Дорис быстрыми шагами обошла маленькую гостиную, поправила цветы на столике у софы, полила карликовую каучуковую пальму, передвинула вправо одно из небольших мягких кресел в стиле модерн, поправила расшитую яркими узорами подушку — все в комнате встало на свое место. Тогда она, сама не замечая этого, стала передвигать кое-что во второй раз. И на часы она поглядывала очень часто, хотя хорошо знала, сколько сейчас времени.
«Почему же не идет Сид?» — с нетерпением думала она. Ужин ждал его уже целый час. Раньше, когда Сид опаздывал, он всегда звонил. Правда, несколько раз он забывал позвонить, но прежде это как-то не вызывало беспокойства.
С тех пор как Сид потерял место, Дорис стала вдвойне чувствительна к каждому нарушению ритма их прежде спокойной жизни и каждый раз видела в этом дурное предзнаменование.
Подойдя к окну, она взглянула на темнеющую улицу.
Начинался дождь. Сквозь полосы света от уличного фонаря струились серебристые капли. Голые мокрые ветки отливали черным лаком. Место под фонарем, куда Сид обычно ставил свой «шпортваген», пустовало.
«Почему он не пришел вовремя именно сегодня, когда он так нужен мне?»
Внезапно Дорис снова почувствовала головокружение. Фонарь за окном вдруг стал медленно покачиваться и удаляться. Она схватилась за ручку оконной рамы, колени ее, став мягкими, подкосились. Тошнота подкатывала к горлу.
Но вот фонарь вернулся на свое прежнее место и больше уже не двигался. Приступ миновал. Дорис слабо улыбнулась, проведя ладонью по взмокшему лбу. Дыхание ее еще не успокоилось, но она не испытывала страха. Сегодня вечером она скажет Сиду, что с ней происходит.
Он так ждал этого! Но обрадуется ли он теперь, когда у них появилось столько забот?..
Дорис выпрямилась. В эту минуту раздался звонок у входной двери. Обычно в это время к ним никто не приходил.
«Неужели с Сидом что-то произошло? Может, несчастный случай?» Дорис поспешила к двери. Узнав в пришедшем Винкельмана, коллегу ее мужа, она облегченно вздохнула.
— Я не хочу вас беспокоить, я ненадолго, — смущенно пробормотал Винкельман, — я только заглянул, чтобы кое-что спросить у Сида.
На минуту Дорис заколебалась, пригла^ шать ли столь позднего гостя остаться, но затем подумала, что, пожалуй, ей будет легче ждать Сида, и даже обрадовалась, что можно отвлечься от своих мыслей.
«Возможно, он что-нибудь узнал о работе для Сида», — подумала она, протягивая Винкельману вешалку для мокрого плаща.
Дорис провела его в комнату и предложила рюмку коньяку.
— Вы уже нашли себе новое место?
Винкельман покачал головой.
— Безнадежно искать работу здесь, в Берлине, да к тому же сейчас, незадолго до рождества. Ни одно издательство сейчас не возьмет новых редакторов, хотя бы из-за одних только наградных. А у Сида как, есть что-нибудь подходящее?
— Нет. Но до начала января мы сможем продержаться. Остались небольшие сбережения. А на днях мы должны получить деньги за ноябрь.
Винкельман удивленно посмотрел на Дорис и опустил недопитую рюмку.
— Ноябрьская получка?
— Да. Сид мне только вчера рассказал, что управляющий агентством обещал выдать неполученные деньги из распродажи имущества.
Винкельман хотел было возразить, но удержался.
«Могу ли я похищать у нее эту последнюю надежду, за которую она цепляется? Впереди ее ждет еще немало разочарований. Почему же тогда Сид солгал ей, в утешение, что ли?» — подумал он и воскликнул:
— Ах да! Конечно же, управляющий…
Дорис почувствовала, что Винкельман чего-то не договаривает.
— Прошу вас, скажите мне правду, — попросила она. — Здесь что-то не так, герр Винкельман.
Он растерянно посмотрел на нее.
— Ну да, по-видимому, Сид не хотел вас волновать напрасно, но он вам все расскажет. Нет никакого управляющего — ведь банкротство оказалось злостным. Все деловые бумаги конфискованы крипо. Перед своим бегством в Швейцарию шеф снял в банке деньги со всех счетов — и зарплату, и даже наградные. Мне, право, очень жаль, что я вынужден вас разочаровать.
— Значит, денег мы больше не получим? — спросила Дорис упавшим голосом.
— Нет.
Дорис испуганно взглянула на него и побледнела.
Винкельман встал. Ему было мучительно неприятно оттого, что он рассказал ей правду и тем самым вмешался в дела Сида. Он быстро попрощался, пообещав позвонить позднее.
Дверь за Винкельманом уже закрылась, а Дорис в раздумье все еще продолжала стоять перед ней. Затем она подошла к отливавшему светлым лаком книжному шкафу, достала с полки коробку из-под сигар и пересчитала хранившуюся в ней тоненькую стопку денег.
Всего было пятьсот марок. Этого едва хватило бы на уплату за квартиру и на очередные взносы за вещи, купленные в рассрочку. На оставшиеся деньги удастся прожить, возможно, дней десять. Ее внезапно охватил страх.
Она прошлась по своей маленькой гостиной.
Холодильник оплачен только наполовину. За стиральную машину оставалось внести еще четыре взноса. Износилось и требовало замены постельное белье. Сид обещал ей купить два гарнитура со своей ноябрьской получки. Цены на продукты медленно, но неуклонно повышались, а до рождественских дней оставалось меньше месяца.
«Рождество! — думала Дорис. — До недавнего времени оно было таким радостным для нас. В агентстве Сид зарабатывал почти тысячу марок, на них можно было жить. И вот все вдруг рухнуло. Сид не может найти работу, даже последняя получка пропала».
Дорис медленно скомкала и бросила в корзину для бумаг листок, на котором она записала, чтобы не забыть, какие покупки надо сделать к рождеству.
«Почему же все-таки не идет Сид?.. Нам надо поговорить, нужно что-то предпринять. Через две недели не останется ни одного пфеннига. Почему же он не сказал мне всей правды? Возможно, он боялся, что я буду просить его продать свою автомашину, без которой он жить не может». Тут она вспомнила, что «шпортваген» тоже еще не полностью оплачен. Его нельзя продать — можно только вернуть назад. Тогда владелец магазина возвратит им незначительную часть ранее внесенных денег.
Хлопнула входная дверь.
На этот раз — Сид. Он поздоровался с Дорис, беззаботно улыбаясь:
— Хэлло, моя маленькая! Извини за опоздание! Но что за кислое личико у тебя?.. Ах, ты считаешь деньги? Хорошее занятие! Взгляни сюда!.. — И он вынул из кармана запечатанную пачку банкнот. — Теперь все будет иначе. Только не забудь, пожалуйста, выдать мне карманные деньги.
Дорис, оцепенев, уставилась на пачку. В ней было не меньше тысячи марок.
— Что это за деньги? — спросила она чуть слышно.
— Как «что»? Моя ноябрьская получка. Сегодня утром управляющий выдал нам деньги. Почему же ты не рада?
— Потому что ты мне лжешь!
— Ты что, шутишь?..
Она взглянула на него. Его молодое, с еще сохранившимся юношеским румянцем лицо уже прорезали заметные морщины; мокрые от дождя волосы поблескивали. Несколько секунд он выдерживал ее взгляд, затем в его глазах появилось беспокойство, и он отвел их в сторону.
— Незадолго до твоего прихода к нам заходил Винкельман, — произнесла Дорис. — Я знаю, что нет никакого управляющего, и еще я знаю, что денег от агентства ты больше не получишь.
— Ну ладно, — смутившись, согласился он. — Я выиграл эти деньги в игорном доме на Кудамм.
— Ты играешь? — удивленно протянула она, и в ее голосе послышались угрожающие нотки. — На последние деньги?
— Что ты называешь последними деньгами? — Рассерженный, он прошелся по комнате. — Те деньги, которые лежат здесь, в твоей коробке? Я их не тронул. У меня была припрятана сотня марок, которой я и рисковал. Что бы я мог с ними сделать еще?
— Ты мог бы, например, внести очередной взнос за стиральную машину и холодильник.
— Но теперь у нас тысяча марок, и ты можешь внести десять таких взносов, — раздраженно бросил он в ответ, останавливаясь перед ней. — Каким образом оказался здесь этот идиот Винкельман? Денежные дела — это мои дела. Я обеспечиваю нашу семью.
— Нет! — тихо, но твердо ответила Дорис. — Это наше общее дело. Ты не виноват, что ваш шеф обманул вас всех. Это наша беда… До сих пор мы всегда решали все сообща. Я тоже думала, что нам делать. Завтра же я начну искать себе место и буду работать до тех пор, пока ты не найдешь себе подходящей работы. Место я буду искать попроще и, наверное, быстрее устроюсь. Как раз сейчас нужны стенографистки…
— Так, — возбужденно произнес Сид. — И ты будешь меня содержать, да? Содержать своего мужа-неудачника? Неудачник — всегда комичная и лишняя фигура. Я пока не хочу играть этой роли. Хотя рискую большим, чем сотня марок…
— Сид, прошу тебя, успокойся! — испуганно остановила его Дорис. Она еще никогда не видела его таким возбужденным.
— К черту! — продолжал бушевать он. — Ответь мне, наконец, рада ты этим деньгам или нет? Это же подарок неба. Мы снова живем!..
Он осекся, увидев, что Дорис, побледнев, начала оседать на пол.
— Что с тобой, любимая? — Он подхватил ее на руки. Тело ее обмякло. Глаза закрылись.
Сид поднял ее и заботливо уложил на софу. Ей стало лучше.
— Принести тебе чего-нибудь? — беспомощно спросил он. — Хочешь коньяку?
Она кивнула и попыталась улыбнуться.
— Сядь ко мне. Все уже прошло.
Он вернулся, неся бутылку и две рюмки.
Взгляд ее тем временем остановился на черной ленте и засохшем букетике траурных цветов, прикрепленных к углу рамки с портретом отца Сида.
«Ему тяжело, — подавленно думала Дорис. — Сначала смерть отца, а сейчас еще эта потеря места. Сказать ему обо всем?.. Нет, не сейчас».
Ей вспомнился отец Сида, высокий, сухопарый профессор. Голос у него был тихий, и жил он в мире своих научных идей. Тем более велико было удивление всех его друзей и родственников, когда несколько лет назад, вскоре после смерти своей первой жены, он женился на очень молодой и очень красивой блондинке с каким-то неясным прошлым. Добрые отношения между отцом и сыном были порваны.
Когда стало известно, что профессор Паули назвал в завещании свою вторую жену единственной наследницей, Сид отказался оспаривать в суде свое право на часть наследства.
«А деньги сейчас очень бы пригодились, — думала Дорис. — За это стоило взяться, но Сид категорически отказался что-либо предпринимать. Он слишком горд, чтобы отсуживать деньги у этой вертихвостки — ведь она похитила у него отца. Но, видимо, он недостаточно горд, если решил превратить нашу жизнь в карточную игру. Я должна ему как-то помочь. Надо сказать ему что-то хорошее, успокоить его».
Вопрос Сида вывел ее из задумчивости.
— Теперь ты лучше чувствуешь себя? — заботливо произнес он.
Она снова кивнула, потом произнесла:
— Ты знаешь, я рада этой тысяче марок. Но обещай мне, что ты больше не будешь играть… и что ты больше не будешь скрывать от меня правду.
— Я обещаю тебе это.
Он поцеловал ее.
— Что же теперь мы будем делать? — спросила она. — Ты не сможешь устроиться временно в какую-нибудь редакцию?
Он потянулся за сигаретами.
— У меня уже есть кое-что на примете: несколько — только несколько — репортажей мне обещали в одном месте. Это тоже деньги.
На мгновение ей снова показалось, что он и здесь чего-то не договаривает, но она устыдилась своей подозрительности, ведь Сид обещал ей больше не лгать.
— Это было бы отлично! А сколько платят за эти репортажи?
— После выхода по пятьсот — тысяче марок.
Она вздохнула, окончательно успокоившись. Сид снова казался ей таким же сильным и надежным, как прежде. Он всегда находил выход. И, пожалуй, не стоило устраивать ссору из-за этого выигрыша.
— Ты уже работаешь над ними? — спросила она тихо.
— Да, — успокоил он, нежно поглаживая ее руку.