Когда Салли вернулась в кубрик – гораздо раньше Гамиджа, поскольку тот не мог съехать вниз по бакштагу, и ему потребовалось куда больше времени для спуска, – уверенность и энтузиазм товарищей значительно поубавились.
– Теперь Гамидж станет, наверно, еще злее и коварнее, как ты думаешь? – обеспокоенно спросил Йен.
– Да нет, – пожала плечами Салли.
Обычно по меньшей мере один из гардемаринов приглашался отобедать с капитаном, но после сегодняшнего инцидента они, похоже, скопом лишились такой привилегии. И потому все четверо юных джентльменов – Дейнз, Бичем, Джеллико и Уэрт – ожидали возвращения Гамиджа в состоянии, близком к страху.
Необходимо было ликвидировать эту слабину в настрое товарищей по кубрику.
– Он больше тебя не побеспокоит, – пообещала она Йену. – Даже если Гамидж озлоблен как шершень, тебя он оставит в покое. Я об этом позабочусь. Возможно, мы вообще от него избавимся.
– Избавиться от него возможно лишь в случае, если он умрет или станет лейтенантом, – пробормотал Маркус Бичем.
– Ну такое вряд ли случится, – проговорил Чарлз Дейнз. – У него гораздо больше шансов быть продырявленным французами, чем стать лейтенантом. А французы этого не сделают, пока находятся в блокаде.
– Есть куда лучший способ избавиться от Гамиджа, – улыбнулась Салли. – Я отравлю его.
Лишь только Уэрт решился нарушить молчание, последовавшее за ее заявлением:
– Можно отравить его грог, который он очень любит. Ты сможешь это сделать?
– Нет ничего проще, – заверила она.
– У нас могут быть большие неприятности, – предупредил Чарлз. – И в первую очередь у Пинкертона. Его тут же обвинят, если что-то случится с едой. Я не хочу в этом участвовать.
– За Пинки можете не переживать. Я сделаю так, что к нему не будет никаких претензий.
– И какой у тебя план?
Салли предостерегающе подняла руку.
– Предоставьте это дело мне. Чем меньше вы знаете, тем лучше, поскольку вы не сможете рассказать о том, чего не знаете. А провернуть все будет проще простого, учитывая привычку Гамиджа угощаться из наших тарелок.
Вместе с Пинки Салли сумела организовать для своих товарищей более богатый рацион за счет свежих яиц и рыбы. Такие трапезы случались всякий раз, когда Гамидж нес вахту и отсутствовал в кубрике, однако ему все же удавалось объедать других, просто выхватывая куски с тарелок и отбирая бокалы с вином.
– Он ворует нашу еду, пьет наше вино, – проворчал Йен, который сидел за столом, подперев подбородок рукой. – С этим нельзя мириться.
Салли надоело все это так же, как и остальным, и ей хотелось, чтобы Гамидж как можно скорее получил по заслугам – хотя бы для того, чтобы вселить в товарищей определенную долю уверенности и энтузиазма. Она прошла к своему сундучку и, открыв, извлекла из него бумажный кулечек и бутылку из темного стекла.
– Вот, джентльмены: пара средств для возмездия.
Пробило восемь склянок, извещая об окончании послеполуденной вахты, и вслед за тем прозвучал сигнал, приглашающий экипаж на ужин. Вскоре в кубрик заявился Гамидж, и все, отводя взгляды, по привычке поспешили убраться с его дороги. Салли поступила так же, опасаясь нарушить свой план из-за возможной новой стычки, в результате чего ее вновь могли отправить на мачту.
Затем с тяжелым подносом вошел Пинки и направился к столу, держась подальше от того конца, где уселся Гамидж. Наполнив тарелки тушеным рагу, старик разлил по бокалам слегка разбавленное вино – при их ограниченном запасе Салли с Пинки решили пожертвовать качеством ради количества. Мальчишки жадно, в своей обычной манере, набросились на еду, прикрывая миски руками, точно заключенные, вынужденные защищать свои пайки.
Салли взяла у Пинки свою миску и ловким движением высыпала на край содержимое кулечка с крепкими специями. Усевшись за стол, откупорила темную бутылку с красным винным уксусом и налила рубиновую жидкость в бокал, частично наполненный разбавленным вином. Затем принялась за еду, поджидая, когда специи растворятся и смешаются с рагу. Мальчишки ели, опустив головы и время от времени бросая на Гамиджа опасливые взгляды, что не выходило за рамки обычного. Салли тем не менее старалась не смотреть в сторону Гамиджа, чтобы ненароком не выдать свой замысел.
Терпение, только терпение… Гамидж – человек привычки, и при первой же возможности будет действовать вполне предсказуемо. Поэтому от нее требовалось лишь терпение.
И довольно скоро Гамидж действительно протянул руку к ее «беззащитному» бокалу.
Салли тотчас отреагировала.
– Черт возьми, Гамидж! – воскликнула она, отодвигая бокал. – Не трогай, это не твое!
Но Гамидж был верен себе – он тут же подцепил оставшуюся без прикрытия миску и с торжествующей ухмылкой потянул к себе.
– Мое, если я так хочу.
– Черт бы тебя побрал! – притворно возмутилась Салли. – Отдай немедленно! – При этом она намеренно оставила и бокал в пределах досягаемости его руки.
Гамидж, не подозревая о подвохе, с предвкушением зачерпнул ложкой из ее миски.
– Не смей мне указывать, – проговорил он с наполненным ртом. – Я…
Затаив дыхание, все смотрели, как Гамидж несколько раз конвульсивно глотнул, облизал губы. Затем, хватая губами воздух, сгреб бокал Салли и плеснул себе в рот смесь уксуса и разбавленного вина.
После чего взорвался как вулкан. Иначе это не назовешь. И, извергнув все выпитое на стол, ухватился за горло.
– Ты отравил меня! – прохрипел Гамидж и, рухнув на колени, стал чуть ли не раздирать себе рот в отчаянном стремлении избавиться от предполагаемого яда. Его лицо побагровело, из носа и глаз хлынули потоки слизи и слез – судя по всему, он пребывал в ужаснейшем состоянии.
Гардемарины повскакивали с мест, чтобы полюбоваться на терзания своего мучителя со свойственным мальчишкам холодным любопытством и безразличием к чужим страданиям, не выказывая ни малейшего намерения хоть как-то помочь.
На вопли Гамиджа примчался его слуга Тони.
– Мистер Гамидж, что с вами? Помогите кто-нибудь, позовите доктора! – От неподвижных гардемаринов он бросился к появившемуся следом Пинки. – Пинкертон, быстрее, отправь кого-нибудь за доктором! Мистер Гамидж отравился.
– О господи! Какой ужас! Что ты ему принес?
– Быстрей! За доктором!
– Да-да, конечно! Уже бегу! – Обеспокоенный Пинки устремился за дверь, на ходу взывая к корабельному врачу мистеру Стивенсу.
Салли стала помогать Тони, и они вместе подняли Гамиджа на ноги. Когда же слуга попытался поднести к его губам злополучный бокал, тот, издав сдавленный хрип, отпихнул руку, отчего остатки вина выплеснулись на пол. Таким образом Салли избавилась от необходимости самой уничтожать улики.
Между тем результат мести становился публичным зрелищем – тесное помещение кубрика мало-помалу заполнялось матросами, желавшими поглазеть на «отравленного» мистера Гамиджа.
Прибывший корабельный врач, которому, судя по салфетке на груди, пришлось оторваться от ужина в кают-компании, склонился над распростертым пострадавшим и взялся за его запястье, чтобы проверить пульс.
В следующую минуту в кубрике появился и мистер Коллиар. Все тут же расступились, освобождая ему проход. Подняв голову, Салли, сидевшая на корточках около Гамиджа, встретила его жесткий вопрошающий взгляд, который она вполне спокойно выдержала. Уж если они с капитаном отказались участвовать в решении проблемы, которую представлял собой Гамидж, то Салли не испытывает ни малейших угрызений совести, взявшись самостоятельно помочь себе и своим товарищам.
– Что он ел? – поинтересовался меж тем врач.
– Вот та самая еда. – Салли поднялась и взяла со стола миску. – Вообще-то это мой ужин, который мистер Гамидж пожелал попробовать.
Некоторое время Коллиар буравил ее взглядом, потом поочередно посмотрел на остальных гардемаринов. Как ни удивительно, никто из них не дрогнул, не запаниковал. Все стояли с широко раскрытыми глазами, будто бы всерьез пораженные случившимся.
– Это, должно быть, припадок, – предположил кто-то из матросов.
– Да нет, – возразил другой. – Скорее всего, возмездие свыше.
– Молчание! – вполне спокойно потребовал Коллиар, не отрывая глаз от Салли.
Она изо всех сил старалась казаться безмятежной. Гамидж сам виноват, позарившись на ее ужин.
Корабельный врач наконец поднялся и сказал:
– Нужно отнести его в лазарет.
По распоряжению Коллиара Тони и один из матросов подхватили Гамиджа и понесли к выходу. Последовавшего за ними врача Коллиар, однако, задержал:
– Мистер Стивенс, взгляните, пожалуйста, на это. – И взяв из рук Салли миску, он протянул ее медику.
– Я врач, а не аптекарь, – покачал головой мистер Стивенс. – В ядах я не разбираюсь.
Тогда Коллиар поднес миску к носу и осторожно понюхал.
– Позвольте сказать, сэр, – подала голос Салли, удерживая его от дальнейших исследований. – Еда не отравлена. Я сам это ел, пока мистер Гамидж не отобрал.
– В самом деле? – Коллиар протянул ей миску. – И вы готовы прямо сейчас продолжить трапезу?
Расширив глаза и демонстративно сглотнув, Салли словно нехотя приняла остатки своего ужина.
– Почему бы и нет. Я ведь ел это с самого начала.
Подцепив кусок рагу, она медленно положила его в рот и принялась жевать. Все присутствующие, казалось, застыли, наблюдая за ее действиями.
Салли жевала очень медленно, будто опасаясь, что ее постигнет та же судьба, что и Гамиджа. Когда же первый кусок был проглочен без видимых признаков отравления, она подцепила еще один. Ну а затем уселась за стол и принялась есть как ни в чем не бывало. Вслед за ней и другие мальчишки возобновили трапезу, стремясь доказать свою непричастность.
Салли едва сдерживала торжествующую улыбку, довольная и собой, и своими товарищами.
Однако мистер Коллиар родился не вчера, тем более что он на собственном опыте познал гардемаринскую жизнь со всеми ее каверзами и интригами.
– Достаточно, мистер Кент. И все же я хотел бы с вами поговорить. – Он указал на дверь. – Соблаговолите пройти со мной.
На ее товарищей эта спокойная просьба произвела такой эффект, который не смог бы произвести даже его леденящий взгляд. Уилл Джеллико и Чарлз Дейнз поднялись с мест и, вероятно, во всем признались бы, если бы Салли не остановила их едва заметным движением руки.
– Слушаюсь, сэр, – спокойно отозвалась она. Так или иначе, теперь уже ничего не докажешь, поскольку все возможные улики были съедены.
Тем не менее, как только Коллиар повернулся к ней спиной, она поспешила сделать большой глоток из бокала Дейнза, чтобы пригасить перечный дух в своем дыхании.
Своим привычным твердым шагом Коллиар прошагал весь путь до юта, ни разу не обернувшись. Когда они поднялись на мостик, там находился лишь вахтенный офицер мистер Хорнер, который отошел подальше, чтобы не нарушать приватность их общения.
Мистер Коллиар был не из тех, кто спешит первым начать разговор. Он предпочитал смотреть, слушать и размышлять, позволяя другим совершать глупости в ожидании того, когда он заговорит. Все это придавало вес его словам. Как и суровый взгляд из-под хмурых бровей. В общем, Коллиар был человеком, к которому стоило прислушиваться.
Салли пребывала чуть ли не в состоянии эйфории, ожидая, когда он начнет разговор. Она могла вполне безмятежно стоять здесь, словно Жанна д’Арк перед восхождением на костер, абсолютно уверенная в своей правоте.
– Мистер Кент, постарайтесь выглядеть хотя бы немного пристыженным, – мрачно проговорил Коллиар. – Сделайте это если не для себя, то хотя бы для меня.
Несмотря на суровый вид и тон, в его словах ощущалась некоторая ирония, пробивавшаяся наружу подобно легкой синеве на его выбритых щеках.
– Я постараюсь, мистер Коллиар. – Салли опустила взгляд на мысы своих башмаков, гадая, что именно, эта ирония или же заходящее солнце, придавало его глазам столь чудесный зеленоватый оттенок.
– Ну что ж, Кент, все это было интересно. – На некоторое время он умолк, затем продолжил: – Полагаю, именно вы срежиссировали этот спектакль?
– Ну вообще-то все произошло из-за хищнических наклонностей мистера Гамиджа. Ничего бы не случилось, если бы он не лез в чужие тарелки.
– Что ж, вероятно, здесь действительно не обошлось без возмездия свыше, – предположил Коллиар. – В виде шотландского перца, если не ошибаюсь. Который вы, Кенты, употребляете с той же регулярностью, с какой ирландцы свою картошку.
На щеках Салли проступила предательская краска. Проницательностью мистера Коллиара нельзя было не восхищаться.
– Ну конечно, – кивнул он, глядя на ее зарумянившееся лицо. – К вашему сведению, Мэтью Кент не в одиночку придумывал и осуществлял свои проделки. У него нередко имелись помощники.
И после этих слов Дэвид Сент-Винсент Коллиар улыбнулся.
Улыбкой светились и его глаза, они излучали какое-то необычное тепло, как будто камень в их халцедоновых глубинах расплавился и стал жидким. Как только он улыбнулся, все остальное тут же оказалось забыто. Его суровость и грозность как будто трансформировались в дружелюбие и благожелательность. В его улыбке было столько тепла и лукавства, что Салли буквально распирало от восторга.
– В таком случае мне следует и вас поблагодарить за науку. – Салли осознавала, что совершенно по-глупому улыбается ему в ответ, но ей было все равно.
– Не стоит благодарности, – проговорил Коллиар. И, искоса глянув на нее, спросил: – Так это действительно был шотландский перец?
– Возможно… У меня имелась и эта специя, но после того как в моем сундучке порылись, я точно не знаю, что у меня осталось. Можно даже вообразить, что мистер Гамидж сам напичкал себя этой жуткой смесью по причине жадности и незнания.
– Вообразить можно что угодно, – усмехнулся Коллиар. – Ну и денек: божественное возмездие и все такое.
Развернувшись, он прислонился спиной к ограждению, скрестив при этом ноги. Он выглядел таким… небрежно-расслабленным. Хотя в мистере Коллиаре не могло быть ни единой «небрежно-расслабленной» частички.
В отличие от нее… Поэтому Салли тоже развернулась и откинулась на леер рядом с ним.
– До сегодняшнего дня, Кент, у вас вполне получалось не слишком выпячивать себя.
Салли глянула на него, пытаясь по выражению лица догадаться, к чему он клонит.
– Полагаю, именно так мне и надлежало себя вести.
Коллиар отреагировал своеобразным движением губ, что определенно означало согласие.
– Да, это так. Но вы ведь понимаете, что теперь я должен вновь отправить вас на мачту, иначе возникнет подозрение, будто я вам потакаю. Никто не вправе травить других, как бы они того ни заслуживали. Хотя, с другой стороны, очередное наказание, как мне кажется, лишь повысит вашу популярность.
– Наверно, – пожала плечами Салли.
Похоже, достаточно эффективных средств воздействия на нее не существовало.
Отсюда, со шканцев, им был виден весь корабль, который, рассекая водную гладь, мчался в сторону заходящего солнца, словно стремясь проткнуть его бушпритом, и у Салли возникла мысль, что она никогда еще не любовалась более прекрасной перспективой.
– Такое зрелище стоит многого.
– В самом деле? – Коллиар, очевидно, не был в той же степени захвачен очарованием морского пейзажа, но в его голосе, по крайней мере, чувствовался все тот же юмор. – Даже риска быть обвиненным в попытке отравления? А также прочих рисков, связанных с пребыванием на борту корабля?
Салли постаралась ответить в том же духе:
– Ну, поскольку первый вариант не актуален, остается второй.
– Черт возьми, Кент, – уже с некоторой досадой проговорил Коллиар. – Если уж пребывание на корабле для вас столь заманчиво, то вам следовало бы больше заботиться о том, чтобы этому ничто не помешало. О чем вы вообще думали, затевая ссору с Гамиджем на глазах у всего экипажа?
Мистер Коллиар, как видно, решил быть серьезным… Однако Салли по-прежнему не чувствовала себя виноватой.
– Я думал о том, что он заслуживает хорошего урока, – все тем же легким тоном ответила она. – Поскольку все это надоело.
– Надоело? До такой степени, что вы готовы отправиться домой, покинув этот проклятый… – Коллиар оборвал фразу, словно произнесенные слова как перец обожгли ему язык. – Надоело до того, чтобы забыть о долге и обязанностях?
Ну, если он таким образом выразил свое негодование, то она тоже не станет сдерживаться.
– Мне надоело смотреть на выходки Гамиджа. Он до того запугал беднягу Уэрта, что тот даже плачет во сне. Такого происходить не должно.
– Зато сегодня никто из гардемаринов, похоже, не склонен к слезам.
– Похоже, – с удовлетворением согласилась Салли.
– Кент, мне понятно ваше возмущение, однако ваша стычка с Гамиджем на глазах у матросов не принесла пользы ни вам, ни Уэрту. Эти мальчишки должны учиться быть самостоятельными.
Салли повернулась к Коллиару, полная решимости отстаивать свою позицию.
– Но разве нельзя учиться самостоятельности без того, чтобы тебя пихали физиономией в стену или присваивали твое имущество? Если бы вы с капитаном обращали внимание на подобные случаи и судили по справедливости, мне не пришлось бы прибегать к подобной мере воздействия.
Вопреки ожиданиям, Коллиар никак не возразил на ее гневную тираду. Он стоял все в той же позе, облокотившись на леер, и взирал на Салли, как на какой-нибудь музейный экспонат.
– Кент, в вас весьма забавным образом сочетаются наивность и кровожадность.
В его словах чувствовалась некоторая насмешка, и Салли даже не знала, как на это реагировать. И потому продолжила в прежнем тоне:
– Скажите, вы потерпели бы подобные поступки в кают-компании, среди офицеров? Вы бы смирились, если бы, к примеру, лейтенант Радж украл ваши вещи?
– Нет, я бы не потерпел и не смирился и, конечно же, предпринял бы меры, не вмешивая при этом ни капитана, ни кого-либо еще.
Салли даже всплеснула руками.
– Но ведь я именно так и сделал!
– Не совсем, – вполне серьезно и немного устало произнес Коллиар. – Сегодня на палубе вы действовали под влиянием импульса, поддавшись эмоциям.
– Разве я не имею права на проявление чувств? Тем более что они справедливые. – Салли огорчало то, что Дэвид не разделяет ее понятий о добре и зле. Удручал также тот факт, что он не замечает явной несправедливости.
– Кент, я не оспариваю правомочности ваших чувств. Просто не нужно действовать импульсивно, поддаваясь их влиянию. Вы хотите стать офицером, и, по правде говоря, у вас есть к этому задатки. Но вам следует думать, прежде чем что-то делать. Вы не можете каждый раз вступать в драку вместо этих мальчишек. Они должны уметь сами за себя постоять. Потому что, не преодолев свой страх перед Гамиджем, они испугаются и французов.
Коллиар окинул взглядом корабль, давая Салли возможность немного отдохнуть от его пристального взора. Затем продолжил:
– Я понимаю, мистер Кент, что вы хотели, как лучше. И Гамидж, без сомнения, заслуживает взбучки. Но я был бы признателен, если впредь вы будете больше мне доверять, позволяя самому разбираться со всеми инцидентами на корабле. Тогда и я смогу вам доверять. Что же касается…
Его интонация была столь искренней, что у Салли пропало всякое желание спорить. Еще никто не подвергал сомнению ее надежность. По правде говоря, она всегда считала себя вполне надежной и честной.
Однако Коллиар был прав: она не доверилась ему, и теперь он не мог доверять ей.
– Похоже, я действительно поставила нас обоих в сложное положение.
– Но это положение можно исправить. Просто доверьтесь мне.
Салли очень этого хотелось – довериться и во всем положиться на него. А еще ей хотелось положить голову ему на грудь и верить, что все будет хорошо, что все ее надежды и чаяния осуществятся. Однако это не так-то просто.
– Не хочу хвастаться, но, думаю, ваш отец вряд ли дал мне рекомендацию, а капитан Маколден не стал бы продвигать меня по службе, если бы я не знал свое дело. И хотя в воспитании Гамиджа я не слишком преуспел, я все же найду способ его приструнить и решить связанные с ним проблемы. Обещаю.
– Обещаете ли вы позаботиться также о гардемаринах? Особенно о Джеллико и Уэрте? Я не могу смотреть, как Уэрта притесняют, и оставаться в стороне.
– Кент, они уже не дети. Им необходимо научиться самим стоять на ногах.
– Да, но…
– Вот именно – но. Кент, мы оба хотим одного и того же. У нас просто разные способы и методы достижения результата. И до тех пор, пока вы не сдали экзамен и не стали лейтенантом, вам следует научиться исполнять приказы вышестоящих по званию. Беспрекословно и со всем почтением.
Салли протяжно вздохнула.
– Это уж чересчур – со всем почтением. Может, вас устроит, если я буду исполнять их быстро и проворно?
– Разумеется, Кент. Стать лучшим можно разными способами.
– Вы хотите сказать, что я должен трудиться еще усердней, чтобы одолеть Гамиджа?
Коллиар не удержался от смеха, который тут же был подхвачен ветром и унесен в море.
– Надеюсь, вы имеете в виду не физическое превосходство. У вас немалый рост, но даже если вы обретете отцовскую комплекцию, я все равно не рекомендовал бы вам снова связываться с Гамиджем. Он превосходит вас в весе килограммов на пятьдесят. – Коллиар смерил ее взглядом. – Вы, Кенты, вообще не слишком крепкие ребята. Так что советую быть осторожней.
Он вновь искоса глянул на нее, и Салли показалось, будто палуба качнулась под ее ногами, клоня ее еще ближе к Коллиару. Когда он глядел на нее вот так, словно ему нравилось то, что он перед собой видит, у Салли возникало странное ощущение легкости и счастья. Внутри становилось тепло, и казалось, она тает, точно масло на гренке, поданном ему на завтрак.
– Я сумею о себе позаботиться.
– В самом деле? Пока что у меня складывается иное впечатление. Мне показалось, вы намеренно стараетесь его разозлить.
Салли чувствовала, как из нее уходят остатки напряжения, точно уносимые отливом. Коллиар не только все видел, но и понимал увиденное.
– В общем-то, так оно и есть. Пусть уж лучше Гамидж направляет свою злость на меня, чем на Йена Уэрта или Уилла Джеллико.
– Понятно. – Дэвид запрокинул голову. Вроде как для того, чтобы взглянуть на состояние парусов или такелажа. Чего угодно, лишь бы не смотреть на нее. – Мне следовало бы догадаться. Какая интригующая комбинация кровожадности и наивности, льва и ягненка.
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, но я не такой уж и кровожадный. Я все-таки переживал за Гамиджа, когда тот проглотил почти весь высыпанный в миску перец. Бедняга… Мне было его жалко. Правда, совсем чуть-чуть.
Ироничность Салли была вознаграждена очередной улыбкой.
– Это делает вам честь, мистер Кент, только зря стараетесь. Он-то вас вряд ли пожалеет.
– Знаю. Но он просто недостаточно смышлен, чтобы быть лейтенантом. И никогда не дорастет до нужного уровня. Как бы вы ни старались ему помочь, он никогда не станет таким же умным, быстрым и опытным, как вы. Он не способен оценивать обстановку так же, как вы. Заметив ослабевший линь, вы понимаете, что, если его не подтянуть, провисание увеличится, отчего рангоут может рухнуть и покалечить матросов. Вы наверняка способны определить точный момент, когда это произойдет. А для Гамиджа это будет означать лишь обременительные хлопоты, которые предпочтительнее избежать, или же возможность взвалить вину на кого-то другого. Он, конечно, может проявить старание, но из него вряд ли получится что-то путное.
– Мистер Кент, уж не пытаетесь ли вы ко мне подмазаться?
Коллиар опять улыбнулся, причем довольно широко, и ее это обрадовало. Салли радовало то, что именно благодаря ей на его лице появляется такая улыбка. То, что ему так весело в ее присутствии. И она была готова сделать что угодно, чтобы он вновь вот так же ей улыбнулся.
– Это вовсе не заурядная лесть, мистер Коллиар. Вы не хуже меня знаете, что ума у вас хватит на четверых. Именно поэтому вы занимаете должность первого лейтенанта, хотя вы на десяток лет моложе мистера Раджа и на два десятка – мистера Чарлтона.
– На три, – с усмешкой поправил Коллиар.
– Тем более. – Салли тоже не смогла удержаться от улыбки. – Поэтому совсем не удивительно, что никто не может быть с вами на равных.
– Но у вас это, похоже, получается.
Щеки Салли вновь потеплели, но совсем не от смущения.
– Теперь уже вы мне льстите. Я с самого детства почти безвылазно находился в море, за исключением последних двух лет. К тому же у нас в семье почти всегда говорили лишь о парусах, морских течениях и навигационных тонкостях. Даже за обеденным столом это было вполне обычной темой. А еще я помогал старшим братьям в учебе, в подготовке к экзаменам, читая им вслух из учебников.
– Тогда попробуйте обучить и Гамиджа, распознайте его внутренние течения. Только делайте это осторожно.
– Черт возьми, а ведь это идея! – воскликнула Салли. Действительно, курс обучения мог стать неплохим решением. Такой вариант был более чем стоящим, он открывал неплохие перспективы. Все это представлялось так же ясно, как на страницах пособия по навигации. – Я охотно займусь с ним. Если он, конечно, согласится. – Повернувшись к Коллиару, Салли протянула ему руку. – Спасибо, мистер Коллиар. Вы подали мне отличную идею.
– В самом деле? – В его голосе слышалась прежняя ирония. И после довольно продолжительного созерцания ее руки он все же подал свою.
Ее ладонь практически утонула в его ладони. Его пальцы были сильными, и рукопожатие получилось крепким, но бережным, не давящим.
Это рукопожатие вызвало жаркую волну, вибрацию, как от камертона, которая прокатилась по всему телу, становясь все сильнее, и Салли казалось, что ее вот-вот разорвет на части. Но она не хотела, чтобы это закончилось, и не выпускала его руку.
Он тоже не предпринимал такой попытки.
– Что же мне с вами делать, Кент?
– Не знаю, – рассеянно ответила Салли, действительно не зная, каких действий от него ей бы хотелось. Ей трудно было определить свои надежды и страхи. Она лишь понимала, что ей хочется, чтобы этот жар, от которого у нее внутри все таяло, продолжался.
– Просто оставьте все как есть…
– Ох, Кент… – Коллиар сдержанно и как-то грустно улыбнулся, качая головой. – Вы ведь наверняка и сами понимаете своей умной головкой, что я так не могу.
Казалось, все вокруг остановилось. Корабль словно прекратил движение, и у Салли возникло ощущение, будто ее кренит и раскачивает, как на самом верху мачты, и ветер выдувает из ее легких воздух, так что она не в состоянии сделать ни единого вдоха. Коллиар взирал на нее в какой-то задумчивости, и Салли впервые за время нахождения на корабле осознала, насколько она грязна и неопрятна.
Довольно-таки нелепое и пустое беспокойство, если ее единственное желание – служба на флоте. Разве не этого она хотела?
– Мистер Коллиар… – вымолвила она просто ради того, чтобы хоть что-то сказать. А также чтобы лишний раз произнести его имя.
– В ближайшее время, Кент, я надеюсь услышать, как вы называете меня Дэвидом.
Салли и вправду очень хотелось называть его Дэвидом. В открытую, вслух, а не только в мыслях. И она обязательно так и сделает. Салли невольно подалась к нему, навстречу тому жару и той уверенности, что исходили от него. Навстречу возможностям, фантазии о которых он возбуждал.
На этот раз уже Коллиар сделал шаг назад.
– Сейчас для этого… о господи… не подходящее время и место. Возвращайтесь в кубрик, Кент, к своей койке. Пока я не поддался искушению найти ее для вас.
И после этих слов он решительно двинулся прочь, в сгущающуюся темноту.