1

А потом все вернулось. Началось с крошечных, словно острие булавки, вспышек света в темноте, на пределе видимости. Он пытался угадать, то ли они приближаются, то ли удаляются, но наверняка сказать не мог. Он смотрел на них очень долго (или ему казалось, что долго), пока они снова не исчезли.

Темнота. Все просто и понятно. Но появились и ощущения. Он чувствовал тело. Свое тело.

«Я умер, – подумал Олтмэн. – Это ад».

Долго ничего не происходило, а после вновь появились крошечные пятнышки света. На самом деле Олтмэн не заметил, когда они появились. Он просто знал, что они там есть уже некоторое время. Он стал наблюдать. Пятнышки медленно увеличивались в размерах и, кроме того, двигались по направлению к Олтмэну. Внезапно они вспыхнули нестерпимо ярким светом.

Вещи вокруг постепенно обретали очертания. Вот он разглядел тонкую серебряную коробочку, из которой как раз и исходил свет. Олтмэна окружало что-то розовое, и мало-помалу он сообразил, что это человеческая рука.

– Реакция слабая, – услышал он ровный голос. – Увеличьте дозу.

Он почувствовал жжение в теле (где именно, не понял) и неожиданно обнаружил, что может пошевелить мышцами лица.

«Где я?» – хотел спросить Олтмэн, но изо рта вместо слов вырвалось только нечленораздельное мычание.

– Ну вот, – произнес другой голос.

Свет отодвинулся в сторону, и Олтмэн увидел лицо, наполовину скрытое хирургической маской. Позади маячили и другие лица – всего, наверное, полдюжины.

– Где я? – удалось наконец выговорить Олтмэну.

– Вы живы, – услышал он ответ, приглушенный маской, – и это все, что вам необходимо знать.

Олтмэн попытался пошевелить рукой, но понял, что та удерживается ремнями. Привязанной оказалась и вторая рука, а также ноги. Он выгнул спину и попробовал освободиться от пут.

– Ну-ну, – произнес человек в маске, – вы не сможете разорвать ремни. Просто расслабьтесь. – Он повернулся и сказал одному из стоящих позади «масочников»: – Сходите за Маркоффом. Передайте, что Олтмэн очнулся.

Должно быть, он снова отключился, а когда открыл глаза, увидел, что возле кровати стоят и рассматривают его три человека. Это были Крэкс, Маркофф и Стивенс.

– Олтмэн, примите мои поздравления, – заговорил Крэкс. – Вы, кажется, все еще живы.

Голос Олтмэна, когда он заговорил, был хриплым, горло саднило от напряжения.

– Вы убили Аду.

– Нет, – покачал головой Крэкс, – Ада сама себя убила. У нее начались галлюцинации, и в итоге она перерезала себе горло. Она была недостаточно сильной. Она оказалась недостойной.

– Недостойной? – переспросил Олтмэн.

– Нам нужно поговорить, – сказал Маркофф.

Олтмэн сузил глаза и настороженно посмотрел на него.

– Мы уже побеседовали с вашим приятелем Хармоном, – сообщил Крэкс. – Он рассказал обо всем, что произошло.

– Вы утопили Обелиск, – вступил в беседу Стивенс. – Зачем вы это сделали?

– Он был опасен, – еле слышно произнес Олтмэн.

– Он не опасен, – возразил Крэкс. – Он божественен.

– Вы ненормальный.

– Нет, он прав, – сказал Стивенс. – Боюсь, что мы все втроем пришли именно к такому заключению.

Олтмэн чуть повернул голову к Маркоффу. Даже это легкое движение причинило ему боль.

– Как вы можете верить в его божественность после того, что видели собственными глазами?

Маркофф растянул губы в широкой неприятной улыбке:

– Он является творцом жизни. Я видел собственными глазами, как он берет мертвую плоть и оживляет ее.

«Может, он на самом деле не верит во всю эту чушь, – подумал Олтмэн. – Или делает вид, что верит, чтобы склонить остальных на свою сторону. Как я проделал с Хармоном».

– Да, но что за жизнь? Это же просто чудовищно!

– Возможно, у него произошел сбой, – предположил Стивенс. – Но в целом Обелиск вполне нормален. Все, что от нас требуется, – это привести его в порядок.

– А если не получится, то создать новый Обелиск, – прибавил Маркофф.

– В общем, – заговорил Стивенс, – все указывает на то, что миллионы лет назад именно он создал жизнь на Земле. И если теперь в наших руках окажется нормально функционирующий Обелиск, он позволит нам возвыситься над телесной оболочкой. Он укажет путь к вечной жизни.

– Нет! Нет! Все совсем не так. Вы ошибаетесь, – прошептал Олтмэн. – Он не давал сбой. Он просто делал то, для чего и был предназначен, – уничтожал нас.

– Тогда почему он прекратил работу? – спросил Стивенс. – И почему сделал это после того, как вы стали передавать ему его собственный код, показав тем самым, что поняли, как его воспроизвести?

– Откуда вам это известно?

– Неужели вы думаете, мы покинули базу и не позаботились о том, чтобы записать происходящее на ней? – насмешливо проговорил Крэкс.

Но Олтмэн только покачал головой:

– Вы ошибаетесь. Он нас уничтожит.

– Обелиск намерен нам помочь, – заявил Стивенс. – Хармон рассказал о выводах, к которым вы пришли: Обелиск хочет, чтобы его скопировали. Он был испорчен и наверняка знал об этом. И он хочет, чтобы мы воссоздали его, тогда он будет способен нам помочь. Но мы еще и усовершенствуем технологию. Мы не просто построим новый Обелиск, который будет нормально работать, мы сделаем его лучше. – Он склонился к Олтмэну, и тот ощутил на лице горячее дыхание и заметил в глазах блеск фанатизма, который контрастировал со спокойным видом. – Где-то в иных мирах наверняка должны быть и другие Обелиски. Они поведут нас вперед. А пока нужно как можно лучше понять этот Обелиск и создать его дубликат.

– И вы очень многое для этого сделали, – заметил Маркофф.

– Но он ведь утонул, – с отчаянием произнес Олтмэн.

– Он и раньше находился глубоко под водой, но мы подняли его на поверхность. Вы сами это прекрасно знаете. Своими действиями вы лишь ненадолго отсрочили неизбежное – на несколько недель, может, месяцев.

– Но у вас нет результатов исследований. Вода и давление наверняка все уничтожили. Вам придется начинать с нуля.

Крэкс покачал головой:

– Эх, Олтмэн, до чего же вы наивный.

– Помните Хармона? – спросил Маркофф. – Как вы думаете, чем он был занят, пока находился в отсеке с Обелиском? Записывал всю накопленную информацию. Потом он вынес диски, ни один файл не пропал. Если бы вам пришло в голову проверить его карманы или если бы вы просто оставили его там помирать, это значительно отбросило бы нас назад. Но вы не сделали ни того ни другого. Вы слишком доверчивы, Олтмэн. У нас есть все, что необходимо.

– У нас также имеются результаты исследований Гуте, – прибавил Стивенс. – Из них мы сможем узнать, что же случилось с Обелиском и как исправить повреждения. Пока вы лежали без сознания, мы провели первые эксперименты: синтезировали и воспроизвели ДНК этой твари. Здесь у нас есть герметичные, высокой степени биологической защиты лаборатории. Мы приняли гораздо более серьезные меры безопасности, чем Гуте, хотя в его безрассудном поведении, похоже, виноваты галлюцинации.

– И надо признать, – сказал Крэкс, – наблюдая, как вы расправляетесь с тварями, мы многое узнали о том, как их контролировать. Без вас мы бы не смогли далеко продвинуться в этом направлении.

– Вы совершаете чудовищную ошибку, – прошептал Олтмэн. Он очень устал и был абсолютно беспомощен. Но в скором времени все может перемениться. Нужно только набраться сил, и тогда он сделает все возможное, чтобы остановить Маркоффа и его клику. – Если вы продолжите, это будет означать конец человечеству. Может, не сразу, но довольно скоро.

– На это мы и надеемся! – воскликнул Стивенс. – Если мы продолжим исследования, то в конечном счете перейдем на следующую ступень эволюционного развития. Мы больше не будем людьми – мы станем лучше.

– Прощайте, Олтмэн, – сказал Маркофф. – Вы были достойным противником, но в этот раз проиграли.

После того как Маркофф с подручными покинули комнату, врач, провожавший их до двери, подошел к коллеге и шепнул ему что-то на ухо. Тот кивнул, наполнил лекарством шприц для подкожных инъекций и сделал Олтмэну укол в руку. Мир заволокло серым, а потом он отключился.

 

2

Когда Олтмэн пришел в себя, он обнаружил, что по-прежнему привязан ремнями к кровати. Он был один в маленькой комнате, очень напоминавшей камеру. Он попробовал освободиться от ремней, но они держали крепко.

Олтмэн спал, просыпался и снова проваливался в сон. Время от времени приходила медсестра и меняла висевшую возле кровати капельницу. В голове постоянно пульсировала боль. Один раз медсестра достала из кармана зеркальце и поднесла к лицу Олтмэна.

Голова была сплошь обмотана бинтами, и Олтмэн с трудом себя узнал.

– Вот, смотрите, – заговорила сестра и показала на макушку, – этим местом вы и ударились.

– Ударился?

– Да. Это был несчастный случай. Вы поскользнулись и упали.

– Это не был несчастный случай.

Она улыбнулась:

– После травмы головы немудрено и напутать.

– Нет, – уверенно заявил Олтмэн, – я точно знаю, что со мной произошло.

Улыбка сразу же показалась насквозь фальшивой.

– Мне не разрешено разговаривать с вами, – сказала сестра. – Таковы правила.

И она медленно вышла из комнаты.

Через несколько минут дверь открылась, и на пороге появился врач со шприцем.

Когда Олтмэн очнулся в следующий раз, он оказался уже в другом месте; оно не было похоже на камеру, хотя таковой и являлось. С головы сняли повязки, но он нащупал большую шишку и затягивающуюся рану. Ремни исчезли, Олтмэн лежал на полу. Он неуверенно поднялся на ноги. Мышцы от длительного бездействия стали совсем вялыми.

Комната была целиком белая, без малейших украшений – ничего такого, за что зацепился бы взгляд. Посередине одной из стен имелась небольшая дверь. Высоко под потолком, вне досягаемости, висела камера. В углу находился санузел и рядом с ним – раздаточное окно.

Олтмэн подошел к двери и заколотил в нее кулаками.

– Эй! – крикнул он. – Кто-нибудь! Эй!

Он прижался к двери ухом, но ничего не услышал. Немного подождал, потом снова постучал и покричал. И опять тишина. Он постучал еще. Безрезультатно.

Тянулись часы, за ними дни. Единственным доносившимся извне звуком был металлический лязг, когда кто-то невидимый подавал в щель пищу. Олтмэн никак не мог определить, когда ее принесут в следующий раз, и засечь момент, как это происходит. Просто раздавался металлический лязг – и пища оказывалась на своем месте. Пустые контейнеры он складывал в углу, и постепенно их скопилась внушительная куча.

Олтмэну казалось, что он остался последним человеком на Земле. Он чувствовал, что сходит с ума.

Он все больше погружался в себя и все меньше интересовался тем, что происходит в окружающем мире.

Потом стали появляться мертвецы, один за другим приходили составить ему компанию. Все люди, в чьей смерти он видел свою вину, являлись, садились рядом и судили Олтмэна. Ада и Филд, Хендрикс и Хэммонд и другие, которых он не мог узнать… Были только он, его больная совесть и мертвецы.

А когда он в очередной раз пришел в себя, то обнаружил, что находится уже не в комнате-камере, а сидит в кресле за большим столом. Руки были пристегнуты к подлокотникам. Напротив сидели Маркофф и Стивенс.

– Привет, Олтмэн, – сказал Маркофф.

Он ничего не ответил. Было очень удивительно и почти невыносимо находиться в комнате вместе с живыми людьми. Он даже не мог поверить, что это происходит наяву.

– Олтмэн! – Стивенс щелкнул пальцами. – Эй, Олтмэн, мы здесь.

– Вас здесь нет. Это галлюцинации.

– Нет, – сказал Стивенс, – мы на самом деле здесь. Но даже если нас и нет, что будет плохого, если вы с нами побеседуете?

«Он прав, – вяло подумал Олтмэн. – Что в этом плохого?»

Но потом он вспомнил Хеннесси, который умер оттого, что прислушивался к галлюцинациям; Хендрикса, который умер оттого, что прислушивался к галлюцинациям; Аду, которая умерла оттого, что прислушивалась к галлюцинациям. И таких было много. На глаза навернулись слезы.

– Что это с ним? – спросил Маркофф.

– Мы его сломали, – ответил Стивенс. – Говорил же я, что вы слишком увлеклись. Олтмэн, мы настоящие. Как нам доказать?

– Вам это не удастся.

– Стивенс, ну сделайте же что-нибудь. Очень весело глядеть на него такого.

Стивенс нагнулся над столом и отвесил Олтмэну звонкую пощечину, потом еще одну. Олтмэн поднял руку и дотронулся до щеки.

– Почувствовали? – чуть насмешливо спросил Стивенс.

Ощутил он удар или это только показалось? Олтмэн не знал. Но необходимо было сделать выбор: заговорить с ними или игнорировать.

Он колебался так долго, что Стивенс (или воображаемый Стивенс) ударил еще раз.

– Ну?

– Да, – сказал Олтмэн, – возможно, вы настоящие.

И как только он произнес это, Маркофф и Стивенс словно стали более реальными. Интересно, если бы он настаивал, что они – галлюцинации, возымели бы его слова такой же эффект? Может, тогда эти двое просто исчезли бы?

– Вот так-то лучше, – заметил Маркофф. Глаза его загорелись.

– Где Крэкс?

Маркофф небрежно махнул рукой:

– Крэкс допустил непростительную ошибку и стал не нужен. Но мы, Олтмэн, пришли поговорить о вас.

– А что со мной?

– Нужно решить, что с вами делать, – объяснил Стивенс. – Вы доставили нам кучу неприятностей.

– Этот фортель в Вашингтоне, – сказал Маркофф, – был с вашей стороны большой подлянкой. Мне хотелось убить вас тогда.

– Почему же не убили?

Маркофф взглянул на Стивенса:

– Возобладало хладнокровие. Но, как показало время, решение было ошибочным.

– Я первый готов это признать, – вставил Стивенс.

– После того как вернулись, вы повели себя не лучше. Вмешивались в ход опытов, своими действиями наносили огромный материальный ущерб, делали все возможное, чтобы помешать нашим исследованиям. После того как на базе разразился кризис, я подумал: ну, теперь твари разорвут его на части и он превратится в им подобного, а я буду валяться дома, жевать попкорн и конфеты и наблюдать за происходящим по головизору. Но и этого не произошло. Вы взяли и потопили исследовательское судно стоимостью много миллионов долларов.

– Мы готовы были вас прикончить, когда вытащили вместе с Хармоном из лодки, но Маркофф хотел, чтобы ваша смерть стала особенной, – сказал Стивенс.

– Да, особенной, – подтвердил Маркофф.

– Вы оба ненормальные.

– Вы повторяетесь, – поморщился Маркофф. – Придумайте что-нибудь новенькое.

– Хотите услышать о наших планах?

– Нет, – качнул головой Олтмэн. – Отведите меня в камеру.

Стивенс не обратил внимания на его слова.

– Как только разгадаем секрет Обелиска, как только создадим новый Обелиск, мы поделимся своими знаниями с человечеством. А до того дадим людям лишь самое общее представление о том, что всех ждет в будущем, – чтобы они были готовы.

– И вот тут нам пригодитесь вы, – вставил Маркофф.

Стивенс кивнул:

– Да, при таком раскладе вы станете нашей козырной картой. Нам недостаточно просто верить. Поскольку речь идет о спасении человека как вида, необходимо распространять нашу веру. А как лучше всего это сделать? Основать официальную религию. Таким образом, когда настанет подходящее время, люди будут готовы.

– Всем вовсе не обязательно знать в точности, что происходит, – продолжил Маркофф. – На самом деле даже лучше, если подробности будут известны лишь немногим из нас, только внутреннему кругу. Всегда должна присутствовать некоторая тайна, и людей нужно посвящать в нее медленно, постепенно. Власть должна быть сосредоточена в надежных руках.

– Но я уже рассказал все людям, – вспылил Олтмэн. – Я выступил с разоблачением. Они все узнают.

– Да, рассказали, – согласился Стивенс. – Спасибо вам за это. В сущности, о чем вы поведали? Что правительство скрывает от широких масс некую информацию. Подумайте хорошенько. Мы просмотрели все записи, прослушали все интервью, которые вы дали прессе. Вы сами себе противоречили: то утверждали, что Обелиск представляет угрозу, то заявляли, что его необходимо изучать. Поэтому аргументы звучали неубедительно. Мы можем выставить ваши слова в любом выгодном для нас свете. К тому времени, когда мы с вами покончим, ваша глупая выходка не только не будет для нас помехой – вас еще станут почитать как святого. Вы, Олтмэн, первым поведали миру про Обелиск. Вы фактически заварили всю эту кашу. Люди без труда поверят, что именно вы основатель новой религии.

– Я никогда с этим не соглашусь, – заявил Олтмэн, чувствуя, как в груди зарождается страх.

– А мы никогда и не говорили, что нам нужно ваше согласие, – рассмеялся Маркофф.

– Как и любой пророк, вы представляете для нас бо́льшую ценность мертвым, чем живым, – сказал Стивенс. – Если будете мертвы, ваша личность обрастет легендами, и мы позаботимся, чтобы это были правильные легенды. А вы уже ничего не сможете сделать. Вы станете более великим, чем при жизни. Мы сочиним про вас мифы, напишем священные книги. Отбросим все, что нам не нравится в вас, и создадим идеального пророка. Ваше имя навечно будет связано с церковью юнитологии. Вы войдете в историю как ее основатель.

– А всем нам это позволит остаться в тени и довести дело до конца, – прибавил Маркофф. – Должен признать, мне доставляет удовольствие мысль о том, что вы возглавите движение, которое так упорно пытались уничтожить. Знаете, по сравнению с этим причиненные вами беды кажутся не столь и значительными.

– Вам это так просто не сойдет с рук.

Маркофф улыбнулся, показав зубы.

– Вы же не можете искренне так считать, – сказал Стивенс. – Конечно же, у нас все получится.

– Вы больше не представляете никакой ценности, Олтмэн, – объявил Маркофф. – Ваше тело мы решили принести в дар науке и приготовили для вас весьма неприятную смерть.

– Вас это, несомненно, заинтересует, – сообщил Стивенс. – На основе модифицированного генетического материала, полученного Гуте, мы вырастили особь и теперь очень хотим, чтобы вы с ней встретились. Для ее создания мы использовали комбинацию тканей от трех различных человеческих трупов. Особь получила имя в честь одной из своих составляющих. Мы зовем ее Крэкс. Результат вышел – и, я уверен, вы с этим согласитесь – весьма впечатляющим.

Олтмэн попытался броситься на них через стол, но добился только того, что перевернулся вместе с креслом. Беспомощный, он лежал, уткнувшись лицом в пол.

Маркофф и Стивенс встали, подняли его с пола и снова усадили.

– Кстати, Крэкс солгал, что не убивал вашу подружку, – доверительно сообщил Маркофф. – Как там ее звали? Впрочем, думаю, это не имеет значения. Главное, что он убил ее. Очень был несдержанный человек. Из-за этого и пришлось пустить его в расход.

Олтмэн ничего не сказал.

– Теперь у вас появилась мотивация, – заметил Стивенс. – Месть. Убейте Крэкса и тем самым отомстите за смерть Ады. Из этого должно получиться отличное шоу. – Он ухмыльнулся. – Кажется, здорово придумано? Вроде бы неплохой способ уйти из жизни. Кто бы мог желать большего?

– Вы, быть может, думаете, что мы собираемся оставить вас совсем беззащитным, – прибавил Маркофф. – В таком случае вы ошибаетесь. Мы приготовили вам оружие. – Он достал из кармана ложку и сунул ее в кулак Олтмэна. – Ну вот, теперь вы готовы. Удачи.

Не произнеся больше ни слова, Маркофф и Стивенс встали из-за стола и покинули комнату.

 

3

Камера, в которую швырнули Олтмэна, представляла собой круглое помещение около шести метров в диаметре. Его провели через герметически закрывавшуюся дверь и оставили одного, сжимающего в руке смехотворное оружие. Ждать пришлось долго. Олтмэн потратил это время с пользой: заточил края ложки о стену, чтобы «оружие» стало чуть более серьезным.

Над камерой находилось второе помещение, такое же по размеру и форме, предназначенное для наблюдателей. Стеклянный потолок нижней комнаты являлся одновременно полом верхней. Сквозь стекло Олтмэн видел Стивенса и Маркоффа. Они, улыбаясь, пили шампанское и с интересом посматривали вниз.

«Одно дело, если тебя просто убьют, – думал Олтмэн, – и совсем другое – умирать, зная, для каких низких целей используют твое имя после смерти. Лучше уж жить, как тот пьянчужка, у которого больше нет имени».

Его размышления прервала откатившаяся в сторону вторая дверь камеры. За ней открылся темный коридор. Олтмэн остался на прежнем месте, возле двери, через которую его привели. Он ждал, когда появится кошмарная тварь. Но ничего не происходило.

«Жизнь – это ад, – подумал Олтмэн. – Ты можешь все делать правильно, можешь водить смерть за нос, а потом один неверный шаг, и все погибло».

Очевидно, таковы законы жизни. По крайней мере, его собственной.

Внезапно донесся чудовищный гнилостный запах. Олтмэна чуть не вырвало.

Потом он услышал громкое шарканье, и через несколько секунд показалась тварь.

Двигаясь по коридору, она задевала стены. Несмотря на жуткий вид, она явно была прежде человеком – или людьми. Из хитинового панциря торчала удлинившаяся и раздробленная нога; на морде трепетали напоминавшие пальцы щупальца, а в центре дрожащего живота имелся большой нарост, который был похож на застывшее в немом крике лицо Крэкса.

Вот тварь целиком протиснулась в камеру и громко заревела.

«Господи, – в ужасе подумал Олтмэн, – пусть это окажется галлюцинацией! Пусть это будет просто сон! Боже, дай мне проснуться!»

Он смежил веки, а когда снова открыл глаза, чудовище никуда не делось. Оно зарычало и бросилось в атаку.