На следующее утро, когда Росс закончил экскурсию, к нему подбежала запыхавшаяся Франческа:

– Ты можешь взять сегодня днем еще одну группу?

– Могу, если надо.

– Здорово! Тебе эта группа понравится.

– Почему это?

– Возможно, у тебя там найдутся знакомые.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился он.

– Портье в гостинице сказал, что это группа рекламных агентов одного из телеканалов Миннеаполиса. Ты же сам рассказывал, что занимался рекламой в Миннеаполисе.

На миг он потерял дар речи – как будто услышал трагическую новость.

– Извини, Франческа, но я не могу тебе помочь.

– Почему?

– Извини, просто не могу. Придется тебе попросить кого-нибудь другого. Я должен идти.

Он развернулся и пошел прочь. Франческа изумленно смотрела ему вслед.

Росс подошел к мотороллеру, надел шлем и только успел выехать на шоссе, как припустил дождь. До виллы он добрался, промокнув насквозь. На аллее он увидел незнакомую машину – синюю “альфа-ромео”. Она стояла рядом с БМВ Элианы. Росс поставил мотороллер, открыл калитку.

На крыльце Элианы стоял худощавый мужчина с вьющимися волосами и курил сигару. Он пристально смотрел на Росса.

– Добрый вечер, – вежливо кивнул Росс.

– Добрый вечер. – Мужчина вынул изо рта сигару. – Вы мистер Стори?

Росс подошел к нему:

– Да, я Росс Стори.

– А я Маурицио Феррини, – протянул ему руку мужчина. – Хозяин виллы. Моя сестра Анна говорила мне о вас. Добро пожаловать в Рендолу!

– Благодарю вас.

– И что же привело вас в наши края?

Росс понял, что Маурицио демонстрирует свое знание английского.

– Сладкая жизнь.

– По вашему виду не скажешь, – рассмеялся Маурицио.

– Я промок по дороге.

– Из какой вы части Штатов?

– Из Миннесоты. Точнее, из Миннеаполиса.

– Я там был однажды. Зимой. По мне – так слишком холодно. – Он уставился на свою сигару. Потом взглянул на Росса. – Жена рассказала мне, что вы отвозили их с сыном в больницу. Спасибо.

– Не за что.

– Вы надолго в Италию?

– Посмотрим.

– Что ж, желаю удачи. До встречи.

– Всего доброго! – ответил Росс.

Маурицио снова сунул сигару в рот, проводил взглядом Росса. Интересно, зачем этот американец сюда приехал? – подумал он.

На следующее утро Росс проснулся рано и отправился на пробежку.

Когда он появился во дворе, Элиана открыла окно мастерской и крикнула:

– Добрый день, Росс! Так как насчет сегодняшнего вечера?

– Только если вам удобно. Я не хочу лишать вас общества вашего мужа.

– Маурицио уже уехал. Он неожиданно заскочил вчера, а утром снова отправился в путь. Я видела, как вы с ним беседовали.

– Он был очень мил.

– Я же говорила, он вам понравится.

Это замечание Росс оставил без ответа.

– Значит, в восемь?

– Да, в восемь. – Она помахала ему рукой и отошла от окна.

Около восьми Росс поднялся на крыльцо Элианы и позвонил. Послышался топот ног, дверь распахнулась.

– Привет! – сказал запыхавшийся Алессио.

Он был уже в пижаме. Маленький, худенький, с курчавыми волосами. Огромные – как у матери – карие глаза возбужденно сияли. В последний раз Росс видел Алессио в больнице. Теперь это был словно другой ребенок.

Росс зашел в дом.

– Привет, Алессио!

– Привет. А знаешь что?

– Что?

– Я сегодня нашел скорпиона. У себя в шкафу.

– Правда?

Алессио серьезно кивнул.

– Такой черный. У них есть жало. Самые большие даже убить могут.

– А этот был большой?

– Вот такой вот, – показал Алессио, раздвинув пальцы.

– Ты положил его в банку?

– Нет. Мама убила его туфлей.

Росс постарался сдержать улыбку.

– Я на кухне, Росс, – раздался голос Элианы. – Идите поскорее сюда.

Росс положил руку на плечо Алессио.

– Если повезет, найдем еще одного скорпиона и посадим его в банку.

– Ладно.

Увидев Росса, Элиана улыбнулась и перевела взгляд на Алессио:

– Ну вот, ты его и увидел. Теперь беги спать.

– Обязательно? – насупился Алессио.

– Мы же договорились. Ну, поцелуй меня.

Элиана нагнулась, и Алессио чмокнул ее в щеку.

– Пока, Росс!

– Мистер Стори, – поправила сына Элиана.

– Еще увидимся, Алессио, – подмигнул мальчику Росс.

– Пока! – крикнул тот, поднимаясь по лестнице.

– Очень воспитанный молодой человек, – сказал Росс, когда Алессио его уже не слышал.

– Видели бы вы его двадцать минут назад. Он знал, что вы придете, и отказывался ложиться спать. В прошлый раз он так расстроился, что вас не дождался. Вот и пришлось пообещать ему, что я не отправлю его в кровать до вашего прихода.

– Он мне рассказал про скорпиона.

– Я просто терпеть не могу эту гадость, – закатила глаза Элиана. – Ну что, вы готовы?

– Да.

Они поднялись в мастерскую. Росс осмотрелся. Он уже был здесь, но пристально ничего не разглядывал. Теперь он увидел, что она вся забита холстами, красками, эскизами. Он подошел к холстам, составленным у стены, и просмотрел все. Его поразила одна картина: женщина в алой тунике, завязанной на плече узлом и перетянутой на талии золотым пояском. В одной руке у нее был масляный светильник, в другом – буханка хлеба.

– Интересная работа.

Элиана, успевшая надеть рабочий халат, подняла глаза:

– Это моя весталка.

– Весталка? – переспросил Росс.

– Ну да, одна из девственниц-весталок.

– Я про них мало что знаю, но в Уффици осенью открывается выставка под названием “Весталки”.

– Тогда давайте я вам расскажу поподробнее. – Она подошла к нему. – В Древнем Риме девственницы-весталки были хранительницами храма Весты, богини дома и семьи. Древние римляне считали, что семья – основа государства, поэтому весталки обладали большим влиянием. На улицах все их приветствовали, в Колизее им предоставлялись лучшие места. Из женщин Рима только им одним разрешалось владеть собственностью.

– Получается, это были первые свободные женщины древнего мира?

– Не совсем так. – Она взглянула на картину. – Они обязаны были соблюдать три правила. Во-первых, они целиком и полностью посвящали себя богине Весте. Во-вторых, в их обязанность входило постоянно поддерживать огонь в храме. И в-третьих, они должны были отказаться от личного счастья и принять обет целомудрия.

Она немного помолчала и продолжила:

– Если они нарушали этот обет, им грозила суровая кара. Их возлюбленных хлестали бичами до смерти у них на глазах. А самих их отводили на поле проклятых, сажали в подземную пещеру. Давали им масляный светильник и буханку хлеба и хоронили заживо. – Она рассказывала это, устремив взгляд куда-то вглубь картины, словно вспоминала то, чему сама была свидетельницей. – Их родственникам запрещалось даже оплакать их. Они умирали в одиночестве, оставленные всеми.

Росс снова посмотрел на картину:

– Почему вы решили написать павшую весталку?

– Сама не знаю. Мне хотелось понять, как можно жаждать любви так сильно, чтобы поставить на карту все, даже собственную жизнь.

– Значит, такое действительно случилось – одну из них похоронили заживо?

– Не одну, а восемнадцать.

– Восемнадцать? – изумленно переспросил Росс.

– Да. Хотя одна пострадала за то, что ее изнасиловал император. Вот такая несправедливость.

– Да уж.

– В этом мире всегда существовали двойные стандарты.

Россу показалось, что она имеет в виду что-то другое.

– Может, начнем? – предложила она.

Он подошел к стулу, стоявшему напротив мольберта.

– Мне сюда?

– Да. Просто сядьте, как вам удобно. – Она дала ему книгу, навела на него лампу, включила лампу у мольберта и выключила верхний свет.

– И как это обычно происходит? – спросил Росс.

– Сначала я делаю карандашный набросок. Потом, уже без вас, я прорисую фон. А после нескольких сеансов напишу ваше лицо.

– Сколько это займет времени?

– Это зависит от того, сколько вопросов задает модель.

– А в моем случае?

– Лет десять, – усмехнулась она, села за мольберт и всмотрелась в его лицо. – Ну все, я готова.

Она начала рисовать. Карандаш легко шуршал по холсту.

– Я хотела извиниться за прошлый вечер, – сказала она смущенно. – Я все это на вас вывалила…

– Я вас уверяю, что замечательно провел время. Искренний разговор всегда интересен.

– По-моему, вы говорите это из вежливости. Мой муж считает, что американские женщины чересчур разговорчивы. В данном случае так оно и было. Но это такое удовольствие – беседовать со взрослым человеком по-английски. Однако я заметила, что всякий раз, когда я спрашивала о вас, вы меняли тему.

– Мне нечего рассказать.

– Неужели? Вы уехали в чужую страну, один, собираетесь остаться здесь навсегда, и вам нечего рассказать?

– Разве что самую малость, – усмехнулся Росс. – Что вас интересует?

– Ну хотя бы чем вы занимались в Штатах?

– Я был арт-директором рекламного агентства в Миннеаполисе.

– И оставили эту работу ради того, чтобы стать экскурсоводом?

– Признаю, звучит несколько странно. Нет, уехал я не поэтому. У меня… – он запнулся, – появились разногласия с партнерами. Кроме того, меня начал донимать бешеный ритм мира рекламы. В прошлый раз, когда вы говорили о том, почему не продаете картины, я думал, что хотел бы быть таким же цельным человеком. Я стал заниматься художественным дизайном потому, что люблю искусство. Я заработал кучу денег, получил несколько премий, но через пять лет чувствовал себя проституткой, я был полностью подчинен срокам, моде, желаниям клиентов. Искусство на заказ. Мне стало казаться, что я теряю душу. Искусство перестало приносить мне радость. Так что я понимаю ваши чувства и уважаю их. Поэтому-то ваши работы так хороши. Они честные.

– Спасибо, – сказала она.

Она была рада тому, что между ними холст, за которым она может спрятаться. Он и представить не мог, как важны для нее его слова. Маурицио считал ее дурой потому, что она отказывается зарабатывать своим творчеством.

– Не за что, – сказал он тихо. – Что вас еще интересует?

– У вас есть семья?

– Брат.

– Он живет в Миннеаполисе?

– Я точно не знаю.

– Вы с ним что, в плохих отношениях?

– Да нет, вообще-то мы дружим. – Росс погрустнел. – Вернее, дружили. Я уже три с лишним года не имею о нем известий. Пытался найти его перед отъездом в Италию, но не смог.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Я скучаю по нему.

– А ваши родители, они в Миннесоте?

– Родители погибли в автокатастрофе, когда мне было двенадцать. Нас со Стэном – так зовут брата – воспитывала тетя.

– Как это, должно быть, тяжело – потерять родителей так рано. Когда умер папа, мне казалось, что мир рухнул. А мне было восемнадцать.

– Мы выжили. Как могли. Меня потянуло к искусству, а Стэна – к наркотикам.

Элиана вдруг встала, подошла к столу, поправила свет. Она двигалась спокойно, с естественной грацией, и Росс залюбовался ею. Но в ее движениях было еще что-то – честное, открытое, что сразу внушало доверие, и ему показалось, что он может рассказать ей все. На самом деле, он уже многое ей рассказал. Она была вторым человеком, с которым он говорил о Стэне.

Она снова села и взялась за карандаш. Набрасывая овал его лица, она думала о том, какой же он симпатичный.

– Вы были женаты? – спросила она.

– Нет, – ответил он, чуточку помедлив. – Я был помолвлен. Четыре года назад.

– И что произошло?

Он снова замялся.

– Ничего не получилось.

Элиане было любопытно узнать поподробнее, но она не стала расспрашивать.

– У вас руки лежат неестественно, – сказала она. – Давайте изменим позу. Положите правую руку на колено. Вот так. А книгу чуть сдвиньте. – Она встала и показала, как именно. – Уже лучше. А эту руку разверните, чтобы была видна ладонь.

Он, чуть помедлив, перевернул руку. И она увидела шрам на запястье, но промолчала. Росс не сводил с нее глаз, и она постаралась вести себя так, будто ничего не заметила, однако из этого ничего не вышло. Повисла напряженная тишина.

– У меня было трудное время, – сказал наконец Росс.

– Извините, если я что не так сказала.

Они помолчали. Она подошла и чуточку взъерошила ему волосы.

– Так лучше. На жаре волосы плохо лежат.

Россу было приятно ее прикосновение.

Она опять села и рисовала еще минут двадцать. Наконец она отложила карандаш:

– Думаю, на сегодня достаточно.

– Можно встать?

– Погодите, я сделаю несколько снимков. – Она взяла фотоаппарат, сфотографировала его. – Так я смогу работать и когда вас нет. Все, теперь вы свободны.

Росс потянулся.

– Оказывается, позировать не так уж легко.

– Да уж. В колледже мы рисовали обнаженную натуру, и натурщик потерял сознание. Преподаватель сказал, от застоя крови.

– Мне это, надеюсь, не грозит? – улыбнулся Росс.

– Не бойтесь. Я умею оказывать первую помощь.

Они спустились вниз.

– Надеюсь, вам не было очень уж скучно?

– Нисколько. Мне приятно ваше общество.

– Мне ваше тоже, – тихо сказала Элиана.

Они остановились у двери.

– Когда следующий сеанс? – спросил он.

– Суббота вам подходит?

– В любое время.

Они стояли и смотрели друг на друга. Оба не знали, как закончить вечер. Наконец Элиана сказала:

– Может, просто обнимемся на прощание? – Она шагнула к нему и обняла. – Спокойной ночи, Росс.

– Спокойной ночи!

Он ушел, а она все вспоминала их разговор. И снова подумала о шраме у него на запястье. Что же с ним случилось?