Часто задумывался о передаче света. Например, мерцание мониторов в ЗТШ. Пелена дыма в горящем городе, блики на воде. Искорки пикселей в глазах Рэя или Рейчел; пар, поднимающийся в некоторых городах из подземных переходов — так красиво, что хочется замереть и долго-долго наблюдать. Солнечные лучи в кронах деревьев, витражи в разных Замках, световые пятна… Иногда я и правда останавливаю Рэя или Рейчел и смотрю, смотрю… У Клокворка так племянница (мелкая еще совсем) смотрит на свет, пар, тени — завороженно.

Последний переход — в облик призрака, после зеркала Правды/Неправды. Это самое главное перемещение за всю игру. Странно. Очень непривычно. В виде призрака (то есть после самоубийства) Рэем по-прежнему можно управлять, он будет плавно скользить по улицам. Зацени новые способы двигаться — скольжение и проход сквозь стены. Супер! Призрачный Рэй соткан из лучей света — ты вливаешься в светопередачу «Рухнувшего мира», делаешься частью мерцания. Видно, как призрачный Рэй, едва видимый, парит над тротуаром.

И резко возрастает скорость движения.

* * *

Не знаю, почему так, но мне этот вот дрожащий, колеблющийся свет кажется чуть ли не «душой» «Рухнувшего мира». Нет, я совершенно не религиозен, и в детстве меня религией не доставали. Тори вот послали как-то в духовный лагерь, и там их чуть не до смерти запугивали рассказами про ад, проигрывали записи хеви-метал наоборот и выискивали всякие зловещие слова, но я во все это не верю. Когда последний раз приезжал из армии брат Роло, выяснилось, что он «уверовал в Бога, УВИДЕВ, КАК УМИРАЮТ ЛЮДИ». По мне, так недостаточно веская причина, чтобы в кого-то уверовать.

Называя дрожащий и мерцающий свет «душой» «Рухнувшего мира», я не имею в виду, что игра превращается в фильм Диснея, который 1) давно умер и 2) завещал, по слухам, заморозить свою голову. Криогенной заморозкой. Это мерцание, в которое вливается Рэй, я бы не назвал добрым, милым, теплым или дружелюбным. От него бальзам по сердцу не разливается. От него не чувствуешь себя «в дружной семье зверюшек» или «в самой гуще жизни» — никакого такого бреда. Это мерцание — и жизнь, и смерть. В нем наряду с жизнью и добротой чувствуются жестокость, кровь, смерть и боль. Как у «Скелетон» в последней песне из альбома «Ясность». Однако сделано мерцание очень здорово, чувствуются и страдания с жестокостью, и жизненная энергия. Круче графики, чем в этой призрачной стадии, я, наверное, не видел. Лучше даже, чем на большом костре, когда сжигают ведьм в «Костедробилке-9». Да, потрясающее мерцание. «Все просто и ясно, ты впадаешь в меня, как я впадаю в тебя». (Это из песни «Скелетон».)

* * *

Подбираемся к финалу. К последним крохам. Мы с прохождением поможем победить любых злодеев.

Веди призрачного Рэя к самому большому перекрестку у Порта. К северу будет здание/бункер, полевой стороне улицы с Бильярдной. В бункере находится склад всех материалов для «Рухнувшего мира». Это и есть, наверное, тот склад, который я когда-то пытался представить. Клокворк считает, что он вообще «вне игры», и на форумах многие утверждают, будто это некая свалка кодов, тайник, кладовая для «шлаков». Был на форуме один «диссертант» (обожаю его), который называл склад «временным численным хранилищем для математически зашифрованных объектов и свойств [игры], не являющимся настоящей локацией». Куда уж мне… Я не спец. И не компьютерщик.

Однако ни на одной карте «Рухнувшего мира» из тех, что попадались мне на глаза, я этого склада не видел, это правда. И сам наткнулся на него случайно. Впрочем, есть и другая правда: взрывчатка С-4 из инвентаря Рэя не оставляет от склада камня на камне. А значит, он все-таки существует. В смысле, раз его можно убить, оно точно живое. Если что-то можно разрушить, оно точно построено. Логика.

Подсказка: используй С-4.

Подсказка: дальше сам знаешь, что делать.

Еще подсказка: взорви чертов склад к чертовой матери. Только так можно бесповоротно покончить с ГАРС, ГосКорпом и НЕСТАПО.

* * *

Заходил Вентер, сказать, что есть билеты на «Скелетон» в «Венере Милосской». Супер! Я и забыл, что они выступают. Рождество, как говорится, наступило неожиданно. Нам с Тори осталось только обуться, взять пальто и ВПЕРЕД.

Были Ночнойбред, Клокворк, даже Роло, а еще БагМэп. Перекинулся с ним парой слов, но скандал раздувать не стал, чтобы не подумали, будто я совсем шуток не понимаю. «Удачно пошутил, — сказал я. — В следующий раз позову полицию. Ха-ха». БагМэп не ответил.

«Венера» была забита под завязку. Самый настоящий вечер встречи команды «РМ» плюс несколько других знакомых лиц из прошлого и будущего. Наверное, на выступлении «Скелетон» в этом городе по-другому никак.

Я почти все время стоял в глубине зала, наблюдая, как временами Вентер и даже Клокворк толкаются в давке у самой сцены, а иногда и забираются на край, чтобы упасть в руки толпы. Народ подхватывал их и передавал дальше, унося к стене, где они вставали на ноги и возвращались. Тори с пивом в руке тоже крутилась где-то сбоку, попадая иногда в людские водовороты по бокам, но потом, работая локтями, возвращалась обратно, поближе к колонкам, где музыка забивает все мысли. Иногда оборачивалась помахать мне.

«Скелетон» молодцы, круто выступили. Между песнями ничего не говорили, играли в основном композиции из нового альбома. На «Ночную гонку» выключили весь свет, остались только огоньки на «примочках», и из темноты на нас обрушился водопад мощного звука.

Потом в толпе периодически мелькали Тори, Джейн, Сисси, брат БагМэпа и остальные, проходя к бару за «Сьерра-Невадой» в убогих пластиковых стаканах. Мне кивали, я кивал в ответ. Нас с Тори снова воспринимают как пару, даже если мы не стоим вместе и не разговариваем. Как-то они это знают и все.

Была сестра Диетчика (Анджела) — я ее не видел, кажется, с того самого вечера в бильярдной, когда решил, что она ничего. Подошла, что-то мне пыталась сказать, перекрикивая музыку, но потом увидела, как я смотрю на Тори, а не на нее, и осторожно шагнула в сторону, улыбнувшись. Та же усмешка и грустное пожимание плечами, как в прошлый раз — так бывает, когда человек о чем-то думает, а словами передать не может. Потом ушла.

Впечатавшись в дальнюю стену, я представлял типичный образец себя, почти клише. Идеальная позиция для Наблюдателя, которому заодно через пол и стены передается вибрация басов. Для Наблюдателя, который все записывает. Как сейчас. Пальцы стучат по клавиатуре HALa. Тори спит за стенкой, и в ушах у нее, подозреваю, до сих пор звучит эхо песен «Скелетон». Я люблю Тори. Не так, как Рэй любит Рейчел. По-другому. Я рад, что она вернулась.

* * *

Почти под самый конец выступления — между «Заданием на побег» и «Отголосками и поворотами» у меня возникло ощущение, будто кто-то стоит рядом, привалившись к той же стене. Я все это время смотрел вперед, не оглядываясь по сторонам. Но там точно кто-то был. Уже чуть ближе. Нетрудно догадаться кто. Когда закончился «Электрошок», и Греша отошел от микрофона, вытирая полотенцем пот со лба, а Неон, расплывшись в улыбке до ушей, сделал пальцами знак дьявола, толпа взревела, а потом вдруг повисла тишина.

И вот тут (в тишине и темноте) стоящий рядом невидимка произнес: «Ну, как дела?»

Очень смешно. То есть он, Мозголом, навел шухер, исчез не пойми куда, а теперь вот скалится в улыбке как шут гороховый и интересуется, как дела. У меня! Как будто не исчезал никуда, не сбрасывал телефонные звонки, не перепугал всех до потери пульса, пропав на месяц с лишним…

Твою мать!

* * *

Веди призрачного Рэя к Складу/Зданию/Бункеру и обкладывай здание взрывчаткой по всему периметру. Медленно и методично, детонаторы, проволоку, часовые механизмы. Призрака никто не заметит. А даже если заметит, не обратит внимания. У них полно других дел. Зомби заняты. Приспешники Чана, перепрограммированные роботы на службе у ГАРС и агенты ГосКорпа прочесывают город в поисках повстанцев. Однако вскоре у них появится проблема куда более серьезная…

Когда будешь готов, бери детонатор и программируй, используя КОД РЕПЛИКАНТА. Надо в определенной последовательности ввести части кода. Это единственный способ включить детонатор. Так что гибель Рейчел оказывается не напрасной. Когда все закончишь, жми ПЕРЕКЛЮЧАТЕЛЬ — и понеслась. Взрывай склад. Смотри, как он разлетается на куски. Склад большой. Давай! Вперед!

Весь «Рухнувший мир» вспучится, полыхнет и исчезнет в реве пламени. Замерцает и растворится. Временное численное хранилище для математически зашифрованных объектов и свойств [игры], не являющееся настоящей локацией, может на прощание поцеловать меня в зад. Давай! Вперед! Пусть горит!

И тогда ты будешь свободен. Рэй будет свободен. И Рейчел. Никаких больше ГАРС. Никогда. Никогда.

Раздается голос (чей, непонятно), говорящий: «В детстве леса и джунгли казались мне раем». Не знаю, зачем так сделано и к чему этот голос.

* * *

«Рухнувший мир» сливается сам с собой, как сливаются струи дождя на бесконечной равнине с лабиринтом.

Когда все только начинает взрываться, перед тобой мелькают картинки (как во сне). Улицы «Рухнувшего мира» наводняет толпа, и одновременно все продолжает взрываться. Во вспышках взрывов ты видишь Рейчел (мертвую и прозрачную): она наклоняется к камере, откидывает волосы, опускает на нос темные очки и одобрительно показывает большой палец. Улыбается. То ли воспоминание, то ли видение из будущего. Неизвестно. А потом взрывается даже небо. Рвется красными лепестками огня — очень красиво прорисовано.

* * *

Разумеется, все тут же собрались вокруг Мозголома или просто уставились на него, а он делал вид, что никак не предполагал, будто его пятинедельное отсутствие заметят. Держался намертво. У меня смешанные чувства — и облегчение от того, что он вернулся, и досада, что он заставил всех так перенервничать, хотя никто ему ничего не сказал. Тори позвонила Полу, но тот уже, видимо, узнал от самого М.

«Скелетон» на бис играть не стали — как и предполагалось. Греша в конце выступления прыгнул со сцены в толпу, как будто тоже хотел на время раствориться в море поднятых рук, тату, пота и пролитого пива.

«История» Мозголома как-то раздробилась на мелкие подробности, которые я только сейчас начинаю склеивать, и то не пойму, что там правда, а что выдумки. Автостопом докуда-то — кажется, до Нового Орлеана. Несколько ночей кружения пьяным по улицам, которые он теперь не вспомнит. Проснулся в поле. Пробел. Дней семь в мотеле. Сколько-то на какой-то хате рядом с автомастерской на Двенадцатой улице — с «неприличной» стороны. Из комнаты не выходил больше недели, разве что за едой. Ночные пьянки. Это, я думаю, чистая правда. Проснулся еще где-то, на улице, под шум завода. Другой город. Снова пробел. Решил возвращаться домой.

Рассказывать-то он рассказывал, но это одно, и совсем другое — смотреть на него там, в «Венере», и знать, что у него есть вот такая скрытая от нас жизнь. Не в смысле, что он специально скрывал, а в том, что все происходившее с ним (и в прошлые разы тоже), наверное, даже для него самого — большая тайна. Когда-нибудь станет ясно, насколько это все важно и существенно, а может, и со временем не станет. Воспоминания будут медленно всплывать на поверхность, как осколки взорванной лодки. Всплывать не сразу, по очереди, побултыхавшись в темных водоворотах, прежде чем подняться.

Напоминает Рейчел, потерявшую память. Как будто ты Рэй, и ты знаешь, что воспоминания где-то там, внутри, и остается только ждать, когда они хлынут потоком. Интересно, как устроена память… И еще много чего интересно. Как происходит забывание. Как устроено горе и спокойствие. Надежда. Любовь.

* * *

Вот. Возвращаемся. Нажимаешь переключатель, С-4 взрывается. Конец Складу, конец небу, конец Рэю и Рейчел, конец ГАРС и заговорщикам. Конец.

Вокруг все рвется и горит. Крылья огня. Ищущий выход голос. «Жизнь прекрасна, даже сейчас».

Взрыв, клубы пламени. Поднимающиеся к небу. А потом мир проливается вниз дождем осколков. Мелькают картинки. Куски локаций. Куски инвентаря, оружия, зелий. Как такое может быть, не знаю, но так оно есть. Уточню потом у Клокворка, а пока, в последний раз, поверьте мне на слово. Даже куски свойств, умений, карт и настроений. Осколки Мира. И хотя технически это невозможно (?), в дожде осколков видно текст моего прохождения. Куски меня. Куски Тори, Вентера, Мозголома, Роло, Ночногобреда, сестры Клокворка с ее дочкой, Бранимира, Мирослава, Эштона и даже БагМэпа (шутник, мать его), Стентсонов (1.0 и 2.0), Куки, которая работала в основном по утрам, Куки 2.0 и куски города. Куски вашей собственной квартиры. То, как Тори с улыбкой смотрит на падающий снег на окраине Второго, как играет солнце на лобовом стекле, когда останавливаешься на перекрестке, выражение лица Рэя, видящего, как он сам под гипнозом убивает Рейчел, выражение лица Рейчел, видящей Лагеря в Восьмидесятом (я об этом не писал, простите), куски пустыни, городского пейзажа, дождь, ваше дыхание, все, о чем вы думаете или будете думать, или о чем могли бы думать, сложись обстоятельства иначе.

Белый экран, дрожание. Тишина. И все.

* * *

Уже очень, очень поздно. Поздняя ночь. Я один. Тори спит, в мыслях у нее плавают обрывки песен «Скелетон», на губах — тень той широченной улыбки, возникшей в «Венере» при виде Мозголома.

Тори спит, а я сижу за компом. Прямо как заставка к моей жизни. Да, я снова сижу перед экраном HALa, телик работает с приглушенным звуком, — все это уже повторялось много-много раз, пока я писал это прохождение. Зато я убедился, работая над ним, что словами все не выразить. Противоречие, да? Но я стараюсь как могу.