Как только такси свернуло с Гросвенор–Сквер на Брук–Стрит, я увидела огромную толпу и сердце моё сжалось. Ну, конечно же, мы приехали слишком рано. У меня всё похолодело от ужаса.

— Попроси его остановиться, — сказала я Нику не своим голосом, каким–то писклявым и незнакомым.

— Вы не могли бы притормозить здесь?

Водитель остановился сразу за Клариджем. Впереди опрокинутые ограждения, полицейские с рациями, камеры, микрофоны, толпы любопытных, оттеснённых на тротуар с проезжей части, чтобы дать проехать машинам, запрудившим Бонд–Стрит.

Я сделала два глубоких вдоха и постаралась успокоиться. Меня мелко трясло. Я уже повторяла мою речь много раз, но из предосторожности попросила Ника напечатать её на больших листах, я не надеялась, что мой голос не подведёт меня перед такой большой толпой. Думаю, если бы я стала читать, мне бы удалось обуздать его. Всего несколькими часами ранее, я перешла Альпы, отчаянно сражаясь с непослушным замком бус, как всегда всё случалось в последний момент. Вся моя энергия, растраченная за последние месяцы, покинула меня сразу, как только всё завершилось. Встречи, добывание денег, организация охраны, пригласительные билеты и другая суета в подготовке такого важного события оставили меня взволнованной, но без сил. Всё кругом изменилось за эти тридцать лет, прошедшие с того дня, когда я впервые ступила на Брук–Стрит, которая стала нам такой родной, мне и Джими.

— О.К., — кивнула я Нику. — Я готова.

Машина тронулась и мы медленно двинулись по направлению к толпе, моё сердце рвалось наружу.

Мемориальная доска была ещё завешена. Перед домом № 23 по Брук–Стрит, где мы с Джими жили вместе, уже выстроились приглашённые. Многие репортёры зашли за ограждения, люди, которым не достались приглашения, разместились в окнах дома напротив.

Снаружи ограждений часть журналистов как виноградными гроздями облепили хрупкую фигуру Эла Хендрикса и Жени Райт, дочери новой японской жены Эла, он женился, когда Джими уже был в Англии. Все удивлялись почему у Эла не оказалось пригласительного билета и Жени с удовольствием разъясняла журналистам, что отца Хендрикса забыли пригласить. Я собственноручно выписывала все пригласительные билеты, я помнила любую мелочь в подготовке этого события и отлично помнила, что и Эл, и Леон были приглашены. Я не прислала приглашение Жени, потому, что не хотела, чтобы это событие стало рекламой ею основанной компании. В предыдущие месяцы мы обменялись множеством неприятных писем и факсов, но я оставалась непреклонной. Американские поклонники Джими, которые приехали по моим приглашениям, рассказывали мне, что Жени треплется и распускает нелепые слухи обо мне.

— Вы лжёте, — вступились за меня, — Эл был приглашён!

Когда семье Хендрикса впервые удалось взять в свои руки контроль над его наследием, все обрадовались. Но настроение поклонников Джими изменилось, когда однажды «семейная компания» Experience Hendrix выпустила в продажу стулья по цене 4 тысячи долларов за штуку, с портретом Джими на сиденье! Кресла–качалки и мячи для гольфа с портретами Хендрикса! Пошли публикации, что он вовсе не умер от передозировки, что мы все, коронер, патологоанатомы и все остальные глубоко не правы.

И вот теперь, четверть века спустя после смерти Джими, каждый хочет откусить кусок от его пирога. Сталкиваются характеры. Сталкиваются взгляды на жизнь. Музыкальная индустрия тех лет привлекает к себе разных людей, многие из них черпают в 60–х новые музыкальные идеи, но другие… другие стремятся превратить то время в деньги и быть, по словам Куртиса Найта, «у блюда». Вот почему я убедила совет по Британскому Наследию поместить мемориальную доску именно в Англии, так как здесь он оставил о себе наиболее яркий след.

Это не заняло у них много времени, несмотря на то, что Джими был первой рок–звездой, память о которой они бы хотели увековечить мемориальной доской. В будущем это быстро переросло в цепь ярких событий. Конечно не обошлось без недовольных, бурную деятельность развели Джеффри Виткрофт из Дейли Экспресс, искусствовед Брайан Сивелл и Клайв Аслет, редактор Деревенской Жизни, которые посчитали, что вводить в Британское Наследие рок–звезду было бы «пособничество глупцам» с последующей деградацией общества. К счастью, их призывов никто не услышал и все пришли к выводу, что это неплохая идея.

Журнал Mojo помог мне организовать фуршет для нескольких сотен человек, очень не хотелось, чтобы праздник попал в чужие руки. Похоже проснулись все проходимцы и паразиты, поэтому нам пришлось нанять охрану. На празднике я видела лица, которых не встречала уже целых тридцать лет, осколков эры, которую можно описать словами песни: «Надеюсь я умру прежде, чем состарюсь.» Джими, как и многие другие его поколения, полностью подтвердил эти слова, наполнив до краёв баки с горючим, на огне которого варятся мифы и легенды бурлящего Лондона тех лет.

Я увидела много молодых лиц, музыкантов современных групп, всех их хорошо знали мои сыновья–подростки. Для меня же они казались загадочными. Несколько поколений музыкальных талантов сменилось с тех пор, как мы жили с Джими на Брук–Стрит. Но сколько ещё будет музыкантов, его поклонников и дельцов большого бизнеса, которые будут выворачиваться наизнанку, только чтобы извлечь для себя выгоду из его песенного материала.

Но даже сегодня, когда это стало историей и Фонд Генделя намеревается превратить нашу старую квартиру в музей, старые соперники всё ещё продолжают бродить по миру. Я попросила четырёх гитаристов, тех кого хорошо знала, помочь сдёрнуть покрывало: Пит Таунзенд, Джефф Бэк, Джимми Пейдж и Эрик Клаптон. Пит и Джефф согласились с радостью, но Джефф в последнюю минуту исчез. Джимми Пейдж отказался сдёргивать покрывало, но сказал, что ему очень приятно моё к нему внимание. Люди Эрика ответили мне, что его сейчас нет в стране. Я была поражена, как много наших старых друзей даже не пошевелили пальцем, чтобы ответить на приглашение, в то время как современные «плохие мальчики», такие как например Oasis, оказались образчиками хороших манер, они проявили уважение и все мне прислали ответы и поздравления. В конечном счёте, клуб Emporium на Кингсли–Стрит, известный нашему поколению как Valbonne, наполнился знакомыми лицами, старыми и молодыми, несмотря на то, что многие из списка приглашённых, такие как Стинг, отправились на вечеринку, устраиваемую Элтоном Джоном в этот же вечер. Семья МакКартни не смогла приехать, потому что они были где–то на отдыхе, но прислали огромный букет цветов и открытку с добрыми пожеланиями Джими и всем, кто пришёл его навестить.

Наконец, находясь уже внутри клуба Emporium — тосты, фото — мои нервы постепенно стали оттаивать, но я всё ещё была далека от того, чтобы прийти в себя, каждый из этих нескольких сотен гостей хотел поговорить со мной в этот вечер.

Так много за эти годы было опубликовано всякого фантастического о Джими людьми, чей интерес к нему ограничивался собственным желудком, что я решила прервать моё 20–летнее молчание и записать мою версию тех событий. Это будет не совсем рассказ о Джими, а скорее обо мне самой и о наших друзьях, с кем знакомились в те далёкие дни, о тех, кого уже нет с нами, и Кит Мун, и Брайан Джонс, и Час Чандлер. Рассказ о том, какого было жить в то исключительное время.