Дождь все еще лил как из ведра, когда в 8. 30 Клара вошла в свой кабинет. Отчет судмедэкспертов лежал на столе, к нему прилагались фотографии Якоба Кюртена — как живого, так и с места преступления, где лежало его высохшее тело.
Клара, запинаясь, читала.
Речь шла о жуках. Энтомологи исследовали их пищеварительную систему и обнаружили там остатки ДНК Жасмин Петерс и Якоба Кюртена. Она тотчас же связалась со специалистом и поинтересовалась, почему в желудках жуков так долго хранилась ДНК.
— Из-за структуры экзоскелета этих насекомых некоторые белковые соединения перевариваются не сразу, — объяснил тот, — они откладываются в хитиновой оболочке под панцирем. Хитин же состоит из таких углеродных соединений, как ДНК. Это означает, что часть поглощенных углеродных соединений не переваривается полностью, а служит своего рода строительным материалом для хитинового панциря.
Клара завороженно стояла у окна, держа трубку в руке.
— Если повезет, — продолжал ученый, — ДНК будет еще в пригодном состоянии, и мы сможем ее расшифровать.
«С ума сойти, — подумала Клара, — жуки как мобильные хранилища ДНК!» Она на секунду задумалась: может, это шанс найти убийцу? Какая-то мысль крутилась в голове, но Клара никак не могла ее уловить и постаралась сконцентрироваться на отчете.
IT-специалисты выяснили, что Кюртен регистрировался на нескольких сайтах тематики «садо-мазо», снимался в качестве активного и пассивного партнера в низкобюджетном порно, участвовал в одном чате под псевдонимом «Зачумленный» и заразил СПИДом уже двенадцать человек.
«В конце концов, — подумала Клара, — он сам был чем-то вроде серийного убийцы. Просто нарвался на еще худшего убийцу, чем сам. Каждый черт когда-нибудь да повстречается со своим хозяином, как любит говорить Винтерфельд».
* * *
Пахло чаем «Earl Grey».
Мартин Фридрих поставил на стол чайник с горячим чаем и чашку с блюдцем, скривился и уставился в электронное письмо на компьютере, когда Клара постучала в открытую дверь кабинета на четвертом этаже.
— Присаживайтесь, сейчас я буду весь ваш, — сказал Фридрих и указал на стул.
Сегодня из-под его синей безрукавки выглядывал галстук цвета бургундского вина. Он щелкнул указательным пальцем по кнопке «Отправить», словно ястреб, который падает с высоты, чтобы поймать полевку, и Клара услышала, как компьютер издает какие-то шипящие звуки, отправляя электронное письмо. Фридрих выпрямился и откинулся назад.
— Н-да, — произнес он, скрестив руки на груди, — борьба добра со злом всегда больше приходится по вкусу злу. — Он наклонился и взглянул на копию следственного дела, которая лежала на столе. — Но если бы я и причислял себя к добрым силам, то не соврал бы, сказав, что тут есть над чем поработать. — Он снял очки и легонько постучал ими по столешнице. — Я полагал, что именно история с Оборотнем станет чем-то необычным, но она закончилась ровно неделю назад.
Клара с ужасом подумала, что Фридрих прав. Они взяли этого сумасшедшего только в прошлую пятницу — было море крови и куча костей, был расчлененный труп и еще один заложник, пока еще живой, но с бесчисленными травмами.
Клара застрелила преступника. Она взглянула злу в глаза, и Бернхард Требкен, прозванный Оборотнем, в тот миг, когда раздался тихий хлопок выстрела из пистолета с глушителем, получил билет в один конец, прямо в ад.
— А теперь появился этот тип, — прервал ее мысли Фридрих.
Его взгляд скользнул по распечатке письма, которое Клара получила вчера вечером.
— Безымянный… — Он приподнял брови и осторожно глотнул горячего чаю. — Я всегда сам готовлю себе чай, — сказал он. — «Earl Grey» отлично заваривается. А чай, который у вас там, — он ткнул пальцем на третий этаж, где была кухня, — это просто катастрофа. Такой чай, наверное, заваривают в каких-нибудь религиозных сектах типа «Аум Синрикё». Ну, вы знаете, эти фанатики провели еще газовую атаку в токийском метро в девяносто пятом. Послушников заставляли заваривать себе чай на воде, в которой совершал омовение главный гуру секты. — Он поднял чашку. — Поэтому — «Earl Grey»! Не желаете?
Клара улыбнулась и покачала головой. Она только что получила кофеиновое вливание, стоя у открытого окна рядом с Винтерфельдом. Такое количество кофе врач явно не одобрил бы, не говоря уже о виски и сигаретах.
— Спасибо, — сказала она. — Не в этот раз.
— Безымянный… — повторил Фридрих, очевидно, радуясь, что чайный вопрос решился в административном порядке: быстро и без претензий. — Везде и нигде. Всегда и никогда. Он появляется, только когда убивает.
— Как поезд метро, который выезжает на поверхность на Хоринерштрассе, — сравнила Клара. — Он всегда там, но становится видимым, только когда выходит наружу.
— Хорошее сравнение, — одобрил Фридрих и поочередно осмотрел два плаката, висевшие на стене за спиной Клары, постер с Титом и «Страшным судом» Микеланджело. — Роберт Ресслер как-то сказал, что обычный человек — это относится и к людям, составляющим портреты преступников, — никогда не сможет думать, как серийный убийца, иначе он был бы одним из них. Но можно примерить измазанные кровью башмаки этого монстра и немного побегать в них.
— И что бывает, когда вы надеваете эти башмаки? — спросила Клара, закидывая ногу на ногу. — Что вы тогда видите?
— Сначала я вижу разные типы серийных убийц. Есть те, что в слепом неистовстве стремятся удовлетворить какие-то страсти и делают это только для себя. Наш Оборотень был из таких. Я не верю, что женщины когда-нибудь добровольно занимались с ним сексом. Он либо насиловал их, либо платил деньги. То есть в большинстве случаев он или использовал их, или убивал.
— Я бы сказала, что к этому типу наш убийца не относится.
Безымянный казался Кларе дисциплинированным, обладающим холодным, садистским спокойствием, которое было еще страшнее, чем слепое неистовство Оборотня.
— Определенно не относится, — поддержал ее Фридрих и закусил дужку очков в роговой оправе. — И даже если все выглядит как сексуально мотивированное насилие, это только на первый взгляд. Даже если он убивает женщин и помещает в их влагалище сперму других жертв, чтобы оставить следствие в дураках и имитировать изнасилование, то в его выборе жертв — гомосексуальный садо-мазо фетишист и привлекательная женщина — есть что-то морализаторское, осуждающее и порицающее. Поэтому его способ совершения преступления — это коммуникация, а его невероятное терпение — полная противоположность влекомому похотью, дезорганизованному, спонтанному преступнику. — Он сделал паузу, словно подыскивал правильное слово. — Несмотря на сексуально обусловленную среду, в которой он подбирает жертву, например сайт знакомств или сайт для садомазохистов, в его поступках есть что-то глубоко…
— …асексуальное? — закончила Клара.
Фридрих кивнул.
— Оно! А это для серийных убийц крайне необычно. Вероятно, он считает сексуальность чем-то вроде недуга, чем-то грязным, болезненным — возможно, вследствие травматического опыта в детстве. — Он поправил бумаги на столе. — А это приводит нас к другой группе серийных убийц. Назовем их «педагогические» серийные убийцы, которые преподносят преступление как эпическую месть или истовую критику общества. Они хотят указать на то, что их больше всего волнует, но при этом не могут передавать послания напрямую, а подают вместе со своими преступлениями, чтобы самому не потерпеть неудачу.
— Очень странная форма воспитания, — сказала Клара. Она снова вспомнила ролик на компакт-диске, нож и рану на шее в миллиметр шириной, из которой спустя секунду потекла кровь — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
Фридрих кивнул и взялся за ручку, чтобы отрегулировать кресло по высоте.
— Возможно, это звучит дико, но все именно так и обстоит. Есть такие убийцы, их немного, но они все же есть. Вам известна история Чарльза Мэнсона и его банды «Хелтер-Скелтер», шестьдесят девятый год?
Клара кивнула.
— Менсон не хотел, чтобы все подумали, что это он и его так называемая «семья» убили Шэрон Тейт. Все должно было выглядеть так, словно это сделали черные. Черные, которые хотели задать этим rich pigs. Белые решат, что это сделали черные, и начнется гражданская война. Чарльз Мэнсон считал, что черные слишком глупы, чтобы самим начать гражданскую войну. Он предположил, что им понадобится предводитель. Своего рода вождь, который из анархии гражданской войны сотворит новый мировой порядок. И этим человеком должен был стать Чарльз Мэнсон. А кто же еще?
— Попахивает Третьим рейхом, — ответила Клара.
— И не только этим. — Фридрих потер рукой подбородок. — Мэнсон вообще был большим почитателем Адольфа Гитлера. Последнюю битву между черными и белыми, из которой черные под его предводительством выйдут победителями, Мэнсон называл «Хелтер-Скелтер». Своего рода Страшный суд.
Клара обернулась и бросила взгляд на репродукцию Микеланджело «Страшный суд». В Откровениях о Чарльзе Мэнсоне не говорится ни слова. И в нынешнем деле тоже ничего нет.
— А как связан Чарльз Мэнсон с нашим убийцей?
— Больше, чем вы думаете, — заявил Фридрих. — В обоих случаях речь идет не о сексе, а о власти.
— Если речь идет о сексе, то в большинстве случаев и о власти, — заметила Клара. — Доминирование, подчинение… Многие мечтают находиться у кого-нибудь в подчинении.
— Правильно, но тогда секс — средство достижения власти, инструмент. В случае с Мэнсоном и нашим убийцей все несколько иначе. У этих двоих есть нечто большее, чем насущное удовлетворение.
Он надел очки, и на Клару уставилась пара цепких глаз. Она поймала себя на том, что нервно ерзает на стуле.
Фридрих продолжал:
— Мэнсон использовал убийства «Хелтер-Скелтер» как средство общения. Этим он хотел сказать белым: «Посмотрите, что сделали злые черные». А наш убийца, — Мартин откинулся назад, — убивает сразу двух зайцев. Он предоставляет отчет о проделанной работе. Он напоминает кошку, которая постоянно приносит хозяйке пойманных мышей, выкладывая их на террасе, — хочет она того или нет.
— Постоянно? — переспросила Клара. — Значит, будут еще?
— Ручаюсь, — заверил Фридрих, — как бы печально это ни звучало. Все больше и больше мертвых мышей. Словно он хочет заслужить за это похвалу.
— Похвалу?
Фридрих кивнул.
— Он ведь знает, что вы видели кое-что из его работы. Возможно, он знает о деле Оборотня, даже если вы и не распространялись о нем на публике. Но наш клиент не кажется глупым. Он понимает, что должен предоставлять некоторые материалы такому человеку, как вы. — Он мельком взглянул в окно. — Кто хочет развлекаться с Николь Кидман, должен предложить нечто большее, чем чизбургер и баночное пиво. Наш убийца хочет предложить вам нечто большее. — Он прищурился.
«Отличное сравнение», — подумала Клара.
— И у него получается, — продолжил Фридрих. — Сначала он шокирует вас ужасным видеороликом. Второй шок следует сразу за первым: убийство произошло полгода назад! Значит, и вы, и полиция шесть месяцев бездействовали. Скажем честно: если бы убийца сам не сообщил нам, мы бы так ничего об этом и не узнали, пожалуй, еще с полгода. Потом он попытался загладить свою вину. Он дает вам почувствовать, что вы знаете больше и на один шаг впереди убийцы. Чувство триумфа говорит вам: «Ура! Мы нашли убийцу. Это Якоб Кюртен. Мы знаем, где он живет, и теперь его повяжем». Этим он хотел оживить вашу волю к победе, хотел увидеть в вас не обычного противника, а прежде всего спарринг-партнера.
У Клары мороз пошел по коже.
— Значит, он делает из меня своего рода соучастницу?
Фридрих невозмутимо кивнул.
— Ага. Одновременно он хочет завоевать авторитет в ваших глазах. Ведь мы обладаем властью. Истинной властью, которой не нужна никакая сексуальность. — Он пожал плечами.
Клара сидела на краешке стула и внимательно слушала.
— И пока вы ведете себя заносчиво и недооцениваете его, он с помощью скальпеля доказывает, что вы не правы и что он обводит вас вокруг пальца. Ведь тот, кого вы считали убийцей, на самом деле тоже жертва.
Клара вздохнула. Разговор был интересный, но напряженный. Прежде всего потому, что ей все время чудилось, будто Фридрих наряду с убийцей сканирует и ее.
— Почему он это делает?
Фридрих снова едва прикоснулся к чашке с чаем, который, собственно, уже не мог быть настолько горячим, и перелистал документы.
— Вспомните, — сказал он, — жертва вынуждена была произнести текст: «Я не первая, и я не последняя» и «Я уже мертва, но хаос продолжается». Это словно пророчество или, назовем это так, объявление намерений. И… — Он сделал паузу, делая акцент на сказанном.
— И что? — спросила Клара.
— И тот факт, что жертву выпотрошили и мумифицировали… Что вы думаете на этот счет? — Он наклонился вперед и пристально посмотрел на нее. — Почему преступник сделал это?
— Вы же сами видели, — ответила Клара. — Чтобы трупы быстрее высохли и не распространяли запах разложения.
Вдруг в голове пронеслась какая-то мысль, как было недавно в ее кабинете, нечто очень важное, но Клара никак не могла сообразить, что именно.
— Чтобы трупы не пахли — это верно, — сказал Фридрих, снова откинувшись назад и сложив руки на груди. — Но есть еще один эффект, которого, возможно, убийца тоже добивался.
— Какой же?
— Он выпотрошил трупы, как мы успели убедиться…
Мартин поднялся и посмотрел на репродукцию фрески Микеланджело.
Клара проследила за его взглядом и увидела святого Варфоломея, с которого сняли кожу. В раю он держал в руках кожу как доказательство своих мучений.
Фридрих кивнул.
— Это святой Варфоломей со снятой кожей, на которой даже угадывается лицо. Впрочем, есть предположение, что это лицо самого Микеланджело, словно художник хотел опосредованным способом, с помощью Варфоломея, попасть в рай, не будучи мучеником. — Он указал на место, которое уже рассматривала Клара. — Как Варфоломей, несущий свою кожу, убийца забирал кровь и внутренности жертв с собой.
Он прошел в угол комнаты, к шкафу, на котором стояли докторская сумка и череп.
— Типичное жертвоприношение. Кровь и внутренности испокон веков приносились людьми в жертву богам. Некоторые органы, например печень, желудок и прежде всего сердце, имели особое значение. С помощью крови ритуально убитого, сожженной на алтаре, можно было вызывать пропащие души.
— Убийца-оккультист? — спросила Клара. — Заклинатель духов, сатанист? — Она не была уверена, что все это подходит к расчетливому, хладнокровному убийце.
— Не обязательно, — ответил Фридрих, — но есть вероятность, что он совершает убийства для кого-то. Съемка убийства, прощание жертвы, кровь и внутренности, которые он забирает с собой… Может быть, для Бога, может, для Сатаны, а может, и для кого-нибудь другого.
Клара, краем уха слушая Фридриха, судорожно пыталась ухватить мысль, которая промелькнула в голове и исчезла.
— Но почему именно мне? — спросила она. — Почему я?
Фридрих снова подошел к столу и взял красную папку с делом.
— Я знаю вашу историю, — сказал он. — Я знаю, что случилось с вашей сестрой. И учитывая все то, что вы проделали за время работы в полиции… Убийство сестры педофилом нанесло вам значительную травму. — Он постучал пальцем по папке. — И вы все еще ощущаете вину за это, не так ли?
Клара почувствовала, как сердце забилось чаще, и сжала кулаки.
— Вы полагаете, что он тоже считает себя виноватым? От этого и жертвоприношения? Внутренности и кровь? Но в чем он себя винит?
— Возможно, это всего лишь домыслы, — ответил Фридрих. — К сожалению, у нас нет никакой информации об убийце, нет даже намека, откуда он появился и каково его прошлое. Но, возможно, он убивает женщин, забирает с собой кровь и внутренности по схожей причине. Ведь вы после гибели сестры решили выслеживать серийных убийц.
— Вы сравниваете меня с убийцей?! — возмущенно воскликнула Клара и встала. Ее руки вспотели и дрожали.
— Да, косвенно. — Фридрих расплылся в дружеской улыбке. Никто бы и не догадался, в какие темные глубины уже заглянули его глаза. — Он убивает женщин, чтобы загладить вину. Вы — убийц, чтобы загладить вину.
Клара скрестила руки на груди, словно хотела защититься от этого шокирующего высказывания.
— Вы считаете, что можно сравнивать меня и убийцу?
Фридрих пожал плечами.
— Не можно, а нужно.
Клара хотела в бешенстве выбежать из комнаты, как вдруг ухватилась за давно вертевшуюся в голове мысль. Внезапно она стала четкой и понятной.
— Жуки! — воскликнула она.
— Что? — озадаченно переспросил Фридрих.
Клара уже забыла о гневе.
— Вы сказали, что убийца хочет загладить вину — точно так же, как хочу это сделать я. И проблема в том, что у нас нет ни единой зацепки, кто этот убийца на самом деле. Так?
— Так, — кивнул Фридрих.
— И он приказывает жертве что-то говорить. — Клара ходила по комнате, отчаянно пытаясь не потерять мысль. — Он велел Жасмин сказать, что она не первая и не последняя. — Теперь она сверлила Фридриха взглядом. — Первая! Первая!
Казалось, он понял, что Клара хочет сказать.
— Вы считаете, что свою первую жертву…
— Именно. Скорее всего, он ее тоже мумифицировал. — Взгляд Клары беспокойно метался по кабинету. — Может быть, даже с помощью тех же самых жуков. Зависит от того, как давно совершено преступление.
Фридрих залпом допил чай и покачал головой.
— Вполне возможно, коллега! Как бы там ни было, у нас есть ниточка.
Клара продолжала:
— Судмедэксперты должны сразу же проанализировать биоматериал всех жуков. Если мы обнаружим в нем какую-то ДНК, кроме Жасмин Петерс и Якоба Кюртена, то этот след может привести нас к другим жертвам, а может, даже и к первой.
Фридрих наморщил лоб.
— Допустимо, однако вероятность ничтожна. Но если нет ничего другого, что вывело бы нас на первую жертву, то выбора не остается. — Он взял телефон. — А первая жертва важна. Первое убийство — это как первый секс. — Он набрал номер отдела судебной медицины. — Его никто не забывает. И любой убийца все время возвращается к месту первого преступления. Или к своему первому трупу.