Когда Клара не знала, как поступить, она молилась. Просила о ясности ума, о силе и выдержке. Просила больше силы, чем у нее было.
Она стояла на коленях в маленькой часовне больницы, глядя на алтарь с распятым Иисусом, и ей казалось, что из его ран сочится кровь. Возможно, это просто издержки профессии, ведь всякая инсценировка жестокости и смерти являлась для нее чем-то реальным.
Вероятно, это также был знак. Очевидно, кровоточила она сама. Возможно, она должна была умереть, как Иисус, чтобы воскреснуть новой Кларой, еще сильнее прежней.
Разговор с медсестрой и Винтерфельдом отвлек ее на короткое время, но теперь воспоминания нахлынули снова.
Клара все еще дрожала, несмотря на успокоительное, и старалась не расплакаться, но перед глазами стояла фотография надгробного камня. Мысль о том, что это чудовище — Инго М. — стояло рядом с ней на похоронах, терзала ее. Он не только изнасиловал и убил ее сестру, он не давал ей покоя и после смерти.
Она так сильно сжала ладони в молитве, что побелели костяшки пальцев, а руки, казалось, слились в единый кулак, которым она хотела размозжить череп Безымянному.
«Ты ненавидишь Безымянного, но Инго М. ты ненавидишь еще больше, так ведь? — спрашивала она себя. — И если убийца, которого ты хотела поймать, уже мертв, ты должна поймать того, кто еще жив».
Клара должна была признаться себе: не смерти молодых женщин стали причиной того, что она хочет поймать Безымянного. А все из-за того, что Безымянный убил Инго М. Убил человека, за которым она гонялась всю жизнь. Убил человека, из-за которого она пошла работать в УУП, из-за которого жизнь ее превратилась в сплошной кошмар из чувства вины и самоотречения.
Клара ненавидела Безымянного, потому что он убил чудовище, которое она сама хотела прикончить, должна была убить, чтобы обрести покой.
Теперь она стояла на коленях в часовне больницы, была официально признана нетрудоспособной, и коллеги из УУП будут советоваться с Белльманом, сможет ли она работать дальше. Но Белльман еще тот упрямец. Возможно, он отстранил ее от дела, так что теперь кто-то другой поймает убийцу и спасет последнюю жертву.
«Этого не должно случиться! Ты должна довести все до конца, или тебе до самой смерти будет стыдно смотреть на себя в зеркало».
Она должна убедить всех, что она мастер своего дела. Она должна донести руководству, что дело, завязанное на чем-то личном, — это не негативный, а позитивный момент. Месть — как огонь. Дело чести. Один наносит удар, другой бьет в ответ. Так же сильно или еще сильнее. Но для этого нужна сила. Клара должна была пробудить свою силу и использовать ее. Силу убедить Белльмана.
Силу, с которой она победит душевную травму не за два года, а за два часа. Силу, которая заставит поверить в себя снова.
Она взглянула на распятие.
— Скажи, что я могу быть сильной, — прошептала она и закрыла глаза.
И постепенно картинка сформировалась. Картинка за прошедшие восемь дней. До сегодняшнего момента это был самый ужасный день в полицейской карьере Клары, но в конце был ее триумф.
Умереть и воскреснуть.
* * *
Картинка становилась все четче.
Клара лежала на полу. В шести метрах от лица Оборотня. Глаза потемнели от гнева.
Марк и Филипп дежурили на входе. Клара лежала на ковре. На перевернутом стуле перед ней покоилась снайперская винтовка «Хеклер и Кох PSG1», которую снял сотрудник опергруппы, после того как Оборотень сломал ему нос и чуть не вырвал гортань. Ее правый палец лежал на спусковом крючке, а точка лазерного целеуказателя уперлась в лоб психопата. В темноте его глаза блестели разрушительной энергией и светились почти так же ярко, как луч лазера.
Клара держала его на мушке. Но у него была заложница. Одна из двух женщин, которая еще оставалась жива.
Клара потом узнала, что случилось в квартире. Последняя жертва Оборотня. Они были лесбийской парой. То, что они наслаждались друг другом, а он остался неудовлетворенным, должно быть, и привело Бернхарда Требкена к чудовищной резне, жажде крови и разрушительной ярости. Он связал одну из женщин, вторую изнасиловал при ней несколько раз, а потом перерезал ей горло кухонным электроножом. Потом — снова на глазах у шокированной женщины — разрубил топором труп на куски.
Клара оценила дистанцию, которая разделяла охотника и добычу. В воздухе витал запах крови и смерти, который был ей хорошо знаком. Он пугал — запах страха, боли и внутренностей.
Запах зла.
Отрубленные конечности — ноги, руки и голова первой жертвы — лежали на ковре. Повсюду виднелись брызги крови.
Прямо перед Кларой валялся палец. Она заметила лак на ногте. Темно-фиолетовый с белыми блестками. «В салоне маникюр делала», — подумала она, но тут же отбросила эти мысли. Ее взгляд скользнул дальше: по окровавленному ковру, к ногам дрожащей заложницы, по правой руке Требкена с окровавленным электроножом и дальше, вверх, к темным глазам, полным ненависти, которые смотрели пронизывающе, в одну точку, словно глаза мертвеца.
Оборотень сидел на полу, женщина — рядом с ним. Руки связаны, рот заклеен скотчем. Левой рукой он вцепился ей в волосы и жестоко тянул голову назад, прижимая лезвие ножа к горлу и держа палец на кнопке. У женщины по ногам текла кровь из многочисленных ран, которые Требкен нанес, показывая, что играет всерьез.
— Опусти оружие, шлюха, — крикнул он Кларе, — или я отрежу ей голову!
Он сильнее прижал нож к горлу смертельно бледной женщины. Клара пыталась привлечь внимание заложницы.
«Смотри на меня, только не на этого монстра. Смотри на меня».
И женщина взглянула на нее. Доверия, надежды и веры в ее глазах не было.
— Бросьте нож, Требкен, и с вами ничего не случится! — выкрикнула Клара.
Оборотень презрительно сплюнул и еще сильнее прижал лезвие к горлу дрожащей женщины.
— От…бись, кусок говна! Исчезни, или я прикончу эту дрянь! — Слюна стекала из уголка его рта. Дрожь жертвы передавалась ему, и нити слюны причудливыми змейками капали на пол. — Сваливай, или я башку ей отрежу!
Клара задумалась.
Одно движение его пальца, и женщина будет мертва, изойдет кровью меньше чем за пять секунд.
Ситуация казалась безвыходной.
Но это были мгновения, в которые Клара ясно понимала, почему выбрала именно эту профессию. Здесь случались экстремальные ситуации, в которых она находила силы и уверенность принимать правильное решение. Единственно правильное.
— Так дело не пойдет, — сказала она, и ее голосом словно говорил кто-то другой. — Я тебе расскажу, что будет. Я нажму на курок, и пуля, вылетев со скоростью семьсот метров в секунду, пробьет твой лоб и превратит мозг в липкую красно-серую массу. За долю секунды ты будешь мертв от основания черепа до пяток. Ты даже не поймешь, что произойдет. Твой палец на ноже будет не лучше, чем вот этот… — Она кивнула в сторону отрубленного пальца, который лежал перед ней, с фиолетовым лаком и белыми блестками. — Как тебе это понравится?
Время, казалось, остановилось. Все происходило, как в замедленной съемке, словно мотор реальности переключился на пониженную передачу.
Для Клары все происходило нереально, вяло и медленно.
Оборотень закричал и вскочил, потянув за собой женщину. Слюна брызнула из его рта и блеснула в луче целеуказателя.
— От…бись, ты шл…
Дальше он произнести не смог, потому что в тот момент раздался приглушенный хлопок выстрела из «Хеклер и Кох». Нечто металлическое пронеслось по комнате, как серая мгла, и на месте, где на лбу Вервольфа только что стояла красная точка целеуказателя, оказалась большая дыра. Его глаза стали как у статуи, в них появились удивление и пустота, и в тот же момент его мозг взорвался. Одну-две секунды он стоял, по-прежнему вцепившись одной рукой в волосы жертвы, а в другой держа нож. На белую стену брызнули частички мозга и осколки черепа, образовав позади него демонический нимб. Потом его взгляд наконец потух. Оборотень повалился назад, и, глухо чвакнув, его раздробленный затылок ударился об пол.
— Попала, — выдохнула Клара.
* * *
Она открыла глаза.
Она все еще видела распятие. Руки, ноги, кровь.
Наверное, это было так.
Наверное, она все время должна идти сквозь этот ад из страха, крови и слез, чтобы в конце побеждать.
Наверное, боль — единственный пропуск к победе.
Но ее сомнения исчезли.
Было лишь два варианта: либо умрет Безымянный, либо она.
Больше ничего.
Клара поднялась. Она еще слегка пошатывалась, но ее глаза были полны железной ясности, когда она в последний раз взглянула на распятие, как на лазерный целеуказатель.
«Безымянный», — подумала она.
— Я найду его, — тихо произнесла Клара, выходя из часовни. — И я убью его.