Мне совсем не понравилась Элизия Роз Латтер. Именно это я жаждал донести до королевы. Но возможности остаться наедине у меня не было.

— Мы еще собираем материал на Одана Кирелли, он давно под нашим наблюдением. Пока это все, что вам нужно знать. На этот счет беспокоиться незачем. Ваша задача, на данный момент, плотно общаться, привыкнуть друг к другу. Граф, ты пробуй уже создавать ее личину. Элизия, поправляй его по необходимости. Все остальное — технические моменты.

С этим напутствием Ники-Августа удалилась. Я мысленно выругался и тоже удалился, в выделенную мне спальню. Потом представил, что это моя «темная» камера и занялся физическими упражнениями, растягивая связки, нагружая мышцы. До тех пор, пока не свалился на кровать. Через несколько минут раздался стук, и без приглашения в комнату ввалилась моя соседка.

— Закончил психовать?

Я смерил ее взглядом, с ног до головы, и удалился в комнату со скромными удобствами. Смыть пот. Ванная оказалась крошечной, при всем желании утопиться в ней не получится! К тому же вода была недостаточно теплой, а запора не было вовсе. Чем и воспользовалась Элизия.

— Все не так плохо, эй! Держи, я тебе полотенце принесла и новую форму. Ты теперь первокурсник, как и я. Будем вместе ходить на занятия. Но, честно говоря, можно и не ходить, в Школе сейчас идет реорганизация, преподы трясутся за свои места, до нас им дела нет. Достаточно несколько занятий, чтоб ты понял чем я тут занимаюсь.

Наверное, она продолжала бы засыпать меня ценной информацией и дальше, но как вежливо выставить ее я просто не знал. Поэтому стал медленно раздеваться.

Намек Элизия поняла не сразу. Возможно не желала понять. Она водила по мне глазами, очень внимательно, потом, удовлетворив свое любопытство, сказала:

— Не представляю, как это все можно переделать в меня.

— Я тоже, — вполне искренне ответил ей.

Зачем-то она протянула мне руку. Пока я вспоминал правила, что делать в подобной ситуации, будучи обнаженным, девушка рассмеялась и сказала:

— Просто пожми ее. Мы теперь в одной лодке. Выплывать будем вместе.

Я понял. И принял рукопожатие.

Перед сном она опять зашла ко мне, но уже без стука.

— В порядке, милорд?

— Эрлих.

— Как меня зовут, ты знаешь. Я разбужу тебя на завтрак.

— Спасибо, принцесса, — вернул я ей шпильку.

— За принцессу в лоб могу дать, и давала! Меня все детство так дразнили деревенские. Но видишь ли, дело в том, что я действительно принцесса. Этикет знаю безукоризненно. Но, не нелепица ли? Сидя в навозе — следовать этикету? Вы не находите, милорд?

Нахожу. И пора привыкать. И начинать намечать личину.

— Какая ты принцесса? Ты просто уличная шпана.

— Что поделаешь, на улице порой было теплее, чем в доме. Хочешь знать подробности?

— Не сейчас. Мой замок, в этом смысле, не много лучше. Полностью отопить его практически невозможно.

— Вот видишь, у нас уже есть что-то общее.

— Почему ты на это согласилась? — спросил я.

Не будь тебя, мне не пришлось бы делать личину и изображать из себя школяра, мага-менталиста, двойного агента, уличную шпану, принцессу и участвовать в эльфийском отборе.

— Быть! — ответила мне Элизия, — Ты громко подумал, я сняла твою мысль. Не изображать, а быть, всем этим и много еще кем. Скоро проникнешься всей палитрой моего духовного богатства. Спокойной ночи, Эрлих.

После всех этих ее слов спал я ужасно. Снились мне эльфы с весьма нескромными желаниями. Я отбивался от них как мог.

Утро не принесло облегчение.

Встал я раньше и в гигиенической комнатке провел необходимое мне время. Но вот с завтраком возникли проблемы. К тому же униформа сидела впритык, туго стягивая все, что только возможно. И комфорта это не прибавляло. Потом звякнул почтовый портал. Решив, что королева вспомнила обо мне, я вскрыл конверт.

«Милая, я скучаю!»

Дальше, демону моего происхождения следовало запечатать конверт и вернуть на место. Но я теперь человек, женщина и принцесса-шпана. Пора уже с этим смириться. Как там? Сидя в навозе — глупо следовать этикету. Никаких метафор! Я в этом по самую макушку. И довольно. Поэтому, со спокойной совестью продолжил чтение.

«Мир без тебя мне совсем не интересен. Но и новости озадачили. Что это значит — тебя уплотняют? Они хотят больше денег за проживание? Есть ли возможность откупиться от этого уплотнения? Я не хочу делить тебя ни с кем. Мысль, что есть мгновение, когда ты думаешь не обо мне, приводит меня в отчаянье.

Как дела у наших общих знакомых? Ты давно их не вспоминала, позволь попенять тебе на это. Говорят, в городе не спокойно, береги себя, не выходи часто или успокой мое сердце, что все эти слухи лживы.

Ты мне снилась, в очередной раз, сон был тревожен. Надеюсь твои чувства ко мне не изменились и разлука не ослабила нашу связь.

Я жду и желаю твоих писем, подробных и обстоятельных».

Подписи не было, но кто этот анонимный адресат было и так понятно. Кирелли. А любопытная у них переписка. Это я и сказал своей соседке, когда она соизволила посетить столовую.

— Конспирация, ха!

— Отвечаешь в том же стиле?

Она загадочно улыбнулась:

— К демонам, Кирелли! Я есть хочу!

Лишь вечером, после подробного знакомства с заведением, называемым Школой Магии, мы вернулись к этому разговору.

— То что я ему пишу… еще похлеще будет! Он в своих письмах весьма сдержан. Покопайся в столе, там есть несколько копий. Или у Ники-Августы спроси, у нее вся наша переписка. Сейчас, приму ванну и будем писать ответ, — обнадежила меня Элизия.

Делала она то, что намеревалась, долго. Я успел придумать и забыть пару заготовок любовных посланий. До сих пор упражняться в эпистолярном жанре не было нужды. Я ни к кому, никогда не пылал страстью настолько, чтобы изливать ее на бумагу. Наконец, Элизия вышла, томно-распаренная, в тонкой, почти просвечивающейся ночной сорочке. И как ей это удается? Или существует особый, неведомый мне график подачи горячей воды?

— Давай скорее, спать хочу. Пиши.

— Мне нужен образец твоего почерка. Пиши сама.

— Да? Почерк? Действительно, было бы странно… Хорошо. Не забыть бы еще сделать копию.

Она села за стол, я склонился над ней. Девушка пахла можжевеловой хвоей, совсем не подходящий запах, надо будет сменить дешевое мыло на привычный мне гель.

— Не навесай, садись рядом. Приступим!

Я подал ей ручку, листы бумаги уже были наготове.

«Милый! Пишу сразу, как представилась возможность, печально, что наши жизненные графики не совпадают. Ты тоскуешь по мне по утрам, я же провожу ночи в безысходной печали, вспоминая наш единственный целомудренный поцелуй».

Поставив точку, Элизия задумалась, сунула ручку в рот и начала ее грызть. Меня передернуло от перспективы делать то же самое, в ближайшем будущем.

«В город я не выхожу, по причине недостатка средств, по той же причине не навещаю знакомых. В одном и том же платье выходить в свет — дурновкусие. Жаль, что мой опекун жаден до неприличия, глух к моим страданиям и не желает удовлетворять мои нужды. Которые все возрастают».

Она опять прервалась и издала смешок:

— Понял? Он, в финансовом смысле, и есть мой опекун. Как думаешь, довольно или добавить перчику?

— Но ты же ничего толком не написала, Кирелли задавал вполне конкретные вопросы.

— Вот еще! Пусть радуется, что вообще пишу. Ладно, продолжим издеваться.

«От уплотнения уклониться не было никакой возможности. Ко мне подселили! Студента! Мужчину! Я устроила скандал, но тщетно. Других мест для этого красавчика не нашлось. О, прости, это описка, по сравнению с тобой он и дурно сложен, и на лицо уродлив, но мои сокурсницы считают иначе, и даже выражают зависть! Я вынуждена теперь страдать от недостатка средств, от зависти злопыхателей и от того, что вынуждена делить тесное пространство с мужчиной. Невозможно привыкнуть к тому, что натыкаешься на него на каждом шагу. Ко всему, манеры у него ужасные, по всему видно — альфонс и не без таланта».

Я был просто ошеломлен, Элизия же наоборот наслаждалась своими выдумками.

— Ну как? Поддать жару?

— Это возможно?

— Еще как!

«К счастью, у нас раздельные спальни. К несчастью, без внутренних запоров. Но опять же, к счастью, мой сосед не беспокоит меня ночами и я могу предаваться сладким фантазиям о тебе. О красоте лица и совершенстве твоего тела, упругости и рельефе…».

Тут она приостановилась, потом повернулась ко мне и, ловко засунув ладонь под рубашку, стала выглаживать. От подобной наглости я впал в ступор. Продолжалось это недолго.

— Все, устала, больше ничего не идет в голову, я спать! Завтра допишу про мышцы и отправлю. Можешь пока изучать мой почерк.

Она упорхнула, освободив мне стул. И место за столом. И поврежденную ручку.

К утру я не просто переписал ее письмо, но и закончил, добавив комплимент его мужественности:

«Силе и ярости твоего удара и неукротимости твоего духа».

Если бы мне такое написали, я был бы доволен. Мужчина, даже человек, прежде всего — воин!