Конова Стремительный Дракон не доверял деревьям с тех самых пор, как шестилетним мальчишкой сверзился с одного из них на землю. И после этого их отношения делались только хуже и хуже. Он стремительно развернулся, высматривая у себя за спиной малейшее движение. Звериная тропа, по которой он шел, была сильно утоптана, а по обеим ее сторонам возвышались деревья. Огромные, коричневые, зеленые. И совершенно неподвижные. Это хорошо. Кто-то прожужжал над ухом. Конова хлопнул себя по затылку и поднес руку к лицу, разглядывая добычу. Он удовлетворенно хмыкнул: одной черной мухой на свете стало меньше.

— Будешь знать, как кусаться!

Стремительный Дракон обтер ладонь о ближайший ствол. Потом отхлебнул из висевшей на плече фляги и пригляделся к странному душному лесу, ставшему теперь его домом.

На каждом шагу голова шла кругом от очередной волны резких звуков и запахов. Насекомые, птицы и разнообразное зверье пищали, верещали, чирикали, зудели, кишели, ворковали, каркали, рычали, тявкали и кусались весь день, а самое противное — и всю ночь напролет. Деревья выделяли целые бочки противной смолы, вонявшей ничуть не лучше гостей на придворном балу в столице Калагрии в разгар лета, где Конове довелось побывать много лет тому назад.

Уже одной этой вони, шума и гама с избытком хватало, чтобы заставить Конову возненавидеть лес, но злой судьбе подобной мелочи показалось мало — в довершение ко всем неприятностям ему постоянно казалось, что деревья за ним наблюдают. Хуже того, его терзало нарастающее подозрение, будто они пытаются ему что-то сказать. Конова подошел к одному из них, занес было руку, собираясь похлопать по стволу, но дерево по-прежнему выглядело и вело себя в точности так же, как любое другое, самое обычное дерево, и понять, что оно хочет и чего ему надо, решительно не представлялось возможным.

«Это все из-за жары», — решил он, утирая пот со лба. Летом в Эльфии царила удушливая жара, зимой вместо снега лили дожди, ну а все остальное время заслуживало определения просто хренового.

Конова был один здесь, в лесу. Как и весь нынешний год.

Нахлынули воспоминания. Много-много лет назад он, держась за сломанную руку, пинал уронившее его дерево и разъяренно вопил: «Ненавижу лес! Не хочу быть эльфом!»

Прошли годы, десятилетия, а прежние чувства нисколько не изменились.

Конова со вздохом выпустил фляжку, повисшую у него на боку, вытянул перед собой руки ладонями вверх и задумался, удастся ли ему когда-нибудь снова стать вершителем собственной судьбы. Он повертел кисти, внимательно их рассматривая. От природы смуглые, сейчас они потемнели еще больше, приблизившись по цвету к красновато-бурой коре растущих вокруг деревьев. «Прекрасно, — подумал он, — я сам превращаюсь в одно из этих проклятых растений!» Конова провел ладонями по длинным черным волосам, висевшим теперь спутанной копной. Он бы не удивился, нащупав среди них проросшие листья. Листьев Стремительный Дракон не обнаружил, зато пальцы коснулись ушей. В отличие от правого, как и полагается заостренного, левое венчал жесткий корявый шрам. Кончика уха Конова лишился не по своей воле, однако эта потеря не слишком его расстраивала. Он не особенно дорожил своим наследием.

Он смежил веки, вслушиваясь в голос леса. Лес молчал. Конова приоткрыл один глаз, чтобы проверить, не произошло ли каких-нибудь изменений. Большая, ярко окрашенная змея ползла по стволу старого кривого тика, ловко цепляясь всем телом за шелушащуюся светло-серую кору. Рептилия замерла, оглянулась на него. Изо рта, пробуя воздух, вылетел раздвоенный язычок. Конова опять закрыл глаза и сосредоточился на змее, однако ощутил лишь, насколько глупо сейчас выглядит. Он сдался и снова обратился к самим деревьям.

Местная растительность вовсе не походила на тонкие, стройные сосны и ели или коренастые дубы с тяжелыми раскидистыми ветвями, привычные ему с детства. Здесь все кривилось и извивалось. От древесных стволов до взбирающихся на них животных и лиан. Даже листья выглядели по-другому. Одни — широкие и плоские, другие — ядовито-зеленые и горькие на вкус.

Конова решил испробовать новый подход. «Ты же эльф, — напомнил он себе, — ты дитя природы, тебе это ничего не стоит!» Стремительный Дракон замедлил дыхание, заставил тело расслабиться, позволив душе леса проникнуть в него… Душе? Проникнуть? Конова покачал головой. Бесполезно это все. Вокруг кишела жизнь, каждое создание обладало своим собственным голосом, но он слышал только шум и ощущал только хаос.

Вот так же было и в тот день, когда он явился на луг новорожденных, чтобы стать эльфом Недремлющей стражи. Он помнил, как с восторгом и страхом входил в святая святых Ххар-Вира, Дремучего леса, в поисках того единственного юного деревца, которое согласится стать его рик фауром, названым братом.

«Отпусти свой дух бродить среди них, и одно из них воззовет к тебе», — сказали ему. И Конова провел на лугу целых пять дней, без пищи и воды. Он ждал и надеялся. В конце концов эльфы унесли его прочь, поскольку он настолько ослаб, что не мог двигаться сам, однако ни одно деревце к нему так и не воззвало. Волчьи дубы, живое воплощение могущества природы, оценили Конову и отвергли, ибо сочли недостойным. Мысль о неудаче терзала его до сих пор. Даже эльфийская ведьма, которой старшие пугали непослушных детишек, и та сумела найти себе молодой дубок, согласившийся связать с ней души!

Конечно, все нынешние потуги бесполезны, но попытаться еще раз все же стоило… Он вскинул руки над собой и снова воззвал к деревьям. Ответа не пришло, если не считать стайки комаров, набившихся ему в рот. Сердито отплевываясь, Конова опустил руки и влез в потрепанные и залатанные лохмотья — все, что осталось от мундира. Зеленая форма Калагрийской имперской армии выгорела до грязно-белой, на локтях и коленях красовались криво пришлепанные заплаты из черной кожи, хранившейся у него в вещмешке. Но зато мушкет пребывал в идеальном состоянии. Конова легонько провел пальцами по ложу и улыбнулся, ощутив холодное и безжизненное прикосновение слитых воедино стали и дерева. Оружие работало безупречно, достаточно лишь держать порох сухим, а механизм смазанным. Его не требовалось «чувствовать», в отличие от магических клинков, созданных волчьими дубами для их рик фауров.

Раскатистый рык заставил Конову обернуться. Джир, неразлучный спутник в течение последнего года — возможно, именно благодаря ему Стремительный Дракон не спятил тут в лесу окончательно, — замер в футе от него. Он подобрался так беззвучно, что эльф его не заметил.

— Да, у тебя это получается лучше, чем у меня. — Конова легонько постучал между глаз бенгара костяшками пальцев.

Джир фыркнул и мотнул лохматой башкой, пристально глядя на него большими темными глазами. Зверь превосходил размерами матерого волка или даже тигра. Тело его покрывал короткий угольно-черный мех, расписанный тускло-рыжими полосами. Короткую морду с длиннющими усами обрамляла роскошная грива, ниспадавшая почти до середины спины. В данный момент бенгар метил территорию, а потому Конове пришлось срочно отпрыгнуть в сторону. Длинный хвост Джира яростно хлестнул по мощному крупу. Целый рой черных мух взвился в воздух с его спины. Разобравшись с грязными делами, зверь подошел к эльфу и потерся о него. Довольное басовитое мурлыканье отдавалось вибрацией во всем теле Коновы.

«Ну и парочка!» — думал он, почесывая бенгара за ушами. Жесткая, колючая шкура Джира напомнила ему древесную кору, и эльф снова оглянулся на лес, ставший его домом. Солнце садилось за макушки деревьев. Косые лучи падали золотыми столпами между стволов, точно в соборе. Как наставлял отец, именно в такие моменты следует сливаться с природой, обретать свое истинное «я» и становиться единым целым с лесом. Конова фыркнул. В такие моменты ему обычно хотелось кружку пива и колечко жареной колбасы.

Легкий ветерок прошелестел среди ветвей, смахнув пот со лба эльфа. Приятная перемена после двух недель жары. Она станет еще приятнее, когда они с Джиром вернутся в хижину и затворят за собой дверь. Не очень-то разумно бродить здесь под открытым небом с восходом луны…

Джир рыкнул и тряхнул башкой, показывая, что с него довольно. Убрав руку, Конова шагнул в сторону, отставил в сторону мушкет, затем не без труда опустился на корточки. Левое колено протестующе хрустнуло. Памятка об орке-копейщике, встреченном много лет назад. Стремительный Дракон зачерпнул горсть лесной почвы и принялся пересыпать ее из ладони в ладонь, подражая хинтским эльфам, за которыми наблюдал все свое детство. Кожу закололо от природного могущества, однако что с ним делать дальше, он понятия не имел. Несмотря на жару, Конова зябко передернул плечами, стряхнув землю, словно она его укусила.

— Пошли домой, Джир.

Зверь взглянул на него с нескрываемым пренебрежением. Возможно, эльф действительно того заслуживал.

Спустя непродолжительное время им на глаза попалось дерево с зарубкой, оставленной днем при помощи охотничьего топорика. Конова нанес метку не только для удобства, но и в качестве вызова. Эльфы его племени пришли бы в ужас, увидев, как он калечит растение стальным лезвием. Вот только соплеменники находились далеко, а потому стесняться было некого.

Довольный собой, он прибавил шагу. И тут же рухнул вниз.

— Йирка уммо! — успел выкрикнуть Конова, перед тем как тяжело приземлился на дно незамеченной им небольшой ямы.

Пока Стремительный Дракон лежал и отдувался после падения, он не без удивления сообразил, что использовал традиционное эльфийское проклятие, призывающее летнюю грозу, самого опасного естественного врага леса. «Дичаю!» Конова поднялся на четвереньки. И застыл, встретившись лицом к лицу — хотя вернее сказать, лицом к заднице — с тыльной частью весьма встревоженного дракона-вонючки.

— А-а, йирка! — завопил он, поспешно отползая назад.

Немыслимо смердящее пламя устремилось ему вдогонку.

Эльф принялся кататься по земле, сбивая огненные языки и давясь от вонищи. Джир лишь дергал хвостом да порыкивал на маленького черного дракончика. Ну и толку от такого помощника? Кое-как Конове удалось совладать со зловонным пожаром. Сотрясая воздух отчаянными ругательствами, он поднялся на ноги и занес мушкет наподобие дубины в твердом намерении размозжить голову проклятой животине. Но дракончик успел улизнуть. Разом выдохшийся эльф прислонил оружие к дереву, открыл флягу и вылил остатки ее содержимого себе на голову.

Он простоял так несколько секунд. С лица капала вода, грудь вздымалась, глаза метались из стороны в сторону, словно у одержимого. Когда шум крови в ушах улегся настолько, чтобы вновь различать привычный лесной гам, Конова отшвырнул флягу прочь. Не успела она исчезнуть в кустах, как эльф тут же сообразил: фляга-то ему еще пригодится.

Он обдумал ситуацию. Тело особо не пострадало. Ощущения — как от сильного солнечного ожога, не хуже. Но мундир погиб окончательно. Конова снял подсумок, рубаху, штаны и башмаки. Оставшись в одной набедренной повязке, он неуклюже запрыгал с ноги на ногу по колючему ковру иголок, нападавших с раскидистого дерева, росшего над тем местом, где его угораздило очутиться.

Поскакав немного, Конова для разнообразия счел необходимым предпринять что-нибудь еще. Мелькнувший в голове образ чистого прохладного родника возле хижины послужил стимулом перейти к более активным действиям. Смерив Джира уничтожающим взглядом, он старательно отряхнул босые ступни от налипших иголок и снова влез в башмаки. Мухи, комары, а также десяток других, неизвестных ему тварей, кружили вокруг головы, но сесть не осмеливался никто. Запах дракона-вонючки оказался первым эффективным средством от насекомых, какие эльфу удалось здесь обнаружить. Повесив на ствол мушкета изгаженную одежду и сумки, Конова вскинул оружие на плечо.

— Интересно, что еще может случиться плохого? — буркнул он, направляясь в сторону дома.

Джир трусил параллельным курсом, однако на почтительном расстоянии.

Знакомый звук падающего дерева разнесся по вечернему лесу, и на кратчайший миг Конову пронзила боль. Исчезла она так же мгновенно, и Стремительный Дракон даже не был уверен, ощутил он ее на самом деле или ему померещилось, но, взглянув на Джира, эльф убедился, что действительно что-то не в порядке. Бенгар стоял, вытянувшись в струнку, насторожив уши и принюхиваясь.

— Ничего, все нормально, — соврал Конова и зашагал дальше, в надежде поскорее отделаться от липучей драконьей вони.

Вокруг быстро смеркалось, а он хотел оказаться у хижины до наступления полной темноты. По ночам голос леса менялся. Он делался тихим и вкрадчивым, подбирался к неосторожным исподволь… вместе с существами, что передвигаются вообще без звука.

Конова оглянулся, собираясь окликнуть бенгара. Зверь исчез.

— Джир! — шепотом позвал он.

Хищник обладал великолепным слухом, но проблема заключалась в другом. Эльф не хотел говорить в полный голос, поскольку лес внезапно притих. Неумолчный гам снующей меж стволов живности вдруг прекратился. Чащу охватило неестественное безмолвие, как будто само время остановило свой ход.

— Плохо дело! — решил Конова.

Он стряхнул вещи со ствола и принялся заряжать оружие. Просто на всякий случай. Держа перед собой мушкет, эльф проверил кремень, затем наполовину взвел курок. В ушах зазвучала старая полковая молитва.

«Духи небесные, хранящие нас…»

Правой рукой он отработанным движением выудил из подсумка патрон, поднес гильзу из вощеной бумаги к зубам и скусил конец.

«…ведите нас в битву и руки направьте…»

В рот, как всегда, попало немного пороха. Он скривился от знакомого горько-соленого вкуса.

«…чтобы разили мы наших врагов…»

Едва маленькая свинцовая пуля упала ему на язык, Конова снова точно наяву услышал хлопанье развевающихся полковых знамен, скрип орудийных лафетов, конское ржание, топот копыт и рявканье сержантов, эхом повторяющих команды офицеров.

«…разили, как те, что сражались до нас…»

По телу пробежала дрожь нетерпения.

«…храните же наше почетное место слуг ваших верных, вестников смерти. Мы — воины Хинты. Страх нам неведом, ибо мы — железные эльфы!»

— Аминь! — произнес Конова вслух.

Теперь он был не один.

Стремительный Дракон готовился к стрельбе под команды сержанта, давно покинувшего мир живых — тот пал в бою с толпой озверевших от крови орков в земле, куда более чуждой, нежели эта. Души погибших возвестили о своем присутствии холодными черными прикосновениями. Конова находился среди однополчан. Высыпав немного пороха на полку, он закрыл крышку. Потом четко и размеренно, как в былые годы, опустил приклад на землю, отправил содержимое патрона в дульное отверстие, выплюнул следом пулю и наконец затолкал внутрь бумажную гильзу. Выхваченный одним движением шомпол, доселе удерживаемый четырьмя медными кольцами, пропихнул бумагу и свинец в глубь ствола. Заряжая мушкет, эльф не переставал озираться по сторонам. Наконец он загнал на место шомпол и вскинул оружие к бедру. Воображение нарисовало ощетинившийся штыками строй солдат справа и слева от него, и в их мужественном молчании ощущалась поддержка.

Он взвел курок. Кусок кремня, зажатый в крошечных стальных челюстях, целеустремленно блеснул. Конова простоял так несколько секунд, пока ладони, лежавшие на деревянных частях оружия, не вспотели. Образы прошлого развеялись так же стремительно, как нахлынули, и он снова остался один в чужой земле, вдали от дома.

Откуда-то слева донесся новый звук. Эльф двинулся в его направлении, выбирая дорогу на ощупь. Глаза тем временем пристально изучали лежащие впереди тени. Царившая в лесу тишина свисала с ветвей тяжелыми портьерами, и чем дальше он забирался, тем труднее становилось делать шаги, не потревожив ее. Конова решил пройти еще ярдов пятьдесят, затем сворачивать поиски, но тут его вынесло на поляну, и то, что доселе казалось всего лишь на редкость неудачным днем, обратилось кошмаром наяву.