Хоуп поставила магнитофон на землю между ними, затем скрестила ноги на индейский манер.

— О'кей, — начала она. — Я буду задавать тебе вопросы, а ты должен мне рассказывать как можно больше. Ключом к разгадке тайны может оказаться что угодно — ты даже едва ли будешь догадываться об этом, — поэтому просто говори и говори.

Но играющая на его лице бесовская улыбка заставляла ее забыть о проверенном журналистском методе, сосредоточиться ей было трудно — она чувствовала, будто внутри ее порхают мотыльки.

— Теперь, когда я понял, для чего нужна эта машина, — восхищенно заметил Арман, — я буду только счастлив делать так, как ты говоришь. Мне приятно знать, что ты будешь слушать мой голос, даже когда меня не будет с тобой.

— Типично мужское рассуждение, — проворчала она. Стараясь думать только о магнитофоне, она включила его. — О'кей, поехали. Где родилась Фейт?

— Она родилась в Англии, но жила в Нью-Йорке. Ее отец был офицером британской армии, расквартированной в форте на озере Гурон. Когда умерла ее мать, Фейт приехала к отцу, проследовав от Монреаля через Су-Сент-Мери. Ее сопровождали две служанки.

— От чего умерла ее мать? — Голос Хоуп был лишен эмоций и звучал ясно и ровно, словно она брала интервью у совершенно незнакомого человека. Ей только хотелось бы убедить в этом ее собственный пульс.

— Полагаю, ее мать скончалась от лихорадки. Всю жизнь у нее было слабое здоровье. Несмотря на ее состояние, капитан Тревор привез жену в эту варварскую страну и оставил в Нью-Йорке с двенадцатилетней Фейт, хотя жена и умоляла его позволить ей умереть в Англии. Но он считал, что будет лучше, если она останется здесь.

— Сколько лет было Фейт, когда все это произошло?

— Шестнадцать.

— А сколько лет ей было, когда вы встретились?

Он поднял брови.

— Столько же. Я встретил ее на следующий день после того, как она прибыла в Порт-Гурон. Я ведь притворялся французским перекупщиком меха — траппером, — пока не добрался до территории, занятой Францией. До тех пор военный мундир мог бы… как это называется? — мог бы мне только помешать. Британские собаки могли ударить француза ножом в спину и не запятнать при этом своей чести.

— Шестнадцать? Ты влюбился в шестнадцатилетнюю девчонку? — в голосе Хоуп прозвучало недоверие. — А сколько же было тебе?

В глазах Армана появилось недоумение.

— Тридцать один год.

— Неужели уставший от жизни солдат в возрасте тридцати одного года влюбился в хихикающую девочку-подростка? — Хоуп забыла, что магнитофон все еще работал, что ей полагается брать у него интервью и оставаться объективной. Все это осталось где-то в стороне по сравнению с переживаниями настоящей минуты.

— Да.

— Я не могу в это поверить, — сказала она с отвращением. — Это же непристойно.

— Что непристойно? — спросил он, в равной мере заинтригованный и обиженный такой ее реакцией.

Хоуп замолчала, вспомнив, что разговаривает с мужчиной не из своего собственного времени.

— Фейт была всего лишь ребенком, — попыталась она объяснить более спокойным тоном, стараясь не замечать боль, которую испытала, представив себе Армана с девочкой-подростком.

— Нет, — твердо возразил он. — Фейт воспитывалась так, чтобы стать женой и матерью. Она должна была выйти замуж за офицера британской армии. Фейт умела готовить, убирать дом, шить и заботиться о муже и детях. Этому ее специально обучали. Что же тут особенного?

— Ты слишком стар для нее! — выпалила Хоуп, сердясь, что Арман не может ее понять. — Она ведь была еще ребенком!

Он покачал головой.

— Нет. Она была женщиной. Женщиной, готовой лечь в постель с мужчиной, готовой родить детей. А что еще могло ее ожидать? Стать гувернанткой в какой-нибудь семье? — Он снова недоверчиво покачал головой. — Нет, она прекрасно подходила мне. Я был готов остепениться и взять на себя ответственность за жену и детей, и Фейт была как раз в том возрасте, чтобы подарить мне столько детей, сколько я сочту необходимым. — Мгновение он смотрел куда-то через плечо Хоуп, затем снова посмотрел ей в глаза. — Большинство женщин из тех, кого я знал, выходили замуж в возрасте между пятнадцатью и восемнадцатью годами. Только так мужчина может быть уверен, что его род будет продолжен, ибо в этом возрасте женщина идеально подходит для брака. Мужчина же сначала должен добиться положения и остепениться настолько, чтобы позволить себе расходы на содержание жены, так что мы женимся в более старшем возрасте. Но женщины все готовы к раннему браку.

— Были готовы, — рассеянно произнесла Хоуп, переваривая услышанное. Она читала достаточно исторических романов, чтобы быть в курсе древних обычаев, но услышать о них от живого очевидца — совсем другое дело.

— Были, — печально повторил он ее реплику и, потянувшись, дотронулся до ее руки, положив большой палец ей на колено. — Расскажи и ты мне о своем времени. Когда выходите замуж вы?

— Когда… — Хоуп поколебалась, зная, что многое в этом вопросе совсем не изменилось с тех пор, — когда мы влюбляемся. — Она кашлянула. — Некоторые женщины действительно выходят замуж рано, но обычно за молодых людей приблизительно своего возраста. Большинство женщин, с которыми я знакома, поступают в колледж или университет, а затем еще несколько лет выстраивают свою карьеру и замуж выходят примерно в двадцать четыре или в двадцать пять лет.

Его загорелый лоб нахмурился, пока он обдумывал сказанные ею слова.

— Мир очень изменился, — наконец тихо сказал Арман.

Магнитофон щелкнул, и Хоуп взяла его в руки, готовясь переменить кассету. Она нажала кнопку перемотки и подождала несколько мгновений, прежде чем выключить, так как хотела проверить уровень громкости их голосов в записи. Довольно долго ничего не было слышно, затем раздался ее собственный голос. Снова тишина. Хоуп попробовала пленку в другом месте. И в третьем. Магнитофон не записал ни единого слова из сказанных Арманом.

Слезы брызнули из ее глаз.

— Что такое? — Руки Армана легли на ее руки, разжимая ей пальцы. Он с тревогой смотрел на женщину, которую до этого считал слишком сильной для слез. — Скажи мне, прошу тебя, — хрипловато проговорил он, когда ему удалось привлечь к себе ее внимание.

— Ты — призрак.

Боль мелькнула на его лице.

— Да.

— Ты действительно призрак.

— Да.

— Мне так жаль, — выдавила она. Голос ее прозвучал глухо, словно раздавался внутри полого ствола дерева. Сердце зашлось от боли. И в первый раз она задумалась о том, как сильно привязалась к Арману.

— Но ты знала это и раньше. Почему же теперь тебе так жаль и ты удивлена этим? — Он поднял руку, проводя пальцами по ее темным волосам. Прикосновение его было просто восхитительным, но вызвало лишь новый поток слез.

Хоуп шмыгнула носом, глядя на его руку, лежащую поверх своей.

— Я знала, но не могла в это поверить. Почему-то в глубине души я считала, что столкнулась с загадкой, на которую мы вместе сможем найти ответ, и что ты вовсе не призрак, а настоящий мужчина, как все люди.

Его пальцы приподняли ее подбородок, он заглянул ей в глаза, в которых блестели слезы.

— А разве я не могу быть и тем и другим? — мягко поинтересовался он. — Разве сейчас я не то и другое вместе?

Нижняя губа Хоуп задрожала.

— Но ты же умер! — воскликнула она, и по ее щеке скатилась слезинка, капнув на его пальцы. В голосе ее звучали интонации беспомощного ребенка, каким она и была в глубине сердца. Кроме того, она была крайне напугана. — Меня всегда учили, что смерть — это когда ты уже не чувствуешь страданий, скользишь по небесам на крыльях ангела…

— Я уверен, что для большинства людей так оно и есть. Но некоторые… — Он очень по-французски пожал плечами. Его синие глаза казались такими же печальными, как и ее, но в отличие от Хоуп Арман старался скрыть печаль за улыбкой. — Некоторые должны ждать, пока не появится прекрасная молодая женщина и не поможет им найти дорогу.

Хоуп вытерла мокрые от слез щеки. Разумеется, он прав и она все это знала и раньше, но реальность стала ей очевидна только сейчас, когда она увидела, что магнитная лента не фиксирует голос этого человека — а он казался ей состоящим из плоти и крови. Ей хотелось, чтобы он был настоящим, но реальность иногда весьма коварно вмешивается в наши желания.

Значит, сейчас она плачет из-за несбыточных желаний, а не из-за горькой реальности, подумалось ей. Глаза ее расширились, когда она посмотрела на него. Она плачет потому, что слишком привязалась к нему…

Уверенным движением сильной, мускулистой руки он обнял ее за талию и посадил к себе на колено. Руки его внушали ей такую уверенность… Крепко прижав ее голову к своей груди, он нашептывал ей слова, понять которые она не могла, хотя и догадывалась без перевода об их смысле.

Медленно, очень медленно напряжение покинуло ее. Она охватила ладонями его лицо и тихо выдохнула:

— Вы очень особенный, мистер Призрак.

— Как и вы, моя очень современная дама.

— И ты прав: ты действительно мужчина. Очень решительный мужчина.

Он грустно усмехнулся.

— Тело которого отвечает столь естественной реакцией, если на коленях сидит хорошенькая женщина, да еще и старается при этом устроиться поудобнее.

Ее улыбка отразилась в его глазах, а затем медленно погасла.

— Ласкай меня, — прошептала Хоуп тихо, будто ветерок, заставлявший переговариваться листочки на деревьях над их головами.

Взгляд его не отрывался от ее глаз.

— Где? — Арман положил руку ей на грудь, ладонью ощущая податливую мягкость. — Здесь? — Пальцы руки скользнули по ребрам, по животу и задержались там, где мыском сходились ее джинсы. — Или здесь?

Веки ее трепетали от каждого его прикосновения. Откровенность ее позы возбуждала его еще больше.

Губы Армана приближались и приближались и вот наконец прикоснулись к ее губам. Хоуп замерла в ожидании поцелуя. Слегка покусывая ее нижнюю губу, Арман безмолвно просил впустить его. Когда же она уступила, его язык легко затанцевал, скользнув по ее зубам, столкнулся с ее языком и начал двигаться в чувственном ритме.

Все ее тело отвечало ему, омываемое наслаждением, подобно тому как неглубокий ручей каскадом струится по каменистому руслу. Она крепче обхватила руками его шею, прильнула к нему.

— Ты такая милая, — задыхаясь, проговорил Арман, когда губы его наконец оторвались от ее губ. Прижавшись к ее мягким волосам, он прошептал: — Ласкай и ты меня. Обними. Сделай так, чтобы я снова почувствовал себя настоящим мужчиной.

И Хоуп сделала это. Ее рука медленно скользнула по его напряженному телу, нетерпеливо подергивая рубашку, плотно заправленную в панталоны, затем переместилась ниже, словно Хоуп желала убедиться в том, что все у него действительно на месте. Арман расстегнул рубашку, снял ее и бросил на мох и сосновые иголки рядом с ними. Его грудь была покрыта густыми черными волосами, которые нежно обвивались вокруг ее пальцев.

Руки Армана вздрагивали, когда он расстегивал ей блузку. Наконец нежная трепетная грудь Хоуп обнажилась.

— Ммм, — пробормотал он тихо, вдыхая ее аромат. Языком он стал пробовать ее на вкус…

У Хоуп не было больше сил терпеть. Она быстро расстегнула свои джинсы, затем потянулась, чтобы расстегнуть пуговицы на его панталонах. Неожиданно им показалось, что желание заклубилось вокруг, подобно утреннему туману, и весь мир исчез — сейчас существовали лишь их ласки и дыхание. Их любовь.

Он вошел в нее, когда ветер в очередной раз зашелестел среди деревьев, и вздохи их слились с этим звуком. Хоуп неожиданно почувствовала полноту жизни, удовлетворение, которое никогда ранее ей не довелось испытывать. Ей захотелось утонуть в этом божественно прекрасном ощущении.

Когда Арман начал ритмично двигаться, ей показалось, что они занимались с ним любовью уже не меньше тысячи раз. Руки их блуждали, лаская то плечи партнера, то ноги, то бедра… Тело Хоуп блаженно купалось в истоме от прикосновений Армана.

Освобождение наступило внезапно и потрясло ее так, что она широко распахнула глаза, окунувшись в глубину устремленных на нее глаз и увидев в них огонь его неистового желания. Затем глаза ее снова закрылись. Сплетясь с ним руками и ногами, она хотела как можно дольше задержать свое возвращение к реальности.

— Тебе хорошо? — спросил он, нежно отводя в сторону локон волос, упавший на ее щеку.

Улыбка полного удовлетворения заиграла на ее губах. Глаза ее все еще были закрыты.

— Угу, — выдохнула она.

— Тебе понравилось?

— Угу. — Ее улыбка стала шире.

— Ты счастлива?

— Угу, — снова выдохнула она, соединяя их губы для поцелуя.

Он слегка шевельнул ногами.

— Не хочешь ли попробовать еще раз?

Она широко открыла глаза.

— Что?

— Я сказал: не хочешь ли попробовать еще раз? — повторил он.

— Зачем?

— Чтобы усовершенствовать то, что мы только что совершили, — заявил он с торжественной искренностью. Заглянув в его глаза, она увидела искорки бесовского смеха, танцевавшие глубоко в них.

— Я думала, это и так совершенно.

Брови его поднялись.

— Вот как? И тебе есть с чем сравнивать?

Она знала, куда он клонит, но все-таки продолжала упорствовать:

— Совершенство не требует никаких сравнений. Это и так ясно.

Молчание, последовавшее за ее словами, нарушил Арман.

— Хоуп, — начал он.

— Что, мой призрак? — прошептала она, уткнувшись в сосок на его груди. Она почувствовала, как плоть его напряглась от ее ласкающего прикосновения.

— Мне бы хотелось попробовать еще раз, — неуверенно проговорил он. — А тебе? — Она подняла голову, улыбаясь, глядя в его глаза, и он был почти ослеплен нежностью ее взгляда.

— Да, и мне тоже. — Рука ее скользнула вниз, стала ласкать доказательство его страсти. — Очень.

И они сделали это.

Когда солнце начало клониться к верхушкам деревьев, превращая небо в палитру пастельных красок, они все еще лежали в объятиях друг друга. Спокойно разговаривали.

Арман рассказал ей о своей жизни. Он родился в поместье неподалеку от Ниццы, во Франции, в богатой семье. Отец его был герцогом. Старший брат Армана раздаривал свою благосклонность каждой юбке, не пропускал ни одной женщины в округе, которая хоть единым намеком давала понять, что неравнодушна к нему. Когда родители нескольких знатных девушек возмутились его поведением, брату пришлось уехать — он присоединился к группе других молодых людей, которые направлялись в Нью-Йорк, чтобы начать торговлю мехами.

— А потом?

— А потом мой отец умер.

Она погладила его, выражая сочувствие. Для нее все, о чем он говорил, произошло более двухсот лет назад, но для него это были события последнего времени.

— Отец часто болел, но никто из нас не понимал, как тяжело он болен. Однажды он склонился над столом, положив голову на руки, и умер. — Он погладил Хоуп по голове, любовно лаская ее густые шелковистые волосы. — Долгом Франсуа было встать во главе семьи, но проклятый глупец был слишком далеко, чтобы мы могли сообщить ему об этом. В это время Франция почти позволила своей Северо-Западной территории ускользнуть у нее между пальцев: Британия начинала теснить нас и побеждать. — Арман вздохнул. — Поскольку наша семья была хорошо известна и королю, и его придворным, мне было разрешено отправиться в колонии и собрать сведения о ходе конфликта между Францией и Британией. Тем временем я мог бы отыскать своего брата и отправить его домой, где он был так нужен.

— И ты нашел его?

Арман снова вздохнул.

— Да. Судьбе было угодно, чтобы я выяснил, что он находится в форте Шарль на Лак-дю-Буа — полагаю, у вас это место называется Лесное озеро. Когда я разыскал моего брата, то увидел, что он одет в штаны из оленьей кожи. Он только что женился. Она была из племени оджибве; молодая, хорошенькая и без ума от моего брата.

— А как ее звали?

— Уровень Воды.

Хоуп подняла голову, чтобы посмотреть на него, в глазах ее таился вопрос. Он улыбнулся.

— Очевидно, для ее племени это имя имело какое-то особенное значение. Никому не пришло в голову утолить мое любопытство по этому вопросу. Франсуа рассказал мне, что повстречал ее шесть месяцев назад и что она ждала от него ребенка. Он был не очень доволен, увидев меня, так как зима почти закончилась и ему теперь предстояло заняться сбытом меха. Уровень Воды помогала ему в этом.

— Ты хочешь сказать, он не захотел вернуться домой и стать герцогом?

Арман усмехнулся, выслушав ее замечание.

— Нет. Он слишком полюбил свободу, которую обрел в этой дикой стране. Владение поместьем не могло бы сделать Франсуа счастливым и потребовало бы от него больших усилий. Жизнь охотника-траппера его вполне устраивала. Кроме того, он прекрасно знал, что его жена не была бы принята во Франции. Он слишком изменился, чтобы возвращаться.

— А как же его жена? Если она была беременна, почему же она не могла остаться в форте?

— Потому, что, будучи там одна, она оказалась бы беззащитной перед остальными мужчинами. Она покинула бы моего брата, только если бы он сам приказал ей сделать это. А он не хотел этого делать.

— Тебе она тоже понравилась?

Возле уголков его глаз лучиками разбежались морщинки, когда он понял истинный смысл ее слов.

— Мне она показалась очаровательной. Но ведь в то время все женщины казались мне очаровательными. Однако была одна-единственная женщина, которой удалось привлечь к себе мое внимание за время моих скитаний. Она стояла в центре залы на первом балу сезона, одетая в светло-зеленое платье. Каштановые волосы были забраны в высокую прическу. Ее осанка показалась мне величественной, как у самой королевы, но карие глаза говорили мне, что она дерзка, как лесной эльф.

— Фейт?

— Ты, — ответил он. Хоуп замерла, намереваясь подняться, но его руки крепко держали ее. Не пытаясь сопротивляться, она склонила голову ему на грудь. — Мне неизвестно, почему я сейчас здесь или почему ты здесь, но я точно знаю, что мы были тут раньше. Можешь называть это роком или волей судьбы. Как угодно. Все это не имеет значения. Я знаю, что мы были вместе. Губы наши могут лгать, но душам этого не дано. — В его словах было столько спокойной уверенности, что на какое-то мгновение Хоуп поверила ему. Только на мгновение.

— Арман, ты мне очень нравишься, но я не верю в волю судьбы. Я думаю, все это — лишь шутка времени.

Когда он пожал плечами, она почувствовала, как мускулы его напряглись и снова расслабились. Восхитительно!

— Верь в то, что делает тебя счастливой. Тебе известно то же, что и мне.

— Ты высокомерный шовинист…

— Oui, ma chérie, я именно такой. — Он повернул к себе ее лицо. — И даже еще хуже, — спокойно закончил он, перед тем как вновь овладеть ее губами. Только поцелуем он мог помешать ей возразить ему — это был весьма ловкий ход.

Но вот его губы оторвались от ее, и Арман откинулся на землю.

— Мы не будем это больше обсуждать, хорошо? Пусть наши с тобой убеждения не вступают в противоречие. Пока не пришло время, говорить бесполезно.

— Милорд высказался, — сухо заметила она.

— Именно так, — ответил он.

Когда наступил ранний вечер и легкий ветерок остудил влажный воздух, Хоуп накормила Армана холодной курицей, что оставалась с прошлой ночи, а потом они долго беседовали.

Хоуп рассказала ему о самолетах и железных дорогах, о грузовиках и автомобилях. Затем перешла на его любимую тему — еду, упомянув сети многочисленных ресторанчиков-закусочных, открытых по всему миру. Она описала ему французские рестораны в Нью-Йорке и американские рестораны в Париже и даже в Англии. Он сохранял настойчивую уверенность в том, что французские повара, разумеется, являются лучшими на всем белом свете.

Они поговорили также и о политике, но, поскольку Хоуп знала лишь положение дел на сегодня, а он мог рассуждать лишь о дне минувшем, здесь их интересы пересекались не так, как в других областях.

Они долго размышляли и спорили о последней моде, представленной в журналах, о том, какой скучной стала одежда мужчин, и о том, какой стиль и какие ткани предпочитают теперь женщины. Одна тема представляла для них общий интерес: ювелирные украшения, которых было предостаточно и в той, и в другой культуре.

С каждым новым поворотом разговора глаза Армана становились все печальнее. Настроение Хоуп менялось под стать его мыслям: так много лет минуло и так много утрачено…

— Мне кажется, у меня не будет времени осознать все перемены, произошедшие в мире, — сказал он, обращаясь больше к самому себе, чем к ней.

Они сидели, прислонившись к большой скале. Арман прищурился, глядя на закат, но Хоуп понимала, что сейчас он ничего не видит. Он видел прошлое.

— Помоги мне, Хоуп. Пожалуйста, помоги мне снова обрести самого себя.

Эти слова выдали его печаль и растерянность.

— Помогу, — ответила она, притрагиваясь к его ноге и страстно желая стереть боль, которую, как она чувствовала, он таил в себе. — Мы начнем сегодня же вечером. Вместо того чтобы пользоваться магнитофоном, я буду все записывать, а затем мы предпримем кое-что. У нас получится. Я знаю. — Голос ее прозвучал так искренне, что он благодарно улыбнулся ей. У Хоуп перехватило дыхание. Она кашлянула. — А утром посмотрим, не удастся ли нам отыскать сундучок.

— Ты — замечательная женщина, — ласково проговорил он.

— Да, именно так, верно? — поддразнила она его.

Он вздернул подбородок.

— Давай же начнем!

Хоуп обиженно вздохнула. Может быть, она и правда замечательная, но в нем надменности и высокомерия хватит на двоих!

На следующее утро Хоуп проспала. Она очень устала, составляя настоящее досье на Армана и Фейт, записывая подробности их жизни. Они засиделись за полночь, а потом он решил, что пришла пора дать еще один урок любви очень современной женщине. Началось все смехом, а закончилось неимоверной сладостью близости. Затем она улеглась на спальник и заснула, свернувшись калачиком возле Армана.

— Пора вставать, Хоуп, — тихо произнес Арман. Он нежно подул ей в ухо, отчего она застонала.

— Попозже.

— Нет. Пора. Мне надо задать тебе тысячу вопросов об этом мире. — Губы его вновь скользнули по ее губам.

Хоуп поднялась и села, подогнув под себя ноги. Он требовал еще один урок истории, а ей сейчас хотелось только спать. Она устало улыбнулась. Это была не совсем правда. Ей хотелось, чтобы они опять занялись любовью — так же замечательно и бурно, как прошлой ночью.

Улыбка медленно проступила в уголках его губ. Он прочитал ее мысли, и ему явно понравилось такое ее желание.

Затем она припомнила. Сегодня, если только будет возможно, им предстоит попытаться отыскать сундучок. Она ответила на его молчаливый вопрос:

— Дело прежде всего! Посмотрим, не удастся ли нам раскрыть тайну Армана Сантоя, — сказала она, стараясь справиться с зевотой.

Наконец они были готовы. Вооружившись лопатой, начали копать. Этим занялся Арман, так как тут требовались сила его мускулов и знание приблизительного местонахождения сундучка.

— Должно быть, они все-таки нашли его, — расстроено заявила Хоуп три часа спустя. — Это единственное объяснение тому, что сундучка все нет.

Арман вытер влажный лоб рукавом рубашки и оперся на лопату. Он нахмурился.

— Это не обязательно так, ma petite.

— Да так, так оно и есть! Ты же выкопал целую траншею вокруг этого проклятого валуна и ничего не нашел!

— Но что, если слои земли осели? Не забывай, что и скала, и дуб очень изменились с тех пор, как я последний раз был тут. Может быть, я ошибся и неправильно определил место. Или, возможно, я не могу найти сундучок потому, что сейчас не мое время. Возможно, именно ты должна его отыскать?

Теперь нахмурилась она.

— Не знаю, что и думать… Здесь ведь не бывает землетрясений. Но сам сундучок вполне мог сдвинуться, подобно тому как камни передвигаются по расчищенным и вспаханным полям, — вслух размышляла она. — Интересно, возможно ли это?

Он пожал плечами.

— Все возможно. Кажется, нас не ограничивают никакие правила или запреты.

Хоуп ухмыльнулась.

— Есть идея. В следующий раз, как поеду в Дулут, возьму напрокат металлоискатель. С его помощью мы сможем установить местонахождение сундучка.

— А что это такое?

— Это прибор, который указывает на наличие металла под землей. Монеты, пробки от бутылок, ну и, разумеется, сундуки…

Он кивнул.

— Полезно иметь такое приспособление, правда?

— Да, — ответила Хоуп, все еще улыбаясь. Очень полезное приспособление. — Она бросила взгляд на часы. — Собственно говоря, если поторопиться, я успею съездить в Дулут и вернуться еще до наступления темноты.

Она встала, отряхивая джинсы. Арман перекинул лопату через край большой ямы.

— Ты уже уходишь?

Она кивнула.

— Наверное, да. Нам нужно раскрутить эту идею.

— Раскрутить? — переспросил он, выбираясь из ямы.

Она засмеялась.

— Ах, не обращай внимания. Итак, я вернусь примерно через три часа. Ты пока не забрасывай землей наши раскопки, хорошо?

Ей потребовалось ровно три часа на то, чтобы отыскать пункт проката металлоискателей. По дороге назад Хоуп размышляла.

Допустим, им удастся найти сундучок и вытащить его из земли. Что тогда произойдет? Может, Арман внезапно исчезнет? Она содрогнулась при мысли, что снова останется на острове одна, а Арман, вероятно, окажется рядом со своей возлюбленной Фейт…

Когда она вернулась, солнце уже почти касалось вершин деревьев над озером, отмечая сосновые иголки и листья деревьев длинными темными тенями.

— Я его привезла! — закричала Хоуп, взбираясь вверх на холм и размахивая легким металлоискателем.

Арман спокойно стоял, рассматривая скалу. Когда она приблизилась, он улыбнулся, но улыбка эта была такой же грустной, как и ее мысли по дороге назад на остров.

— Хоуп… — когда она подошла совсем близко, он положил руки на ее плечи, нежно поглаживая их, — мы не знаем, что произойдет, если ты найдешь сундучок. Поэтому я хочу сейчас попрощаться с тобой. Я хочу, чтобы ты знала, что очень дорога мне. Очень дорога.

Она подняла на него глаза, в которых блестели слезы.

— Не говори так, — хрипло прошептала она, прижав палец к его губам. — Давай просто посмотрим, что будет, ладно? Если ты исчезнешь, значит, тебе суждено было уйти сейчас. А если нет… Ну, мы посмотрим…

Он кивнул, целуя кончики ее пальцев. Хоуп с трудом заставила себя отвернуться и посмотреть в сторону ямы, которую выкопал Арман.

Включив прибор, она начала тщательно обшаривать им землю и через пару минут всего в нескольких дюймах от себя услышала в наушниках треск и писк.

— Здесь! — воскликнула Хоуп. — Должно быть, это сундучок! — Она опустила металлоискатель и принялась копать с удвоившейся от возбуждения силой. И вот лопата ударилась обо что-то твердое. Хоуп постаралась очертить лопатой контур невидимого пока предмета. Удача сопутствовала им — глубина не превышала двух футов. Но у них все равно ушло не менее получаса на то, чтобы раскопать сундучок под двухсотлетним слоем земли. Когда же наконец Хоуп вытащила его наверх, ее потрясло, что металл заржавел совсем немного.

— Это он, — тихо сказал Арман, отступая в сторону и не делая попыток приблизиться хотя бы на шаг.

Руки Хоуп задрожали, когда она смахнула землю с крышки и с боков, чтобы лучше рассмотреть находку. Когда-то давно, будучи совершенно новым, сундучок, вероятно, был настоящим произведением искусства. Латунные украшения были наложены на латунное же основание, а вокруг, словно ленты на изящно упакованном подарке, обвивались полуистлевшие кожаные ремни. Сундучок оказался невелик по размеру.

Хоуп опустилась на колени, пытаясь рассмотреть замок. Замочная скважина была забита землей двухсотлетней давности. Наверное, и ключ к сундучку был довольно большим, размышляла Хоуп.

— Принеси мне отвертку из палатки, будь добр, — рассеянно попросила она Армана.

— Нет.

Она обернулась через плечо, удивленно подняв брови.

— Что ты говоришь? Как это «нет»?

— Я говорю, что мне не хочется, чтобы ты взламывала замок. Сундучок здесь, но и я все еще здесь. Давай прежде подумаем, чтобы не действовать второпях. Возможно, если мы сейчас взломаем замок, мне никогда не удастся обрести покой.

Хоуп присела на корточки, пристально глядя Арману в глаза. Интересно, ему на самом деле не хочется уходить?

Он прекрасно понял ее мысли.

— Подумай сама, ma petite: когда ты вытащила сундучок из земли, со мной ведь ничего не произошло. — Он посмотрел вниз, оглядывая свое тело. — Я все еще здесь. Если же мы взломаем замок, то кто знает: возможно, я исчезну?..

— Наверное, ты прав. Я почти забыла, зачем мы все это делаем. — Она посмотрела на сундучок, хранивший в себе его дневник и образ его возлюбленной. Любопытство просто убивало ее, но ей было слишком страшно открыть ящик Пандоры. — Мы подождем и посмотрим, что произойдет дальше.

Он улыбнулся и повторил за ней:

— Мы подождем и посмотрим.

Но где-то в глубине души Арман спрашивал себя: не потому ли ему хочется подождать, что он боится покинуть Хоуп?..

Он не был до конца уверен в отрицательном ответе.