По двору пробежал ветерок.

Маркхэм смахнул пыль с ресниц и, приподнявшись на цыпочки, выглянул из ямы. Над крышей сияло солнце, обесцвечивая траву, иссушая листья чахлых пальм и стебли алоэ, лишая их жизненных соков и оставляя лишь один общий, желтовато-белый, болезненный цвет, цвет желчи и запустения.

И все же движение воздуха на мгновение освежило кожу лица, как будто из нее сочился не пот, а лосьон после бритья. Он встал одной ногой на штык лопаты и улыбнулся, с облегчением сознавая, что там, наверху, где кое-что так и осталось непогребенным, еще есть признаки жизни.

В доме, отделенном от него двором, со стуком открылась дверь.

Из кухни вышел Эдди, неся в руках нечто, похоже на маленький темный гробик. Мальчик в нерешительности постоял на заднем крыльце и, не поднимая головы, медленно поплелся к гаражу.

— Привет! — окликнул его Маркхэм.

Эдди оглянулся:

— А, привет, пап!

Маркхэм встал на штык лопаты обеими ногами, так что теперь над пожухлой травой показалась вся его голова.

— Что это?

— Да так, ничего. — Мальчик даже не остановился. Предмет у него в руках оказался вовсе не гробиком, а длинной и неглубокой картонной коробкой, предназначенной для хранения всякой всячины под кроватью. Крышка коробки съехала, и из нее выпал и шлепнулся на землю журнал «Шоковая зона». На обложке была помещена фотография, изображавшая лицо с потеками запекшейся крови, пронзительные, с красной густой сеточкой капилляров глаза, смотревшие из глубины разлагающейся человеческой плоти. — Мама сказала вынести все это вон.

— Вот как? — Маркхэм повернул голову, став похожим на суслика. — С чего бы это?

— Она велела все убрать, пока ты не покрасишь мою комнату.

Значит, терпение у нее на исходе, подумал Маркхэм. Теперь она будет действовать по своему усмотрению. Будет сама чинить суд и расправу.

Мальчик опустился на колени, поставил коробку на траву и подобрал упавший журнал. Потом поднял крышку и тщательно проверил содержимое, чтобы убедиться, что все остальное на месте.

— Ладно, — сказал Маркхэм. — Положи ее на полку под брезент. Пусть полежит пока там. Тебе помочь?

— Не надо, пап.

— Точно?

— Угу.

Тринадцатилетний Эдди снова поднял свою драгоценную ношу и зашагал дальше через весь двор.

«Злится мальчишка, — подумал Маркхэм. — И его можно понять. Он не любит перемен. Каково же ему будет, когда мы переедем? Наверное, не лучше, чем мне. Да поможет ему Бог».

С крыльца соскользнуло какое-то оранжевое пятно и последовало за мальчиком к гаражу. Игра света? Наверное, в глазах помутилось из-за попавшего в них пота. Маркхэм вытер рукавом лоб.

Окружающий мир принял прежние, резкие очертания, и Маркхэм увидел котенка, осторожно кравшегося следом за Эдди. Коту тоже не нравились перемены. Как его перевозить? В коробке? Конечно, он повзрослеет на несколько месяцев, но еще не станет достаточно взрослым, чтобы все понимать.

Котенок обошел встретившиеся по пути одуванчики, припал к земле, подполз ближе и, выгнув спину, прыгнул. Цветы словно взорвались, разбросав по земле легкие белые пушинки. Маркхэм смотрел, как они оседают на пожухлую траву, прилипая к потерявшим силу остроконечным листьям алоэ, к поникшим, скрученным треугольникам плюща. Котенок погнался за одной из пушинок, унесенной ветерком к самому краю выкопанной Маркхэмом ямы.

«Радуйся жизни, пока можешь, — подумал он. — Куда бы мы ни переехали, такого заднего двора там уже не будет».

Белый парашютик опустился прямо на кучу земли. В комьях глины, выделяя защитный секрет, отчаянно, моля о помощи, извивался под жаркими лучами солнца червяк. Маркхэм бережно взял его двумя пальцами и опустил в сырую тьму у себя под ногами. Потом поймал пушинку одуванчика и поднес ее к лицу. Она вибрировала как некое морское одноклеточное под микроскопом, пульсирующее в такт биению сердца. Затем порыв ветра сломал ее. Балансируя на штыке лопаты между солнцем и землей, Маркхэм еще какое-то время смотрел на пальцы, в которых уже больше ничего не было.

Из соседнего двора донеслось гудение кондиционера. На игровой площадке начальной школы застучали о землю резиновые мячи, послышался детский смех. На улице перед домом притормозила машина. До Маркхэма также доносилось щебетание птиц на деревьях, грохот из гаража, где его сын устанавливал складную лестницу. Где-то вдалеке залаяла собака. Котенок по-прежнему не издавал ни звука. Он лежал на боку в нескольких дюймах от края ямы, недалеко от Маркхэма, обхватив крошечными лапками его большой палец. Задняя дверь снова скрипнула, и котенок напрягся.

— Дэн!

— Я здесь, — отозвался Маркхэм и отвел взгляд от собственного пальца.

Придерживая плечом дверь, из дома попыталась выйти Ева с громоздкой стопкой каких-то папок в руках. На ней был легкий бледно-розового цвета топик и белые шорты. Волосы она перехватила сзади резинкой, оставив свободной одну длинную прядь, которая свисала ей на лоб. Подставив под стопку папок колено, она перехватила ее поудобнее и начала спускаться с крыльца.

— Что ты делаешь?

— Копаю. Тебе помочь?

— Нет, спасибо. Зачем тебе все это нужно?

— А что это у тебя?

— Документы по подоходному налогу за прошлые годы. Зачем мы их храним?

— Так положено.

— И сколько их нужно хранить?

Маркхэм задумался.

— Семь лет.

— Кто тебе это сказал?

— Наш бухгалтер.

— Семь? А не три?

— Позвони ему и уточни!

Выпятив нижнюю губу, Ева подула на лезшую в глаза прядь.

— Не важно. Так или иначе, мы от них избавимся.

Она дошла до мусорного бака, подняла крышку и стала сбрасывать папки. Из них посыпались слежавшиеся пласты пожелтевших от времени листков. Избавившись от своей ноши, она закрыла бак и повернулась к Маркхэму:

— Что скажешь насчет ленча?

— Я еще не готов. Еще не доделал дело.

— Что ты копаешь?

— Подойди, и я тебе покажу.

Осторожно обходя кучки глины, чтобы не запачкать босые ноги, она приблизилась к яме. Затем наклонилась к котенку, и перед Маркхэмом мелькнули ее груди, колыхнувшиеся за низким вырезом топика. Ее кожа блестела от пота.

«Ей вполне можно дать двадцать четыре, — подумал он. — Известно ли ей об этом? Скорее всего нет. А если я попробую сказать, она мне не поверит». Ева прижала котенка к щеке, как еще не распустившуюся розу, и поцеловала.

— Что же ты хочешь нам показать?

Он опустил голову. Яма была узкая, не повернуться. После яркого солнца он на несколько секунд словно ослеп. Звуки, доносившиеся с соседних дворов, куда-то исчезли. Его пальцы соскользнули по крошащейся стене ямы, потом коснулись гладкой, закругленной поверхности какого-то стеклянного предмета. Маркхэм вытащил его из земли и поднял вверх найденное сокровище над головой.

— Что это?

— Старая бутылка ар-си-колы, — с гордостью объявил он. Бутылка была старая, но совершенно целая, сохранился даже желто-красный логотип. — Двенадцать унций. Теперь такие уже не выпускают.

— Неужели? — без всякого интереса спросила Ева.

Из другого, близкого к поверхности слоя земли Маркхэм извлек сплющенную банку «Пэт милк», бутылочку из-под «Йю-Ху», алюминиевый поднос и игрушечный пистолет с инкрустированной фальшивым жемчугом рукояткой. Когда он высунул голову из ямы, привычные утренние звуки тут же вернулись.

— Ты только посмотри на все это!

— Очень мило. Как раз то, чего нам всегда не хватало. Хлам.

— Это же коллекционные штучки, Ева! Когда мне было десять, мне купили точно такой же пистолет...

— Хлам. Мусор.

Конечно, она была права, но он не хотел сдаваться.

— Тебе бы стоило заглянуть сюда! Как будто возвращаешься лет на сорок назад!

— Здесь что, была раньше свалка?

— Нет, это был просто чей-то задний двор. Знаешь, как это бывает. Вещи становятся ненужными, теряются, но не исчезают. Как археологические находки. Свидетельства о тех, кто жил здесь когда-то до нас. Вещи, имевшие какое-то для них значение.

— Ты нашел мое кольцо с изумрудом?

Маркхэм вспомнил. Оно соскользнуло с ее пальца, когда они обустраивали задний двор, вскоре после того, как приехали сюда. Иногда ночью, во сне, она беспокойно ворочалась, бормотала что-то о кольце, всхлипывала. Кольцо когда-то принадлежало ее матери.

— Ищу.

Где-то на дереве тоненько пискнула сойка. Котенок тут же навострил уши, которые подобно миниатюрному радару мгновенно повернулись в сторону источника звука. Котенок открыл глаза и попытался поймать жужжавшую у него под носом пчелу. Роившаяся поблизости мошкара рассыпалась во все стороны и перелетела к старой пальме, где снова собралась в небольшое облачко. Сойка предостерегающе пискнула еще раз, и рыжеватая шерстка на спинке котенка поднялась дыбом. На улице взвизгнули автомобильные тормоза. В школе противно задребезжал звонок, детский смех разом прекратился. Время игр кончилось.

Ева опустилась на корточки, бережно прижимая к себе котенка.

— Ты же не собираешься выкапывать новый пруд?

— Я чиню трубы.

— Какие трубы?

— Те, по которым вода поступает к водопроводной системе.

— Зачем тебе это? — с искренним недоумением поинтересовалась она.

— Так будет легче продать дом. Мы не можем предлагать его покупателям, когда двор находится в таком состоянии.

Ева окинула взглядом неухоженные шпалеры роз, заросли папоротника, деревья, посаженные им, но сейчас обвитые засохшей лозой и плющом, решетки из красного дерева, груду камней, по которым когда-то, весело журча и серебрясь на солнце, струился вниз озорной ручеек. Здесь должен был находиться их тропический рай, нечто такое, что отличало бы их участок от окружающего унылого однообразия, что отделяло бы их от удушающей атмосферы пригорода. Возможно, все так бы и было, если бы в прошлом году не прорвало трубы подземных коммуникаций. На какое-то время дожди оживили засыхающий «рай», но потом их снова сменила засуха. Магазин отнимал слишком много времени, и о регулярной поливке как-то все время забывалось. Сейчас шланг лежал в траве, как сброшенная змеей кожа, вялый и безжизненный.

Он посмотрел туда, куда смотрела и Ева, и понял собственную глупость.

С улицы снова донесся визг тормозов.

Котенок спрыгнул с рук Евы и куда-то убежал.

— У тебя же выходной, — сказала Ева. Коленки у нее были белые, как мука.

— Знаю. Но делать-то дело надо. Мы ведь не можем себе позволить нанять рабочих.

Слабая улыбка тронула уголки ее рта. Он быстро облизнула губы.

— Дэн...

— Не беспокойся. Комнатой Эдди я займусь позже. Мне нужна новая кисть. И валики.

Ева наклонилась ближе, и теперь ее глаза были почти на одном с ним уровне.

— Дэнни...

— Я думал об этом. Можно заодно покрасить и кухню. Вот закончу здесь и сразу же схожу в магазин. Завтра воскресенье, и если пройтись по первому разу в обеих комнатах...

— Дэнни, — прошептала она. — Может, ты все же заткнешься?

Опершись на локоть, Ева подалась ему навстречу и повернула голову так, что ее щека почти коснулась земли. Потом поцеловала его. А когда отстранилась, то между ними протянулась тонкая серебристая ниточка слюны, похожая на паутинку.

— Зачем это?

— Затем.

— Почему?

— Потому что ты особенный, — ответила она, глядя на его губы.

Маркхэм выпустил из рук лопату и потянулся к ней.

Из гаража вышел Эдди.

Снова взвизгнули тормоза, на этот раз непосредственно напротив их дома.

— Почту привезли, — произнесла Ева, поднимаясь. — Пойду посмотрю.

— Посоветуй им привести в порядок тормоза.

Ева зашагала в сторону дома.

— Что это такое? — спросил Эдди, подталкивая ногой пистолет.

— Это, — ответил ему отец, — «Фаннер Фифти».

— А что такое «Фаннер Фифти»? — спросил мальчик с таким видом, словно ему хотелось проверить, знает ли отец, как его зовут, какой сегодня день недели и какой год.

— Это тот самый пистолет, который у меня был тогда, когда мне исполнилось столько лет, сколько тебе сейчас.

— Тот самый?

— Ну, почти такой.

— И тебе было столько же лет, сколько мне сейчас?

— Может быть, чуть меньше. Видишь, какой у него сплющенный курок? Это для того, чтобы можно было расстрелять весь барабан, все пятьдесят пистонов подряд.

— Отлично, пап, — несколько смущенно произнес Эдди. Ему не терпелось переменить поскорее тему. — Я положил журналы на полку. Дождя не будет?

— Не думаю. А что?

— Брезент весь в дырках. Как решето. И крыша тоже. Что, если пойдет дождь и все мои журналы промокнут?

— Не промокнут. В любом случае мне придется покупать новый брезент, прежде чем красить твою комнату.

Эдди нарочито застонал.

— Когда же ты этим займешься?

— Наверное, после полудня. Хочешь съездить со мной в магазин?

— Нет, спасибо. — Эдди сказал это таким тоном, будто предпочел бы поцеловать свою бабушку в гробу. — У меня назначена встреча с Томми.

— Маме сказал?

— Да.

— Домой к обеду вернешься?

— Не знаю. Собираемся сходить в торговый центр.

— Подвезти?

— Нас подбросит на машине его брат!

— В кино пойдете?

— Угу.

— Что показывают?

— "Американский зомби-2".

Маркхэм моргнул.

— Неплохо.

— Брат Томми говорит, что вторая часть не так хороша, как первая. Но он просто помешался на спорте. — Тема была настолько близка Эдди, что он даже опустился на колени у края ямы. — Стивен Джей считает, эта лучше.

— Стивен?

— Редактор «Шоковой зоны».

— Понятно.

— Система «Долби Кар вер».

— Имеешь в виду стереозвук?

— Звуковая голография, — пояснил мальчик. — Звук идет со всех сторон, спереди, сзади, даже сверху. В первой части, когда Джастин Тревис — это Американский зомби — забирается на самую верхотуру, можно даже услышать, как пули свистят прямо над ухом!

«Ему это нравится, — подумал Маркхэм. — И он знает, о чем говорит. Парню надо поступать в киношколу, может быть, в Калифорнийский университет или в художественный колледж».

— А когда выйдет третья часть?

— Наверное, в следующем году.

— Может быть, сходим, посмотрим вместе. — «Как бывало раньше, — подумал Маркхэм, вспоминая прошлогоднюю ретроспективу фильмов Джона Карпентера. — Или это было два года назад? Ева, конечно же, не пойдет. А я бы сходил с парнем».

— Отлично, — отозвался Эдди. — Я только «за».

Из дома вышла Ева.

— А, вот вы где.

— Привет, мам, — сказал Эдди, спеша пройти мимо матери.

— Я искала тебя.

— Пока, мам.

— Куда это он? — спросила Ева, направляясь к яме.

— К Томми. Ты его знаешь, они живут в Брэдфилде.

— Хм. Я встречаюсь с Джин. Он не хочет, чтобы я его подвезла?

— Уже нет.

— Ну и ладно. Они милые люди. Эдди не просил денег?

— Нет.

— Хорошо. У меня десятку уже выцыганил. В счет аванса за его колонку. — Ева вздохнула и вспомнила, что держит в руках пачку писем. — А вот и почта.

— Что-нибудь приятное?

— "Сити-бэнк", «Дискавер», «Америкен Экспресс»...

— А кроме счетов?

Посмотрим. Новый каталог Ллойда Карри, еще один от Роберта Гавора, «Дримхэвен Букс»... И письмо тебе.

— От кого?

— Обратного адреса нет. Может быть, от твоей подружки.

— Духами пахнет?

Ева понюхала конверт:

— Боюсь, что нет.

— А деньгами?

— Не похоже. Впрочем, я давно забыла их запах.

— Открой.

Ева уже надорвала уголок конверта, когда в кухне зазвонил телефон.

— Боже, это Джин! Который час? — Она бросила письмо на землю и побежала к дому.

Струйка песка соскользнула на дно ямы. Маркхэм поднял конверт и надорвал его дальше. Солнце стояло уже высоко, и выброшенная из ямы земля подсыхала, превращаясь в гранулированные, спекшиеся комья.

В конверте лежал один-единственный листок писчей бумаги, сложенный втрое. Сначала ему показалось, что все три части сколоты, но тут солнечные лучи упали на бумагу, и он увидел, что на одну сторону листа что-то наклеено.

Это был коллаж, составленный из старых журнальных фотографий. Изображенные на нем манекенщицы щеголяли в нарядах, бывших в моде в 70-е годы. Некоторые детали отсутствовали, но те, которые остались, образовывали нечто вроде мозаики. Отдельные ее элементы не совпадали, вызывая ассоциации с расчлененной бумажной куклой. Наклеенные по верху страницы буквы самого разного размера и шрифтов складывались в слова:

ДОРОГОЙ ДЭННИ!

Я ВОЗВРАЩАЮСЬ ДОМОЙ.

ЖДИ МЕНЯ!

ЛЮБЛЮ.

ДЖУД.

Теплый ветерок ворвался во двор, и листок в его руках затрепетал. Маркхэм прислонился к стене и перечитал письмо. Лучи солнца уже заглядывали прямо в яму, которую он выкопал для себя самого, внимательно разглядывая все до единой пригоршни почвы, песка, сырой глины и наслоений брошенного мусора, покоившегося там так долго.