Тем же вечером Зи поспешно спускалась по задней лестнице своего дома, направляясь на кухню. Она получила сообщение от Гэбби о новом видении, насчет Лили и могилы ее дочери, и несколько часов спустя это по-прежнему ее беспокоило.

Обычно вся группа несколько раз за день обменивалась сообщениями. Иногда переписка была смешной, как, например, тогда, когда Сабрина больше часа убеждала их, что Тупак попросил ее раскрыть его убийство. Иногда содержала просьбы о помощи, например, когда Джастин попросил Зи подслушать вопросы к тесту по английской литературе на следующей неделе. А иногда действительно касалась расследования – вот, например, о дочери Лили.

Почему Патриция сочла, что «пропащим» не нужно о ней знать? Совершенно невозможно, чтобы Нэш и Патриция решили, будто это неважно для расследования. Что если Лили ходила в группу поддержки для родителей, потерявших детей, и именно там Девон выследил ее? Что еще Патриция и Нэш скрывали от них? Как они должны работать над делом, если их держат в неведении?

Зи знала, что склонна видеть в событиях больше скрытого смысла, чем другие. Когда ей было четыре года, ее первый психиатр сказал родителям, что у нее проблемы с доверием к властным фигурам, – и потом это повторял каждый следующий психиатр. Но Зи никогда не видела в этом проблемы. Ведь это же совершенно правильно – подвергать сомнению авторитет людей, которым ты должна доверять только потому, что они старше. Ее парализующая депрессия, может, и рассеялась под воздействием сыворотки, но она по-прежнему считала, что доверие нужно заслужить. А Патриция и Нэш еще не заслужили его…

Зи готова была признать, что поступила неправильно, предложив самостоятельно пойти в квартиру Девона, но видение Гэбби о кладбище стало убедительным подтверждением того, что Патриция соврала им. Почему это беспокоило только Зи? Все пятеро постоянно перекидывались сообщениями после того, как Гэбби написала им о своем видении, и общее мнение (за исключением Зи) было таково, что у Патриции могут быть важные причины, по которым она не упомянула о дочери Лили. Джастин даже написал перед своим матчем: «Зи, не превращай это в квартиру Девона 2». Лишь Эндрю отчасти поддерживал ее, но это в основном объяснялось тем, что ему нравилось изображать «адвоката дьявола» – однажды он сказал им, что так он упражняет свой суперум. Самое большее, что она могла сделать, – убедить их поднять этот вопрос на завтрашней встрече в «Цитологии».

В животе у Зи заурчало, и не обратить на это внимания было невозможно. Когда она дошла до конца лестницы, внизу уже стоял Скотт, а из кухни доносились сердитые голоса родителей.

– Что ты делаешь? – спросила Зи.

– Тсс, – ответил он. – Я пытаюсь подслушать, как долго будет продолжаться эта схватка, чтобы потом попросить у папы ключи от «бентли». Если он будет не в духе, может и отказать.

Зи не стала утруждать себя и спрашивать Скотта о том, почему его «порше кайенн» не подойдет для сегодняшнего вечера. Она предположила, что он хочет произвести впечатление на девушку.

– Но я лишь говорю, что это незаконно! – воскликнула Николь.

– Что незаконно? – шепотом спросила Зи у Скотта.

– Она постоянно видит, как какой-то человек то проезжает мимо, то сидит в своем фургоне прямо рядом с домом. Она думает, это один из репортеров в поисках новой точки зрения на дело.

Неудивительно, что ее мать на взводе. В ту секунду, когда отец Зи оказался в списке главных подозреваемых по делу Лили Карпентер, Николь восприняла это как угрозу ее социальному статусу. Первое, о чем она спросила Стивена, – не собирается ли полиция заморозить их счета или закрыть их черную карту American Express.

Зи никогда и никому в этом не призналась бы, но когда она впервые услышала об убийстве, ей показалось, что отец и правда может быть с этим связан, если учитывать ту громкую ссору, которая произошла между ним и Лили в день перед убийством. Все остальные жители того района, где Стивен планировал снести дома, чтобы построить свой новый жилой комплекс, без особого сопротивления приняли предложенную им щедрую плату за выкуп земли. Но Лили отказалась продавать свою хижину. Несколько рабочих со стройки сообщили в своих заявлениях в полицию, что Лили сказала, будто продаст хижину «только через свой труп», а Стивен сердито ответил: «Не искушайте меня».

Ничто не сердило его так сильно, как люди, встававшие на пути к заключению перспективной сделки. Зи не думала, что он способен на пытки и убийство, но она не отказала бы ему в способности нанять кого-то, кто это сделает. Теперь, когда она знала, что убийство Лили было связано с сывороткой, а не с землей, на которой та жила, она почувствовала приступ угрызений совести за свои прошлые подозрения.

– А ты не подумала, что это и меня бесит? Они написали пять лживых репортажей обо мне! Пять! – пролаял Стивен. – У меня есть инвесторы из России, которые отзовут свои средства, если только пронюхают об этом. Но тут мои руки связаны.

– Это же, по сути, преследование.

– Лучше постой тут немного, – сказала Зи Скотту, неспешно входя в кухню.

Родители не заметили ее присутствия. Николь сидела в кресле, опустив голову на кухонный стол, будто несла на плечах тяжесть всего мира.

– Я просто не понимаю, почему они по-прежнему оскорбляют нас таким образом.

– Потому что какой-то либеральный козел в той газете ненавидит всех, у кого есть деньги, и не даст скандалу утихнуть, – отрезал Стивен. – Может, собирается выиграть Пулитцеровскую премию со своими жалкими журналистскими потугами.

На лбу Стивена пульсировала жилка, казалось, она вот-вот взорвется. На долю секунды Зи задумалась: может, он знает что-то, чего не рассказывает полицейским?

Потом она вспомнила мысль матери, которую подслушала вчера. Николь понятия не имела, где Стивен находился прошлой ночью и что было у него на уме.

Это может оказаться чем-то вполне невинным. Кто знает, какие свои дела в нерабочее время отец скрывал от матери? Его исчезновение из виду на несколько часов, еще не означало, что он скрывал что-то об убийстве Лили.

– Если тот человек подойдет к воротам, я с ним поговорю, – сказал Стивен, набирая что-то в своем телефоне. – Но я ничего не могу сделать, пока он сидит там в своем фургоне. Я его даже не видел.

Николь презрительно усмехнулась.

– А я видела. Несколько раз.

Зи уже хотела уйти, забрав остатки пиццы, но внезапно замерла на месте.

Фургон.

– Какого цвета он был, мама?

Николь посмотрела на Зи, будто совершенно забыла, что ее дочь тоже присутствует в кухне.

– Какого цвета было что?

– Фургон.

– Белый, я думаю.

Белый фургон проезжал мимо дома несколько раз в день? Мог ли это быть Нэш? Он старался держать их под контролем? Это объяснение казалось более логичным, чем репортер, проезжающий мимо каждые несколько часов.

– Он не попал на камеры? – спросила Зи. У них была продуманная система безопасности с несколькими камерами, расставленными по периметру дома. Первое, что делал папа каждый раз, когда они переезжали на новое место, – это устанавливал такую систему.

Мама бросила на нее раздраженный взгляд.

– Нет. Он словно знает, где они находятся. А когда я подъезжала к воротам прошлым вечером, он стоял там, но испарился за секунду, увидев меня.

– Ты не запомнила, как он выглядит?

– У него темные волосы. Может, ему за двадцать или за тридцать, но он уехал так быстро, что все это очень смутно.

Это точно Нэш. Зи ощутила недовольство от вторжения в ее личное пространство. Даже если это ради ее так называемой безопасности, Нэш мог, по крайней мере, сказать, что наблюдает за ними. Она бы, может, и не стала беспокоиться из-за этого так сильно, если бы все это не случилось одновременно – сначала дочь Лили, потом это. Эти мелкие детали, о которых Патриция и Нэш последовательно умалчивали, заставляли ее нервничать.

Каждой клеточкой своего тела Зи хотела раскрыть это дело. Она понимала, какой разрушительной может быть сыворотка, если попадет не в те руки, и последние несколько дней постоянно проверяла новости на телефоне, опасаясь того, что может увидеть. Что может произойти необъяснимое массовое убийство или атака террористов, и только тем, кто связан с этим делом, будет совершенно ясно – вина лежит на тех, кто украл сыворотку.

Но не только страх толкал ее вперед.

Когда все это начиналось, Зи спросила у Патриции, заставят ли их принять антидот, если они раскроют дело. Патриция ответила, что они решат сами – это будет их собственный выбор. Но Зи не догадалась спросить, что произойдет, если они не раскроют дело? Чей выбор будет иметь значение тогда? Может, они избавят ее от новообретенных способностей, и она, проснувшись на следующий день, снова будет ощущать только мрак и депрессию? И Зи не была уверена, что хочет услышать ответ на этот вопрос.

Она поднялась обратно в свою комнату, пытаясь решить, стоит ли сообщать остальным о фургоне. Они уже и без того пришли к выводу, что Зи придает слишком большое значение видению Гэбби, так что, может, лучше подождать. Когда через час ее телефон запищал, она прочла сообщение от Нэша и утвердилась в своем решении.

Напоминаю о встрече завтра в 8 утра.

Тогда она и расскажет о том, как Нэш следил за ней. Так или иначе она добьется правды от Патриции и Нэша. И потом, разве Нэшу на самом деле нужно было рассылать напоминание? Как будто кто-то из них мог забыть о встрече, на которой они будут обсуждать, как остановить убийцу-психопата и спасти этот долбаный мир.