Моя жизнь вернулась в нормальное русло. Ну, она стала настолько нормальной, насколько могла быть, если посещаешь Мифическую академию. Я сидела на занятиях, украдкой покидала кампус, чтобы навестить бабушку Фрост, и отрабатывала свои смены в Библиотеке Древностей, как всегда. Что явно изменилось, так это тренировки владения оружием. Теперь они стали намного интереснее. Оливер и я стали настоящими друзьями, и даже Кензи постепенно оттаял, хотя я испортила его завтрак с Талией. Кензи и Талия теперь официально были вместе, и, по-видимому, все было очень серьезно. Иногда Кензи тайно уходил пораньше с тренировок, чтобы встретиться с Амазонкой и позавтракать вместе. Спартанец никогда не замечал грустные, тоскующие взгляды, которые бросал на него Оливер. Я хотела для Оливера, чтобы все изменилось, и надеялась, что он скоро встретит, кого-то, кто отвлечет его от Кензи. Я знала, какой ужасной была безответная любовь, и не хотела, чтобы мой новый друг чувствовал себя также безнадежно, как я. А ещё я продвинулась в тренировках. Я выдерживала уже целую минуту, прежде чем Логан наносил свой предположительно смертельный удар, а мои стрелы каждый раз попадали в цель. Однако я пыталась во время тренировки не полагаться на воспоминания о Дафне или Логане. Я хотела научиться защищаться самостоятельно, так, чтобы в следующем поединке со Жнецом я смогла положиться не только на мой цыганский дар, но и на собственные навыки. Это было нелегко, но, по крайней мере, я постепенно начала ощущать себя настоящим воином.

И, конечно, еще был Логан. После поцелуя на строительной площадке, мы еще не разговаривали по-настоящему. Конечно, мы вместе тренировались и шутили, но, ни один из нас больше ни разу не упомянул об этом поцелуе, который подарил мне столько прекрасных чувств. Я не знала, как начать разговор и, что я, вообще, хотела сказать. Поэтому я просто держала свой рот на замке, и Логан делал то же самое. Время от времени я ловила его на том, как он с тревогой смотрел на меня своими голубыми глазами. Я знала, что Логан хотел спросить меня, что я видела, когда мы поцеловались, но я не была точно уверена, что мне стоит ему сказать. Я видела, как ты плакал, склонившись над двумя трупами, звучало не особенно романтично.

Время шло, пока не осталось всего пару дней до того, как Академия распустит всех на длинные каникулы. Все студенты Мифической Академии уезжали домой, чтобы провести Рождество и Новый год со своей семьей. Я уже радовалась спокойным праздничным дням, которые проведу с бабушкой Фрост и Виком. Я даже купила для меча маленькую шапочку Санта-Клауса, хотя и ожидала, что из-за этого он будет возмущаться.

— Дурацкие праздники, — проворчал Вик однажды вечером у меня в комнате. — Нам нужно сражаться со Жнецами, вместо того, чтобы думать о том, как заполнить свой желудок ветчиной и паштетом.

Тем не менее, я с нетерпением ждала приготовленные моей бабушкой Фрост блюда, точно также как радовалась небольшому промежутку времени, когда я смогу спокойно наслаждаться спокойствием и миром. Но я не могла сказать ему об этом. После сражения с Престоном, Вик стал еще более кровожадным. Видимо, я так хорошо сражалась, что Вик теперь лелеял несбыточную надежду, что я все-таки стану настоящей задирой. Я только закатила глаза, включила телевизор немного громче и позволила мечу ругаться.

Два дня спустя прозвенел последний звонок, сигнализируя конец Мифической истории, последний урок в этот день. Я убрала свои книги в сумку и хотела выйти из класса вместе с другими, но профессор Метис перегородила мне дорогу и показала жестом, что я должна остаться.

— Это важно, чтобы ты пошла со мной, Гвен. Прямо сейчас, пожалуйста, — учитывая ее серьезность в голосе и мрачное лицо, у меня в животе распространился холодный страх.

— Что-то не так? Что-то случилось с моей бабушкой?

Она покачала головой.

— Нет, с твоей бабушкой все в порядке. Мне нужна твоя помощь кое в чем еще.

Сбитая с толку и все еще немного обеспокоенная, я последовала за Метис из здания. Мы вышли на главный двор. Весь день с неба падали густые хлопья снега и собирались, как слой сахарной пудры, на земле. Несмотря на холод, во дворе все еще зависали студенты, собирались в большие группы и писали сообщения своим друзьям, насколько это было возможно в толстых перчатках. Я думала, что мы идем в библиотеку древностей, чтобы поговорить о чем-то с Найкмедсом, или, может быть, в спортивный зал, чтобы поговорить с тренером Аяксом, но вместо этого мы с Метис пересекли двор по прямой линии. Я следовала за ней, и вместе мы направились к зданию, где проводились занятия по математике и естественным наукам. Как и все другие постройки в Мифической академии здание было украшено статуями грифонов и другими мифологическими существами, производившими зловещее впечатление под увеличивавшимся слоем снега. Как всегда казалось, что статуи следят за каждым моим движением своими подозрительными глазами, как будто в любой момент они стряхнут снег, выпрыгнут из каменных оболочек и нападут на меня. Я вздрогнула и отвернулась от скалящих зубы монстров, которые стояли рядом с каменными ступеньками. Потом я поспешила за профессором. Метис провела меня в здание, но вместо того, чтобы пойти в один из классов или лабораторию на верхних этажах, я проследовала за профессором несколько лестничных пролетов вниз. Мы спускались, спускались и спускались, пока не стало казаться, будто бы мы находились в недрах академии. Время от времени, когда мы упирались в дверь, Метис либо набирала код, либо бормотала несколько слов на языке, который я не понимала. Я не знала, как глубоко мы уже находились, но последние классные комнаты мы оставили позади уже три этажа назад. Здесь внизу было столько же света, сколько и в остальной части здания, но по какой-то причине тени казались темнее, больше и глубже, как будто они, как кровь, потихоньку растекались по полу. Может быть, это и было глупо с моей стороны, но я была достаточно осторожна, чтобы не наступить на тени, только на тот случай, если там что-то притаилось от моего взгляда. Наконец Метис свернула в коридор и остановилась перед странной дверью. В отличие от металлических дверей, мимо которых мы проходили все это время, эта была сделана из серого камня, как и все остальные здания. Железные прутья, толщиной с мое запястье пересекались крест накрест на камне, а на поверхности были вырезаны сфинксы. Существа смотрели друг на друга, как и два других, находящиеся над главными воротами Академии. У меня было такое чувство, что это была дверь, которая, безусловно, должна была что-то удерживать внутри. Профессор всего мгновение смотрела на дверь, как будто сфинксы в любой момент могли повернуть голову и разоблачить какую-то тайну. Но рельеф оставался таким, каким был, поэтому Метис повернулась ко мне.

— Я полагаю, что ты можешь догадаться, где мы находимся, — сказала она.

— Тюрьма Мифической Академии, верно? — спросила я. Этажом выше я видела знак, указывающий на морг, так что предполагаю, что это тюрьма, о которой говорил Найкмедс на горнолыжном курорте.

Метис попыталась улыбнуться, но вышла скорее гримаса.

— Правильно. Здесь мы запираем Жнецов, немейских охотников и других, кто угрожает студентам, пока их не отправят в постоянную тюрьму.

Я уставилась на укрепленную дверь и двух сфинксов. Мой желудок сжался. Каким-то образом я точно знала, почему Метис привела меня сюда вниз.

— Престон Эштон все еще здесь, не так ли?

Метис кивнула.

— К сожалению, да. Мы допрашивали его с того момента, как привезли сюда с курорта, но Престон… отказывается идти нам на встречу, относительно планов Жнецов. Я надеялась, что ты смогла бы нам помочь, Гвен, — она колебалась. — Я надеялась, что ты согласишься применить на нем свою психометрию.

Я слышала, что она говорила, но в какой-то момент перестала понимать ее слова. Потом они долетели до меня, и мой желудок сжался еще больше. Мои колени казалось сейчас просядут подо мной, и я, спотыкаясь, отступила на несколько шагов. Я уже хотела опереться о стену, но передумала. Я не имела ни малейшего понятия, какие воспоминания откроются мне тут внизу, но сильно сомневалась, что они оказались бы счастливыми.

— Вы хотите, чтобы я… коснулась его? — прошептала я. Метис снова кивнула.

— Мы испробовали все, но Престон не говорит нам ничего, и пока что он был устойчив к любой магии, которую мы применяли на нем. С тобой ему не нужно говорить. Ты можешь увидеть его воспоминания, захочет он того или нет.

— И? Вы хотите, чтобы я просто порылась у него в голове и посмотрела, что я смогу там найти? — спросила я. — Что, если там нечего искать? Что, если он вообще ничего не знает о планах Жнецов. Конечно, Престон один из них, но он, прежде всего, хотел убить меня, потому что он брат Жасмин и думает, что я убила его сестру.

Лицо Метис окаменело до такой степени, что оно казалось холодным и суровым, как у сфинксов на двери перед нами.

— Тогда мы, по крайней мере, будем знать это, и сможем отправить его в настоящую тюрьму, где ему и место. Но, если жнецы что-то планируют, как мы подозреваем, тогда все мы в опасности. И это наш шанс нанести ответный удар. Первый настоящий шанс, который появился у нас впервые за длительное время. Пожалуйста, Гвен. Я знаю, что прошу тебя о многом, но наши возможности потихоньку иссякают.

Я знала, что Метис не попросила бы меня об этом, если бы была возможность это избежать. Она пообещала моей маме позаботиться обо мне. И что ещё важнее, она была слишком хорошим человеком, чтобы просить меня о таком, если бы это действительно не было последней возможностью. Как бы мне этого не хотелось, я не могла сказать «нет». Не сейчас, когда был шанс, что это остановит Жнецов и поможет спасти других людей, независимо от того насколько мал был шанс. Моя мама сделала бы то же самое, если бы была здесь, и владела бы той же магией что и я. Я сделала глубокий вздох.

— Хорошо, я сделаю это.

— Благодарю тебя Гвен. Для Пантеона это значит больше, чем ты можешь себе представить.

Метис вытащила старомодный ключ из кармана и воткнула его в замок двери. Он повернулся с оглушительным скрипом. На один момент показалось, будто Сфинксы смотрят в сторону Метис, прищурив глаза и оценивая, есть ли у профессора право находиться здесь внизу. Видимо они были удовлетворены тем, что увидели, так как Метис открыла тяжёлую дверь и зашла. Я колебалась в течение одной секунды, потом последовала за ней. Тюрьма была больше, чем я ожидала увидеть, учитывая тот факт, что мы находились так глубоко под землёй. Это была куполообразная комната, точно такая же, как библиотека древностей, хотя с гораздо более низким потолком. Я посмотрела наверх, но здесь на сводчатом потолке не было: ни золота, ни драгоценностей. Вместо этого в камне кто-то вырезал огромную руку, которая удерживала старомодные весы. По спине у меня пробежали мурашки. Это было более жутко, чем, если бы там были вырезаны все лица богов и богинь Пантеона и все они смотрели бы на меня сердито. Стеклянные камеры возвышались на три этажа вокруг комнаты и фактически образовывали стены. Все были пустыми, но посередине комнаты, как раз под рукой с весами, стоял каменный стол. И там сидел Престон, руки прикованы к столу, а ноги прикреплены к полу под ним. С одной его стороны стоял тренер Аякс, в то время как Найкмедс охранял его с другой. Голова Престона была опущена вниз, и он смотрел в пол. В тюрьме находился ещё один человек: госпожа Равен, дама, которая обычно всегда обслуживала кофейную тележку в библиотеке. Она сидела за письменным столом, как раз за дверью и перелистывала бульварную газету. Во время моей работы в библиотеке, я никогда сильно не обращала на неё внимания, но теперь я заметила, что она была старой женщиной, даже ещё старше, чем бабушка Фрост. Всё в ней казалось экстремальным и полным противоречий. Её волосы были совершенно седыми, её глаза напротив, чёрные как уголь. Её кожа была ещё бледнее, чем моя, но морщины протянули тёмные дорожки через её лицо. Её пальцы были длинными и тонкими, но старые, поблекшие шрамы отмечали её руки и кисти рук. На ней была одета свободная, развивающаяся мантия из белого шёлка, но на ногах чёрные боевые сапоги. Они особенно бросались в глаза, так как она положила ноги на стол и сидела, откинувшись на спинку стула. Странно. Даже для Миф академии.

— Почему госпожа Равен находится здесь? — прошептала я Метис. — Разве она не должна сидеть в библиотеке и продавать напитки или что-то в этом роде?

— Она помогает охранять тюрьму, всегда, когда у нас кто-то есть, кого надо охранять, — прошептала Метис в ответ. — Она принадлежит к Совету безопасности в академии, вместе с Найкмедсом, Аяксом и мной. И её зовут просто Равен, без всякой госпожи.

Я разглядывала госпожу… ой, Равен и её странный вид. Наверное, в ней скрывалось что-то большее, чем можно было увидеть на первый взгляд, так же как и со сфинксами на двери. Хотя я не имела понятия, из чего состояло это «большее». Оба — и Аякс, и Найкмедс — выглядели так же мрачно, как Метис. Равен смотрела на меня несколько секунд своими любопытными, тёмными глазами, прежде чем снова сосредоточиться на своём глянцевом журнале. Метис показала жестом следовать за ней. Я с трудом сглотнула и направилась в середину комнаты.

Престон поднял глаза, когда услышал наши шаги. Когда он увидел меня, то сузил свои голубые глаза.

— Нет, на самом деле, цыганочка, это так приятно, что ты пришла навестить меня. Я бы встал, но… Он поднял руки и загремел цепями.

Я вздрогнула при звуках грубого, громкого бряцанья металлических колец друг о друга.

— Он не сможет разорвать эти цепи, — объяснил Аякс глубоким, резким голосом. — Они укреплены магией. Он не сможет ни в коем случае навредить тебе, Гвен. Об этом мы позаботились.

Я хотела сказать ему, что Престон уже навредил мне. Что его угрозы против моей бабушки Фрост преследовали меня даже во сне, но я ничего не сказала. Это было определённо не подходящее время, чтобы признать, какой я была уязвимой. Я подошла поближе, не отрывая глаз от Престона. Белокурые волосы, голубые глаза, классное тело. Он выглядел так же хорошо, как и на горнолыжном курорте, несмотря на оранжевый комбинезон и бумажные тапочки на ногах. Но в глубине его глаз всё ещё мелькал отблеск красного света. Я спрашивала себя, могли ли профессора тоже видеть его. Как я только могла упустить это раньше из виду? Напротив Престона стоял второй стул возле стола, который Метис теперь выдвинула для меня. Я сняла ремень моей сумки с плеча и поставила её на пол. Потом я опустилась на стул и попыталась дрожать не слишком заметно. Каменный стул прислоняющийся к моей спине был холодный, как лёд.

— Не торопись, Гвен, — сказала Метис приветливо. — Мы не спешим. Сделай это, как только ты будешь готова.

Рот Престона скривился в весёлую скупую улыбку.

— Ах, значит, они привели тебя сюда, чтобы сломить меня. О цыганочка, поверь мне, если я скажу, что тебе не понравиться то, что увидишь, если используешь свою психометрию против меня.

Я моргнула. Откуда Престон знал о моей магии? Я никогда не рассказывала ему о моём цыганском даре, но он говорил так, будто всё о нём знал.

«О, мы всё знаем о тебе, Гвен Фрост, и о том, что ты в действительности должна сделать» — это Престон сказал на полу тёмной строительной площадки. В то время я не слишком много думала об этом, но теперь во мне стало расти беспокойство. Что жнецы знали о моей магии такого, чего не знала я? Что я могла, возможно, сделать с её помощью, что их так интересовало? Престон продолжал смотреть на меня, как будто ожидал, что я что-то скажу.

— Мне тоже не нравится дышать тем же воздухом что и ты, — в конце концов, огрызнулась я. — Но я справляюсь.

Я смотрела на его руки, которые лежали на столе. Это были просто руки, уговаривала я саму себя. Руки, которые принадлежали злому психопату-убийце, но всё же руки. На каждой по пять пальцев. Я смогу это сделать. Я справлюсь с этим. Я глубоко вздохнула, потом протянула руку и схватила его. Я просто хотела побыстрее покончить с этим, хотела добыть для Метис информацию, которая была нужна ей, чтобы можно было покинуть это ужасное место и никогда больше не видеть Престона. Не успела моя кожа коснуться кожи Жнеца, как меня переполнили чувства и образы. И хотя я этого не хотела, я стиснула зубы, закрыла глаза и позволила воспоминаниям завладеть мной. Может быть, это было из-за того, что я часто касалась письменных столов, сумок и кошельков, чтобы получить информацию и найти мобильные телефоны, украшения и ноутбуки, которые потерялись или были украдены. Во всяком случае, это далось мне намного легче, чем я думала. Я чувствовала, как он пытался предотвратить это, ни о чём не думать, возвести у себя в голове белую стену, но я быстро проскользнула мимо пустоты, которой он хотел заполнить свою голову, и проникла глубже. Я увидела столько вещей, столько ужасных-ужасных вещей. Как сражается Престон. Как он убивает других людей, других подростков. Даже видение того, как он порет волка Фенрир, пока его спина не стала вся красной от крови. И Престон был не один, когда делал все это. В большинстве случаев Жасмин стояла рядом с ним. Рядом со своим братом смеясь, улыбаясь и убивая. Я чувствовала, как сильно Престон любил ее, как он был рад тому, что она такая же жестокая, как он сам и так же предана Локи. Они были как две стороны одной и той же медали и были похожи почти во всем. И я чувствовала его жгучую боль, его глубокую скорбь, когда он узнал, что его младшая сестра умерла. Если бы я не видела все те, другие злодеяния, которые он совершил, всех тех людей, которых он истязал и убивал, то пожалела бы его. Мне становилось плохо почти от всего, что я видела, но все-таки продолжала искать то, что могла бы рассказать Метис, что помогло бы ей и другим помешать планам жнецов, как бы эти планы не выглядели. И все время я осознавала, что меня преследует пара горящих, красных глаз. Они, как и я перепрыгивали от воспоминания к воспоминанию и постоянно наблюдали за мной. Я знала, кому они принадлежат: Локи. Его жнецы были окном для злого бога в мир смертных. Возможность при помощи, которой он мог заглянуть за стены своей тюрьмы. Я прямо-таки чувствовала, как он мрачно смотрел на меня из сознания Престона. Я напоминала себе снова и снова, что глаза не могут ничего сделать, что Локи сидел в таком месте, из которого не мог причинить мне боли. Но эта мысль не особо успокаивала меня. Я уже хотела сдаться, отпустить руку Престона, открыть глаза и сказать Метис, что не смогла найти ничего полезного, как вдруг в моей голове появился образ Престона, одевающего перчатки. Это было то самое воспоминание, которое возникло у меня, когда в ту ночь в горной деревушке перед кофейней Зоннвенд я дотронулась до его перчатки. Это показалось мне странным, учитывая то, какие насильственные и тревожные образы я получила до этого. С любопытством я сосредоточилась на этом воспоминании и извлекла его из глубины его сознания, как шахтер в поисках золота. Потом настроила резкость изображения и сосредоточилась на нем. Внезапно я полностью погрузилась в воспоминание и увидела все с перспективы Престона. Он сидел на водительском сидении внедорожника и надевал перчатки. Как только он их надел, то посмотрел в зеркало заднего вида на человека, который сидел в машине на заднем сидении. В машине было темно, поэтому я не смогла рассмотреть, кто это был, но у меня было такое впечатление, что это могла быть девушка моего возраста. Кем бы она ни была, Престон знал и боялся ее. Стоило ему только посмотреть на нее, то по спине сразу же пробегал холодный страх. Странно. Кто мог так сильно напугать такого жнеца, как Престон?

— Ты уверен, что она еще в участке? — спросила девушка нежным, тихим голосом.

— Я пять минут назад позвонил и спросил ее, — ответил Престон. — Она еще там. Видишь? Вон она идет.

Престон повернул голову, и я увидела, о ком он говорил. Каштановые волосы, фиолетовые глаза, прекрасная улыбка. Моя мама вышла через черный выход из полицейского участка.

«О, нет», — подумала я, потому что откуда-то знала, что будет дальше. «Нет, нет, нет».

Моя мама пересекла стоянку большими шагами и села в свою машину, точно также как и во сне, который снился мне на горнолыжном курорте. Я спрашивала себя, откуда появилось это странное воспоминание, а теперь я знала. Это было впечатление, чувство, которое было связано с перчаткой Престона. Мое подсознание с помощью психометрии уловило его, даже если я не сразу увидела образы.

— Я думал, ты сказала, что ее дочь с ней, — произнес Престон. — Мы можем убить сегодня вечером их обоих и покончить с этим делом.

Девушка пожала плечами.

— Тогда дочери просто нет здесь. И что? У нас есть наши приказы. Мы захватим мать, допросим ее о кинжале и выясним, где она его спрятала. Сегодня ночью это важно. А теперь давай начнем.

— Кинжал? Какой кинжал? О чем они говорили? Почему моя мама должна обладать кинжалом и почему она спрятала его?

Моя концентрация дрогнула, и изображение на одно мгновение потеряло резкость, прежде чем я снова смогла подключиться. Теперь внедорожник стоял с работающим двигателем и выключенными фарами на темном перекрестке. Престон смотрел в боковое окно.

— Вон она едет. Приготовься, — приказала девушка с заднего сидения. — Давай… сейчас!

Престон со всей силы надавил на педаль газа, и внедорожник выскочил из темноты в сторону машины моей мамы. Она даже не видела его. В моих ушах звучал звук разбивающегося стекла и искореженного металла, как будто я действительно была там, во время того, как Престон врезался на своей машине в ее.

Я ахнула и снова воспоминание расплылось. Теперь моя мама находилась не в машине. Она лежала на спине, на асфальте. Начал моросить дождь, но он не мог смыть кровь, которая покрывала всё её тело — её ноги, её грудь, её лицо. На её руках концы сломанных костей торчали из кожи, и она дышала с трудом и поверхностно. Она умирала, моя мама умирала.

Девчонка стояла с Престоном. Она возвышалась над моей мамой и держала в руке меч. На ней был одет пуловер с капюшоном, такой же, как всегда ношу я. Только капюшон она одела на голову, чтобы защитится от дождя, так что я не могла увидеть даже её затылка, не говоря уже о лице.

— Где кинжал? — прорычала девчонка. — Где ты его спрятала?

Моя мама улыбнулась девчонке-Жнецу.

— В том месте, где вы никогда не будете искать.

— Дура, нет такого тайника, которого мы бы не смогли найти. Это только вопрос времени.

— Я не дура, — сказала моя мама и приподняла немного голову. Несмотря на её раны, в её фиолетовых глазах светилась гордость. — В своё время я была чемпионом, и я хорошо служила своей богине. В этом моё утешение, даже сейчас, в конце моей жизни.

Ника. Моя мама говорила о Нике. Она, должно быть, спрятала таинственный кинжал, или чтобы это ни было, по приказу богини. Но почему? И почему Жнецы так срочно хотели завладеть им?

— Как и я тоже, — выпалила девчонка. — Я чемпион Локи, и он решил, что для тебя пришло время умереть. Скажи мне, где кинжал и тогда я убью тебя быстро. В противном случае…

Она взмахнула мечом, угрожающе подняв его, а капли дождя шипели на лезвие.

— Я всё равно умру, — сказала моя мама и закашляла кровью. — Так что делай, что хочешь, Жнец. Потому что уже через несколько минут я буду за пределами твоей досягаемости.

— Но твоя драгоценная дочь нет, и ты не сможешь больше защитить её от меня, — сказала девчонка. — Как её ещё раз зовут?

— Гвен, — прошептала моя мама. — Моя удивительная, невероятная Гвен. Было так много всего, что я хотела тебе ещё сказать, так много, чему я тебя ещё хотела научить…

Её голос утих. Слёзы текли по её лицу и смешивались с холодным дождём. Потом моя мама начала бормотать все те вещи, которые она так сильно хотела мне ещё сказать. Я была так потрясена из-за всего того, что видела, что не могла сосредоточиться на её словах. Её голос стал более хриплым, а её предложения более непоследовательными, пока она не стала только бормотать:

— Гвен, Гвен, я люблю тебя, Гвен…

Она ничего не скажет, — сказал Престон. — Убей её, а потом давай убираться отсюда, прежде чем здесь проедет другая машина.

— О, ну ладно, — фыркнула его спутница. Она сильнее ухватилась за свой меч и подняла его над головой. Потом она посмотрела на Престона, и я увидела, несмотря на тень капюшона, как её губы скривились в улыбке. Она опустила меч бешеным движением, я вытесняла воспоминание, прежде чем он вонзился в сердце моей мамы.

Моя мама умерла не от аварии с каким-то неизвестным, пьяным водителем, как я думала. Нет, она была убита — убита Престоном и девчонкой- Жнецом.

Я открыла глаза, вырвала руку из руки Престона, соскочила со стула и попятилась назад, пока не наткнулась на стеклянную стену одной из камер. Я стояла только примерно полметра от Равен и её письменного стола.

— Я же тебе говорил, что тебе не понравится то, что ты увидишь, цыганочка, — насмехался Престон. — Скажи, как это было, увидеть, как твоя собственная мать была убита прямо перед твоими глазами? Все замерли на одну секунду, потом их лица повернулись в мою сторону. Метис выглядела потрясённой, тренер Аякс — сердитым, а Найкмедс — испытывающим жалость. Даже Равен обеспокоенно посмотрела, подняв глаза от своего бульварного журнала.

— Подожди немного, — издевался Престон дальше. — Скоро я тоже самое сделаю и с тобой, цыганочка.

Я открыла рот, но не смогла сказать ни слова. Я не могла говорить, не могла кричать, даже не могла дышать. Всё только просто болело. Каждая клеточка, каждый нерв, каждый разрушенный, кровоточащий кусочек моего разбитого сердца.

В отчаянии я повернулась к Метис и стала искать в её лице утешение или подтверждение. Вместо этого я нашла вину. Иногда, если воспоминание было достаточно ясным, если чувство было достаточно сильным, мне не нужно было касаться предмета или человека, чтобы воспринять волны. В зелёных глазах профессора стояло чувство вины, и всё её тело излучало вину, как солнце излучает тепло.

— Вы знали, что мою маму убили, — прошептала я. — Всё это время вы знали об этом.

— Гвен…, - начала Метис и сделала один шаг в мою сторону.

Я развернулась и побежала из тюрьмы, но я даже ещё не достигла двери, как моих ушей достиг насмешливый смех Престона.