Лиззи жадно набросилась на еду, затолкав в рот все до последней крошки, хотя ее чуть не вырвало. Теперь она все делала с новой силой и жаждой. Жажда мести, казалось, стала для нее новым стимулом к жизни. Утром, днем и ночью она имела лишь одну мысль — отомстить.
Злость, вливаясь в легкие, затрудняла дыхание. Какой же она была дурой, что считала его глупым и чересчур доверчивым, тогда как он был лжецом и подлым негодяем. Ему каким-то образом удалось впутать ее в убийство и заставить в полной мере отвечать за это.
Она убьет его собственными руками, если когда-либо доведется снова с ним увидеться. Вот такая жалкая ирония.
Чертов ублюдок.
И она не умрет. Потому что он жив.
Лиззи крепко зажмурила глаза, чтобы избавиться от головной боли, которая возвращалась каждый раз, когда она пыталась во всем разобраться. Было невозможно не верить свидетельствам памяти — гроб, похороны, проклятое письмо из Адмиралтейства.
Адмиралтейство. И внезапно вспомнившееся утверждение сэра Эдварда Фостера, что плавание в Австралию в этот период войны невозможно, прозвенело в ушах, как будто он стоял рядом, Джейми, несомненно, и здесь солгал. Ублюдок.
— Миссис Марлоу?
Это был надзиратель вместе с местным адвокатом-солиситором мистером Бенчли.
Лиззи встала и поправила юбки, насколько это было возможно, пока надзиратель отпирал дверь, чтобы выпустить ее. Миссис Таппер продолжала каждый день приносить свежевыстиранные юбки и сорочки или платья, хотя Лиззи отказывалась ее видеть, но одежда пачкалась от грязи и сырости дартмутской тюрьмы, ибо заведение это отнюдь не было курортом.
— Миссис Марлоу, — начал мистер Бенчли, указав на высокого, достойного вида мужчину за своей спиной. — Я привел к вам милорда Эдвйна де Хэвиленда из Лондона. Он адвокат высшей категории суда королевской скамьи. Он будет защищать вас на выездной сессии суда присяжных.
— Милорд.
Лиззи сделала поклон.
Человек пришел, чтобы спасти ей жизнь.
— Мне нужна комната со столом и стулом, лучше с двумя, и хороший свет, — заговорил он, обращаясь не к ней, а к пространству вокруг себя, как будто это пространство могло броситься со всех ног выполнять его просьбу.
Надзиратель и солиситор с нескрываемой радостью и почтением проводили августейшего гостя в отдельное помещение. В дартмутскую тюрьму не часто наведывались адвокаты высшей категории суда королевской скамьи. Наверное, за ним стоял кто-то очень влиятельный.
Или за ней.
— Что ж, миссис Марлоу. Меня зовут де Хэвиленд, и я буду представлять в суде ваши интересы. — Он заглянул в кожаную папку, что лежала перед ним. — Мистер Бенчли обстоятельно познакомил меня с деталями вашего дела, но я бы хотел поговорить с вами лично. Это преступление карается смертной казнью, миссис Марлоу. В то время как я, безусловно, буду настаивать, что вы невиновны в его совершении, все же мне хотелось бы услышать правду. Это вы убили своего мужа или наняли одного или нескольких неизвестных, чтобы его убить?
Такой прямоты она не ожидала.
— Нет.
Слово получилось неловким и неестественным.
— Я спрашиваю не из праздного интереса, миссис Марлоу, а для того, чтобы знать все обстоятельства, чтобы быть готовым к отражению сильных доводов. Мне не нужны сюрпризы в виде неудобных фактов.
— Что ж, милорд, возможно, я удивлю вас, если скажу, что вы первый человек в этом темном, бесчестном деле, который интересуется фактами. Я тоже пытаюсь найти факты. Во-первых, как вообще могли обвинить меня в замысле убийства?
У лорда де Хэвиленда вдруг раздулись ноздри, как будто потянуло весьма неприятным запахом. Видно, от нее. За проявленный джентльменский стоицизм она поневоле записала несколько очков в его пользу.
— Непонимание, похоже, исходит от магистрата.
— Сэра Ролстона?
— От него. Он утверждает, что получил против вас неоспоримую улику от некоего лица, джентльмена. Что это за лицо, мы не вправе знать, как не вправе знать, что это за улика. Тем не менее, когда стали известны ваши хорошо известные взгляды на супружество, вы… Вы стали подозреваемой.
— От джентльмена? То есть от кого-то со связями?
— Да.
— Похоже, я снискала себе очень могущественного врага.
— Несомненно, мэм. Но я уверен, что за всем этим могут скрываться малозначительные разногласия из-за какой-то собственности. В реальности подобные действия, обусловленные местью, обычно имеют под собой весьма шаткую основу. Люди жадны до чужих денег.
Она об этом как-то недодумала. Возможно, в основе всей этой несуразицы лежали ее виды на Гласс-Коттедж и фермерское имение в Красном ущелье. В своей попытке заняться преобразованиями она кому-то перешла дорогу. Но ее планы, связанные с Красным ущельем, столь же явно мешали вольным торговцам. Возможно, даже Адмиралтейству, дотянувшему до имения длинные руки. Еще был и сам Джейми. При таком количестве заинтересованных лиц трудно было сделать выбор.
— Относительно моего первого вопроса, мадам?
— Милорд, вам определенно должно быть известно, что я не убивала и ни с кем не замышляла убийство моего мужа по той простой причине, что он все еще жив.
Лорд де Хэвиленд скосил глаза на мистера Бенчли. Тот печально покачал головой.
— Миссис Марлоу последнее время сама не своя, сэр. Сказывается ее заточение, как вы понимаете. Тело капитана Марлоу было доставлено домой и погребено его родным отцом, преподобным доктором Марлоу, на церковном погосте в мае, двадцать четвертого числа.
— Она тронулась умом?
Королевский адвокат бросил проницательный взгляд на Лиззи, как будто обследовал научный объект, но что-то в его сухом тоне заставило ее насторожиться.
— Я не сумасшедшая, — произнесла она членораздельно. — Но вне себя от бешенства.
— Миссис Марлоу, прошу… — начал уговаривать ее солиситор.
— Нет, я не сумасшедшая. Я знаю, что мой муж не умер, — резко сказала она, — потому что он приходил сюда, в эту самую комнату, в этой тюрьме, не далее как три дня назад. Это не плод моего воображения. Он приходил сюда, переодевшись священником, и о его приходе должна иметься запись в журнале регистрации. Обязательно должна иметься. Если же он подкупил охрану, чтобы его имя не упоминалось, значит, это можно с таким же успехом узнать, заплатив им еще. Еще можно узнать, что никакой приход и никакая церковь не присылали священника в тюрьму, чтобы оказать мне утешение и поддержку, потому что на деле приходил не священник, а мой муж, который жив-здоров и, очевидно, замышляет что-то не очень хорошее. Я хочу получить от него кое-какие ответы, или пусть его арестуют. И Адмиралтейство. Ведь это оттуда мне сообщили о его смерти.
— Какая поразительная история, миссис Марлоу, — заговорил де Хэвиленд, выждав, когда умолкнет эхо взвинченного голоса Лиззи.
— Правда часто поражает воображение, милорд.
Прежде чем ответить, де Хэвиленд смерил ее долгим взглядом.
— Пригласите охранника, — попросил он солиситора. — А вы постойте там, у окна, и помолчите. Займите себя видом на улицу. Там, по-моему, цветет кизиловое дерево.
Вошел охранник. Услышав вопрос, прикинулся несведущим и, в свою очередь, позвал подобострастного надзирателя.
— Да, господа. Он приходил в прошлый вторник. Сказал, что пришел ее исповедать, поскольку она папистка и все такое прочее.
— Какая ложь. Никакая я не папистка.
— Миссис Марлоу, прошу вас воздержаться от вмешательства. А как звали этого священника?
Лорд Де Хэвиленд снова обратился к надзирателю.
— А кто ж его знает?
— Вы разве не записали? — спросил де Хэвиленд.
Наконец принесли журнал записи посещений, и присутствующие углубились в его изучение. Пока они этим занимались, Лиззи кипела от нетерпения и ярости. А они все смотрели и смотрели.
В конце концов пришли к выводу, что никакой записи нет. Нет имени. Нет записи.
Как ни странно, но лорд де Хэвиленд, похоже, совсем не удивился. Как любопытно. Как чертовски любопытно.
Лорд де Хэвиленд отпустил людей и повернулся к Лиззи.
— Подведем итог, миссис Марлоу. Поскольку нет свидетельств обратного, предположим, что ваше заявление — правда. Что капитан Марлоу жив. Как, по-вашему, должен я доказать существование человека, который, судя по всему, не желает оставлять следов и который, позволю себе сделать второе умозаключение, не желает раскрывать свою личность, чтобы вас освободить?
Лиззи проглотила горький комок унижения.
— Ваше умозаключение верно, милорд. По этой причине я бы начала с опознания тела.
— У вас необычайно острый ум, миссис Марлоу, — заметил он, отдавая ей должное. — Мистер Бенчли сказал, что тело вашего усопшего мужа было захоронено на местном церковном погосте?
— Святого Спасителя, милорд.
— Благодарю, Бенчли. — Он поднял на Лиззи свой темный взгляд. — Вы тоже там присутствовали, как я понимаю.
— Да, но если бы мой муж действительно погиб на море, как мне написали в том письме, то тело его не прислали бы, А бросили бы за борт, как он того заслуживает.
— Миссис Марлоу! Подобные неосторожные слова могут лишь усугубить ваше положение, — ужаснулся солиситор.
Она отмахнулась от него рукой.
— Я считаю, что человек, погребенный в той могиле, не мой муж, и хочу, чтобы вы это доказали. Будь я адвокатом высшей категории суда, я начала бы с вопросов к Адмиралтейству.
Они вернулись на рассвете. Лиззи не спала. Она всегда просыпалась задолго до рассвета и, глядя в темноту, ждала, когда в маленькое зарешеченное окно высоко над головой просочатся первые проблески света.
Пришел лорд де Хэвиленд со своим слугой.
— Идемте с нами, миссис Марлоу.
— Куда?
— Для начала вон отсюда. Вы свободны.
Лиззи покачнулась на гладком каменном полу. Вот так легко и просто?
— Свободна? Меня отпустили?
— Да. Вот наденьте это. — Он взял из рук слуги темный шерстной плащ и протянул ей. — Сегодня с утра — промозглый туман.
Они вышли наружу, в сырой воздух, и прошли через высокие железные ворота, через пустынный каменный тюремный двор к карете без опознавательных знаков. Лиззи с трудом подавила искушение броситься бежать, на тот случай если произошла ошибка, если ее вдруг попытаются вернуть обратно. Но двор оставался безлюдным. Они были совершенно одни. Ее никто не встречал: ни родители, ни даже мистер и миссис Таппер.
Но какие могли у нее быть претензии к миссис Таппер? Лиззи не следовало отказываться от встречи с ней. Миссис Таппер оставалась единственным человеком, кто проявлял завидную стойкость и доброту, а Л иззи пренебрегла ее помощью. Она должна быть благодарна, что лорд де Хэвиленд вообще пришел. Она и была благодарна, только в данный момент ничего, кроме оцепенелого облегчения, не испытывала.
Но Лиззи оказалась не права. Когда дверь кареты открыл один из аккуратных и вышколенных слуг лорда де Хэвиленда, там сидела ее матушка, которая тотчас привлекла Лиззи в свои благоухающие ландышем объятия.
— О, мое дитя.
Какое это было блаженство — хоть на мгновение отринуть все мысли и отдаться заботам матери, как в детстве. Но Лиззи не могла дать себе больше одного мгновения, иначе наградит мать паразитами.
— Боже, ты только посмотри на себя. — Матушка уставилась на плащ Лиззи с чужого плеча и замаранную одежду и приложила к носу кружевной платочек. — Бедная ты моя. Ванна для тебя уже готова.
В карету сел лорд де Хэвиленд, и они тотчас покатили прочь. Снаружи стал накрапывать легкий дождик, заглушая звуки города и окутывая их покровом благоприятной анонимности. Экипаж представлял собой удобную четырехместную карету с застекленным окном впереди. Она была светлая и просторная, и Лиззи впервые ощутила себя комфортно в закрытой карете. После недель, проведенных без солнечного света, карета даже показалась ей просторной.
Но еще оставались вопросы без ответов. Лиззи надеялась, что де Хэвиленд нашел ответы хотя бы на некоторые из них.
— Как же все это получилось?
— Хватило одного визита в кабинет Адмиралтейства в Портсмуте. Там есть рапорт, доступный для всеобщего ознакомления. Убит при падении рангоутного дерева, находясь на борту своего корабля. Ударился головой о палубу, на том все и закончилось. Что видели многие офицеры и матросы. Все предельно ясно.
Как Лиззи и ожидала. Но это была ложь.
— А гроб, который они прислали в приход Святого Спасителя?
— Боюсь, что произошло недоразумение. Адмиралтейство приносит самые искренние извинения за досадную ошибку. И они… боюсь, они не знают, где находится тело. Старший офицер, лейтенант… — Он справился в своих записях. — Как следует из корреспонденции лейтенанта Макалдена, они обычно не доставляют тела на берег. Традиционно хоронят мертвых в море, так что не имеют практики отправлять тела домой для погребения. Простая ошибка.
— Лейтенант Макалден? — Это не могло быть случайным совпадением. — Вы с ним лично встречались? Высокий блондин, голубоглазый и симпатичный.
— Я с ним не встречался. Мы общались письменно. Вы с ним знакомы?
— Лейтенант Хью Макалден? Он все еще состоит на военно-морской службе?
У нее ум заходил за разум. Ложь была везде вокруг нее, куда бы она ни повернулась. Никому нельзя было верить. Лиззи снова взглянула на де Хэвиленда, пока он изучал бумаги из своего саквояжа. Интересно, как много ему известно из переписки с Адмиралтейством? Скорее всего больше, чем он готов ей выложить.
— Полагаю, это так. Так вы с ним знакомы?
— О да, лейтенант Макалден и я хорошо знакомы. Как это любезно с его стороны оказать такую помощь. Я должна поблагодарить его лично.
Наглость Джейми и его людей поражала. Чертовы лживые ублюдки. По крайней мере из всего ясно вырисовывалась причастность Адмиралтейства ко всему запутанному делу.
Ее подозрение, вероятно, нашло отражение на ее лице.
— Теперь я должен просить вас, миссис Марлоу, ради собственного благополучия не внушать себе опасной мысли, что ваш муж все еще жив.
— Милорд, я знаю…
— Прошу вас, миссис Марлоу. Умоляю, хватит. — Он провел рукой с голубыми прожилками вен по своему лицу, — Вас освободили из тюрьмы, сняли все обвинения. Вернули в семью. Чего еще может желать благоразумная женщина?
Ответов, черт бы подрал его аристократические манеры. И никто еще не называл ее благоразумной.
— Лиззи, дорогая, оставь.
— Осмелюсь признать, что ты права. — Пока. Допрашивать лорда де Хэвиленда дальше, после того как он добился ее освобождения, было бы грубой неблагодарностью. Карета повернула и поехала вверх по холму.
— Куда мы едем?
— Я подумала, будет лучше, если я отвезу тебя домой.
Лиззи выглянула в дождь. Они направлялись не к дому, а к Хайтон-Хаусу. Когда экипаж, подкатив, остановился перед воротами, Лиззи вспомнила о своей последней такой поездке в экипаже, когда вместе с Джейми ездила в контору мистера Харриса.
Вот ублюдок.
Лорд де Хэвиленд, как и Джейми, довез ее до дверей.
— Нет, прошу, не вставайте. Благодарю вас, милорд, за вашу помощь. — Она протянула ему руку, — Не знаю уж, как вас и благодарить. А плащ я вам пришлю.
Вероятно, это заявление оказалось глупым, ибо впервые за все время она увидела его улыбку.
— О нет, не стоит.
Конечно. Кому нужен плащ от женщины, зараженной паразитами?
— Еще раз спасибо.
Дворецкий Кушинг, проводив в дом леди Теодору, ждал Лиззи со своим вездесущим зонтом из черной тафты.
— Мисс Лиззи.
— Здравствуй, Куши. Благодарю.
Она нырнула под укрытие зонта и затем — в дом.
— Позвольте сказать, что я рад вас видеть, мисс.
— Спасибо, Куши, ты славный парень. Скажи, насколько он отвратителен? Мой запах?
— Едва различим, мисс Лиззи. Мы приведем вас в божеский вид, вы и глазом моргнуть не успеете.
Он пытался не дышать, пока провожал ее в дом, отчаянно стараясь не подавать виду.
— Так ужасно? Тогда не стой слишком близко. К тому же я наверняка нахваталась паразитов.
Кушинг остановился за порогом гостиной.
— Хотите сначала освежиться?
— Нет, Куши, спасибо. Боюсь, у меня есть срочное дело, не терпящее дальнейших отлагательств. Я не могу остаться.
— Но, мисс, мы приготовили ванну…
— Лиззи, дорогая, что ты задумала? Ты не можешь уехать. Ты должна остаться. Я уже и твоему отцу сказала. Должна. Люди говорили самые ужасные вещи.
— Мы знаем, мама, что все это неправда. Меня потому и освободили, что я ни в чем не виновата. Но ты же понимаешь, что это едва ли важно, виновата я или нет. Моя репутация безнадежно испорчена.
— Не говори так. Я этого не потерплю.
— Прости, матушка. Но думаю» будет лучше для нас всех, для твоей репутации и для моей, если я уеду.
Лиззи поцеловала мать в мягкую надушенную щеку и повернулась, чтобы направиться в заднюю часть дома.
— Дорогая, ты куда идешь? Элизабет?
— В конюшню.
— Да, но куда собираешься ехать?
— В Гласс-Коттедж. Домой.
Но прежде ей нужно было посетить еще одно место. Она должна узнать, как там обстоят дела. И вообще пустят ли ее на порог Гласс-Коттеджа? Есть ли у нее такое право?
Уютная контора «Харрис, Харрис и Харрис» встретила ее радушным теплом, на которое только способна маклерская компания. Вероятно, от испуга Лиззи снова была готова разразиться рыданиями.
— Миссис Марлоу. Вы делаете нам честь, — встретил ее сам мистер Харрис и проводил к камину в своем личном кабинете. — Я не ждал вас так скоро. Какой приятный сюрприз.
— Не могу сказать, что мне это тоже приятно, поскольку я все еще разношу зловоние дартмутских застенков, но я оказалась в затруднительном положении непонимания своего настоящего финансового состояния… На самом деле я приехала, чтобы услышать худшее! Хочу знать, есть ли у меня хоть какие-то деньги, чтобы снять комнату на ночь, с ванной и достойной едой.
— Моя дорогая миссис Марлоу, — бледное лицо мистера Харриса выразило глубокую озабоченность, и он предложил ей стул, — все в целости и сохранности. Как и должно быть. Я об этом позаботился, пока вы находились в стесненных обстоятельствах. Мистер Бенчли говорил, что с вас снимут все обвинения. Должен сказать от лица конторы «Харрис, Харрис и Харрис», что мы все рады вашему триумфу. Какое ужасное происшествие! Действительно, у вашего мужа, вероятно, имелось предчувствие скорой смерти. Он очень хотел, чтобы вы в случае его кончины ни в чем не нуждались.
— Следовательно, у меня есть деньги?
— Конечно, мадам.
Она почувствовала облегчение, словно часть тяжелого груза спала с ее плеч.
— Могу я взглянуть на цифры?
— Само собой. — Он подошел к ячеистому шкафу, открыл одну йз запертых маленьких дверок и вынул оттуда бухгалтерскую книгу. — Мурчисон, принесите миссис Марлоу чашку чаю.
Лиззи заглянула в записи. Все было, как Джейми и обещал ей. Все до последнего пенни было посчитано и учтено. Но она продолжала смотреть, чтобы убедить себя, что нет никакого подлога.
Понять это было невозможно. Джейми фактически не умер. Но легально он был мертв, и все эти деньги теперь принадлежали ей. Папка содержала ряд копий его завещания и законного перевода всего движимого и недвижимого имущества Джеймсона Марлоу его наследователю Элизабет Женевьеве Пэкстон Марлоу. Что удостоверялось законным образом.
Замечательно. Тревожно. И как-то… сомнительно.
Никто из знакомых ей мужчин, ни один из друзей и родственников, ни один отец из всех, кого она знала, не дал бы ей владеть и управлять такой суммой денег. А Джейми дал.
Зачем? Зачем он это сделал, в то время как все остальное было ложью? Будучи живым, он хотел, чтобы люди считали его мертвым. И вероятно, имел в этом деле сообщников. Лейтенанта Макалдена и наверняка Тапперов. И может, даже кого-то из Адмиралтейства.
Ей не нравилось играть роль пешки. Не нравилось, что ее использовали без ее согласия и ведома, как мужчины зачастую поступают с женщинами. Как будто женщины — несмышленые дети.
Что ж, если ему угодно оставаться мертвым, Бог с ним.
— Эти деньги все мои? — хотелось ей окончательно удостовериться.
— Да, миссис Марлоу. Все в целости и сохранности.
Харрис ободряюще улыбнулся.
— И дом?
— На вполне законных основаниях. У меня имеется копия. Какие-то проблемы?
— Нет. Просто я несколько шокирована.
— То есть?
Потому что ее муж — лжец. Проклятый, очаровательный, законченный лжец. Вот кто такой Джейми. Она верила всему, что он говорил, не сомневаясь ни в одном слове. В то время как он был бессовестный, подлый обманщик, а она безмозглая, доверчивая идиотка.
Правда, он почему-то оставил ей все свои деньги.
У нее заклинивало разум.
— Мадам? Позвольте мне коснуться одной весьма деликатной темы и посоветовать составить собственное завещание. Вашему мужу было исключительно важно, чтобы его имение перешло к вам, и мне бы не хотелось, чтобы что-нибудь пошло не так.
— Да, конечно, никому не хотелось бы. — Тем не менее, насколько ей было известно, все пойдет не так, поскольку она раскрыла Джейми. Но посвящать в это услужливого Харриса до поры до времени не стоило. — Не могу с вами не согласиться, мистер Харрис. Давайте сразу же и приступим к подготовке проекта.
У задней двери брокерской конторы, расположившись под навесом, ее ждал сухопарый Финеас Магуайр.
— Мистер Магуайр. Как поживаете?
Она не поняла, почему обратилась к нему официально, когда они были абсолютно одни на безлюдной улочке. Вероятно, из-за своего падения в глазах общества. Ей следовало обращаться со своими друзьями, какие у нее еще остались, с максимальной осторожностью.
— Мэм.
Он стянул с головы кепи.
— Чем могу быть полезна?
— Все шиворот-навыворот, мэм. Это я могу быть полезен.
Он нес какую-то околесицу.
— Мне?
Человек направился к стойлу и вывел двух лошадей, прозорливую и респектабельную, но менее представительную черную кобылу.
— Я еду с вами. Хочу посмотреть, что там за дела в Красном ущелье.
Лиззи не стала спорить. При всем своем удивлении она была ему благодарна. Неплохо иметь кого-то для прикрытия тыла. На самом деле у нее никого не осталось, кому бы могла верить.
Несмотря на льющийся с небес дождь, они пустили лошадей шагом. Лиззи нарочно ехала медленно, желая, чтобы ее омыл холодный чистый Дождь, смыв зловоние и грязь до того, как она достигнет дома. Это представлялось важным.
Дом выглядел все таким же гостеприимным, таким же мирным и радушным, как всегда. Только серые тучи за ним, клубящиеся над кромкой моря, придавали ему зловещий вид, словно сулящий несчастья. И Лиззи озаботилась, как-то ее там встретят.
Постояльцев в конюшне прибавилось. Гунтер, на котором Джейми много недель назад приехал в Гласс-Коттедж, по-прежнему стоял в стойле. И лошадь мистера Таппера тоже, крепкий, жилистый скакун, хотя и не породистых кровей, но красивое, уравновешенное животное. И еще пара одинаковых породистых лошадок. Для упряжи. Любопытно.
— А вы не смогли бы работать на конюшне, мистер Магуайр? Там наверху есть комнаты. Если работа вам по душе, я договорюсь обо всем с управляющим.
— Хорошо. У меня есть знакомый парень, который умеет ухаживать за лошадьми. Я возьму его в помощники. Предоставьте это мне.
Лиззи знала, что потом ей придется задать ему кое-какие вопросы, но сейчас она слишком устала, была мокрая и грязная, чтобы думать о чем-то ином, кроме горячей-прегорячей ванны, спокойствия и тишины.
Обойдя дом кругом, она остановилась перед крыльцом, как в тот первый день с Джейми. Как это было давно.
Вошла внутрь, и ее окутал бальзамом благословенный запах лимона и пчелиного воска. Лиззи замерла в неподвижности в холле, любуясь красотой изгибов лестницы. Может, она и ненавидела Джейми теперь, но этот прекрасный дом она получила благодаря ему.
Из музыкальной комнаты, хорошо освещенной высокими окнами, несмотря на серую мглу дождя, донесся какой-то звук. Боже. Здесь был Роксхем. Развалившись боком, перекинув нош через ручку одного из глубоких кресел, заказанных ею вместе с лимонными шелковыми подушками, он читал лондонскую «Таймс».
— Убери сапоги с моего кресла! — Ее резкий тон побудил его сбросить ноги вниз. — Что ты здесь делаешь?
— Боже! — воскликнул он. — Как ты… Когда ты приехала? Тебя выпустили?
— Как видишь.
Она потерла виски, но облегчения не получила, лишь ощутила мерзкий запах собственных пальцев. Здесь, в этом красивом, чистом, свежем доме, ее тюремная грязь стала для нее окончательно невыносимой.
— Зачем ты сюда явился? Уходи. Убирайся домой, — замахала она на него руками, направляясь наверх. — Меня ни для кого нет.
Она помчалась наверх, злясь на всех и особенно на миссис Таппер. Неужели она развлекала тут гостей, пока Лиззи томилась за решеткой?
Но худшее предстало ее глазам, когда открыла дверь в свою спальню и окинула ее взглядом.
Повсюду виднелись следы мужского присутствия: рожок для снятия сапог рядом с гардеробной, бритвенный станок возле окна.
Лиззи даже на миг растерялась. Неужели это Джейми вернулся сюда жить? Без нее?
Но тут ее нос уловил запах чужого одеколона. Сандаловое дерево. Запах Роксхема. Ублюдок здесь обосновался. В ее комнате.
— Миссис Таппер! — закричала она во всю мощь горла, на какую была способна.
Она вела себя как базарная баба, но ее это не волновало. Лиззи что было сил дернула за шнурок звонка.
Из гардеробной появился какой-то мужчина.
— О, прошу прощения.
— Убирайтесь! — крикнула снова так, что заболело горло.
Человеку хватило одного взгляда на нее, чтобы броситься вон. В тот самый момент в комнату вбежала миссис Таппер.
— Миссис Таппер, что этот наглец делает в моей комнате?
— Лакей мистера Роксхема?
— Ни мистер Роксхем, ни его лакей не могут находиться в моем доме. Тем более в моей спальне. Я их не приглашала. Как давно он здесь?
— С тех пор как вас забрали, мэм. Мистер Таппер решил: пусть лучше будет у нас на глазах. Мне жаль, что он вас расстроил.
— Что ж, пусть съезжает. Немедленно. — Лиззи вихрем унеслась в свою гардеробную. Следы его проживания были повсюду. — Я хочу, чтобы сюда принесли ванну, пока мою спальню будут убирать и упаковывать вещи Роксхема. Очень горячую ванну, миссис Таппер. И металлический гребень. Из дартмутской тюрьмы я прихватила нескольких безбилетников.
Лиззи поморщилась и почесала голову.
— Да, конечно, мадам. Сию секунду. Все будет сделано. У меня есть кое-что из Австралии. Я все немедленно приготовлю.
Несмотря на усталость, в мозгу Лиззи зафиксировались слова.
— Из Австралии? В самом деле? Вы и вправду плавали туда во время пребывания на море? С капитаном Марлоу?
— Да, мэм. Только тогда он был лейтенантом.
— Значит, он уже бывал в Австралии. И ему ничего не стоило придать своей лжи вид правдоподобия.
— Мэм?
— Ваш господин капитан Марлоу — лжец. Но я уверена, что вы хорошо это знали, поскольку общались с ним лично. А теперь, у меня был довольно тяжелый день, точнее, тяжелый месяц, если угодно, увенчавшийся по приезду для полного счастья нежелательным присутствием мистера Роксхема в гостиной. Но я испытываю острую необходимость принять ванну.
Миссис Таппер сурово поджала губы.
— Прошу прощения, мэм. Но мистер Роксхем заявил, что находится здесь по вашему, вернее, капитана Марлоу, распоряжению. Я… я очень рада, что вы вернулись к нам, мэм.
Лиззи не была уверена, что поверила ей, но по крайней мере сохранила внешние приличия.
— Благодарю, миссис Таппер. Ванну, будьте любезны. Еще мне нужен огонь. Разожгите дрова в камине, чтобы пылали. Чтобы сжечь эту одежду и избавить вас от необходимости вымачивать ее в щелоке. Полагаю, что в любом случае куплю себе новую.
Чтобы окончательно смыть всю грязь, накопившуюся за время заключения, понадобилось больше часа. Миссис Таппер дважды меняла воду в ванне.
Хуже обстояли дела с волосами. Лиззи мыла их снова и снова, а потом безжалостно расчесывала, пока миссис Таппер не остановила ее.
— Вы так их все повыдергиваете, мэм. Они уже чистые. Оставьте их в покое.
Поскольку Лиззи терпела ее помощь, экономка сочла возможным суетиться вокруг нее.
— Позвольте мне принести вам еду, мэм. Хорошую горячую еду. Вкусный суп из омара. Потом вы сможете отдохнуть.
— Благодарю, миссис Таппер, — смягчилась Лиззи.
Миссис Таппер всегда относилась к ней с уважением и даже любовью, хотя имела еще и другой объект преданности. Но на мед можно поймать больше мух и узнать больше информации, чем на уксус.
— Я ценю все, что вы сделали для меня. На самом деле. Но не стоит так суетиться.
Когда миссис Таппер ушла с пустыми тарелками и Лиззи наконец осталась одна, она почувствовала себя загнанной скаковой лошадью. Она с трудом добралась до постели и села. С потолка на нее смотрели звезды, В груди у нее стало горячо и больно, и горло сжалось как кулак. Повалившись боком на кровать, она осталась лежать неподвижно.
Слезы, слезы, которые безжалостно прятала, находясь в заточении, покатились градом по ее щекам.
Как же оно было ужасно, это безжалостное, отравляющее чувство обиды, что тебя предали. Ей было легче, когда считала его мертвым. По крайней мере, тогда она могла думать о нем в розовом свете. Радость, что он жив, меркла в холодной стальной мгле его предательства.