Он чувствовал себя почти в безопасности, затерявшись в потоке людей, выходивших из кинотеатра.

Толпа медленно плыла по залитой мигающим светом неоновых реклам фешенебельной Курфюрстендамм.

Человек старался подольше задержаться в тесной толпе, но вот она мало-помалу стала редеть и рассеиваться, тогда он заторопился к Уландштрассе, свернул направо, пересек мостовую и, держась неосвещенной стороны улицы, пошел дальше.

«Еще немного, — думал он, — и я буду в машине. Номерной знак забрызган грязью, так что никто его не разберет. Если мне удастся проскочить незамеченным, я вскоре буду в Темпельгофе. Самолет уходит через сорок минут. Два месяца ь Цюрихе, недели две в Париже — и они потеряют мой след».

Он нервно пошарил в кармане плаща, отыскивая ключ от автомашины. Его «фольксваген» был уже совсем рядом, серый от пыли, освещенный сверху уличным фонарем.

Пройдя последние метры почти бегом, неизвестный схватился за ручку дверцы и стал открывать замок. Он не обратил внимания на то, что позади него бесшумно вывернулся черный «бьюик», — проехав немного, он свернул вправо и резко остановился перед «фольксвагеном», загораживая ему дорогу.

Из темного кузова выскочили две фигуры и крепко схватили мужчину за руки. Вскрикнув от неожиданности, тот стал отчаянно вырываться. На противоположной стороне улицы остановились несколько прохожих.

— Бандиты! — истерически закричала какая-то женщина. Ее спутник торопливо прикрыл ей рот ладонью и стал успокаивать.

Услышав крики и возню, на улице появился полицейский. Когда он увидел, что двое силой вталкивают кого-то в черный «бьюик», он поспешил туда, на ходу вынимая свой свисток.

Пронзительная трель заметалась между мрачными, молчащими стенами домов.

— Стой!

Сидевший за рулем «бьюика» рослый широкоплечий мужчина в оливково-зеленой форме недовольно повернулся к полисмену и ткнул ему какое-то раскрытое удостоверение.

— О’кей? — спросил он. Лицо его было абсолютно безразличным, — видимо, эта проверка никакого впечатления на него не произвела.

С заднего сиденья машины доносился приглушенный стон.

— Все в порядке! — полицейский приложил пальцы к козырьку и плотно сжал губы.

Сидевший за рулем неприветливо ответил, завел мотор, и черный «бьюик» понесся в темноту.

— Проходите, проходите! Прошу не скапливаться! — обратился полицейский к прохожим.

Возле столпившейся кучки зевак с визгом затормозил полицейский фургон, вызванный по свистку полицейского. Водитель открыл дверцу, чтобы узнать, что здесь произошло. Полицейский влез в кабину.

— Си-Ай-Си, — тихо пояснил он. — Они сцапали какого-то парня. Я ничего не смог сделать.

 

I

Элегантная вилла располагалась в глубине густого сада, за которым по-прежнему тщательно ухаживали. Лишь на месте ранее блестевшей на воротах медной таблички с именем владельца теперь виднелся пустой четырехугольник.

Почтальон, проходивший каждое утро по тихой Далемерштрассе, бросал косой взгляд в сторону здания, прятавшегося в темной листве деревьев.

Уже с год ему не приходилось приподнимать крышку почтового ящика, сиротливо висевшего на воротах сада, и опускать туда письма; уже больше года прошло с тех пор, как здесь обосновался майор Эдгар Батлер, шеф американского отдела Си-Ай-Си в Западном Берлине.

Батлер был рослый, грузный, даже мешковатый мужчина, лет сорока пяти. Темные, в роговой оправе очки дополняли его респектабельный облик коммерсанта солидной, процветающей фирмы.

Его кабинет находился на первом этаже виллы и был обставлен мебелью армейского образца. Стальной хромированный письменный стол. Несколько кресел из хромированной стали. Еще один, маленький, столик тоже был хромирован. Над письменным столом, чуть сзади него, свисал звездно-полосатый американский флаг. От бьющего в окна кабинета яркого солнечного света защищали плотные шторы. Сквозь них едва пробивались солнечные лучи. При надобности опускались жалюзи, и комната погружалась в мрак.

Помещение производило такой же холодно-официальный вид, как серебряная пятидолларовая монета.

Майор Батлер откинулся в своем вращающемся кресле и внимательно разглядывал своего нового сотрудника лейтенанта Перси. Это был сухощавый, жилистый, сильный человек. На его кителе виднелись узкие ленточки высоких воинских наград, полученных на фронте.

— Человек — существо со слабым интеллектом. Он подчиняется только своим инстинктам, — произнес Батлер, охотно продолжая начатую в разговоре тему.

— А как тогда быть с душой? — осведомился Перси.

— Душа — это наши переживания, то есть вещь в общем маловажная.

— Тогда почему же мы заводим на наших агентов так называемые психологические карты, если то, что вы назвали душой, так ничтожно?

Батлер снисходительно улыбнулся:

— Под влиянием осознанных и неосознанных внутренних переживаний вырабатываются определенные реакции человека. Их мы и заносим в карту. Для секретной службы очень важно знать, даже заранее предугадать и рассчитать все реакции интересующих нас людей. Это один из факторов надежности в работе нашей системы.

— Сложное это дело, — Перси со вздохом вынул из нагрудного кармана пачку сигарет. — Я всегда был только войсковым офицером. Там, в армии, проще. И вообще, почему меня направили служить именно сюда?

— Потому что составленную на вас психологическую карту мы тоже детально изучили и пришли к выводу: вы нам подходите. Для нашего «мозгового треста» нужно ваше хладнокровие и идеальное исполнение задуманных нами операций. Вы не загружены излишним балластом психологических знаний и действуете без предубеждений. Ваши действия помогут нам вызвать у других людей нужные нам реакции.

На лице лейтенанта появилась недовольная мина.

— Видимо, для вас я представляю разновидность некоего радиоуправляемого робота, которого в нужный момент вы можете направить и сблизить с другим роботом, чтобы выяснить конструктивные особенности того?

— Бог мой! Да вы еще, оказывается, способны фантазировать, лейтенант! — с насмешкой воскликнул Батлер, несмотря на то что заметил обиду Перси.

Лейтенант удержался от ответа.

— Теперь я точно знаю, что за этим последует, — уверенно сказал Батлер, бросив испытующий взгляд на офицера.

— В самом деле?

— Вы захотите попросить меня о переводе вас обратно в свою часть.

— Так точно, сэр!

Батлер заговорил не сразу. Он не торопился с ответом, делая вид, что должен сначала его хорошо обдумать, и одновременно наслаждаясь плохо скрываемым волнением лейтенанта.

Но вот его взгляд стал жестким. Облокотясь на край стола, Батлер произнес:

— Наша Си-Ай-Си наряду с Си-Ай-Ди и Ми-Ай-Ди  — одно из важнейших и устрашающих формирований американской армии. Из-за особого положения Западного Берлина ее значение вырастает во много раз. Мы работаем здесь не только как военные, но прежде всего как политики. Служить у нас — особая честь. Поэтому, само собой разумеется, ваша просьба отклоняется.

Услышав это, лейтенант застыл в кресле. Он решил не сдавать так сразу свои позиции. Так он и сказал майору, что служить в Си-Ай-Си ему не нравится, что он хочет для себя независимой жизни, в которую никто не мог бы вмешиваться, личного счастья, любви, любимых вещей, наконец.

— Как все это романтично! — перебил его Батлер. — Но сделать человека счастливым не входило в планы создателя. Человечество состоит из психопатов, истеричных неврастеников. Для обуздания их пробуждающихся время от времени кровожадных инстинктов служат так называемые законы. Хотя, конечно, человечество не так низко пало, как нам иногда представляется, но оно никогда так высоко не поднималось, как нам хотелось бы.

— Один вопрос, сэр!.. Если бы у вас в руках оказалась сила, способная уничтожить весь мир, воспользовались бы вы ею?

Батлер спокойно взглянул на собеседника.

— Разумеется. Даже с величайшим удовольствием. Этот мир немногого стоит.

— Понятно, — удовлетворенно кивнул Перси.

— А я понял, что вы подумали обо мне, — иронически улыбаясь, произнес Батлер. — Вы принимаете меня за сумасшедшего.

Прежде чем Перси сообразил, что ответить, дверь распахнулась и в комнату вошел здоровенный широкоплечий штаб-сержант, тот самый водитель «бьюика».

— Донесения, сэр! — коротко доложил он, подходя к столу и выкладывая принесенные бумаги. — Здесь отчет нашего агента о вчерашнем заседании фракции социал-демократов в палате депутатов и протоколы допросов из лагерей для перебежчиков с понедельника до четверга…

— Что в них толкового? — остановил его Батлер.

— Немного. Важнее всего — сообщение одного служащего государственной железной дороги о воинских эшелонах русских. Но все сведения надо еще проверить. Вы, сэр, сами знаете, чего только эти деятели не нафантазируют, чтобы добиться политического признания… Это донесение о студенте из Лейпцига. Его можно было бы при удобном случае отослать обратно с заданием.

— Попытайтесь. Предоставьте это дело лейтенанту Бекеру.

Батлер произнес свое распоряжение таким тоном, что было трудно заключить, уверен ли он сам в успехе этой попытки. Он получал большое удовольствие, время от времени давая почувствовать подчиненным, что угадывает их мысли, но не любил, когда подчиненные сами подсказывали ему решение.

— Что еще?

— Письмо следственной комиссии свободных юристов…

— Наверное, просят денег, — зевая, произнес майор, даже не взглянув на конверт.

— Так точно, сэр. А это — донесения наших агентов «Ц-семнадцать» и «Ц-двадцать пять» из Праги.

Батлер колыхнулся. Сообщение заинтересовало его. Положив донесения перед собой, он нетерпеливо спросил сержанта:

— Самые важные происшествия?..

— Вчера вечером по приказу пятого отдела мы арестовали одного типа. Этот бродяга умудрился работать сразу на три разведки. Хотел дать тягу. Им занимается сейчас военная полиция. Я полагаю, что они его отучат делать глупости.

— Все ясно, — сказал майор.

Сержант козырнул и вышел из кабинета.

Батлер отодвинул оставшиеся бумаги в сторону и снова повернулся к Перси.

— Теперь с вами, лейтенант. Итак, вы предлагаете новенького?

— Так точно, сэр! Его зовут Зигфрид Паули. Друзья зовут его просто Сид. Ему тридцать семь лет, женат, детей нет. Две недели назад, вследствие мнимого банкротства своего шефа, он потерял выгодное место.

— Где он работал? — спросил Батлер.

— Редактором в одном частном агентстве печати. Вот его фото.

Батлер взял фотокарточку и стал внимательно разглядывать ее.

— Почему вы уверены, что этот человек подходит для нас?

— Он журналист, а значит, обладает достаточно гибким умом. Он связан с восточным сектором Берлина: иногда бывал там в пресс-клубе и был аккредитован на всех пресс-конференциях. Я объяснил ему, что мы нуждаемся в его помощи для обработки и оценки экономических сообщений из восточной зоны. После этого он согласился и поставил свою подпись.

— Так, значит, он совершенно не представляет, чем ему придется заниматься в действительности? — спросил Батлер.

— Об этом он еще не подозревает, — самодовольно усмехнулся Перси, но, заметив непроницаемое выражение лица шефа, сразу же стал серьезным и деловито закончил:

— Проба почерка уже находится у экспертов.

— Телосложение?

— Крепкое.

— Хобби?

— Автомобили. Имеет маленькую машину «шпортваген», пьет и курит умеренно, довольно счастлив в браке. Вот список его подруг за последние три года. Их не так много, но одна из них представляет особый интерес. Я подчеркнул ее имя и на обратной стороне листа добавил кое-какие комментарии.

Батлер пробежал глазами приписку и удовлетворенно хмыкнул. С нее можно будет начать, если с этим Паули у них появятся неожиданные затруднения.

— Он твердо запомнил, что даже со своей женой не должен говорить о связи с нами?

— Конечно, сэр!

— Вы дали ему денег?

— Так точно, сэр! Как обычно, тысячу марок. Расписку я приколол к акту.

Батлер встал.

— Сейчас я уезжаю. Позже проинформируйте меня о его жене, ее привычках и слабостях, а также о всех остальных его родственниках.

— Будет сделано, сэр! — отчеканил лейтенант, протягивая Батлеру плащ-пальто.

 

II

Дорис быстрыми шагами обошла маленькую гостиную, поправила цветы на столике у софы, полила карликовую каучуковую пальму, передвинула вправо одно из небольших мягких кресел в стиле модерн, поправила расшитую яркими узорами подушку — все в комнате встало на свое место. Тогда она, сама не замечая этого, стала передвигать кое-что во второй раз. И на часы она поглядывала очень часто, хотя хорошо знала, сколько сейчас времени.

«Почему же не идет Сид?» — с нетерпением думала она. Ужин ждал его уже целый час. Раньше, когда Сид опаздывал, он всегда звонил. Правда, несколько раз он забывал позвонить, но прежде это как-то не вызывало беспокойства.

С тех пор как Сид потерял место, Дорис стала вдвойне чувствительна к каждому нарушению ритма их прежде спокойной жизни и каждый раз видела в этом дурное предзнаменование.

Подойдя к окну, она взглянула на темнеющую улицу.

Начинался дождь. Сквозь полосы света от уличного фонаря струились серебристые капли. Голые мокрые ветки отливали черным лаком. Место под фонарем, куда Сид обычно ставил свой «шпортваген», пустовало.

«Почему он не пришел вовремя именно сегодня, когда он так нужен мне?»

Внезапно Дорис снова почувствовала головокружение. Фонарь за окном вдруг стал медленно покачиваться и удаляться. Она схватилась за ручку оконной рамы, колени ее, став мягкими, подкосились. Тошнота подкатывала к горлу.

Но вот фонарь вернулся на свое прежнее место и больше уже не двигался. Приступ миновал. Дорис слабо улыбнулась, проведя ладонью по взмокшему лбу. Дыхание ее еще не успокоилось, но она не испытывала страха. Сегодня вечером она скажет Сиду, что с ней происходит.

Он так ждал этого! Но обрадуется ли он теперь, когда у них появилось столько забот?..

Дорис выпрямилась. В эту минуту раздался звонок у входной двери. Обычно в это время к ним никто не приходил.

«Неужели с Сидом что-то произошло? Может, несчастный случай?» Дорис поспешила к двери. Узнав в пришедшем Винкельмана, коллегу ее мужа, она облегченно вздохнула.

— Я не хочу вас беспокоить, я ненадолго, — смущенно пробормотал Винкельман, — я только заглянул, чтобы кое-что спросить у Сида.

На минуту Дорис заколебалась, пригла^ шать ли столь позднего гостя остаться, но затем подумала, что, пожалуй, ей будет легче ждать Сида, и даже обрадовалась, что можно отвлечься от своих мыслей.

«Возможно, он что-нибудь узнал о работе для Сида», — подумала она, протягивая Винкельману вешалку для мокрого плаща.

Дорис провела его в комнату и предложила рюмку коньяку.

— Вы уже нашли себе новое место?

Винкельман покачал головой.

— Безнадежно искать работу здесь, в Берлине, да к тому же сейчас, незадолго до рождества. Ни одно издательство сейчас не возьмет новых редакторов, хотя бы из-за одних только наградных. А у Сида как, есть что-нибудь подходящее?

— Нет. Но до начала января мы сможем продержаться. Остались небольшие сбережения. А на днях мы должны получить деньги за ноябрь.

Винкельман удивленно посмотрел на Дорис и опустил недопитую рюмку.

— Ноябрьская получка?

— Да. Сид мне только вчера рассказал, что управляющий агентством обещал выдать неполученные деньги из распродажи имущества.

Винкельман хотел было возразить, но удержался.

«Могу ли я похищать у нее эту последнюю надежду, за которую она цепляется? Впереди ее ждет еще немало разочарований. Почему же тогда Сид солгал ей, в утешение, что ли?» — подумал он и воскликнул:

— Ах да! Конечно же, управляющий…

Дорис почувствовала, что Винкельман чего-то не договаривает.

— Прошу вас, скажите мне правду, — попросила она. — Здесь что-то не так, герр Винкельман.

Он растерянно посмотрел на нее.

— Ну да, по-видимому, Сид не хотел вас волновать напрасно, но он вам все расскажет. Нет никакого управляющего — ведь банкротство оказалось злостным. Все деловые бумаги конфискованы крипо. Перед своим бегством в Швейцарию шеф снял в банке деньги со всех счетов — и зарплату, и даже наградные. Мне, право, очень жаль, что я вынужден вас разочаровать.

— Значит, денег мы больше не получим? — спросила Дорис упавшим голосом.

— Нет.

Дорис испуганно взглянула на него и побледнела.

Винкельман встал. Ему было мучительно неприятно оттого, что он рассказал ей правду и тем самым вмешался в дела Сида. Он быстро попрощался, пообещав позвонить позднее.

Дверь за Винкельманом уже закрылась, а Дорис в раздумье все еще продолжала стоять перед ней. Затем она подошла к отливавшему светлым лаком книжному шкафу, достала с полки коробку из-под сигар и пересчитала хранившуюся в ней тоненькую стопку денег.

Всего было пятьсот марок. Этого едва хватило бы на уплату за квартиру и на очередные взносы за вещи, купленные в рассрочку. На оставшиеся деньги удастся прожить, возможно, дней десять. Ее внезапно охватил страх.

Она прошлась по своей маленькой гостиной.

Холодильник оплачен только наполовину. За стиральную машину оставалось внести еще четыре взноса. Износилось и требовало замены постельное белье. Сид обещал ей купить два гарнитура со своей ноябрьской получки. Цены на продукты медленно, но неуклонно повышались, а до рождественских дней оставалось меньше месяца.

«Рождество! — думала Дорис. — До недавнего времени оно было таким радостным для нас. В агентстве Сид зарабатывал почти тысячу марок, на них можно было жить. И вот все вдруг рухнуло. Сид не может найти работу, даже последняя получка пропала».

Дорис медленно скомкала и бросила в корзину для бумаг листок, на котором она записала, чтобы не забыть, какие покупки надо сделать к рождеству.

«Почему же все-таки не идет Сид?.. Нам надо поговорить, нужно что-то предпринять. Через две недели не останется ни одного пфеннига. Почему же он не сказал мне всей правды? Возможно, он боялся, что я буду просить его продать свою автомашину, без которой он жить не может». Тут она вспомнила, что «шпортваген» тоже еще не полностью оплачен. Его нельзя продать — можно только вернуть назад. Тогда владелец магазина возвратит им незначительную часть ранее внесенных денег.

Хлопнула входная дверь.

На этот раз — Сид. Он поздоровался с Дорис, беззаботно улыбаясь:

— Хэлло, моя маленькая! Извини за опоздание! Но что за кислое личико у тебя?.. Ах, ты считаешь деньги? Хорошее занятие! Взгляни сюда!.. — И он вынул из кармана запечатанную пачку банкнот. — Теперь все будет иначе. Только не забудь, пожалуйста, выдать мне карманные деньги.

Дорис, оцепенев, уставилась на пачку. В ней было не меньше тысячи марок.

— Что это за деньги? — спросила она чуть слышно.

— Как «что»? Моя ноябрьская получка. Сегодня утром управляющий выдал нам деньги. Почему же ты не рада?

— Потому что ты мне лжешь!

— Ты что, шутишь?..

Она взглянула на него. Его молодое, с еще сохранившимся юношеским румянцем лицо уже прорезали заметные морщины; мокрые от дождя волосы поблескивали. Несколько секунд он выдерживал ее взгляд, затем в его глазах появилось беспокойство, и он отвел их в сторону.

— Незадолго до твоего прихода к нам заходил Винкельман, — произнесла Дорис. — Я знаю, что нет никакого управляющего, и еще я знаю, что денег от агентства ты больше не получишь.

— Ну ладно, — смутившись, согласился он. — Я выиграл эти деньги в игорном доме на Кудамм.

— Ты играешь? — удивленно протянула она, и в ее голосе послышались угрожающие нотки. — На последние деньги?

— Что ты называешь последними деньгами? — Рассерженный, он прошелся по комнате. — Те деньги, которые лежат здесь, в твоей коробке? Я их не тронул. У меня была припрятана сотня марок, которой я и рисковал. Что бы я мог с ними сделать еще?

— Ты мог бы, например, внести очередной взнос за стиральную машину и холодильник.

— Но теперь у нас тысяча марок, и ты можешь внести десять таких взносов, — раздраженно бросил он в ответ, останавливаясь перед ней. — Каким образом оказался здесь этот идиот Винкельман? Денежные дела — это мои дела. Я обеспечиваю нашу семью.

— Нет! — тихо, но твердо ответила Дорис. — Это наше общее дело. Ты не виноват, что ваш шеф обманул вас всех. Это наша беда… До сих пор мы всегда решали все сообща. Я тоже думала, что нам делать. Завтра же я начну искать себе место и буду работать до тех пор, пока ты не найдешь себе подходящей работы. Место я буду искать попроще и, наверное, быстрее устроюсь. Как раз сейчас нужны стенографистки…

— Так, — возбужденно произнес Сид. — И ты будешь меня содержать, да? Содержать своего мужа-неудачника? Неудачник — всегда комичная и лишняя фигура. Я пока не хочу играть этой роли. Хотя рискую большим, чем сотня марок…

— Сид, прошу тебя, успокойся! — испуганно остановила его Дорис. Она еще никогда не видела его таким возбужденным.

— К черту! — продолжал бушевать он. — Ответь мне, наконец, рада ты этим деньгам или нет? Это же подарок неба. Мы снова живем!..

Он осекся, увидев, что Дорис, побледнев, начала оседать на пол.

— Что с тобой, любимая? — Он подхватил ее на руки. Тело ее обмякло. Глаза закрылись.

Сид поднял ее и заботливо уложил на софу. Ей стало лучше.

— Принести тебе чего-нибудь? — беспомощно спросил он. — Хочешь коньяку?

Она кивнула и попыталась улыбнуться.

— Сядь ко мне. Все уже прошло.

Он вернулся, неся бутылку и две рюмки.

Взгляд ее тем временем остановился на черной ленте и засохшем букетике траурных цветов, прикрепленных к углу рамки с портретом отца Сида.

«Ему тяжело, — подавленно думала Дорис. — Сначала смерть отца, а сейчас еще эта потеря места. Сказать ему обо всем?.. Нет, не сейчас».

Ей вспомнился отец Сида, высокий, сухопарый профессор. Голос у него был тихий, и жил он в мире своих научных идей. Тем более велико было удивление всех его друзей и родственников, когда несколько лет назад, вскоре после смерти своей первой жены, он женился на очень молодой и очень красивой блондинке с каким-то неясным прошлым. Добрые отношения между отцом и сыном были порваны.

Когда стало известно, что профессор Паули назвал в завещании свою вторую жену единственной наследницей, Сид отказался оспаривать в суде свое право на часть наследства.

«А деньги сейчас очень бы пригодились, — думала Дорис. — За это стоило взяться, но Сид категорически отказался что-либо предпринимать. Он слишком горд, чтобы отсуживать деньги у этой вертихвостки — ведь она похитила у него отца. Но, видимо, он недостаточно горд, если решил превратить нашу жизнь в карточную игру. Я должна ему как-то помочь. Надо сказать ему что-то хорошее, успокоить его».

Вопрос Сида вывел ее из задумчивости.

— Теперь ты лучше чувствуешь себя? — заботливо произнес он.

Она снова кивнула, потом произнесла:

— Ты знаешь, я рада этой тысяче марок. Но обещай мне, что ты больше не будешь играть… и что ты больше не будешь скрывать от меня правду.

— Я обещаю тебе это.

Он поцеловал ее.

— Что же теперь мы будем делать? — спросила она. — Ты не сможешь устроиться временно в какую-нибудь редакцию?

Он потянулся за сигаретами.

— У меня уже есть кое-что на примете: несколько — только несколько — репортажей мне обещали в одном месте. Это тоже деньги.

На мгновение ей снова показалось, что он и здесь чего-то не договаривает, но она устыдилась своей подозрительности, ведь Сид обещал ей больше не лгать.

— Это было бы отлично! А сколько платят за эти репортажи?

— После выхода по пятьсот — тысяче марок.

Она вздохнула, окончательно успокоившись. Сид снова казался ей таким же сильным и надежным, как прежде. Он всегда находил выход. И, пожалуй, не стоило устраивать ссору из-за этого выигрыша.

— Ты уже работаешь над ними? — спросила она тихо.

— Да, — успокоил он, нежно поглаживая ее руку.

 

III

Майор Батлер еще раз окинул взглядом подчиненных, сидевших полукругом перед его письменным столом.

Прямой как палка Перси уставился в воображаемую точку на противоположной стене. Рядом с ним, полусогнувшись в кресле, расположился невзрачный человек средних лет в штатском, его глаза беспокойно бегали по столу Батлера.

«Невыдержанный тип этот Мюллер», — с презрением подумал майор, переводя взгляд на сидящую в стороне единственную в группе женщину.

Эвелин была, как всегда, элегантна и холодна, лицо ее походило на маску.

«Хорошая актриса. И все же она такая же тварь, как и остальные. Для меня их черепные коробки прозрачны как стекло, — подумал про себя Батлер. — Я могу пускать их и останавливать, как шахматные часы. Я знаю, о чем они думают, что чувствуют. Знаю, как они ответят на то или иное мое слово или любое другое внешнее раздражение. Топливом для их «моторов» служит страх, это топливо они получают от меня. Все. Даже Перси. Все это очень просто».

Батлер выдвинул ящик стола и, вынув оттуда фото, протянул его молодой женщине.

— Пожалуйста, мисс Эвелин. Побеспокойтесь об этом молодом человеке. Его зовут Сид Паули. Чтобы познакомиться с ним поближе, мы дадим ему проверочное задание.

При этих словах он улыбнулся, но глаза его по-прежнему оставались холодными.

— Какое место вы предлагаете для встречи?

— Кафе «Бристоль». Какое будет у него задание?

— Мы ему скажем, что вы секретарь какого-нибудь видного деятеля, который интересует нас. Паули должен пристроиться к вам и попытаться выведать у вас по возможности все о вашей работе и шефе. Вам остается строить свои взаимоотношения с ним так, чтобы ему пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он узнает от вас «кое-что». После этого вы представите полный отчет о том, как вел себя Паули. Насколько нас интересуют подробности, даже самые мелкие, вам, надеюсь, напоминать не придется.

— Ясно. Я еще нужна вам?

— Нет, — ответил Батлер, — благодарю вас, мисс Эвелин.

Она тут же встала и вышла из комнаты.

— Мюллер!

Маленький человек вздрогнул и боязливо посмотрел на майора.

— Вы примете Паули в свою группу. О деталях вам позже сообщит лейтенант Перси.

— Есть, сэр!

— Можете идти!..

— Если Паули хоть раз переспит с Эвелин, нам удастся проникнуть в его психический лабиринт, — сказал Батлер, обращаясь к лейтенанту Перси, когда они остались одни.

— А вдруг он не захочет? — возразил, иронически усмехаясь, Перси. — Возможно, она не тот тип женщин, который ему нравится.

— Можете спокойно предоставить все мисс Эвелин, — холодно произнес Батлер. — Впрочем, мы никогда не полагаемся на волю случая. Мы, к счастью, располагаем еще целым набором выдающихся средств фармацевтической промышленности.

— Понимаю: любовь в виде пилюли, — лейтенант откровенно насмехался.

— Чистая случайность!.. — буркнул Батлер.

— Простите, что вы сказали?

— Что вы впервые хоть что-то поняли.

Лейтенант оскорбленно замолчал. Он начинал ненавидеть этого неуклюжего борова, с которым приходится держать ухо востро. Он никогда не обнаруживает своих чувств. Мозг его работает с холодной, пугающей методичностью, логикой и быстротой. Перси помимо ненависти почувствовал еще и страх.

«Забавно! — думал он, злясь на самого себя. — Ведь этот тип глубоко штатский человек, даже когда он надевает форму майора. Он никогда не был на фронте, не встречался лицом к лицу с противником и смертью. Стрелять он может только из-за угла. Он только выносит приговоры, а приводить их в исполнение поручает другим. Но со мной ему не удастся обращаться как вздумается!»

— Ин-те-рес-но!.. — среди полной тишины протянул Батлер.

— Что интересно? — раздраженно откликнулся Перси.

— Интересно смотреть на ваши глаза. Я думаю, что вам дьявольски не везет в игре в покер.

Лейтенанта окончательно разозлило это замечание. Он действительно был неважным игроком в покер.

— Я играю довольно прилично, почти всегда выигрываю. Откуда вы взяли, что я плохой игрок?

: — В ваших глазах можно прочесть, какие карты вы держите в руках и о чем думаете.

— Так вам удалось это сделать? — усмехнулся Перси. — Тогда расскажите мне, о чем я думал.

Батлер снял темные очки.

Напрягая свои нервы до предела, лейтенант пытался выдержать взгляд холодных серых глаз Батлера.

— Всегда, когда вы думаете обо мне, — начал, недобро усмехаясь, майор, — не забывайте об одном: что у вас нет ни единого шанса выиграть у меня… Даже в покер…

Лейтенант с треском захлопнул папку. Все в порядке. Агенты хорошо знали свое дело и быстро откопали недостающие сведения. Полчаса назад Перси представил Батлеру заново составленный доклад и при этом узнал, как собираются использовать Паули, если он успешно пройдет первое испытание.

При мыслях о майоре Перси снова помрачнел. Он не мог простить Батлеру того унижения, которое он перенес на докладе. В который уже раз лейтенант клялся себе, что при первой же возможности достойно ответит на удар. Для этого нужно только быть предельно собранным и не падать духом. Его противник не обнаруживал слабостей. Он был скользким, как угорь, и таинственным, как пещера. На фронте, в открытом бою с противником, Перси мог рассчитать свои силы, здесь же он пасовал перед непроницаемостью майора.

«Проклятье! Никогда точно не знаешь, что творится в этой голове».

Перси вскочил со стула и беспокойно зашагал по комнате. На фронте приказы тоже приходилось выполнять не рассуждая. Но там ему почти всегда было ясно, что к чему. Он доказал тогда, что может прекрасно разбираться в обстановке — и в сорок четвертом, во время высадки в Нормандии, и позднее, в пятидесятом, в Корее. Теперешняя бумажная работа вызывала у него отвращение. Он не видел перед собой просвета, все выглядело таким неясным и запутанным. Шеф отдавал лейтенанту самые неожиданные распоряжения, никогда не открывая своих карт. Перси ненавидел этого старого штатского человека, который сделал из него свою марионетку.

Он с силой раздавил окурок сигареты, взял со стола папку и стал медленно спускаться по лестнице к кабинету Батлера.

Майор выслушал доклад спокойно и внешне безучастно, хотя результаты дополнительного расследования очень интересовали его.

Итак, Паули не имел ни одной опубликованной статьи, касающейся политики. С необходимыми мерами предосторожности его можно было устроить на постоянное место в восточной зоне. Компрометирующих его материалов на той стороне нет. Напротив, можно с успехом использовать репутацию его отца.

Батлер взял из рук Перси бумаги и внимательно просмотрел их. Все правильно! Доктор Артур Паули — после конца второй мировой войны профессор прикладной физики в Гамбурге; ранее ассистент в Гёттингене; потом доцент и профессор в Мюнхене.

— Подготовьте все необходимое, мы зашлем Паули к профессору Арендту в Восточный Берлин.

Батлер говорил кратко и решительно. Он не допускал ни возражений, ни преждевременных вопросов.

— Я уже давно ожидал такого человека, которого мы могли бы послать на это важное дело. Паули как раз подходит для этого. Арендт должен знать имя видного старого физика. Это существенно облегчит выполнение нашего плана. Мы пошлем Паули к профессору, и от имени отца он пригласит его на встречу известных ученых в Западном Берлине, — продолжал Батлер.

Он снова потянулся за бумагами и стал читать их. Внезапно остановился.

— В своем отчете вы забыли одну подробность, Перси, одну неприятную деталь.

Он подвинул папку лейтенанту и ткнул пальцем в одну из строчек.

— Это же глупо, — произнес обескураженный лейтенант.

— Естественно, глупо, — по лицу Батлера промелькнула досада, затем оно снова замкнулось. — Прошло уже четыре недели. Надо полагать, что Арендт еще ничего не знает о случившемся. Все же порекомендуйте этому Паули быть очень осторожным. Надо во что бы то ни стало заманить профессора в Западный Берлин.

— Где мы его и схватим? — подсказал Перси, радуясь тому, что майор больше не задерживается на ошибке в его плане.

— Это, вероятно, в вашем духе. Не так ли? — явно издеваясь, произнес Батлер. — Бред сумасшедшего!

— А как же иначе? Если мы задержим его здесь, он не сможет заниматься своими исследованиями там, — защищался лейтенант. — Ведь в этом все дело.

Батлер откусил кончик сигары.

— Вы должны еще многому учиться. Работать, лейтенант, надо элегантно, всегда элегантно. Еще раз вдумайтесь: Арендт — один из выдающихся химиков на Востоке. Он пользуется там неограниченным доверием. Для экономики восточной зоны его работы имеют неоценимое значение. Если нам удастся пригласить его в Западный Берлин, якобы для встречи с учеными Запада, мы позаботимся, чтобы среди избранных членов научного мира оказались один-два господина, которых Арендт не знает, но которые помечены тремя звездочками на карточках розыска восточных органов госбезопасности. В течение вечера мы выберем такой момент, когда Арендт будет разговаривать с этими господами, и сфотографируем его, — разумеется, так, чтобы он этого не заметил. Если служба госбезопасности красных увидит этот фотоснимок, какой, по вашему мнению, будет результат?

Перси недоуменно посмотрел на Батлера.

— Арендта, видимо, арестовали бы.

— Неверно! — перебил Батлер. — Там тоже не дураки. Арест такого профессора вызвал бы бурю протестов в иностранной прессе.

— Зато была бы сорвана его исследовательская деятельность.

— Главное не это, — рассердился Батлер. — Нам нужен человек, и мы заставим его перейти к нам добровольно.

— Добровольно? — удивился Перси. — Тогда нам придется долго его ждать.

— Это случится быстро. Как только служащие госбезопасности увидят на снимке Арендта, разговаривающего с нашими агентами, которых они хорошо знают, профессора под каким-нибудь предлогом устранят от работы над темой. Этим самым задержится выпуск нужной зоне продукции. Теперь слушайте внимательно! Представьте себя на месте профессора: он лишается возможности работать в прежней области, чувствует недоверие со стороны властей, у него появляются обида и сомнение в правильности нового режима, а может быть, и ненависть к нему. Мы, со своей стороны, тоже примем меры. В анонимных письмах можно дать ему парочку хороших советов.

Батлер откинулся на спинку кресла.

— В один прекрасный день Арендт будет готов. Он добровольно перейдет на Запад, а мы позаботимся о том, чтобы он обратился именно к нам, а не к немцам. Мы выведаем у него все, что нужно. И намекнем ему, что он, пожалуй, мог бы работать у нас. Как вы считаете, обрадуются в наших химических концернах, если им представится возможность дешево купить такого человека, как Арендт?

— Все это звучит слишком гладко; — произнес Перси. — А вдруг его пригласят и покажут снимок?

Батлер кивнул головой.

— Это не исключено. Но Арендт не поверит, что люди на фотоснимке — агенты. Он посчитает все это трюком службы госбезопасности, которая старается приписать ему несуществующие связи и оклеветать его.

— Вполне возможно. — Перси был разозлен, что снова допустил промах и теперь вынужден выслушивать целую лекцию.

— Так и будет, — заверил Батлер. — Этим верным способом, не действуя напролом, мы уже выудили оттуда несколько знаменитостей. Кстати, дело Арендта дает еще и дополнительный эффект. На фотоснимок попадут и несколько западных ученых. Естественно, они, так же как и Арендт, не имеют понятия обо всей этой игре. Но служба госбезопасности красных возьмет на заметку и их имена, и эти ученые уже не получат приглашений на съезды и конгрессы в восточную зону или в другие страны восточного блока. Это нас как раз устраивает. Лишние контакты Запада с Востоком ни к чему. Ведь некоторые вещи не поддаются нашему контролю. Отказ в визах даст сенсационный материал для нашей прессы.

— Я понял, сэр, — проговорил Перси, — но не проще ли было бы предложить Арендту заманчивую финансовую сделку, чтобы он остался у нас? То есть попросту купить его? Доллары всегда привлекают. А если пойдет на это Арендт, то пойдут и другие. Переговоры можно спокойно вести через посредников.

— Вы ребенок! — с насмешкой произнес Батлер. — Разумеется, проще было бы предложить деньги. Вы считаете, что мы об этом не думали? Но этот ход редко бывает удачным. С Арендтом, например, этот номер не пройдет, точно так же, Как и с большинством его коллег. Эти люди работают не из-за денег.

— За деньги можно купить все, — упрямо стоял на своем лейтенант.

— Вас — да, — иронически усмехнувшись, бросил Батлер.

 

IV

Сид задумчиво водил пальцем по письменному столу и пытался припомнить все детали последнего разговора с американским офицером. Но ему было трудно сосредоточиться. Мысли его перескакивали с предмета на предмет, путались.

На столе, рядом с латунным чернильным прибором, в небольшой рамке стоял портрет отца. Профессор был сфотографирован с манускриптом в руке у забитых книгами полок своей библиотеки. Даже после разрыва с ним Сид никогда не думал о том, чтобы убрать эту фотографию со стола.

Сид хотел уловить взгляд отца, но ему это не удалось. Глаза старого доктора Паули смотрели мимо напряженно ищущих глаз сына.

«Поздно, — подумал Сид. — А сейчас мне так нужен твой совет. Мы оба погорячились и наделали ошибок. Почему бы тебе и не полюбить под старость эту женщину? И кто дал мне право осуждать тебя? Мы вполне могли бы договориться. Без всяких обид. И все пошло бы по-другому».

Сид тяжело вздохнул.

«Нет, едва ли отец понял бы, почему я согласился на предложение американца. Ведь все это дело неясное и несерьезное. Но ведь я работаю для американской армии. Отец гордился мной во время войны, особенно когда я получил первую награду и потом, когда я стал офицером. А чем американская армия хуже вермахта Гитлера? Мы должны поддерживать тех, кто после войны помог нам».

Сид снова взглянул на портрет, но профессор по-прежнему смотрел мимо.

«А лейтенант Перси оказался все же симпатичным парнем». — И Сид вспомнил тот вечер, на котором он познакомился с американцем.

Это было в пресс-клубе.

Как обычно, Сид уселся у стойки бара и перекинулся несколькими словами с миксером. Чарли всегда знал, где можно устроиться на работу, хотя бы временно. Но сейчас и он не мог порадовать Паули.

Сид угрюмо уставился в свой бокал. Из противоположного конца бара долетал шлагер, добытый очередной монетой из музыкального ящика. Все происходящее вокруг интересовало Сида так же мало, как и других. Каждый был занят собой.

Вдруг подсевший к нему мужчина предложил сыграть в кости. Сид сразу заметил американский акцент говорившего — в этом не было ничего особенного: в пресс-клуб часто заходили американские корреспонденты; иногда они искали недостающего игрока в покер.

В тот вечер он сыграл со своим партнером несколько раз и поехал домой.

Каждый вечер после этого, когда Сид забегал в клуб, чтобы узнать у Чарли о работе, американец уже ждал его в баре, радостно улыбаясь и потряхивая кожаным стаканчиком, в котором глухо звякали игральные кости.

Перси — так звали нового знакомого Сида — был ужасным неудачником, ему постоянно не везло в игре. Зато он здорово острил. Его шуткам и анекдотам, казалось, не было конца. Сиду это нравилось.

— Так вы действительно ищете себе место? — обратился он как-то к Сиду.

— Да. А что, у вас есть что-нибудь на примете?

— Как сказать?.. Знаете, пойдемте сядем за столик. Я бы с удовольствием чего-нибудь поел.

Этот прилично одетый тип с характерным американским ежиком волос на голове заинтриговал Сида.

«Возможно, этот парень работает в Юнайтэд или Ассошиэйтэд, — подумал он. — Иногда им бывают нужны немецкие журналисты».

— Потерпел неудачу? — спросил Перси.

Сид рассказал ему все.

Американец, покончив с едой, ковырял в зубах.

— Ваш бывший хозяин оказался негодяем, но довольно-таки ловким, — подытожил он. И стал засыпать Сида вопросами.

Тот умолк. Раньше он принимал Перси за благожелательно настроенного к нему остряка-журналиста. Его вопросы заставили Сида насторожиться. Он уловил в них хорошо продуманную, даже жесткую систему. Их вначале безобидная беседа теперь стала похожа на допрос.

— Вы хотите знать слишком много, — через некоторое время произнес Сид. — Судя по вашим вопросам, вы работаете или в Си-Ай-Си или в другой подобной организации.

— А вы бы не хотели? — Перси мило улыбнулся.

Сид пожал плечами.

— В принципе — нет. Мне что-то не хочется иметь дело со всем этим.

— С чем?

— Ну, со шпионажем и вообще.

— Между нами говоря, кому охота заниматься этим? — доверительно склонился к нему Перси, стараясь не потерять возникшего между ними контакта. — Но я могу вас успокоить. Я служу офицером прессы при штабе американских войск. Мой отдел не занимается вербовкой агентов. Каждый день мы получаем из печатных органов информацию по различным областям экономики и науки. Мы обрабатываем их и складываем из этих многочисленных кусочков мозаики одно целое. Этакую общую картину. Этим занимаются лучшие специалисты. Как раз сейчас нам недостает экономиста. Вы ведь были редактором и имели дело с экономической тематикой, да?..

— С таким делом я бы справился, — сказал, все еще колеблясь, Сид.

— Ваша деятельность у нас, — продолжал американец, — едва ли будет отличаться от прежней работы в редакции. Вы собираете сведения, обобщаете их, редактируете — только не для открытой печати, а для нас.

— Сбор данных тоже будет относиться к моей деятельности? — заинтересовавшись, спросил Сид.

— В некотором роде — да, — небрежно кивнул Перси. — Как журналист, вы же занимались этим.

— Но тогда я знал, у кого и для чего…

Перси прикурил сигарету.

— Заниматься активной агентурной деятельностью вам не придется. Для этого вы слишком стары.

— Мне тридцать семь. Это вы называете старостью?

— Для активного агента — да!

— Так, значит, вы все-таки из Си-Ай-Си? — Сид попытался поймать на слове лейтенанта.

Перси уклонился от прямого ответа.

— Если вы соглашаетесь работать у нас, то вы будете работать на американскую армию. Естественно, что у нас есть с ними контакт, но от случая к случаю.

Американец поднялся из-за стола, хотя Сиду хотелось подробнее расспросить его.

— Обдумайте мое предложение. Завтра вечером скажете о своем решении. Мы предлагаем вам тысячу марок ежемесячно и оплату накладных расходов. Без вычетов, так как вы будете работать в армии. Пока!..

Он небрежно бросил монету на стол и вышел из клуба.

Сид подошел к стойке.

— Кто это такой? — справился он у миксера.

Чарли старательно вытирал бокалы.

— Он часто сидит здесь. Судя по удостоверению, работает в американской прессе и знает кучу людей.

— Си-Ай-Си? — спросил Сид.

— Это можно только предполагать, — ответил миксер, покончив с бокалом. — Кто из ами-журналистов не работает на Си-Ай-Си? Они все связаны одной ниточкой. Это неважно. Главное, что они за выпивку платят наличными.

— Да, конечно, — согласился Сид. — Само собой. Можно еще одну рюмку «Тома Коллинза»?

Пока Чарли возился с бутылками, Сид продолжал размышлять над словами американца. Сколько дней уже он бегает из редакции в редакцию, из издательства в издательство! И ничего. Вначале он еще на что-то надеялся. Сейчас уже нет. Отказаться от подвернувшегося предложения? Но ведь это единственная возможность устроиться. В конце концов, американская армия — не такая уж плохая фирма. По крайней мере, она обанкротится не так скоро, как то карликовое агентство, в котором он работал до сих пор.

В принципе, не все ли равно, куда пойдет его труд, — в газету или в досье лейтенанта Перси? В немецких редакциях время от времени появлялись чиновники из Федерального ведомства по охране конституции, их интересовали некоторые материалы — и никого это не шокировало.

Сид решил принять предложение.

Перси оказался человеком весьма пунктуальным. На следующий день после полудня он появился на пороге пресс-клуба и дружески помахал рукой Сиду.

— Отвратительная погода. Как насчет рюмочки «Тома»?

Сид, намереваясь поговорить о деле, утвердительно кивнул. Он решил согласиться, но прежде хотел уточнить некоторые детали и на всякий случай обеспечить себе отход.

— Если я приму ваше предложение, — начал он, — то я могу в любое время уйти от вас, не так ли?

— Конечно, — ответил лейтенант. — От вас требуется сейчас бумага, в которой вы дадите обещание старательно выполнять свои обязанности и сохранять в полной тайне все, что узнаете. Надеюсь, это понятно. В конце концов, вы ведь будете работать в армии, а армия — это не воскресный листок и не редакция детского журнала.

— Понятно, — произнес Сид. — Когда я могу приступить к работе?

— Прямо сейчас, — коротко ответил американец.

Одним махом опустошив свой стакан, он слез с высокого сиденья у стойки. Сид последовал за ним к маленькому столику в углу, напротив стойки.

— Мы можем все легко уладить, — проговорил американец, вытаскивая из кармана бланк.

— Как?.. Здесь? — удивился Сид. — Разве у вас нет специального бюро или отдела кадров, куда бы я мог прийти?

— Зачем разводить церемонии? — отмахнулся Перси. — Мы стараемся работать рационально.

— Собственно, я так и не знаю, кто вы такой, — растерянно пробормотал журналист.

Американец достал и бросил на стол запечатанную пачку банкнот.

— Но в том, что это тысяча марок, вы не сомневаетесь? — спросил он.

Сид не решался больше спрашивать…

Перси придвинул к нему деньги:

— Распишитесь.

Это произошло неделю назад. Сиду уже несколько раз казалось, что все это ему приснилось, но тысяча марок, полученная от Перси, была вполне осязаемой.

Когда он вспоминал об американце, ему становилось не по себе. Зато ведь уладилось с работой. Правда, он почти не сомневался, что ему придется сотрудничать в Си-Ай-Си. Перси запретил ему говорить Дорис о своей новой работе. Дорис никогда бы не одобрила этого шага. Она скорее бы отказалась от денег, чем согласилась на его связь с американской разведкой.

Сид механически перебирал бумаги на своем рабочем столе. Вдруг он вспомнил, что американец так и не предъявил ему никакого удостоверения своей личности и в свою очередь не спросил адреса Сида. После того как бланк был подписан, Перси вдруг заторопился и покинул клуб. Ему надо было срочно с кем-то встретиться.

«Ах да что там! Тысяча марок и бланк с обязательством — тоже немалое подтверждение. Тем более что у этой братии все равно никогда не увидишь настоящего удостоверения. А если я им понадоблюсь, они сразу найдут меня, об этом можно не беспокоиться».

Он оторвался от своего занятия, когда Дорис, войдя из кухни, села на софу напротив него. Она выглядела такой юной в этом коротком платье с крупными цветами. Он улыбнулся ей с нежностью. Лицо ее раскраснелось от плиты, темные волосы падали на лоб, и она то и дело откидывала их назад.

— Сид, — начала она, — мне нужно с тобой поговорить. Подожди рыться в этих бумагах.

— А что случилось? — Он бросил в ящик стола только что отобранные свои старые рукописи.

Она немного помедлила, потом тихо произнесла:

— Ты знаешь, у нас будет ребенок.

Он застыл в кресле и медленно повторил:

— Ре-бе-нок?..

— Да. Ты не рад? Ведь ты раньше очень хотел…

— Рад, — сказал он, — конечно, рад… Только понимаешь…

Лицо ее напряглось. На глаза навернулись слезы.

— Ты не рад, я чувствую это. Только потому, что ты сейчас остался без постоянной работы?

— Успокойся, милая, — пробормотал Сид. — Все будет хорошо.

Он даже оживился.

— Черт возьми! Сам бог велел выпить по этому поводу.

Он вскочил и направился в кухню. Потом вернулся с бутылкой шампанского. Достал из шкафа два высоких узких бокала и торжественным жестом поставил их на стол.

— А ты все-таки мот.

— Бедность щедра, — нашелся он и стал открывать бутылку.

— Ой, не хлопай!

— Боишься?

— Н-не за себя.

— Не за себя? — переспросил он понимающе. — А как мы его назовем?.. Выпьем за него! — произнес Сид и отпил глоток вина.

На письменном столе зазвонил телефон. Сид не обратил на него внимания. В одной руке он держал бутылку, в другой — бокал.

— Это шампанское я берег для особо выдающегося случая…

Снова раздался звонок телефона.

— Ты слышишь, звонят? — спросила Дорис.

— Сейчас нам не до этого. У нас семейный праздник. Кого там черт дернул позвонить сейчас!

— А если что-нибудь важное? — встревожилась Дорис.

Сид встал и поднял трубку.

— Да, это я… Мюллер?.. Нет, я действительно вас не знаю… Ах, понимаю… Как, простите?.. Кафе «Бристоль». Когда?.. Сейчас?.. Не могу. Мне очень жаль… А, хорошо… Я понял.

— Ты должен идти?

— Это очень важно. Возможно, у этого человека есть для меня работа. Это было бы сейчас очень кстати. Нужно встретиться с ним.

Он ласково поцеловал ее.

 

V

Сизые волны ароматного табачного дыма висят в воздухе, смешиваясь с запахом тонких французских духов. Приятный перезвон вилок и ножей. Бесшумно и ловко скользящие между столиками официанты. Короткие юбки дам, стройные, обтянутые чулками ножки. Темпераментно жестикулирующие мужчины с оливковым цветом лица и вьющимися волосами. За другими столиками тощие, делового вида, пожилые люди. Такова была атмосфера кафе «Бристоль» в вечерние часы.

Скрипка изливала какие-то сентиментальные мелодии.

Место за круглым столиком, как раз напротив входа, занимал низенький господин, в не слишком модном, но хорошо сидящем на нем костюме. Он производил впечатление мелкого торговца. Время от времени он равнодушно бросал взгляд в центр зала, затем на двери и снова принимался пить маленькими глотками свой кофе.

— Сердечный привет от дяди Пауля! — вдруг услышал он чей-то голос.

Мюллер не заметил тощего мужчину, подошедшего к нему сбоку. Услышав приветствие, он насторожился и поднял голову, но потом успокоился и, показав рукой в сторону свободного стула, спросил:

— Как поживает тетушка?

— Она снова поет, — произнес, усаживаясь, незнакомец.

Мюллер молча рассматривал бесцветное, утомленное лицо сидящего напротив человека. Затем сказал:

— Все правильно. Кто вам сказал, что вы должны встретиться со мной?

— «Фау-двадцать».

— Как вас зовут?

— Рихард.

— Я в курсе дела, — Мюллер снова принялся пить свой кофе. — До сих пор вы работали для Восточного бюро ХДС. Что вам нужно от нас?

— Мне хочется перебраться к вам, — ответил мужчина, нервно теребя костлявыми пальцами карту вин.

— Почему вы решили перейти к нам?

— В ХДС слишком много шпионов и ненадежных людей. Мне не хочется быть разоблаченным по глупости других.

— Так, так, — презрительно произнес Мюллер. — А это не глупо с вашей стороны — выбрать местом встречи со мной кафе «Бристоль»? Вон сидят три сотрудника Восточного бюро.

Тощий Рихард как ужаленный повернулся в указанную сторону.

— Вы их знаете? — спросил он.

— Не ведите себя так вызывающе, черт возьми! — прошипел Мюллер. — Неизвестно еще, кто кого больше знает. На кого вы еще работали?

— До тех пор пока не провалился Тиллих, на Группу борьбы против бесчеловечности, а позднее на французскую разведку.

— Оборудовали тайники?

— Да, — нерешительно ответил Рихард. Этот вопрос, видимо, был неприятен ему..

— Где?

— На той стороне, в восточном секторе. В Трептов-парке и в Вульхайде.

— Этими тайниками сейчас пользуются?

— Я — не знаю, — заколебавшись, ответил Рихард.

— Слушайте! — Мюллер склонился над столом. — Если вы хотите работать с нами, играйте в открытую. Первым делом, вы должны предложить нам что-нибудь весомое, а не какие-то крохи. Выясните, используются ли еще тайники. Меня интересует их содержимое. Если вы принесете мне что-нибудь полезное, я, возможно, найду для вас дело. А сейчас исчезайте, я занят.

— Ясно, — проговорил тощий Рихард, вставая из-за стола. — Где я могу найти вас?

— Через неделю в казино «Рекс». Вечером после десяти.

Человек кивнул и быстро удалился.

Мюллер заказал кофе и снова принялся следить за входом. Как только поворачивалась вращающаяся стеклянная дверь, впуская новых посетителей, он бросал взгляд на фотографию, которую спрятал в сложенной вчетверо газете, лежавшей на столе.

Внезапно лицо Мюллера приняло выражение полной отрешенности.

Он быстро спрятал фотографию в карман.

По залу, растерянно осматриваясь, медленно шел Сид.

Мюллер спокойно ждал, пока он поравняется с его столиком, потом быстро встал.

— Господин Паули? Мое имя Мюллер. Прошу вас, садитесь!

Сид поразился.

— Как вы меня узнали? Мы ведь не договорились об опознавательном знаке.

— Как видите, это было ни к чему, — Мюллер самодовольно ухмыльнулся.

Сид повесил свой плащ на спинку стула и сел.

— По телефону вы сказали, что хотите срочно поговорить со мной по поручению лейтенанта Перси.

— Совершенно верно, — согласился Мюллер. — Лейтенант Перси передал ваши документы мне. В дальнейшем вы будете иметь дело только со мной. Получать задания и гонорары вы будете тоже от меня.

— Мне сказали, что я буду работать где-то в бюро и там обрабатывать определенную информацию, — сказал Сид.

— Это потом, — быстро ответил Мюллер и объяснил, что Сиду сначала придется выполнить другое, более важное, задание: достать сведения о деловых связях и соглашениях одного концерна. Действовать следует через секретаршу председателя наблюдательного совета этого концерна. Она в курсе всех дел. Сид должен пустить в ход все средства, чтобы узнать через нее некоторые подробности, касающиеся структуры и целей этого предприятия.

— О каком концерне идет речь? — спросил Сид с деловым видом, хотя был подавлен и озадачен.

— Мы сознательно не даем вам никаких общих указаний, чтобы при выполнении задания вы смогли полностью проявить себя, — пояснил Мюллер. — Мы поможем вам только познакомиться с дамой. Все остальное — ваше дело. Сегодня, как и обычно, она сидит за столиком вон в том углу.

Сид незаметно посмотрел в указанном направлении и увидел сидевшую за столиком приятную молодую женщину в сером костюме. Она была одна. На столике перед ней стояло мороженое.

— Мы сейчас уйдем, — распорядился Мюллер. — Через несколько минут вы снова вернетесь и сядете за столик дамы. Сегодня здесь много народу. Поначалу постарайтесь не быть назойливым.

— Понятно. Где я вас найду?

Мюллер встал.

— Достаточно пока того, что я знаю, где вас можно найти. Будьте здоровы, господин Паули!

Сид подождал, пока Мюллер уйдет, потом тоже вышел из кафе, осмотрел несколько витрин и вернулся обратно.

Когда Сид занял место рядом с Эвелин, сидевший за несколько столиков от него господин с седеющими висками усмехнулся, опустил газету и подозвал официанта.

— Получите, — сказал он и выложил на стол монету. Затем, не глядя в сторону Эвелин, поднялся и вышел.

Он спокойно прошелся по Курфюрстендамм, свернул на Уландштрассе и, кого-то поджидая, остановился.

Из длинного ряда замерших на стоянке машин отделился «мерседес». Почти бесшумно подъехав, он остановился рядом с тротуаром. Господин сел рядом с шофером, и машина, плавно набрав скорость, рванулась вперед.

Четверть часа спустя этот господин входил в свой кабинет в берлинском центре Федерального ведомства по охране конституции. Он подошел к окну и посмотрел вниз.

Улица жила своей обычной жизнью. Люди, торопясь, толпой переходили перекрестки. С грохотом пролетали электрички. Плавно катил поток автомобилей. Вдали виднелась башня ратуши.

Адамс любил, чтобы его бюро помещалось на верхнем этаже самого высокого здания. Ему нравилось отсюда, сверху, гипнотизировать движущуюся там, глубоко внизу, толпу.

Он медленно отошел от окна и обвел взглядом свой просторный кабинет. Батарея телефонов на письменном столе. Три из них с секретными номерами. Пульт, усеянный кнопками. Каждой из них можно вызвать служащего, и любой из этих служащих будет лезть из кожи, чтобы выследить и раздавить указанного Адамсом человека.

В стены комнаты были вмонтированы четыре невидимых микрофона. Секретные разговоры записывались на пленку и при случае использовались. В подвале здания находились камеры.

«Все почти так, как было раньше на Принц-Альбрехтштрассе, — с удовлетворением подумал Адамс. — И наше влияние обрело почти прежнюю силу. Изменилось лишь название».

Он нажал кнопку, и почти сразу же вошел Мансфельд. Уже два десятка лет служил он у Адамса.

После войны им обоим пришлось скрываться, а пять лет спустя их восстановили в правах как благонадежных специалистов по охране свободы демократии и права.

— Что, шеф, — спросил Мансфельд, — вы хотели меня видеть?

Адамс кивнул, достал себе сигарету, и Мансфельд поспешил поднести ему горящую зажигалку — совсем как двадцать лет назад.

— Мюллер из Си-Ай-Си завербовал одного типа и напустил на него Эвелин, — сказал Адамс, — надо нам позаботиться об этом человеке.

— Будет сделано, шеф!

— Есть что-нибудь интересное?

Мансфельд наморщил лоб.

— Да нет, все то же. Наши люди в восточном секторе должны больше следить за агентами из Си-Ай-Си и Восточного бюро, чем за работниками госбезопасности красных. Из межзональных поездов мы выудили нескольких коммунистов, которые, вероятно, собирались проехать в Рурскую область.

Адамс пожал плечами.

— Несколько месяцев предварительного заключения — и у них отпадет охота разъезжать по Западу.

— Так много? — неуверенно произнес Мансфельд. — Вообще-то у них не нашли ничего такого. Все документы в порядке.

— Тогда придумайте что-нибудь, — бросил Адамс.

 

VI

Сид медленно вел машину По оживленным вечерним улицам. Было сыро, и неоновые рекламы расплывались в туманном воздухе большими цветными пятнами. По черному блестящему асфальту мягко проскальзывали одна за другой легковые машины.

Сид думал о молодой женщине, с которой познакомился в кафе «Бристоль», обаятельной и сдержанной. Ему удалось уговорить ее встретиться на следующий день.

«Чувствуется, что она пользуется доверием своего шефа. Если она проболтается мне обо всем, то может поплатиться своим местом. Си-Ай-Си, конечно, это не волнует. Черт возьми! А я предполагал, что американская армия — почтенная фирма».

Он затормозил у перекрестка и подождал, пока загорится зеленый свет.

«Не буду я прибегать ко всяким там уловкам, чтобы заставить ее разговориться», — твердо решил он и попытался забыть о Мюллере и молодой даме.

Он вспомнил о Дорис.

«Я обязан ее хорошо обеспечить. Она не должна ни о чем беспокоиться».

Закончив доклад, Перси выжидательно смотрел на Батлера. Он полагал, что предложение о необходимости реорганизации некоторых агентурных сетей прозвучало убедительно.

Но майор ядовито усмехнулся, откинувшись в своем кресле.

— Лейтенант, — проронил он, — вы действительно звезд с неба не хватаете. То, что вы сейчас мне перечислили, позволяет судить о том, что ваши мозговые полушария напоминают улицы с односторонним движением.

Не ожидавший такого заключения, лейтенант пришел в замешательство.

— Я вас не понял, сэр…

— В самом деле, вы идеальный сотрудник для нас… — проговорил Батлер. Затем, дав время Перси почувствовать себя польщенным, язвительно закончил: — Так как в вас нет ничего, что могло бы вызвать у кого-либо подозрение по отношению к вам.

Пока лейтенант переваривал эти слова Батлера, раздался звонок, и широкоплечий штаб-сержант доложил, что за дверью ждут приема Эвелин и Мюллер.

Майор приказал впустить их и небрежным жестом указал на кресла, стоящие у письменного стола. Затем без всякого вступления обратился к Мюллеру:

— Я прочел вашу докладную записку. Этот Паули совсем не выглядит азартным игроком. Мы должны найти его ахиллесову пяту.

— Связь с Циммерман, — поспешно предложил Мюллер.

— Пожалуй. Все-таки замечательно, что природа наградила некоторых людей такой штукой, как совесть. И, видимо, этот Паули из их числа. Если у человека обостряется чувство вины, благополучие для него кончено. Не так ли, лейтенант?

— Само собой, сэр.

Майор довольно улыбyулся и добавил:

— Больная совесть даже сильного человека делает слабым.

«Клетчатый мешок с мукой снова мелет вздор», — подумал Перси и сердито ответил:

— Разумеется. Но ведь совесть есть у каждого человека.

Майор, презрительно улыбаясь, задержал на нем свой взгляд.

— Если вас лично совесть очень обременяет, вы у нас далеко не пойдете.

Он повернулся к Эвелин:

— Как идут дела с нашим знакомым?

— Позавчера вечером он познакомился со мной. Вчера мы вместе поужинали в баре «Циро» и провели там вечер. С ним было приятно танцевать.

— Я рад за вас, — ехидно протянул Батлер.

Эвелин повела плечом.

— Но ведь вы сами всегда требуете мельчайших подробностей. В течение вечера Паули несколько раз пытался завести разговор о моей работе в концерне. Он спрашивал не так уж неумело.

— И вы, разумеется, остались сдержанны и не проговорились ни единым словом?

— Да. Около одиннадцати вечера он отвез меня на своем автомобиле домой.

— В машине он пытался обнять вас?

— Нет. Он вел себя очень корректно. Одно из двух: либо у него железный принцип, либо он из очень нерешительных мужчин.

— Чепуха! — рассвирепел майор. — У этого парня душа как разваренный окорок. Лейтенант, что за конфирманда вы мне подсунули?

Перси в это время с откровенным интересом рассматривал ноги Эвелин. Услышав обращенный к нему вопрос, он почувствовал себя задетым.

— В следующий раз я ангажирую сутенера, сэр, — буркнул он.

Батлер снял очки и стал протирать их белоснежным платком. «Так дальше не пойдет, — думал он. — Надо как можно скорее поставить этого Паули в такое положение, чтобы основательно скомпрометировать его, связать по рукам и ногам».

Надменно и сухо он обратился к Эвелин, приказывая ей и дальше принимать приглашения от Паули и позаботиться о том, чтобы он побольше раскошеливался. Тогда ему станут нужнее его гонорары.

— При первом удобном случае условьтесь встретиться с ним в своем домике. Магнитофон и малоформатная кинокамера, как всегда. Если он будет холоден, дайте ему несколько пилюль.

— Хорошо. Я могу идти? — невозмутимо спросила Эвелин и поднялась с кресла.

— Пожалуйста!

Лейтенант Перси посмотрел ей вслед. Когда дверь за ней захлопнулась, он произнес:

— Если бы я был на месте этого Паули, я не стал бы церемониться. Крошка сделана как по заказу.

— Но не для вас, — сердито перебил его Батлер. — Между моими сотрудниками не может быть речи даже о флирте. Это приказ, лейтенант!

Перси вытянулся.

— Есть, сэр!

— Послушайте, Мюллер, — обратился к нему майор, — за Паули нужно взяться как следует. Дело с профессором не терпит. Мы, по-видимому, не будем ждать исхода проверки его. Через несколько дней поручите Паули войти в контакт с профессором Арендтом. Установите ему срок и скажите, что уплата следующего гонорара будет зависеть от его успехов в деле Эвелин и профессора.

— Ясно, сэр, будет исполнено! — с готовностью заверил Мюллер.

— Перед этим поинтересуйтесь, не забыл ли он, как обращаться с передатчиком. Во время войны он был инструктором в подразделении связи. Подключите к Паули связного, через которого вы могли бы держать связь с ним. Вы распорядились, чтобы контролировались все его телефонные разговоры?

— Так точно, сэр!

 

VII

Сид вытирал полотенцем тарелки. Дорис убирала посуду в шкаф.

— Ты почти каждый вечер уходишь, — упрекнула она. — Сегодня ты, наверное, тоже оставишь меня одну?

Сид отрицательно затряс головой.

— Сегодня нет. Но понимаешь, многие редакции работают вечером и по ночам. А днем там почти никого не бывает. В пресс-клубе всегда известны последние новости. Я должен везде поспевать, дорогая, чтобы подцепить по меньшей мере один или два заказа на репортажи.

Дорис тяжело вздохнула.

— Когда наконец у тебя будет постоянное место?

— Будет! — бодро заверил ее Сид, хотя далеко не был уверен в этом.

Он был обеспокоен. «Как-то надо ее развеселить, — думал он. — Нельзя ее так часто оставлять одну. Начнет думать и сомневаться. Вздумает еще проследить за мной».

— Знаешь что? Надень сегодня все самое красивое и пойдем танцевать! — неожиданно предложил он ей.

— А может, не надо? Ведь у нас мало денег, — воспротивилась Дорис.

Но он знал, как она любит танцевать.

— Никаких отговорок! Машина ждет вас у дверей.

По ее лицу скользнула улыбка.

— А что бы мне надеть?

— Разве у тебя мало платьев?

— Во-первых, женщине всегда не хватает платьев. Во-вторых, сам понимаешь, они мне могут быть узковаты в талии.

— Ах да!..

Он направился в свою комнату, насвистывая что-то себе под нос. Дорис пошла одеваться.

Он легко и нежно держал ее, голову она слегка запрокинула.

— Мне так хорошо, — прошептала она.

Он крепко привлек ее к себе.

Оркестр играл какой-то меланхоличный блюз.

— Какая симпатичная пара, — произнес пожилой господин за столиком. Его спутница, посмотрев на красивую фигуру Сида и его сильные руки, с разочарованием скользнула взглядом по короткой оплывшей фигуре мужа.

Танец окончился.

Чуть колыхнулось пламя свечей в серебряном подсвечнике, когда Сид и Дорис усаживались за стол.

— Здесь так чудесно! — произнесла Дорис. — Но это, конечно, стоит уйму денег?

Сид ласково погладил ее тонкую руку и поднял бокал. Вдруг он заметил за одним из столиков напротив Эвелин и рядом с ней какого-то черноволосого мужчину. Она улыбнулась ему.

В смятении Сид поставил бокал на стол, но тут же нашелся и вежливо поклонился. Эвелин кивнула ему.

— Ты знаешь эту женщину? — удивленно спросила Дорис.

— Так, мельком, — ответил Сид. — Она работает в одной редакции, с которой я имею дело.

— А она не сводит с тебя глаз..

— Ревность? — усмехнулся Сид.

— На тебя не каждая женщина смотрит так.

Он постарался успокоить жену.

Оркестр заиграл новую модную мелодию, и они пошли танцевать. Эвелин и ее спутник тоже вышли на поблескивавший паркет танцевального. круга. Сид отметил, что Эвелин старалась держаться подальше от них. Но вот они приблизились к ней. Сид почувствовал знакомый запах ее духов.

— «Мицоуко»! — прошептала Дорис. — Эти духи стоят бешеные деньги.

— Хочешь, я куплю тебе «Мицоуко»?

— А знаешь, сколько они стоят? — усмехнулась Дорис. — Столько же, сколько мы вносим за холодильник. Ты купишь их мне, когда станешь главным редактором какой-нибудь большой газеты.

Паули сидел за письменным столом и размышлял. Дорис отправилась навестить свою подругу и собиралась вернуться только вечером.

«Эвелин стоит уйму денег. — Он пересчитал марки в бумажнике — их было мало. — Придется провести с ней еще один вечер, хотя опять вряд ли удастся узнать что-нибудь».

Она искусно уклонялась от его вопросов, хотя и давала ему понять, что он ей нравится. На последней встрече в баре «Циро» она не обмолвилась ни словом о делах своего шефа.

«Чтобы узнать что-нибудь о ее жизни, придется, видимо, сделать ей предложение», — сокрушенно подумал Сид.

Он встал и быстро заходил по комнате.

В это утро Сид снова обнаружил в почтовом ящике отказы из двух редакций газет, куда он обращался по поводу работы. «Надо бы увидеть Мюллера. Он тогда обещал кроме тысячи марок еще деньги на накладные расходы. На Эвелин я уже истратил больше двухсот марок».

Сид взглянул на часы. Половина второго.

Ему уже все осточертело.

Он взял газету, пробежал глазами последнюю страницу, где сообщалось о фильмах, идущих в кинотеатрах. Название одного фильма его заинтересовало. Позвонив администратору кинотеатра, он заказал билет на ближайший сеанс, надел плащ и вышел из дому.

Свет в зрительном зале погас. На экране вспыхнули пестрые кинорекламы. Мягкий женский голос рекомендовал всем какое-то новое средство для стирки.

По ряду осторожно продвигался опоздавший зритель. Он сел рядом с Сидом.

— Должно быть, хороший фильм, — проговорил он тихо.

Это был Мюллер.

Сид был поражен. Откуда Мюллеру удалось узнать, что он в кино? Как он смог рассчитать и взять билет именно на это место, рядом с ним?

Когда сеанс кончился, Мюллер предложил зайти в маленький ресторанчик напротив кинотеатра и выпить по кружке пива.

— Мне как раз хотелось с вами поговорить, — проронил Сид. — Очень нужны деньги. Моя дама довольно требовательна. Мне когда-то обещали деньги на такие расходы.

— Вы уже разузнали что-нибудь? — осведомился Мюллер, когда они стали пересекать мостовую.

— Нет, пока еще ничего.

— Тогда вам придется еще постараться. Я вам уже однажды говорил, что плачу деньги только за успешно выполненное дело.

Сид рассвирепел. Они почти дошли до тротуара, вдруг он остановился.

— Мы ведь определенно договорились о тысяче марок за мою работу плюс оплата издержек. Офицер, с которым я договаривался, не сказал, что за падкую на развлечения женщину я вынужден буду платить из своего кармана. Я не вложу в это дело больше ни пфеннига. Ясно?

Мюллер прикинул в уме: «Поставить этого новичка на место? Нет, здесь надо работать как-то иначе». Выслушивать от Батлера очередную порцию грубых и язвительных упреков Мюллеру не хотелось. Надо бы приободрить Паули, чтобы побыстрее закончить всю эту подготовку и взяться наконец за дело профессора.

— Сколько вам нужно? — спросил он.

— Пятьсот марок!

Они зашли в незнакомый подъезд.

— Здесь триста…

— Если я говорю «пятьсот», то я имею в виду именно пятьсот.

— Не хотите ли вы убедить меня, что уже израсходовали на это дело пятьсот марок? — фыркнул Мюллер.

— Вы хотите, чтобы я дальше занимался им или нет?

— Подпишите! — Мюллер протянул ему чистый бланк квитанции. — Я потом это заполню. Возьмите, здесь ровно пятьсот марок.

— Никогда не оставляю автографов на чистых бланках, — сказал Сид и пересчитал деньги. Потом добросовестно заполнил все графы квитанции и расписался.

Мюллер первым вошел в ресторанчик. Сид последовал за ним. Они заняли столик неподалеку от вешалки и заказали пиво.

— Невероятное совпадение, не правда ли? Встретиться в кино! — заметил Сид, иронически улыбаясь.

— Можете не беспокоиться. Я встречусь с вами, как только захочу. Это уж моя забота. Вы лучше позаботьтесь об Эвелин. Если хотите чего-нибудь добиться от нее, будьте порешительнее.

— Об этом не может быть и речи! — Сид погасил окурок сигареты. — Вы, вероятно, не знаете, что я женат?

— Боитесь угрызений совести, господин Паули?

— При чем здесь угрызения совести? Я люблю свою жену.

— А ведь вы не всегда были таким святошей, — нагловато произнес Мюллер, приподняв кружку и внимательно рассматривая пиво.

— Если хотите иметь со мной дело, смените пластинку.

Мюллер пропустил замечание Сида мимо ушей.

— Мне кажется, это было в июне, два года назад, — спокойно начал он. — Ваша супруга находилась в гостях у родственников в Брауншвейге. А вы здесь завязали довольно близкие отношения с некоей Гертрудой Циммерман. Случайное знакомство, я понимаю. Вы встречались с Циммерман всего лишь несколько раз…

— Какое вам до этого дело? — возмутился Сид.

— Одну минуточку, — отозвался Мюллер. — Это еще не все. Итак, вы встречались несколько раз с Циммерман. Затем случилось несчастье, господин Паули… Врача зовут доктор Бинц, живет он в Штеглице, Шлоссштрассе, сто сорок семь…

— Откуда вы все это знаете? — вырвалось у несчастного Сида.

Мюллер пожал плечами.

— Это неважно. А вот жена ваша, конечно, ничего не знает об этой истории?

Сид стал прикуривать новую сигарету. Спички у него ломались и летели на пол.

— Это что, шантаж?

— Вы очень легко раздражаетесь, — с осуждением произнес Мюллер. — Это производит невыгодное впечатление. «Шантаж!» Ваше негодование очень похвально, но оно несерьезно. Мы ждем от вас нужной информации. Как вы сумеете добыть ее — это нас не касается. Я только подсказываю вам путь, который может оказаться наиболее простым и надежным.

— А если я откажусь от вашего задания? — спросил Сид.

— А деньги, которые вы у нас получаете? — в голосе Мюллера послышались металлические нотки.

Сид насторожился. Да, здорово он влип. Но грубостью он только усложнит дело. Надо выиграть время, не торопясь поразмыслить. И оставаться совершенно спокойным.

— Хоть мне и противно все это, — проговорил он, — давайте все же чокнемся по-дружески.

— Давайте, — ответил с готовностью Мюллер.

Они подняли кружки и выпили.

— Скажите, вы всегда так искренни? — поинтересовался Мюллер.

— В большинстве случаев. Это делает жизнь несложной.

— Зато неприятной.

— Я не трусливого десятка.

Мюллер не привык, чтобы с ним так разговаривали. Всех агентов группы, которую он возглавлял, он уже обучил вежливости и уважению к себе, доверенному лицу американцев. Он старался работать под Батлера и внушать своим подчиненным страх. Надо бы и этого Паули свернуть в бараний рог. Но со стороны казалось, что настроен он был благодушно.

— Вы умеете обращаться с «курантами»? — деловито спросил он и увидел непонимающее лицо Сида.

— Ну, с радиопередатчиком. Вы же во время войны обучались этому. Может быть, вы совсем разучились?

Мюллер достал карандаш и стал отстукивать по крышке стола.

Сид внимательно слушал.

— «Стоит у дороги трактир…» — ответил Сид, когда Мюллер положил карандаш.

— Прием у вас — ничего, — похвалил его Мюллер. — Теперь попробуйте передавать вы.

Сид простучал следующую строку фривольной песенки.

— «Собрались там… возницы… на… пир…» — произнес Мюллер.

— Следующие строки лучше произносите про себя, — пошутил Сид, — а то нас выставят отсюда за непристойное поведение.

— Ну ладно, — кисло улыбнулся Мюллер. — Достаточно. В интересах дела нужно, чтобы вы были связаны со мной через одного человека. Это поможет вам найти меня в случае надобности.

— Зачем все осложнять? Дайте мне свой телефон. Если что будет, я позвоню вам.

— Кончайте! — грубо оборвал его Мюллер. — Кончайте свои попытки подсказывать мне, что и как надо делать. Научитесь сами исполнять мои указания.

— Слушаюсь, шеф!

Мюллер недоверчиво посмотрел на него.

— В следующую субботу точно в восемь вечера будьте на остановке электрички «Савиньиплац». Встаньте у главного входа и в правой руке держите томик «Фауста» Гете, первую часть. Название книги должно быть видно. К вам обратится человек. В левой руке у него будет зеленая авоська с красным детским мячом. Он вас спросит: «Когда в последний раз шел дождь?» Вы должны ему ответить: «Двадцать девятого июня». Все запомнили?

Сид ухмыльнулся.

— Вы не находите, что это какая-то идиотская игра?

— Чем бессмысленней, тем лучше. Надежнее, — пояснил Мюллер, не обратив внимания на иронический тон Сида.

— Значит, «Фауст» Гете…

— Первая часть, — подсказал Мюллер.

— …И, зеленая авоська с красным мячом. Что за винегрет?

— Сразу видно, что вы новичок, — с сознанием своего превосходства заметил Мюллер. — Знаете, сколько сорвалось встреч из-за того, что применялись простые опознавательные знаки? Ведь в таком большом городе, как Берлин, в один вечер сразу нескольким людям может прийти в голову идея купить ребенку красный мяч и нести его в зеленой авоське. Кому-то из них непременно понадобится сесть на электричку у «Савиньиплац». Возможно, также, что это произойдет около восьми вечера. Что вы тогда сделаете?

— Ладно… — вздохнул Сид. — Скажите откровенно, много для меня заготовлено таких веселеньких заданий?

— Нет, — ответил Мюллер, — есть только одно настоятельное желание: как можно скорее услышать от вас сведения, добытые у секретарши. Если вы вскоре не добьетесь от нее ничего стоящего, то больше не получите от нас ни пфеннига.

Мюллер встал и, не прощаясь, исчез так же внезапно, как и появился.

Сид почувствовал острое отвращение к самому себе, Мюллеру и всему окружающему.

«Черт! Я же стал гнусным рядовым агентом, которым помыкает такой тип, как Мюллер. Ловко меня обманули. «Сбор и обработка экономических сведений, серьезная работа!» — Он усмехнулся. — Я шпион и ничего больше. Я сам докатился до этого. Из-за денег. Надо выбираться из этого дерьма. И как можно скорее. Но как?..»

Он неподвижно уставился на грязную скатерть.

Когда Сид вернулся домой, Дорис еще не было. А одному ему быть сейчас не хотелось. Все в квартире было аккуратно прибрано, и было так тихо, как будто здесь никто и не жил. После прокуренной шумной пивной эта тишина обрушилась на Сида ужасным грузом. Он почувствовал озноб. Достал из буфета бутылку коньяку и налил себе рюмку.

Вся эта история угнетала его. Он казался себе актером третьеразрядного детективного спектакля. Спектакль был явно комического жанра, и в то же время было не до смеха. Сид чувствовал, что нельзя недооценивать Мюллера и тех, кто стоит за ним. «Может быть, все-таки в ближайшие дни мне удастся устроиться в какую-нибудь газету? Если бы я мог расплатиться с янки! Возможно, Винкельман… Надо было позвонить ему. До сих пор я еще ничего для них не сделал… О ребенке они тоже ничего не знают… В конце концов, мы ведь живем в свободном мире. Против моей воли меня никто не заставит шпионить. Скорее порвать с этим, вылезти, пока еще не поздно…»

Сид бросился к телефону. Но звонить не стал. Бессмысленно. Устало опустился в кресло.

«Они крепко держат меня. С крючка так просто не сорвешься. Нажива оказалась жирной, и я проглотил ее. Если я буду бунтовать, они прибегнут к шантажу. Дорис узнает про ту старую историю. Только этого ей сейчас не хватает!..»

Сид нервно провел рукой по волосам.

«Как могло случиться, что этот подонок Мюллер отыскал меня в кинотеатре, полном людей? Неужели за мной следят?»

Он подошел к окну.

Улица была почти пустынна. Только в палисаднике играли двое детей. У подъезда стоял его «шпортваген». Других автомашин поблизости не было.

«Телефон!.. — вспомнил Сид. — Ведь билет я заказывал по телефону!»

Он поднял трубку и набрал произвольный номер. Но никакого щелчка не услышал. Когда в трубке раздался незнакомый голос, Сид молча положил ее на место. «Может быть, у них какие-то самые новые приспособления для подслушивания, без всяких щелчков? А может, они в моей квартире поставили микрофон? Чтобы попасть в нее, не требуется большого искусства, особенно если знаешь, что в ней никого нет».

Он вытащил из маленькой кладовой, расположенной рядом с кухней, складную лесенку и, поднявшись по ней, принялся осматривать телефонную розетку, вызвавшую у него подозрение.

Шорох заставил его обернуться.

Внизу стояла Дорис и удивленно взирала на мужа.

— Почему ты подкрадываешься ко мне? — раздраженно спросил он.

— Ты испугался? Я вошла как обычно. Только ты почему-то не услышал. Что ты делаешь?

— Ремонтирую кое-что.

— Может, помочь?

— Нет! — резко бросил он. — Оставь меня в покое!

Она молча вышла из комнаты.

Сид понял свой промах. Дорис может что-нибудь заподозрить. Этого нельзя допустить.

Он пошел следом за ней на кухню.

— Извини меня. Я погорячился.

— Ну что ж делать, — смягчилась Дорис.^-А я купила билеты в Камерный театр.

— На какой день?

— На сегодня.

— Очень жаль, но я обязательно должен зайти сегодня в издательство. Мне совершенно определенно обещали там заказ на репортаж.

Что-то в его поведении заставило Дорис насторожиться. Она подошла к нему ближе.

— Сид, ты же обещал мне говорить только правду. Что-то происходит с тобой. Скажи мне честно, что ты собираешься делать сегодня?

— Черт возьми! Я лезу из кожи, чтобы заработать, а ты не можешь оставить меня в покое! — не сдержался он. — Почему ты всегда допытываешься? Я хочу только работы. И больше ничего.

Эх, опять он сорвался. А все потому, что она своими невинными вопросами задела его за живое.

Дорис оторопела.

— Ты разговариваешь со мной и смотришь на меня так, как будто я тебе совсем чужая!

Она была готова расплакаться.

Сиду стало не по себе.

— Извини меня, милая. У меня сегодня такой неудачный день. Я ужасно нервничаю.

В какой-то миг он готов был ей во всем сознаться. Может быть, она простит ему все. Тогда стало бы так легко. И Мюллера можно было бы послать к черту. А потом у них родится ребенок, и все будет хорошо. Даже слишком хорошо…

Сознаться Дорис, что он изменял ей? Ей, которая так его любит и верит в него! Отец всегда говорил: «Правда требует мужества». А вот у Сида его нет.

Он не мог сделать решительный шаг и на будущее выбрал неизвестность. Он струсил теперь, но, по существу, сдался раньше, когда впервые стал раздумывать, что хуже: признаться во всем Дорис и, может быть, потерять ее или продолжать эту лживую жизнь.

Чтобы Дорис не истолковала его колебания превратно, он виновато произнес:

— Сегодняшние переговоры действительно важны.

— А тебе можно позвонить? — тихо спросила она.

— Зачем?

— Мне иногда по вечерам бывает дурно. Это из-за моего состояния… А тебя нет. Я не стану так волноваться, если у меня по крайней мере будет твой телефон.

— Хорошо. Я оставлю тебе номер своего телефона на письменном столе.

Озадаченный, он отошел к окну, чтобы жена ничего не заметила. Тут он вспомнил о деньгах. А ведь Дорис им обрадуется!

Он незаметно вынул из бумажника двести марок и положил их на кухонный стол.

— Сид! Такое богатство! — удивилась она. — Или ты снова?..

— Нет, нет! Заработаны честно. Аванс за небольшой репортаж. Я хотел сделать тебе сюрприз.

— Первый гонорар! — Она просияла. — А когда твой репортаж будет опубликован?

— В следующую неделю, возможно. — Он повернулся и вышел из комнаты.

«Опять ложь! И так будет до тех пор, пока мне не удастся выбраться из петли».

 

VIII

Эвелин бросила нетерпеливый взгляд на маленькие часики, стоящие под стеклянным колпаком.

Было уже около восьми часов.

Она надеялась, что Адамс вскоре уйдет. Но он и не думал уходить. Удобно развалившись в просторном кресле, он следил за ней, за тем, как она сервировала низенький столик у камина, как поправляла в вазе цветы и открывала дверь в свою спальню, в глубине которой можно было разглядеть роскошную французскую кровать.

Несмотря на свои сорок лет, Адамс сохранил фигуру легкоатлета. Мужественное лицо, волосы с проседью на висках. Так обычно молоденькие девушки представляют себе «интересного» мужчину.

— Сегодня ночью мошка попадет в твою паутину…

— Оставь это, — перебила она.

Но он упрямо продолжал:

— Ты ведь и сама мошка, попавшая в паутину философствующего гангстера Батлера.

— Почему ты любишь мучить меня? — устало спросила она.

Он встал и приблизился к ней.

— Ты все еще любишь меня? — Сверкнули его белые крепкие зубы.

— Не знаю, люблю или ненавижу, — процедила Эвелин.

— Это хорошо. — Он рассмеялся. — По крайней мере, такая любовь никогда не надоест.

— Почему ты не хочешь помочь мне? Я так устала от всего этого и хочу покоя. А ты заставляешь меня работать еще и на себя.

Он удивленно поднял брови.

— Милая моя! Я тебя не определял в Си-Ай-Си. Ты работаешь на меня?.. — Я полагаю, что ты это делаешь просто потому, что любишь меня.

— Конечно, — сказала она, — я с охотой работаю на тебя. И все же ты должен когда-нибудь вырвать меня у них. Батлер держит всех мертвой хваткой. Ты знаешь его. Но если за меня вступишься ты, он оставит меня в покое.

— Как мило с твоей стороны, что ты сказала «вступишься» вместо «женишься», — съязвил Адамс и снова уселся в кресло.

— Ты же никогда не женишься на мне.

— Да. Ни на тебе, ни на другой. Супружеская жизнь не по мне. Но я помогу тебе уйти от Батлера.

— В самом деле? — Она боялась поверить этому.

— Да. Я с ним поговорю. Вернемся, однако, к твоему гостю. Что американец намеревается делать с этим Паули?

— Пока я еще сама не знаю. А тебе пора уходить. Он должен появиться с минуты на минуту.

Адамс встал.

— Попытайся узнать, чего они хотят от него. Утром я, как всегда, зайду за кинопленкой и за катушкой с магнитофонной записью.

— Разве Паули так важен для тебя? — тихо спросила она.

Адамс уже надевал плащ.

— Если он представляет интерес для янки, то, значит, важен и для нас. Они нам дают деньги. Информацию о них нам приходится добывать самим.

Сид остановился перед небольшой виллой в Груневальде. Он уже несколько раз на своей машине отвозил Эвелин домой и всегда удивлялся, что секретарша живет в таком элегантном современном бунгало, расположенном в богатом районе Берлина.

«Скорее всего, она любовница председателя наблюдательного совета концерна, — предполагал он. — И старый холостяк предоставил в ее распоряжение этот дом».

Он позвонил.

Садовая калитка открылась автоматически. Посыпанная гравием дорожка привела его к дому.

Эвелин в очень открытом платье, казалось, приготовилась уходить из дому.

— Я жду междугородную. Это важный разговор. Может быть, вы составите мне компанию? В город мы можем поехать попозже.

Это Сида вполне устраивало. Он с удовольствием согласился.

В маленьком холле он снял плащ и вслед за Эвелин прошел в комнату, обставленную мебелью в стиле рококо. Окна были занавешены плотными шторами. В камине пылал огонь.

— Здесь красиво, — произнес Сид. — Вы одна здесь живете?

Она кивнула головой.

— Совсем одна. Прошу вас, располагайтесь. Я приготовлю вам коктейль. Какой вы любите, горький или сладкий?

— Горький, — ответил он, опускаясь в глубокое кресло.

Эвелин включила приемник. Гостиная наполнилась музыкой.

Сид смотрел на огонь камина и вдыхал знакомый аромат духов. Ему здесь нравилось. Она ему нравилась тоже. Из серебряной коробки, стоящей на столике, он достал сигарету и закурил.

В баре офицерского клуба Батлер играл в покер с каким-то капитаном.

— Мне кажется, у вас ловкие руки. Откуда у вас снова появился джокер, майор?

— Возможно, я плутую, когда играю, — отозвался Батлер. — Впрочем, вы должны доказать мне это. Вы хотите сказать, что вы честнее меня?

— Ерунда! Я не это имел в виду. Вам просто дико везет.

Он повернулся к миксеру, заказал еще два коктейля под названием «Высокий мяч» и начал мешать карты для новой игры.

К Батлеру подошел сержант.

— У подъезда стоит какой-то немец. Штатский. Он просит разрешения срочно поговорить с вами, сэр.

— Как зовут его?

— Мюллер.

— Хорошо, проведите его в какую-нибудь комнату. Я сейчас приду.

— Клиентура? — протяжно спросил капитан и тут же продолжил: — Своих агентов я уже давно отучил искать меня по вечерам. Они ведь могут' обращаться к дежурному офицеру.

— Потому-то такие успехи у вас в Си-Ай-Ди, — парировал майор и встал со стула. — Если вы вздумаете перейти в Си-Ай-Си, имейте в виду: у нас совсем другой стиль работы.

Мюллер вытянулся, увидев шефа, входящего в небольшую гостиную.

— Вам может здорово влететь, если вы пришли сюда с какой-нибудь чепухой, — недовольно проворчал майор.

— Нет, это действительно важно, сэр! — поспешно заверил Мюллер. — В соответствии с приказом я наблюдал за домом Эвелин с семи часов. В это время никто к ней не входил. Но приблизительно в половине восьмого, перед самым приходом Паули, из бунгало выскользнул человек. Я его узнал. Это был Адамс.

— Адамс из Ведомства по охране конституции? — переспросил Батлер, сразу заинтересовавшись сообщением. — Вы не ошиблись, Мюллер?

— Это исключено. Я хорошо знаю Адамса.

Батлер быстро зашагал по комнате.

— Подонок! Пожирает наши деньги и еще вдобавок пытается присосаться к нашим делам! Мне бы не хотелось верить, что Эвелин так неблагонадежна.

— Возможно, личное знакомство, — осторожно заметил Мюллер.

Батлер остановился перед ним.

— Вы точно узнали Адамса?

— Конечно, не мог же я выдумать его. Потому-то я сразу и бросился искать вас, сэр!

Майор уставился на него испытующим взглядом. Затем приказал:

— Распорядитесь, чтобы присматривали за мисс Эвелин, и сообщите обо всем лейтенанту Перси.

— Есть, сэр!

Мюллер схватил шляпу и выбежал из гостиной.

В этот вечер Дорис было особенно неспокойно. Она вязала и прислушивалась к радиопередаче. Но мысли ее блуждали далеко.

Она чувствовала, что Сид что-то скрывает. В чем дело? Что бы это могло быть? Женщина? Нет. В этом она была абсолютно уверена. Они прожили вместе пять лет, и она знала, что Сид ее любит и на измену ей не способен. Легкий флирт где-нибудь на стороне? Как-то однажды она заметила следы губной помады на воротничке его рубашки. Но ей не хотелось из этой мухи делать слона. Скорее всего, это какой-то незначительный, случайный эпизод.

Женщина исключается. Тем более теперь, когда они ждут ребенка. Но в чем же все-таки дело? Чем занимается он по вечерам? Что это за постоянные вечерние посещения редакций? Неужели он и правда играет — в надежде, что таким путем они разбогатеют? Но ведь Сид меньше всего похож на игрока. Она вспомнила, как однажды — это было в Баден-Бадене — они зашли в казино. В течение часа он смотрел на вращающийся белый круг, так и не присев к столу. А она загорелась и не успокоилась, пока он не купил ей целую горсть разноцветных игральных жетонов. Он насмешливо улыбался, глядя, как она проигрывала жетоны один за другим.

Нет, игрой он увлечься не мог.

На глаза ей попался листок, лежащий на краю письменного стола. Она не хотела поддаваться искушению позвонить Сиду по оставленному им номеру. Вдруг он подумает, что она следит за ним?

Неожиданно зазвонил телефон. Дорис вздрогнула. Это мог быть только Сид. Он, наверное, беспокоится за нее. Она сняла трубку и узнала голос Винкельмана.

— Слушайте, фрау Паули, я сейчас звоню из пресс-клуба. Я нашел место для Сида и для себя. Один главный редактор, которого я хорошо знаю уже год, хочет заключить с нами контракт. Это нужно сделать завтра утром. Сегодня вечером Сид должен окончательно решить это. Вы можете его найти?

— Да, — радостно ответила Дорис, — я сейчас же позвоню ему. Спасибо, большое спасибо, господин Винкельман. Вы настоящий друг.

Она быстро набрала указанный Сидом номер телефона. Никто не подходил. Дорис позвонила еще раз. Стала Ждать. Наконец она услышала сонный голос:

— У телефона Гайнеман, булочная Гайнемана. Что там случилось?

— Ах, простите, пожалуйста, — обескураженно пробормотала Дорис, — нас неправильно соединили.

Она положила трубку и тут же набрала прежний номер.

Снова раздался тот же заспанный голос, но уже более недовольный.

— Вам не мешает быть повнимательнее! — кричал он в телефон.

— Я набрала номер восемьдесят восемь — сорок семь — двадцать два, — ответила Дорис.

— Но это же мой номер! — Невидимый ночной собеседник повторил те же цифры. — Так что же вы хотите?..

Дорис молча положила трубку.

«Сид дал мне неправильный номер, — подумала она. — Ошибся ли он или сделал это нарочно? Скорее всего, ошибся. Как же мне теперь найти его и сообщить о звонке Винкельмана?»

 

IX

Сид не сводил- глаз с мерцающих огоньков в камине. Только что пробили часы, их серебряный звон двенадцать раз нарушил уютную тишину.

Эвелин, поджав ноги, сидела на устилающем пол ворсистом ковре и слушала пластинку с французскими песенками, тихонько подпевая. Сид сидел рядом в кресле.

— У вас отличные пластинки, — восхищенно произнес он.

Она улыбнулась.

— Я бы хотела жить во Франции. Вы бывали в этой стране?

— Да, — ответил Сид.

— Ее называют страной любви. Это так?

— А что такое любовь?.. Кто-то сказал, что женщин надо или обожать или оставлять. Ничего другого… Вы согласны с этим?

— … Возможно, — ответила она, подумав. — Но расставаться всегда так тяжело…

— Легче просто уйти.

— Пожалуй, — согласилась Эвелин. — Но бывает момент, когда человек смиряется со всем…

— Это плохо. Где начинается терпимость, там рушится очарование и начинается мелочная жизнь…

— Не знаю… — неопределенно произнесла она.

— …Ну, мне пора идти, — решительно сказал Сид, гася сигарету.

Эвелин подняла голову.

— Почему так рано? Такой прекрасный вечер. Прошу вас, посидите еще. Давайте выпьем чего-нибудь.

И, не ожидая его согласия, она поднялась и вышла на кухню. Достала из холодильника бутылку шампанского, ловко открыла ее и до краев наполнила два высоких хрустальных бокала. Из маленькой коробочки отсыпала в бокал Сида немного белого порошка. Порошок мгновенно растворился. Осторожно неся бокалы, вошла в гостиную.

— У меня есть серия пластинок из Вест-Индии, — сообщила она. — Я проиграю вам их. Оригинальные записи.

В маленькой гостиной раздались звуки тамтамов, гортанные голоса негров что-то запели в быстром ритме.

Сид выпил холодное искрящееся шампанское. Ему стало легко и свободно.

Эвелин приблизилась к нему. Глаза ее влажно мерцали из-под густых ресниц. Рокотали тамтамы, рассыпаясь лихорадочной дробью. Она дала ему себя поцеловать и тут же выскользнула в другую комнату.

— Одну минутку!

Привычным движением Эвелин включила магнитофон и осмотрела кинокамеру, совершенно скрытую от постороннего взора. После этого она освободила стопор.

Сид налил еще один бокал шампанского, залпом опрокинул его. И снова потянулся за бутылкой.

Потом он услышал тихий голос Эвелин.

— Иди сюда!

Уже близился рассвет, когда Сид вывел свою маленькую машину на улицу.

Вести машину было тяжело, он чувствовал себя разбитым. Голова трещала. Его начало тошнить. Он остановил машину и вышел. Его долго рвало.

Головная боль стала нестерпимой. Судорожно сжав руль, он едва довел машину до дому. Тяжело поднялся по лестнице, открыл входную дверь, в темноте ощупью пробрался в комнату и нашарил выключатель.

Вспыхнул свет. Сид вздрогнул. В одном из кресел он увидел свернувшуюся калачиком Дорис. Она не спала.

— Ты не спишь? — изумился Сид.

Она медленно поднялась и подошла к нему.

— Сид!.. Как ты выглядишь?

— А как я должен выглядеть?

— Одет неряшливо, рубашка застегнута неправильно, галстук завязан плохо. Ты что, ввязался в драку? Где ты был?

— Хватит вопросов! Я очень устал!

Он бросил свой плащ на кушетку.

— Я пыталась дозвониться до тебя. Но номер телефона, который ты мне оставил, оказался неверным.

— Ерунда! Ты просто перепутала, когда набирала номер, — он почти свалился в кресло.

Дорис подошла к столу и взяла записку.

— Как это я перепутала? — возмутилась она. — Тогда сам набери этот номер!

Он схватил бумажку с номером, скомкал и бросил в угол.

— А знаешь, почему я хотела позвонить тебе? — продолжала она. — Винкельман нашел тебе место. Редактора. Я сразу же хотела сообщить тебе об этом.

Сид не мог поверить своим ушам.

Она подошла к нему вплотную.

. — Скажи мне правду, Сид, где ты был? — Ее глаза вдруг округлились. — Откуда у тебя эти духи? Это же запах «Мицоуко».

— Перестань! Какая ерунда!

— Прошу тебя, — умоляла Дорис, — скажи мне всю правду. Ты пришел от той женщины, которую мы видели в баре? Сид, не лги мне! — Она готова была заплакать.

Он сильно тряхнул ее за плечо.

— Не реви!

Дорис побелела как полотно и вышла из комнаты.

Сид беспомощно опустил руки.

«Самое главное, — выспаться, — подумал он. — Пройдет эта адская боль в голове, тогда мы поговорим».

…Сид проснулся, когда был уже полдень.

Головная боль все еще не прошла. Он мучительно напрягал намять: что случилось? Прошло немало времени, пока он вспомнил подробности минувшей ночи.

«Боже мой! — ужаснулся он. — Надо немедленно поговорить с Дорис».

Сид прошел на кухню. Дорис в ней не было. Он бросился в спальню. Шкаф был приоткрыт. Платьев Дорис в нем не было. Исчез и большой черный чемодан.

«Это… невозможно!» — подумал он.

Заглянул в ванную комнату. Она была пуста. Туалетных принадлежностей Дорис он в ней не увидел. В замешательстве вернулся на кухню. На столе обнаружил записку, которую раньше не заметил.

«Я уехала к маме в Брауншвейг. Прошу, оставь меня хотя бы на несколько дней в покое. Мне надо побыть одной. Дорис».

Сид устало опустился на стул, перечитывая записку. Буквы расплывались перед глазами.

Дорис ушла. Бросила его.

Главное — не падать духом. Через несколько дней он поедет в Брауншвейг, и она вернется. А духи? Надо купить себе такие же духи и показать ей при случае.

Его руки немного дрожали, когда он прикуривал сигарету.

Эвелин собиралась уходить.

Она привела комнату в порядок и положила в свою элегантную сумку две магнитофонные катушки и несколько кассет с кинопленкой. Еще раз повернулась на каблуках перед небольшим круглым зеркалом, придирчиво себя осмотрела.

Раздался звонок у входной двери. Она пошла открывать. На пороге стоял Перси.

— Хэлло, лейтенант! — удивленно протянула она. — Я как раз собиралась пойти к вам и передать кое-что.

— Вы напрасно бы потратили время, — неприветливо отозвался лейтенант и прошел мимо нее в гостиную. — Выкладывайте!

Она открыла сумку и протянула ему одну катушку с магнитофонной записью и две кассеты.

— Еще! — приказал Перси.

— Это все.

Ловким движением он выхватил у нее сумку и высыпал содержимое на стол.

— А для кого предназначаются эти катушки и остальные пленки? — спросил он. — Может быть, для порнографического клуба?

Она побледнела.

Перси сгреб все материалы в свою папку.

— Сколько вам платит Ведомство по охране конституции за такие сведения? — грубо спросил он, рассматривая ее в упор. — Вы хотели передать эти вещи Адамсу? Он вчера вечером был у вас и ушел за полчаса до прихода Паули.

Эвелин молча кивнула. У нее пересохло в горле.

«Они следили за мной! — молниеносно пронеслось у нее в голове. — Я выдала себя. Что они теперь сделают со мной?..» От Батлера нельзя было ждать ничего хорошего. При мысли о расплате ноги у нее начали подкашиваться.

«Я могу ни в чем не сознаваться. В конце концов, мне же не запрещено принимать у себя гостей».

Эвелин слабо улыбнулась и, запинаясь, проговорила:

— Да, это правильно, он был у меня. У меня… у меня с ним роман.

Перси нагло усмехнулся и жадными глазами осмотрел ее фигуру.

— Нашла с кем связываться! — резко бросил он, схватив ее за талию. — Я мог бы забыть всю эту историю…

Она не сопротивлялась.

 

X

Сид проглотил две таблетки от головной боли. На кухне он нашел хлеб и колбасу, сварил крепкий кофе и с жадностью набросился на еду.

Сегодня ему предстояло встретиться со связным. Он пошел в комнату, достал из книжного шкафа первую часть «Фауста». И вдруг вспомнил, что Дорис вчера говорила что-то о Винкельмане и его предложении. Или это ему только померещилось? Он поднял трубку и набрал номер телефона своего друга.

— Наконец-то! — отозвался Винкельман. — Сегодня утром я вам уже звонил, но никто не подошел.

— Я долго спал, — оправдался Сид. — Что там такое? Я слышал, ты нашел мне место?

— Да. С первого января. При редакции ежедневной газеты вторым редактором по экономическим вопросам. Я буду вести отдел фельетона.

— Вот это здорово! — обрадовался Сид. — Когда к тебе зайти? Можно завтра пораньше?

— Конечно! А пока будь здоров! Мне надо еще сделать покупки к рождеству.

Винкельман положил трубку.

Рождество! Сид совсем забыл о нем. Надо как можно скорее уладить ссору с женой. Послезавтра он поедет в Брауншвейг.

Он взял книгу и плащ, валявшийся на кушетке, и вышел на улицу.

Около восьми Сид поставил свой автомобиль на Кармерштрассе и подошел к остановке «Савиньиплац». Начался дождь. Стало холодно.

«Какая муха меня вчера укусила? — думал Сид. — Я же не хотел оставаться. А потом вдруг потерял контроль над собой. Все-таки я свинья! Зачем надо было так много пить? Как мне объяснить Дорис всю эту историю? Может быть, Винкельман поможет. Он мог бы, к примеру, подтвердить, что поздно вечером я встретился с ним в пресс-клубе и показывал ему духи. После этого мы упились. Винкельману Дорис поверит».

Он уже обрадовался было тому, что нашел такой выход из положения, как вдруг вспомнил, что именно Дорис сообщила ему о звонке Винкельмана.

«Нет, из этого ничего не выйдет, — подумал он. — Дорис, конечно, не простит меня так быстро. Надо что-то еще придумать».

Сид стал смотреть на людской поток, выливавшийся через двери станции. То и дело с грохотом пролетали поезда. В толпе Сид уже успел заметить несколько человек, несущих авоськи, но ни в одной из них не было красного мяча.

На освещенном циферблате часов стрелки показывали три минуты девятого.

— Когда в последний раз шел дождь? — раздался у него за спиной голос.

Сид быстро обернулся. Воротник дождевика незнакомца был высоко поднят, поля шляпы прикрывали лоб. В руке он держал зеленую авоську с красным резиновым мячом.

— Двадцать девятого июня, — ответил Сид.

Мужчина кивнул головой.

Они медленно пошли по Кантштрассе.

Перед одной из досок для объявлений незнакомец остановился.

— Здесь ежедневно вывешиваются объявления, — сказал он. — Если вы захотите меня найти, дайте следующее объявление. «Настоятельно ищу подержанную детскую коляску. Эльзе Книппендорф, Клейстштрассе, четыре». Повторите.

Сид повторил содержание будущего объявления.

— Между прочим, меня зовут Джим, — продолжал мужчина. — Так вы сможете меня оповестить в случае необходимости. На следующий же день вы меня найдете ровно в пять вечера в отделе ассигнований. Эту явку используйте и в том случае, если вы почему-либо не сможете заранее предупредить меня. Обязательно явитесь туда через неделю. Все ясно?

Сид кивнул.

Он попытался было разглядеть лицо Джима, но увидел только жгуче-темные глаза, широкий нос, тонкие губы. Джим старался держаться так, чтобы его лицо все время находилось в тени.

— Вот еще что, — спохватился агент. — Если стоять перед зданием отдела, то справа от вас будет телефонная будка. Вы не припоминаете?

Сид кивнул.

— Книга телефонных абонентов в этой будке используется как предупреждение.

— Как предупреждение?

— Ах да, вы же новичок! — негромко засмеялся Джим. — Я совсем забыл об этом. Прежде чем направиться в отдел, войдите в телефонную будку и откройте книгу на букве «К». Там, где начинаются фамилии на «К», на правой странице вверху увидите кружок. Значит, все в порядке. Если же найдете там треугольник, то немедленно возвращайтесь домой и ждите моего звонка. О буквах в книге и значках мы каждый раз будем уговариваться особо.

— Понятно, — кивнул Сид.

— О’кэй! — незнакомец внезапно торопливо отошел от него, даже не попрощавшись.

Нельзя сказать, что эта встреча обрадовала Сида. Возвращаясь к своему «шпортвагену», он обратил внимание на стоящий позади него черный «мерседес».

Сид хотел уже было пройти мимо, но тут его вполголоса окликнул водитель «мерседеса». Им оказался Мюллер.

— Вы, вероятно, хотели проверить, встретил ли я этого остряка с детским мячом? — осведомился Сид.

— Нет, — ответил Мюллер. — Мне надо с вами поговорить. Садитесь в машину!

Сид бросил беспокойный взгляд на заднее сиденье, но, кроме Мюллера, в машине никого не оказалось.

Облегченно вздохнув, он уселся рядом с ним.

— Ну? Вы узнали что-нибудь у своей красотки?

— Нет, — ответил Сид, — я слишком здорово напился.

— Очень прискорбно. Прежде всего для вас. Мне придется дать вам другое задание, чтобы вы хоть как-то отработали свой гонорар.

Сид промолчал. «Другое задание? Куда это клонит Мюллер?»

— В Восточном Берлине есть известный профессор Арендт, — продолжал Мюллер. — Послезавтра вы посетите его, передадите привет от своего отца и пригласите на встречу ученых, которая состоится во вторник вечером в отеле на Штейнплац.

Сид растерялся.

— Разве вы не знаете?..

— Как же, как же, — перебил его Мюллер. — Но, возможно, Арендт еще не знает об этом. Это случилось всего несколько недель назад. Поэтому в разговоре вам надо быть осторожным — вдруг он уже все знает? Это вы сразу заметите.

— «Это случилось…» — горько повторил Сид. — Вот что я вам скажу, господин Мюллер: во-первых, я не хочу пачкать имя своего отца о ваши грязные делишки и, во-вторых, послезавтра у меня не будет времени. Я должен уехать. Это для меня важнее всего.

— Это меня не интересует, — чванливо возразил Мюллер. — Выполняйте мое задание.

Сид свирепо посмотрел на него.

— Сначала я улажу свои личные дела. Плевать я хотел сейчас на вашего профессора и на все, что связано с ним. Возможно, в ближайшую неделю я сделаю то, что вы говорите. Но не затрагивая имени отца.

— Итак, вы отказываетесь выполнять это задание сразу же? — до странности спокойно спросил Мюллер.

— Я уже объяснил вам, что я занят.

— Как хотите, — безразличным тоном произнес Мюллер. — До свидания, мой дорогой!

Сид выбрался из «мерседеса» и пошел к своей машине.

«Этот малый спятил с ума, — возмущался он. — Они решили, что могут заставить меня делать все, что захотят. Даже покойного отца пытаются втянуть в это дело! Его смерть для них — подходящая уловка. Если бы он был жив, они, наверное, приказали бы мне следить за ним. Арендт… Он ведь, кажется, был дружен с отцом. А теперь я должен воспользоваться именем своего отца, чтобы заманить Арендта в какую-то дьявольскую западню. Обойдутся и без меня. Мне надо ехать. Эта маленькая крыса Мюллер, должно быть, в последний раз отважилась подойти ко мне с таким предложением».

 

XI

Приблизительно в это же время в бунгало Эвелин входил Адамс.

— Я сегодня после обеда уже был здесь, мне никто не открыл, — с досадой сказал он, вешая в передней свой плащ.

Они прошли в гостиную.

— Где данные о Паули?

— У меня их нет, — ответила Эвелин и выжидательно посмотрела на него.

— Если ты мне лжешь — смотри!

Эвелин почувствовала серьезность этой угрозы и рассказала ему о посещении Перси.

Адамс едва сдержался, чтобы громко не выругаться. Итак, они выследили его и обнаружили их связь, а он не смог этого предвидеть. Их тактика выслеживания всех и вся обернулась и против него. Эвелин отлично знала свое дело и помогала ему гораздо больше, чем могла догадываться об этом. Трудно теперь будет найти ей замену, которой ами будут доверять так же, как до сих пор доверяли ей.

— Неприятная история! — мрачно сказал он. — Если Перси доложит Батлеру о том, что ты собиралась скрыть от них для меня материалы Си-Ай-Си, ты понимаешь, чем это пахнет для тебя?

— Он Батлеру не расскажет об этом.

— Ты твердо уверена?

— Да.

— Если Перси будет отрицать, что был близок с тобой, кому Батлер поверит больше: тебе или ему?

— Мне, — тихо ответила Эвелин.

— У тебя есть доказательства против Перси?

— Да. Мне удалось незаметно включить магнитофон.

— Превосходно! — возликовал Адамс. — Даже осторожные господа из Си-Ай-Си делают ошибки.

Он подошел к Эвелин.

— Дай-ка мне катушку!

— Нет!

— Нет?.. Что это значит?

Ее сопротивление ошеломило его. Этой записью он взял бы Перси в оборот. Адамс знал законы, царящие в Си-Ай-Си. Как только Батлер узнает о том, что Перси ради любовного приключения забыл о своих прямых обязанностях, лейтенанта разжалуют и предадут суду военного трибунала.

Поэтому Адамс продолжал настаивать.

— Пожалуй, достаточно будет, если ты напишешь мне жалобу, что он тебя изнасиловал. Этого хватит для его обработки.

— Нет! — повторила Эвелин.

В его глазах запрыгали злые огоньки.

— Я тебе не советую так вести себя.

— Я не хочу быть размолотой между двумя жерновами. Или ты этого не понимаешь? Когда ваше Ведомство начнет разбираться в этом деле с Си-Ай-Си, я же останусь в дураках. В конце концов, вы с ними связаны и можете рассчитывать на поддержку друг друга; в любом случае вы поладите и все останетесь чистенькими. Но не забудете, что я была причиной аферы, что я о многом знаю. Я стану лишней. Что тогда будет со мной?

— С тобой ровно ничего не случится, — ответил Адамс.

— К сожалению, я не могу поверить тебе, — с горечью произнесла Эвелин. — Я знаю законы своей дьявольской профессии и довольно ясно представляю, как может обернуться это дело.

— Глупости! — зло бросил Адамс. — Ты забываешь, кем я работаю. Я же не простая пешка. Си-Ай-Си не из тех ведомств, которые пользуются у нас большим уважением. Ты ведь немка. Я могу взять тебя под защиту.

Эвелин смотрела мимо Адамса и молчала.

— Послушай меня хорошенько, Эвелин. Если ты мне не дашь запись, я все равно надую Перси. Я просто скажу ему, что получил ее у тебя. Так что выйдет то же самое.

Эвелин медленно подошла к шкафу и вынула из ящика катушку.

— Вот. Но обещай, что ты поможешь мне, если будет нужно.

— Мы никогда не отворачиваемся от своих лучших работников.

— Ты больше меня не любишь? — спросила она дрогнувшим голосом и увидела холодный иронический взгляд Адамса.

— Нет. Перси гораздо лучший источник информаций, чем ты.

Он поднялся и, не говоря больше ни слова, ушел.

У Эвелин дрожали губы. В окно она видела, как он торопливо шел по дорожке к выходу на улицу.

Она всегда знала, что Адамс из той породы людей, кто не любит никого и ничего, кроме самого себя. И все же она любила его. Его силу, холодный, расчетливый ум, даже наглость.

Она почувствовала приближение истерики. Медленно подошла к проигрывателю, поставила пластинку.

Гостиную наполнили ласковые звуки концертного рояля. Эвелин резко выключила проигрыватель.

«Как все это смешно и глупо», — пронеслось у нее в голове.

Батлер сидел за столом и читал доклады Мюллера и агентов, следивших за домом Эвелин.

Прочтя, что Перси находился у Эвелин почти три часа, он присвистнул. Затем поднял трубку и вызвал лейтенанта к себе.

Спустя несколько минут Перси вошел в кабинет.

— Вы уже слышали, что Паули отказывается выполнять задание Мюллера? — обратился он к майору.

Батлер кивнул.

— Я знаю. Его жена уехала в Брауншвейг. Он уже дважды пытался дозвониться до нее, но безрезультатно. Теперь он решил завтра поехать туда. По-видимому, она заметила, что он завел на стороне любовные шашни.

Перси, усаживаясь, произнес:

— Очевидно, его охватило раскаяние.

— Раскаяние — самая бесполезная вещь на свете, — философски заметил Батлер. — Потерянное так же не вернуть, как не заставить стрелки часов вращаться в обратную сторону. Парёнь просто уклоняется… Но мы ему покажем, что значит отказаться от нашего задания, — продолжал Батлер. — И мисс Эвелин, видно, придется втолковать, как мы смотрим на то, что она одновременно работала на нас и на Ведомство по охране конституции.

— У нас нет доказательств, сэр, — сказал лейтенант Перси.

— Что, действительно, нет? — ловя лейтенанта на слове, спросил Батлер. — Интересно, как прошел ваш визит к этой даме.

— Она призналась, что у нее с Адамсом личные отношения.

— И больше ничего?

— Ничего, сэр.

— Сколько вы находились у нее?

— Примерно с полчаса, — помедлив, ответил Перси.

— Так, так… — Батлер вынул коробку сигарет и, помолчав, как бы невзначай спросил:

— Между прочим, вы знаете Адамса?

— Мне знакома только его фамилия.

— Я знаю его лучше. Это самый хладнокровный и педантичный из всех немцев, работающих здесь, в Берлине. У него нет никого, с кем бы он лично дружил. Есть только те, кто работает на него или против него. Эвелин не могла составлять исключение. Разве вы не заметили чего-нибудь такого при своем посещении, лейтенант?

— Нет, сэр!

Батлер встал.

— Ну и прекрасно. Теперь мы придумаем что-нибудь для этого Паули.

Вернувшись вечером домой, Сид открыл дверь квартиры и остановился как вкопанный, не веря своим глазам.

В маленьких креслах расположились трое мужчин. Один из них был американским офицером, к которому он тогда обратился в пресс-клубе. Двое других — пожилой господин в темных очках в толстой роговой оправе и молодой широкоплечий гигант — были ему незнакомы. Все были одеты в штатское.

— Как, черт возьми, вы попали сюда? — спросил Сид.

Батлер дружески улыбнулся.

— Через дверь, разумеется. Правда, с помощью своего ключа.

Сид обратился к Перси.

— Вас я знаю, а кто остальные?

Свои, — лаконично ответил лейтенант.

— Как я слышал, у вас нет большого желания сотрудничать с нами… — с места в карьер перешел Батлер.

Сид придвинул стул.

— Господину Мюллеру я уже объяснил.

что сейчас у меня нет времени. Я срочно должен уладить свои личные дела и с этой целью еду в Брауншвейг.

— Вы подразумеваете историю с вашей женой?

Сид остолбенел.

— Она уехала туда, даже не зная всех подробностей вашего визита к красотке в Груневальде.

— Откуда вы знаете?

Батлер сделал пренебрежительный жест рукой.

— Вам теперь нелегко будет привести в порядок свои дела… без нашей помощи.

— Я вас не понимаю! — отрывисто сказал Сид. — Что вы хотите этим сказать?

Батлер вынул из кармана несколько фотографий и бросил их на стол.

— Они сделаны той самой ночью, когда вы были в гостях у фрейлейн Эвелин. У вашей супруги будут довольно-таки веские доказательства для развода.

Сид судорожно схватил фотографии.

— У нас есть еще две катушки с магнитофонной записью того памятного вечера, — радушно произнес Перси. — Хотите, мы вам сейчас их прокрутим?

— Зачем вам понадобилось делать это? — тихо спросил Сид.

— Мы любопытные люди, — цинично заявил Батлер, забирая снимки. — Нас интересует все. Может быть, мы просто хотели узнать, как вы выглядите в постели, мой милый.

— Свиньи! Проклятые свиньи! — вскакивая, закричал Сид. Он попытался было выхватить снимки у майора, но Перси кулаком ударил его в лицо.

Сид пошатнулся. Ярость захлестнула его. Правой рукой он нанес лейтенанту удар такой силы, что тот с грохотом свалился.

Батлер подмигнул широкоплечему штаб-сержанту. Верзила выпрямился.

— Хэлло, мальчик! Может, ты немножко успокоишься? — флегматично обратился он к Паули.

Сид обернулся и выжидательно поднял кулаки; в тот же миг он получил пинок тяжелым ботинком в нижнюю часть живота. Сид застонал, ловя широко открытым ртом воздух. Сержант стал зверски избивать растянувшегося на полу Паули.

Батлер тщательно стряхивал пепел с кончика сигары, временами с иронией посматривая на лейтенанта, который вытирал кровь, лившуюся у него из носа.

Сержант только тогда оставил Сида, когда тот, скрючившись, неподвижно замер на ковре. Верзила левой ладонью помассировал суставы правой кисти и вопросительно посмотрел на майора.

— Воды! — приказал Батлер.

Сержант принес ведро воды и вылил ее на голову своей жертвы.

Сид застонал и пошевелился. С большим трудом попытался подняться. Его вырвало, и он снова упал.

— Вставайте! — проговорил Батлер, обращаясь к Сиду. — Не можем же мы весь вечер изображать из себя сиделок.

Сержант принес еще воды и опять облил Сида, затем поднял его и усадил в кресло. Голова избитого безжизненно повисла. Из разбитой губы струйкой текла кровь.

Медленно возвращалось к нему сознание.

— Чего вы от меня хотите? — невнятно спросил он. Губы отекли и отказывались повиноваться.

— То, что вам положено делать, — мягким тоном объяснил Батлер, — и ничего больше. В будущем вы будете делать только то, что мы вам прикажем.

Сид молчал.

— Вы поняли меня?

— Да, — буркнул Сид.

— Так точно, сэр! — требовательно поправил его майор.

— Так точно, сэр! — повторил Сид.

— Очень хорошо! — Батлер встал. — Следовательно, вы поедете к профессору Арендту, передадите ему привет от своего отца и от его имени пригласите профессора на встречу ученых, которая состоится в отеле на Штейнплац. Вероятно, мне не нужно разъяснять вам, что по понятным причинам вам придется проявить осмотрительность и осторожность. Если профессор в следующий вторник не приедет, эти снимки окажутся у вашей жены в Брауншвейге. Вы меня поняли?

— Так точно, сэр!

— Это меня уже радует, — произнес Батлер и почти доброжелательно посмотрел на Сида. — Обоюдное понимание — самая лучшая предпосылка для приятного сотрудничества, — добавил он мягко. — Вы согласны?

Несмотря на эту явную издевку, Сид счел благоразумным кивнуть в ответ.

Батлер подошел к рабочему столу Сида и взял в руки небольшую серебряную рамку, в которую была вставлена фотография Дорис.

— У вас действительно очаровательная жена, — проговорил он. — Если наши деловые отношения будут развиваться хорошо, вы сможете выполнять любые ее желания.

Он поставил фотографию на место и сделал знак рукой своим подчиненным.

— Счастливо оставаться, господин Паули, — любезно проговорил он, прикрывая за собой дверь.

 

XII

Каждое воскресенье, если позволяла погода, лейтенант Перси ходил играть в гольф. Даже зимой.

В веселом настроении — ему везло в это утро — он забил последний шар, швырнул клюшку запыхавшемуся служителю и, довольный собой, гордо зашагал через лужайку к ресторану для игроков в гольф. Едва он успел сесть за стол, как старший официант уже поставил перед ним его обычное блюдо — огромную порцию яичницы с ветчиной и пол-литра молока.

— Это место свободно? — спросил высокий мужчина с седеющими висками, указывая на соседний стул.

— Прошу, — пробормотал лейтенант, продолжая есть..

Мужчина внимательно посмотрел на него и сел. Он ждал, пока официант кончит сервировку. Перси почувствовал, что незнакомец, видимо, что-то хочет сказать ему, но сделал вид, что ничего не замечает. Покончив с едой, он закурил сигарету и принялся равнодушно рассматривать простиравшийся за окном зеленый луг.

— Сегодня вы забили уйму шаров, — заговорил мужчина, — это была отличная игра, лейтенант.

— В самом деле? — обрадованно отозвался Перси, но тут же удивленно уставился на незнакомца: тот назвал его, одетого в штатское, по званию.

— Откуда вы меня знаете?

— Ведь вы лейтенант Перси?

— Да, а вы кто?

— Моя фамилия Адамс.

— Ах вы Адамс! — с интересом проговорил Перси. — Я уже слышал о вас.

— Я полагаю, — усмехнулся Адамс, — наш общий знакомый Батлер рассказывал вам обо мне много хорошего.

— Как сказать… — увернулся от ответа Перси. — Я догадываюсь, вы неслучайно сели за мой столик?

— Нет. Я хотел бы передать вам привет от одной вашей приятельницы.

— По всей вероятности, от вашей приятельницы, Эвелин, — осклабился Перси. — Я думаю, что майор Батлер не оценит того, что вы беспокоитесь об этой даме.

— Вы считаете, для него было бы лучше, чтобы вы заботились о ней?

Перси не понял намека. Он был уверен, что Эвелин будет молчать обо всем. Поэтому он ответил так, как и предполагал Адамс:

— Мисс Эвелин наша сотрудница. Я связан с ней лишь деловыми отношениями.

— Конечно, — кивнул Адамс. — Я хотел бы вас спросить, для чего вы готовите Паули?

Перси озадаченно посмотрел на него.

— С чего это вы взяли, что я буду разговаривать с вами о служебных делах?

— Будете, — сказал Адамс многозначительно.

— Совсем необязательно. А почему вы, собственно, заинтересовались этим Паули?

— Он немец.

— Ну и что?.. — спросил Перси. — Лучшие наши сотрудники из немцев.

— Как бы вы посмотрели на то, если бы американец работал на наше Ведомство? — осведомился Адамс.

Перси пожал плечами.

— Каждый знает, что делает.

— Но вы не очень-то уважаете тех американских граждан, которые работают на разведку чужой, хотя и дружественной, державы. По отношению к ним вы применяете какие-то меры.

— Ясное дело, — отозвался Перси.

— Так же и мы, — сухо произнес Адамс.

— К чему вы клоните? — спросил лейтенант. Ему не нравилась вся эта неопределенность.

— Как представитель немецкой власти, я интересуюсь, чем занимается у вас немецкий подданный Паули. Вот и все.

— Спросите об этом лучше Батлера, — уклонился Перси. — Я не могу давать вам разъяснения.

— Ну хорошо, — невозмутимо произнес Адамс. — Тогда я спрошу вас о другом. Немецкая гражданка Эвелин Бринкман, проживающая в Берлине, Груневальдштрассе, восемьдесят шесть, заявила нам, что находится в опасности. Вас это интересует?

— Конечно. Кто же ей угрожает?

— Вы.

Перси нервным движением раздавил сигарету.

— Вы что, спятили?

— Отнюдь нет. Немецкая гражданка Эвелин Бринкман обратилась к нам с просьбой о помощи. Она заявила, что вы совершили преступление по отношению к ней как к женщине, использовав для этого ее зависимое от вас служебное положение. Это верно?

— Она что, сошла с ума? — хрипло спросил Перси. — Я американский офицер и не позволю себя оскорблять.

— Совершенно верно, — поддержал его Адамс. — Этого вы не должны так оставлять. Поэтому я и завел с вами разговор. Правда, Бринкман представила нам доказательства.

— Доказательства? — забеспокоился лейтенант.

— Да! Катушку с магнитофонной записью. Она находится сейчас в моем распоряжении. К сожалению, раньше я не имел чести быть лично знакомым с вами. Сегодня я воспользовался случаем, чтобы познакомиться. Должен же я был в конце концов убедиться, что мужской голос, записанный на пленке, это ваш голос.

— И что же? — Перси с трудом сдерживал волнение.

— Я убедился, — спокойно продолжал Адамс. — Фрейлейн Бринкман сказала правду. Как представитель немецкой власти, я обязан защитить немецкую подданную. Даже если она сотрудничает с иностранной разведкой. Это разные вещи. Преступление остается преступлением, несмотря на то, кем и при каких обстоятельствах оно совершено.

Растерявшийся было лейтенант неожиданно перешел в наступление:

— Майору Батлеру я не сказал, что отобрал у мисс Эвелин две катушки и кассету с кинопленкой, предназначавшиеся для вас.

— Для меня? — притворно удивился Адамс. — Почему для меня?

— А для кого же тогда?

— Откуда мне знать, — недоуменно протянул Адамс. — А если бы вы свои предположения — хотя они совершенно надуманны — высказали майору Батлеру, что тогда изменилось бы? Я не подчиняюсь Си-Ай-Си. Я очень высоко ценю майора, но не получаю от него ни указаний, ни заданий. Никто из американцев не властен надо мной.

— А кто дает вам деньги, кто помогает вам восстановить былую силу? — обрушился на него Перси. — Мы, только мы!

— Молодой человек, — холодно процедил Адамс, — мы всегда были достаточно сильны. У нас, например, есть нечто, чего вы лишены начисто, — это традиции. В прошлую войну у вас не было ни малейшего шанса выиграть ее у нас в одиночку. Я был офицером…

— Да, офицером гестапо, — перебил его Перси, — это нам известно. Попадись вы нам в сорок пятом, мы бы вас повесили.

— Верно, — улыбнулся Адамс. — А сегодня вы, американский офицер, боитесь меня. Вот как меняются времена.

— Я? Боюсь? — с презрением переспросил Перси. Но, встретив пронзительный взгляд Адамса, похолодел.

— По своему служебному положению я у вас в Си-Ай-Си, — продолжал Адамс, — имел бы звание полковника. Вы не находите, что, разговаривая с вами, лейтенант, я проявляю любезность?

Перси молчал. Он начинал понимать, что этот человек имел право так разговаривать с ним. Адамс мог бы запросто прийти к полковнику Шерману, начальнику Батлера, и был бы тотчас же принят им.

— Тогда почему же вы подсели ко мне? — угрюмо спросил Перси.

— Потому что это дело заинтересовало меня лично. — Адамс затянулся сигаретой. — Итак, вы согласны с тем, что изнасиловали немецкую гражданку Эвелин Бринкман?

— Изнасиловал? — оцепенел лейтенант.

— Ну, речь идет по меньшей мере о случае принуждения, — деловито объяснял Адамс. — Это достаточно точно засвидетельствовано магнитофоном. Я еще выясню кое-что по этому поводу в прокуратуре, а затем можно будет поговорить с вашим начальником Батлером. Собственно, все это произойдет тайно. Выносить процесс на суд общественности — не в интересах вашей фирмы.

— Это вы серьезно? — взволнованно спросил Перси.

— Вполне, — категорично ответил Адамс. — А как поступили бы вы на моем месте?

— Но это же был просто флирт, — сказал лейтенант, — вот и все.

— Фрейлейн Бринкман иного мнения. И я тоже.

— Мистер Адамс, ведь вы же мужчина. С каждым может случиться, что он вдруг загорится страстью к женщине. Вы не хотите за:-ключить джентльменское соглашение?

— Я государственный служащий и дал торжественную клятву верно служить своей стране! — патетически произнес Адамс. — Я защищаю права и свободу моих сограждан! Если вы предложите мне что-нибудь такое, что для моей страны окажется важнее, чем защита отдельной гражданки, мы сможем договориться, — закончил он уже иным тоном.

— Что вы требуете от меня? — спросил Перси.

— Информации, — лаконично ответил Адамс, затем, чуть помедлив, уточнил: — Той информации, которую вы получаете от немецких агентов, размещенных в Федеративной Республике и советской зоне. Сейчас в первую очередь меня интересует дело Паули. Для какой цели вы готовите этого агента?

Перси молчал, нервно постукивая пальцами по бутылке из-под молока.

«Неисправимая нацистская свинья! — думал он, приходя в отчаяние. — Если я откажусь, он обо всем доложит Батлеру. А если Батлер услышит о деле с Эвелин, он сразу же даст делу законный ход. Значит, военный суд, разжалование, уход из армии, тюрьма. На гражданке никто не предоставит мне приличного места. Останется только валяться на парковых скамейках. Значит, я пропал окончательно и бесповоротно…»

— Ну? — тихим голосом напомнил Адамс.

— Этого Паули мы собираемся заслать к профессору Арендту, — медленно проговорил Перси.

— Интересно!.. — Адамс, устраиваясь поудобнее на стуле, откинулся назад. — Очень интересно, лейтенант. Расскажите-ка мне обо всем поподробнее. И не вздумайте чего-нибудь забыть!

Наклонившись над столом, Перси вполголоса стал рассказывать.

Этот воскресный вечер Эвелин коротала одна в своем маленьком домике. Его предоставил ей Батлер, и жить в нем с некоторых пор стало для нее невыносимо. Она сидела перед камином, куря одну сигарету за другой и посматривая на пламя.

«Лучше жить свободной на чердаке, чем медленно погибать здесь», — думала она.

Часто мечтала она о том, что сбежит куда-нибудь — во Францию, Италию, Швейцарию. Ей удалось накопить несколько тысяч марок. Она могла бы работать, если удастся, манекенщицей или на худой конец официанткой… Но это невозможно: где бы она ни находилась, ее везде отыскали бы и «выключили», как выражался Батлер.

Как это ни парадоксально, единственное, что может ее спасти, — старость. Когда она потеряет красоту, исчезнет и интерес к ней. Но и тогда они не оставят ее в покое. Не доверяя ей, станут за ней шпионить. Настоящей свободы ей никогда не видеть.

Помочь ей мог только Адамс. Он был человеком, облеченным властью, и она надеялась, что он вырвет ее из лап Си-Ай-Си.

Кто-то позвонил у входа.

Эвелин открыла.

У двери стоял штаб-сержант Вильямс.

— Хэлло, мисс Эвелин! — ухмыльнулся он. — Майор страстно желает вас видеть.

— Сейчас, в воскресный вечер? — удивленно спросила она.

— Так точно! Пошли!

Эвелин надела пальто, мельком взглянула в зеркало и вслед за сержантом поспешила к ожидающему их «бьюику». В машине Эвелин пыталась понять, почему ее вызвали в такой неурочный час.

Ей стало страшно.

Переступив порог кабинета Батлера, она растерянно остановилась и уставилась на прожектор, стоящий рядом с письменным столом. Шторы на окнах были спущены.

— Садитесь! — недружелюбно произнес Батлер.

Разглядеть его Эвелин не смогла. Яркий свет ослепил ее. Ощупью она нашла стул и присела.

— Это допрос? — спросила она.

— Да!

В комнате воцарилась мертвая тишина.

Эвелин закрыла глаза.

— Смотрите на меня, — приказал Батлер, — и отвечайте на мои вопросы.

У нее стало резать глаза.

— Расскажите мне обо всем, что произошло, когда к вам пришел лейтенант Перси, чтобы забрать данные о Паули.

— Я их отдала ему, — ответила Эвелин.

— Все? — спросил Батлер.

Она помедлила. Неужели Перси донес майору? Это показалось ей невероятным.

— Все!

— Как долго Перси находился у вас?

— Пожалуй, с полчаса. Он взял материалы и ушел обратно.

— Это ложь! — резко оборвал ее Батлер. — Он был у вас почти три часа. Это мы знаем точно. Что происходило в это время?

— Он пытался…

— С успехом?

— Да!

— Вы любите его?

— Нет!

— Значит, он заставил вас… Почему?

Эвелин молчала. Она лихорадочно пыталась обдумать ответ. Но резкий свет действовал на нее как пытка. Резало глаза, стучало в висках…

— Как часто вы передавали информационный материал… Адамсу?

«Он все знает!» — в отчаянии заключила она и сказала:

— Около двадцати раз.

— Вы могли бы припомнить, о каких вещах там шла речь?

— Да. Это были…

— Мы зафиксируем это позднее. Сколько он платил вам за эту службу?

— Ничего. Я люблю его.

— Следовательно, вы зависите от него. А почему вы стали любовницей лейтенанта Перси?

— Он заметил, что я отдала ему не все материалы, и обещал мне молчать об этом, если я…

— Достаточно, — остановил ее Батлер. — Эти материалы тоже предназначались Адамсу?

— Да!

«Каков наглец! — подумал Батлер, имея в виду Перси. — Он не только нарушил мой приказ в отношении Эвелин, но вдобавок еще к скрыл, что Эвелин пыталась передать немцам важные сведения».

— Прошу вас, выключите свет, — слабо попросила Эвелин.

— Нет! — тотчас же раздался голос Батлера. — Допрос еще не окончен.

Лицо женщины было ярко освещено. Теперь можно было разглядеть скрытые косметикой тонкие морщинки у глаз. Батлер молча наблюдал, как от палящих лучей прожектора у нее сохли губы и она то и дело нервно облизывала их.

— Между прочим, вы знаете о том, что вами возведено чудовищное обвинение, против американского офицера? — с расстановкой проговорил он. — Я мог бы и не напоминать, что будет с вами, если вы не сможете это доказать…

Эвелин была близка к обмороку. Перед ее глазами бешено завертелись ярко-красные спирали.

— В то время когда лейтенант был у меня, я включила магнитофон, — простонала она.

— Эта запись у вас?

— У меня ее больше нет.

У Эвелин потемнело в глазах, она медленно стала оседать вниз на своем стуле.

Штаб-сержант подхватил ее под мышки и усадил снова.

— У кого эта запись? — заорал Батлер. — Отвечайте!

— Адамс… — едва слышно произнесла Эвелин, пытаясь защититься от ослепительного света, бьющего по глазам.

— Адамс… — тихо повторил Батлер. Лицо его сразу осунулось. Он тяжело поднялся из-за стола и выключил лампу прожектора.

Наступившая темнота ударила по натянутым до предела нервам Эвелин. Она потеряла сознание.

— Выйди, милочка! — толкнул ее Вильямс и, подняв со стула, вывел из кабинета.

Майор, приподняв одну штору, заглянул в густо разросшийся сад, подступавший вплотную к окну.

«Адамс… — думал он. — Сразу видна его работа. С помощью этой записи он попытается воздействовать на Перси, а может, и на меня, раз я отвечаю за лейтенанта. Устраивать скандал нельзя ни в коем случае. Остается один-единственный путь — сделка с Адамсом. Я, майор Батлер, шеф одного из отделений Си-Ай-Си, бессилен против какого-то занюханного наци».

 

XIII

Проехав Потсдамскую площадь, Сид сбавил скорость, предъявил на контрольно-пропускном пункте свои документы солдатам Национальной Народной армии ГДР и стал спускаться по Лейпцигерштрассе. Хотя Паули не раз бывал в Восточном Берлине, он не переставал удивляться. Каждый раз ему казалось, что он попал в другой мир.

Залитая неоном Курфюрстендамм, поток автомобилей, нервно снующие по улице люди, кричащие о последних сенсациях продавцы газет, рекламы кинозвезд — все это осталось позади.

Здесь все выглядело спокойнее, солиднее и серьезнее. Сид обратил внимание на транспарант, призывающий к запрещению ядерного оружия.

«У нас тоже многие выступают против атомного вооружения. Но здесь борются не в одиночку, а всем государством. Они используют все средства: радио, кино, прессу…»

Сид вспомнил разговор, происходивший месяц назад в пресс-клубе с одним восточным журналистом. Тогда он посмеивался:

— Ваши газеты скучны и неинтересны. То, что вы печатаете, не имеет ничего общего с журналистикой.

Его коллега снисходительно улыбнулся:

— Если вы подразумеваете под словом «журналистика» ходкий бульварный материал, то вы правы. Убийства, вызывающие омерзение, гаденькие постельные истории, ненормальные браки, проституция, преступления любого вида, коррупция — вот что помещаете вы под броскими заголовками. Неужели развод или преступление стоят внимания читателя?

— «Внимание», возможно, не то слово, — заметил Сид. — Но этот материал увлекателен, читается с жадностью, в общем, сенсационен.

Коллега из Восточной Германии сказал, что, по его мнению, все это выглядит довольно жалко.

— Настоящей сенсацией было бы выступление вашего государственного деятеля, посвященное разоружению, или протест боннского парламента против запрета Коммунистической партии Германии.

— Политика… Голая политика. Без конца одно и то же!.. — последовало возражение Сида. — Но у нас пишут обо всем. Мы свободны. И не носим идеологических корсетов.

— У вас своеобразное представление о свободе. Может быть, по-вашему, это свобода, когда людей, выступающих за мир и взаимопонимание между народами, оскорбляют и преследуют, в то время как известные всему миру поджигатели войны, недобитые фашисты и реваншисты в открытую могут заниматься своим пакостным ремеслом. Вместо них в тюрьмах у вас сидят подставные лица. Напишите об этом в своих газетах — это будет действительной сенсацией.

Тогда до Сида не доходил смысл этих слов. А теперь он сам пришел в ГДР как враг. Враг вот этих самых людей, которые идут по улицам, которые знают, чего хотят, и говорят об этом громко, заявляют на своих собраниях и пишут на транспарантах.

«Я гнусный, мелкий воришка из политического отребья, — горько подумал о себе Сид. — И оправдания тут быть не может».

На мгновение он подумал, не развернуться ли ему и не дать ли тягу отсюда. Но тут вспомнил о фотоснимках, которые Батлер выслал бы Дорис.

Он остановился перед институтом и сообщил о себе дежурному. Тот проверил удостоверение Сида, выписал пропуск и послал его к какому-то секретарю. Несколько минут спустя Сид вошел в кабинет Арендта.

Профессор сразу же вспомнил своего старого друга Паули и возбужденно заговорил:

— Да-да, ваш отец… Тогда мы, молодые доценты в Гёттингене, всегда были вместе. В свое время я очень часто бывал в вашем доме. Как поживает ваша мама? Она была очаровательной молодой дамой.

— Она умерла, — ответил Сид.

— Как жаль… Отец, наверное, очень тяжело переживал… — Профессор на миг умолк, а затем спросил:

— У вас есть братья или сестры?

— Нет.

— Тогда я вас знаю, — Арендт улыбнулся. — Вы были еще ребенком, когда я вас видел в последний раз. Я помню, как принес вам однажды…

Сид внимательно всмотрелся в лицо профессора. Голос его стал казаться ему каким-то очень знакомым. Ну конечно же! Перед ним вырос образ из далекого детства. Это тот самый «дядя», который по воскресеньям приходил к ним в дом к обеду. И всякий раз у него был для маленького Сида какой-нибудь сюрприз.

— Я вспомнил! — искренне обрадовался Сид. — Вы мне принесли большую железную дорогу с лесовозом.

Арендт кивнул.

— Верно. С вашим отцом я виделся последний раз в Гамбурге. Это было примерно лет двадцать назад. После этого мне приходилось только читать его работы в научных журналах. Он талантливый физик.

Глядя мимо Арендта, Сид медленно выговорил:

— В ближайший вторник мой отец приедет в Берлин. Он просил меня пригласить вас и еще нескольких коллег к себе на обед в отель на Штейнплац. К сожалению, в среду он вынужден будет снова улететь в Гамбург. Он был бы очень рад увидеться с вами. Если бы у него было больше времени, он, разумеется, сам навестил бы вас.

Профессор был приятно удивлен.

— Разумеется, я приеду в отель на Штейнплац. Это прекрасное место для встреч.

Арендт взглянул на календарь.

— Так вы говорите — во вторник. Гм… С двух часов дня я как раз свободен. Впрочем, не могли бы вы во вторник утром заглянуть сюда еще раз или позвонить мне?

— Разве может что-нибудь помешать? — поторопился спросить Сид.

— Нет, нет! — заверил его профессор. — В крайнем случае я приеду под вечер. Мне бы только не хотелось, чтобы из-за моего опоздания ваш отец оттягивал обед…

Сид стал поспешно прощаться. У него не было больше сил продолжать эту ужасную сцену. Когда он вышел на улицу, ему стало не по себе. Как все это мерзко!..

…А ведь была эта игрушечная железная дорога. И мать, ласковая и энергичная. И отец, всегда такой далекий от земных забот. И этот вот профессор Арендт, которого он потом совсем забыл.

На смену дорогим воспоминаниям явились ненавистные физиономии Перси, Мюллера и этого типа в роговых очках.

«Как я докатился до этого? — в отчаянии подумал Сид. — И зачем им нужно, чтобы я заманил Арендта в Западный Берлин? Чего они хотят от него? Но уж если им интересуется Си-Ай-Си, значит, ему грозит страшная опасность. Мне надо предостеречь его, я должен рассказать ему обо всем. А если он не поверит мне?.. Но если он не появится в отеле, фотографии будут высланы Дорис. Я потеряю и ее, и ребенка».

Сид завел мотор своего «вагена» и медленно повел машину по улицам. Задумавшись, он проехал мост и неожиданно для себя очутился у Трептов-парка.

«А не пройтись ли мне немного?» — подумал он, остановил «ваген» и вошел в парк.

Сухие дорожки были аккуратно подметены. Оголившиеся ветви громадных деревьев тянулись в свинцово-серое осеннее небо. В парке шумели ребятишки, запускавшие бумажных змеев. Это были отличные змеи, самой разнообразной формы и конструкции, поднимавшиеся на разную высоту.

Сид смотрел на детей и радовался вместе с ними, когда модель почти вертикально взмывала вверх.

Он с удовольствием бы и сам стал запускать с ними этих змеев. Очень ему захотелось повозиться с ребятней, поговорить с ней. Тут он снова вспомнил, почему он здесь.

«Узнав, кто я, ребятишки заплевали бы меня», — подумал Сид. Он устало поднялся и медленно поплелся обратно, к своему «вагену».

У Батлера было хорошее настроение.

Мюллер недавно доложил ему, что Арендт согласился.

— Вы послали за мисс Эвелин? — спросил он Вильямса.

Сержант кивнул:

— Она уже здесь, сэр!

— Прикажите ей войти.

Эвелин вошла в кабинет. Она была очень бледна.

Батлер стал внимательно разглядывать ее.

— Камеры военной полиции не очень комфортабельны, не так ли?

Эвелин молчала.

— Я даю вам последний шанс, — продолжал майор. — В Восточном Берлине вы провернете для нас одно дельце, очень горячее. Согласны?

Эвелин кивнула.

— Тем лучше. В определенный час, точное время мы вам еще назовем, на остановке «Фридрихштрассе» вы встретитесь со связным, который вам расскажет о деталях. На подготовку задания даю вам десять дней.

— Для чего же столько времени? — спросила Эвелин.

— Об этом вам тоже скажет связной, — ответил Батлер. — Сейчас можете возвращаться к себе домой, но будьте готовы к вызову. Выезжайте из дома не позже чем через полчаса после вызова.

— Хорошо! — сказала Эвелин и встала…

Приготовив глазунью, Сид без особого аппетита проглотил ее. В раковине под водопроводным краном постепенно вырастала целая гора грязной посуды.

Сид твердо решил поехать в Брауншвейг после выполнения задания.

«Во всем этом деле совершенно очевидна какая-то подлость, — думал он. — Мне надо что-то предпринять. Но что? Я не могу допустить, чтобы Арендт попал в ловушку, и нельзя допустить, чтобы Батлер выполнил свою угрозу и выслал снимки Дорис».

У двери раздался звонок.

«Наверное, Винкельман! — вспомнил Сид. — Боже мой, я совсем забыл — ведь надо было оформить контракт!»

Сид вскочил и поспешил к входной двери.

На пороге стоял представительный мужчина. Никогда раньше Сид его не встречал.

— Адамс, — учтиво представился незнакомец. — Мне надо поговорить с вами об одном очень срочном и важном деле.

— Прошу! — Сид отступил в сторону, пропуская посетителя.

«Что могло ему понадобиться от меня? Впечатление он производит хорошее. Не пришел ли он потолковать о моем новом месте? Возможно, это и есть тот самый главный редактор, о котором рассказывал Винкельман…»

Сиду очень хотелось поверить в это. Он подпишет любой договор и избавится от Батлера. До последнего мгновения он жил ожиданием какого-то чуда. Вот оно произойдет, и он навсегда покончит со всем этим кошмаром.

Адамс разделся и прошел вслед за хозяином в гостиную.

— Вы сотрудник Си-Ай-Си, — без предисловий обратился он к Сиду.

— Кто мог вам сказать такую чепуху? — испуганно перебил его Паули. В один миг все его надежды рухнули.

— Ну конечно же, — хохотнул Адамс, — разве вы могли ответить мне по-другому? Итак, вы сотрудник Си-Ай-Си. Чтобы вас испытать, к вам подослали работающую в Си-Ай-Си фрейлейн Эвелин. Вы неплохо провели ночь в домике этой дамы и позже были шантажированы с помощью киноаппарата и магнитофона, которые незаметно для вас засвидетельствовали факт вашего посещения… Вы хотите что-то сказать, господин Паули?

— Нет! — отрывисто прозвучал голос Сида.

— Теперь вы получили задание — завлечь профессора Арендта в Западный Берлин. Чего от него хотят американцы?

Сид лихорадочно соображал. «Может, это посещение — попытка американцев проверить мою благонадежность?..»

Он решил прикинуться, будто слышит обо всем этом впервые.

— У вас богатая фантазия, господин Адамс!

— Майор Батлер мог бы порадоваться вашему ответу, — дружелюбно ответил Адамс. Затем, вынув свое удостоверение, положил его на стол.

— Прошу вас, убедитесь сами, господин Паули. Я ответственный работник Федерального ведомства по охране конституции. Я готов вам помочь. Ведь вы находитесь в довольно глупом положении, не так ли?

Сид метнул недоверчивый взгляд на удостоверение.

— Оно не поддельное, — заверил Адамс. — Если вы желаете убедиться, мы можем тотчас же отправиться в мое бюро, и там вы получите дополнительное подтверждение.

— Что вы от меня хотите? — спросил Сид.

— Мне хотелось бы сделать вам одно предложение. Разумеется, мы работаем совместно с американцами, но в некоторых деталях наши интересы расходятся. И прежде всего, когда речь заходит о чисто немецких делах. К примеру, в деле Арендта. Вы, господин Паули, немец, и я тоже немец. Поэтому в первую очередь мы должны преследовать свои, немецкие интересы.

— Что вы под этим подразумеваете? — обескураженно спросил Сид.

— Работайте с нами, для Германии! В случае если вы попадете в трудное положение, мы защитим вас. Как только вы станете ненужным для американцев, они немедленно постараются вас убрать. Правда, сейчас вы можете и дальше спокойно работать на Си-Ай-Си. Это даже нужно. Нас интересует все, что у них происходит… А платим за это мы хорошо.

На какую-то долю секунды у Сида мелькнула надежда, что благодаря Адамсу он сможет отделаться от американцев и от всего этого вообще. Он уже был готов поверить этому человеку. Но тут же решил проверить Адамса.

— Очень интересно! — сказал он. — Но не кажется ли вам, что вы меня с кем-то спутали?

Адамс улыбнулся уголком тонкого рта.

— В нашей работе подобные ошибки почти исключены. Основательно обдумайте мое предложение. Если захотите отказаться, вам вряд ли можно будет позавидовать, особенно когда мы сообщим восточным органам некоторые известные нам данные.

— Я вас не понимаю, — произнес Сид.

— Не исключена возможность, что вас разоблачат коммунисты, а это не очень-то устроит Батлера. Вам, конечно, может взбрести в голову сообщить о нашем сегодняшнем разговоре Си-Ай-Си. Я постараюсь сделать так, чтобы у Батлера сложилось мнение, что вы сами обратились к нам, чтобы освободиться от него. На такие вещи мой старый друг майор обычно смотрит очень косо.

Сид задохнулся от ярости. Он долго молча рассматривал холодное сытое лицо своего собеседника. Потом выдохнул:

— Свинья!

Адамс, ничем не выдавая своего волнения, тотчас же поднялся. Надменно усмехнулся:

— Это вы кому?..

Уже стоя в прихожей и натягивая на себя пальто, он произнес спокойным, деловитым тоном, будто ничего и не произошло:

— Я даю вам три дня сроку, чтобы вы взвесили мое предложение. Ровно три дня. После этого я снова приду сюда. Если вы опять не согласитесь, я вам гарантирую, что у Батлера вы не заработаете больше ни цента.

— Убирайтесь вон! — угрожающе сказал Сид.

Адамс вежливо кивнул ему и вышел.

Сид медленно вернулся в гостиную и остановился посредине комнаты.

«Я сам свинья! Играю роль мелкого грязного шпиона и негодяя. Поэтому он так со мной и обращался. Точно так же относятся ко мне Батлер и Перси, Мюллер и Джим. Точно так же подумала бы обо мне и Дорис, если бы вдруг узнала обо всем».

Он качнулся к столу, ухватился за спинку стула и, опустившись на него, сжал голову ладонями.

«Если бы я совершил преступление, если бы украл, обманул или даже убил кого-то, я добровольно мог бы предстать перед судом, получить заслуженную меру наказания, искупить свою вину и после этого начать новую жизнь. Но у меня нет даже такой возможности. Отдайся я в руки закона, чтобы обвинить самого себя, — и американцы, и этот Адамс сочтут меня за психопата и на суде отрекутся от меня. Ни один прокурор не решится выдвинуть против меня обвинение, ведь нет ни одного свидетеля моей вины».

Внезапно перед ним в полной ясности предстало его нынешнее положение: он стал человеком вне общества. Его гражданских прав больше не существовало. Он стал только объектом чьих-то холодных расчетов, единицей в штате контрразведки, человеком, лишенным собственной воли и достоинства.

 

XIV

— Гартман? Хорошо, просите! — Профессор Арендт положил трубку на рычаг и недовольно зашелестел таблицами, разложенными на письменном столе.

Он не любил, когда ему мешали работать.

С этим Гартманом из министерства государственной безопасности он познакомился всего недели две назад, когда тот приходил сюда, чтобы обсудить, как лучше сохранить в тайне проводившиеся исследования.

«Что ему опять понадобилось от меня? Какие-то перестраховщики… В конце концов, мы работаем над новыми видами теплостойких пластиков и не производим никакого вооружения…» — Профессор неодобрительно покачал головой.

Он жил в мире научных расчетов, вычислений и смелых экспериментов. Он знал, насколько важна его работа для развития экономики ГДР, но поверить, что кто-то с Запада может помешать его деятельности из политических соображений, как неоднократно напоминал ему Гартман, поверить в это было свыше его сил. Поэтому Арендт с неудовольствием ждал посетителя, о котором ему только что доложили.

— Доброе утро, господин профессор! — сказал вошедший Гартман, протягивая Арендту свою крепкую ладонь.

Это был мужчина среднего роста, с неприметными чертами лица и спокойными серыми глазами.

— В последнее время вы довольно часто удостаиваете меня своим вниманием, коллега Гартман. Чем это я так заинтересовал службу госбезопасности?

Гартман ожидал подобного вопроса. Он уже привык к тому, что его появление воспринималось без особого удовольствия. Такова уж была его профессия — он всегда появлялся в тот момент, когда возникала угроза, о которой никто пока и не подозревал.

— Господин профессор, — начал он, — вам, конечно, известно, что означает для нашего государства успех вашей работы. К сожалению, вашей деятельностью заинтересовались несколько человек, которые с удовольствием помешали бы вам.

На лице профессора появилось недоумение.

— Вы говорите об этом все время. И все же я никак не могу понять ваших заявлений. Мои научные изыскания, в конце концов, идут на пользу всему человечеству.

Хотя Гартману был чужд профессорский идеализм, он утвердительно кивнул:

— Согласен. Только не забывайте одну особенность вашей работы. Она должна усилить нашу экономику, нашу роль на мировом рынке. Это будет еще одним доказательством превосходства нашего общественного строя. А это уже область политики. Враги стараются затормозить наше развитие. В выборе средств и способов для достижения своих целей они не стесняются: эмбарго, саботаж, кража патентов и прочее.

— К чему вы рассказываете мне все это? — прервал его Арендт. — Я сижу здесь, в своем институте, и работаю. Никто мне не мешает, и я никому не мешаю. Впрочем, — прибавил он с оттенком иронии, — вы ведь приставлены ко мне как ангел-хранитель…

Гартман с удовольствием поддержал шутливый тон профессора.

— Совершенно верно. И этот ангел-хранитель должен время от времени действовать. Иначе он не оправдает своего назначения.

— У вас такой вид, будто мне в данное время необходимо ваше покровительство? — осведомился профессор.

— Да.

Арендт ощутил легкое беспокойство. Хоть он и считал опасения Гартмана преувеличенными и докучливыми, он отдавал, тем не менее, должное деятельности представляемых Гартманом органов.

— У вас появились какие-то сведения? — спросил он.

— Да.

— Какие же?

— То, из чего я исхожу, еще не доказательства. А о вещах, которые ничем нельзя подтвердить, лучше не говорить. Но вы могли бы помочь нам найти доказательства.

— Дельфийский оракул не смог бы лучше ответить на мой простой вопрос, — рассердился Арендт. — Как я могу помочь вам в деле, о котором сам ничего не знаю?

— Хотя бы тем, что дадите мне некоторые справки.

— Великолепно, начинайте, — вздохнул Арендт.

Гартман откинулся на спинку стула и задумчивым взглядом скользнул по таблицам, устилавшим письменный стол.

— Предположим, господин профессор, что кто-то решил бы серьезно навредить вашей работе. Какой бы он, по вашему мнению, выбрал путь?

— Я, право, не знаю, — нерешительно проговорил Арендт. — Возможно, что попытался бы украсть часть моих выкладок или уничтожить ряд важных установок в моей лаборатории.

— Можно ли было бы в результате этого окончательно остановить ваши опыты, сорвать их? — спросил Гартман. — Или вы могли бы снова восстановить ваши расчеты и установить новое оборудование?

— Естественно, я смог бы сделать это, — ответил профессор, — но на это ушло бы много времени.

— Для врага это было бы неполной победой, — Гартман встал и заходил по комнате взад и вперед. — Это лишь малая толика… Они, скорее всего, уничтожили бы одним ударом ваше дело или использовали бы в своих целях вас.

— Это, очевидно, не так-то просто. Как эти люди, о которых вы столько говорите, собираются это сделать?

Гартман остановился перед профессором.

— Очень просто. С вашей помощью.

— С моей помощью?

— Конечно! Если бы им удалось перетащить вас на свою сторону, все результаты вашей многолетней исследовательской работы были бы безнадежно потеряны для нас и достались бы врагам.

— Простите… — Арендт не на шутку рассердился. — Или вы мне не доверяете?

— А хотя бы и так… — холодно произнес Гартман.

— Тогда я немедленно слагаю с себя руководство институтом и передаю свою тему…

— Дальше? — не отставал Гартман.

— Вам этого мало? — возмутился профессор. — Пожалуй, я могу уйти, прежде чем меня посадят в тюрьму. Или вы полагаете, что я не найду себе применение в других странах?

— Все ясно! — Гартман радостно улыбнулся и успокаивающе положил; свою ладонь на плечо профессору. — Примерно так я и представлял себе вашу реакцию… На то же, видимо, рассчитывают и они. Вы один из наших заслуженных ученых, пользуетесь большим доверием нашего правительства и нашего народа…

— Зачем же тогда было выкладывать мне весь этот вздор? — проворчал Арендт. — Я нахожу вашу шутку, если это была шутка, в высшей степени неуклюжей.

— Давайте присядем, — предложил Гартман. — К сожалению, это была не шутка. Дело гораздо серьезнее. Представьте себе, что некие люди убедительно внушили бы вам, что мы не доверяем вам. Они представили бы вам ловко сфабрикованные доказательства того, что мы считаем вас ненадежным человеком, что мы собираемся предпринять против вас какие-то меры, которые ограничили бы вашу личную свободу. Если бы вы возмутились этим, они предложили бы вам соблазнительное место в другой стране. Поверьте мне, господин профессор, что этот сам по себе неуклюжий прием они использовали уже не раз, и довольно успешно. Вспомните хотя бы профессора Флаха! Он покинул республику и несколько месяцев спустя, в Бонне, покончил жизнь самоубийством, когда узнал, что с ним вели двойную игру.

Арендт побледнел.

— По-видимому, это все же исключительный случай, — проговорил он. — Я. конечно, догадываюсь, зачем вы мне все это рассказали. Видимо, службе государственной безопасности не очень хочется, чтобы я встретился с несколькими моими старыми коллегами в Западном Берлине. Угодно вам или нет, но я сдержу свое слово.

— Так вы уже получили приглашение на встречу в Западном Берлине? — настороженно спросил Гартман.

— А вам будто это неизвестно? — иронически осведомился Арендт. — Я думаю, что вы могли бы это знать.

— Нам было известно, что вас попытаются уговорить… Кто же вас пригласил? — спросил Гартман.

— Сын моего старого друга профессора Паули. Он был у меня сегодня. Его отец и несколько других ученых ждут меня в следующий вторник в отеле на Штейнплац. По-моему, все очень мило.

— Вы твердо уверены, что этот посетитель — сын вашего друга?

— Разумеется! — обиженно откликнулся Арендт. — Я знал его еще тогда, когда он был ребенком. Ну а теперь вы, наверное, скажете, что лучше бы я не принимал этого приглашения, так как на той стороне ждут злые разбойники, которые хотят засунуть меня в мешок и утащить.

Гартман сделал успокаивающий жест.

— Нет, я не хочу этого делать. Встречайтесь на здоровье со своими коллегами.

— Ах, вы не сомневаетесь во мне! — продолжал, саркастически улыбаясь, профессор. — Как я рад! Но прежде вы все же позволили себе сыграть шутку со мной?

Умеющий прекрасно владеть собой, Гартман спокойно ответил:

— Вы так же хорошо, как и я, знаете, что Западный Берлин — это осиное гнездо. Там всячески стараются нам навредить. Обстановка слишком серьезная, чтобы можно было шутить.

— Ну хорошо, — переменил тон Арендт. — Я не политик, я исследователь. Вам не надо так беспокоиться за меня. А вообще, уважаемый коллега, мне кажется, у вас слишком богатая фантазия.

Гартман усмехнулся.

— Господин профессор, человек — очень странное создание. По той или иной причине он может за один день или за одну ночь превратиться в архангела, дурака или… стать преступником. И никто не заметит этого. Зато если на его пиджаке будет недоставать одной пуговицы, то это сразу же бросится в глаза каждому.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Арендт, недоумевая.

— Ничего особенного. Вы ученый и с огромным напряжением сил работаете в своей области. У вас не хватает времени, чтобы интересоваться всеми людьми, которые… ищут знакомства с вами. Порой, — Гартман улыбнулся, — вы можете не заметить у вашего собеседника и недостающей пуговицы.

— Вы намекаете на оторванность ученых от жизни, на их рассеянность, которая уже вошла в поговорку?

— Нет, — сказал Гартман. — Я думал не об этом. Я очень хорошо понимаю, что такого человека, как вы, мало может интересовать все, что находится за пределами вашей науки. Но ведь вы, господин профессор, работаете в обществе. В этом же обществе работаем мы, я и мои коллеги. Мы призваны вас защищать в случае опасности. Наша работа не из легких.

— Вероятно, вы правы, — после некоторого раздумья проговорил ученый. — Но что требуется от меня?

— Очень немногое. Доверять нам. И еще — это было бы очень хорошо — безотлагательно сообщать нам обо всем, что заметите странного или подозрительного вокруг себя.

— Я буду немедленно вас извещать.

Гартман поднялся.

— Благодарю вас, господин профессор!

 

XV

Эвелин сложила свои вещи на кровать. Небольшой чемоданчик из крокодиловой кожи она отставила в сторону и остановила свой выбор на простом стандартном чемодане.

«На той стороне не должны заметить, что я приехала с Запада», — подумала она и принялась укладывать вещи.

Она понимала, что ее шансы на возвращение в лучшем случае составляли пятьдесят на пятьдесят. Если уж Батлер назвал это заранее горячим дельцем, значит, оно в самом деле опасно.

Однако опасность не пугала Эвелин. Ее уже не раз посылали на Лейпцигскую ярмарку в ГДР, да и в другие социалистические страны. Риск стал неотъемлемой частью ее существования, своеобразным стимулятором. Он был нужен ей, чтобы как-то заполнить пустоту жизни.

«Мне дают хоть какую-то свободу действий только в том случае, когда я попадаю в трудное положение. Каждый мой шаг они заранее расписали и в то же время ожидают от меня, что в критический момент я сама найду выход из положения», — горько думала Эвелин.

Она подошла к зеркалу.

«Боже мой, как может внутренне измениться человек, внешне почти не меняясь!»

Уже около пяти лет она работала на американскую секретную службу. До этого она была наивной, даже сентиментальной девчонкой, полной надежд на будущее. До тех пор пока в ее жизнь не вошел Билл Мортимер.

В то время Эвелин работала чертежницей в патентном учреждении.

Как-то, когда она после окончания работы стояла на автобусной остановке, подъехал элегантный открытый автомобиль и остановился у тротуара прямо перед ней. Энергичный, красивый мужчина открыл дверцу, повернулся к Эвелин и, улыбаясь, произнес:

— Хэлло, мисс, автобус подан!

Эвелин почувствовала восхищенно-ревнивые взгляды стоявших рядом девушек. Мужчина низким и мягким голосом снова повторил:

— Прошу…

Эвелин, встретившись с ним глазами, беспрекословно, как загипнотизированная, села рядом с ним.

В тот же вечер она стала его любовницей.

Билл Мортимер относился к разряду сердцеедов, пользующихся неизменным успехом у женщин. Его мужественная красота и сила преодолевали любое сопротивление. Взгляд его серых глаз, нежных и холодных, всегда немного насмешливых, обезоруживал Эвелин. Она беспрекословно повиновалась ему. Однажды он попросил сделать для него копию с чертежа, над которым она в то время работала, — она сделала ее. В течение нескольких недель она доставляла ему дубликаты чертежей различных конструкций — эти чертежи были поданы ее шефу как заявки на получение патента.

Так продолжалось некоторое время, и вдруг…

Некое иностранное общество заявило протест против выдачи одного патента и доказало, что такое же изобретение было зарегистрировано у них на восемь дней раньше. Сходство чертежей оказалось совершенно поразительным, и шеф предпринял расследование среди своих служащих.

Эвелин в отчаянии бросилась к Мортимеру. Он спокойно посоветовал ей уволиться со службы.

Эвелин так и сделала. Ее шефу не пришло в голову заподозрить ее в чем-нибудь. Он даже дал ей отличную рекомендацию. А потом состоялся процесс, и шеф приговорен был к уплате большой договорной неустойки.

Вскоре Мортимер, оставив своей любовнице немного денег, исчез.

Прежде чем Эвелин сообразила, что он ее бросил, откуда-то появился его приятель — он повез ее к Батлеру.

Майор с ней не церемонился. Он предложил ей «выгодное» место в Си-Ай-Си, а когда она возмущенно отказалась, объяснил ей, что уже в течение длительного времени она фактически работала на них: Мортимер был их человеком. Ей оставалось только выбирать между немецким судом и работой на американскую секретную службу.

Когда Эвелин поняла, чем она была для Мортимера, силы покинули ее.

А через некоторое время она согласилась на предложение Батлера.

Ничего другого он и не ожидал.

Эвелин взглянула на часы. Время у нее еще было. Встреча со связным на остановке «Фридрихштрассе» должна состояться только через два часа.

Она ненавидела свое элегантно обставленное бунгало, которое служило единственной цели — быть золоченой оправой для нее, для ее тела. Когда обставляли этот дом, с ее личными вкусами и желаниями никто не посчитался.

Эвелин знала, что даже ее собственное тело больше не принадлежало ей. Оно принадлежало только Си-Ай-Си.

Она подняла чемодан и быстро вышла из спальни. На кухне присела на один из белых стульев и закурила.

Вся ее былая ненависть к Мортимеру странным образом обратилась теперь против Батлера, ставшего для нее воплощением всякого зла. Если б можно было убить его! Два года назад ей дали пистолет и обучили метко стрелять.

Во время занятий по стрельбе, проходивших в специально оборудованном под тир подвале, несколько раз присутствовал Батлер. Безмолвно, но внимательно наблюдал он за тренировками своих агентов. Эвелин тогда показалось, что он чувствует, как она его ненавидит.

Она раздавила сигарету и встала.

С чемоданом в руке Эвелин уходила из своего бунгало, так и не обернувшись ни разу.

Батлер с удивлением обнаружил, что начинает нервничать.

Сегодня он в хорошо сшитой парадной форме сидел в зале офицерского клуба, ожидая встречи с Адамсом.

Этот проклятый немец заставлял его ждать уже целых четверть часа! Но это было не единственной причиной его раздражения.

Майор начинал терять уверенность. Могущественный шеф берлинского центра Ведомства по охране конституции был его достойным противником, столь же хладнокровным, циничным и упрямым, как сам Батлер. Но почти на десять лет моложе его. Это-то и раздражало Батлера. Он знал, что Адамс владеет тем же арсеналом разнообразных уловок, что и он сам, теми же самыми средствами борьбы. И в борьбу он вступает ни поздно, ни рано, а в самый подходящий момент.

Он заказал еще коктейль.

В этот момент в зале появился Адамс. Он небрежно бросил свой плащ и шляпу заторопившемуся солдату и только после этого кивнул Батлеру.

— Вы пригласили меня встретиться с вами, господин майор?

Батлера возмутил его высокомерный тон. Намеренно замедленным движением он вынул сигару изо рта, покровительственным жестом указал на один из свободных стульев и произнес:

— Благодарю вас, что вы пришли. Вы исключительно порядочный человек, мистер Адамс…

Адамс иронически усмехнулся:

— Этот комплимент я с полной уверенностью могу отнести и к вам.

Батлер приподнял вверх свои кустистые брови.

— Ни к чему нам задерживаться на вступлении. Мы поддерживаем значительными суммами все немецкие разведывательные службы, особенно ваше учреждение…

— За что и получаете первоклассный материал — сделка без убытка, — отрезал Адамс.

— О качестве этого материала существуют очень различные мнения, — возразил майор, стряхивая пепел с бразильской сигары.

— Почему же вы тогда продолжаете ассигновать нас?

— Потому что мы, как и вы, полагаем, что имеем дело с порядочными людьми.

Адамс пожал плечами.

— Как-то в одном баре над стойкой я прочел примечательное изречение: «Мы доверяем только господу богу, все остальные должны платить наличными». Я бы порекомендовал вам то же самое.

— Вы хотите этим сказать, что нельзя полагаться на немецкие службы? — съязвил Батлер.

Адамс спокойно и обстоятельно прикуривал сигарету, понимая, что у него более выгодная позиция, чем у майора. Он хотел использовать свои преимущества до конца и вывести майора из себя.

— Я ничего не утверждаю, мистер Батлер. Я только даю вам хороший совет. Впрочем, о нас вы никогда плохо не отзывались до сих пор.

— Конечно… — неохотно подтвердил Батлер. — Но кроме вас в Берлине есть еще множество других секретных организаций и групп. В большинстве случаев это мыльные пузыри. Вспомните хотя бы дело Штефана.

— Нас никого он не продал, — возразил Адамс. — Зачем вы экспериментируете с разными подвернувшимися под руку людьми, вместо того чтобы сотрудничать с нами? Некоторые из нас работают в этой области по двадцать лет и больше. Мы накопили достаточный опыт, — продолжал Адамс с бахвальством. — Мы не мыльный пузырь. Мы стреляем без осечек. Как это у нас получается, для вас должно быть безразлично. Так мне кажется.

— Это заметно! — разозлился Батлер. — Вы даже прибираете наших людей к своим рукам.

Адамс дружелюбно улыбнулся:

— Вы подразумеваете мое знакомство с вашей прелестной Эвелин?

— Хотя бы. Впрочем, в будущем вы уже больше не сможете продолжить эти отношения.

— Как жаль!.. — проговорил Адамс и, кивнув солдату, заказал чашечку кофе.

Батлер перегнулся через стол:

— Почему вас, собственно, постоянно беспокоят наши дела? — И услышал контрвопрос:

— А почему вы пытаетесь завербовать немецкого ученого из восточной зоны? Такие специалисты, как Арендт, нам самим пригодятся, когда мы возвратим отобранные у нас восточные земли. Мы вовсе не заинтересованы в том, чтобы вы таких людей сплавляли в Америку.

— Оставим это, — уклонился от ответа майор. — Мне хотелось бы поговорить с вами об одном деле. Из-за него я и пригласил вас сюда.

— Я слушаю, — сказал Адамс.

— У вас находится магнитофонная запись, которая весьма компрометирует моего сотрудника лейтенанта Перси. То, что произошло, — это внутреннее дело моей службы: лейтенант Перси и мисс Эвелин подчиняются непосредственно мне. Я прошу вас передать мне эту пленку.

Адамс, поудобнее устроившись в кресле, любезно произнес:

— Во сколько вы оцените эту запись?

Майор ошалело взглянул на него. Этого он не ожидал.

— Не хотите ли вы продать мне ее?

— Разумеется! — подтвердил Адамс.

Майор обрадовался. «И этот тоже продается! Он непременно заломит огромную цену, но хорошо уже, что он заговорил о цене. Это многое упростит».

Подумав, он спросил:

— Сколько вы хотите?

Адамс сделал вид, что раздумывает о цене, и вдруг тихо, но отчетливо произнес:

— Эта запись служит доказательством ненадежности вашего сотрудника. Поэтому мне хотелось бы воспользоваться этим и кое-что сделать для своего Ведомства.

— Что это значит? — Голос Батлера стал хриплым.

Адамс злорадно улыбнулся:

— Это значит, что меня не интересует эта ваша маленькая фигура — лейтенант. Могу вам к рождеству подарить этого парня, завернутого в целлофан, вместе со всеми секретными делами и бумагами, к которым он имел доступ.

— К черту! — взорвался Батлер. — Вы говорите со мной так, словно мы не сотрудничаем, а боремся друг против друга. Каждый человек может сделать ошибку.

— Ошибка в нашей профессии непростительна, — холодно возразил Адамс. — А речь о нашей с вами совместной работе может идти только в том случае, если вы предоставите мне доступ к материалам и данным, касающимся немецких интересов. К ним, естественно, относится ваша информация о советской зоне.

— Не слишком ли много вы себе позволяете? — возмутился Батлер. — Не собираетесь ли вы давать мне указания, что делать?

— Не забывайте, что вы не дома, не в Америке, — бесцеремонно перебил его Адамс.

— А почему мы здесь? — Майор перешел на спокойный тон. — Ради шутки? Или у нас с вами разные интересы? Ваша заносчивость мне не нравится.

Адамс почувствовал, что далеко зашел. Он сбавил тон:

— У нас действительно общие цели — борьба против Востока и другие. Этого я не отрицаю. Восток вас тоже беспокоит, но мы его ненавидим сильнее. Вы боитесь его экономических успехов. Вы боитесь советской конкуренции. Мы же хотим возвратить свои земли, своих людей и, если нужно, применим силу. Вы знаете об этом. Вы обещали поддерживать нас. Дали нам свои гарантии. Слова, много прекрасных слов, и все для того, чтобы в случае военного столкновения мы таскали для вас каштаны из огня. Это нас не устраивает. Поэтому мы должны полагаться на себя и не быть слишком доверчивыми.

— Я не могу позволить вам даже одним глазом взглянуть на наши материалы, — категорически заявил Батлер. — В конце концов, я ведь связан присягой.

— Если вы полагаете, что наша совместная работа в той форме, как я предлагал, невозможна, — решительно подытожил Адамс, — то наш разговор можно считать законченным. Мне, видимо, придется вести переговоры с вашим начальством.

— Не хотите ли вы показать запись полковнику? — обескураженно спросил Батлер.

— Пожалуй, мне не остается ничего другого. — Адамс приготовился подняться из-за стола.

— Подождите! — попросил его майор. — Не делайте глупостей. Может быть, мы договоримся…

— Извольте… — Адамс снова откинулся на спинку стула.

Электричка подкатила к остановке «Фридрихштрассе». Раздвинулись двери вагонов, и пассажиры высыпали на перрон.

Эвелин держалась в самой гуще людского потока, торопливо катившегося по лестнице. В зале она пристроилась в хвост небольшой очереди перед окошечком билетной кассы и стала внимательно наблюдать за газетным киоском, возле которого стояло несколько мужчин. Она не знала в лицо своего связного, и ей приходилось ждать. Ждать, пока не заметит его опознавательного знака.

Оставалось еще почти полчаса до назначенной встречи.

Из внутреннего кармана она достала квитанции и пошла к камере хранения ручного багажа. Мужчина за перегородкой бросил взгляд на ее квитанцию, исчез между полками и возвратился, неся голубую дорожную сумку.

Она и служила ей опознавательным знаком. Батлер вручил багажную квитанцию Эвелин только в последнюю минуту.

— Благодарю вас! — улыбнулась Эвелин мужчине, не торопясь вышла из здания вокзала и, перейдя Фридрихштрассе, принялась осматривать витрины.

Экспонаты чехословацкого павильона ей понравились. Она бы с удовольствием приобрела себе несколько художественно выполненных вещиц, если бы не вспомнила, что не распоряжается собой, что в ее жизни никогда не найдут себе места эта потешная кукла и этот расписанный яркими красками кувшин.

Она пошла дальше к мосту.

Внизу зияла светло-синяя глубь реки. Хрипло вскрикивали над водой чайки. Пошел мелкий снежок. Эвелин подумала, что вода всегда привлекала к себе женщин, которых постигало несчастье.

«Может быть, это и в самом деле выход…»

Она почувствовала озноб. Нервно посмотрела на часы. Оставалось три минуты.

Надо было поспешить назад, к вокзалу.

Незаметно для Эвелин за ней следовал аккуратно одетый высокий юноша. Войдя в вокзал, он ускорил шаги и внезапно встал перед ней.

— Хэлло, — сказал он, — почему у вас такое грустное лицо, фрейлейн?

Эвелин обошла его и быстро оглянулась. Увидев его смущенную улыбку и восторженный взгляд, она поняла, что молодой человек просто хотел познакомиться с ней. Он не был агентом или сотрудником госбезопасности.

— Мне совсем не грустно, — ответила она, невольно улыбнувшись. — Просто мне очень некогда. Советую вам завести себе более подходящее знакомство.

Она перевела взгляд в сторону газетного киоска.

Около него, рассматривая выставленные журналы, стоял тощий пожилой господин. В руке у него висела точно такая же, как у нее, голубая дорожная сумка.

— Фрейлейн, — залепетал юноша, — позвольте помочь вам нести сумку и проводить к поезду?

— Оставьте! — отрезала она и подвинула багаж к себе. И вдруг остолбенела.

Два человека в темных пальто приблизились к ее связному. Один из них взял его за руку, но тот резким движением рванулся от него. Напрасно. Теперь его уже держали с двух сторон. Все трое быстро пошли прочь. И все это за какие-то секунды.

— Не сердитесь, пожалуйста! — как будто издалека донесся до Эвелин голос молодого человека. — Я бы с удовольствием встретился с вами, чтобы потанцевать.

— Потанцевать?.. — Она медленно обернулась к нему и заставила себя улыбнуться. — Отличная идея. Хорошо, проводите меня. Мне надо к «Зоопарку». Если вас это не затруднит…

— Нет, нет! — обрадовался он. — Позвольте вашу сумку…

— Пожалуйста! — она взяла его под руку, он даже смутился.

— Мы выглядим совсем как влюбленные. Забавно, не правда ли? — Она нервно рассмеялась.

Когда они, стоя в переполненном вагоне электрички, подъехали к границе секторов, Эвелин помрачнела.

— Вам нехорошо? — озабоченно спросил юноша.

— Ничего особенного, — бросила она в ответ.

Поезд подкатил к «Зоопарку».

Она быстро схватила свой багаж.

— Благодарю вас. Я в самом деле чувствую себя нехорошо. Но я бы охотно увиделась с вами когда-нибудь…

— Можно завтра вечером на Фридрихштрассе? — попросил он.

— Да-да, завтра вечером.

И она побежала, оставив его стоять в недоумении: вечер — понятие растяжимое.

 

XVI

Сквозь щели жалюзи уже просачивался бледный свет декабрьского дня, когда Сид проснулся с головной болью.

Он встал. На кухне ему попался на глаза настенный календарь, листки которого обычно отрывала приходящая к ним уборщица.

Вторник, шестнадцатое декабря. Осталась всего одна неделя до рождества…

А ведь чего проще — подойти к телефону, набрать несколько цифр, заказать разговор с Брауншвейгом — и он сразу же услышит голос Дорис. Но если она предложит приехать для объяснения в Брауншвейг, ему снова придется лгать. Сид уже знал, что за ним следят. Ему нельзя будет уехать, пока он не выполнит задания, пока за Арендтом не захлопнется входная дверь гостиницы на Штейн-плац.

Предложить сейчас Дорис вернуться в Берлин было бы рискованно. Если сорвется операция с профессором, Батлер непременно покажет ей проклятые снимки.

«Что делать? — в отчаянии думал он. — Если Арендт сегодня действительно придет на встречу, американцы, возможно, оставят меня в покое, но зато этот Адамс начнет меня шантажировать. Ведь он предъявил мне ультиматум, и срок его истекает сегодня. Он тоже знает про ночь у Эвелин. Наверное, между ним и этой девицей существует прямая связь. Разве я буду счастлив с Дорис, если этот разбойник сидит на моей шее! Дорис ждет ребенка… А через неделю наступит рождество… Надо что-то делать. Должен же я наконец найти какой-то выход! Я уже не владею собой, живу одним только коньяком да снотворным. Но и это уже перестает помогать».

Невидимыми наручниками Батлер и Адамс крепко сковали его, не давая сделать ни одного самостоятельного шага.

Внезапно Сид вспомнил, что нужно встретиться с Арендтом. Он поспешил в ванную, разделся и встал под душ. Ледяные струи иголками впивались в тело, а Сид все больше и больше, до отказа, открывал кран. Холодная вода отрезвила его.

Затем он растер себя докрасна полотенцем, оделся и стал бриться.

В зеркало он увидел свое серое, осунувшееся лицо.

Решение пришло внезапно. Он предупредит Арендта, а затем попытается уехать в Брауншвейг. Может быть, ему удастся ускользнуть от следящих за ним шпиков. Он должен во всем исповедаться перед Дорис. Ни в коем случае нельзя позволить, чтобы кто-то третий говорил ей об этом. Если он сам расскажет ей о скверной истории, в которую ввязался, об этих грязных фотографиях, то она откажется потом принять их вообще. Тем самым Батлер и Адамс потеряют над ним свою власть.

А все остальное не имеет значения.

Арендт стоял у окна своего рабочего кабинета и смотрел вниз на палисадник. Тонкий пушистый слой снега устилал газон и кутал ветви деревьев.

Профессор радовался предстоящей встрече со своим старым другом Паули.

«Нельзя так редко видеться, — размышлял он. — А то при встрече можно получить нервный шок. Сразу бросится в глаза, как постарел ты и твой друг».

Арендт подошел к столу. На нем высились стопки лабораторных протоколов с результатами исследований, представленные на утверждение отчеты ассистентов. Он сдвинул их в сторону и вытащил из-под них свои золотые карманные часы с крышкой.

«А может, мне сегодня закончить пораньше? — подумал он и нажал на кнопку — крышка часов отскочила в сторону. — Сейчас начало двенадцатого. Работы последнее время было много, но сегодня можно отдохнуть».

Его взгляд задержался на лежавшем сверху отчете. Он обратил внимание на красную черту графика, на аккуратно вписанные результаты вычислений, пробежал глазами несколько пояснительных строчек и незаметно для себя углубился в чтение материалов.

«Нет, хватит на сегодня, — отложил он бумаги в сторону. — Это немного подождет. Пойду».

Он снял белый рабочий халат и аккуратно повесил его на крючок, надел пиджак, проверил перед зеркалом, как завязан у него галстук. А что, если ему прихватить с собой ящичек настоящих бразильских сигар или бутылку советского коньяка?

Зазвонил телефон, но Арендт не обратил на него внимания. Закрывая на ключ ящики письменного стола, он вспомнил, что в книжном шкафу хранится коробка со старыми фотографиями. Вот чему обрадуется старый Паули! И он пошел доставать’ коробку.

В дверь постучали.

— Входите! — крикнул профессор, не оборачиваясь.

Вошел Гартман. Поздоровался.

— К сожалению, я еще раз должен вас побеспокоить, господин профессор.

Арендт, раздосадованный, повернулся к нему:

— Сегодня вы особенно некстати пришли ко мне…

— Очень сожалею, что не мог отложить своего визита, — тихо произнес Гартман, — но у меня важное дело.

Арендт подошел к письменному столу, сел.

— Несколько дней назад вы поделились со мной вестью о том, что сын вашего давнего друга профессора Паули передал вам приглашение своего отца…

— Да, да. Встретиться сегодня после полудня. Я как раз собираюсь туда ехать. Ах да! Забыл! Я же ведь просил молодого человека сегодня еще раз заехать ко мне на всякий случай…

— Значит, молодой Паули вот-вот появится здесь? — быстро спросил Гартман.

— Да. А в чем дело?

— Одну минуту, господин профессор. Скажите, вы хорошо помните слова молодого Паули о том, что его отец будет сегодня в Берлине?

— Мне уже шестьдесят два года, молодой человек, — сердито отозвался Арендт, — но глухотой я еще не страдаю. И ведь я уже говорил вам обо всем этом. Сколько можно?..

Гартман вынул из кармана газету и медленно произнес:

— Профессор Паули умер два месяца назад. Здесь напечатан некролог.

— Что вы говорите?.. — Арендт окаменел.

— Прошу вас… — Гартман протянул ему газету.

Дрожащими руками профессор водрузил на нос очки.

— Невероятно! Кто же это так глупо изволит шутить? Ведь его сын был здесь. Уж он-то должен был знать о смерти отца!

— Он прекрасно знал об этом. И никакой глупой шутки здесь нет. Объявление о смерти было напечатано в нескольких западногерманских газетах. Мы точно проверили это. Вот номер телефона его молодой вдовы. Можно заказать разговор с Гамбургом. Убедитесь сами. Профессор умер от инфаркта сердца. В Эппендорфской клинике. Его лечащего врача звали доктор Баумбах.

— Непостижимо! — простонал профессор, — Зачем же его сын приходил ко мне с такой кощунственной ложью?

Снова зазвонил телефон.

Арендт с досадой снял трубку.

— Да, да! — ответил он кому-то. — Да, я слышал уже звонок, но был занят… Кто?.. Ах, он ждет уже полчаса? Один момент!

Он закрыл ладонью микрофон и шепнул Гартману:

— Внизу ждет молодой Паули.

— Пригласите его подняться, — последовал ответ.

— Я жду его, — сказал Арендт в трубку. — Что вы собираетесь с ним делать? — поинтересовался он у Гартмана.

— Побеседовать. Представьте меня, пожалуйста, как своего сотрудника.

Арендт кивнул.

В дверь постучали, и вошел Сид.

— Добрый день, профессор. Я вам не помешал?

— Нет, нет! — Арендт сделал движение рукой. — Знакомьтесь: мой ассистент доктор Гартман. Господин Паули.

— Ваш отец знаком мне, — произнес Гартман.

Сид учтиво улыбнулся, с нетерпением ожидая, когда Арендт отпустит своего ассистента.

Но профессор неподвижно сидел за столом и молчал.

«Вот некстати этот ассистент. Надо бы намекнуть, что мне нужно поговорить с профессором с глазу на глаз», — решил Сид.

— У меня к вам большая просьба, — обратился к нему Гартман. — Я слышал, ваш отец находится сегодня в Берлине?

Сид молча кивнул.

— Он недавно опубликовал несколько научных работ… Подождите, где это мой список… Я же записал себе, — Гартман, порывшись в карманах, нашел листок бумаги. — Эти публикации у нас трудно достать. Помогите мне, пожалуйста, через отца достать их.

Сид облегченно вздохнул. «Вот почему задерживается здесь этот ассистент!»

Складывая листок с названиями работ и пряча его в карман, Сид поспешил заверить, что обязательно вышлет все, что просят. Только вот еще адрес нужен…

— Лучше всего, если вы вышлете сюда, на имя профессора Арендта, — произнес Гартман и после небольшой паузы добавил: — Жаль только, что этого никогда не будет.

— Почему? — встревожился Сид. — Во всяком случае, я попрошу отца…

Гартман встал и вплотную подошел к Сиду.

— Ведь ваш отец умер два месяца назад. В Гамбурге.

Сид переменился в лице. На него испытующе посмотрел Арендт.

— Разве не так? — продолжал Гартман.

— Да… он умер, — срывающимся голосом подтвердил Сид.

Гартман развернул перед ним свое удостоверение.

— Я сотрудник министерства государственной безопасности, господин Паули. Советую отвечать мне исчерпывающе и точно.

Сид кивнул.

«Опоздал… — горько подумал он. — Скажи я, что приехал сюда, чтобы предупредить Арендта, они все равно не поверят ни одному моему слову».

— По чьему указанию вы пытались завлечь профессора Арендта в Западный Берлин? — задал вопрос в лоб Гартман.

— По указанию Си-Ай-Си.

— Это правда? — профессор совершенно растерялся. — Но это же неслыханная подлость!

Гартман спокойно продолжал:

— Следовательно, вы работаете в этой американской секретной организации?

— Да.

— Давно?

— Почти полтора месяца.

— Чего хотят от профессора Арендта? Почему вы должны были пригласить его на встречу в отель на Штейнплац?

— Этого я не знаю, — сказал Сид.

— Только не лгите! — возмущенно воскликнул Арендт. — Скажите правду! Боже! Ваш отец стыдился бы вас!

— Я действительно не знаю, — чуть не плача, повторил Сид.

— Ну хорошо, — проговорил Гартман, — я верю вам. Мы не станем больше беспокоить профессора Арендта. Вы понимаете, господин Паули, что нам с вами надо еще продолжить беседу?

— Разумеется, — Сид встал.

«Конец! — пронеслось у него в голове. — Я пропал. Они отправят меня в тюрьму…»

— Позвольте мне, пожалуйста, встретиться с женой. Она ждет ребенка, — обратился он к Гартману.

— К сожалению, это невозможно. Пойдемте!

 

XVII

— Значит, профессор согласился приехать на сегодняшний вечер? — Батлер благосклонно взглянул на низенького невзрачного человечка.

Мюллер расцвел под снисходительным взглядом майора.

— Да. Паули поехал к нему во второй раз, чтобы договориться о точном времени встречи.

— Давно он уже там? — осведомился Батлер.

Агент посмотрел на свои часы.

— Более двух часов.

— Многовато…

В голосе Батлера заметно убавилось благодушия.

Мюллер почувствовал это и встал.

— Я вам еще нужен, сэр?

— Нет. Скажите, чтобы пригласили ко мне Перси.

— Сейчас, сэр!

Мюллер неслышно прикрыл за собой дверь.

Батлер склонился над столом и на листке бумаги нарисовал человечка. Еще несколько штрихов и линий — и человечек оказался в клетке.

Когда лейтенант вошел и выжидательно остановился, Батлер, не поднимая головы, продолжал спокойно рисовать.

Перси кашлянул.

— Вы не замечаете, что кого-то из вашего ближайшего окружения давненько у нас не было? — как бы случайно осведомился Батлер.

— Нет…

— А мисс Эвелин? — Батлер улыбнулся. Вокруг человечка в клетке вырастала ограда из колючей проволоки.

— Да, ее действительно не видно.

Перси подошел к столу, придвинул к себе одно из кресел и сел.

— Кажется, я не предлагал вам садиться, — ледяным голосом заметил майор.

— Сэр! — Перси побагровел и встал. — Вы обращаетесь со мной как с новобранцем. Я офицер, точно так же, как и вы!

— Но я ваш начальник, а вы, очевидно, плохо воспитаны, — Батлер говорил спокойно. и надменно. — Сейчас я разговариваю с вами официально. Когда начальник обращается к своему подчиненному, подчиненный должен в это время стоять. Этому-то, по крайней мере, вы должны были научиться в армии.

— Так точно, сэр! — поспешно выпалил Перси, хотя готов был вот-вот взорваться.

— Не навещали ли вы за это время мисс Эвелин в ее доме? — продолжал расспрашивать Батлер.

— Нет, сэр. Я вообще был там всего один раз, когда забирал материал по вашему приказанию.

— Так, так, — произнес задумчиво майор. — Как хорошо, что вы действуете исключительно по приказанию. В тот раз вы надолго задержались у мисс Эвелин?

«Она не могла ему рассказать, — убеждал себя лейтенант, — это исключено». Однако им овладевало беспокойство.

— Я думаю, с полчаса.

— Теперь можете сесть, — любезно разрешил Батлер. Помолчав немного, он довольно небрежно проронил:

— Я склонен думать, что вы там пробыли почти три часа.

Чтобы выиграть время, лейтенант стал перебирать в пачке сигареты.

— Это исключено, — равнодушно ответил он. — Что мне там было делать так долго?

— Меня это тоже интересует.

Батлер проницательно смотрел на лейтенанта.

— Я был там не больше получаса, самое большее — минут сорок пять, — уверял его Перси.

— Ложь!

— Неужели вы знаете лучше меня? — огрызнулся лейтенант.

— Разумеется. Как всегда. Ну ладно, хватит об этом. В последние дни вам, видимо, удалось познакомиться с Адамсом из Ведомства по охране конституции?

Перси забыл, что держит зажженную спичку.

— Погасите спичку — обожжетесь! — напомнил ему Батлер.

Перси швырнул ее в сторону.

— Адамс?.. — повторил он. — Никогда в жизни не встречал человека с такой фамилией.

— Тогда вы многое потеряли. Интереснейшая личность, — оскалился майор. — Ну-с, что еще скажете?

— Но мне действительно нечего сказать!

— Встать! — приказал Батлер.

Лейтенант поднялся.

— Благодарю вас. На этом закончим!

Не удостаивая больше Перси ни единым взглядом, майор вернулся к своему рисунку…

Сид нервно мерил шагами узкую камеру.

Тень от оконной решетки медленно двигалась по белой стене к двери.

«Сейчас, должно быть, пять или шесть часов», — прикинул он в уме. Часы у него отобрали.

Сид устало опустился на табурет и уронил голову на руки.

Так теперь будет продолжаться годами… Четыре стены и железная дверь. И крошечный клочок неба сквозь решетку. Они заживо похоронят его. Пока еще он подследственный, а потом — тюрьма. На много лет. Значит, конец. И они правы. Он преступник. А когда решил предупредить Арендта, оказалось уже поздно. Как это он мог впутаться в эту историю? Из-за денег? Но он же не виноват, что оказался безработным. Однако стоило только постараться, и он нашел бы какой-нибудь другой выход. Ведь он молодой, здоровый человек и мог бы пойти на любую черную работу.

Но ведь, черт возьми, лейтенант Перси предлагал ему вполне приличную работу. Нет, это не оправдание. Очень скоро стало ясно, чего они хотят от него. И он мог бы вырваться, пока еще было не поздно. Негодяй. Подонок… Получай теперь по заслугам.

А что станет с Дорис? С ребенком? Она еще молода, и ей, наверное, будет лучше, если она избавится от него…

В коридоре послышались шаги, приблизились и стихли у двери его камеры. Потом зазвенели ключи, и открылась дверь.

— На допрос! — объявил солдат.

Сиду припомнились все ужасы, которые бывают на допросах в госбезопасности — он много читал и слышал о них.

Нет, им не придется его бить — он и так расскажет все, что знает. А вдруг они не поверят? И примут его за какую-нибудь важную птицу?

Его ввели в светлый, строго обставленный кабинет, мало похожий на камеру для пыток.

Гартман, сидевший за письменным столом, указал ему на стул. Солдат вышел.

Сид с удивлением посмотрел на окно — на нем не было решетки. На подоконнике стояли комнатные цветы. В окно, не так уж далеко, виден был строящийся дом. Строительный кран поднимал огромную плиту.

— Прямо на глазах растет дом, — восхищенно произнес Гартман, берясь за кофейник. — Хотите чашку кофе?

Сид невольно кивнул. Странное обращение… По-видимому, это какой-то ход…

Гартман налил кофе в две чашки, одну из них подвинул Сиду.

— Как же вы оказались в Си-Ай-Си? — спросил он.

Сид рассказал ему о своем грехопадении.

— А кто дал вам задание пригласить профессора Арендта в отель на Штейнплац?

— Сначала мой связной Мюллер.

Гартман пренебрежительно махнул рукой.

— Всех связных почему-то зовут «Мюллер» или «Майер». Это нам, к сожалению, ничего не говорит.

— Как-то я вернулся к себе домой и нашел там лейтенанта Перси, одного громилу, которого называли сержантом, и пожилого мужчину в темных очках в роговой оправе. Все были одеты в гражданское. У меня создалось такое впечатление, что тот, в очках, был начальником лейтенанта Перси.

Это был довольно высокий, плотный мужчина? — сразу заинтересовавшись, спросил Гартман. — Примерно лет пятидесяти?.. Выглядит как адвокат или коммерсант? В общем, производит впечатление солидного человека?

— Да, — согласился с ним Сид.

— Это был Батлер. Я удивляюсь, что он лично позаботился о вас. Что, встретились затруднения?

— Я отказался ехать к Арендту…

— Заела совесть? — усмехнулся Гартман.

— Я хотел поехать в Брауншвейг, к жене, — ответил Сид. — Мне необходимо было с ней поговорить…

— Вы с ней поссорились?

— Да. Она догадалась, что я связался с женщиной… К ней меня приставил Мюллер. В ту ночь, когда я был у нее, меня сфотографировали. С помощью этих снимков Батлер пытался меня шантажировать. Я возмутился. Меня избили…

— Так, так… — Гартман помешал ложечкой кофе. — А судьба профессора Арендта вас', по-видимому, мало волновала… У вас ведь было немало своих забот — эти фотографии, разрыв с женой…

— Сначала — да, — согласился Сид. — А потом… Если сказать, что во второй раз я пришел к профессору с твердым намерением предупредить его обо всем, то вы все равно не поверите мне.

— Да. В нашей профессии принято верить только тем вещам, которые доказаны или могут быть доказаны.

— Я понимаю, что для меня все кончено. — Сид устало провел рукой по лицу.

— Вы ошибаетесь. Расскажите откровенно все, что знаете… Если там, у себя, вы почувствуете, что вам грозит опасность, можете в любое время найти у нас убежище.

Сид забеспокоился. Что это за ловушка? Чего от него хотят? Он не доверял сидящему напротив человеку. Никак не мог его понять. «Этот Гартман, видимо, хочет сделать меня своим агентом», — заключил Паули.

— Убежище? — переспросил он. — Я и так уже пользуюсь вашим убежищем. И вижу, что я здесь в безопасности. А вы что, хотите меня уговорить и направить против Си-Ай-Си?

— Вы, кажется, воображаете, что мы можем возлагать какие-то надежды на такого человека, как вы? — заговорил Гартман. — Прислуживающего из-за денег? Запомните, что мы не Си-Ай-Си. Мы защищаем свое государство, его свободу и права его граждан.

Сид весь сжался от этого удара.

— Делайте со мной, что хотите. Судите, сажайте в тюрьму…

— Мы не можем вас ни посадить в тюрьму, ни отпустить. Мы только временно задержим вас. Материалы следствия мы передадим в государственную прокуратуру. Она разберется в них и решит, можно ли предъявить вам обвинение или нет. Приговор вам может вынести только суд.

— А разве в таких вот случаях не служба госбезопасности решает все? — спросил Сид.

— Нет. Мы только расследуем дело — и все. Если по вашему делу будет назначен процесс, вы имеете право взять защитника. Вас это удивляет?

— Конечно, — признался Сид.

— А почему?

— Я представлял себе все это иначе.

Гартман закивал головой.

— Ну еще бы! Ваша пропаганда не зря старается. Вы, наверное, еще многому будете удивляться у нас.

— Что меня ожидает по вашим законам? — глухо спросил Сид.

— Вы спрашиваете о мере наказания? — Гартман пожал плечами. — Я не судья. Во всяком случае, вас ждет справедливое решение… Ну а теперь вспомните, пожалуйста, и поподробнее изложите, что с вами произошло за последние недели.

Когда десять дней спустя Мюллер снова зашел к Батлеру, он застал его в грозном настроении.

— Вы не пытались разузнать о местопребывании Паули? — резко спросил он.

Мюллер внимательно рассматривал носки своих ботинок.

— Его, скорее всего, накрыли.

— Гениальная догадка! Он действительно арестован. Я жду, что вы мне сообщите, где, по данным ваших агентов, следивших за Паули, он находится и что с ним собираются делать.

— Это довольно трудно, — тихо возразил Мюллер.

— Меня не интересует, что трудно, а что легко. Мне нужны результаты. Если вы не раздобудете мне эти сведения, я пошлю вас ко всем чертям! По всей вероятности, Паули вскоре снова появится здесь. Они, несомненно, попытаются его там обработать и заслать обратно к нам. Проделать это с таким тюленем, как он, — сущий пустяк. Мы должны точно знать о его пребывании там, чтобы вовремя выключить его. Этому парню нельзя давать пикнуть не только на той стороне, но и здесь, если он появится. Он журналист, умеет писать. Его опубликуют не только в Восточном Берлине, но и у нас, будьте уверены. Здесь нас не все любят — вы об этом догадываетесь, — в том числе и те, кого мы подкармливаем.

— Завтра к вечеру я буду знать больше, — пообещал Мюллер.

Батлер поднялся, обошел свой письменный стол, подошел вплотную к Мюллеру и горой навис над низкорослым агентом.

— Я знаю, — произнес он подозрительно ласково, — что вы сейчас подумали: «На худой конец я могу успокоить старика такой информацией, которую проверить все равно никто не сможет». Это ваш излюбленный прием. Если вы это сделаете — я вам покажу…

— Слушаюсь, сэр!

 

XVIII

— Господин профессор не принимает, — строго ответила пожилая секретарша в приемной Арендта.

— Это почему же? — вежливо осведомился Гартман.

— Господин профессор принимает в институте только тех посетителей, которые заранее сообщили ему о себе. Я впускаю к нему только по этому списку.

— Это весьма благоразумно со стороны профессора, — Гартман улыбнулся.

— Вашей фамилии в списке нет, — сурово продолжала женщина.

— И все-таки я попрошу вас позвонить ему, — возразил Гартман и шутливым тоном добавил: — Спорим, что он меня примет?

— Здесь не подходящее место для такого спора.

— Вы правы. Но я вас прошу, скажите ему обо мне.

— Пожалуйста. Только это бесполезно.

Секретарша подняла трубку.

— Здесь у меня какой-то господин Гартман, — сообщила она профессору. — Он не записан… Что? Хорошо!..

Она удивленно взглянула на терпеливого посетителя:

— Он хочет с вами поговорить…

— Ну вот видите!..

Гартман открыл дверь кабинета.

— Здравствуйте, мой дорогой! — Арендт вышел из-за стола и двинулся ему навстречу. — Надеюсь, что сегодня вы не сообщите мне каких-нибудь неприятностей?

— Нет. Я зашел сказать вам, что Паули снова свободен.

— Вы освободили его?

— Не мы, а суд. Он рассмотрел его дело.

— Когда состоялся суд?

— Сегодня. А сейчас Паули на пути в Западный Берлин.

— Откровенно говоря, — покачал головой профессор, — я не рассчитывал на такой мягкий приговор.

Гартман пожал плечами.

— Нам же часто приходится задерживать вот таких неустойчивых, введенных в заблуждение людей, которые без зазрения совести используются западными органами разведки. Паули — мелкая сошка. Он ничего не знает. Это было его первое задание, и он сразу же попался. Что же, мы должны его сажать в тюрьму?.. Паули всего-навсего жертва грязных махинаций.

— И что теперь с ним будет? — спросил Арендт.

— Настоящие неприятности у него появятся только теперь. Си-Ай-Си и Ведомство по охране конституции очень быстро обнаружат, что он вернулся…

— Почему же вы не попытались избавить его от них? Разве он не мог остаться у нас?

— Мы ничего не могли сделать. Ему объяснили, что он может обратиться к нашим властям с просьбой о предоставлении ему убежища. Он не решился воспользоваться этим предложением. Захотел уехать к жене и наладить свои семейные отношения. Если у него хватит благоразумия, он постарается как можно быстрее покинуть Западный Берлин и самолетом вылететь в Ганновер.

— Надо надеяться, что он так и сделает.

Гартман как будто сомневался в этом.

— Паули произвел на меня впечатление человека, сбитого с толку. Неожиданное освобождение подействовало на него, как тяжелый шок, так же как перед этим его неожиданный арест. Мысленно он уже считал себя приговоренным. И согласился бы с любым наказанием. Для него это было бы искуплением вины, отпущением всех грехов. Так бывает со слабохарактерными людьми. У них не хватает духу искупить свою вину самим и вовремя. Они ждут, чтобы их заставили это сделать.

— Может быть, — согласился Арендт.

— Вы знаете, что заявил мне Паули наедине? Что второй раз он приехал сюда с намерением предупредить вас.

— Это могло быть так? — спросил профессор.

— Да. Не исключено. Паули — человек впечатлительный, с неровным характером. Скачки в его настроении могут быть самые неожиданные. Такие люди нередко из одного только страха становятся смелыми.

Арендт молча прошелся по комнате и остановился перед Гартманом.

— Вы не могли бы известить меня, когда Паули начнет ходатайствовать о переходе в ГДР? Я бы охотно помог ему и его жене. Они могли бы временно пожить в моем доме. Места хватит. Ведь мы с его отцом…

— Хорошо. Я извещу вас.

Арендт пожал руку Гартману.

— Благодарю вас за все, что вы сделали…

— Не стоит. Мы выполняем свой долг… Кстати, господин профессор, у вас замечательная секретарша. Мне чуть было не пришлось пробиваться к вам с боем.

— Мне хотелось таким способом оградить себя от нежелательных посетителей. Дело с Паули очень подействовало на меня.

— Вы поступили очень благоразумно. Не. исключено, что к вам попытаются заслать других людей. Я знаю Батлера. Он так быстро не сдается. А Адамс тем более.

— О ком вы говорите? — спросил Арендт.

— Эти фамилии вам ни о чем не говорят. И слава богу. Прошу вас, господин профессор, будьте в дальнейшем осторожнее и сразу вызывайте меня, если потребуется. Вот мой номер. Всего хорошего.

Сид медленно снял ногу с педали сцепления и повернул машину к Бранденбургским воротам. Он готов был кричать от радости. Его выпустили, он снова свободен!..

Подъехав к границе секторов, он остановился. На контрольно-пропускном пункте проверили все его документы.

— В порядке, — заключил таможенник.

Сид отъехал. Он не обратил никакого внимания на человека в светлой форменной одежде, — отметив номер его машины, тот сопоставил его с другим, ранее записанным в блокноте, после чего быстро сел в стоящий неподалеку «фольксваген».

…На перекрестке Сид привычно присоединился к длинной веренице автомобилей.

Он думал о том, что его ожидает. Ему предстояло объяснение с Дорис. А где-то здесь его подстерегали Адамс, Батлер, Перси, Мюллер, Джим. Что ему теперь делать? Денег у него немного. Взять на последние марки билет на Ганновер? А если ему действительно удастся уговорить Дорис вернуться к нему?

Сид открыл дверь своей квартиры. Навстречу ему пахнуло застоявшимся воздухом непроветриваемого помещения. Он почувствовал себя смертельно усталым и совершенно одиноким. Вспомнил, что в шкафу оставался коньяк, и жадно набросился на него.

«Я мог бы позвонить Дорис, а можно просто взять и поехать в Брауншвейг. Никто не может помешать мне в этом. Из-под стражи меня освободили, а о том, что я уже вернулся, еще никто не знает. Жить без Дорис я не могу».

Он медленно наполнил до краев бокал и выпил. Мысли заволокло вязким туманом.

С трудом поднявшись из-за стола, Сид включил радиоприемник. Монотонный голос диктора сообщал об уровне воды в реках.

— Идиотство! — проворчал Сид и попытался поймать другую станцию. В комнату ворвались рубленые синкопы, запричитала труба, приглушенная сурдиной.

Сид завалился в кресло и долго, не мигая, рассматривал черный телефонный аппарат, примостившийся у края письменного стола.

«Жалкий трус! Надо ведь позвонить Дорис, а я сижу и лакаю коньяк».

У двери отрывисто продребезжал звонок.

Сид даже не шевельнулся. Он сидел с закрытыми глазами.

«Меня нет дома…»

Снаружи кто-то снова нажал на кнопку звонка. Теперь долго и требовательно.

«Проклятье!.. Меня здесь нет!»

Снова позвонили.

Сид вскочил, покачнулся. Какому черту понадобился он сейчас? Пошатываясь, он подошел к двери и открыл ее.

На лестничной площадке стоял Адамс и приветливо улыбался.

— Что тебе надо, проклятая крыса? — с ужасом проговорил Сид.

Адамс осклабился. Не обращая внимания на оказанный ему прием, он прошел в переднюю и аккуратно повесил шляпу на крючок.

— Уходите! — задыхаясь от бессилия и гнева, выкрикнул Сид.

Адамс внимательно посмотрел на него.

— Я бы не сказал, что вы хорошо принимаете меня. Но я вас понимаю. Вы устраиваете вечер встречи с самим собой, да? По-видимому, на той стороне было не очень приятно?

— Вон отсюда! Не то я вас высажу через дверную филенку! — неистовствовал Паули.

— Это не так легко, как вам кажется, — спокойно заметил Адамс. — Во-первых, дерево — довольно прочный материал; во-вторых, я еще в хорошей форме. Давайте лучше присядем.

Нетвердо держась на ногах, Сид последовал за ним в гостиную.

— У вас только один выход, — обратился к нему Адамс. — Рассказать мне обо всем, что происходило с вами там, и беспрекословно выполнять мои приказания. За это я обещаю защищать вас от Батлера. Кстати, насколько мне известно, он не особенно хорошего мнения о вас.

— Вы — защищать меня!.. — Сид скривился. — Как это мило с вашей стороны! Что бы я делал без вас?.. — Он наполнил свой бокал коньяком.

— Возьмите себя в руки! — оборвал его Адамс.

— А может, взять в руки ремень? — Сид хихикнул. — Впрочем, как зовут служителя на маяке Зильт?..

Адамс даже растерялся.

— Вы что, сходите с ума?..

— Вы не знаете этого? «Прост» его зовут. Прост!.. — И Сид одним глотком опустошил бокал.

— Пьяная свинья! Завтра утром я снова приду к вам. Если к тому времени вы не будете трезвым как стеклышко, тогда молитесь богу!

Адамс встал и быстро вышел. Громко щелкнул дверной замок.

— Привет богу, уважаемый! — глухо пробормотал Сид и трясущимися пальцами стал прикуривать сигарету.

По радио сообщали последние известия, но Сид ничего не слышал. Он с отсутствующим взглядом сидел в своем кресле. Лицо его перекосилось.

«Они снова следят за мной. Они подстерегают меня за углом, они хотят загрызть меня, эти крысы. Адамс — крыса, и Мюллер — крыса… Этот тип в темных очках — самая жирная крыса. Все они хотят кусать, рвать меня!»

Он стал затравленно озираться, один в темной комнате. Он видел их везде: под шкафом, в углу, на письменном столе. Они скалили свои острые, как гвозди, зубы и шмыгали с легким шорохом по ковру. Они все ближе подкрадывались к нему — громадные, жирные.

Он поджал ноги и резко закричал, потом запустил бутылку в книжный шкаф — она разлетелась вдребезги; стакан полетел в дверь… и призраки внезапно исчезли.

— Я перепил, напился до чертиков, — простонал Сид, проводя ладонью по лбу, покрытому холодным потом. Видения исчезли, но страх, парализовавший его, еще оставался.

«Дорис! Как она мне сейчас нужна! Только она может мне помочь».

Он сорвал телефонную трубку и набрал номер. Услышав голос телефонистки, спрашивавшей о заказе, немного успокоился. С трудом ворочая языком, заказал разговор.

— Соединяю!..

В трубке щелкнуло; потянулись длинные, как вечность, секунды; потом раздались длинные гудки, и наконец он услышал приглушенный расстоянием голос.

— Дорис, это ты?.. Скажи что-нибудь, я так хочу тебя услышать…

— Сид?.. — Ее голос прозвучал испуганно. — Сид, что с тобой?..

— Дорис, ты должна немедленно приехать ко мне. На той стороне я всё рассказал. Слышишь? Всё. Мы там можем начать новую жизнь, никто там нас больше не достанет. Ты слышишь? Никто…

— У тебя лихорадка? Ты болен? — забеспокоилась она.

Да… — Он задыхался. — Лихорадка, болен. Я не могу больше. Прошу, приезжай ко мне сегодня же ночью. Мы должны уехать…

Она, секунду помолчав, ответила:

— Я попрошу брата, чтобы он отвез меня на машине прямо в Берлин. Мы будем через три часа.

— Ты приедешь?.. — прошептал он. — Ты действительно приедешь?.. Дорис!..

 

XIX

Батлер зевнул и посмотрел на часы.

— Черт возьми, уже поздно. Час ночи.

Эвелин промолчала.

Перед тем как спрятать бумаги в сейф, майор в последний раз просмотрел их.

— Итак, мы пришли к заключению, мисс Эвелин, — сказал он, — что завтра утром вы снова выезжаете на Восток. Вас будет ждать другой связной. На этот раз в Трептов-парке. Запомните место встречи: у первой урны справа, возле южного входа в парк. Если около нее вы найдете кусок оберточной бумаги с отпечатанным на нем названием фирмы «Кондитерская Блюмлейна, Штеглиц, Шлоссштрассе», значит, все в порядке. Наш человек обратится к вам. Он спросит вас о результатах тотализатора от двадцатого ноября. Вы должны ему ответить: «Я предпочитаю ходить на кэтч». Все ясно?

Эвелин машинально кивнула головой.

Батлер поднялся.

— Завтра вечером я жду вашего отчета.

В этот момент, не постучав, в кабинет ворвался Вильямс. Его лицо было красно от волнения. В руке он держал катушку с магнитофонной пленкой. Заметив недовольное выражение лица Батлера, он торопливо объяснил:

— Прошу прощения, сэр! Но мне кажется, что вам надо прослушать это как можно скорее. Здесь разговор агента по телефону Триста одиннадцать.

Майор насторожился и медленно опустился на стул.

— Это же номер Паули, — тихо произнес он. — Значит, этот парень вернулся? Почему же я ничего не знаю об этом? Эта старая заклепка Мюллер ни на что не способен!

Эвелин стояла у самой двери и беспокойно оглядывалась на нее. Те двое не замечали ее.

Сержант установил катушку в магнитофон, стоявший около стола Батлера, и включил его.

Майор внимательно слушал разговор Сида с Дорис, время от времени потягивая свою черную сигару. Сержант уже выключил магнитофон, а Батлер все еще пребывал в состоянии сосредоточенного молчания.

Эвелин замерла. Сейчас разговор шел о Паули, а вскоре вот так же они могли заговорить и о ней.

— Вильямс, — повернулся к сержанту Батлер, — надо немедленно кончать с этим делом. Где лейтенант Перси?

Эвелин бесшумно выскользнула за дверь.

— Я думаю, что он лег спать, — ответил сержант.

Батлер снял трубку.

Отозвался сонный голос Перси.

— Переодеться в гражданское и через десять минут прибыть ко мне в кабинет! — приказал Батлер.

— И мне тоже переодеться? — спросил сержант.

— Да.

Эвелин остановилась на тихой, едва освещенной улочке.

Ей было точно известно, что ожидает Сида. Это произойдет еще до рассвета. Она хорошо знала Батлера.

Она зябко поежилась и плотнее запахнула меховую шубку.

«Сид — моя жертва, — рассуждала она. — Без моей помощи они бы так быстро не обработали его. Правда, тогда рядом с ним оказалась бы другая… Таких, как я, у них достаточно, и все-таки в этом деле виновата я».

Эвелин вспомнила застенчивую попытку Сида познакомиться с ней в кафе «Бристоль», потом вечер, который они провели вместе, и эту последнюю ночь…

«Он ведь не хотел… — с горечью призналась она себе. — Мне пришлось дать ему героина. Он любит свою жену. Если бы он был груб, нагл или неприятен… — нет, он очень симпатичный парень. В самом деле, очень симпатичный… И теперь они его «выключат», как всегда это у них делается».

Она вспомнила записанный на пленку отчаянный голос Сида, усиленный динамиками. Он говорил как провинившийся, боящийся наказания ребенок, но это был все тот же Сид, которого она знала.

Перед ней всплыли знакомые лица его убийц — Батлера, сержанта и этого Перси…

Нельзя допустить этого!

Она может позвонить Сиду и предупредить его. Конечно, этот разговор сразу же перехватят. Батлер знает ее голос, и ее устранят так же быстро и бесшумно.

А как еще можно связаться с Паули? Поймать такси и поехать к нему домой? Пожалуй, будет уже поздно. Не предупредить ли немецкую полицию о готовящемся убийстве? Но по телефону ей не поверят. Пока они будут проверять его фамилию и адрес, пройдет немало времени. А Батлер все равно все узнает.

Позвонить, предупредить самого Сида — и тотчас же, немедленно бежать в восточный сектор!

Это единственный выход и для него, и для нее. Сида на той стороне знают, поверят и ей. Трюки Батлера на них не подействуют. Пусть даже они ее посадят. Разве это хуже, чем носить на себе клеймо убийцы и в конце концов, быть «выключенной» Батлером?

Перси, с трудом переводя дыхание, доложил майору о своем прибытии.

— Садитесь! — приказал Батлер, отвалился к спинке кресла и кивнул сержанту, который в своем эксцентричном полосатом костюме напоминал торговца скотом.

Вильямс запустил магнитофон. После первых же слов у Перси глаза полезли на лоб.

— Это же Паули, — сказал он. — С ума можно сойти! Парень снова здесь?

— Этот телефонный разговор состоялся двадцать шесть минут назад, — сказал Батлер. — Его жена, по всей вероятности, уже выехала в Берлин. Нам нельзя терять ни минуты. Вы с Вильямсом закончите это дело.

Лейтенант побледнел.

— Нет. — Он отрицательно замотал головой. — Этого вы не имеете права требовать от меня, сэр!

Батлер метнул свирепый взгляд на сержанта. Тот вышел из комнаты.

Майор угрожающе медленно поднялся, сверля глазами лейтенанта.

— Это приказ, ясно?

Перси тоже поднялся. Лоб его покрылся испариной.

— Вы не можете отдавать мне приказ об убийстве, сэр!

— Вы отказываетесь мне повиноваться?

— Я отказываюсь убивать!

— Хорошо, — криво улыбнулся Батлер. — У меня случайно оказалась запись еще одного разговора, лейтенант. Сейчас, кажется, как раз настало время послушать ее.

Он подошел к маленькому сейфу, стоящему в углу комнаты, вынул оттуда катушку и вставил ее в магнитофон.

Перси услышал свой голос.

— …Тебе совсем не надо бояться. Старику я ничего не скажу о пленке…

— Правда, ничего?.. — Это спрашивала Эвелин.

— Конечно нет. Можешь успокоиться, крошка…

Батлер выключил магнитофон.

— Достаточно? Или продолжить? Этим материалом я могу занимать вас, если захотите, примерно полтора часа.

— Это фальшивая запись! — начал протестовать Перси. — Магнитофон — юридически недействительная улика.

Батлер издевательски засмеялся.

— Верно, — сказал он. — А вот письменное подтверждение Эвелин. — Он вынул из стола документ с печатью. — Она подтвердила, что все так и было в тот день.

— Сэр!… — Перси задохнулся.

— Молчать! — загремел голос Батлера. — Несмотря на мой приказ, вы завели шашни с Эвелин и скрыли от меня, что она пыталась передать наш материал Ведомству по охране конституции. Вы знаете, что это значит для вас? Разжалование, военно-полевой суд и тюрьма. — Затем он снизил тон. — Я мог бы вам устроить пожизненное заключение и даже электрический стул. И вы еще вздумали теперь отказываться подчиняться мне! Далеко зашли, лейтенант!

— Вы требуете от меня убийства… — простонал Перси.

Батлер молча играл своим карандашом.

— У нас есть еще несколько минут, — как бы нехотя начал он. — Мы можем поговорить обо всем серьезно… Разумеется, этот козырь находится у меня в руках не первый день. Вас не удивляет, что только сегодня я вам открыл его?

Перси молчал.

Майор наклонился вперед. Глаза его, холодные и безразличные, совсем как глаза акулы, уставились на лейтенанта.

— Вас направили в Си-Ай-Си, потому что считали, правда по непостижимым для меня причинам, подходящим для службы у нас. Мы не можем позволить себе такую роскошь: отсылать обратно в войска офицеров, служивших в органах разведки. Тогда нам бы пришлось в течение чуть ли не всей их жизни следить за ними. Не правда ли, несколько обременительно для нас? Мы поступаем иначе. Мы их воспитываем. Трудновоспитуемых ломаем и из осколков лепим то, что нам нужно. Вы, лейтенант, совершили преступление. Вы изменили нам. Вы хуже Паули. Но обошлись мне гораздо дороже, чем он. Сегодня ночью вместе с Вильямсом вы убьете журналиста. Вы решите судьбу предателя, и если это вас не изменит и вы не станете хорошим работником, чего я от вас добиваюсь, то рано или поздно разделите судьбу Паули.

— Вы собираетесь казнить меня без судебного разбирательства? Вы не имеете права… Я американский офицер! — возмутился Перси.

— Я мог бы даже сам это сделать, — перебил его Батлер. — Это очень просто делается… — Он помолчал. — Ну как, готовы выполнить приказ?

— Так точно, сэр, — промямлил Перси и медленно поднялся.

Сид внезапно очнулся. Поднял тяжелую голову и растерянно осмотрелся. Где он? Потом пришел в себя и сообразил, где находится.

Прямо перед ним на письменном столе, надрываясь, звонил телефон. Нетвердой рукой Сид взялся за трубку.

— Говорит Эвелин, — донесся до него взволнованный женский голос. — Прошу вас, немедленно уходите из дома. Вам грозит смертельная опасность! Лейтенант Перси и Вильямс едут к вам, они хотят убить вас…

Слова Эвелин едва ли дошли до сознания Сида. Но одного ее имени оказалось достаточно, чтобы всколыхнуть в нем всю его неуемную ненависть к этой женщине.

— Молчи, тварь! — осипшим голосом закричал он. — Не верю я ни одному твоему слову. Что еще вы там задумали?

— Это правда! — торопливо перебила его Эвелин. — Перехвачен ваш разговор с Брауншвейгом. Они сейчас записывают и этот наш разговор. Вы думаете, что это мне сойдет с рук? Но мне сейчас на это наплевать. Скрывайтесь побыстрее и уезжайте в восточный сектор! Там вы будете в безопасности. Не теряйте времени!

Сид попытался вникнуть в ее слова. Напрасно. Коньяк одурманил мозги. Голова его была как будто свинцом налита.

— Все это просто смешно. Зачем меня убивать? Оставьте меня в покое…

Он бросил трубку.

Стало очень тихо. Он закрыл глаза. И опять уронил голову на руки. Ему стало совсем спокойно.

«Наконец-то я ушел от этих гангстеров», — пронеслось в голове.

…На этот раз Сид проспал всего несколько минут. Проснулся, бросил взгляд на часы. Было начало четвертого.

«Скоро Дорис приедет, — с облегчением подумал он. — И тогда все будет хорошо. Она так нужна мне. Мы начнем с ней новую жизнь».

Он пошел в ванную, налил в таз холодной воды и опустил в нее голову. Это освежило его. Затем почистил костюм.

Под ногами захрустело битое стекло.

«Ведь это я бил! Боже мой! Так напиться!» Он взял щетку, чтобы подмести осколки.

С улицы послышался приглушенный шум автомобильного мотора. Стукнула дверца машины. Почти вслед за этим у двери раздался звонок.

«Дорис! — подумал он, замирая от радости. — Это Дорис!»

Он быстро поставил кресло на место и отнес щетку на кухню. Опять позвонили.

Сид ринулся к двери.

На лестничной площадке, напротив слабо освещенного окна, Сид различил силуэты двух мужчин. Он хотел что-то спросить, но голос отказался служить ему. На одно мгновение яркая молния ослепила его — звука выстрела он уже не услышал. Острая боль пронзила тело, грудь придавило гигантской тяжестью. Кричать он не мог — рот был полон крови. Перед глазами плясали радужные спирали. Сиду казалось, что он проваливается в бездонную пропасть.

Несколько дней спустя, как всегда около десяти часов утра, Батлер вошел в свое бюро. Казалось, он был неплохо настроен.

Штаб-сержант Вильямс поздоровался с ним, положил на письменный стол несколько газет и вышел.

Майор с любопытством бросил взгляд на заголовки: «Западноберлинский журналист — жертва восточной службы госбезопасности», «Убийство без грабежа», «Сенатор по внутренним делам Липшиц дает разъяснения»…

«Превосходно! — Батлер снял перчатки. — Стоило только прессе дать немного «секретной информации», и все пошло как по маслу».

Он нажал на кнопку селекторного устройства и приказал Перси явиться к нему.

— Вы уже читали утренний выпуск? — спросил майор и показал на газеты.

Лейтенант подошел к столу и пробежал глазами крупные заголовки, напечатанные красной краской.

— Эти молодчики из службы госбезопасно-сти совсем обнаглели, — спокойно заключил он.

Майор внимательно наблюдал за ним.

— Браво, лейтенант! Вы начинаете мне нравиться. Ну, что новенького?

Перси распахнул принесенную с собой папку.

— Я завербовал нового человека. Его зовут Фред Келлер. Работает в статистическом управлении. Тридцати двух лет. Женат. Один ребенок. В восточной зоне есть родственники. Тесть, инженер в Дессау, часто приезжает в Западный Берлин — он очень привязан к своему внуку. Сам Келлер — постоянный гость ночного клуба «Чарли». Хоть он и женат, у него дурные наклонности… Близко знаком с миксером, который по вечерам выступает в женской одежде. Я разузнал об этом и потому смог нажать на Келлера. В конце концов, он чиновник…

— Очень хорошо, — удовлетворенно произнес Батлер. — Проба почерка?

— Уже на экспертизе.

— Телосложение?

— Несколько хилый.

— Хобби?.. Я хочу сказать, какие еще «увлечения», помимо…

— Филателист.

Батлер кивнул.

— Дадим ему проверочное задание…

 

 

ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР

 

VERLAG DER NATION BERLIN

 

ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР

МОСКВА

1964

 

И(нем)

Э89

Ганс Эттинген

КРЫСЫ ПОЯВЛЯЮТСЯ НОЧЬЮ

Роман

(Перевод с немецкого)

«Это произошло неделю назад. Сиду уже несколько раз казалось, что все это ему приснилось, но тысяча марок, полученная от Перси, была вполне осязаемой.

Когда он вспомнил об американце, ему становилось не по себе. Зато ведь уладилось с работой. Правда, он почти не сомневался, что ему придется сотрудничать в Си-Ай-Си. Перси запретил ему говорить Дорис о своей новой работе. Дорис никогда бы не одобрила этого шага. Она скорее бы отказалась от денег, чем согласилась на его связь с американской разведкой…»

Роман Ганса Эттингена «Крысы появляются ночью», отрывок из которого здесь приведен, издан в Германской Демократической Республике. По этому роману в ГДР был поставлен телевизионный спектакль, который демонстрировался с большим успехом.

Рассказывая о судьбе одного западноберлинского журналиста, потерявшего работу, автор раскрывает звериные нравы буржуазного мира, показывает формы и методы работы американской и западногерманской разведок против Германской Демократической Республики.

С большой разоблачающей силой в романе нарисован образ шефа западноберлинского отдела Си-Ай-Си майора Батлера. Этот матерый шпион, претендующий на роль проницательного психолога, применяет все средства давления на своих агентов, не останавливаясь даже перед их уничтожением.

Роман призывает всех людей доброй воли быть бдительными, вовремя пресекать происки врагов мира.

Перевод с немецкого КРАВЧЕНКО А. Ф.

 

Ганс Эттинген

КРЫСЫ ПОЯВЛЯЮТСЯ НОЧЬЮ

Роман

М., Воениздат, 1964. 184с.

Редактор Пономарев А. П.

Литературный редактор Поволоцкая А. С.

Художник Сотсков Г. А.

Технический редактор Байбаков А. И.

Корректор Терентьева Г. А.

Сдано в набор 5.3.64. Подписано к печати 19.5.64 г. Фермат бумаги 70×901/32 — 53/4 печ. л. 6,728 усл. печ. л. 6,338 уч. — изд. л Тираж 65000 ТП64 г. № 220 Изд. № 10/5743. Заказ 1094.

Цена 42 коп.

2-я типография Военного издательства Министерства обороны СССР Ленинград, Д-65, Дворцовая пл., д. 10.