Сила взрыва оказалась опустошительной. Клара и все остальные выскочили через входную дверь и упали на землю за полицейскими машинами, которые стояли перед домом.

Взрывная волна прокатилась над ними, как дыхание грозного бога. Доски, кирпичи, мебель, оконные рамы и осколки стекла взметнулись вверх, словно при извержении вулкана. Стекловата из-под крыши дома теперь висела на ветках голых деревьев. Балки и обломки мебели засыпали размокшую от дождей землю в радиусе пятидесяти метров от дома. Вороны и другие птицы из окрестного леса в панике поднялись в воздух.

Облака на горизонте рассеялись, и последние лучи багрового заходящего солнца нерешительно пробились сквозь туман. С неба, как снег, сыпались частички пепла и пыль.

Безымянный убил себя сам. И мог прихватить на тот свет остальных. Поэтому он и оставил Андрию в подвале. Зачем убивать одного человека, если можно покончить сразу с десятком?

Роберт Ресслер объяснил разницу между серийными и массовыми убийцами.

Безымянный оказался и серийным, и массовым убийцей.

В ушах у Клары шумело, как после концерта группы хеви-метал.

Последние солнечные лучи освещали разрушенный дом, который теперь, после взрыва, напоминал дымящийся кратер в опаленной земле и одновременно лопнувший череп самоубийцы, который выстрелил себе в голову через рот. Обломки мебели висели на деревьях, как ошметки мозга на комнатной пальме.

Клара взглянула на Винтерфельда, который поднялся и неуверенно пошел к машине. Она увидела Фридриха, очки которого разбились, увидела Марка и Филиппа, которые потеряли шлемы, но все еще судорожно сжимали в руках винтовки.

А еще она увидела двух полицейских, которые передавали Андрию на попечение врачам скорой помощи и полицейским психологам после того, как вытащили бьющуюся в истерике девушку из обреченного на погибель дома.

— Все закончилось! — крикнул один из полицейских и потряс Андрию за плечи, но она только смотрела перед собой остекленевшими глазами. — Все закончилось. Он больше не сможет тебе ничего сделать. Его нет! Он мертв!

Клара поднялась, преодолевая боль в левой руке, которая безвольно свисала вниз. Она осторожно подошла к дому, огляделась по сторонам, взглянула на Андрию и на врачей, на заходящее солнце и наконец посмотрела на землю. Там лежало то, что Клара заметила краем глаза. И эта вещь практически не пострадала в огненном аду и в вихре хаоса мягко опустилась на землю.

Клара подняла ее.

Это оказался черно-белый снимок.

На нем — девочка примерно двенадцати лет. Светлые волосы заплетены в косы, большие глаза полны жизни и любопытства. На обратной стороне немного размытая надпись, сделанная старой авторучкой: «Элизабет, 1978».

Клара взглянула поверх черно-белой фотографии, окрашенной багряным отсветом умирающего солнца, на серые, дымящиеся руины дома.

На ее глазах блестели слезы.

Элизабет.

«Она немного похожа на Клаудию».

Клара, держа в дрожащей руке фотографию, медленно шла в направлении заходящего солнца, которое скрывалось за серо-черными тучами, предоставляя горизонт ночи. Она не хотела сейчас ни с кем говорить.

Она еще раз взглянула на снимок, на живые глаза девочки, в которых было так много звенящего счастья.

И наконец расплакалась.

Элизабет и Клаудия.

Обе слишком рано ушли из жизни, над обеими совершили чудовищный акт насилия. Обеим мир взрослых запомнился лишь смертью. Но остались искренняя радость и любопытство, с которыми эти дети познавали жизнь, и воспоминания тех, кто продолжает жить. Жить в реальном мире. Мире из страха, боли, крови и смерти.

Снимок запечатлил красоту и несокрушимость, и все равно, что произошло на самом деле: Клаудия и Элизабет навсегда останутся детьми, в их душах навсегда поселился мир детства, и неважно, куда унесли их крылья смерти. И такими же они будут пребывать в воспоминаниях, которые остались в мире живых.

Прекрасными, невинными и несокрушимыми.

В сердцах всех, кто их любил.

Навечно.