Составляя этот комментарий, я хотел бы вначале сказать несколько слов о самой книге. «Тибетская книга мертвых», или «Бардо Тхёдол»,— это книга наставлений для умирающего и умершего. Как и «Египетская книга мертвых», она предназначена служить руководством для умершего во время его пребывания в мире Бардо, условно называемом промежуточным состоянием между смертью и новым рождением продолжительностью 49 дней. Текст состоит из трех частей. Первая часть, называемая Чикхай Бардо, описывает психические состояния в момент смерти. Во второй части, в Чёньид Бардо, рассматривается состояние, подобное сновидению, наступающее сразу после смерти, когда возникают видения, называемые «кармическими иллюзиями». В третьей части, Сидпа Бардо, описываются пробуждение инстинкта рождения и события, предшествующие новому рождению.

Интересно то, что высшая степень ясновидения и озарения и, следовательно, наилучшая возможность для Освобождения достигаются в момент смерти.

Вскоре после смерти возникают «иллюзии», приводящие в конце концов к новому рождению: озаряю щие света постепенно слабеют и приобретают разно образные оттенки, а видения становятся все более устрашающими. Это нисхождение свидетельствует о прогрессирующем отчуждении сознания от освободительной истины по мере его приближения к физичес кому рождению. Цель этих наставлений — напоминать умершему на каждой ступени иллюзии и заблуждения о всегда имеющейся возможности освобождения и объяснить ему природу его видений. Этот текст «Бардо Тхёдола» лама читает, находясь возле тела умершего.

Полагаю, что я не смог бы отблагодарить двух переводчиков «Бардо Тхёдола» — ламу Кази Дава-Сам-дупа и д-ра Эванса-Вентца лучше, чем попыткой с помощью комментария сделать немного более понятным для западного ума замечательный мир идей и проблем, составляющих содержание этого трактата. Не сомневаюсь, что все, кто будет читать эту книгу внимательно и, отбросив предрассудки, проникнется ее учениями, будут немало вознаграждены.

«Бардо Тхёдол», удачно названный его редактором д-ром У. И. Эвансом-Вентцем «Тибетская книга мертвых», произвел сенсацию в англоязычных странах, когда в 1927 г. вышло его первое издание. Он принадлежит к такому роду литературных произведений, которые интересуют не только специалистов в облсти буддизма Махаяны, но благодаря их глубокой человечности и еще более глубокому проникновению в тайны человеческой души особенно привлекают читателей-неспециалистов, стремящихся расширить свои знания о жизни.

В течение многих лет со времени первого опубликования «Бардо Тхёдол» был моим постоянным спутником, и ему я обязан не только многими направляющими идеями и открытиями, но также многими глубокими прозрениями.

В отличие от «Египетской книги мертвых», которая всегда побуждала говорить или слишком много или слишком мало, «Бардо Тхёдол» излагает понятную философию, обращенную к обычным людям, а не к богам или к первобытному человеку. Философия «Бардо Тхёдола» отражает главные положения буддийской критической психологии, и можно с уверенностью сказать, что, как таковая, она несравненно выше других философских учений. Не только «гневные», но также и «мирные» божества мыслятся как сансарические проекции человеческой психики, что для просвещенного европейца кажется слишком очевидным, потому что напоминает ему о его собственных примитивных упрощениях. Но хотя европеец может легко признавать эти божества проекциями, он, в отличие от «Бардо Тхёдола», никак не может одновременно считать их реальными, пото му что некоторые самые главные метафизические концепции трактата ставят как образованных, так и малообразованных европейцев в затруднительное положение. В «Бардо Тхёдоле» на каждой странице при сутствует хотя и не выраженная, но подразумеваемая мысль об антиномичности всех метафизических утверждений, а также идея качественного различия разных уровней сознания и метафизических реальностей, ими обусловливаемых. Эта необычная книга основывается не на ограничительном принципе европейского мышления — «или то, или это», но на величественно-утвердительном. Такой взгляд может вызвать возражения западного философа, так как Запад предпочитает ясность и недвусмысленность; и поэтому один западный философ будет отстаивать утверждение о том, что «Бог есть», а другой с таким же усердием будет отрицать существование Бога.

Что же скажут эти два коллеги-противника, встретившись с таким высказыванием: «Когда ты поймешь, что пустота твоего ума есть Состояние Будды и что Состояние Будды есть твое собственное сознание, ты сольешься с божественным умом Будды”?

Боюсь, что такое утверждение не будет принято нашей западной философией, как и нашей теологией. «Бардо Тхёдол» выражает мировоззрение, в максимальной степени основывающееся на психологии, но у нас философия и теология все еще находятся на средневековом допсихологическом уровне, когда утверждения слушают, разъясняют, защищают, критикуют, обсуждают, в то же время, с общего согласия, исключая из сферы дискуссий их источники.

Тем не менее метафизические взгляды являются выражением души и поэтому относятся к сфере психологии. 3ападному уму, который умеряет свою известную раздражительность рабской приверженностью к «рациональным» объяснениям, эта очевидная истина кажется слишком очевидной или же рассматривается им как недопустимое отрицание метафизической «истины». Когда европеец слышит слово «психологический», оно всегда означает для него «только психологический». Для него «душа» — нечто маленькое, не заслуживающее внимания, жалкое, личное, субъективное и еще многое другое. И поэтому вместо слова «душа» он предпочитает употреблять слово «ум», хотя склонен в то же время делать вид относительно того или иного утверждения, которое в действительности может быть очень субъективным, что он расценивает его как исходящее от ума, разумеется, от «универсального ума» или даже (в крайнем случае) от самого Абсолюта. Эта довольно глупая самоуверенность, вероятно, служит компенсацией прискорбной приниженности души. Это почти то же самое, что было сказано Анатолем Франсом в его «Острове пингвинов» устами Екатерины Александрийской, дающей совет Богу: «Дай им душу, но маленькую», что можно считать заслуженной оценкой всего западного мира.

Именно душа с помощью присутствующей в ней божественной творческой силы судит о метафизических вещах; она проводит различия между метафизическими сущностями. Она не только условие метафизической реальности. Она сама эта реальность. «Бардо Тхёдол» начинается с провозглашения этой великой психологической истины. «Бардо Тхёдол» — не книга о погребальном ритуале, а собрание наставлений для умерших, путеводитель в мир Бардо с его меняющимися явлениями, пребывание в котором длится 49 дней после смерти до нового воплощения. Если мы на какой-то момент абстрагируемся от вневременности души (которая на Востоке воспринимается как самоочевидный факт), то, читая «Бардо Тхёдол», сможем легко представить себя на месте умершего и будем внимательно вчитываться в излагаемое в начале книги учение, к которому относится вышеприведенная выдержка. Затем будут произнесены отнюдь не высокомерно, а увещевательно следующие слова:

«О высокородный (имярек), внимай! Сейчас ты видишь Высшую Истину как слияние Ясного Света.

Познай ее. О высокородный, твой ум сейчас пустой своей действительной природе. Он не имеет никаких качеств. Он бесцветный. Он, действительно, пустой и является Всеблагой Реальностью.

Твой ум, который сейчас пустой, не есть, однако, ничто, но является умом, не знающим преград, ясным, сияющим, экстатическим и исполненным блаженства. Он является самим сознанием, Всеблагим Буддой»

Осознание этого есть состояние совершенного Просветления, состояния Дхармакаи, или, пользуясь ншим языком, творческое основание всех метафизических концепций, оно есть сознание как невидимое, неосязаемое проявление ДУШИ. «Пустота» есть состояние, трансцендентное всем утверждениям. Все многообразие ее проявлений все еще скрыто в душе.

Далее мы читаем:

«Твое сознание, сияющее, пустое и неотделимое от Великого Лучезарного Тела, не рождено и не уми___ет и является Вечным Светом — Буддой Амитабхой».

Душа, или, как здесь, сознание, безусловно, не есть что-то маленькое, а есть само сияющее божество. „Западный человек воспринимает это утверждение как очень опасное, если не явно кощунственное, или же, не долго думая, соглашается с ним, и тогда его одолевает теософская разновидность гордыни. Так или иначе мы всегда занимаем неверную позицию в этих вопросах. Но если мы сможем обуздать себя настолко, чтобы воздерживаться от нашей главной ошибки — всегда хотеть делать что-то с вещами и затем находить им практическое применение, быть может, мы преуспеем в усвоении этих важных для нас истин или по крайней мере по справедливости оценим великий «Бардо Тхёдол», открывающий умершему величайшую истину о том, что даже боги являются сиянием и отражением нашей души. Поэтому для человека на Востоке ни одно солнце не заслоняется, в то время как христианин будет чувствовать себя так, как будто у него «отняли» Бога, хотя его душа является светом Бога, а Бог является душой.

Восток может понять этот парадокс лучше страдальца Ангела Силезского, хотя в области психологии он бы намного опережал свое время даже сейчас.

Мудрость «Бардо Тхёдола» в том, что он внушает умершему мысль о примате души, так как это есть та самая вещь, которую жизнь нам не раскрывает.

Мы окружены вещами, которые теснят и угнетают, и потому не имеем возможности, находясь среди данных нам вещей, задуматься над тем, кто же их нам дал.

Но умерший освобождается от вещей, и цель наставлений — помочь ему в этом. Если мы станем на его место, то будем вознаграждены не меньше, так как с первых же строк узнаем, что создатель всех данных нам вещей существует в нас самих. Это есть та истина относительно самого великого и самого малого, которая, несмотря на все доказательства, остется непознанной, хотя часто очень важно, даже жизненно необходимо знать ее. Такое знание, несомненно, пригодно только для созерцателей, желающих познать смысл существования, для всех тех, кто в душе является гностиком и поэтому верит в Спасителя, который, как и Спаситель мандеев, называет себя «гнозисом жизни» (Манда-д-Хайя). Если нам не удается увидеть мир, как «данный», нужно, вероятно, совершить поворот на 180 градусов, пожертвовав многим, и тогда мы сможем посмотреть на мир как «данный» самой природой души. Гораздо проще, драматичнее, более впечатляюще и, следовательно, более убедительно смотреть на все вещи как на случающиеся со мной, чем наблюдать, как я их такими делаю. Фактически животная природа человека мешает ему видеть себя создателем окружающего его мира. Поэтому попытка стать на такую точку зрения всегда была предметом тайных посвящений, заканчивающихся, как правило, символической смертью, которая была символом полного обновления. Наставления «Бардо Тхёдола» даются умершему, чтобы напомнить ему о посвящении и поучениях его гуру, так как наставления фактически есть не что иное, как посвящение умершего в мир Бардо, так же как посвящение при жизни является подготовкой к жизни в запредельном мире. Такова была цель всех мистериальных культов, начиная с египетских и элевсинских.

Однако запредельный мир, в который посвящают живущих, не есть мир, обретаемый после смерти, а есть поворот в стремлениях и взглядах — психологическое запредельное, или, пользуясь христианскими терминами, искуплени от рабства и греха. Искупление есть отделение избавление от тьмы подсознательного. Оно приводило к озарению и раскрепощению, к победе и возвышению над всеми «данными» вещами! Таким образом, « Бардо Тхёдол », как понимает его и д-р Эванс-Вентц, есть трактат о посвящении, цель которого вернуть душе ее божественную природу, утраченную дри рождении. Обращает на себя внимание то, что восточные религиозные трактаты всегда начинаются с самого главного, с провозглашения высших принципов, а у нас это делается в конце трактата. Так, у Апулея Луций почитается как Гелиос в самом конце. Таким образом, «Бардо Тхёдол» посвящает в ряд нисходящих состояний, заканчивающихся новым рождением. На Западе единственное практикуемое сейчас посвящение — это анализ подсознательного, применяемый врачами в терапевтических целях. Это проникновение в нижние слои сознания есть разновидность умственной майевтики в сократовском смысле, выявление того, что находится в зародышевом состоянии, скрыто в подсознании и еще не проявилось. Вначале эта терапия имела вид фрейдовского психоанализа и касалась бессознательных половых Увлечений. Эта область соответствует последней, самой нижней ступени Бардо, называемой Сидпа Бардо, где оказывается умерший, не сумевший проникнуться учениями Чикхай Бардо и таким образом улучшить свою участь. Здесь он становится жертвой своих сексуальных влечений. Видя брачующиеся пары, он привлекается к ним. Это заканчивается тем, что он входит в утробу и рождается снова. Тогда же, как и следовало ожидать, начинает действовать эдипов комплекс. Тот, чья карма предопределяет ему родиться мужчиной, будет любить свою будущую мать, а к отцу питать ненависть и отвращение. И наоборот, будущая дочь будет испытывать влечение к своему будущему отцу и отвращение к матери. Европеец проходит через эту специфически фрейдовскую область, когда с помощью психоанализа раскрывается содержание его подсознания, но проходит в обратном направлении — от детских сексуальных влечений до внутриутробного состояния. В психоаналитических кругах было высказано мнение, что сама травма наносится в основном во время родов — более того, психоаналитики даже утверждают, что могут доказать существование памяти о внутриутробной жизни. Дальше этого западный ум, к сожалению, пойти не может. Я говорю «к сожалению» потому, что ведь стремятся с помощью фрейдовского психоанализа проникнуть далее так называемых внутриутробных переживаний. Если бы эта смелая попытка увенчалась успехом, безусловно, можно было бы выйти за пределы Сидпа-Бардо и проникнуть еще дальше — в нижние области Чёньид Бардо. Ясно, что это невозможно сделать ____ существующих биологических знаниях. Для этого требуется философская подготовка, совершенно отличная от современных научных представлений. Но если бы этот экскурс в прошлое продолжался, он, несомненно, привел бы к постулированию довнутриутробного существования, то есть жизни в Бардо, при условии обнаружения по крайней мере какого-то следа этого опыта. Как бы то ни было, психоаналитики всегда могли говорить только предположительно о следах внутриутробных переживаний, и даже пресловутая «родовая травма» остается таким же ничего не объясняющим трюизмом, как утверждение о том, что жизнь есть болезнь с неблагоприятным прогнозом,потому что она заканчивается смертью.

Фрейдовский психоанализ во всех его главных аспектах никогда не проникал дальше переживаний Сидпа Бардо, то есть он не мог оторваться от области сексуальных влечений и подобных «противоречащих здравому смыслу» наклонностей, вызывающих страхи другие аффективные состояния. Тем не менее теория Фрейда является первой на Западе попыткой исследовать как бы снизу, из сферы животных инстинктов, область психики, называемую в тантрийском ламаизме Сидпа Бардо. Вполне объяснимый страх перед метафизикой мешал Фрейду проникнуть в область «оккультного». Следует добавить, что в Сидпа Бардо (если признать существование этого психологического состояния) умершего носит с места на место сильный кармический ветер до тех пор, пока он не приблизится к материнской утробе. Это означает, что из Сидпа нельзя возвратиться назад, потому что непреодолимое стремление вниз, в область животных инстинктов, к новому физическому рождению закрывает доступ в Чёньи___ То есть тот, кто проникает в область бессознательного, имея только биологические представления о нем, застревает в сфере инстинктов и не может продвинуться дальше, будучи постоянно увлекаем назад в область физического. Поэтому фрейдовская теория никаких других выводов, кроме в общем отрицательной оценки бессознательного, сделать не может, ограничиваясь утверждением: «это есть не что иное, как...» В то же время нужно признать, что такое понимание человеческой психики чисто западное, только оно выражено более грубо, более откровенно и более жестко, чем осмелились бы выразить другие, хотя их мнения по существу не отличаются от этого взгляда. В отношении же того, какая роль в этой связи отводится «уму», мы только можем надеяться, что он приведет убедительные доказательства. Но, как отмечал с сожалением даже Макс Шелер, способности этого «ума», мягко говоря, сомнительны.

Думаю, можно признать как факт, что с помощью психоанализа рационалистический ум Запада проник в область, которую можно назвать неврозами Сидпа, но дальше продвинуться не смог из-за ошибочного представления о том, что все психологическое является субъективным и личным. Однако это открытие все же большое достижение, так как был сделан еще один шаг за пределы нашего обычного сознания. Это знание дает нам также указание, как именно мы должны читать «Бардо Тхёдол», то есть нам следует начинать с конца. Если с помощью западной науки мы в некоторой степени достигли понимания психологического состояния в Сидпа Бардо, то наша следующая задача состоит в том, чтобы исследовать предшествующий ему Чёньид Бардо.

Чёньид Бардо — это одна из кармических иллюзий, то есть иллюзий, вызванных сохраняющимися в психике остатками опыта прежних существований. На Востоке карма понимается как своего рода теория психической наследственности, основанная на гипотезе о перевоплощении, которую в крайнем, случае можно считать гипотезой Наша наука и наш ум не могут следовать в этом русле. Есть слишком много «если» и «но». Но главное, мы знаем ничтожно мало о возможностях продолжения существования индивидуальной души после смерти, так мало, что не можем даже представить, как можно вообще что-нибудь доказать в этом вопросе. Мы только знаем очень хорошо, на основании теории познания, что такое доказательство так же невозможно, как и доказательство существования Бога.

Поэтому мы можем принять учение о карме с осторожностью, только понимая ее как психическую наследственность в самом широком смысле. Психическая наследственность существует, так как наследуются психические свойства, такие как предрасположенность к болезням, черты характера, талант и т. д.

Отрицать психическую природу этих сложных свойств нельзя, хотя наука сводит их к тому, что представляется как физическое явление (ядерные структуры в клетках и т. д.). Они являются главными явлениями жизни, имеющими в основном психическое выражение подобно тому, как есть другие наследуемые свойства, которые проявляются преимущественно на физическом уровне как физиологические функции. Среди этих психических свойств есть особый класс, который не является родовой или расовой принадлежностью. Это универсальные характеристики ума, и их можно сопоставить с платоновскими формами (эйдолами), в соответствии с которыми ум организует свое содержание. Эти формы можно также называть категориями по аналогии с логическими категориями, поскольку основные принципы разума являются всеобщими и вечными. Различие состоит только в том, что эти «формы» являются не категориями разума, а категориями воображения. Так как воображаемое всегда визуально, его формы с самого начала должны иметь вид образов, к тому же типических образов, и поэтому, следуя Блаженному Августину, я называю их «архетипами». Кладезями архетипов являютсядрелигии и мифы, а также сновидения и психозы. Удивительные однозначные соответствия между этими образами и идеями, которые они выражают, часто давали повод к созданию абсурдных теорий о миграциях, хотя следовало бы в первую очередь подумать о тех общечеловеческих свойствах души, которые присущи людям во все времена. Архетипические образы возникают сами по себе всегда и повсюду, и не может быть речи об их прямом заимствовании. Исходные структурные компоненты души представляют собой не менее удивительное единообразие, если сравнить их с частями человеческого тела. Архетипы — ___ так сказать, органы бесгознате_____ Они — всегда наследуемые формы и идеи, которые в начале не имеют конкретного содержания. Их конкретное содержание появляется только в течение жизни индивидуума, когда личный опыт укладывается именно в эти формы. Если бы архетипы не были изначально существующими в одинаковых формах повсюду, как можно было бы объяснить тот факт, что в «Бардо Тхёдоле» почти на каждой странице подчеркивается, что умерший не знает о своей смерти, и такое же утверждение столь же часто встречается в нудной и небрежно составленной литературе европейских и американских спиритов? Хотя мы находим подобное утверждение у Сведенборга, вряд ли его сочинения известны настолько, чтобы это краткое сведение смог бы использовать каждый провинциальный медиум. И полностью исключается какое-либо взаимопроникновение идей в трудах Сведенборга и «Бардо Тхёдола». То, что умершие продолжают жить своими земными интересами, не ведая, что стали развоплотившимися духами, есть извечная универсальная архетипическая идея, которая получает непосредственное видимое выражение, когда кто-нибудь видит призрака. Примечательно также то, что призраки имеют общие черты во всех странах мира. Конечно, я знаю о не поддающейся проверке гипотезе спиритов относительно этого факта, но я не склонен принимать ее. Я должен удовлетвориться гипотезой об универсальной, но дифференцированной психической структуре, которая наследуется и неизменно придает определенный вид и направление всему опыту. Как органы тела — не просто части бесчувственной инертной материи, но динамичные функциональные комплексы, заявляющие о себе с властной настойчивостью, так и архетипы как органыдуши являются динамичными комплексами подсознания, непостижимым образом определяющими психическую жизнь. Вот почему я называю их также доминантами бессознательного.

Область бессознательной души, состоящая из этих универсальных динамических форм, я именую коллективным бессознательным.

Насколько мне известно, память о внутриутробном и довнутриутробном существовании индивидуума не наследуется, но, несомненно, наследуются архетипы, которые, однако, лишены содержания, так как, во-первых, не содержат личного опыта. Они проникают в сознание, только когда личный опыт делает их видимыми. Как мы узнали, психологическое состояние в Сидпа сводится к желанию жить и снова родиться (Сидпа Бардо — это Бардо устремления к новому рождению). Поэтому такое состояние есть отключение от транссубъективных психических реальностей, если индивидуум не отказался самым решительным образом рождаться снова в мире сознания. Согласно учениям «Бардо Тхёдола», он все еще может в любом из состояний Бардо достичь Дхармакаи, выйдя за пределы горы Меру с ее четырьмя склонами, если он преодолеет соблазн последовать за «тусклыми светами». Это означает, что умерший должен отчаянно сопротивляться диктату рационального ума, как мы его понимаем, и сломить верховенство личного «я», рассматриваемого этим умом как нечто священное. Тогда происходит полное подчинение объективным силам души со всеми вытекающими из этого последствиями, нечто подобное символической смерти, что соответствует суду над умершими в Сидпа Бардо. Это означает окончание сознательной, рациональной, несущей моральную ответственность жизни и добровольное подчинение тому, что в «Бардо Тхёдоле» называется «кармической иллюзией».

Кармическая иллюзия рождается верой в мир видимых образов крайне иррационального свойства, который не согласуется с нашими рациональными представлениями и не происходит от них, но является исключительно плодом неконтролируемого воображения. Это чистейшие галлюцинации, или «бред», и каждый здравомыслящий человек сразу же захочет предостеречь нас от него. Ведь с первого взгляда невозможно увидеть разницу между этими фантастическими видениями и бредом сумасшедшего. Очень часто достаточно только небольшого снижения уровня интеллекта, чтобы возник этот мир иллюзии. Испытываемый ужас и ощущение беспросветности похожи на переживания, описанные в начале Сидпа Бардо. Но содержание этого Бардо также обнаруживает архетипы, кармические образы, которые вначале имеют ужасающий вид. Состояние в Чёньид Бардо аналогично намеренно вызванному психозу.

Часто приходится слышать и читать об опасностях йоги, особенно о пользующейся такой известностью Кундалини-йоге. Искусственно вызванное психопатическое состояние, которое у людей с неустойчивой психикой может легко привести к настоящему психозу, действительно таит в себе очень серьезную опасность. Эта практика действительно опасна при типично западном подходе к ней. Это столкновение с судьбой, которое подрывает саму основу человеческого существования и может вызвать поток таких ужасных страданий, которые нормальный человек не может даже представить. Порождаемые страдания похожи на адские мучения, описанные в самом тексте:

(«Тогда один из богов возмездия, подчиненных Владыке Смерти, наденет вервие на твою шею и потащит тебя к месту наказания. Он отсечет тебе голову, вырвет твое сердце, вытянет твои кишки, слижет твой мозг, съест твою плоть и сгрызет твои кости, но ты не сможешь умереть. Даже если твое тело разрубят на куски, оно вновь оживет. Когда его будут снова разрубать, ты будешь испытывать сильнейшую боль».)

В этих описаниях раскрывается причина опасности: здесь происходит разделение тела Бардо, которое является «тонким телом», образующим видимую оболочку души в посмертном состоянии. В психологии такое расчленение называется диссоциацией личности. Ее бредовая форма — шизофрения (раздвоение личности). Это самое распространенное психическое заболевание представляет собой значительное снижение уровня интеллекта, когда контролирующая функция сознания прекращает действовать и доминанты бессознательного получают неограниченную свободу для своего проявления.

Последующий переход из Сидпа Бардо в Чёньид Бардо — опасный поворот сознания к новым целям и намерениям. Это потеря устойчивости личного «я» и встреча с совершенной неопределенностью, с тем, что следует назвать буйством хаотических галлюцинаций. Когда Фрейд высказал мысль о том, что средоточием страхов является эго, она была подсказана ему безошибочной и глубокой интуицией.

Страх самоуничтожения коренится глубоко в каждом эго, и этот страх часто является только слабо подавляемым требованием бессознательного проявиться в полную силу.

Всякий, кто стремится сохранить свое «я» (индивидуальность), не может избежать этого опасного перехода, так как то, что вызывает страх, также принадлежит целостному «я» — это мир психических «доминант» ниже или выше человеческого, от которого эго ради мнимой свободы когда-то освободилось с большим трудом и к тому же не полностью. Это освобождение, несомненно, очень необходимое и героическое предприятие, но оно не приносит ничего окончательного. Оно — просто создание субъекта, который для своего утверждения все еще нуждается в объекте. С первого взгляда видно, что такой мир образован из проекций и служит этой потребности. Здесь мы ищем и находим препятствия, здесь мы ищем и находим нашего врага, здесь мы ищем и находим то, что для нас ценно и дорого, и утешаемся мыслью о том, что все зло и все добро находятся здесь, в видимом объекте, и зло можно победить, наказать, уничтожить, а добро сделать нашим достоянием. Но сама природа ____ дает продолжаться вечно этому блаженному неведению. Всегда есть те, кто понимает, что этот мир и его опыт имеют природу символа и что на самом деле он является отражением того, что скрыто в самом субъекте, в его собственной транссубъективной сущности. В учении ламаизма утверждается, что с помощью этой глубокой интуиции была познана истинная природа Чёньид Бардо. И поэтому оно называется Бардо Познания Реальности.

В конце раздела, посвященного описанию Чёньид Бардо, говорится, что мир создан мыслью. Мыслеформы становятся объектами, воображаемое приобретает реальную форму, и начинается вызванное кармой кошмарное сновидение, действующими лицами которого являются «доминанты» сферы бессознательного. Сначала появляются (если читать текст с конца) всеразрушающий Бог Смерти, воплощение всех ужасов. За ним следуют 28 могущественных зловещих богинь и 58 пьющих кровь богинь. Несмотря на их демонический облик, создаваемый беспорядочным нагромождением устращающих атрибутов и форм, можно тем не менее обнаружить определенный порядок. Мы видим, что это группы богов и богинь, размещенные по сторонам света и отличающиеся по своему мистическому цвету. Затем выясняется, что все эти божества занимают мандалы, или круги, заключающие в себе четырехцветный крест. Эти цвета коррелируют с четырьмя аспектами мудрости:

1) белый — путь света зеркальной мудрости;

2) желтый — путь света мудрости равенства;

3) красный — путь света мудрости различения;

4) зеленый — путь света всеисполняющей мудрости.

На более высоком уровне интуитивного познания умерший осознает, что все мыслеформы создаются им самим и что четыре светоносных пути мудрости являются эманациями его собственных психических сил.

Это подводит нас прямо к психологическому содержанию ламаистской мандалы, которое уже рассматривалось мной в книге «Тайна золотого цветка», написанной вместе с покойным Рихардом Вильгельмом.

Продолжая наше возвращение наверх через область Чёньид Бардо, мы в конце концов удостаиваемся лицезреть Четырех Великих: Д. зеленого Амогха___, красного Амитабху, желтого Ратнасамбхаву, ___белого Ваджрасаттву. Этот подъем завершается видением ослепительного голубого света Дхармадхату, Тела Будды, который излучает в этой мандале сердце Вайро-Хчаны.

Это последнее видение, после которого кармические иллюзии прекращаются и сознание, отключенное от всех форм и связей с объектами, возвращается в безвременное нехаотическое состояние Дхармакаи. Таким образом (следуя в обратном направлении) достигается состояние Чикхай Бардо, которое возникает в момент смерти.

Думаю, эти немногие наводящие ___сказания помогут вдумчивому читателю в какой-то степени понять психологизм «Бардо Тхёдола». В этой книге описывается посвящение в учение в обратной последовательности, которое, в отличие от христианской эсхатологии готовит к возвращению в физический мир. Учитывая чисто интеллектуальное, рационалистическое, приземленное мировосприятие европейца, мы рассматриваем события в «Бардо Тхёдоле», начиная с конца, ибо это трактат о восточном посвящении, хотя каждый может при желании заменить богов Чёньид Бардо христианскими символами. Но та последовательность, в которой я его описываю, имеет большое сходство с феноменологией бессознательного у европейцев, когда оно подвергается процессу посвящения, то есть психоанализу. Трансформация бессознательного во время психоанализа имеет сходство с религиозным посвящением, которое, в свою очередь, в принципе отличается от естественного процесса тем, что опережает естественное развитие, и вместо символов, возникающих самопроизвольно, здесь используются специально подобранные, освященные традицией символы. Это можно обнаружить у Игнатия Лойолы в его «Духовных упражнениях» и в йогической медитации буддистов и тантриков.

Обратный порядок глав, которому я здесь следую с целью облегчить понимание, ни в коей мере не отвечает главной идее «Бардо Тхёдола». Предпринятое нами использование его для психологического исследования является лишь второстепенной целью, вероятно, также признаваемой в ламаизме. Главная цель этой уникальной книги, которая может показаться очень странной образованному европейцу двадцатого века,— просветить умерших во время их странствий через области Бардо. Католическая церковь — единственная организация на Западе, пекущаяся о душах усопших. В протестантском же лагере с его жизнеутверждающим оптимизмом мы находим всего лишь несколько обществ спасения, главная миссия которых — помочь умершим осознать факт их смерти. Но в целом на Западе нет ничего похожего на «Бардо Тхёдол», за исключением некоторых тайных книг, недоступных широкой публике и рядовым ученым. Согласно преданию, «Бардо Тхёдол» также является «тайной» книгой, как сообщает в своем Введении д-р Эванс-Вентц.

Следовательно, она является частью оккультного учения о «врачевании души», совершаемом даже после смерти. Культ умерших логически объясняется верой в вечность души, но его иррациональную основу следует искать в психологической потребности живущих сделать что-нибудь для умерших. Это элементарная потребность, которую испытывают даже самые «просвещенные» граждане по отношению к умершим родственникам и друзьям. Вот почему во всех слоях общества, среди людей просвещенных и непросвещенных, и поныне соблюдаются обряды по умершим. Можно быть уверенным в том, что Ленина бальзамировали, как египетского фараона, и положили для всеобщего обозрения в роскошный мавзолей не потому, что его последователи верили в воскресение тела. Однако, не считая католической заупокойной службы, наше попечение об умерших остается на самом низком уровне не потому, что мы не можем доказать бессмертие души, а потому, что мы подавляем в себе упомянутую психологическую потребность своим рационализмом. Мы ведем себя так, будто у нас нет этой потребности, и так как мы не можем верить в жизнь после смерти, мы предпочитаем ничего не делать для умерших. Простые люди поступают сообразно своим чувствам и, как например, в Италии, строят себе навевающие страх импозантные надгробия. Католические заупокойные мессы гораздо выше этого уровня, так как их первоочередная цель — благополучие усопших, а не ублажение живых, оплакивающих своих близких. Но наивысшую духовную помощь умершему, безусловно, оказывают наставления «Бардо Тхёдола». В них содержатся столь подробные описания и так тщательно учтены несомненные перемены в состоянии умершего, что каждый небезразличный читатель должен задаться вопросом, не означает ли это, что мудрые старые ламы заглянули в четвертое измерение и сорвали покров с самой величайшей тайны жизни.

Познание истины всегда приносит разочарование, но нельзя не согласиться с тем, что жизнь в Бардо есть реальность. Во всяком случае, для нас явилось неожиданностью возможность узнать, что посмертное состояние, о котором наше религиозное воображение создало самые величественные представления, являет собой жуткие картины, одна кошмарнее другой. Самое светлое видение возникает не в конце Бардо, а в самом начале, в момент смерти. После этого следует постепенное погружение в иллюзию и заблуждение до окончательного падения, приводящего к новому физическому рождению. Наивысшее духовное состояние достигается в момент окончания жизни. Отсюда следует вывод, что человеческая жизнь является средством постижения высшего совершенства. Только она создает ______ открывающую перед умершим возможность пребывать в вечном свете Пустоты, не имея привязанности к каким-либо вещам, и покоиться в центре колеса перерождений, освободившись от иллюзии возникновения и разрушения. Жизнь в Бардо — не вечная награда и не вечное наказание, но лишь нисхождение в новую жизнь, которая должна сделать ближе для индивидуума его конечную цель, которая достигается им самим как высший итог трудов и устремлений его земной жизни. Это не только возвышенное умонастроение, но подвиг мужества и героизма.

Дегенерирующий характер жизни в Бардо находит подтверждение в литературе западных спиритов, чтение которой неизменно производит гнетущее впечатление из-за полной несуразности и пошлости сообщений из «мира духов». Ученый, не колеблясь, объяснит их действием подсознания медиума и других участников сеанса и даже даст такое же объяснение описанию загробного мира в «Тибетской книге мертвых». И действительно, нельзя отрицать тот факт, что вся книга есть описание архетипического содержания бессознательного. За ним нет (и здесь наша западная наука не ошибается) никакой физической метафизической реальности, но «только» реальность психических фактов, данные психического опыта.

Независимо от того, как существует «данная» вещь, субъективно или объективно, факт — то, что она есть. «Бардо Тхёдол» не говорит ничего сверх этого, ибо его пять дхьяни-будд — не более чем психические реалии. Именно это умерший должен понять, если при жизни он еще не осознал свою собственную психическую жизнь и источник всех данных вещей как одно и то же.

Мир богов и духов, в сущности, не что иное, как коллективное бессознательное внутри меня. Чтобы изменить это утверждение на противоположное, то есть утверждать, что коллективное бессознательное есть мир богов и духов вне меня, не потребуется никакой мыслительной акробатики, но потребуется вся человеческая жизнь, возможно, даже много жизней возрастающей полноты. Заметьте, я не говорю — «возрастающего совершенства», ибо те, кто «совершенен», делают открытия совсем другого рода.

«Бардо Тхёдол» начал свою жизнь как «сокровенная» книга и такой же остается, сколько бы комментариев ни было написано о ней, так как эта книга открывается тому, у кого есть духовное знание. Это знание человек не приобретает с рождением, но только путем специальной подготовки и соответствующего опыта. Благо, что существуют такие «бесполезные», не отвечающие никаким нуждам и целям книги. Они написаны для тех «чудаков», которые не высоко ставят обычаи, цели и требования современной «цивилизации».