Салли проследила за взглядом улыбающегося брата и действительно увидела Коллиара, который как раз входил в гостиную и выглядел почти как принц.

Черт побери… Он был просто великолепен, другого слова и не подберешь. Сегодняшним вечером в его внешности не наблюдалось ни малейшей небрежности, каждая деталь одежды имела идеальнейший вид. Его длинные черные волосы были подстрижены в соответствии с городскими стандартами, но лицо ни в малейшей степени не утратило загара, выдававшего в нем моряка. Чудесный карамельный оттенок кожи еще больше выделялся на фоне белоснежной рубашки с накрахмаленным воротничком, поверх которой были одеты светло-золотистая жилетка, мерцавшая в свете свечей, и абсолютно черный фрак. От такой элегантности замирало сердце.

Вообще в подобном облачении, без своего поношенного мундира, служившего ему, по его собственным словам, защитой от мира, Коллиар должен был бы восприниматься как никчемный и презренный пижон, однако он выглядел импозантным и серьезным человеком, имеющим над собой полный контроль.

В отличие от Салли.

Зарождалось ощущение, подобное тому, что она испытала в Гибралтаре, когда впервые увидела свое изменившееся лицо. Ее сердце чуть ли не разрывалось, меж тем как таяли прежние надежды и грезы, на смену которым закрадывался страх.

Что же касается Коллиара, то он даже не улыбнулся, чтобы ободрить ее.

Взгляд его зеленых халцедоновых глаз был таким же, как и прежде: серьезным и прямым, почти суровым, – и направленным непосредственно на нее. Он как будто только того и дожидался, когда же она наконец на него посмотрит. Переступив порог, Коллиар двинулся к ней, даже не поприветствовав ее отца, который, прервав разговор с кем-то из гостей, стал наблюдать за его неспешным, но решительным продвижением.

Салли же была на это не способна, не имея сил выдержать его пристальный взгляд. Она даже попыталась укрыться за Мэтью, но тот воспрепятствовал этому, довольно крепко ухватив ее за локоть.

– Мэтью, отпусти! – взмолилась Салли.

– И не подумаю. – Голос брата был мягким и одновременно твердым. – Чего ты шарахаешься? Коллиар тебя не съест.

Вряд ли он способен понять ее состояние.

– Салли, что происходит? – шепотом поинтересовалась Грейс, взяв ее за другую руку. – Ты в порядке? Такое впечатление, будто ты вот-вот упадешь в обморок.

Салли хотелось сказать, что она действительно не в порядке. Ей бы следовало упасть в обморок, чтобы ее унесли отсюда, но это стало бы проявлением трусости, а она зашла слишком далеко, чтобы позволить страху одержать над собой верх. К тому же она никогда не предавалась таким глупым девчачьим забавам, как имитация обмороков.

Мэтью меж тем шагнул вперед, чтобы поприветствовать приятеля.

– Рад тебя видеть, Дэвид. – Они обменялись рукопожатиями, и Мэтью положил ладонь Коллиару на плечо. – Как понимаю, ты уже не лейтенант?

Воображаемая палуба под ногами Салли качнулась назад, увлекая ее в другую сторону, заставляя бороться за сохранение равновесия. Коллиар покинул флот? Да как он мог? Ему светила блестящая карьера. С ним не мог сравниться никто другой. Зачем он это сделал?

– Привет, Мэтью, – отозвался Коллиар.

Вблизи его воздействие на Салли еще более усилилось. Вид и запах его кожи, тепло и сила, излучаемые его телом, притягивали к нему подобно магниту. Рядом с ним Салли чувствовала себя маленькой и незначительной. Но она и хотела чувствовать себя такой. И вообще предпочла бы стать невидимой.

– Я хотел бы представить свою жену…

О нет… Только не это. Салли не выдержит встречи с его женой, какой-нибудь изысканной красоткой, которая…

– Почту за честь. – Эти слова произнес негромкий и ровный голос Коллиара.

О Господи… А также дьявол и святой Эльмо! Оказывается, о своей жене говорил Оуэн. Однако часовой механизм ее сердца уже нарушился, рассыпавшись на множество винтиков и колесиков, которые уже не собрать. Скрывая свое смущение и страх, Салли смотрела в пол, ожидая момента, когда Грейс отпустит ее руку, чтобы поприветствовать Коллиара. А также надеясь, что ее сердце успокоится и вернется к обычному ритму.

– Очень рад нашему знакомству, леди Кент. Примите мои поздравления.

– Спасибо, – очаровательно улыбнулась Грейс. – Я очень много о вас слышала.

Коллиар устремил свой пронзительный взор на Салли, и она чуть ли не отпрянула назад под этим почти безжалостным взглядом.

Подобное ерзание напомнило Грейс о ее присутствии.

– Мистер Коллиар, вас уже представили сестре моего мужа, мисс Саре Кент?

Грейс, разумеется, имела намерение помочь, но в ее голосе присутствовало предупреждение, призыв быть любезной. Салли же хотелось, чтобы в полу разверзлась бездна, наполненная бурлящей водой, куда она могла бы прыгнуть и утопить там ощущение стыда, отчаяния и потерянности, вызванные присутствием Коллиара. Как ему удалось так срезать ее всего лишь своим сумрачным взглядом? Почему все те страхи и тревоги, которые она, казалось бы, изгнала, нахлынули вновь, как только он появился?

– Рад вас видеть, мисс Кент, – произнес Коллиар своим низким ровным голосом и склонился к ее руке, которую она даже не думала протягивать.

– Я тоже рада, мистер Коллиар. – Ее собственные слова исходили откуда-то из глубины горла, тугие и нелепые, как будто она никогда прежде не говорила, как будто разучилась двигать губами. Салли поспешила закрыть рот и прикрыла глаза, плотно сжав веки, чтобы не видеть, как он смотрит на нее.

«Пусть смотрят, и вскоре они обнаружат, что смотреть в общем-то и не на что…»

Однако она не обладала способностью долго ждать. Молчание – ужасное, гремящее словами, которые она не могла высказать, – давило на нее, и она должна была открыть глаза. Но она не станет смотреть на Коллиара, ибо он не может находиться в ее мире. Он был для нее как вода и воздух, как солнечный свет. И по-прежнему оставался таким. Он был всем, что только можно представить. И чего она не может иметь.

Произнесенные ею слова Коллиар принял кивком головы, продолжая смотреть на Салли все с той же серьезностью. Три вертикальные линии пролегли между его бровей. О господи… Даже его нахмуренность была дорогой до боли.

Под тяжелым взглядом Коллиара Салли не находила подходящих слов, которыми можно было бы заполнить разрастающуюся, болезненную пустоту. Она могла лишь наблюдать, как он смотрит на нее, пребывая в настолько глубокой тишине, что казалось, будто они находятся в каком-то безлюдном мире, а не рядом друг с другом в переполненной гостиной.

А слова по-прежнему не находились.

– Хотел бы заметить, мисс Кент, – нарушил Коллиар затянувшееся молчание, – что у вас замечательный шрам.

Салли не ахнула, в отличие от других, не вскинула руку, чтобы прикрыть лицо, как в инстинктивном сочувствии сделала Грейс. Она не позволила горячей волне подобраться к ее глазам и приняла удар молча, без содрогания, меж тем как болезненное онемение втекало в ее грудь, заполняя пустоту легких, пока не возникло ощущение, будто она тонет.

Вокруг слышался ропот возмущения, боковым зрением Салли видела, как братья сплотились, словно образуя дамбу перед наступающим океаном, чтобы избавить ее от еще большего огорчения.

– Черт возьми, Дэвид… – начал Мэтью, который сразу же растворился на периферии ее зрения вместе с окончанием фразы.

Грейс тоже выразила свое негодование:

– Послушайте, сэр, что означает подобное…

Но Оуэн остановил ее:

– Грейс, не надо.

И они также сдвинулись за края ее восприятия.

Потому что Салли видела то, чего не видели другие. Она видела, как осторожно держится Коллиар, насколько он бдителен.

Она понимала, что Дэвид балансирует на той же грани, что и она.

Это вызвало у Салли если не надежду и облегчение, то по крайней мере… любопытство. Если он явился сюда не ради причинения боли или разоблачения – а она была уверена, что не для этого, – то какого черта ему здесь надо?

Для Салли не существовало ничего и никого, кроме Коллиара, который подступал все ближе, пока не подошел совсем вплотную, так что ей пришлось поднять голову, чтобы видеть жесткие линии его лица. Он смотрел на нее слегка нахмурясь, пристально и даже сурово, но эффект этого взгляда странным образом смягчался таким домашним запахом крахмала, исходившим от его рубашки.

Дэвид поднял руку и кончиком пальца провел по розовой линии, идущей от ее виска. И это прикосновение было не слишком приятным, вызвав ощущение жаркой пульсации.

– Этот шрам напоминает мне, – заговорил Коллиар, – о ране, полученной в бою одним моим отважным соратником. Который спас мне жизнь и который мне очень дорог. – Выражение его лица при этом не изменилось. Он не улыбнулся, чтобы ободрить ее, и лишь глядел на нее не моргая. И побуждая ее к тому же.

– Скажите, мисс Кент, – продолжал Коллиар, не обращая внимания на окружающих, – не могли бы вы оказать мне честь и пройтись со мной по залу. Чтобы рассказать мне, каким образом вы приобрели точно такое же повреждение.

И не дожидаясь ответа, он положил ее ладонь на сгиб своего локтя и повел за собой.

Салли не понимала, как она передвигается, как переставляет свои ватные ноги, умудряясь не падать. Она не знала, о чем думать, что делать, куда глядеть. Она могла лишь чувствовать – его сильную руку под ее ладонью, тепло его большого тела, которое словно загораживало ее ото всех, меж тем как они шли по залу.

На них смотрели, и не только ее близкие. В поле зрения попало озабоченное лицо Грейс, которой Оуэн что-то шептал прямо в ухо. Около дверей стоял ее отец с настороженным и грозным видом.

И Салли не знала, как его успокоить. Она не знала, как успокоить саму себя. Она просто следовала за Коллиаром, который выгуливал ее по гостиной, и собравшиеся наверняка недоумевали, что может быть общего у столь импозантного мужчины с такой несерьезной девицей, как Салли Кент.

Она наконец обрела способность говорить.

– Сэр, мне кажется, мы создаем скандал.

– Я полагаю, мисс Кент, вы создали его еще несколько месяцев назад, – отозвался Коллиар. – И я прибыл сюда в общем-то для того, чтобы удостовериться в этом.

Было непонятно, сказал ли он это с юмором или с осуждением.

Резко развернувшись, Салли потянула его из гостиной, а затем дальше по коридору в заднюю часть дома, выходящую в сад.

Но уже на полпути Коллиар, сбросивший с себя флер мрачной загадочности, притормозил ее.

– Куда вы меня тащите, Кент? То, что я хочу сказать, займет по крайней мере еще несколько минут.

– Перестаньте, – прошептала Салли. – К чему этот самоуверенный тон? Вы не лучше меня осознаете, что делаете.

– Неужели? – Дэвид насмешливо приподнял бровь. – Я так не думаю.

Что-то похожее на ревность закралось в ее сердце, и Салли даже споткнулась, но Коллиар ухватил ее за запястье, после чего другой рукой приобнял за талию.

Салли попыталась высвободиться, еще не готовая простить его за ту боль, которую он причинил ей сначала своим отсутствием, а теперь – своим появлением. Затем потянула Коллиара в комнату, из которой открывался вид на зимний сад. На столе здесь стояли две зажженные лампы, подальше от окон, чтобы гости могли любоваться садом в свете фонарей. Едва Салли переступила порог, ее легкие наполнил аромат рассаженных по горшкам растений. Конечно, этот аромат имел мало общего с запахом дуба и смолы, преобладавших на корабле, но тем не менее он казался достаточно реальным и знакомым, чтобы действовать успокаивающе.

Салли находилась на своей территории, и больше не являлась его подчиненной, и потому могла общаться с Коллиаром на равных.

– Теперь можете отпустить меня, мистер Коллиар. Я никуда не убегу.

– Я этого и не опасался. Ведь убегать не в ваших правилах, не так ли, Кент?

– Разумеется. Так что можете меня отпустить.

– Пока воздержусь от этого, – сказал Коллиар. – И кажется, я намерен вообще никогда тебя не отпускать.

Сердце в груди гулко колотилось, нагоняя жар, сжигавший заслон внутреннего оцепенения.

– Дэв… мистер Коллиар… Не говорите того, в чем вы не убеждены и о чем будете потом сожалеть.

– Кент, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы убедиться в том, что я никогда не произношу пустых фраз.

– Все это лишнее. Когда вы появились, по вашему мрачному лицу я сразу поняла: вы приехали лишь затем, чтобы спасти свою совесть. Никто из них ничего не знает. – Салли указала в сторону гостиной, подразумевая отца и братьев. – Я ничего им не рассказывала. То есть они, конечно, знают, что я служила под вашим началом на «Дерзком», но им не известно, что я… что мы… – Салли запнулась при воспоминании о том, чем занималась в его объятиях, и по ее коже прокатилась жаркая волна. – В общем, никто ничего не знает. И никогда не узнает.

– Понятно… – Коллиар встал между ней и дверями, словно все же опасался, что Салли может ускользнуть. – Ну а как ты сама? Что ты знаешь? Что помнишь? Я помню все – каждую ночь, каждую подробность. И вспоминаю снова и снова. Ты постоянно присутствуешь в моем сознании. Я не могу думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя.

– Конечно же, я помню. Я помню, но… Все уже не так, как прежде. Я уже не та. – Страх, который Салли старалась удержать внутри, выскальзывал наружу, надрывая ее голос. Но она должна сделать это. Салли шагнула к столу, на котором стояла лампа. – Взгляни на меня. Посмотри как следует.

«Пусть смотрят, и скоро они убедятся, что смотреть в общем-то и не на что…»

Однако Коллиар был не таким, как остальные. Он видел то, чего не видели другие. Он видел все.

Его взгляд был таким же, как всегда, меж тем как он обозревал ее поврежденное лицо, которое читал словно раскрытую книгу – так, как обычно читал море, выявляя все его секреты.

Не выдержав, Салли отвернулась, ибо не выносила долгого ожидания, но Коллиар, подняв руку, вернул ее голову в прежнее положение и провел пальцами вдоль неровной линии, тянувшейся от виска к щеке. И на этот раз его прикосновение вызвало смешанное чувство удовольствия и боли, настолько пьянящее, что Салли на мгновение забылась.

– Знаешь, что я вижу, глядя на этот шрам?

Салли молчала, потому что не могла произнести ни слова. Она помнила ту щетину стежков, которые увидела в зеркале еще в Гибралтаре, и безобразную паутину неровных линий, ставших теперь розовыми.

Но восприятие Коллиара было иным.

– Я вижу лояльность и преданность. Вижу то, чем ты была готова пожертвовать ради меня. Я вижу любовь. Только любовь способна оставить столь долговременный след. Как это может меня не тронуть?

– Мне не нужна твоя жалость. – Салли высвободилась из рук Коллиара и повернулась к нему спиной, стыдясь слез, подступающих к глазам. Она не хотела, чтобы он видел, как ей тяжело. Она хотела быть сильной, хотела оставаться прежним Кентом. Однако за время их разлуки она слишком привыкла быть Салли. И даже от его признания в любви было так больно, что она едва могла дышать.

– Это всего лишь шрам, и я его вижу. Он как карта моих неудач. Но это не единственное, что я вижу. – Положив руки ей на плечи, Коллиар развернул ее к себе. – Не двигайся, позволь мне рассмотреть.

Салли закрыла глаза.

– Дэвид, пожалуйста, не надо.

– Ну и ну!.. Ты что, пудришься?

В его голосе слышалось столько изумления, словно он обнаружил у нее нож. Впрочем, что-то вроде ножа у нее и сидело внутри. Но с какой стати он удивляется? Почему она не может пользоваться пудрой?

– Надеюсь, для тебя это не признак наступающего апокалипсиса?

Коллиар медленно раздвинул губы в улыбке. Похоже, такой способ выражать эмоции, как улыбаться, по-прежнему был для него непривычным.

– Апокалипсис я уже видел. Так же, как и ты. Но я никак не ожидал увидеть тебя такой.

– Черт возьми! Я хоть и сказала, что не нуждаюсь в твоей жалости, это все равно не дает тебе права относиться ко мне, как…

– Я увидел в тебе женщину, – произнес Коллиар. – Я даже не ожидал, что ты можешь выглядеть так женственно. Точнее сказать, как леди.

Салли замерла, меж тем как в ее груди расцветало что-то очень хрупкое, похожее на надежду. Коллиар подступил к ней еще ближе, настолько близко, что она ощутила тепло его дыхания на своей щеке и силу, исходящую от его могучего тела.

– Наконец-то ты умолкла. Это дает мне шанс. – И Дэвид стал склонять голову.

Салли зачарованно смотрела, как приближались его уста, как закрылись его глаза при первом трепетном контакте с ее губами. Это было лишь легким касанием, одновременно и горьким, и сладким, и почти невыносимым.

А затем его губы накрыли ее рот, посылая внутрь нее жаркое изумление.

Это было слишком напористо, слишком быстро. Если она откроется ему и поддастся опьяняющей надежде, то уже не сумеет вернуться назад.

Но Дэвид не мог слышать слова, звучавшие в ее голове, а его губы не позволяли высказать их. Он прижимался все крепче, облизывая ее нижнюю губу, дразня и теребя, пока Салли тоже не стала отвечать, продвигая язык навстречу его языку. А затем Коллиар проник к ней в рот, и наступило блаженство, избавление и освобождение, и все, что только можно представить. В нем самом было все возможное, все, что ей требовалось.

Она подняла руки, чтобы запустить пальцы в его великолепные волосы и прижаться…

– Салли! – Этот оклик донесся за секунду до того, как распахнулась дверь.

Слава богу, это была лишь Грейс, а не отец. Или же, еще хуже, братья. И прежде чем глаза Грейс привыкли к полутьме, Салли успела отскочить от Коллиара и оправиться.

– О господи! – проговорила Грейс, входя в комнату и протягивая руки к Салли. – Ты в порядке? – Ее взгляд переместился с нее на Коллиара и обратно. – О-о!

Глаза невестки озарились пониманием, и Салли почувствовала, как ее щеки охватывает жар. Она взглянула на Коллиара – тот поспешил принять свой обычный каменно-невозмутимый вид, хотя под его загаром все же проступил некоторый румянец.

Грейс сделала еще один шаг и резко остановилась.

– Прошу прощения. – Она в изумлении прикрыла рот рукой. – Я и не догадывалась, хотя должна бы… У вас ведь любовь.

Взяв Салли за руки, Грейс поцеловала ее в щеку и стала пятиться к двери.

– Я постараюсь, чтобы вам не мешали. Но лишь пару минут, не больше. Я задержу остальных. – И она удалилась, прикрыв за собой дверь.

Салли стояла все на том же месте и словно балансировала между прошлым и будущим. Впервые в жизни она боялась что-либо предпринять и даже что-то произнести.

Но Коллиар такого страха не испытывал.

– Похоже, Салли, твоя настоящая тайна наконец-то раскрыта.