совершенно обессилила. Несколько минут спустя они остались на эспланаде одни. Внизу показался мужчина, который твердым шагом направлялся к ним. Гарстанг сразу же узнал своего друга Никоса.

— Рад вас видеть, — приветствовал друзей Никос, делая учтивый жест.

— Мы тоже, — ответил Гарстанг.

Все беспокойно смотрели на грека, ведь ставкой была жизнь Джамили. В сложившейся ситуации их шансы на успешные переговоры с аль-Мундиром пока были равны нулю.

— Так вы расшифровали надпись или нет? — с тревогой в голосе спросил Геркулес.

Никос погладил бородку и сделал небольшую паузу, прежде чем ответить.

— Задача была не из легких, но…

— Но что? — нетерпеливо спросил Геркулес.

— Я это сделал! — воскликнул Никос, извлекая из кармана свою тетрадку. — Я нашел ключ, который вы искали.

 

47

Военная база союзников в Салониках, 16 января 1915 года

Роланд Шароян сошел с рыбацкого судна вместе со своей тенью, «телохранителем», который буквально наступал ему на пятки.

В течение всего перехода он почти не спал. Каждый раз, закрывая глаза, Роланд представлял себе лица матери и сестры, когда в их дом врываются турецкие солдаты. Он гнал эти мысли, но безуспешно. Он прекрасно понимал, что стоит ему выполнить задание, как его тут же убьют, а возможно, и всю его семью, но пытался, насколько это было в его силах, отдалить их страдания.

Шароян вручил свои документы на проходной, а его «хвост» в это время стоял в нескольких метрах и старательно делал вид, что рассматривает фрукты на лотке торговца. Роланд, содрогаясь, вошел в здание. У него невероятно болели голова и шея. Он боялся врать англичанам, но должен был во что бы то ни стало сделать это.

Когда он вошел в кабинет, увешанный картами, находившиеся там офицеры с удивлением посмотрели на парня в перепачканной одежде. Ни у кого не возникало сомнений относительно его расположения духа.

— Вперед, мальчик! Мы ждем тебя уже несколько дней. Из Александрии нас засыпают телеграммами, ты довел до сумасшествия половину британской армии, — шутил генерал сэр Ян Гамильтон.

Его элегантная манера держаться и высокий рост резко контрастировали с застенчивостью маленького полноватого армянина.

Роланд, не говоря ни слова, подал пакет. Он ожидал, что англичане довольствуются тем, что сказано в письме, и сразу же отпустят его. У него созрел план — убить «хвоста» и попытаться найти мать и сестру. У него были сомнения на счет того, что их уже перевезли в Стамбул, скорее всего поместили в тюрьму в его селе или в одном из лагерей, куда уже согнали немало армян. Он непременно нашел бы их и, по крайней мере, провел бы последние дни с ними.

— Очень хорошо, превосходно. Как мы и думали, турки не намерены защищать полуостров Галлиполи, они ощущают недостаток в оборонительных сооружениях. Так что не пройдет и двух недель, как мы уже будем у ворот Стамбула, — объявил генерал, не в силах сдержать эмоции. — Нужно поставить в известность первого лорда Адмиралтейства. Черчилль должен узнать об этом немедленно.

— В таком случае можем ли мы начать боевые действия на море и высадить десанты морских пехотинцев на полуострове? — спросил один из офицеров.

— Нет, торопиться мы не будем. Сегодня же отправим телеграмму первому лорду Адмиралтейства, а когда получим приказ, перейдем в наступление, — ответил генерал.

Роланд хотел было уйти, но генерал окликнул его:

— Молодой человек, я должен кое о чем спросить тебя. Ты понимаешь мой язык?

Юноша утвердительно кивнул, но потом подумал, что лучше было бы не признаваться в этом. Если бы генерал решил, что он не понимает, то сразу оставил бы его в покое.

— Как идет подготовка к армянскому восстанию в провинции Ван?

— Не знаю, господин.

— Хорошо. Подожди за дверью. У меня для тебя есть пакет. Понял? В пакете очень важное письмо, если оно попадет в руки турок, это может означать уничтожение твоего народа и задержку в победоносном окончании войны.

Роланд согласно кивнул, вышел в коридор, сел на скамейку и стал ждать. В его голове звучали слова генерала: «уничтожение армянского народа».

 

48

Стамбул, 16 января 1915 года

Рабочий стол Мустафы Кемаля был завален картами и чертежами местности. Его глубоко посаженные голубые глаза неотрывно смотрели на карту полуострова Галлиполи. Он пытался убедить своих начальников в необходимости укрепления этого участка. Если англичане захотят нанести удар по Стамбулу, то это направление будет наиболее уязвимым. Ему не нравилось намерение союзников сосредоточить войска в Салониках, которые находились в нескольких часах пути от столицы Турции, однако нападение противник может осуществить только со стороны моря. Оборонительные сооружения на границах с Грецией и Болгарией были усилены, и союзникам пришлось бы прорывать их в течение нескольких недель.

Он пригладил рыжие усы и попытался восстановить в памяти беседу со своим другом Исмаилом Энвером, который предлагал не только разоружить армян, но арестовать более двух тысяч армянских лидеров и переместить армянское население от границы с Россией. Мустафа знал, что это может означать. Тысячи мужчин, женщин и детей погонят по центральной части страны в самый разгар войны. Где их расположат? А не осложнится ли положение еще больше оттого, что армяне будут сосредоточены в одном месте? Чем их кормить? Ясно лишь одно: Исмаилу была совершенно безразлична судьба армян. Но что подумают их союзники — немцы и австрийцы? В конце концов, армяне — это христиане.

Не нравились ему и высказывания некоторых младотурков, приверженцев идеи исламизма. Он считал, что Турция сможет стать сильной, лишь отделив ислам от политики, поскольку начинания религиозных лидеров зачастую противоречили необходимости движения вперед и развития страны.

Мустафа Кемаль оставил схемы и чертежи и посмотрел в окно кабинета. На фоне города вырисовывался силуэт мечети Святой Софии. Казалось, она горит в лучах заходящего солнца. Огромный купол сверкал звездой, упавшей с неба. Кемаль мог ощущать запах приближающегося сражения — запах пороха, крови и пота, которые приносятся на алтарь войны.

 

49

Афины, 16 января 1915 года

Никос Казанцакис встал перед группой и начал рассказывать, как ему удалось перевести текст. Геркулес и его друзья мало что поняли из объяснений, касающихся линейного письма А, но чувствовали такой душевный подъем, что рассказ грека слушали с удовольствием.

— Каждый раз, когда мы пытаемся расшифровать что-либо, написанное линейным письмом А, мы сталкиваемся с одной и той же проблемой. Число известных надписей, сделанных линейным письмом А, в сравнении с надписями, сделанными линейным письмом Б, невелико. К меньшему числу образцов мы не можем применить в достаточной мере совпадения и определить вид алфавита, который использован при написании данного образца. Более того, любое сравнение, основу которого составляет количество знаков, а не количество документов, увеличивает эту диспропорцию, так как многие документы, исполненные в линейном письме А, либо плохо сохранились, либо слишком коротки.

— Каким образом вам удалось решить эту проблему? — проявил нетерпение Гарстанг. Он понимал, что в любой момент могут появиться ассасины, а значит, долго находиться на открытом месте нельзя.

Никос укоризненно посмотрел на друга. Он потратил целый день, ни ел, ни спал, пытаясь расшифровать надпись, и надеялся на то, что эти люди хотя бы внимательно выслушают его объяснения.

— Наиболее полная коллекция табличек с надписями, сделанными линейным письмом А, происходит из дворца Агиа-Триада, который находится неподалеку от города Фест, в южной части Крита. Впрочем, найдены таблички и в других частях острова, из чего можно заключить, что линейное письмо А было общим для всего Крита и являлось письмом, обслуживающим сугубо торговые связи. Это был язык коммерсантов.

— Своего рода прием обозначения товаров? — спросила Алиса.

— Можно назвать его и так. Поэтому меня сразу же удивило то, что данная надпись сделана на культовом предмете. Это свидетельствовало о том, что линейное письмо А применялось и в текстах иного типа. Второе, что меня удивило, это то, что вы нашли эту запись в Египте. В принципе отдельные надписи находили и в континентальной части Греции, а также в отдаленных районах Европы и Малой Азии. В свою очередь, это позволяет сделать вывод, что линейное письмо А являлось системой письма минойской цивилизации Крита и его заморских владений, а не простым способом составления списков товаров.

— Какое все это имеет значение? — поинтересовался Линкольн.

— Это имеет большое значение для расшифровки текста, поскольку нам нужно знать заранее, о чем идет речь. Одно дело, когда на табличке содержится всего лишь перечень товаров, и совсем другое, когда на ней записаны законы или религиозные обряды, — пояснил Никос, воодушевленный тем, что его слушатели начинают проявлять больший интерес.

— И к какому же выводу вы пришли? — спросил Геркулес.

— По предмету, на котором сделана надпись, и по первым словам, которые удалось расшифровать, я сразу понял, что имею дело с ритуальным или культовым текстом. Линейные письма А и Б очень близки. Многие знаки распознаются с помощью эквивалентов линейного письма Б. Но есть знаки, несвойственные последнему типу. Существуют также знаки письма Б, происхождение которых от линейного письма А не прослеживается. Идеограммы также весьма схожи, что помогает нам понять смысл надписей на таблицах, исполненных в манере письма А. Кроме того, цифровая система у них одинаковая, хотя и менее упорядочена. Линейное письмо А более примитивно и менее аккуратно.

— Более топорное, — подсказал Гарстанг.

— Именно так. Но перейду к сути. Известен лишь один случай использования подобных надписей — это надписи на статуэтках, обнаруженных на юге Финикии и в Угарите. Одна из них нанесена на глиняной фигурке женщины-идола, держащей между грудей обоюдоострый топор. Фигурка найдена на горе Морроне на итальянской стороне Адриатики и относится предположительно к 1800–1600 годам до Рождества Христова. Я сравнил две надписи. В них оказались похожие символы. Надпись сделана слева направо, и в ней говорится о пожертвовании богине моря Я-му. Жертвователь, моряк, намеревался умиротворить богиню и попросить ее защиты в плавании. Текст, который вы мне дали, оформлен также в виде просьбы, но обращен к богу Амону. Это египетский бог, но мы не должны забывать, что критская культура была во многом связана с египетской. Некоторые исследователи утверждают, что речь идет об одной из ветвей этой культуры. Следующие слова с большим трудом поддавались расшифровке: «бессмертный», «жизнь», «тело», «жертва»…

— Каков же весь перевод? — нетерпеливо спросил Геркулес.

Никос искоса посмотрел на него, заглянул в свою тетрадь и приготовился читать. И он сделал бы это, если бы над их головами не засвистели пули, заставив всех пригнуться и бежать в сторону Парфенона в поисках укрытия.

 

50

Афинский Акрополь, 16 января 1915 года

Укрывшись от огня, они увидели, что стрельба по ним ведется из трех точек. Определить число стрелявших было невозможно, но по плотности огня можно было предположить, что стрелков не менее дюжины.

Геркулес и его друзья ответного огня не открывали. У них было всего три пистолета и восемнадцать патронов на всех, а с расстояния, на которое они отошли, поразить цель было нереально.

— Что будем делать, Геркулес? — спросил Линкольн, сжимая в руке пистолет.

— Не знаю. Их больше, они лучше вооружены, так что… самое лучшее — пойти на переговоры и сдаться.

— Но если мы сдадимся, где гарантия, что потом они все равно не прикончат нас? — спрашивал Линкольн, над головой которого продолжали свистеть пули.

— Аль-Мундир захочет испытать камень на ком-нибудь. Джамиля для этого — самая походящая кандидатура. Он может вернуть ее к жизни, хотя потом прикончит и ее, и всех нас, — сказал Геркулес. — По крайней мере, так мы выиграем немного времени.

Линкольн поднял белый платок, и стрельба прекратилась. Геркулес встал во весь рост и прокричал:

— Мы сдаемся при условии, что вы проведете обряд с Джамилей и отпустите нас с миром.

На эспланаде царила полная тишина. Потом поднялся усатый мужчина, одетый по европейской моде. Этот был аль-Мундир — он сбрил бороду и отказался от арабской одежды.

— Если сдадитесь, мы ничего вам не сделаем!

— Проведете ритуал с Джамилей? — спросил Геркулес.

Снова воцарилась тишина, после чего прозвучал голос араба:

— Согласен! Бросайте оружие.

Алиса и Линкольн посмотрели на Геркулеса, и тот жестом приказал им подчиниться. К ним медленно приближались шесть вооруженных человек.

— Но что они делают? Они перестреляют нас всех, — заговорил Гарстанг.

— У нас нет другого выбора. Сопротивление бесполезно. Пожалуйста, Никос, вы не могли бы передать мне текст? — попросил Геркулес.

Никос передал записную книжку Геркулесу, и тот вырвал из нее одну страничку. Ассасины подошли и окружили группу.

— Вы можете приказать своим людям, чтобы они не держали нас на прицеле?

Аль-Мундир посмотрел на него с недоверием, но все же сделал жест рукой и его люди опустили оружие. Араб протянул руку, но Геркулес не спешил отдавать ему листок.

— Не забывайте: вы дали мне слово. Поклянитесь Аллахом.

— Вы с ума сошли?

Геркулес смял бумажку и сунул ее в рот.

— Спокойно. Я клянусь…

Геркулес вынул бумажку изо рта и передал ее аль-Мундиру. Тот посмотрел на нее и, приходя в бешенство, вернул.

— Я не читаю по-гречески!

Никос сделал шаг вперед и взял бумажку у Геркулеса.

— Я прочитаю это.

— Нет, подождите. Нужно соблюсти ритуал. Здесь мы этого делать не можем. Будет лучше, если вы пройдете с нами, — предложил араб.

Все направились к парадной лестнице. Первыми шли Алиса, Линкольн, Гарстанг и Никос, за ними шла Джамиля, опираясь на руку Геркулеса. По обеим сторонам и с тыла группу сопровождали шестеро ассасинов.

Они начали спускаться по лестнице, как вдруг навстречу им побежали британские солдаты, разворачиваясь в цепь. Геркулес и его друзья рухнули на землю, и началась стрельба. Трое ассасинов сразу же были убиты. Аль-Мундир и еще два человека в черном поспешно бежали. Солдаты пропустили их через свою цепь и начали преследование. Геркулес и Линкольн подобрали оружие убитых ассасинов и побежали за солдатами.

Несколько минут спустя они вернулись с одним пленником.

— Аль-Мундир сбежал, — сообщил, задыхаясь, Геркулес.

— Это ужасно, — воскликнул профессор Гарстанг, — он унес и камень, и перевод!

— Это ему так кажется, — сказал Геркулес, показывая записную книжку. — Я вырвал первый попавшийся листок. Наше счастье, что он не знает греческого.

— Очень разумно с вашей стороны, — заметил довольный Гарстанг.

— Твоя идея привлечь к этому делу английскую армию была неплоха, но, по крайней мере, ты мог предупредить нас заранее, — упрекнула Алиса.

— Да, ваши контакты с главным командованием во многом упростили дело, — констатировал Гарстанг.

— Мы уже давно знакомы с первым лордом Адмиралтейства. Уинстон Черчилль — наш старый друг.

— Но как мы отыщем камень? — слабым голосом спросила Джамиля.

— Допросим этого типа, камень еще в Афинах, мы его найдем, — успокоил ее Геркулес, даже не догадываясь, что создавшаяся ситуация в ближайшее время резко усложнится.

 

51

Стамбул, 16 января 1915 года

Султан был измотан. Его большие, с китайским разрезом, глаза потухли, и вокруг них залегли синие круги. Аудиенций во второй половине дня он обычно не давал, однако молодые офицеры, которые теперь доминировали в политике, слово «нет» в качестве ответа не принимали. Самым настойчивым и упорным, чтобы не сказать самым высокомерным и бестактным, был Мустафа Кемаль. Султан знал, что зависит от него. Он давно потерял бы власть и самое жизнь, если бы некоторые политические деятели не видели в нем последнего оттоманского султана, и прежде всего девяносто девятого халифа ислама, то есть фигуру почитаемую и неприкосновенную.

Один из слуг доложил о приходе генерала, и Мехмед V попытался изобразить на своем лице самую приветливую улыбку, на которую только был способен. Мустафа Кемаль вошел, громыхая своими сапожищами по мраморному полу и, не снимая головного убора, заговорил:

— Султан, мы должны действовать как можно быстрее. Англичане намерены напасть на нас с юга, через полуостров Галлиполи. Их цель — взятие Стамбула.

Мехмеду V не удалось скрыть испуганного взгляда. Если англичане возьмут Стамбул, его голова полетит первой.

— Как вы это узнали?

— Мы перехватили английского шпиона-армянина. Сейчас он понес англичанам дезинформацию, но если нам не удастся усилить этот фронт, удержать противника мы не сможем.

— Сопротивляться англичанам — это безумие. Наши армии обратятся в бегство, — ответил перепуганный султан.

— Мы одержали победу над русскими на Кавказе.

— Так оно и есть, генерал, но это было много месяцев назад. Теперь же наша армия под натиском русских отступает.

— Наши войска готовы перекрыть Суэцкий канал и напасть на Египет.

— Это будет не очень легко, особенно сейчас, когда мы должны направить подкрепления на Галлиполи.

— Султан, наш самый главный враг — трусость.

— Нет, генерал, наш главный враг — неосмотрительность.

Мустафа Кемаль внимательно посмотрел в глаза Мехмеду V и, ткнув указательным пальцем ему в грудь, спросил:

— Разве не вы халиф, глава уммы?

— Аллах всемогущ, но победить мы можем только с помощью хитрости.

— Так проявите же хитрость и подпишите приказ об отправке войск на Галлиполи.

Мустафа протянул султану приказ, и тот принял его дрожащей от страха рукой. Потом он взял со стола одну из авторучек и нацарапал свое имя.

— Обещаю вам, что вы не пожалеете.

— Пожалуйста, вы не могли бы оставить меня одного?

Мустафа Кемаль взял бумагу, пробежал по ней глазами и направился к выходу.

— Генерал, что вы предполагаете делать с армянами?

— Это не входит в мои обязанности. Я военный. Спросите об этом правительство.

— Но кто отдал приказ об их переселении?

— Это сделали три паши.

Султан подпер голову руками. Он уже давно был марионеткой в руках армии. Сердце старика не выдерживало. «Пожалей, Аллах, его душу».

 

52

Александрия, 16 января 1915 года

Телеграмма из Салоник не оставляла никаких сомнений. Информатор-армянин подтвердил уязвимость Галлиполи, и все, что оставалось сделать, — это дать зеленый свет реализации готового плана. Когда совещание достигло кульминации, Черчилль встал и, уперев руки в крышку стола, сказал:

— Джентльмены, история преподносит нам уникальную возможность. Если мы овладеем Стамбулом и одержим быструю победу над турками, то сможем усилить русский фронт. Нейтральные государства — Румыния, Болгария, Греция и Италия — перестанут страшиться австрийцев и, при наличии соответствующих территориальных обещаний, присоединятся к нам в наступлении на Вену. Война закончится менее чем через шесть месяцев.

— А что будет, если нам не удастся овладеть Галлиполи? — спросил один из офицеров.

— Что будет? С этой минуты напоминайте мне, что я обещал расстрелять каждого офицера, который сомневается в нашей победе, — пошутил Черчилль.

Все главное командование разразилось смехом.

— Турецкие силы разрознены. Джемаль-паша на Суэцком канале намеревается захватить Египет; Энвер-паша получил хорошую взбучку в Армении и на Кавказе, а когда начнется восстание армян, положение турок еще больше усложнится.

— Но Галлиполи обороняет Пятая армия, которая, как считается, является самым лучшим турецким соединением, — возразил тот же офицер.

— Лучшая турецкая армия хуже любого нашего пехотного формирования, укомплектованного индусами. Не беспокойтесь, даже «кенгуру» смогут разгромить этих неверных солдат, — высокомерно парировал Черчилль.

— Но они находятся под руководством Отто Лимана фон Сандерса, — настаивал офицер.

— Я не боюсь немца. Один человек не может изменить то, что нам предначертано судьбой.

Черчилль вскинул подбородок и обвел взглядом офицеров. Его голубые на выкате глаза метали молнии. План был продуман, и не важно, что кому-то он не нравится. Черчилль победоносно завершит военный конфликт и вернется домой как герой. Это его война, и он не собирается пускать ее на самотек.

 

53

Афины, 16 января 1915 года

Британские солдаты сопровождали их до консульства. К счастью, греки предпочли остаться в стороне, когда консул сообщил, что речь идет о группе турецких шпионов, которые проникли в страну.

Геркулес и Линкольн допросили захваченного ассасина в подвале посольства.

Время работало против них. Если аль-Мундир бежал из Афин, то вероятность спасти Джамилю понижалась до минимума, и, хотя Геркулес не признавал чудодейственную силу «Сердца Амона», ему хотелось верить, что хоть каким-то образом камень улучшит ее состояние.

— Хорошо, — сказал по-арабски Геркулес. — Я знаю, как заставить тебя говорить.

Они беседовали с пленником уже больше двух часов, но, не добившись никаких результатов, были на грани отчаяния. На рубашке Геркулеса проступили большие пятна пота, правда, положение пленника было намного хуже. Они позволили солдатам избить его, и теперь все его лицо было в кровоподтеках, под глазами появились синяки, а из разбитых губ сочилась кровь.

— Если будешь сотрудничать, мы оставим тебя в покое, в противном случае тебя повесят как шпиона.

— Я умру как мученик, проклятый неверный! — прокричал пленный и плюнул Геркулесу в лицо.

— Но умереть — это не самое худшее, мы оставим тебя жить обесчещенным перед твоим народом, — предупредил пленника Линкольн.

Пользуясь тем, что пленник был связан, он вставил ему в рот воронку и начал заливать спиртное. Вино текло по груди, иногда ассасин захлебывался, но все-таки в него удалось влить более двух литров. Голова у пленного закружилась, хотя держался он по-прежнему твердо. Геркулес достал шприц и сделал ему укол в руку.

— Это усилит воздействие, — сказал он.

Спустя несколько минут пленник закинул назад голову и закатил глаза.

— Попробую говорить с ним так, словно я его начальник, — шепнул Геркулес Линкольну.

— Низарит, сын Аламута, добрый моджахед. Неверные обманули брата аль-Мундира, дали ему не ту бумагу. Если мы вовремя не найдем его, ритуал не даст желаемого результата. Где сейчас аль-Мундир?

— Я не могу говорить, они меня услышат.

— Успокойся, мы здесь одни.

— Они меня связали, — говорил, словно в трансе, пленник.

— Не бойся, брат. Если мы не предупредим аль-Мундира, случится беда — и для ислама, и для братьев.

— Не могу.

— У меня нет времени. Если он убежит, я не смогу его найти.

— Он возвращается домой.

— Домой?

— Возвращается в Аламут, там наш имам. Да благословит Аллах его имя во веки веков.

— Когда он отъедет?

— Сегодняшней ночью. На красном судне.

— Красное судно? Как оно называется?

— Я этого не знаю, брат.

Геркулес дал знак Линкольну, и оба вышли из помещения.

— Думаешь, он говорит правду?

— Он находится в состоянии, похожем на гипноз. И то, что он нам рассказал, похоже на правду.

— В таком случае нам следует поспешить, чтобы быть в порту раньше, чем он сможет удрать.

— У нас мало информации, но будем надеяться, что в порту не так много судов красного цвета, — сказал Геркулес, надевая пиджак и выходя из подвала.

 

54

Афины, 16 января 1915 года

Порт был безлюден. Только кое-где светились огни кораблей, а тишину нарушал лишь шелест волн да поскрипывание снастей. Геркулес и Линкольн рыскали по порту более часа, но безуспешно. Линкольн считал, что пленный обманул их, ведь это был религиозный фанатик, готовый отдать жизнь за свою веру, но Геркулес настаивал на продолжении поиска. В его усталом взгляде и печальном выражении лица читался страх вернуться в пансионат с пустыми руками.

Когда друзья уже собрались уходить, они увидели суденышко, которое поначалу не заметили. Корпус суденышка был неопределенного цвета. Морская соль и эрозия съели большую часть окраски, и ее цвет трудно было определить. Судно стояло под итальянским флагом, но турки часто плавали под чужим флагом, чтобы избежать досмотра и иметь возможность швартоваться в портах западных стран.

Геркулес жестом пригласил Линкольна подняться на палубу, и тот вынул револьвер. На палубе, казалось, никого не было. Друзья шли медленно, на цыпочках, чтобы не выдать себя скрипом деревянной обшивки палубы. В это время из тени вынырнул силуэт человека, бежавшего в сторону трапа. Геркулес и Линкольн бросились за этим человеком и схватили его, когда тот уже был готов покинуть судно. Когда его повалили, он начал кричать и дергаться.

— Отпустите меня, пожалуйста.

По голосу друзья поняли, что это не аль-Мундир, да и кричал он не по-арабски. Линкольн продолжал держать его на прицеле, но незнакомцу позволили слегка привстать. В течение нескольких секунд на них смотрели огромные черные глаза. Это был всего лишь насмерть перепуганный паренек с грязным лицом, по которому градом катился пот.

— Кто ты такой? — спросил Геркулес.

Парень не отвечал. Он ошалел от побоев и смотрел потерянным взглядом.

— Что ты здесь делаешь? Кто ты? — настойчиво спрашивал Геркулес, встряхивая парня.

— Я Роланд Шароян, — ответил парень дрожащим от страха голосом.

— Ты не араб, так?

— Нет, я армянин.

— Что ты делаешь на этом судне? Где остальные члены экипажа? — спросил нетерпеливо Геркулес.

— Они ушли, все, кроме моего охранника.

Геркулес выпустил юношу, и тот, рухнув на настил, закрыл лицо руками и сказал что-то такое, чего друзья не могли понять. Теперь за дело принялся Линкольн, продолжая допрос:

— Что ты делаешь на этом судне? Знаешь, куда они ушли?

— Я мало что знаю, господин. Я был их пленником. Они собирались отправиться на этом судне в Стамбул, но что-то у них не получилось, и они бежали на судне меньшего размера. Меня оставили с моим охранником, мерзким типом. Прямо перед тем как подняться на корабль, мне удалось освободиться от него, — ответил парень по-английски.

В дело вступил Геркулес.

— Куда они направились? Сколько времени прошло с тех пор? — обратился он к мальчишке.

— Я слышал, что они направляются в Стамбул, а потом в долину Аламут. Больше ничего не знаю.

— Не было ли с ними аль-Мундира?

— Я не знаю их имен.

— Почему они тебя насильно удерживали? — спросил Линкольн.

— Я вез письмо для английского главного командования в Салониках, но меня поймали и вынудили доставить другое письмо, а теперь я возвращался в Стамбул с ответом. Они захватили мою семью, — добавил юноша и рухнул на палубу, заливаясь слезами.

— Успокойся, — сказал Линкольн, продолжая держать пистолет наготове и обнимая рукой парня.

— Почему тебя держали под арестом ассасины? — спросил Геркулес.

— Кто? Меня задержали турецкие солдаты, господин.

— Турецкие солдаты? — переспросил Линкольн.

— Это значит, что ассасины и турецкие секретные службы сотрудничают, — заключил Геркулес.

— Я не знаю этой группы. Турецкие секретные службы задержали меня, угрожали убить моих близких, а теперь везли меня обратно в Стамбул. Это все, что я знаю.

— Они удрали, Линкольн. Что мы будем теперь делать? Что будет с Джамилей? — проговорил совершенно обескураженный Геркулес.

Линкольн смотрел на него, не зная, что ответить. Ему было знакомо это выражение беспокойства и бессилия на лице друга. Он видел такое же выражение на его лице много лет назад, когда погибла одна из его лучших подруг, журналистка Хелен Гамильтон.

— Мы найдем решение, дорогой Геркулес. Найдем обязательно. Я тебе обещаю, — проговорил Линкольн и положил руку на плечо товарища, а Геркулес заплакал, как ребенок.

 

55

Стамбул, 17 января 1915 года

Едва прибыв в город, он тотчас направился в дом генерала. У него была и драгоценность, и перевод. Он ощущал одновременно душевный подъем и нервный трепет. Постучав в дверь небольшого особняка, он ждал ответа. Сначала слуги отвели его в гостиную, а потом — в кабинет.

Генерал был одним из братьев, но он должен был жить в роскоши и показном великолепии: иногда Аллах требовал разного рода жертв. Так было всегда. Братья поднимались до самых верхов, но в нужный момент возвращались на службу делу.

Апартаменты были погружены в полумрак. Генерал ожидал его, сидя за столом. Аль-Мундир появился перед генералом и приветствовал его.

— Ты его достал?

— Да, господин.

— Слава Аллаху.

— Слава Аллаху.

— У нас мало времени. Тебе нужно будет ехать как можно скорее.

— С восходом солнца я отправлюсь в путь.

— Тебе удалось убить этих людей?

— Нет, генерал, но думаю, теперь от них никаких препятствий не будет. Им неизвестна великая сила рубина. Женщина-арабка вот-вот умрет. Думаю, что они ее бросят.

— Так будет лучше для всех.

— Я отправляюсь в Аламут, но когда мы все подготовим, я вернусь.

— Наш план осуществляется. Халиф сделает то, что ему будет сказано. Армян мы собираем в различных лагерях, и многие из них уже умерли, но не беспокойся: те, кто в Стамбуле, все твои, — произнес с улыбкой генерал.

— Слава Аллаху, — радостно воскликнул аль-Мундир. — Наконец-то мы вернем мусульманам то, что им принадлежит по праву.

 

56

Салоники, 19 января 1915 года

— Собираетесь пересечь Турцию и Персию в разгар войны? — спросил первый лорд Адмиралтейства. Он прибыл из Александрии, чтобы обсудить последние детали Галлиполийской наступательной операции.

— У нас нет выбора, — ответил Геркулес.

— Я понимаю ваше положение. Вы джентльмены, и намерены спасти даму, однако проникать на территорию Турции равносильно самоубийству.

— И не только это, мы обеспокоены тем, что ассасины что-то затевают. Что-то такое, что может повлиять на ход войны в целом, — сказал Линкольн.

Геркулес гневно посмотрел на него. Они договаривались не обсуждать некоторые темы с Черчиллем. Англичанин посмотрел на них широко раскрытыми глазами.

— Ассасины? Шутить изволите? — Черчилль лукаво взглянул на мужчин, но озабоченное выражение лиц его собеседников не оставляло ни тени сомнения.

— Однако вы говорите мне о секте, которая занималась убийствами крестоносцев в одиннадцатом и двенадцатом веках?

— Как вам должно быть известно, секта активно действует до сих пор. Не так давно их имама в Индии привечал сам король. Ваш король знаком с ним с тех времен, когда был принцем Уэльским, — пояснил Линкольн.

— Сейчас ассасины — всего лишь безобидная религиозная секта, которая сослужила службу Британской короне, и полагаю, никакой опасности она не представляет.

— Одну представляет… — начал было Линкольн, но Геркулес его остановил.

— Один козырь про запас у них есть. Мы имеем доказательства того, что они вступили в союз с турками и, надо думать, собираются предать Его Величество.

Черчилль задумался. Он был слишком занят, чтобы тратить время на какие-то фантазии о секте убийц.

— Я обещал вам свою помощь и не собираюсь оставлять вас в беде. Наш корабль доставит вас к берегам Турции, после чего я уже не смогу гарантировать вашей безопасности. Профессор Гарстанг не сможет сопровождать вас, поскольку он британский подданный, а значит, будет немедленно арестован.

— Большое спасибо, сэр, — сказал Линкольн, изображая на лице радостную улыбку.

— Но у меня есть еще одно условие. По возвращении вы сообщите мне все, что может оказаться полезным для британской армии.

— Вы просите нас заниматься шпионажем? — удивился Геркулес.

— Я предлагаю вам сделку.

— Хорошо, мы сделаем все, что будет в наших силах, но отправляться в путь нам нужно как можно быстрее, — согласился Геркулес.

— Сегодняшней ночью вы отправитесь в район Галлиполи. Молитесь, чтобы никто не заметил, как вы сходите с корабля английских ВМС. Если кто-нибудь заподозрит вас в связи с нами, не сносить вам головы, — заключил Черчилль, прищурив огромные глаза.

— Нас будет пятеро: Алиса, Линкольн, Никос Казанцакис, молодой армянин и я.

— Надеюсь, вы знаете, на что идете. Греков и армян в Турции не очень жалуют, — ответил Черчилль.

— Поэтому мы просим вас сделать два фальшивых паспорта. Это позволит им сойти за персидских евреев.

— А вы, вы-то за кого собираетесь сойти, за индусов? — лукаво пошутил Черчилль.

 

57

Стамбул, 21 января 1915 года

После доставки к побережью неподалеку от Стамбула группе предстояло найти какой-то транспорт и ехать в столицу. Проверки на пути были частыми, и друзьям приходилось всякий раз объяснять, почему в их паспортах нет отметки о въезде в страну и какова цель их визита в Стамбул. Для турецких властей они были группкой коммерсантов из нейтральных стран, которые намеревались предложить турецкой армии медикаменты.

Город был полностью занят войсками. На некоторых улицах были построены баррикады из мешков с песком, и путешественникам в каждом новом районе приходилось предъявлять документы. Не оставалось сомнений: турки готовили город к возможному вторжению.

Их проводником стал Роланд Шароян. Друзьям приходилось рассчитывать на помощь армян, ведь так или иначе им предстояло пройти по их территории. Зона, которая официально принадлежала Оттоманской империи, де-факто пользовалась определенной долей независимости.

Молодой армянин привел их к вилле в окрестностях Стамбула, вокруг которой было довольно много вооруженных людей. Здесь жил еще не арестованный лидер армян. Роланд переговорил с охраной, и друзья вошли в большой сад. А внутри дома Роланд представил их Крисостомо Андрассу, одному из руководителей армянского сопротивления в городе. Роланд говорил сбивчиво, пытаясь скрыть волнение, потому что понимал: если организация узнает, что он их предал, с ним незамедлительно расправятся.

— Молодой Роланд сделал правильно, что привел вас сюда. Мир должен знать, что турки делают с нашим народом. Хочу, чтобы вы знали, — ваша миссия будет очень опасной. Турция участвует в войне, и поэтому во всех иностранцах видит шпионов. Особенно в христианах.

— Не понимаю, почему это происходит, — заговорил Линкольн. — Ведь мы сосуществуем сотни лет?

— Да, мирное сосуществование длилось шесть веков — этого нельзя отрицать. Но теперь далеко не счастливый конец ожидает одного из субъектов этого сосуществования — нас, армян, — заметил Андрасс.

— Но армяне хотят независимости, и это нормально, что правительство в Стамбуле несогласно. В моей стране, Соединенных Штатах, несколько штатов намеревались добиться независимости, и нам пришлось вести гражданскую войну, чтобы не позволить им сделать это, — возразил Линкольн.

— Но цели нашей борьбы иные. Мы, армяне, способствовали культурному, экономическому и политическому прогрессу Оттоманской империи. Более того, советниками известных оттоманских султанов всегда были армяне. Оттоманская империя теряла силы и постепенно склонялась к Азии. Оттоманские власти укрепили свои связи с Востоком, и теперь мы, христиане, им не нужны.

— Это нормально, — повторил Геркулес.

— Да, но это привело к постепенному отуречиванию, к попытке объединить на одной территории имперский набор народов разных национальностей. Но мы, армяне, постоянно напоминаем туркам, что именно мы населяли Малую Азию с древнейших времен.

— Мы живем в эпоху националистических воззрений. Но я не понимаю, почему люди не могут объединиться в одно государство. В моей стране мирно сосуществуют люди сотен национальностей, — продолжал доказывать свою правоту Линкольн.

— А люди вашей расы? Им тоже счастливо живется в вашей стране? — парировал этот аргумент Андрасс.

— Перед неграми сейчас открываются новые возможности. Мы начали с колоссального неравенства, но теперь понемногу получаем наши права, — ответил, нахмурившись, Линкольн.

— Мы, армяне, очень далеки от турок. Они следуют своим, идущим из глубины веков традициям, а мы знакомимся с новыми прогрессивными идеями, которые приходят из Европы. Турки обложили нас тяжелой данью, обрекли на бесправие и постоянные грабежи. Нас считают людьми второго сорта. И это на нашей собственной земле.

— Я понимаю вашу точку зрения.

— Естественно. Мой народ многие века также подвергался угнетению со стороны турок. Каждый народ имеет право выбирать собственную судьбу, — заговорил Никос Казанцакис.

— Поэтому в моей стране возникли мятежи и прочие беспорядки, которые жестоко подавляются путем массового истребления людей. Турция представляет собой конгломерат многих национальностей: курдов, черкесов и даже сефардов. Со времен правления султана Абдул-Хамида II, включая время правления триумвирата Иттихад, — вот уже более тридцати лет длится медленно текущий геноцид.

— Думаю, что вы преувеличиваете, — усомнился Геркулес.

— Преувеличиваю? И при Абдул-Хамиде II, и раньше, при его браге Мурате V, они принимали все меры для того, чтобы либо изгнать, либо истребить армян. Конституция Мидхат-паши могла покончить с произволом халифов, однако приход к власти Хамида означал установление экстремального авторитаризма, позорного абсолютизма, при котором вся власть сосредоточивается в руках одного человека. Турецкая конституция предоставляла прерогативы для всех национальных меньшинств империи, но была аннулирована, а Мидхат-паша был сослан, — с сожалением произнес Андрасс.

— Неужели вы не видите, что не все турки так уж плохи, — вставил свое слово Линкольн.

— Я это знаю. У меня есть друзья среди турок. Но правительство видит во всех нас только русских шпионов.

— Вообще-то, сказать по правде, вы на самом деле действуете им во вред, — продолжал возражать Линкольн.

— Что нам остается делать? Они вывели нас из состава вооруженных сил. Со времени русско-турецкой войны разногласия на этнической почве только усиливались. Одно из разногласий проявилось в переселении черкесов и татар в район Анатолии. На эти группы и на курдов распространялся закон, называемый хаффир (право на защиту), который, по сути дела, стал разрешением на грабеж христиан.

— Да что вы говорите? — удивился Линкольн.

— То, что вы слышите. Это было одно из самых реакционных разрешений, которые давал режим Хамида, то самое, в котором, в частности, говорилось: «любой мусульманин имеет право опробовать свою саблю на шее христианина».

— Но это же варварство, — возмутился Линкольн.

— Так что проблема армян — это еще и проблема религиозная. С тех пор как Россия напала на города Батум, Ардахан и Карс, нас, армян, обвинили в измене: якобы мы помогали царским войскам продвигаться на юг. В качестве наказания султан Хамид всячески подталкивал курдов, черкесов и татар к созданию подразделений смерти, которые сам называл хамидскими. В задачу этих формирований входил грабеж армянских домов, а людей, сопротивлявшихся грабежам, разрешалось убивать.

— Я ничего не знала о бесчеловечном отношении стамбульских властей к армянам, — сказала Алиса.

— Русские же, наоборот, обещали, что в случае присоединения к Российской империи захваченных городов они обеспечат защиту армянскому населению. Поэтому 3 марта 1878 года был заключен Сан-Стефанский мирный договор, согласно шестнадцатой статье которого предполагалось, что в обмен на возвращение оккупированных территорий Оттоманская империя обязуется улучшить положение в провинциях, населенных армянами. Понимаете? Турки на международном уровне обещали относиться к нам с уважением, но своего слова не сдержали.

— Это точно, они этого не сделали, — сказал молчавший до этого Роланд. Его глаза пылали бешеным негодованием за судьбу своего народа.

— Впервые в мировой дипломатической практике обсуждался армянский вопрос, но несколько месяцев спустя на Берлинском конгрессе был подписан двусмысленный документ без указания реальных улучшений жизни армянского населения. Султан Хамид понимал, что армяне воспользуются территориальной административной реформой, чтобы получить автономию, подобно тому, как много раньше это сделала Болгария.

— И вы не сделали бы этого, даже если бы могли? — спросил Геркулес.

— Ну, конечно же, попытались бы. Это было наше право, но тогда мы только просили автономии.

— Ситуация наверняка изменится к лучшему, когда закончится война, — предположил Линкольн.

— Подъем национального самосознания неизбежен. За границей действует несколько армянских политических партий, которые ведут активную работу и внутри империи. Это и партия Арменаган, и Революционная армянская федерация, и партия Гнчакян и Рамгавар. Мы входим в состав Революционной армянской федерации.

— Район, который нам предстоит пересечь, опасен? — спросила Алиса.

— В некоторых городах, в частности в Зейтуне и Сасуне, происходят мятежи. Мы, армяне, взялись за оружие в ответ на курдские нападения, которые осуществляются с ведома и разрешения султана.

— Это точно, отец рассказывал мне, что султан не мог стерпеть, чтобы армяне имели сношения с внешним миром и с протестантизмом, который проповедают миссионеры-евангелисты, расселившиеся по всей Анатолии в поисках новых адептов, — подтвердил Роланд. — Поэтому в середине 1895 года Красный Султан приказал вырезать армян на всей территории Анатолии, особенно тех, кто был связан с политическими партиями и христианскими религиозными миссиями, — рассказал Роланд. — Я знаю об этом, потому что они убили моего отца, священника-евангелиста, а от нашей церкви не осталось и камня на камне.

— Сожалею, — сказал Линкольн. Он сам был сыном священника-баптиста и знал, насколько тяжела жизнь миссионера.

— Но мы, армяне, не сидим сложа руки, — продолжал Андрасс. — Мы со всей яростью напали на курдов, сначала в Янасоре и Стамбуле. Одна группа армян захватила турецкий банк и угрожала взорвать его, если не будут выполнены данные им обещания. Бомбу они так и не взорвали, но вызвали взрыв бешенства у Абдул-Хамида, который приказал провести новые массовые убийства в населенных пунктах вокруг Стамбула. Репутация турок в Европе упала. Сам Абдул-Хамид испытывал настоящий дипломатический кризис. Посольства всех европейских стран и Соединенных Штатов требовали объяснений по поводу убийств армян и иностранных миссионеров без суда и следствия. Росло недовольство, а напряженность, вызванная большими территориальными потерями на Балканах, становилась невыносимой. В этих условиях в Салониках зародилось тайное движение, которое считается прогрессивным.

— Младотурки, — подсказал Никос Казанцакис.

— Да, младотурки, которые связаны с разного рода тайными и дипломатическими организациями Европы и Соединенных Штатов и которым удалось отстранить от власти султана Хамида. Это произошло 23 июля 1908 года, то есть шесть лет назад. Тогда все турецкое население, в том числе и мы, армяне, ликовали по поводу смены режима и представить себе не могли, что разрушительное семя, посеянное Абдул-Хамидом, принесет плоды в виде правительства младотурков, — продолжил Андрасс дрожащим от нескрываемой печали голосом.

— Мы сожалеем, — сказал Линкольн.

— Не беспокойтесь. Когда победят англичане, мы наконец сможем обрести свою страну. Подойдите, я покажу вам маршрут, которому вам нужно будет следовать, — сказал Андрасс, направляясь к столу; все подошли к нему и встали вокруг. — Вас будут сопровождать четыре наших человека. Они будут вашими проводниками и охранниками. Вот, смотрите, — сказал он, склоняясь над картой. — На протяжении всего маршрута вам придется идти по турецкой территории. Это наиболее безопасный маршрут, хотя и не самый короткий. Воспользуйтесь поездом «Стамбул — Эривань». Оттуда на повозке по старой дороге до Баку и далее по морю до Рашта, далее на Казвин и уже оттуда в долину Аламут. Возвращаться вам будет лучше через Сирию, которая тоже находится в состоянии войны, но там вам помогут англичане.

— Сколько времени у нас может занять все путешествие? — спросил Геркулес, которого беспокоило состояние Джамили: оно было стабильным, но сколько времени продлится эта стабильность, было неизвестно.

— Отсюда до Эривани на поезде — три дня, если не будет задержек, но сойти вам нужно будет раньше. Этот город находится в российской части Армении. От Эривани до Баку — два дня на повозке. Сколько времени займет путь оттуда до Казвина, я не знаю. Бывать там мне не приходилось, но через два-три дня вы будете уже у подножия гор.

— Все вместе составит восемь-десять дней, — подсчитала Алиса.

— К этому следует прибавить время продвижения по долине Аламут и время на возвращение, — добавил Геркулес.

— Один месяц, если все пойдет нормально. Через месяц вы вернетесь.

Геркулес ощутил сухость во рту. Он винил себя за то, что не смог поймать аль-Мундира. Теперь же им предстояло пересечь Турцию, Ирак и Иран, преследуя сумасшедшего фанатика.

 

58

Стамбул, 22 января 1915 года

Армен Мовсисян оглянулся, но слежки за собой не обнаружил. В последние дни им владело чувство беспокойства. Кое-кто из друзей султана рассказал ему, что военные замышляют что-то против армян, но он решил, что речь идет об обычных погромах. Несколько армян-христиан умрут, что послужит снижению накала мусульманских страстей, и все вернется на круги своя. Он не считал себя циником, но судьба ничтожного числа бедных армян не очень-то его беспокоила. Он был в первую очередь турком и только во вторую — армянином. Его семья состояла на службе у трех султанов, и даже в самые трудные времена, во время правления Красного Султана, им ничто не угрожало.

На Стамбул опускалась ночь. Армен Мовсисян ускорил шаг, вышел из армянского квартала и направился к дворцу. Ему показалось странным, что султан вызвал его к себе в столь поздний час, но кем он был, чтобы ставить под сомнение решение прямого потомка Магомета.

Он шел по широкому проспекту. После захода солнца наступал комендантский час, улицы пустели, но у него был специальный пропуск. Армен почувствовал озноб и застегнул пальто. Небо застилали большие плотные тучи, воздух повлажнел, отчего кости старого армянина заныли.

Позади послышалось какое-то бормотание, и он испуганно оглянулся. Трое молодых евреев о чем-то возбужденно переговаривались. Было странно видеть евреев на улице в столь поздний час, но некоторые из них допоздна изучали Тору под руководством раввинов в специальных школах. Группа собеседников подошла к нему, и один из молодых людей заговорил:

— Извините, мы заблудились. Вы не знаете, где находится улица Османада махалеси?

Армен Мовсисян удивился. Этот квартал находился на другой стороне Золотого Рога, а евреев там не жаловали.

— Вам нужно пройти до моста.

— До какого моста? — спросил на превосходном арабском юноша.

— Вон до того, — показал пальцем Армен.

— Вы не могли бы пройти вместе с нами?

— Сожалею, но я должен быть срочно в Долмабахче. — И старый Армен Мовсисян пробормотал что-то невразумительное про себя и пошел своей дорогой, но молодые люди, не дав Армену опомниться, обступили его, распахнули свои плащи, обнажая огромные кинжалы.

— Святой Георгий, помоги мне!

Трое набросились на старика, нанося удары кинжалами, от которых он мог защищаться только голыми руками.

— Неверный старикашка, — сказал один из них. — Мы, ассасины, отправляем тебя, как безбожника, в ад. Пройдет немного времени, и весь твой род покинет земли ислама.

Старик упал в лужу крови. Туман уже заволакивал его глаза, а молодые люди все наносили ему, лежачему, удары своими кинжалами. Старик начал про себя читать молитву. Древний Бог армян, тот самый, которого он так часто презирал, сейчас стал его единственным утешением.

— Сегодня был только один, завтра умрут сотни! — воскликнул ассасин, вытирая свой палаш об одежду старика. Его сотоварищи улыбнулись его призыву и отправились на поиски новой жертвы.

 

59

Стамбул, 23 января 1915 года

Когда Мустафа Кемаль вошел в тронный зал, на лице султана лежала печать беспокойства. Большие глаза были закрыты, голова опущена. В то утро он не привел себя в порядок, и его внешний вид был жалок.

— Что происходит, султан? — спросил генерал.

— Вы этого не знаете? Сейчас об этом знает уже весь Стамбул.

Мустафе было известно о жестоких убийствах предыдущей ночи, но он всячески скрывал эту информацию от обеспокоенного монарха.

— Они убили моего секретаря по вопросам экономики Армена Мовсисяна в нескольких метрах от дворца. Наши враги повсюду, — произнес султан низким голосом.

— Это всего лишь презренный армянин. Чего стоит его жизнь? Мы давно просили вас уволить его.

— Его семья служила моей династии более двухсот лет. Зачем было его убивать?

— Затем, что он был христианином, а вам хорошо известно отношение народа к фаворитизму по отношению к христианам.

— Фаворитизм по отношению к неверным? Они могут критиковать мое правительство, но я всегда был беспощаден к армянам-бунтовщикам.

— А что, разве существуют лояльные? — спросил Мустафа с легкой усмешкой.

— Но это еще не все. Кто-то убил двух солдат охраны, и, что еще более серьезно, убит Ясар Буюканит, — сказал насмерть перепуганный султан.

— Наставник самого известного медресе Стамбула?

— Да, через несколько часов в городе начнется всеобщая резня, возникнет хаос.

— Я этого не допущу! — воскликнул Мустафа. — Англичане готовят нападение на Стамбул. Гнев против христиан подождет. Я выведу всех солдат на улицы, и они защитят всех армян до последнего. Когда угроза нападения на Стамбул будет устранена и англичане отойдут, мы посмотрим, что можно будет сделать с этим проклятым отродьем.

Султан с удивлением смотрел на генерала. Он никогда раньше не видел Мустафу Кемаля таким. Обычно этот хладнокровный человек не выставлял напоказ свои чувства.

 

60

От Эрзурума до Эривани, 24 января 1915 года

Поезд шел с точностью швейцарских часов до района, заселенного армянами. Никто из проводников, сопровождавших друзей, и думать не думал, что им удастся пересечь всю Турцию без каких-либо происшествий. Но все объяснялось наличием в поезде группы высших государственных чиновников, которым полагался соответствующий эскорт.

Геркулес мыслями все время где-то витал. Он почти ни с кем не разговаривал и целыми часами смотрел в окно на сменяющиеся пейзажи. Линкольн и Алиса пытались поднять ему настроение, но у них ничего не получалось. Постепенно с его отношением к действительности смирились. Никос и Роланд с воодушевлением беседовали на различные темы, а пятеро проводников, которые их сопровождали, внимательно разглядывали всех проходящих по их вагону.

Их путь от Эрзурума оказался более трудным и опасным. С Эриванью связи не было, но путешественникам удалось арендовать небольшой грузовик, в котором они попытались создать некоторые удобства, застелив днище несколькими матрацами. Основная дорога была перекрыта, поэтому приближаться к российской границе пришлось по проселочным дорогам.

Ужасное зрелище сопровождало их на всем оставшемся пути — тысячи перемещаемых на запад армян. Официальным объяснением этой акции было желание властей удалить их из района боевых действий, хотя курды и лица иных национальностей перемещению не подвергались. Колонны перемещенных лиц вызывали тревогу у наших путешественников: мужчины, женщины и дети шли по замерзшим полям практически без еды, одежды и воды. Когда кто-нибудь из стариков или детей падал от истощения, его там и оставляли лежать в ожидании того, что уготовано ему судьбой. Как правило, через некоторое время турки либо курды стаскивали с них обувь, отбирали пожитки и без всякого сожаления бросали умирать.

Наших друзей солдаты не останавливали ни разу, но вызывало беспокойство то, что их могут задержать быстро продвигающиеся русские, хотя те сосредотачивали свои войска севернее, в районе Карса и Ардагана. Разница, которую они заметили после пересечения российской границы, впечатлила их. Поля были обработаны и засеяны, крестьяне были лучше одеты, а их внешний вид свидетельствовал о том, что они пребывали в добром здравии. Удивляло состояние строений, в особенности церквей, резко отличавшихся от подобных строений на турецкой стороне: там церкви были сожжены и заброшены.

Грузовик прибыл в Эривань. Наши путешественники были совершенно измотаны, однако, вопреки их пессимистическим ожиданиям, во внешне вполне европейском городе нашлись все виды удобств. На окраине города, словно на заднем плане, виднелась большая гора Арарат, на которой, согласно христианским верованиям, во время всемирного потопа остановился Ноев ковчег.

Проводники привели их в одну из городских церквей, которая называлась кафедральным собором. Здесь было много икон, но внутреннее убранство храма не имело ничего общего с обремененными излишествами православными церквями в Греции и Египте. Свет проникал внутрь отовсюду, а холодные каменные стены и полы были покрыты порфирными занавесами и коврами.

— Сегодня отдохнем в городе, — сказал Артмут, старший проводник.

— А мы не смогли бы выйти уже этой ночью? — спросил Геркулес.

— Это бесполезно, — ответил Артмут. — Мы достигли бы Баку тоже ночью, и нам пришлось бы потерять целый день в ожидании отправления первого судна.

— Мы очень устали, и отдых нам не помешает, — попытался ободрить друга Линкольн.

— Хорошо, — согласился Геркулес.

— Мы будем гостями епископа Левона Кочаряна. Это самый авторитетный человек во всей Армении.

— Вы меня переоцениваете, — проговорил священник, приближавшийся к группе по длинной ковровой дорожке. На нем не было епископальных уборов. Его облачения больше походили на одежду англиканских священников: черный костюм, черная рубашка и белые брыжи.

— Ваше высокопреосвященство, Левон Кочарян, рад новой встрече с вами, — сказал Артмут, обнимая епископа.

— Ты представишь мне своих друзей?

Артмут сделал то, о чем его просили. Епископ приветствовал по очереди всех своих гостей, но задержался, когда очередь дошла до Геркулеса.

— Вы собираетесь посетить Долину Убийц? — спросил он его, не отнимая руки.

— Да, — ответил Геркулес, которого ошеломило выражение лица священнослужителя.

— Там есть нечто большее, нежели холодная голая местность и небольшие рощицы. Вот уже в течение многих веков в стенах крепостей, построенных ассасинами, сосредотачивается все могущество зла. Предание гласит, что любой, кто войдет в долину, немедленно превратится в одного из них.

— Мы будем осторожны, — пообещал Геркулес, отпуская руку епископа.

— Существуют вещи, неподконтрольные человеческой воле. Подобно тому, как вы не можете скрыть выражение тревоги на своем лице.

Геркулес с удивлением посмотрел на него, но потом решил, что все это лишь какой-то трюк. Посыльный, предупредивший священнослужителя об их приходе, рассказал ему и о состоянии Джамили.

— Мы готовы противостоять чему угодно.

— Невозможно бороться со злом оружием людей. Уверяю вас. Вам предстоит научиться бороться против него с помощью пистолетов совсем иного свойства.

— Сожалею, святой отец, но я не верю ни в святую воду, ни в какие-либо иные причуды религиозного ханжества.

Епископ нахмурил лоб и посмотрел ему прямо в глаза. Потом суровое выражение сошло с его лица, и он положил ему руку на плечо.

— Извините меня, не пристало доброму хозяину вступать в дискуссии с только что прибывшими гостями, обремененными поклажей. Я попрошу своего слугу разместить вас, и сегодня же за ужином мы продолжим этот разговор.

Все разошлись по своим комнатам, а епископ подошел к главному алтарю. Там он начал громким голосом молиться и молился до тех пор, пока в его сознании не возник кошмарный образ, отчего священника бросило в жар.

 

61

Эривань, 24 января 1915 года

Пастырский дом епископа был скромен, но изящно декорирован. Геркулес раньше бывал во дворцах епископов в Испании. Пышность и роскошь этих дворцов резко контрастировали со старческой немощью своих хозяев. Левон Кочарян был молод, особенно если принять во внимание высокий пост, который он занимал. Кое-где, сквозь его рыжую, не очень густую и не очень длинную бороду еще угадывались юношеские черты. Когда он улыбался, его голубые глаза сужались и становились похожими на китайские, а когда ему не перечили, они открывались в дружелюбном одобрении.

Комнат для всех не хватало, поэтому Геркулес и Линкольн разместились вдвоем в самой большой комнате, а Никоса Казанцакиса и Роланда поселили в комнате поменьше, нашлась отдельная комната и для Алисы.

Приняв освежающую ванну, первую с тех пор, как путешественники покинули Афины, они направились в просторный зал, посреди которого стоял большой стол красного дерева с десятью стульями вокруг. Стол был уставлен различными кушаньями, от которых друзьям было трудно отвести глаза. Консервы, которыми они питались во время путешествия, стали настоящей пыткой.

Епископ Левон Кочарян сел во главе стола, Геркулес и Никос расположились по обе стороны от него, далее разместились Алиса, Линкольн и Роланд.

— Надеюсь, мой добрый друг Крисостомо Андрасс уже поведал вам историю нашего несчастного народа.

— Он рассказал нам о сегодняшнем положении дел и о притеснениях прошлого века, — ответил Геркулес.

— Мы не всегда были народом притесняемым, — сказал епископ, делая слугам знак подавать вино. — Было время, когда мы были нацией, которой наши соседи восторгались и которой боялись. Мы гордимся тем, что были первой нацией, которая приняла христианство в качестве государственной религии. Современная армянская церковь является прямой наследницей этой традиции. Наша епархия независима от католической и православной религии.

— Так вы не православные? — поинтересовался Линкольн.

— Не совсем. Наша церковь отделилась от Рима в 451 году, после того как отвергла решения Халкидонского Вселенского собора. Апостольская армянская церковь, будучи частью православной восточной общины, не является, однако, восточной православной церковью. Наши верования весьма различны. Нашим великим святым покровителем был святой Георгий Освещающий. Он подвергался преследованиям со стороны языческого короля Армении и был приговорен к смерти — его сбросили с обрыва холма Хор Вирап.

— Почему его прозвали Освещающий? — спросила Алиса.

— Он получил этот титул, потому что освещает дух армян, принося в эти места христианскую веру.

— Значит, армянский народ может идентифицироваться только через армянскую церковь? — задал риторический вопрос Никос. — Нечто подобное происходит и в Греции с Греческой православной церковью.

— В 406 году политическая ситуация в Армении казалась неясной. Однако король Армении Месроп Маштоц провел национальное обновление. Он создал единый алфавит, и благодаря его начинаниям в стране настал Золотой век. Однако Армению веками терзало язычество. В пятом веке империя Сасанидов при царе Йездигерде Втором попыталась завоевать Армению и навязать нам в качестве религии зороастризм. Это породило мятеж, который возглавил один из наших крупных военачальников Вартан Мамиконян. Йездигерд направил для подавления мятежа большое войско. Столкновение мятежников с войсками произошло под Аравайром. Шестьдесят тысяч мятежников, большинство из них крестьяне, после гибели Мамиконяна потеряли веру в победу. Они считали, что без его руководства не смогут противостоять многочисленной персидской армии. Несмотря на поражение, наш народ не смирился и позднее развернул партизанскую войну, истощившую персов и приведшую к Нварсакскому мирному договору, который гарантировал армянам религиозную свободу, — рассказал епископ, приступая к первому блюду.

— Есть нечто такое, с чем я не согласен. Армения — христианская страна, но она не должна подчиняться апостольской армянской церкви. Официальная церковь неоднократно поворачивалась спиной к народу и шла в услужение агрессору, — заговорил Роланд. — Ничего она не сделала и для того, чтобы не допустить убийств ни иностранных миссионеров, ни христиан иных конфессий. Когда турки начинали преследовать их, армянская церковь закрывала на это глаза.

— Мы не всегда имели возможность оказать помощь всем армянам. Прежде всего мы помогали своим, однако сейчас против турок объединился весь армянский народ.

— Но в пользу России. Пока над нами стоит хозяин, мы никогда не станем свободными, — возразил Роланд, повышая голос.

Епископ внимательно посмотрел на него, глубоко вздохнул.

— Наша история всегда отличалась опасным лавированием между идеальным и возможным. Лучше быть под мягким гнетом русских, уже хотя бы потому, что они, как и мы, христиане. Нечто подобное произошло в 591 году, когда великий византийский полководец и император Маврикий разгромил персов и ввел часть армянской территории в состав своей империи. Мы не были свободными, но чувствовали себя лучше, чем под властью персов, — продолжал свой рассказ епископ.

— Да, но борьба между различными группировками христиан ослабила Византию, и наш народ с радостью встретил вторжение мусульман, — продолжал настаивать на своем Роланд.

Остальные сотрапезники улавливали смысл беседы с трудом. Когда оба армянина раздражались, они переходили на родной язык и тем самым исключали своих гостей из дискуссии. Епископ, начиная терять терпение, сказал молодому человеку:

— И тем не менее, многие армяне поддерживали византийцев. Армянского происхождения был сам император Ираклий, равно как и император Филиппик. Император Василий I, который взошел на византийский престол в 867 году, был первым в династии, которая называется армянской. Боюсь, что эти английские миссионеры-протестанты рассказали тебе совсем иную версию, отличную от истинной.

— Они не были англичанами. Это были североамериканцы, но историю я изучал под руководством своего отца, который был великим человеком и великим ученым, — обиделся Роланд.

— Довольно, господа. Сейчас важно то, что у вас есть опасный враг. На протяжении всего пути мы видели бесконечные колонны депортируемых. Многие из них умрут, так и не пристав к берегу, — вступил в разговор Геркулес.

— Положение ухудшится, если туркам удастся продвинуться вперед, — вставил свое слово Никос. — Греция и Италия ведут переговоры с Великобританией о вступлении в войну. Думаю, что русские буквально умоляли англичан открыть второй фронт против турок. Русские обеспокоены тем, что турки смогут прорвать их позиции и вместе с немцами взять их в клещи.

— Мы, армяне, выживем, — изрек епископ и, взглянув на Роланда, сказал ему: — С девятого века Армению признавали суверенным государством великие державы этого региона. Была построена Ани, новая столица. Армения стала процветающей, плотно заселенной страной, которая оказывала политическое и экономическое влияние на соседние государства. Однако, оттого что мы были зажаты между двумя соперниками, Византийской империей и Багдадским халифатом Аббасидов, на нашу долю выпало множество несчастий.

— Но самое большое несчастье принесли турки, как это произошло и с Грецией, — добавил Никос.

— В самом деле в 1064 году турки взяли столицу, а позднее, в 1071 году, после разгрома византийской армии в сражении при Манцикерте турки захватили остальную часть Большой Армении. Это знаменовало конец религиозной свободы в Армении почти на тысячу лет.

— Крестовые походы пошли армянам на пользу, — произнес Линкольн.

— Не очень, — ответил епископ.

— Да, но в них участвовали христиане, которые пришли, чтобы освободить Святую землю, — вставила свое слово Алиса.

— Так оно и есть, рыцари, принимавшие участие в Первом крестовом походе, сотрудничали с армянами, создав процветающее государство на юго-востоке Малой Азии, которое потом было отвоевано мусульманами. Когда граф Эдессы Балдуин пересекал Малую Азию, направляясь в Иерусалим, Торос Рубенид вел с ним переговоры.

— Это означает, что он поддерживал идею крестовых походов, — заметил Геркулес.

— Вообще-то, в Третьем крестовом походе превалировали интересы Византии, Священной Германской империи, папства и даже Аббасидов. Император Германии и император Византии провозгласили принцем Армении Левона II. На его коронации присутствовали представители всего христианского мира и ряда мусульманских государств. Важное стратегическое положение Армении привело к тому, что она почти постоянно пребывала в состоянии войны и неоднократно переходила из рук в руки, то к персам, то к туркам. В самый худший период турецко-персидских войн, с 1513 по 1737 год, Эривань переходила из рук в руки четырнадцать раз.

Слуги убрали со стола десерт, и все сотрапезники поднялись из-за стола. В это время, согласно традиции, женщины и мужчины разделялись. Подразумевалось, что мужчины пойдут пить ликеры, курить сигареты и говорить о политике, а женщины тем временем уединятся в другом помещении, чтобы поговорить о своем, но поскольку Алиса была единственной женщиной в компании, она присоединилась к беседе мужчин.

Стены зала были заставлены стеллажами. Геркулес попросил разрешения полистать книги и начал без разбора снимать их с полок.

— Вижу, ваши литературные интересы весьма разнообразны. Здесь есть книги на французском, немецком, русском, арабском и английском.

— Да, я учился в Европе: в Сорбонне, в Париже, — а докторскую степень в области теологии защищал в православном университете в Москве.

— Почему же вы вернулись в Армению? — спросила Алиса.

— Это мой долг. Я мог избежать бедности и рабства, которые были уделом моего народа, но я не мог оставаться безразличным к его горькой судьбе. Мы веками переживали невзгоды, которые несут войны и страдания. В семнадцатом веке мы перенесли первую массовую депортацию. Предлогом для нее послужило нашествие персов под предводительством шаха Аббаса I, который достиг здешних мест, Араратской равнины. С осадой Карса сюда пришла большая оттоманская армия под командованием Синан-паши. Шах приказал им отходить, но при этом повелел уничтожить большинство городов и усадеб, расположенных на равнине. Население заставили следовать за отступающими персами. Подсчитано, что таким образом депортировали более трехсот тысяч человек, а тех, кто противился депортации, попросту уничтожали. Шах также приказал разрушить единственный мост через реку, и депортированным пришлось переправляться вброд, что также привело к гибели многих людей, которых уносило быстрое течение. Но это было лишь началом их мучений. Очевидец происходившего, отец де Гуян, описал эту жестокую депортацию в своей книге. Вон в той. Вы мне ее не подадите, Геркулес? — Епископ раскрыл книгу и начал читать: — «Мучения депортируемых происходили не только по причине зимних холодов. Основные страдания причинял голод. Провизия, которую они захватили с собой из дома, вскоре кончилась… Плакали дети, просившие молока, но у людей его не было, потому что женские груди от голода высохли… Многие матери, голодные и истощенные, оставляли своих детей на обочине дороги и шли дальше с блуждающим взором. Некоторые люди бежали в прилегающий к дороге лес в поисках пищи, но обратно, как правило, не возвращались. Зачастую единственным оставшимся съестным были умершие люди».

— Но это чудовищно. Неужели люди ели умерших? — спросила в ужасе Алиса.

— Голод способен свести с ума, — прокомментировал прочитанное Никос. — В истории известны случаи каннибализма, вызванные нехваткой продовольствия. В конце концов мы всего лишь животные на начальной стадии развития.

— Смерть предпочтительнее, — возмущенно заметил Линкольн. — Мы не можем оправдать подобного поведения, в какое бы отчаяние не впадали люди.

— Не имея возможности содержать свои войска на опустошенной равнине, турецкий военачальник Синан-паша был вынужден остановиться на зимние квартиры в Ване. Однако той же зимой войска шаха нанесли поражение туркам, хотя их тактика выжженной земли привела к страшным потерям. Считается, что из трехсот тысяч депортированных людей путь до Исфахана преодолело менее половины. Кроме того, Аббас учредил Эреваньское ханство, поставив во главе этого ханства мусульманина. Армян депортировали с Араратской равнины в соседние районы, — добавил епископ, кладя книгу на столик.

Линкольн сел напротив епископа. Он и представить себе не мог, насколько трагичной была история армянского народа, который угнетали веками, но который все же смог пережить все невзгоды, выпавшие на его долю.

— Когда сюда пришли русские? — спросил Геркулес.

— В результате Русско-персидской войны 1826–1828 годов часть Армении оказалась под персидским управлением, а русские захватили город Эривань и озеро Севан, присоединив их к России. Эти новые территории они называли Эриваньской губернией. С тех пор в этой части Армении мы живем в мире по сравнению с нашими братьями в той части, которая отошла к Турции, хотя стычки с татарами и курдами здесь нередки. Нас слишком много на такой небольшой территории.

Геркулес посмотрел на своих друзей. Даже оживленная беседа не смогла развеять их усталости.

— Будет лучше, если мы удалимся. Нам еще предстоит долгое путешествие в долину Аламут.

— Да, нам не помешает поспать в настоящей кровати, — сказал, вставая, Линкольн.

— Один, последний вопрос, — обратился Геркулес к епископу. — Почему вы сказали, принимая нас в церкви, что нам придется столкнуться с силами, с которыми нельзя бороться с помощью оружия, что есть в распоряжении у человека?

— Ассасины чрезвычайно опасны. Они хранят оккультные знания, которые передают из поколения в поколение. Будет лучше, если вы приблизитесь к долине, проявляя бдительность, и не позволите обмануть себя кознями, к которым прибегают убийцы. Да хранит вас Господь.

 

62

Стамбул, 26 января 1915 года

Султан Мехмед V с отсутствующим взглядом прогуливался по густому саду при дворце. Пройдет еще несколько месяцев, цветы начнут распускаться, их аромат пробьет завесу смерти и опустения, покрывающую его город и его империю. Война шла нельзя сказать, чтобы очень плохо. Русских остановили на севере, но одна из русских армий шла через Палестину на Египет. Впрочем, омрачать свою приятную прогулку мыслями о войне не стоило.

Он сел на садовую скамейку, положил руки на спинку и закинул голову назад.

— Повелитель, — послышался голос справа.

Лицо Энвер-паши заслонило бескрайнее небо, покрытое облаками. Султан удивленно посмотрел на гостя. Слуги султана знали: никто не имеет права вторгаться в сад во время его прогулки, и в этот час он никому не дает аудиенций.

— Исмаил, кто тебя пропустил сюда?

— Я не мог ждать до завтра. Мы получили сообщение нашей секретной службы из Англии, — холодно ответил военачальник.

Султану было ненавистно высокомерное поведение молодых офицеров, их презрительные взгляды, их варварские манеры, но что его больше всего выводило из себя, так это равнодушный взгляд Энвера…

— О чем речь? — нехотя спросил он. Ему было известно, что его мнение в расчет все равно приниматься не будет, хотя его подпись до сих пор могла либо оставить человеку жизнь, либо отнять ее у него.

— Похоже, что министр Ллойд Джордж начал переговоры с греческим и болгарским правительствами и предлагает увеличить на этих территориях военное присутствие, чтобы подогреть их желание вступить в войну. Нам известно, что они сосредоточили в Салониках несколько кораблей, но ничего неизвестно о сколько-нибудь значительном сосредоточении там сухопутных войск. Об этом сообщалось в письме Верховного командования армянским повстанцам, которое нам удалось перехватить.

— И что из этого следует, какова должна быть наша реакция?

— В первую очередь, действовать. Мы не можем сидеть сложа руки. Нужно проучить этих греков и болгар. Необходимо депортировать армян, чтобы знали, что с ними будет, если они присоединятся к англичанам. Во-вторых, избежать возникновения внутри страны целой армии предателей. Нам известно, что армяне готовят мятеж в районе Ван в надежде на продвижение русских. Первым делом действие, затем отход. Пошлем этих проклятых предателей к грекам, и пусть те развлекаются спасением своих братьев и размышлениями о том, что может произойти с ними самими.

— Но как мы сможем переместить такую массу людей в разгар войны? Нам не хватит для их перевозки ни поездов, ни грузовиков, нам нечем будет кормить их.

— Пусть им помогает их Бог. Если никто из них не останется в живых, не велика потеря.

Султан взглянул на Энвера. Его глаза сверкали, губы превратились в тонкую ниточку, а правая рука сжалась в кулак.

— А сколько на это потребуется солдат?

— Для того чтобы гнать стадо послушных баранов, много пастухов не требуется. Мы скажем им, что делаем это в целях их же собственной безопасности и перемещаем только на время. Многих из них мы уже отвели подальше от линии фронта. Наиболее подходящее место для строительства лагерей, в которых они будут интернированы, — это Сирия и Ирак, позднее — Греция.

— Но у нас нет достаточного количества судов.

— Не беспокойтесь. Когда мы покончим с ними, они нам вообще не потребуются.

Энвер улыбнулся султану, но тот оставался серьезным, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Если Аллах допускал такое, то кто он такой, чтобы препятствовать, подумал султан с присущей ему арабской верой в предопределенность.

 

63

Казвин, 27 января 1915 года

Армянские проводники доставили друзей до Баку. Там они поместили их на рыболовецкое судно, которое должно было перевезти их в Рашт, расположенный на персидской территории. К счастью, в этом районе преобладало русское влияние и никаких трудностей с въездом в страну не последовало. По достижении Рашта друзьям пришлось искать нового проводника, который мог бы провести их до Казвина и далее в долину Аламут.

Геркулес изучил не часто встречающиеся карты района и знал, что от Казвина шел прямой путь к реке Аламут через горную цепь Талаганг. Крепость ассасинов располагалась неподалеку, на утесе, у подножия которого лежало село Касир-хан.

В Казвине они смогли отдохнуть в местном «Гранд-отеле». Геркулес и Линкольн использовали утренние часы для того, чтобы посетить господина Соокиаса, одного из руководителей армян региона. Именно он дал им проводника-араба, некоего Асада эль Хукуму, которому предстояло сопровождать их до долины.

Стоило Геркулесу, Линкольну, Алисе и Никосу заговорить об ассасинах с местными жителями, как на их собеседников ниспадало загадочное покрывало молчания. Люди предпочитали ни называть их по имени, ни даже думать о них. Единственное, что им удалось узнать от Соокиаса, — это то, что крепость Аламут покинута, прошло уже достаточно времени с тех пор, как истории об ассасинах в этом районе перестали передаваться из уст в уста.

Асад эль-Хукума предоставил им достойного доверия носильщика по имени Кербелай Азиз де-Гармруд. Он лучше всех знал горную цепь и должен был вывести их в долину Аламут.

Число участников экспедиции стремительно возрастало. Азиз нанял себе двух помощников, но решил еще прихватить и свою жену в белой чадре и младшего сына.

Когда наконец путешественники вышли из Казвина на равнину и увидели его полуразрушенную стену, его необработанные виноградники и шиповники, всех охватило глубокое чувство беспокойства. Предстоящее путешествие вполне могло оказаться последним в их жизни. Вопреки ореолу легендарности, окружавшему ассасинов, они являются доминирующей силой в регионе и располагают широкой сетью осведомителей.

Вскоре путешественники сошли с дороги и взяли курс на северо-восток к подножию гор. Заснеженные горы виднелись лишь вдалеке, а их белые вершины походили на горбы верблюдов, на которых они пересекали египетскую пустыню.

На протяжении всего пути им встречались деревни, а вдоль троп — кукурузные поля. Время от времени в поле их зрения попадали крестьяне, обрабатывающие поля на громадных черных быках.

В течение трех дней группа питалась не только консервами, но и вкусным творогом из молока местных коз. Однако богатые земли Ашнистана закончились, и пейзаж стал менее приветливым. Земля здесь была не очень плодородной, поэтому практически не обрабатывалась.

Крестьян в этом районе было мало, но часто на пути им попадались идущие пешком люди в широких хлопчатобумажных шароварах.

Одну из первых остановок друзья совершили в деревне, которую покинула половина жителей. Здесь протекал небольшой ручеек. Проводники, по всей видимости, не испытывали усталости в течение затяжного подъема в гору, не в пример остальным членам группы. Одеты они были традиционно: черные фетровые головные уборы на длинных темных волосах, лиф из голубой хлопчатобумажной ткани, шелковый пояс, на котором висели ножи в кожаных ножнах.

Алиса нарекла их «простодушными и мирными дикарями». И хотя их преданность казалась безоговорочной, друзья им не доверяли. Ведь все они были мусульманами из долины Аламут и, следовательно, могли шпионить в пользу ассасинов.

Добравшись до Дастгирда, друзья в последний раз пополнили запасы. Дальнейший путь — теперь горы становились круче и опаснее — им предстояло пройти, питаясь трофеями охоты и консервами.

На небольшой площади, которую образовывали четыре полуразвалившихся дома, сидели на солнце старики, курили длиннющие трубки и смотрели на пришельцев с полным равнодушием.

Группа шла на север через перевал Чала. В горах снова появилась растительность, в большинстве своем различного рода кустарники. Здесь разводили только коз, а их пастухи были единственными людьми, населявшими округу. Иногда встречались небольшие караваны, доставлявшие рис с побережья Каспийского моря в глубинные районы Персии.

Перезвон колокольчиков вьючных мулов оповещал наших путешественников о появлении обитателей здешних мест. Однако их мирный внешний вид не успокаивал ни Геркулеса, ни его товарищей, которым слишком хорошо были известны рассказы об ассасинах, поэтому доверять этому внешнему миролюбию не приходилось. Широко шагая, погонщики спешили за своими мулами. Чтобы уберечься от холода в горах, они кутались в традиционные белые халаты, а за поясами держали длинные курдские курительные трубки. У всех были либо черные, либо рыжие бороды, лица квадратные, лбы открытые.

Потом был Шах-Руд, где на теневой стороне склонов лежал снег. Холодало, друзья чувствовали усталость после долгого подъема. Они шли через перевал Саламбар, избежав таким образом опасности очутиться на заснеженной вершине горы. Долина на самом деле была неприступной, и неудивительно, что веками ассасины управляли своими головорезами отсюда, не подвергаясь прямым боевым столкновениям. Группа быстро спускалась по узким и крутым теснинам, когда перед ними открылась широкая панорама долины. Склоны гор покрывали возделанные участки, заросли можжевельника и звонкие ручейки.

К самой долине группа спустилась ночью, и, поскольку старый мост через Аламут был разрушен, остаток ночи они провели в какой-то деревне, решив идти к крепости утром. В ту ночь у костра путешественники наслушались страшных историй о таинственных ассасинах.

 

64

Долина Аламут, 30 января 1915 года

Деревня представляла собой несколько строений, разбросанных по склону горы. Геркулес и его друзья устроились в небольшом каменном домике под красной черепичной крышей, сильно разрушенном, отчего холодный ветер проникал во все щели.

Они разожгли костер и расселись вокруг него вместе с проводниками. Их сблизил этот утомительный переход, хотя длительные путешествия по извилистым, трудно проходимым тропам, как правило, превращают даже самых жизнерадостных людей в существ задумчивых и молчаливых. Горы всегда придавали колдовское очарование беседам путников у костра.

Та ночь была особенной. Они находились в долине, которой боялись и с которой жаждали познакомиться. Уже завтра они окажутся перед крепостью Аламут, и в той беспечной тишине все чувствовали, как в души заползает страх.

Азиз поворошил палкой угли, и маленькие искорки затанцевали на фоне беззвездного неба. Было морозно, но от костра шло приятное тепло, дарившее ощущение уюта. Путешественники поели кукурузного хлеба, сыра и открыли несколько банок сардин. Их проводников восхитила возможность полакомиться рыбой в горах: для них это стало своего рода волшебством. Азиз несколько дней назад оставил жену и сына в своей деревне и теперь казался более возбужденным и разговорчивым.

— Никогда не приходилось приводить в эти долины христианина, — говорил Азиз на своем, не очень уверенном, арабском. Его не совсем поняли, и он начал объясняться на английском. Это был примитивный английский язык, который он изучал в миссионерской школе Тифлиса. Впрочем, этого уровня было достаточно, чтобы друзья могли следить за ходом его мыслей.

— Думаю, что люди с Запада редко посещают эти места, — проговорил Геркулес. Находясь в непосредственной близости к конечной цели путешествия, он становился энергичным и веселым, каким бывал всегда.

— Арабов тоже здесь бывает не много. Эти места и так далеки от внешнего мира, а истории об их прошлом столь устрашающи, что путешественники стараются не приближаться к ним. Но, как видите, ничего плохого с нами не случилось.

— По правде говоря, здешние места кажутся очень спокойными, а местные жители гостеприимными, несмотря на свою бедность, — заключил Линкольн.

— Мы, горцы, всегда гостеприимны. Никогда не знаешь, когда тебе самому потребуется помощь. Поэтому мы и помогаем друг другу, — поддержал его Азиз.

— Что тебе известно о крепости Аламут и об ассасинах? — спросил его Геркулес.

Лицо Азиза вытянулось, и он, сильно понизив голос, сказал:

— Лучше не называть их имени. Говорят, что гора имеет глаза и уши.

Алиса почувствовала, как дрожь пробежала по рукам Линкольна.

— Что ты о них знаешь? — не унимался Геркулес.

— Они обитают здесь почти столько же времени, сколько сами горы. Никто не знает точно, откуда они пришли. Многие из них — потомки древних обитателей долины, другие же пришли из далекой Индии, Сирии и Египта. Сначала их принимали за иностранцев, а потом стали бояться.

— Почему их боялись? — спросила Алиса.

— Они похищали малолетних детей и заточали в свою крепость. Больше их никто и никогда не видел. Некоторые деревенские жители говорили, что они убивали детей во время своих странных ритуалов. Точно известно лишь то, что из них делали послушных членов группы…

— Кровавых убийц, — уточнил Геркулес.

Азиз нахмурил лоб. Все молчали, ожидая, когда он продолжит свой рассказ.

— Все усложнилось после смерти их основателя. Кипела борьба за власть, менялась стратегия и тактика. Об этом мне мало что известно. Но один путешественник, посетивший Аламут, которого я привел сюда года два назад, рассказал мне нечто такое, что нагнало на меня страху, от которого я долго не мог избавиться.

Взгляды присутствующих были обращены на нескладную фигуру Азиза, который со всей присущей ему экспрессивностью рассказывал свою интригующую историю.

— Тот ученый рассказал мне, что один из преемников Хасана, основателя группы, полное имя которого Хасан ибн Саббах, выработал тайную стратегию, которая на некоторое время внесла в группу раскол. Не знаю, известна ли вам наша вера в возвращение тайного имама. — Азиз как правоверный шиит верил в возвращение имама сокровенного, или Махди. — Это верование широко распространено в Персии. Согласно преданию, двадцать второй, последний, имам должен снова появиться незадолго до конца света для того, чтобы распространить ислам на весь мир.

— Это что-то вроде Мессии, — предположил Линкольн.

— Я не знаю, кто такой Мессия, — ответил Азиз. — Но этот путешественник мне рассказал, что Хасан ибн Саббах провел некую странную церемонию, которую мы, мусульмане, считаем еретической и противной исламу. Хасан начал совершать настолько ужасные, еретические поступки, что даже его собственный отец отстранил его от власти. Но после смерти отца, Мухаммеда, сын осуществил свою доктрину на практике. Хасан возглавил группу, когда ему было около тридцати лет. Он возомнил себя новым пророком всего человечества. После двух лет руководства группой он собрал наместников со всех земель, на которых они действовали. В долину явились люди со всей Азии и Африки. Во внутреннем дворике крепости Хасан собрал великое множество руководителей своей секты. Это произошло 8 августа 1164 года. У меня всегда плохо с памятью, я мало образован, но история, рассказанная тем путешественником, настолько поразила меня, что я помню ее до сих пор.

— Почему именно в этот день? — поинтересовался Никос.

— Этот день имеет важное значение для мусульман, как для шиитов, так и для низаритов. В этот день мусульмане вспоминают об убийстве Али, зятя пророка Магомета, который должен был стать наследником Магомета после его смерти. Но он также важен и потому, что приходится на середину Рамадана, нашего святого поста.

— Рамадан? — не понял Линкольн.

— Да. В течение нескольких дней мы, добрые мусульмане, постимся от восхода до заката солнца. Принимать пищу и прерывать пост в светлое время суток считается великим грехом. В тот день пополудни Хасан взошел на помост и держал речь перед многочисленной толпой. Как мне рассказывал путешественник, на четырех углах помоста стояли четыре штандарта: белый, красный, желтый и зеленый. Хасан разделил своих последователей по четырем регионам, из которых они происходили. Тех, кто пришел с востока, он поставил слева от трибуны, тех, кто пришел с запада, — справа, а тех, кто пришел с севера, — посредине. Они и не заметили, что Хасан поставил всех спиной к Мекке, к нашему самому святому месту, в сторону которого мы должны направлять все наши молитвы. Хасан свой выход обставил торжественно: на нем были белая туника и тюрбан того же цвета. Он склонился перед каждой группой, держа в руке меч, символ его власти над жизнью и смертью. Когда он начал говорить, слушатели уже томились ожиданием. Они не знали причины, по которой их здесь собрали, не знали, что им желает сообщить их предводитель.

В этот момент подул ветер, и пламя костра вдруг ожило. Лицо Азиза осветилось, и все увидели на нем отблески разгоревшегося пламени.

— Хасан говорил твердым и властным голосом. Он объявил, что говорил с тайным имамом и тот сказал ему, что время соглашений кончилось, приближается конец света. Сам тайный имам должен в ближайшем будущем явиться людям и продемонстрировать свое могущество. Голос Хасана был похож на голос человека, одержимого каким-то странным духом, позвавшим всех обитателей как земли, так и небес, и заговорил об откровении, которое ему было сообщено. Поразив сознание своих слушателей, Хасан сообщил, что имам объявил ему об окончании времени закона и о том, что шариат, или священный закон, больше не имеет силы, ибо пришло время воскресения.

— Но ведь это откровенная ересь, — заметил Геркулес.

— Да, но Хасан сказал, что его устами глаголет сам тайный имам. Теперь он — воплощение самого халифа. Это означает, что время киямы, или воскресения, наступило.

— Кияма? Что это? — поинтересовался Никос.

— Это конец света и воскресение умерших. День, в который каждый должен дать отчет перед самим Аллахом. Поэтому Хасан и сказал своим последователям, что время шариата истекло. По его словам, закон всего лишь готовил наступление эпохи киямы. И, следовательно, людям закон больше не нужен. Имам сокровенный назначил своим наместником на земле Хасана, так что все, что он скажет, является священным. Люди были ошеломлены новыми откровениями, их привычные религиозные обряды теряли всякий смысл. Хасан разыграл целый спектакль о своем разрыве с законом и одним взмахом руки приказал десяткам слуг внести самые разнообразные яства. Хасан организовал великий праздник, когда солнце стояло в зените. Ели все, прервав таким образом свой пост. Сведения о пришествии киямы достигли самых отдаленных уголков, где только находились низариты. Была упразднена ежедневная пятикратная молитва. Приход воскресения выделил низаритов как знающих единственное средство спасения, иные правоверные остались вне этой группы. Церемонии, подобные той, что прошла в крепости Аламут, проводились и в других крепостях, принадлежащих группе. Праздники, пиршества с обильными угощениями и вином ворвались в жизнь до сих пор строгих к себе членов секты. Хасана несколько позднее убили противники его политики, которыми руководил его родственник Хасан ибн Намавар, но существует предание, что Хасан не умер, он продолжает жить и ему удалось обмануть саму смерть.

Последние слова Азиза заглушил свист усилившегося ветра. У друзей появилось чувство, словно они столкнулись с чем-то, не поддающимся осмыслению. И им придется бороться с призраками, которые скрывались в этих горах сотни лет и явились для того, чтобы воскресить память об ассасинах.

 

65

Долина Аламут, 31 января 1915 года

В то утро Геркулес проснулся первым. Он подошел к маленькой глинобитной мечети и увидел небольшую группку детей, которые, до того как заняться своими повседневными делами, изучали шариат. Геркулес позавидовал их простодушной вере, их манере постигать мир и их мечте о вечности. Он перестал верить в Бога давно, так давно, что его вера казалась ему чем-то старым и растраченным. Он поднялся по склону с узкими террасами, засеянными кукурузой и белой фасолью вперемешку с зарослями шиповника. Ему хотелось получше разглядеть с высоты загадочный пейзаж долины Рудбар. Вдалеке виднелись заснеженные вершины Гаван-кух и Такх-и-Сулейман. Когда Геркулес спустился в деревню, проводники уже приготовили чай. Все молча позавтракали и отправились в путь.

Вход в долину, где стояла крепость, был так незаметен, что группа заблудилась и ей пришлось несколько раз пройти туда и обратно, чтобы найти этот вход. Азиз пошел по старой каменной дороге, что сильно затрудняло подъем. Через час после изнурительного подъема они вышли на другой склон холма, где солнце уже светило в полную силу. Местность была равнинной и сухой с небольшим редким леском и кристально чистыми ручейками. Показались первые памятники былому могуществу ассасинов — полуразрушенные каменные башни.

Места эти были безлюдны; крутые обрывы вдоль дороги вынуждали людей и животных держаться поближе к каменным стенам.

— Дорога хуже, чем я ожидал, — сказал Геркулес, поворачиваясь к Линкольну.

— Надеюсь, нам не придется двигаться по краю пропасти многие километры.

Алисе в ее кожаных сапогах и узкой юбке идти было трудно, и она то и дело хваталась за выступы в камнях. Роланд и Никос шли за ней, а два проводника замыкали колонну.

— Течение здесь более сильное, — заметил Геркулес, указывая на ревущую у его ног реку Аламут.

Перейти через реку можно было только по небольшому полуразрушенному мосту.

Переходили по одному, каждый путник вел по мулу. Первой шла Алиса, потом Роланд и Никос, за ними Линкольн и Азиз, последними шли Геркулес и два проводника. Когда Геркулес дошел до середины моста, мул одного из проводников чего-то испугался и вплотную приблизился к пропасти. Проводник пытался успокоить животное, натянул поводья, но животное не слушалось, его копыта заскользили по камням, и мул упал в бездну. Другой мул тоже попятился, и двое проводников крепко обхватили его, пытаясь предотвратить и его падение в пропасть. Геркулес оставил своего мула и побежал к проводникам, чтобы помочь им. Испуганное животное встало на дыбы и потеряло равновесие. Проводники, не успев отпустить поводья, упали в пропасть вслед за животным.

Геркулес заглянул за край пропасти и увидел, как тела падают вниз, ударяясь о каменные выступы, а потом как мощное течение уносит их прочь. Азиз подбежал и стал рядом с Геркулесом. Его глаза были полны слез. Мусульманин встал на колени и прочитал короткую молитву, подняв сложенные ладонями руки и глядя в небо. Потом он поднялся и пошел назад к уцелевшим мулам.

До колодца Бадашт группа шла молча, там они утолили жажду и направились по красноватому наносу земли в направлении деревеньки Шутур-Хан, откуда уже можно было хорошо разглядеть утес, на котором стояла крепость ассасинов. Здесь они снова встали на отдых.

— Вечереет. Будет лучше, если мы заночуем здесь. Не хотелось бы являться в крепость в полночь. Завтра проведем там разведку — Азиз, Линкольн и я. Остальные будут ждать здесь. Нам нельзя разводить огонь, поскольку нас могут заметить. Придется поужинать чем-нибудь холодным и быстро ложиться спать. Неизвестно, придется ли нам отдыхать в ближайшие дни, — объявил Геркулес, снимая с себя поклажу. Потом он достал из кожаного чехла свою огромную винтовку и зарядил ее.

Алиса тоже извлекла свою винтовку и передала пистолет Роланду. Никос предпочел не вооружаться.

— Этой ночью нам придется организовать дежурство. Я заступлю первым, потом — Линкольн, последним будет дежурить Роланд.

— Извини, Геркулес, но я пришла сюда не для того, чтобы изображать из себя вазу с цветами, — тоном, не терпящим возражений, заявила Алиса, заряжая свою винтовку.

— Хорошо, — ответил Геркулес, посмотрев искоса на женщину. — Ты заступишь на дежурство последней.

Группа молча поужинала, прислушиваясь к малейшим звукам, доносившимся из соседней рощицы. Наступила первая очередь дежурства, и на землю спустилась зловещая ночь.

 

66

Утес, 1 февраля 1915 года

Ночь была тяжкой и длинной. Напряженность, которую испытывали путники, снималась лишь храпом Азиза и посвистыванием ветра. Геркулес встал очень рано, разбудил Линкольна, и они вместе с Азизом начали подниматься на Утес — так местные жители называли крепость Аламут.

Во время восхождения они увидели только один водопад и одну покинутую халупу, затерявшуюся посреди буйной растительности. Ветер покачивал тополя, но они еще не облачились в листву и казались безжизненными. Азиз предупредил, чтобы друзья не спускались на высохшее русло реки Казир-Руд. Идти там было проще, но их могли увидеть между зубцами стены, окружавшей крепость. Подходить нужно было с тыла. Так они смогут подобраться незамеченными к самой стене.

Азиз, проходя мимо заброшенной могилы на обочине дороги, машинально поцеловал надгробный камень, повторив выработавшийся с годами ритуал. Потом дорога спускалась к глубоко лежащему руслу реки до старой заброшенной дороги, которая вела к заброшенной же деревне под четырьмя старыми чинарами. Крепость была совсем близко, но троих разведчиков вероятная охрана крепости вряд ли смогла увидеть за деревьями.

— Все кажется покинутым. У меня такое чувство, что я нахожусь на заколдованной и давно уснувшей земле, — проговорил Линкольн.

— Им не хочется иметь любопытных свидетелей. Последние крестьяне покинули эти места много десятилетий назад. Долгие годы крепость пустовала, но потом они вернулись, как говорят, из Индии, чтобы потребовать то, что они считают своим, — сообщил Азиз.

С вышины на них задумчиво смотрел Утес. Это была гора Худеган с большими гранитными выступами. Кроме того, перед крепостью сохранился лужок с небольшим ручейком. Поэтому человек, приближающийся к крепости, должен был бы выйти на открытое место и уж потом достичь самой стены.

— Если мы подойдем ближе, нас заметят, — предупредил Азиз.

Они присмотрелись к цитадели, но не увидели никаких признаков жизни и вернулись к остальной части группы. Геркулес проделал обратный путь в задумчивости. Эта крепость была совершенно неприступной. Проникнуть внутрь и вернуть камень можно было только хитростью.

— За камнем пойду я один, — сказал Геркулес друзьям, поведав им о том, что они видели.

Все посмотрели на него с удивлением. Так они не договаривались. Они вместе пришли сюда, и было бы справедливо, если бы вернуть камень попытались все вместе.

— Мы не можем позволить вам идти туда одному, — высказался за всех Никос.

— Если поймают нас всех, пиши пропало. Наша единственная возможность — это попытаться обмануть аль-Мундира. Я скажу ему правду о том, что перевод у нас.

— Но, Геркулес, единственное, что ему останется сделать, это убить тебя и завладеть переводом, — занервничала Алиса. Ей очень не хотелось потерять его, ведь она уже потеряла родителей, мать и отца. Ее семьей стал Геркулес.

Испанец подошел к ней и обнял. Некоторое время все хранили молчание.

— Теперь у тебя есть Линкольн. Если со мной что-то случится, ты все равно не останешься одна.

Линкольн смотрел на друга со смешанным чувством тревоги и отчаяния. Он знал, что если уж Геркулес принял решение, то отговорить его очень трудно.

— Согласен. Ты войдешь в крепость один, но если не выйдешь оттуда в течение сорока восьми часов, я сам пойду искать тебя, — заявил Линкольн, сжав кулаки.

— Друг, — ответил Геркулес, протягивая ему руку.

Он простился со всеми и пошел к крепости. Геркулес понимал, что идет в самое чрево ада, но порой ради выигрыша приходится играть в кости и с самим дьяволом.

 

67

Утес, 1 февраля 1915 года

Охрана подала сигнал тревоги, и несколько секунд спустя его окружили человек шесть. Он положил пистолет на землю и, дружелюбно улыбаясь, поднял руки. Его затолкали во двор полуразрушенной крепости. От строений внутри остались лишь обвалившиеся стены и проваленные крыши, но большой внутренний дворик был расчищен. На его противоположном краю возвышалась цитадель. Было ясно, что ассасины сосредоточили свои силы на реконструкции наиболее защищенной части.

Хотя точную численность гарнизона определить было невозможно, Геркулес прикинул, что он должен был состоять не менее чем из ста хорошо вооруженных человек. Помимо кинжалов устрашающего вида, они имели винтовки, пистолеты, а на башнях, как ему показалось, он видел несколько артиллерийских орудий. Гарнизон с подобными силами и средствами мог выдержать многонедельную осаду.

Геркулеса отвели в цитадель. Чтобы туда попасть, пришлось пройти через две двери — одну деревянную и одну железную решетчатую. Потом он вошел на маленькую эспланаду и поднялся по лестнице в Башню вассальной клятвы. После подъема по сотне ступенек спиральной лестницы его взору открылась большая комната. Стены в ней были увешаны гобеленами, а деревянный пол покрыт узорчатыми коврами. На полу обложенный диванными подушками восседал аль-Мундир.

— Вижу, что вы нас отыскали. Степень вашей наглости вполне соизмерима со степенью вашей неосторожности. Был ли смысл забираться в такую даль только для того, чтобы умереть.

Геркулес улыбнулся и сел рядом с аль-Мундиром. Он чувствовал, что его сердце чуть не выпрыгивает из груди, но сделать приятное врагу, показав свое беспокойство, ему отнюдь не хотелось.

— Я из тех людей, которые считают, что смерть однажды обязательно находит нас, где бы мы от нее ни прятались.

Араб налил немного чая сначала себе, потом — Геркулесу.

— Вы знаете, что я не могу вас убить, пока вы находитесь здесь. Так ведь?

— Да, мне известны некоторые обычаи арабского гостеприимства. Пока я ваш гость, вы не можете покончить со мной.

— Я знаю, что не убью вас и за пределами крепости, поскольку моя любознательность пересилит жажду мести. Мы все это очень усложнили, но настоящая слава приходит в борьбе. Без борьбы нет победы.

— В этом я с вами согласен. Хотя мои методы отличаются от ваших. Не думаю, что истинный мусульманин убивал бы ни в чем не повинных людей или вводил бы их в заблуждение ради победы над своими врагами.

— Думаю, вам не известны все тонкости нашей веры. Благодаря учению о хитрости («такийя»), мы можем скрывать наши истинные намерения или не подчиняться закону, если это служит интересам нашего дела.

— Это все равно что играть краплеными картами, — подытожил Геркулес, отпивая глоток чая.

— Пока нас мало, но когда наступит кияма, у нас отпадет необходимость прятаться и тогда перед нашими глазами предстанет имам сокровенный.

— Кто такой имам сокровенный?

— Для нас тайный имам, или Махди, — это спаситель, о котором есть предсказание в исламе и который будет царствовать на земле семь лет до наступления дня воскресения. Он восстановит справедливость и превратит мир в идеальное сообщество ислама.

— А вы хотите ускорить его приход. Но какое отношение ко всему этому имеет рубин? «Сердце Амона» — всего лишь драгоценный камень.

— Вам известно лучше, чем мне, что «Сердце Амона» — это нечто большее, чем просто драгоценный камень. Наш основатель это понял давным-давно и ревностно хранил его до пришествия Махди.

— Камень сам по себе ничего сделать не может.

— Этот камень может, — произнес араб, извлек рубин из кармана и поднял его вверх.

Камень заискрился и собственным светом осветил всю комнату. Оба собеседника некоторое время смотрели на кроваво-красный цвет камня, но потом аль-Мундир зажал его в руке и положил обратно в карман.

— Пришествие Махди не является общепринятой концепцией ислама. Аллах ниспослал это озарение небольшому числу людей. О Махди говорили некоторые мусульманские наставники-суфисты, но он является центральной фигурой в наших верованиях, то есть верованиях низаритов, а также в религиозных постулатах тех шиитов, которые верят в Мухаммада аль-Махди. Однако у суннитов это верование так и не стало формальным догматом.

— В это верят не все мусульмане?

— Самое важное не в этом. Что по-настоящему является трансцендентным, так это то, что мы и наши братья-шииты видим в Махди символ двенадцатого имама, который живет, но стал невидимым с 1200 года. Все это записано в хадисе — священной книге шиитов.

— Но как это возможно, чтобы двенадцатый имам скрывался в течение семисот лет?

— Он не жив в том смысле, в котором живы мы с вами. Но его тело не разложилось, и однажды он воскреснет.

— Воскреснет? Как Иисус Христос?

— Да. Сам Магомет говорил, что даже если вся продолжительность существования света уже иссякла и только один день остается до полумрака, это Судный день, то Бог увеличит этот день, настолько, насколько потребуется для того, чтобы вместить царство одного человека, за исключением Ахл аль Байт, которого назовут моим именем. Потом он установит на земле мир и справедливость, поскольку она до сих пор полна несправедливости и тирании.

— Махди — это для мусульман что-то вроде Мессии?

— Согласно нашему неписаному закону, его пришествие в определенное время до Судного дня обеспечит установление царства справедливости еще до борьбы Исы бин Мариам (Иисуса) с Даджалом.

— Кто такой Даджал?

— Антихрист. Это время наступило. Поэтому мы знаем, что время христиан истекло. Пока христиане убивают друг друга, мы становимся сильными. Он придет для того, чтобы вести за собой умма, он покончит с беззакониями мусульман, которые продались христианам. Умм Саламах ясно сказал: «Я слышал посланца Аллаха (мир ему), который сказал: Махди моего рода и моей семьи…» Абу Саид аль-Худри сказал: «Посланец Аллаха (мир ему) возвестил: Он — один из нас…»

— И вы так долго ждете пришествия Махди?

— Можно подумать, вы сами не ждете почти две тысячи лет возвращения Иисуса? Аллах научил нас быть терпеливыми. После сокрытия это наше второе главное правило.

— Но какое это все имеет отношение к рубину, к «Сердцу Амона»?

— Бог выбирает тайные пути для свершения своих помыслов. Наш основатель Хасан обнаружил «Сердце Амона» и сразу же понял, что это инструмент, который Аллах использует для того, чтобы кияма вернула нам тайного имама.

— Но каким образом он это сделает? — спросил Геркулес, у которого начинала кружиться голова.

— Как вы себя чувствуете? — спросил аль-Мундир.

— Что вы подсыпали мне в чай?

— Это не имеет значения. Вещество, которое вы приняли, начнет действовать через несколько минут. Вы превратитесь в нашего раба и поможете нам в достижении наших целей.

— Нет, — сказал Геркулес и попытался встать, но ноги не слушались его.

— Как бы вы ни сопротивлялись, когда вещество распространится по всему вашему телу, вы начнете выполнять мои приказы. Многие до вас пытались сопротивляться его силе, но потерпели неудачу.

— Будь ты проклят! — прокричал Геркулес, пытаясь наброситься на аль-Мундира, но споткнулся и упал ничком.

— Теперь я могу сказать, почему камень имеет такое большое значение, потому что через несколько минут вы уже не будете помнить ничего из того, о чем мы говорили. При соблюдении соответствующего ритуала камень может оживлять мертвых. Пройдет несколько дней, и на небе засияет полная луна. И тогда исполнятся дни, и наш кормчий Хасан вновь появится среди смертных, но на этот раз уже для того, чтобы царствовать вечно.

 

68

Утес, 2 февраля 1915 года

После двадцати четырех часов бодрствования Линкольн и Роланд совершенно обессилили. В то утро небо хмурилось и отдельные несмелые капельки падали на горы, орошая пыльные тропы. Линкольн был настроен на то, чтобы войти в крепость. Он больше не мог ждать. Если его друг Геркулес в опасности, уж кому-кому, а ему-то не пристало сидеть сложа руки.

Линкольн исследовал оборонительное сооружение с помощью бинокля. Вокруг царило спокойствие. Но не успел он положить бинокль в чехол, как рядом с аль-Мундиром показалась знакомая фигура. Это был несомненно он, Геркулес. Он шел рядом с арабом и, казалось, был спокоен и уверен в себе. Линкольн не мог сдержать улыбки. Он решил, что Геркулесу удалось каким-то путем договориться с ассасинами.

Линкольн передал бинокль Роланду, и тот некоторое время смотрел в него.

— Ведь это Геркулес, так? — нетерпеливо спросил Линкольн.

— Я поклялся бы, что это он. Его нельзя ни с кем спутать. Но почему он идет с этим арабом?

— Не знаю, но он объяснит нам это очень скоро.

Роланд вернул бинокль Линкольну.

— Похоже, они собираются выйти. Нужно срочно сообщить остальным.

Линкольн и Роланд побежали вниз по склону и минут через десять оказались в своем импровизированном лагере. Алиса, Никос и их проводник ожидали новостей. Каждый делал это по-своему.

— Алиса, с Геркулесом все в порядке. Я видел его собственными глазами. Кажется, он собирается пойти куда-то с аль-Мундиром. Возможно, к нам.

— Тебе это не кажется очень странным?

— Согласен. Но Геркулесу, несомненно, удалось достичь какого-то соглашения с мусульманином.

— Тогда почему он не связался с нами?

— По-моему, — заговорил Никос, — нам лучше где-то укрыться. Эти ассасины могут вести его под угрозой расправы.

— Да, будет лучше куда-нибудь исчезнуть, — поддержала его Алиса.

По основной дороге до крепости было расстояние в один километр, но путешественники расположились на открытой местности, а их мулы мирно паслись на близлежащей лужайке. Друзья привязали мулов к дереву и укрылись рядом с дорогой.

Долго ждать им не пришлось. Группа верховых, человек двадцать, сопровождала крытую деревянную повозку. Геркулес ехал верхом впереди, рядом с аль-Мундиром. Разглядеть выражение его лица с такого расстояния было невозможно, но он, по всей видимости, не был запуган, ему ничто не угрожало.

Процессия двигалась вниз по дороге, и Линкольн со спутниками стал строить предположения:

— Он не производит впечатления запуганного человека.

— Куда они направляются? — поинтересовался Никос.

— Существует три возможности. Они могут двигаться в Багдад, Тегеран или в Стамбул. В это время года проходимыми остаются дороги, ведущие только в этих направлениях, — пояснила Алиса.

— Но как мы это узнаем? Пока мы соберемся следовать за ними, они могут исчезнуть, — засомневался Линкольн.

— Есть один способ, — заговорил до сих пор молчавший проводник.

— Какой? — поинтересовалась Алиса. Она начинала понимать, что происходит что-то не так, как того хотелось бы. Геркулес не мог уехать и оставить их одних. Единственным объяснением его поведения было то, что он пытается каким-то способом отвести угрозу от своих друзей.

— Я очень хорошо знаю здешние дороги, куда бы они ни вели, в Казвине они непременно пересекутся. Я могу добраться туда раньше них, а когда узнаю, куда они направляются, дождусь вас и сообщу, какое направление они избрали.

— Эта идея, Азиз, мне кажется вполне приемлемой, — согласился Линкольн.

Проводник побежал на лужайку, отвязал одного из мулов и помчался во весь опор по уходящей вверх дороге. Прежде чем скрыться из вида, он сказал:

— Не волнуйтесь, я пришлю вам кого-то, кто покажет вам обратный путь.

Четверо друзей не сводили глаз с тропы. Они остались без проводника посреди пустынной местности. Геркулес исчез, и всех охватила тревога.

— Не беспокойтесь, — заговорил первым Линкольн, пытаясь взбодрить павших духом товарищей. — Геркулес бывал в ситуациях куда более сложных, чем эта, и всегда выходил победителем.

Алиса подошла и обняла его. Она постаралась поверить в слова друга, но в каком-то смысле чувствовала, что на этот раз ситуация была совершенно иной. Они остались одни, и ими уже овладевали сомнения относительно того, как они будут продолжать начатое опасное дело без Геркулеса. Линкольн стиснул зубы, пытаясь взять под контроль охватившее его беспокойство, и прочитал короткую молитву. Бог оставался единственным, на кого еще можно было надеяться, когда все остальные возможности утрачены.

 

69

Алеппо, 15 февраля 1915 года

Железнодорожная станция была переполнена пассажирами. Многим, бежавшим от войны, приближавшейся к их землям, хотелось попасть в Стамбул. Британская армия пыталась пробиться через иракскую Басру. Дела на египетском фронте шли не очень хорошо, поскольку арабские племена взбунтовались против турок.

Азиз, как и обещал, отправил к друзьям своего родственника в качестве проводника, а когда встретился с ними сам в Казвине, рекомендовал им следовать через Ирак и Сирию, избегая Армении. Необходимо было помнить, что восстание армян и близость русского фронта превратили этот регион в настоящий пороховой погреб. Кроме того, проводнику удалось услышать и увидеть, что ассасины с Геркулесом направились в сторону Мосула, а оттуда — на Стамбул.

Путь через Мосул был длиннее, но у них не было иного выбора, кроме как обогнуть сирийскую пустыню и двигаться дальше старыми турецкими дорогами. Тем временем Линкольн и его друзья пересекли бы пустыню, а в Алеппо сели бы на поезд «Дамаск — Берлин». Так они достигли бы Стамбула за два дня, сэкономив один день и опередив таким образом аль-Мундира и ассасинов на целые сутки.

Линкольн и его товарищи во время путешествия сотни раз размышляли над поведением Геркулеса. Наконец все пришли к единому выводу: речь идет о какой-то хитрости. У Геркулеса, должно быть, имелись весомые основания делать то, что он делал, а им оставалось только следовать за ним и помогать ему.

Поезд отошел от Алеппо точно по расписанию. Друзьям удалось устроиться в двух отдельных купе: Алиса — в одном, все остальные — в другом. Впрочем, Линкольн все равно проводил больше времени с ней, чем в своем купе.

Друзья пересекли всю Анатолию и оказались в самом сердце Оттоманской империи. Они понимали, что отыскать Геркулеса в Стамбуле будет трудно, но надеялись на то, что судьба все-таки улыбнется им. Линкольн с Алисой не раз планировали, как они будут искать его. Несмотря на то что во многих случаях обстоятельства бывали сильнее их, они не теряли веры в Геркулеса.

— Не отчаивайся, Джордж, — успокаивала Линкольна Алиса, кладя ему руку на плечо.

— Город огромен, он набит до отказа солдатней. Нам ничего не удастся сделать.

— Геркулес найдет возможность протянуть нам руку помощи. Не знаю как, но он это сделает.

— Надеюсь.

— Мы пересекли Египет, мы пережили несколько нападений бандитов и смогли в конце концов добраться до самого сердца долины ассасинов, и мы достигнем цели.

Линкольн посмотрел на девушку. Если ему что-то и нравилось в ней, так это ее надежность и мужество. Она была готова пойти на любые жертвы ради доброго дела. Ее сердце было чисто, а ее решительность толкала его идти вперед.

— Ты права. Мы достигнем цели, — воодушевился Линкольн.

— Вот это мне нравится, — согласилась с ним Алиса и заключила Линкольна в объятия. Несколько секунд они так стояли и молчали. Потом Линкольн отстранился и посмотрел Алисе прямо в глаза.

— Хочу сказать тебе еще кое-что.

Голос мужчины слегка дрожал. Во рту у него пересохло, а сердце бешено колотилось.

— Выкладывай, — сказала Алиса, ухватив его за руки.

— Мы уже хорошо знакомы. За последний год мы очень сблизились. Я очень хорошо чувствую себя рядом с тобой, ты сделала меня счастливым.

— Спасибо, Джордж, — прошептала Алиса, посмотрев на него повлажневшими глазами.

— Ты знаешь, что ты мой самый любимый человек на свете.

Алиса наблюдала за выражением лица Линкольна. Он был хорошим человеком, привлекательным и верным до смерти. Муж, о котором только может мечтать любая женщина.

— Именно поэтому я не могу позволить тебе страдать по моей вине. Быть женой негра в мире, подобном тому, в котором мы живем, это значит влачить жалкое существование. Наши дети не будут принадлежать ни к одному из двух несовместимых миров, а тебе придется отказаться от всего того, что ты любишь, — проговорил Линкольн охрипшим голосом.

Сначала Алиса никак не реагировала, лишь опустила голову, проявляя сдержанность. В ее жизни уже случалось, когда она была уверена, что влюблена в мужчину, однако теперь она стала достаточно взрослой и знала, чего хочет, а от непонимания Линкольна ее сердце вот-вот могло вырваться из груди.

— Ты прав, будет лучше, если мы оставим это, — нашла что сказать Алиса и вскинула подбородок.

— Спасибо, — согласился Линкольн, пожимая ей руки.

Алиса отпустила его руки и откинулась на спинку дивана. Она чувствовала сильнейшую боль в сердце, боль физическую, которая затрудняла дыхание.

— Пожалуйста, ты не мог бы оставить меня одну?

— Да, — ответил, вставая, Линкольн.

Он вышел из купе и остановился в проходе. Посмотрел в открытое окно на звездную ночь. Он никогда не чувствовал такой ярости, как сейчас. Цвет его кожи всегда был для него поводом для гордости, но теперь Алиса разорвала его гордость в клочья. Он постарался умерить мучавшие его злость и боль, но так и не смог сдержать слез, которые потекли по его лицу цвета красного дерева. Никогда им не овладевало такое отчаяние, и никогда он не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас.

 

70

Стамбул, 16 февраля 1915 года

Офицеры Верховного командования сидели в креслах и с нетерпением ожидали, что скажет генерал Энвер. Генерал встал и молча дожидался, когда прекратится перешептывание.

— Наши опасения подтвердились. Армяне в Ване и на прилегающих землях встают на сторону русских. Они предали империю, так что у нас остается лишь один способ действий.

Говорил генерал весьма решительно. Многие члены Верховного командования согласно кивали, потому что в большинстве они были турками-мусульманами. Со времени прихода к власти младотурков евреи, армяне и курды смещались со своих постов как в администрации, так и в армии.

— Но не воспротивится ли этому султан? — спросил один из офицеров.

— Султан будет делать то, что скажем ему мы, — ответил Энвер.

— А что подумают наши союзники? — задал вопрос другой офицер.

— Мы уже информировали о нашем решении австрийцев и немцев. Сейчас их больше всего волнует вопрос, как одержать победу в войне. Они также против возникновения свободной, пророссийской Армении, но просят нас действовать осмотрительно и решать проблему как можно скорее.

— Каким образом нам удастся решить проблему с более чем тремя миллионами людей? — спросил Мустафа Кемаль.

Глаза Энвера гневно сверкнули. Ему были хорошо известны прагматические воззрения друга: использовать в своих целях непопулярные решения, самому же при этом остаться в тени.

— Мы сделаем с ними то же самое, что сделали с греками несколько лет тому назад. Депортируем их…

— Но куда? У анатолийских греков была Греция. Пошлем их на земли, занимаемые русскими, чтобы они пополнили российскую армию?

— Разумеется, нет, Мустафа. Мы уже несколько недель перемещаем армян на юго-запад. Многие из них сосредоточены в Сирии. Пока война длится, я ради них и пальцем и не пошевелю.

— Но это означает обречь их на вымирание, — возразил Мустафа.

— Это единственный способ решить проблему. Мы должны ликвидировать всю их элиту, а также большую часть молодых мужчин, а остальных оставить на естественное вымирание! — почти прокричал Энвер и стукнул кулаком по столу.

В зале воцарилась глубокая тишина. Единственным, кто выдержал взгляд генерала Энвера, был Мустафа Кемаль.

— Но нам придется использовать силы и средства армии для того, чтобы перевести этих проклятых армян в Сирию и на восточное побережье. А ждать, когда кончится война, мы просто не имеем права, — проговорил Мустафа Кемаль.

— Это единственное, что нам остается делать. Теперь никто не будет спрашивать о них. Сто или двести тысяч мертвецов во время войны ничего не значат, — ответил Энвер и улыбнулся.

Офицеры согласно закивали головами. Армия получала возможность оправдать тупость своих командиров необходимостью уничтожения армян; армии нужен был козел отпущения, который оправдал бы бездарность ее командиров. Армяне стали самой слабой составной частью сложной этнической головоломки Турции, и им первым предстояло почувствовать вкус мести.

 

71

Стамбул, 19 февраля 1915 года

По водам Золотого Рога проплывали десятки боевых кораблей, уходивших на защиту берегов Оттоманской империи. Однако малочисленный турецкий флот не мог противостоять англо-французским артиллерийским обстрелам, которые разрушали береговые укрепления и уничтожали боевые корабли, предпринимавшие попытки прорвать блокаду. Дарданеллы, выход в Средиземное море, страдали более других, но удары наносились настолько интенсивно, что порой грохот артиллерийских орудий был слышен даже в Стамбуле.

Линкольн, Алиса и их товарищи нашли убежище в доме Крисостомо Андрасса, армянского лидера, который приютил друзей во время их первого посещения Стамбула. Крисостомо почти не выходил из собственного особняка, поскольку в последние недели гонения на армян усилились — армяне бесследно исчезали, их убивали средь бела дня. Крисостомо был одним из немногих государственных служащих-немусульман, но все со страхом ожидали того, что приказ о депортации или о помещении в лагеря коснется и армян, проживающих в городе.

Распространялись слухи о восстании армян в районе Ван и о победах русских на границе, но в скорое освобождение мало кто верил.

Благодаря помощи армянской разведки Линкольн смог связаться с Джамилей и доставить ее в Стамбул. Принцесса под чужим именем прибыла в город тем же утром. Увидев ее, друзья не могли скрыть огорчения относительно ее внешнего вида. Ее красота и молодость оставались нетронутыми, но было хорошо заметно, насколько далеко зашел процесс дегенерации: лицо побледнело, а под глазами появились темные круги; на губах появились морщинки, а блеск в глазах бесследно исчез.

— Джамиля, дорогая, — сказала Алиса, принимая ее в объятия. При этом она заметила, насколько костлявым стало ее тело и как оно ослабло.

— Мне вас очень не хватало. Любезный господин Гарстанг все время пытался поднять мне настроение, но ничто меня не успокаивает. Я чувствую ужасные боли, — попыталась улыбнуться Джамиля. Потом она с удивлением осмотрелась и спросила: — А где же Геркулес?

Линкольн подошел к женщине и поцеловал ей руку. Он попытался найти нужные слова, но никак не мог выбрать наиболее подходящие из тех, что приходили на ум. Сказать по правде, он и сам точно не знал, где сейчас Геркулес и что с ним происходит.

— Нам мало что о нем известно. Единственное, что мы знаем точно — он сейчас с ассасинами.

— С ассасинами? О боже. Они его похитили.

— Нет, мы думаем, что он сотрудничает с ними в чем-то и, конечно, уже пришел к какому-то соглашению, которое нам неизвестно, — вступил в разговор Никос.

— Соглашение? Ассасины не настолько благоразумны, чтобы с ними можно было приходить к какому бы то ни было соглашению.

— Дело в том, что мы ищем его по всему городу, — признался Линкольн.

Принцессу окончательно покинули силы, и Линкольн с Роландом помогли ей сесть на диван. Алиса начала обмахивать ее веером, но лицо бедной женщины, и так очень бледное, стало чуть ли не прозрачным.

Несколько минут спустя принцесса пришла в себя и все окружили ее. Крисостомо предложил ей стакан воды.

— Я уже чувствую себя лучше. Спасибо.

— Мы подозреваем, что ассасины повинны в убийстве нескольких армян и мусульман, проживающих в городе. Они что-то замышляют против нас, но пока мы не знаем, что именно.

— Аль-Мундир говорил нам еще в Каире, когда мы были его пленниками, о том, что до пришествия тайного имама должно состояться большое жертвоприношение в его честь, — сказала Джамиля.

— Жертвоприношение? — удивился Линкольн.

— Своего рода холокост или приношение, — уточнил Никос.

— И какое отношение имеют ко всему этому армяне? — поинтересовалась Алиса.

— Массовому уничтожению подвергнутся именно они, — сказал Линкольн. — Теперь я понимаю. Они намерены совершить в городе какое-то действо с участием «Сердца Амона», что-то вроде грандиозного ритуала. Но жертвами на этот раз станут не животные. Это будут люди.

Все вздрогнули от мощного удара этажом ниже. Послышался грохот сапог. Потом распахнулись двери зала, и друзей окружила дюжина солдат, которые тут же направили на них свои ружья и приказали поднять руки. Вслед за этим в зал вошел офицер.

— Крисостомо Андрасс? — спросил офицер, обращаясь к Крисостомо.

— Да, — ответил тот.

— Вы арестованы по обвинению в государственной измене.

— Измене?

— Нам известно, что вы работаете на секретные службы Великобритании.

— И вы имеете тому какие-то доказательства? Это произвол.

— Некоторое время тому назад мы поймали Роланда Шарояна, который обещал помогать нам в раскрытии шпионской сети, если мы освободим его мать и сестру. Несколько недель назад мы намеревались задержать его, но он сообщил, что американские и греческие шпионы что-то делают в Армении, и мы отложили его задержание. Сегодня утром он снова вошел с нами в контакт.

Все посмотрели на Роланда, на того самого молодого чувственного и храброго парня, который сопровождал их в долгом путешествии в долину ассасинов и который, как теперь стало ясно, предал их. Роланд опустил голову, и двое солдат, надев на юного армянина наручники, повели его к выходу.

— Это ошибка. Никакие мы не шпионы, — заявил Линкольн. — Я имею право увидеться со своим послом.

— Шпионы не имеют прав. Арестуйте их всех, — приказал офицер, недовольно поморщившись.

Солдаты окружили друзей и, надев на всех наручники, отвезли в военную тюрьму Стамбула на крытой конной повозке.

 

72

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Мехмед V завязал халат и сел перед своим шкафчиком из слоновой кости для драгоценностей. Шкафчик был уникален. Его сделали африканцы и привезли ему из Эфиопии. Султан открыл одну из ячеек и вынул оттуда документ. С одной стороны документа свешивались печати, но его текст можно было прочитать, и он не оставлял сомнений — речь шла о судьбе более чем миллиона человек. Султан не испытывал какой-то особой симпатии к армянам, хотя некоторые из его ближайших сотрудников были именно армянами. Вместе с тем ему была не по душе ни ликвидация этих беспомощных людей, ни ссылка, ни навязывание принятия ислама. Ему не хотелось обрести известность человека кровожадного, подобного его брату Абдул-Хамиду II, но при том уровне власти, которым он располагал, сделать он уже ничего не мог.

Он взял ручку и начал писать, брызгая чернилами. Едва закончив первую строчку, он остановился, встал и направился к большому окну. В те утренние часы Золотой Рог казался спокойным. По проливу неспешно проплывали суда, а голубое небо излучало нечто подобное святости, что слегка подняло ему настроение.

Пока мир разваливается на части, думалось ему, Аллах продолжает освещать каждый восход солнца. Ему, человеку, который прожил всю жизнь в богатстве и роскоши, было неведомо, что такое мир и спокойствие. Он пребывал в постоянном страхе, боясь, что его убьет родной брат; его волновала необходимость руководить империей, которая с каждым днем распадалась, печалила посрамленная младотурками гордость. Эти люди держали под контролем правительство и страну.

Потом он снова сел. Посмотрел на документ и, глубоко вздохнув, подписал его, после чего решил пойти позавтракать. От пережитого нервного напряжения у него страшно разыгрался аппетит.

 

73

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Джамиля всю ночь кричала, словно решила потратить все оставшиеся силы на освобождение своих друзей. Кричала по-арабски, требовала встречи со своим мужем-султаном. Одному из офицеров, заступивших на утреннее дежурство, надоело слушать эти крики, он вывел женщину из камеры и усадил за стол.

— Вы с ума сошли. Если будете продолжать кричать, все кончится тем, что вас убьют, — сказал молодой офицер, проникнувшись к женщине жалостью.

Джамиля подняла на мужчину глаза с темными кругами и сказала:

— Я жена султана, самая любимая…

— Госпожа, я понимаю ваше отчаяние, но эти выходки со мной не пройдут. Вы армянская шпионка.

— Никакая я не армянка. Я уже сотню раз повторяла.

— В паспорте, с которым вы пересекли границу, указывается, что вы Фатима Джамини, но мы знаем, что паспорт этот фальшивый, изготовленный умельцами из армянской группы освобождения. Как так случилось, что члены группы освобождения армян пошли на изготовление фальшивого паспорта для жены султана?

— Я убежала из гарема четыре месяца назад, но, когда мой муж узнает, что я вернулась, он примет меня. Я прошу вас лишь о том, чтобы вы передали ему мою записку.

— Если я отнесу записку, меня отдадут под трибунал.

— У меня есть нечто такое, что он опознает. Это кольцо, которое подарил мне султан, — сказала женщина, вынимая кольцо из декольте.

— Но, госпожа…

— Покажите ему кольцо. Как только он его увидит, он сразу же узнает, что это я. А я вам обещаю, что вы получите повышение по службе.

Офицер задумался. Все это напоминало сумасшествие, но он ничего не потеряет, если пойдет во дворец и попытается поговорить с султаном. В любом случае он исполнит свой долг.

— Послушайте, если султан опознает кольцо, он примет мою рекомендацию о вашем повышении, но если вы хотите проблем, можете оставить это кольцо себе. Оно очень дорогое. Вот эти камешки — это бриллианты.

— Бриллианты? — переспросил офицер, принимая кольцо. — Я ничего не могу вам обещать, но как только кончится мое дежурство, я постараюсь вам помочь.

В камеру Джамиля вернулась с улыбкой, но ее друзья сидели с опущенными головами. Всех их поместили в одну камеру, кроме Роланда — парень сидел в соседней одиночке.

— Что он вам сказал? — спросил Линкольн.

— Он постарается, — с видом победительницы сообщила Джамиля. На какое-то мгновение от радостно приподнятого настроения ее глаза заблестели и она снова почувствовала себя сильной.

 

74

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Мулла ввел их в мечеть, и дюжина мужчин тщательно, пядь за пядью, обследовали помещение. Геркулес оставался рядом с аль-Мундиром, подобно верному псу. Араба развлекало то, что его телохранителем стал его злейший враг. Поэтому, когда к ним подошел генерал с солдатами, он чуть ли не изменился в лице от неожиданности. По его приказу этот западный человек способен наброситься на его врагов и даже убить их.

Генерал остановился против двух мужчин и показал рукой на Геркулеса.

— Не обращайте на него внимания. Теперь он — моя сторожевая собака. Хотите посмотреть, как он действует? — спросил аль-Мундир и щелкнул пальцами, отчего Геркулес набросился на двух солдат, стоявших ближе всего к генералу. Он повалил их в порыве бешенства и вопросительно посмотрел на своего хозяина. Араб жестом приказал оставить поверженных солдат.

— Впечатляет. Если бы мы имели армию мужчин настолько… — Генерал замолчал, подыскивая слово.

— Крутых? — подсказал араб.

— Да, именно таких. Мы завершили бы войну в течение нескольких недель.

— Вы, генерал, правоверный мусульманин. Если все пойдет хорошо, ничто нам не сможет помешать. В последние годы мы видели, как младотурки изгоняли из самого сердца империи веру в Аллаха и саму религию, но все это должно скоро кончиться.

— Именно этого я и ожидаю. Над Стамбулом нависла угроза. Союзники могут в любой момент напасть на него.

— Никто не может касаться Махди, он учредит новую эру…

— Речь идет о смерти султана. Мы свою часть договора выполнили. Армяне города в ваших руках, — резко завершил разговор генерал.

Аль-Мундир бросил взгляд на надменного генерала. Ассасины были вынуждены иметь дело с людьми такого толка в интересах достижения собственных целей. Так было всегда. Однако, когда вернется Махди, все переменится.

 

75

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Офицер, ожидая, когда его примет султан, сидел и перекладывал фуражку из одной руки в другую. У него потели руки, и он время от времени проводил пальцем по воротнику форменной рубашки. Потом он встал и прошелся по помещению. Он никогда не видел столько роскоши. Огромные декоративные вазы, позолоченные деревянные столики, картины и ковры. Все это, должно быть, стоило целое состояние.

Дверь белого дерева, ведущая в зал, открылась, и два гвардейца встали по обеим ее сторонам. Султан вошел, опираясь на трость. Офицер изогнулся в поклоне и задрожал.

— Офицер, — произнес султан, равнодушно глядя на военного.

— Господин, — начал заикаться офицер.

— Это вы принесли кольцо? — спросил султан, показывая бриллиантовый перстень.

— Да, господин, — испуганно подтвердил его слова офицер.

— Где вы его обнаружили?

— Мне дала его женщина, которая сейчас находится в военной тюрьме. Она говорит, что является одной из ваших жен.

— Говорит, что она моя жена? — переспросил начавший волноваться султан.

— Да, господин.

Султан опять посмотрел на кольцо. Он уже не верил, что когда-нибудь снова увидит принцессу. Сердце его екнуло, и он подошел к стоящему с опущенной головой офицеру.

— Что она делает в тюрьме? — шепотом спросил султан.

— Ее задержали, господин.

— В чем ее обвиняют?

— В том, что она армянская шпионка, господин.

— Армянская шпионка, — повторил султан, не в силах сдержать смех.

Его жена была способна на многое, но чтобы она отколола такой номер, это уже ни в какие рамки не помещалось.

 

76

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Султан спускался по лестнице, и сердце у него учащенно билось. Он и не думал, что когда-нибудь опять увидит ее. На какое-то мгновение вспомнилась их первая встреча. Тогда она казалась просто испуганной девочкой. Ей недавно исполнилось семнадцать, ее детское личико резко контрастировало с умным взглядом и с ее способностью настойчиво убеждать. Прошло немного времени, и она стала любимой женой, а этого в условиях гарема, где женщины готовы побороться даже за самую маленькую привилегию, добиться совсем нелегко. Она была рождена для того, чтобы стать еще одной наложницей султана, а превратилась в самую любимую жену.

Он миновал проход, подошел к решетчатой двери и жестом приказал открыть ее. В камере находились негр, рыжеволосая женщина, еще какой-то иностранец и Джамиля. Это была несомненно она, но не совсем на себя похожая. На ее постаревшем лице чудесным образом восстановились признаки молодости, хотя она и выглядела больной и изнуренной.

— Джамиля! — воскликнул султан, раскрывая объятия. Он думал над тем, чтобы подвергнуть ее пыткам, избить плетьми и даже убить ее, но, увидев, внезапно понял, почему последние месяцы чувствовал себя таким одиноким и подавленным.

Принцесса посмотрела на него с чувством сострадания. Султана она не любила, но научилась подпускать его к себе. Он всегда относился к ней хорошо — ласково и с уважением. Он смог понять ее страхи и в отношениях с ней проявлял много терпения и сдержанности.

Джамиля сделала навстречу султану несколько шагов и обняла его. По лицу султана катились слезы.

— Любовь моя, Джамиля.

— Извини меня за то, что я покинула тебя. Я больше не могла жить в твоей позолоченной тюрьме. Я отдала тебе лучшие годы своей жизни, но мне хотелось снова стать молодой и испытать, что это значит — быть свободной, — ответила на его приветствие Джамиля, опустив голову.

— Мне не за что тебя прощать, — проговорил султан, взял ее за подбородок и внимательно посмотрел ей в глаза. — Что с тобой произошло? Ты кажешься значительно моложе. Это драгоценный камень? «Сердце Амона»?

Женщина несколько секунд молчала. Нужно, чтобы султан помог ей и ее друзьям, а значит, она просто обязана быть с ним откровенной.

— Да, это был рубин. Легенды о нем оказались правдивыми. Этот камень на самом деле имеет чудодейственную силу. Достаточно было одного прикосновения к нему, как я помолодела, но теперь он не у меня.

— А у кого?

— У людей, называющих себя ассасинами.

— Ассасинами? — удивился султан.

— Да.

— До меня доходили слухи о них, но я не знал, что они есть и в Турции.

— Они повсюду. Мы знаем, что камень у них и что они собираются провести с ним какой-то обряд. Похоже, именно они спровоцировали преследование армян и планируют использовать их в жутком ритуале жертвоприношения.

Султан смотрел на женщину с недоверием. Он сам только что подписал приговор армянам. Ассасины не имели к этому никакого отношения.

— Они имеют сторонников в армии, в полиции — повсюду, — уточнила Джамиля, заметив недоверчивый взгляд своего мужа.

— Султан, она говорит правду, — добавил Линкольн, делая шаг вперед.

Двое солдат набросились на него, схватив за руки. Султан сделал знак рукой, и солдаты сразу же отпустили негра.

— Мы не знаем, что они замышляют на самом деле, но их намерение — убивать. Кажется, они ожидают второго пришествия своего религиозного предводителя, тайного имама.

— Это древнее поверье шиитов, — сказал султан. — Но это лишь древнее поверье и ничего более.

— Это более чем поверье, — вступил в разговор Никос. — Неужели вы не видите силы рубина? Посмотрите, что он сделал с Джамилей. Но сейчас ее жизнь находится в опасности. Если мы не вернем «Сердце Амона» в ближайшее время, она умрет.

Султан посмотрел на принцессу. Ее болезненный вид и чрезмерная бледность, свидетельствовали о том, что эти люди говорят правду.

— Хорошо, следуйте за мной, — приказал султан, выходя из камеры. — Пора остановить этих сумасшедших.

 

77

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Мустафа Кемаль вышел из машины и направился в один из городских переулков. Униформы на нем не было. Он посмотрел на одну сторону переулка, потом — на другую, прошел в старый сырой портал и поднялся по сухой деревянной лестнице, прислушиваясь к поскрипыванию ступенек. Он постучал в дверь, которая тотчас же открылась. Дальше его путь лежал по неосвещенному коридору до большой комнаты, выходившей окнами на полутемный внутренний дворик.

— Дорогой генерал, нам следует проявлять благоразумие, — прозвучал голос из темноты.

— Как скажете, — сухо ответил Мустафа.

— Я ничего не скажу вам нового, но информирую, что султан уже подписал приказ о «концентрации» армян в восточной зоне.

— Я это знаю.

— Но чего вы не знаете, так это того, что, если планы генерала Энвера осуществятся, Турция превратится в мусульманское государство. Улемы и проповедники все возьмут под свой контроль, а населению навяжут шариат.

— Я правоверный мусульманин, — ответил Мустафа.

— Я в этом не сомневаюсь, генерал, но если эта война нас чему-то и научила, так это тому, что путь, которым мы шли последние сто лет, не принес империи процветания. Вам хорошо известно, как отразилась на нас возрастающая потеря наших европейских территорий? Раньше Анатолия была лишь приложением к Оттоманской империи, а Стамбул фасадом цивилизованного мира. Теперь же Стамбул превратился в фасад отсталости и варварства. Мы не можем позволить кучке умалишенных погубить нашу решимость вернуть турецкие владения в Европе.

— И что же могу сделать я?

— Сейчас планируется убийство султана. Мы понимаем, что он — фигура чисто символическая, однако после этого они намерены объявить кияму. Фанатики из уммы объединятся, что будет означать конец нашей культуры. Западные державы раздавят нас. Они объединятся в новом крестовом походе против нас. Вы должны остановить массовую резню и предотвратить убийство султана, — сказал голос.

— Брат наставник, ложа поддерживает вас на все сто процентов?

— Да, мы хотим, чтобы геноцид прекратился уже сейчас. Если это удастся, мы сделаем вас президентом Турции.

 

78

Стамбул, 21 февраля 1915 года

Машина подвезла их ко дворцу султана. В городе царил хаос. Ни у кого не вызывали удивления никому не подконтрольные группы, нападавшие на коммерческие предприятия армян, или арест неосторожного бедолаги, осмелившегося выйти на улицу в самое неподходящее время. Автомобиль въехал в сад, огороженный решетчатым забором, и остановился у парадного входа. Линкольн и его товарищи вышли из машины и последовали за султаном в его кабинет, а потом слушали, как он звонит кому-то по телефону.

— Я вам приказал остановиться… что? Это недопустимо! — воскликнул султан и с треском повесил трубку.

Султан посмотрел на товарищей широко раскрытыми глазами и пожал плечами. На его лице застыло выражение человека, который проиграл схватку в самом начале и теперь озабочен этим обстоятельством.

— Так что? Ты не можешь больше ничего сделать, сердечко мое? — спросила Джамиля, которая всегда верила в авторитет султана.

— Мы находимся в состоянии войны, и реальная власть находится в руках военных. Я остаюсь султаном только благодаря младотуркам. Генерал Энвер сообщил мне, что остановить депортацию невозможно. Этим мы продемонстрируем слабость, и тогда другие нацменьшинства тоже восстанут против нас.

— Но, господин, погибнут десятки тысяч людей, — возразила Алиса.

— Аллах отделит праведных от неправедных, — ответил султан. — Я больше сделать ничего не могу. Единственное, что в моих силах, это гарантировать вам свою защиту и помочь выехать из страны.

— Тогда, по крайней мере, дайте нам пропуск, с которым мы могли бы беспрепятственно передвигаться по городу в течение нескольких часов, — попросил Линкольн.

Султан направился к письменному столу и подписал карточку, которая гарантировала их безопасность.

— Нам нужно, чтобы вы освободили несколько человек: Роланда Шарояна и Крисостомо Андрасса с семьей, — попросила Алиса.

— Они армяне? — спросил султан.

— Да, — ответил Линкольн.

Султан неохотно подписал еще один документ и вручил его Линкольну.

— Пропуски действительны двадцать четыре часа. После этого вашу безопасность я гарантировать не смогу.

— Спасибо, — сказала Джамиля и поцеловала султана в щеку.

— Но ты, ты-то не пойдешь? Правда?

— Я должна идти. Наши с тобой пути давно разошлись. Надеюсь, что ты это понимаешь.

Все четверо направились к выходу и смогли расслабиться лишь после того, как выехали за пределы большой садовой ограды. Они боялись, что султан в последний момент передумает и прикажет задержать их. Времени у них было в обрез. Сначала они вытащат из тюрьмы Роланда и Крисостомо и отвезут их в американское посольство. Потом постараются отыскать Геркулеса и остановить обряд. Алиса железной хваткой держалась за руку Линкольна. Мир, казалось, разваливался в пух и прах прямо у их ног; война в конечном счете настигла их, бежать больше было некуда. Им предстояло бороться с собственными иллюзиями и одержать верх. Они понимали, что существует одна-единственная возможность сделать это.

 

79

Стамбул, 21 февраля 1915 года

Дежурный офицер сначала не хотел ничего делать, аргументируя свое нежелание необходимостью проверить достоверность приказа на освобождение. Но в конечном итоге им удалось вытащить из тюрьмы Роланда и Крисостомо с семьей. У тюремных ворот их ожидал автомобиль с работающим двигателем. Друзья с трудом разместились и направились в посольство.

— Почему вы меня освободили? Ведь я вас предал, — заговорил Роланд, пряча глаза.

— Не переживайте. Любой из нас на вашем месте поступил бы так же, — успокаивала его Алиса.

— Да, но я поставил под угрозу ваши жизни и проявил наивность. Турки никогда не освободят мою семью.

— Не отчаивайтесь, — не унималась Алиса. — Есть еще одна возможность.

— Не вселяйте в молодого человека ложных надежд, — предупредил Никос. — Вероятность того, что его семья спасется, крайне мала.

— Пожалуйста, Никос, — взмолилась Алиса, знаками показывая ему, чтобы он попридержал язык.

— Хорошо, но лучше исходить из того, что мы потерпели поражение. А самое лучшее для нас — попытаться как можно скорее покинуть Турцию.

— Если вы хотите уехать, то имеете на это полное право, — заявил Линкольн. — Мы никуда отсюда не уйдем, пока не отыщем Геркулеса и не поможем Джамиле.

Грек высокомерно посмотрел на него. Он оставил безопасный кабинет в своем доме в Афинах и оказался вовлеченным в эту сумасшедшую авантюру, однако идти этим путем и дальше ему отнюдь не хотелось. Он никогда не считал себя человеком, способным преодолевать трудности подобного рода.

Машина остановилась у американского посольства. По улице двигалась огромная вереница беженцев и исчезала где-то за углом. Линкольн подошел к решетчатым воротам и заговорил с одним из охранников по-английски:

— Американские граждане, откройте, пожалуйста.

Солдаты слегка приоткрыли ворота и пропустили группу.

Тут же у ворот собралась толпа людей, которые тоже желали пройти внутрь. Это был их единственный шанс остаться в живых. Когда ворота закрывались, несколько отчаявшихся женщин с детьми на руках начали умолять пропустить их. Солдаты проявили твердость, и собравшаяся было толпа вернулась в вереницу.

— Посол сейчас примет вас, — сообщил друзьям секретарь, худощавый краснощекий молодой человек с детским выражением лица.

Несколько минут спустя им позволили пройти в кабинет. Посол с зажженной сигарой смотрел в окно. Потом он повернулся и сказал:

— Стульев на всех не хватит, но, пожалуйста, рассаживайтесь.

Сам он остался стоять. Сели только женщины.

— В этой стране происходит что-то ужасное. Вам не кажется? Из-за этой войны буквально все сходят с ума.

— Спасибо, что вы предоставили нам убежище, — начал Линкольн.

— Мы можем спасти лишь немногих. Тех, кто докажет, что в Соединенных Штатах у них есть родственники. Известно, что людей здесь преследуют за то, что они христиане, и мой долг, как христианина, помочь вам.

— Дело обстоит значительно серьезнее, — сказала Алиса.

— Разумеется, но это не сохранит вам жизнь, — ответил посол и показал в окно.

— Может быть, нам удастся остановить резню, — предположил Линкольн.

— Что? Я правильно услышал?

— Мы знаем, кто спланировал это. Если нам удастся разоблачить их, мы сможем спасти по крайней мере армян, проживающих в Стамбуле, — пояснил Линкольн.

— Вы уверены в этом?

— Да, господин посол.

— Что я могу для вас сделать?

 

80

Стамбул, 21 февраля 1915 года

— Посмотри на эту дверь, она ведет прямо внутрь мечети. Ты будешь прятаться здесь до начала пятничной молитвы. Когда услышишь первые слова молитвы, поднимешься, осторожно приблизишься к султану и выстрелишь. Ты понял, что я тебе сказал? — спросил аль-Мундир.

Геркулес утвердительно кивнул головой. На его ничего не выражавшем лице не отразилось ни одной эмоции. Безвольно опущенные руки и полное отсутствие жизненных сил свидетельствовали о полном подчинении новому хозяину.

— Выпей вот это, — сказал араб, протягивая ему бутылочку.

Геркулес залпом выпил содержимое и вернул алебастровую бутылочку хозяину.

— Потом ты выстрелишь в голову, понял?

— Да, — безразлично ответил Геркулес.

Араб ушел из старой крипты и направился к большому алтарю, обращенному в сторону Мекки. Там он быстро помолился и направился к одной из старых капелл.

— Все готово? — спросил он там двух своих помощников.

— Да, господин.

— Его никто не должен обнаружить до начала церемонии. Иначе все пойдет насмарку.

Аль-Мундир вышел из мечети и остановился полюбоваться вечерним небом над Золотым Рогом. Восток и Запад разделяла религия, и он собирался изменить ситуацию. Кияма вот-вот придет, и мир снова содрогнется, услышав слово «ассасины».

 

81

Стамбул, 21 февраля 1915 года

Стол у посла был богатейший. После многих недель довольствования сыром из козьего молока, пшеничными лепешками, рисом и сардинами в банках то, что стояло на столе, показалось друзьям пищей богов. На какое-то мгновение они забыли о том, что их больше всего сейчас тревожило, — напряженность последних недель и готовящееся массовое истребление людей. Посол настоятельно не рекомендовал им выходить вечером. По ночам в городе было неспокойно. Вандалы открыли сезон охоты на армян и на все западное, что встречалось на их пути.

— Я рад, что вы остались.

— Почему у вас в посольстве так много упакованных ящиков? — спросил Линкольн.

— Насколько я понимаю, это уже ни для кого не секрет, что наше правительство намерено вступить в войну. Так что мы должны быть готовы к эвакуации в любой момент.

— Не создадим ли мы дипломатической проблемы в связи с тем, что вы предоставляете нам убежище? — спросила в свою очередь Алиса.

— Это вполне возможно. Именно поэтому я назначил в помощь вам людей, которые напрямую с посольством не связаны.

— Но они профессионалы? — спросил Линкольн.

— Естественно. Это группа поддержки, которая действует в чрезвычайных ситуациях, однако в стране они находятся под видом деловых людей. Впрочем, вы так и не сказали мне, где должна состояться массовая резня.

— Мы не уверены, но полагаем, что это произойдет в каком-то большом здании, скорее всего в мечети, — ответил Никос.

— В Стамбуле много больших мечетей.

— Нам придется посетить их все — одну за другой, — сказал Линкольн.

— На это потребуется несколько дней, — предупредил посол.

— А что еще остается делать? — спросила Алиса.

Посол задумался, опершись подбородком на руку и глядя в одну точку.

— Посмотрим, — наконец произнес он с задумчивым видом.

— Самая большая мечеть — это храм Святой Софии, — сказала Алиса.

— Нет, это обычное заблуждение туристов. Самая большая мечеть Стамбула — это мечеть Сюлейманийе, по-турецки Сюлейманийе джамиси. Она была построена по приказу султана Сулеймана Первого, известного на Западе как Сулейман Великолепный.

— Никогда ничего не слышал об этой мечети, — удивился Линкольн.

— Посол прав. Самая большая мечеть в городе — мечеть Сюлеймана. Это своеобразный ответ византийской архитектуре, представленной собором Святой Софии. Византийское творение создавалось при императоре Юстиниане. После захвата города турками храм святой Софии превратил в мечеть Мехмед II. Позднее эта мечеть стала моделью для многих других мечетей Стамбула. Сулейман Великолепный хотел превзойти Святую Софию и построить более роскошное здание, — разъяснил Никос.

— В таком случае, если они решили совершить свой ритуал, эта мечеть подошла бы им как нельзя лучше, поскольку в ней соберется больше всего людей? — предположил Линкольн.

— Несомненно, — ответил посол.

— В таком случае это может быть именно то место, которое нам нужно.

— Мечеть Синана Сулеймана по форме более симметрична, чем мечеть Святой Софии. Сулейман хотел стать «вторым Соломоном», пытаясь превзойти Юстиниана, который после строительства храма Святой Софии воскликнул: «Соломон, я тебя превзошел!»

— Таким образом, избранным местом может быть эта мечеть, — заключил Линкольн.

— Но вот в чем проблема. Как же им удастся собрать столько армян в мечети? — усомнился посол. — Хотя возникает и второй трудный вопрос: как они собираются убить их всех за один раз?

 

82

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Утро над городом началось без единого облачка на небе, и совсем неожиданно повеяло весной.

Когда Линкольн выглянул в окно своей комнаты в здании посольства, солнце было уже высоко. Золотой Рог, лежавший вдалеке, искрился золотом. В такой день хотелось прогуляться по городу, посидеть на террасе и насладиться чашечкой хорошего кофе. Но когда американец бросил взгляд за решетчатый забор посольства, то заметил, что количество беженцев не уменьшилось — их стало еще больше. Он отвернулся от мозаики лиц людей, взиравших на здание в надежде на помощь, словно на манну небесную.

В это время на улицу въехало не менее полусотни грузовых машин. Из каждой машины вышли по шесть солдат. Какой-то офицер начал выкрикивать команды, и солдаты принялись сгонять собравшихся. Несколько мужчин попытались бежать, кто-то осмелился противостоять солдатам, но все сразу же были расстреляны.

Армяне под дулом винтовок поднимались в грузовики. Среди них были женщины, дети и старики, было и несколько семейств. Пятьдесят машин быстро заполнились до отказа, но толпа уменьшилась лишь наполовину. Несколько минут спустя прибыли еще машины. Остальных армян тоже рассадили по машинам, и за какие-то полчаса улица совершенно опустела.

Линкольн спустился в основной зал, где уже находились Алиса, Джамиля, Роланд, Никос и посол.

— Видели, что произошло на улице? — спросил Линкольн, который до сих пор не верил своим глазам.

— Да, действия турецкого правительства совершенно недопустимы. Многие беженцы являются либо американскими гражданами, либо имеют в Америке родственников. Я сейчас же напишу официальную ноту протеста. Кроме того, я направил в Вашингтон срочную телеграмму. Если они думают, что мы будем сидеть сложа руки, пока так бесчеловечно обходятся с ни в чем не повинными людьми, они сильно ошибаются, — возмущенно говорил посол.

— Не думаю, что это хоть как-то поможет, — возразила Джамиля, которая сидела на диване, откинувшись на спинку.

— Никто не имеет права задерживать людей без предъявления обвинения, во всяком случае в стране цивилизованной, — прорычал посол.

— Они выбрали подходящий момент. Европа увязла в войне. Никто и пальцем не пошевелит в защиту армян, — резюмировал Никос.

— Во всяком случае, наш долг оповестить об этом мир, — сказал посол.

— Куда они повезут всех этих людей? — спросила Алиса.

— Возможно, их отвезут в ту самую мечеть, — предположил Линкольн.

— Это значит, что ритуал готовится, — сказал Никос.

В зале послышался плач Роланда. Молодой человек сидел, опустив голову, и буквально рвал на себе волосы.

— Роланд, что происходит? — спросила Алиса.

— Либо среди этих людей, либо где-нибудь в другой толпе стамбульских беженцев могут быть мои мать и сестра, и их тоже принесут в жертву, как и остальных.

Алиса села рядом и обняла юного армянина за плечи. Парень заплакал, как ребенок.

— Мы пойдем в мечеть в час молитвы, тогда на нас никто не обратит внимания, — сказал Линкольн.

— Во время молитвы? — удивился посол.

— Да, но нам потребуется другая одежда, — пояснил Линкольн, показывая на свою рубашку. — Нам нужно проникнуть туда незамеченными.

 

83

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Собственное отражение в зеркале ему не понравилось. Лицо старческое, щеки морщинистые, глаза потускневшие. Слуги подали ему самую шикарную тунику, окантованную золотым и шелковым, кроваво-красного цвета, шитьем. Это показалось ему вульгарным и не к месту.

— Я не могу в таком виде идти в мечеть, — сказал он, касаясь рукой окантовки.

— О повелитель, все раскроют рты от удивления, как только вы войдете.

— Не говори глупостей. В таком виде я похож на проститутку с Мосула.

Султан стукнул слугу по голове и приказал принести другую тунику, пурпурного цвета, с более скромной окантовкой. Когда султана одевали, ему вспомнилась Джамиля. «Она была хороша», — подумал он. Теперь он сожалел, что отпустил ее. Султан глубоко вздохнул и посмотрел на себя в зеркало, повернувшись к нему боком.

— Аллах не наградил меня красивой старостью. Я уже не могу спать со своими женами. Война, это проклятое офицерье, а теперь еще и армяне. Неужели больше никто и никогда не принесет мне добрых вестей.

Султан надел шлепанцы и мелкими шажками пошел к машине с открытым верхом, которая ожидала его у подъезда. Он сел в машину, и кортеж из трех машин двинулся.

Ему предстояло проехать небольшое расстояние. Посмотреть на него, как это бывало каждую пятницу, собралась толпа людей. Дети и женщины приветствовали его флажками, но взгляд султана блуждал где-то вдалеке, а мысли занимали иные заботы.

Вскоре они прибыли к большой мечети Сюлейманийе. Султан посмотрел на огромный купол и пожалел, что за все время своего правления так и не построил ничего величественного, что пережило бы его. Мир забудет о нем, и он останется очередным султаном в длинном списке султанов империи, но в том случае, если сама империя выживет в войне.

Он вышел из машины и пошел по красной ковровой дорожке к двери, которой мог пользоваться только он один. В интересах личной безопасности султан входил в мечеть последним, а выходил первым.

Две большие створки раскрылись, и толпа правоверных взорвалась радостными криками.

 

84

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Линкольн приподнял подол туники, чтобы не споткнуться во время подъема по лестнице. Рядом шли Роланд, Никос и еще пять человек. Алиса и Джамиля предпочли одеться мужчинами. Если бы они надели женскую одежду, им пришлось бы ожидать в стороне от остальных правоверных.

Группа вошла в мечеть, все совершили обряд омовения, сняли обувь и пошли дальше по коврам. Большое квадратное помещение было переполнено правоверными. Мусульмане всегда молились по пятницам. Мужчины покидали рабочие места и направлялись к мечети, для того чтобы очистить свои помыслы и пообщаться с Аллахом.

Линкольн ощутил под туникой холод металла пистолета. Все, за исключением Джамили и Никоса, были вооружены. Если бы кто-нибудь из мусульман догадался, что в пятницу в мечеть под видом мусульман вошли христиане, да еще с двумя женщинами и вооруженные, они избили бы их камнями до смерти еще на пороге храма.

Шепот правоверных, которые подыскивали себе место для молитвы, стихал. Мужчины, расположившись длинными рядами, опускались на колени.

Вдруг шепот перерос в радостные крики. Все повернули головы и увидели, как в глубине зала появляется султан.

Султан опустился на колени в окружении своих людей.

В интересах безопасности два передних ряда, по четыре человека с каждой стороны, оставались пустыми.

Имам повысил голос — и перешептывания тотчас прекратились. Правоверные проделывали этот ритуал сотни раз. Все одновременно наклонились вперед, и их молитва эхом отразилась от стен храма.

 

85

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Шепот проникал в холодную крипту. Геркулес в состоянии кататонии ждал, когда молящиеся прочтут первую половину молитвы. Потом он должен подняться в зал и бежать в сторону султана.

Он почувствовал острую боль в голове и потер виски. Ему слышался отдаленный, едва ощутимый голос его собственного сознания, однако воздействие снадобья не позволяло ему самостоятельно управлять своим телом. Геркулесу стало казаться, словно его мозг идет в одном направлении, а тело, подобно лошади, закусившей удила, — в другом.

Он постарался сосредоточиться на лицах людей, которых больше всего любил, но чем больше он о них думал, тем сильнее становилась боль в голове.

Каждый мускул его тела был напряжен, дыхание участилось. Геркулес ждал последней молитвы, чтобы броситься на свою жертву. Он отколупнул кусок камня от стены и расцарапал себе кожу на предплечье, надеясь через боль вернуть самоконтроль, но почувствовал лишь, как заныло тело в месте пореза.

Голоса внезапно прекратились, и его охватило неконтролируемое бешенство. Он беззвучно поднялся на несколько ступеней, а в голове то и дело звучал голос хозяина: убей, убей, убей.

Геркулес достал пистолет, его лицо обдало теплом мечети. На него с изумлением смотрели тысячи глаз. Забыв, кто он такой, забыв обо всем, во что верил и что любил, он побежал. В его голове звучало лишь одно: убить, убить, убить.

 

86

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Впервые в своей жизни аль-Мундир не молился в пятницу, как положено правоверному. Он наблюдал за восторженной толпой, которая приветствовала султана, входившего в мечеть.

Стоя в укромном месте, он почувствовал, как его охватывает ярость. Народ приветствует этого самовлюбленного дегенерата. Ему хотелось выйти из укрытия и убить султана собственными руками, но он сдержался. Западный человек сделает за него это грязное дело. На протяжении всей истории ассасинов подобных людей использовали для того, чтобы изменить мир.

— Учитель, все готово, — тихо проговорил один из его помощников.

— Все проверили?

— Да.

— Убедитесь, что все двери будут закрыты. Через пару секунд начнется паника.

— Да, учитель.

Аль-Мундир снова посмотрел через ограду жалюзи, но на этот раз увидел нечто такое, что ему совсем не понравилось. Белый тюрбан резко контрастировал с черным лицом Линкольна, рядом с которым стояли несколько его товарищей.

— Проклятье, — прохрипел араб.

У него возникло желание перебить этих неверных, как свиней, которые своими грязными копытами пачкали святое место, но нужно было ждать. Терпение было одним из достоинств ассасинов. Он должен терпеть.

 

87

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Американец имитировал молитвенные жесты беспорядочно и неуклюже. Он впервые вошел в мечеть и, хотя верил в Бога, никогда не думал, что у его религии и этой так мало сходства. Поэтому он приглядывался к молящимся, стоявшим перед ним, повторял их жесты и беззвучно двигал губами, словно знал арабский язык.

Его друзья делали, что могли. Роланд и Никос были отчасти знакомы с ритуалом. Джамиля больше остальных походила на настоящего правоверного, а вот Алиса терялась с каждым новым жестом.

Линкольн покрылся испариной, его сердце начало биться учащенно. Он беспокоился о Геркулесе. Уже много дней они оставались в неведении относительно его судьбы, и удивляло то, что их друг до сих пор не попытался установить с ними связь.

Он поднял голову и посмотрел на огромный купол, потом перевел взгляд на массу людей и поменялся в лице. Снова взглянув вверх, он рассмотрел тонкий провод, замаскированный на фасаде. Провод тянулся по всему куполу и кончался у основы колонны храма с разводкой еще на три колонны.

— Посмотри на это, — подал он знак Алисе.

Алиса прекратила молиться и посмотрела туда, куда указал Линкольн. В течение нескольких секунд они возвышались в море молящихся, которые в этот момент наклонились.

— Для чего этот провод? — спросила Алиса.

— Если это для того, что я думаю, то я понимаю, как они собираются осуществить свой обряд.

— Это бомбы? — удивилась Алиса.

Но Линкольн не мог ответить. Какой-то высокий и седовласый человек в белом костюме бежал среди правоверных к султану. Это был Геркулес Гусман Фокс, который, казалось, был одержим сотней дьяволов.

 

88

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Усталость султана была очевидна. Двигался он медленно и откровенно неохотно. Он почти не слушал слов молитвы, а просто машинально совершал давно заученные движения и слышал лишь хруст собственных суставов. Он подумал о сладких пастелях, которых отведает перед ужином, и его мысли перенеслись к последнему, еще доступному ему удовольствию — к чревоугодию.

Султан снова поднял взгляд и увидел тысячи разноцветных спин. Правоверные в своем большинстве были голодранцами, и от них несло отвратительной вонью. Ему были ненавистны эти пятничные спектакли после полудня. Сам он предпочитал ходить в маленькую мечеть при дворце, но молящиеся должны были видеть халифа ислама, молящимся на публике.

У него заболели колени. Возраст, излишний вес, старые бедные кости — все это страшно досаждало ему. Он посмотрел на потолок, поднеся руки к лицу, и прошептал слова молитвы. Прямо перед собой он услышал шушуканье, которое становилось все громче и распространялось подобно волне. Потом он увидел человека в белом с пистолетом в руке, который бежал к нему. Султан оцепенел от страха, покрылся испариной и, не отводя глаз, смотрел в дуло пистолета. В какой-то момент он попытался крикнуть, подняться и побежать, но его мускулы окаменели и не реагировали на команды уставшей головы.

Двое его людей моментально вскочили, чтобы остановить убийцу, но тому удалось уклониться и сбить их с ног. Поверженные охранники тут же лишились чувств. Когда убийца был настолько близко, что султан мог чувствовать его дыхание, старик закрыл глаза и впервые за много лет стал усердно молиться.

 

89

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Геркулес сбил с ног двух человек из охраны и прицелился в широкий лоб султана, который дрожал и молился, закрыв глаза. В голове Геркулеса пролетали события, произошедшие с ним за последние несколько недель. Болезненный вид Джамили, лица Алисы и его друга Линкольна пытались пробиться в его сознание, но резкая колющая боль пронзила его голову, и он закрыл глаза.

Испанец слегка прижал спусковой крючок, и барабан револьвера начал поворачиваться. Султан истошно закричал, и Геркулес, открыв глаза, увидел потное лицо султана, оцепеневшего от ужаса.

Внутренний голос настойчиво требовал, чтобы он не стрелял, но сил ослушаться не оставалось. Его воля была полностью подавлена. Он должен был убить, убить или умереть, без жалости, без эмоций, без угрызений совести.

 

90

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Араб из своего укрытия видел, как этот проклятый черный американец бежит к своему другу. За ним бежали еще человек пять или шесть. Султан закрыл глаза и дрожал, как свинья, которой вот-вот перережут горло. Собравшиеся люди ничем своих эмоций не выражали — их парализовали неожиданность и ужас происходящего.

Аль-Мундир выхватил пистолет из-за фахина и приготовился стрелять. Он сам убьет султана, если это потребуется, поэтому, не выпуская подрывную машинку из виду, он слегка высунулся из-за ограды.

Навстречу бегущим рванулись несколько солдат, вооруженных только пистолетами, поскольку вносить в мечеть винтовки запрещалось. Еще несколько секунд, и обе группы встретятся, но только Геркулес и Линкольн уже вплотную приблизились к султану. Аль-Мундир видел, что Геркулес наставил пистолет на свою жертву и прицелился, но с выстрелом мешкал.

— Проклятый идиот, стреляй! — заорал аль-Мундир, брызгая слюной.

 

91

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Линкольн прыгнул к ногам Геркулеса, схватил его колени и потянул что есть силы. Мускулистые ноги приятеля поддались не сразу, но спустя мгновение мужчины все же повалились на ковер. Линкольн схватил руку Геркулеса, которой тот держал револьвер, и, прилагая все силы, удерживал ее. Лицо его друга все так же ничего не выражало, несмотря на боль и напряжение. Линкольн извернулся и ударил его по лицу слева, но Геркулес никак не отреагировал.

— Черт побери, Геркулес! Очнись! — крикнул Линкольн.

А его друг тем временем вывернулся и подмял Линкольна под себя.

Геркулес поднял револьвер над головой Линкольна. Он был фантастически силен, и Линкольну, сколько он ни старался, никак не удавалось отвести руку Геркулеса в сторону. Чтобы усилить отпор он даже зажмурился.

Геркулес, на лице которого сохранялось безразличие, нажал на спусковой крючок, и звук выстрела раскатился эхом по всему помещению.

 

92

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Султан слегка отстранился.

Двое мужчин лежали на полу, а султан от звука выстрела очнулся и осмотрелся. Правоверные заметались по мечети в поисках выхода, а султан поднялся на ноги.

Солдаты и люди, которые следовали за Линкольном, встретились посреди помещения и подняли оружие, не решаясь открыть стрельбу.

Все смотрели на мужчин, неподвижно лежавших на полу, а в помещении до сих пор звучало эхо выстрела и витал сладковатый запах пороха.

Алиса, Джамиля, Роланд и Никос поспешили к неподвижным телам своих друзей. Одно тело зашевелилось и освободилось из-под другого.

Султан бегал по мечети вместе со своими подданными, а аль-Мундир вышел из-за загородки и двинулся в его сторону. В обстановке всеобщего замешательства никто не заметил ни его пистолета, ни фанатичного выражения на его лице.

Большой зал мечети постепенно пустел.

У дверей собирались толпы мусульман, а в центре оставалась лишь небольшая группа людей, с готовыми к бою револьверами, которая неподвижно наблюдала за лежавшими на полу телами.

Алиса наклонилась и потянула мужчину за руку. Ее испуганные глаза были полны слез, она кусала себе губы, чтобы не закричать, и, глубоко вздохнув, потянула сильнее. Тело дернулось и окончательно освободилось от своего груза.

— Помогите! — прокричала Алиса и заплакала.

Роланд и Никос нагнулись и перевернули на спину неподвижное тело. Взгляд мужчины казался бессмысленным.

 

93

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Когда Линкольн поднял глаза и увидел Алису, то сразу же почувствовал сильную боль в груди и ощутил тепло крови, которая заливала ему лицо. Он ощупал тело, ища рану, но нигде ничего не болело. Он приподнялся и начал глубоко дышать. Сердце выскакивало из груди. Рядом неподвижно лежал его друг. Он повернулся и в отчаянии крикнул:

— Геркулес!

Линкольн чувствовал, как по лицу текут слезы и смешиваются с кровью. Он прикоснулся к телу друга и почувствовал, что оно было безжизненно. Несмотря на общий гвалт, он ничего не мог слышать, только сильный шум в голове. Потом он осмотрелся и увидел аль-Мундира, который приближался к султану с пистолетом в руке.

— Драгоценный камень, — прошептал он, опуская тело друга осторожно на пол. По крайней мере, он достанет «Сердце Амона». Это было единственное, что он мог сделать для Геркулеса теперь.

Он встал на ноги и побежал к выходу, но солдаты остановили его, схватив за руки.

— Султан в опасности, этот человек собирается убить его! — прокричал в отчаянии Линкольн.

Солдаты обернулись и, увидев аль-Мундира с пистолетом наизготовку, прицелились в него и выстрелили. Араб не успел среагировать и упал замертво, получив сразу несколько ранений.

Линкольну удалось освободиться, и он побежал к аль-Мундиру. Тот лежал ничком, все еще сжимая в вытянутых руках пистолет. Повернув тело, Линкольн увидел пустые глаза араба, быстро обыскал его карманы и, найдя небольшой бархатный мешочек, вернулся к друзьям.

— Был ли у него камень? — спросил Никос.

— Да, — ответил Линкольн и извлек его из мешочка.

Джамиля, сидевшая рядом с Геркулесом, увидела камень и неожиданно почувствовала прилив силы в своем теле. Ее бледное лицо вновь порозовело.

— Может быть, камень, — предположил Никос. — Если мы воспользуемся им, возможно, нам удастся его спасти.

— А Джамиля? — спросил Роланд. — Может ли камень спасти обоих?

— Сомневаюсь, — сказала Джамиля, поднимаясь во весь рост. Она направилась к Линкольну, и по мере приближения к камню ее внешность стала меняться. Она посмотрела на камень со слезами на глазах.

— Я никогда и никого не любила до тех пор, пока не познакомилась с Геркулесом. У меня была долгая и полная удовольствий жизнь, хотя я и была рабыней в золотой клетке. Он дал мне то единственное, ради чего стоит жить. Пожалуйста, используйте камень для воскрешения Геркулеса.

Алиса обняла Джамилю. Она понимала, что жизнь одного означала смерть другого.

— Нет, Джамиля. Геркулес нам этого никогда не простил бы.

— Сейчас он не может сделать выбор, — ответила ей Джамиля и, выхватив из рук Линкольна камень, пошла к бездыханному телу.

В ее руках камень сразу же засиял. Женщина почувствовала, как ее наполняет жизненная сила вместе с желанием жить, но она положила камень на грудь Геркулеса и начала произносить заклинание. Мощный красный свет вырвался из камня. Джамиля произносила слова, а помещение сотрясал страшный грохот, настолько сильный, что даже фундамент мечети пришел в движение. Женщина отошла от Геркулеса, и все инстинктивно закрыли руками лица.

Линкольн в слепящем сиянии различил лицо Джамили, которое стремительно старело: скулы ввалились, зубы исчезли, ее голова превратилась в устрашающий череп. Принцесса двигала руками, ее кожа усыхала, превращаясь в прах, который осыпался, открывая ее ослабевшие мышцы, а потом и кости. Скелет женщины рухнул на пол и тоже превратился в прах рядом с упавшей на пол одеждой.

Грохот прекратился, и сияние внезапно исчезло. Все увидели останки женщины, которые растаяли на глазах. Потом они услышали приглушенный хрип и, взглянув на Геркулеса, обнаружили, что он пошевелился на полу.

— Геркулес! — воскликнула Алиса и бросилась к нему.

— Что случилось? — спросил тот, поднимаясь на ноги.

— Ну вот, а ты не верил в воскрешение, — пошутил Линкольн, подавая своему другу руку.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я был мертв?

— Нет, дружище Лазарь. Ты всего-навсего спал, — ответил Линкольн, заключая друга в объятия. Все засмеялись, и мечеть на несколько секунд наполнилась ликованием. Жизнь победила смерть.