Наш возница, судя по всему, неплохо знакомый с местностью, не теряя времени, доставил нас в соседний неприглядный район, затерявшийся в лабиринте древних и современных строений, олицетворявших шотландскую столицу. Здесь, где в монотонной последовательности мелькали серые здания, каждое из которых будто было загорожено от проникновения дневного света еще более предыдущего, в том, что происходило за их запертыми дверьми, когда садилось солнце и загорались газовые фонари, не возникало ни малейших сомнений. За некоторыми из домов то и дело показывались веревки, увешанные свежевыстиранным исподним, словно нарочито развевавшимся на холодном ветру, бесстыдно оповещая всех об ожидающих внутри удовольствиях. Наконец мы остановились перед возвышающимся готическим зданием, некогда служившим изящным частным жилищем, но давно уже обветшавшим до состояния хибары, более соответствующей окружению. Над его сводчатым дверным проемом в побитом непогодой камне был высечен номер 333.

– Немного рановато, а, парни? – спросил сидевший на кучерском месте здоровенный шотландец, косо поглядывая на нас, пока Холмс расплачивался. – Они открываются только в восемь.

– Ну раз уж вам столь многое известно, быть может, вы окажете нам любезность и представите нас обитателям? – вежливо ответил сыщик.

Возница прорычал нечто невразумительное, дернул поводья и покатил по улице.

Очевидно, появление кэба в этом районе в подобный час было достаточно необычным, чтобы вызвать переполох, – я заметил, как там и сям по обеим сторонам улицы стали отдергиваться шторы. Когда мы направились к парадному входу дома номер 333, я сдвинул цилиндр на глаза и поднял воротник пальто. Холмс тихо рассмеялся.

– Вам не стоит беспокоиться, что вас узнают так далеко от дома, Уотсон, – заметил он. – Да и в любом случае вашим знакомым будет весьма затруднительно объяснить, что за дело привело их самих в этот квартал. Кроме того, вы привлекаете к себе гораздо больше внимания, действуя скрытно. – Он постучал в дверь медным кольцом, болтавшимся по центру.

Последовало долгое ожидание, затем раздались приближающиеся шаги, и дверь приоткрылась на щелку, явившую не многим более красивого карего глаза. Глаз этот оглядел каждого из нас с ног до головы, и только потом хрипловатый женский голос сообщил, что заведение закрыто.

Холмс снял шляпу и, к моему ужасу, представил нас обоих.

– Мы хотели бы поговорить с мисс Фанни Флэнаган, – продолжил он. – Леди все еще проживает здесь?

Какое-то время царило молчание, в течение которого единственный явленный нам глаз поблескивал подозрением. Наконец раздалось:

– Здесь нет таких. – И дверь начала закрываться.

– Это связано с делом Генри Джекила, мисс Флэнаган, – поспешно вставил Холмс.

Дверь замерла. На этот раз глаз засветился любопытством.

– Как вы догадались? – поинтересовался голос.

– Диалекты – моя специальность, мисс Флэнаган. За три десятка лет, проведенных в Шотландии, вам так и не удалось искоренить стойкий ирландский акцент.

– Вы из полиции?

– Нет, мы с доктором Уотсоном действуем от имени клиента.

– Генри Джекила?

– Все довольно сложно. Можем мы войти?

Последовала еще одна пауза. Наконец дверь открылась, и мы переступили через порог. Я снял шляпу и в изумлении воззрился на обстановку.

После нарочитой простоты фасада я оказался совершенно не готов к роскоши внутри здания. Пол застилал роскошный ковер – достаточно густой, чтобы щекотать лодыжки, – в то время как стены были наполовину обшиты очень старым дубом и увешаны прекрасными картинами маслом в замысловатых позолоченных рамках. Сии детали, однако, лишь служили усилению воздействия, оказываемого шикарными кожаными и бархатными креслами с окрыленными спинками, загадочно переливающимися столиками на изогнутых ножках да застекленными шкафчиками с фарфором и изысканными предметами искусства, коими была обставлена комната. В задней ее части вела на второй этаж изящная старая лестница, устланная густым пурпуром и сверкающая позолотой, а стену на противоположной стороне покрывали цветные гобелены, потемневшие от времени. То был дом, достойный если не короля, то по меньшей мере премьер-министра.

Однако законченность этой картине роскоши и изящества придавала все-таки наша хозяйка. Отнюдь не увядшая в пороке неряха, каковую я ожидал увидеть, Фани Флэнаган оказалась статной женщиной, облаченной в ниспадающий халат из темно-синего материала, переливавшегося на ней, пока она закрывала дверь и поворачивалась к нам, мельком открыв нашим взорам из-под каймы халата крошечную ступню, обутую в светло-голубой атлас. И хотя, основываясь на сведениях о ее прошлом, я заключил, что дама сия уже достигла зрелого возраста, ничто в изящной линии ее шеи или безукоризненно вылепленного овала лица не предполагало степенности матроны. И вправду, если бы не единственная серебряная прядь, блестевшая среди локонов ее красновато-коричневых волос, свободно падавших на плечи, я бы не дал ей больше тридцати пяти. Помимо этого, годы оставили на мисс Флэнаган свой отпечаток лишь в весьма обаятельных морщинках, появившихся в уголках ее глаз, когда она одарила нас хозяйской улыбкой. Если, подобно другим представительницам ее профессии, она и имела привычку пользоваться косметикой, то это не было столь очевидно.

Приняв у нас шляпы и пальто и повесив их рядом с дверью, грациозным жестом тонкой руки мисс Флэнаган предложила нам сесть в те самые шикарные кресла.

– Налить вам по стаканчику бренди? – Она подошла к столику, на котором стояли богато украшенный графин и несколько бокалов.

– Благодарю, но для нас несколько рановато, – отказался Холмс. Я последовал его примеру.

Хозяйка рассмеялась, гортанный смех ее звучал очаровательным колокольчиком.

– Конечно же. Простите. Это я по привычке. – Она бросила взгляд наверх. – Идите назад в постели, девочки. Все в порядке.

Признаться, вот уже некоторое время я испытывал неловкость, ибо с лестничной площадки за нами наблюдала стайка красивых девушек, одетых лишь в тонкие ночные рубашки. Одна, миниатюрная блондинка, как будто проявила ко мне мимолетный интерес. После благожелательного, но твердого приказа хозяйки девушки захихикали и исчезли в коридоре второго этажа, шлепая обнаженными ступнями по голому дереву. Через какое-то время, однако, большинство из них прокрались назад, в особенности упомянутая блондинка, которая теперь уж точно изучала меня из-за перил. Я заерзал в кресле и пожалел, что столь поспешно отказался от предложенного мисс Флэнаган бренди.

– У вас красивый дом, – заметил Холмс.

– Спасибо. Он был бы значительно скромнее, если бы не университет. Многие студенты находят моих девушек приятной заменой лекциям и учебе. Однако вы пришли не затем, чтобы обсуждать мою обстановку. – Она грациозно села в кресло с прямой спинкой, за которым располагалось яркое окно – как я знал, распространенный прием среди женщин, неуверенных насчет своей внешности. В ее же случае в данном маневре не было необходимости.

Холмс вкратце пересказал мисс Флэнаган события, приведшие нас в ее салон, начав с убийства Кэрью и закончив рассказом профессора Армбрустера. При упоминании последнего она улыбнулась.

– Старый Бруст, – задумчиво произнесла она. – Студенты любят его.

– И не без оснований, – согласился Холмс. – Хотя временами здравый смысл изменяет старику, то есть при условии, конечно, что Уотсон, как он это утверждает, и вправду не водружал в семьдесят третьем году на флагшток пальто старого джентльмена. – Здесь сыщик с хитрецой взглянул в мою сторону. – Тем не менее, когда мы спросили профессора, не отклонялся ли его бывший студент от пути истинного, его совершенно не затруднило вспомнить инцидент, стоивший Джекилу года наказания.

– И вы уверены, что этот рассказ и объясняет нынешние трудности Генри?

– Я ни в чем не уверен и ничем не пренебрегаю, пока не собраны все факты. Но то ведь основополагающий принцип ботаники: внезапное изменение в росте дерева может корениться в его раннем развитии.

– Но ведь это был сущий пустяк. Я сама с трудом припоминаю тот случай.

– Событие, которое никто не помнит, очень легко исказить. Все же, мисс Флэнаган, напрягите свою память. Что произошло той ночью?

Она восхитительно повела одним плечиком.

– Да ладно вам, мистер Холмс. Вы представляетесь мне человеком, знающим жизнь. Как вы сами полагаете, что тогда произошло?

– Чт́о полагаю я, это, мадам, к делу совершенно не относится. Я хотел бы услышать подробности именно от вас. – Его серые глаза вспыхнули.

Резкий ответ, быстрый, словно выпад рапирой, застал нашу хозяйку врасплох. Она заерзала под взором Холмса, опустила глаза. Затем с вызовом ответила на его взгляд. Все-таки эта женщина обладала поразительной силой воли.

– В ту ночь ничего не произошло, мистер Холмс, – твердо ответила она.

– То есть как ничего? – Настала очередь сыщика изумиться.

– Да вот так, совсем ничего. – Она отмахнулась едва заметным жестом. – Мальчик был пьян. В ту ночь я работала в пивной, – тогда мы должны были выходить и сами искать клиентов, а не ждать, когда они нас найдут. За нами присматривала миссис Макгрегор, старая карга. В общем, я поймала взгляд Генри, когда он пил со своими друзьями, и он, пошатываясь, двинулся ко мне. Видели бы вы меня тогда, мистер Холмс. Мне едва исполнилось шестнадцать, и я была такой красоткой. А он не был настолько пьян, чтобы не заметить этого. Он сделал мне известного рода предложение, и я приняла его. Клэрис!

Незаметно от хозяйки маленькая блондинка прокралась вниз, встала за моим креслом и потихоньку тронула меня за плечо. При окрике мисс Флэнаган она в страхе и раскаянии отдернула руку и пулей бросилась обратно по лестнице. Через миг я услышал, как на верхнем этаже хлопнула дверь.

– Приношу извинения за невоспитанность Клэрис, доктор, – сказала наша хозяйка, натянуто улыбнувшись. – Она слишком юна, чтобы воображать, будто при своей профессии может влюбиться и при этом не испытать боли. Ей еще предстоит многому научиться.

Однако у меня все же возникло впечатление, что гнев мисс Флэнаган был направлен вовсе не на Клэрис, а на меня – точнее, на тот пол, к которому я принадлежу. Я ответил, что извинений не требуется.

– Продолжайте же, мисс Флэнаган, – нетерпеливо сказал Холмс.

– На чем я остановилась?

– Джекил сделал вам известного рода предложение, и вы его приняли.

– Ах да, конечно. Вы должны понимать, что в пивной он появился отнюдь не в первый раз и всюду только и разговоров было что о богатстве его семьи. Да еще Генри был вдобавок очень красив и отличался безукоризненными манерами, даже в таком неустойчивом состоянии. У нас тут развернулось нечто вроде соревнования, чтобы подцепить его. Словами не передать, как мне польстило, что Генри выбрал именно меня из всех находившихся в пивной девушек. По обыкновению, я получила деньги вперед – в те дни это составляло пять шиллингов, – и он прошел со мной через улицу в этот дом. – Она умолкла.

– А потом? – поторопил ее сыщик.

Она снова пожала плечами:

– Ничего. Когда он оказался в моей комнате, то сразу же уснул.

Воцарилась тишина, пока мы с Холмсом осмысляли это невероятное разоблачение. Ну надо же! А ведь по иронии судьбы ситуация эта обернулась грязным скандалом. Мы так и покатились со смеху.

– Сейчас-то вам смешно, но, уверяю вас, тогда мне было совсем не до смеха, – сказала мисс Флэнаган с некоторым раздражением. – Я была молода, неопытна и до смерти боялась миссис Макгрегор. Не желая подвергнуться ее насмешкам, я скрыла правду и всю ночь просидела в кресле, потому что этот храпящий хлыщ занял всю мою кровать. На следующее утро, пока все еще спали, мне удалось поднять Генри – он все еще с трудом держался на ногах. Затем я помогла ему спуститься и сесть в кэб. Я уж было решила, что на этом все и закончится, но кучер, мерзкий тип, заявил, что и пальцем не пошевелит, чтобы довести юношу до его комнат, если только я сама не буду сопровождать его. Делать нечего, пришлось проводить его. Кэб туда и обратно обошелся мне в четыре шиллинга. – Она покачала головой. – Нет, мистер Холмс и доктор Уотсон, повторяю, мне тогда было не до смеха.

– И больше вы его не видели?

– Насколько мне известно, после этого он больше не показывался в нашем квартале.

– И все же, когда мы пришли к вам, вы сразу вспомнили этого человека, назвав его по имени.

Мисс Флэнаган слабо улыбнулась, ее дурное настроение несколько развеялось.

– Навряд ли я когда-нибудь забуду то свое давнее фиаско. Думаю, вы согласитесь, что при данных обстоятельствах «доктор Джекил» прозвучало бы несколько неестественно.

– Не могу не согласиться. Значит, это все, что вы можете вспомнить об том случае?

– Д-д-да, – ответила она, но не очень уверенно, и Холмс тут же за это ухватился:

– Еще что-нибудь?

– Ну, сущий пустяк.

– Все великое складывается из пустяков. Продолжайте.

– Генри в ту ночь бормотал во сне. Его слова были странными, но, думаю, я могу их вспомнить. – Мисс Флэнаган провела тонкой белой рукой по лбу, словно рассеивая туман прошедших лет. – «Джекил-созидатель и Джекил-кутила. Если бы я только мог разделить их, что за миры открылись бы передо мной!» Так он говорил. Он повторял это снова и снова. Слова менялись, но смысл, если только он был вообще, оставался тем же. Вам это хоть что-нибудь дает?

– Кажется, это было его излюбленной темой, – ответил Холмс. Какое-то время он сидел, погрузившись в размышления, затем поднялся. – Что ж, весьма вам благодарен, мисс Флэнаган. Если я могу каким-то образом оказать вам ответную услугу…

– Можете. – Она тоже встала. – Подождите, пожалуйста. – Она подобрала подол и, шурша атласом, поспешила в соседнюю комнату, оставив нас в приемной одних. Девушки наверху лестницы воспользовались отсутствием хозяйки и принялись оживленно перешептываться, то и дело хихикая. Я притворился, что заинтересовался деталями пасторального пейзажа, висевшего на противоположной стене, и старался не подслушивать. Холмс как будто совершенно ушел в себя.

Вскоре вернулась владелица заведения, сжимая что-то в кулачке. Подойдя к Холмсу, она сунула это ему в руку.

– Буду весьма признательна, если отдадите Генри Джекилу, когда увидите его, – сказала она. – Я не люблю быть кому-то должной.

Сыщик посмотрел на блестящий новый шиллинг на своей ладони и улыбнулся.

– Будет сделано, мадам, – ответил он.