А наутро встал вопрос. Встал. Весьма остро.
В «темной камере», помнится, подобная проблема не возникала вовсе. Мысли заняты были другим. Я думал о Катрин, больше всего меня беспокоила ее судьба. Не к моей чести, сказать, будущее ребенка волновало меньше. Я вспоминал все наши счастливые моменты. Разговоры. Жалел о не произнесенных словах. Там, в камере, я начал мысленно с ней разговаривать. «Мое единственное сокровище, все, что мне необходимо, знать, что ты счастлива. Или, хотя бы, довольна жизнью и безмятежно встречаешь рассвет». В подобном духе. Но все мои благие пожелания были бессмысленны, ибо они отныне разбивались о стену ее слез по ночам. Мой безответственный поступок привел к тому, что она стала еще более несчастной.
А потом, как это произошло? Я словно вычеркнул ее из своей жизни, забыл, излившись словами на груди баронессы. Не знаю, что испытывала эта женщина, кроме жалости, к «глупому мальчишке». Я был глуп и ослеплен. Она, моя королева ослепила меня, а потом словно пелена с глаз упала. Когда я смог вновь ясно видеть, то понял, что даровала она больше, чем моя никчемная жизнь, она принесла с собой надежду. Я вновь мог думать о будущем.
Перемещение из одной камеры в другую, более просторную и благоустроенную, произошло на удивление легко. Тело, разбуженное баронессой, умиротворенное покойным сном и обильным питанием стало напоминать о себе весьма недвусмысленно. Постоянное присутствие Элизии, ее пренебрежение условностями, ситуацию усложняли. То и дело мы вторгались в личное пространство друг друга. Хуже стало после визита милорда Асакуры. А когда он начал работать с моей головой, то это словосочетание: «ментальный уровень», я просто возненавидел. Но совсем все отвратительно стало когда наши уровни сознания с Элизией начали сравниваться. Она лгала, что не может читать мысли. Мысли друг друга мы считывали легко. И не только мысли.
Первой не выдержала она.
— Это невозможно! — кричала Элизия и стучала мне в дверь, — Сделай уже с этим что-нибудь!
Учитывая ее присутствие, практически рядом, я не мог «с этим» ничего сделать. Я не мог даже вынырнуть из своего стыда.
— Просто уйди, — просил я в ответ.
Она била мою дверь ногой и спешно убегала на занятия.
На следующее утро все повторялось. Вечером мы делали вид что ничего такого просто не существует, но это не могло длиться долго. Я не видел из ситуации выхода. Разговор затеяла Элизия, глубоко ночью, когда я… почти уже засыпал, пытаясь расслабиться.
Она исколотила мою дверь, для начала кулаком. Потом попыталась криком:
— Я не могу просыпаться от того, что внутри меня все зудит, понимаешь? Это ненормально! Это не мое! Ты меня слышишь? — кричала она.
Дверь ей не ответила. Мне тоже нечего было сказать. То, что было ненормальным для нее, было естественным для меня. Разница в физиологии.
— Я не могу спокойно заснуть, в голову лезут всякие мысли и это не мои мысли! Неужели ты не можешь себя сдерживать?
Пришлось все-таки ответить:
— Заходи. Поговорим.
Она распахнула несчастливую дверь и, влетев, с силой захлопнула ее, выплескивая свое негодование и злость.
— Ты невозможен! Отвратителен! Давай уже поскорее делай свою личину. Быть может, женщиной ты станешь поспокойнее?
— Я не знаю!
— Так узнай!
— Для этого мне нужен контакт. Близкий.
Она замолчала, потом пнула ногой мою кровать. Я замер под одеялом.
— Насколько близкий?
Я попытался аккуратно до нее донести, что очень… тесное сотрудничество необходимо.
— Как устроена женщина я примерно знаю.
Примерно — не подходящее слово, но Элизия мной не воспринималась как женщина, скорее монстром в женском теле. Эту мою мысль она сняла и только:
— Ну-ну. Дальше?
— Все женщины разные, с демонами просто. Фиксируешь момент перехода в другую ипостась. Этого достаточно, чтобы воспроизвести матрицу тела. С тобой я не представляю что делать. Будь ты демоном, проблемы не было.
— Тебе нужна матрица тела. Что это?
— Необходима! Каждая частица тела имеет свою частоту вибраций, вместе они составляют плоть со своей частотой вибраций. Органы состоят из плоти и каждый орган имеет свою особую частоту вибрации. Все это разнообразие энергетических вибраций составляет матрицу. Если невозможно снять ее одномоментно, придется познавать твое тело, входя в резонанс с каждым основным узлом матрицы.
— Тебе надо облапать меня? — перевела она на свой язык.
— Именно! Облапать! Как можно тщательней. И не раз!
Я тоже злился. Злились мы в одной мере. И она, как никогда, была близка к пределу.
— Так приступай уже!
Элизия скинула с себя сорочку, которая и так мало что скрывала. А потом резко сдернула с меня одеяло. Произошло то, чего я опасался.
— Не могу. Для работы нужна сосредоточенность, тишина, покой. Как видишь мне не до того сейчас.
— Из-за этого? — задала она самый глупый вопрос на свете и глаз не отвела.
— Да!
Отреагировала она странно. Вернула одеяло на место, приложила ладошку к моему лбу, словно я болен, и сказала:
— Я так понимаю, из-за этого все наши проблемы? Именно это мешает нам двигаться дальше? Надо спросить королеву. Она должна знать как тебе помочь.
— Ты с ума сошла? Не вздумай ей ничего говорить! Нет!
— Тогда я посоветуюсь с Асакурой.
Я просто застонал в голос:
— Давай так: я попробую сам справиться с… проблемой. Дай мне немного времени.
Она оглядела меня вроде бессмысленным взглядом, но я уловил: «Срочно к Асакуре!»
От открывающихся перспектив позора даже проблема моя смягчилась, ее словно и вовсе не стало.
Я заснул, довольно быстро после ее ухода. Во сне пришло решение, что нам надо разъехаться. Подальше друг от друга. И встречаться только по делу. Тем более на этом настаивал и ее Кирелли. Да и со стороны, если посмотреть, совместное проживание девицы благородного происхождения с мужчиной выглядит, мягко говоря, неприличным.
Утром она не стала устраивать очередной скандал, исчезла очень быстро, я бы сказал — деликатно.
О том, что Элизия все-таки проконсультировалась по этому вопросу с Асакурой было видно по ее решительному и лукавому взгляду. Поймала она меня в столовой, за ужином. Оглядев отбивную с гарниром, к которой было приковано мое внимание нарочито хмыкнула:
— Граф не желает отказываться от своих привычек? Тебе лучше сразу привыкать к кухне Эйрста.
— Нет нужды, у эльфов своя кухня. А если я случайно встречусь с твоим Кирелли, то он, скорее всего, накормит меня пирожными.
Она поморщилась:
— Обязательно встретишься. И с матушкой моей тоже. Ее можно не опасаться, я имею ввиду разоблачения, а вот советника, учитывая нашу связь…
— Связь? — удивился я, потом понял, — Ты имеешь в виду — магическую клятву верности? Но я с ним подобным образом не связан.
— Я не этого опасаюсь. Магистр сказал, что уже перекинул ее и на тебя. Мы теперь втроем связаны этой клятвой.
Еще одна дурная новость. Я попытался точнее вспомнить формулировку.
Элизия прервала мои потуги:
— Не желать зла, не причинять смерти ему и его потомкам до седьмого колена и принимать его желания как свои. Насчет желаний, пункт не обязательный, вслух я этого не произнесла. Можно сказать — добровольный.
— И все-таки, поясни, меня именно этот пункт беспокоит.
— Не о чем беспокоиться. Он не может принудить тебя к чему-либо. Только с твоего добровольного согласия. К тому же, встреча вам предстоит одна, перед отъездом к эльфам. Совершенно избежать ее вряд ли удастся… Он, скорее всего захочет подробного отчета, но что говорить — тебе скажут.
— Надеюсь, это все, что он захочет?
Элизия рассердилась, сдвинула бровки и сделала весьма потешное лицо. Я отзеркалил ей ее гримасу.
— Надоел со своими страхами! До сих пор Кирелли был скромен в своих желаниях. Все, что он хотел — поскорее отделаться от меня.
— И заставил шпионить.
Мне удалось ее смутить. Но оправдываться она не стала.
— Королева в курсе, я оказалась отвратительным шпионом. Но информацию, как он и желал, я ему исправно поставляю.
— С ее подачи?
— Без разницы. Это за рамками клятвы.
Значит ее можно обойти. Если, конечно, он не пожелает чего-нибудь невыполнимого. Я покосился на Элизию. Она невозмутимо уплетала мой ужин, забыв, видимо, что это совсем не кухня Эйрста.
— Он не будет тебя, то есть меня, домогаться? — задал я прямой вопрос.
— Скорее всего нет. Я же говорила, Одан дал ясно понять, что в любовнице не нуждается.
— А в любовнике? — уточнил я.
Она отложила нож с вилкой и приложила салфетку к губам.
— Не думаю. То и дело газеты писали о его связях. С женщинами. Наверное, Ники-Августа сможет рассказать тебе о его предпочтениях подробнее.
— Верно…
Аппетит пропал. Я думал о том, что, возможность того, что Кирелли заинтересуется мной, есть. И не известно, что хуже, в женском или мужском обличье. А будучи связан чужой клятвой «исполнения его желаний»… Буду надеяться, что это угловатое существо он не воспринимает как объект для своих интрижек.
— Про желания, зря ты согласилась, — высказал я свое недовольство.
— Он из простолюдинов, у них нет кодекса чести. Еще и маг. У них тем более отсутствуют моральные принципы. К тому же маг, получивший полную власть, в том числе и над королем, фактически, именно он посадил Крикауса на трон. Руки у него по локоть в крови. Как думаешь, желай он раздавить такую букашку, как я, что ему могло бы помешать? Только клятва, она двусторонняя, теперь он обязан заботиться о моем благополучии.
— Что-то наподобие вассальной?
— Да. Магическая клятва связывает на витальном уровне, так мне объяснил Магистр, центры выживания, они как бы подпитывают друг друга, расстояние не имеет значения. Но он сильнее, поэтому я от него забираю больше чем отдаю. Это хорошо, на это можно будет списать мои успехи в ментальной магии.
— Как это связано? — удивился я.
— Спроси у Асакуры, он лучше все объяснит.
— Кстати, ты с ним встречалась?
Лишний вопрос, знаю, что встречалась, но тема весьма щекотливая.
— Да.
— О чем вы говорили?
Элизия опять оглядела меня взглядом решительным. Весьма. Но все-таки соизволила ответить:
— Он дал несколько советов. Один из них — не затягивать!
И оставив меня на пике любопытства, отправилась в гигиеническую комнату. Я услышал шум льющейся воды, негромкое пение. И успокоился. Скорее всего Магистр обучил ее нескольким упражнениям по укреплению воли. Мне они тоже известны. И не следует ими пренебрегать. С этими мыслями и намерением укрепить волю, я заказал трактат: «Сила духа», получил его и удалился к себе.
Я как раз перечитал главу о «Саморегуляции» и готовился приступить к созданию чувственного образа, который запустит определенные физиологические процессы в моем организме, вспоминая свое нахождение в «темной камере», понизил тепловыделение организма, сузил кровеносные сосуды.
Потом сделал упражнение на мышечное расслабление и задышал: короткий вдох, пауза, долгий выдох. Я впадал в состояние отдаленно напоминающее стазис и никакая проблема меня больше не волновала. До тех пор, пока Элизия не вошла ко мне в своей дешевой вульгарной сорочке.
— Что ты творишь? — спросила она.
— Иди. Спи спокойно, — медленно произнес я.
Говорить не хотелось.
— Мне холодно, — сказала Элизия и скользнула под мое одеяло.
Холодной она не была, отнюдь. Та часть меня, к которой прижималось ее бедро быстро переняло температуру — разогрелось. Я вновь правильно задышал.
— Это еще хуже, мне не нравится чувствовать себя трупом.
— Займись упражнениями, — посоветовал я, — Отключи внимание от внешних раздражителей и воссоздай чувственный образ ранее испытанного покоя.
— Чувственный образ? — переспросила она.
И полыхнула. А потом до меня донесся ее запах: можжевеловых ягод, разомлевших под прямыми солнечными лучами и желающими укутаться вновь в тенистой сырости, и еще что-то, неуловимо тонкое. Она прикрыла ладошкой мой рот и прижалась к груди. В голове свободно потекли ее мысли, вернее не мысли, а то, что советовал ей Асакура.
Я скинул девушку с себя.
— Нет, — сказал ей.
— Ты говоришь одно, а думаешь другое.
Мне нечего было возразить.
Теперь она возложила руку мне на живот, помедлив прошептала:
— Не очень представляю, что надо делать. В общих чертах. Ты поможешь мне?
— Шутишь?
Я попытался убрать ее руку, накрыть своей, но она дернулась от меня чуть раньше, скользнула ниже. Мое тело отреагировало. А следом и Элизия, она шумно вздохнула, сквозь зубы:
— Я тоже это ощущаю, постоянно! И это невыносимо! Как можно терпеть такое?
— Хочешь помочь? — меня все это порядком разозлило, — Приступай.
— Я чувствую твое тело, как свое. Мне ужасно хочется…
Теперь я зажал ей рот ладошкой.
Она сделала это молча. Сначала несмело, потом прислушалась к себе и сжала крепче…
— Ослабь… полегче…
— Нет уж, так приятнее! Не мешай, я знаю.
О, Хаос! Она знает! Я тоже знаю свое тело. И оно любит нежную ласку. О!.. Я уже не знаю, толком, что оно любит.
— Еще… — вырвалось у меня.
И все. Больше я не мог думать. И она тоже. Заснули мы с рассветом. И с утра проснулись в обнимку.
Первой зашевелилась Элизия.
— Что опять не так? — пробормотал я сквозь сон.
Потом отпрянула, потянув одеяло на себя, между нами образовался зазор и стало холодно.
— Получилось, — зашептала она, как мне показалось, с долей ужаса.
Из неги сна вырывать себя не хотелось. Я подтянул и задвинул ее на место.
— Давай еще поспим? А? У меня нет сейчас никаких желаний, Элизия, жаловаться тебе не на что.
Она высвободила одну руку и погладила грудь, а потом больно ущипнула за сосок!
— С ума сошла? Если пора вставать, так и скажи. У нас есть неотложные дела о которых я забыл?
— Проснулся? — она нервно хихикнула, — Эрл, получилось же! Личина! Понимаешь, о чем я? И каково это — проснуться в обнимку с собой?
Остатки сна слетели одномоментно. То, что личина удалась, подтвердило и зеркало, когда мы к нему подошли.
— Здорово, — оценила Элизия, — Надо показать тебя королеве. И не смей перекидываться обратно. Привыкай.
Я смотрел на свои холмики грудей, выросшие за ночь и понял, что нечаянно краснею. Юркнул назад, под одеяло.
— Все, я сначала к магистру, а ты прекращай страдать там. Ничего ужасного не произошло! Умойся, причешись. И можешь взять любое мое платье, что понравится. Хочу, чтобы перед ней ты выглядел наилучшим образом.
— Элизия, а ты не торопишься? Может не стоит так сразу?
Она вернулась к кровати, присела, закрыла глаза, нагнулась и поцеловала. Очень сладко, но так, словно прощаясь.
— Мне было хорошо с тобой, очень хорошо, настолько хорошо, что я даже рада, что у тебя получилась эта личина. Эрл, иначе я бы…
Она замолчала, в ее голосе стояли слезы, Элизия пыталась с ними совладать. Я не знал, что ей ответить. «Мне тоже было хорошо с тобой!», или: «Мы можем все еще не раз повторить, в любое время, ведь это всего лишь личина!». Она сняла эти мои мысли. И уже твердым голосом сказала:
— Это работа! Твоя и моя. Неужели не понимаешь?
— Не понимаю, — признался я.
— Дурак! Я же могу влюбиться в тебя, запросто. А потом ты уедешь. Я тоже. И, возможно, мы никогда не увидимся. Теперь понял?
Я утвердительно кивнул. Я ее понял. Слова. Грусть. И то, что будь я в своем истинном облике, не сказала бы она мне этих слов.
— Хорошо, Элизия. Я оставлю личину и сделаю так, как ты хочешь. Только не думай, что для меня это была только работа!
— Молчи, я знаю! Мы же чувствовали все вместе. Я теперь даже представить не могу как может быть иначе! Эрл, прошу, больше никогда…
Она опять едва не сорвалась на слезы. Покачав головой, опустила взор, а потом встала и решительно вышла.
Я принял ванну и помылся тем самым можжевеловым мылом, запах которого раньше мне так не нравился. Заглянул в ее шкаф. Выбрал одно из платьев и другие женские штучки. Высушил и попытался уложить волосы.
— Я — принцесса Элизия Роз Латтер, — сказал своему отражению и попытался улыбнуться. Но отчего-то захотелось вдруг разбить это зеркало!
А потом я мысленно согласился с ней. Она права, во всем права! Всего лишь работа и нам не стоит привязываться друг к другу…
А потом попытался найти что-то хорошее в своем новом положении. К счастью, на вид весьма скромные формы, скрытые одеждой моей новой личины, особых эмоций не вызывали. К лучшему! На эльфийском отборе, насколько я понимаю, важна не моя победа, упаси Хаос, а участие. Вернее — в моих интересах продержаться какое-то время, не привлекая к себе излишнего внимания.
Элизия вернулась довольно скоро. Одна.
— А ты довольно симпатичная, — оценила она и скривилась, — Жди гостей, а пока позавтракаем.
Я поймал наше отражение в зеркале — две сестры, близняшки, различить можно лишь по одежде.
— Ужас, — без эмоций произнесла Элизия, — Не думала, что это будет так болезненно. Завтра мне велено отправляться в Адалию. Ты останешься один, со всем этим.
— Уже?
— Скорее всего. Личина отличная, голос, походка, жесты. Что я еще могу тебе дать?
Я промолчал. Теперь я понимал ее слишком хорошо.
— Надеюсь Асакура оценит по достоинству…
Она замолчала. Сейчас, все, что мы желали, ценили, к чему стремились, перестало играть всякое значение. Обесценилось.
— К Хаосу! — не выдержал я первым.
Скинув личину и женские тряпки я выдернул Элизию из-за стола. Ждать гостей? Пусть гости подождут.
В подмышку мне сыро всхлипнуло. А потом она подняла лицо и улыбнулась. Поцелуй был обжигающий, как ледяной морозный ветер. Первой рассмеялась Элизия.
— Ты прав! Гости подождут!..
Почтовый портал звякнул, когда мы мысленно переругивались: кто пойдет заказывать ужин. Вылезать из кровати никому не хотелось.
— Твой Кирелли, — сказал я, — Больше некому.
Вышло как-то ворчливо. Элизия привстала на локоть и лукаво спросила, прищурив один глаз:
— Ревнуешь?
— Да, — вырвалось совершенно искренне.
И это было странно. В голове все перепуталось…
— Хватит, встаем и больше ни о чем не думаем! Эрл, ты же понимаешь, только хуже будет. Одевай свою униформу, разыграем Асакуру? Давай, возвращай личину.
— Асакуру? Это невозможно. Ты плохо его знаешь. Да и королеву провести вряд ли удастся.
— Мы проделали хорошую работу, не ударим в грязь лицом?
Ее воодушевление передалось и мне. К тому же чувство голода обострилось, отгоняя ненужные мысли…
В столовой меня ожидал шикарно сервированный стол. И Элизия, в такой же форме, что была на мне, мешковатой, скрывающей все наши достоинства.
— Письмо, — только и сказала она, — Кирелли!
Я пробежал глазами: «Возвращайся, слышишь, возвращайся скорее! Я прошу тебя, пока только прошу. Не заставляй меня принимать крайние меры!».
— Что это значит?
— Не знаю. Можно предположить, что до него дошла информация о приглашении меня на отбор. Но тогда поздно он спохватился. Моя матушка уже отправила согласие. По ее мнению любой принц для меня лучше, чем ничего.
— Она уверена, что ты выиграешь отбор?
— Она надеется на это.
— А не похоже это на ревность, которую ты своими письмами так упорно в нем разжигала?
Элезия усмехнулась, скривив губы:
— Смешно! До меня ему мало дело, лишь бы с глаз долой, что я при этом чувствую, его никогда не интересовало. Скажу больше, на его месте я бы просто прихлопнула назойливую мошку, что летает, жужжит и, возможно, куснет когда-нибудь.
— Тем более странно, что он просит тебя вернуться.
— Просит? Это прямой приказ, пусть проваливает в преисподнюю!
— Надо отдать Ники-Августе. Мне кажется, это важно.
— Уже не моя забота! Садись, граф, есть будем!
— Как пожелаете, Ваше Высочество!
На диво, она не огрызнулась. Кивнула головой. И показала мне мастер класс манер, то, что я еще не видел: холодную, неприступную Элизию Роз Латтер, принцессу, внучку того самого короля, чью историю я так и не услышал.
Ужин, что был сервирован с любовью и старанием и должен был доставить удовольствие, прошел в полном молчании. Элизия закрыла от меня свои мысли и эмоции. А я просто смотрел на нее, не пытаясь копировать.
— Я не знаю! — Ники-Августа проявилась как всегда неожиданно.
И первое за что зацепился ее взгляд, было послание от Кирелли.
— Если он пошлет своих людей, мы их, конечно, перехватим. Но это вызовет подозрения. Потянем время, насколько возможно. Ответь ему, что… — королева замолчала, надолго.
— Я вообще не понимаю, к чему он так с тобой возится? — вставил я, — Разумней было избавиться, извини за откровенность.
— Я тоже об этом думала. Крикаус бездетен и уже не молод. Возможно, я как запасной вариант, все-таки королевская кровь не водица.
— Тогда какой смысл было отсылать тебя? Теперь требовать обратно?
— Эльфийский отбор, — сказала вдруг Ники-Августа и улыбнулась, — Личина отменная, граф. Завтра, с утра, с вами поработает Асакура. Тогда и будем решать. Пока ничего предпринимать не будем.
Она исчезла так же внезапно, как и появилась.
— Отсрочка, — усмехнулась Элизия, — Нам милостиво подарили эту ночь.
Ее усмешка горчила.
— Не имеет значения. Завтра может и не наступить.
— Наступит, обязательно наступит. И наши пути разойдутся. Но я не жалею, что встретила тебя.
Она тряхнула головой. Я повторил за ней и ее жест, и слова:
— И я не жалею, что встретила тебя.
Мы оба рассмеялись.