52

День выдался бесконечно долгим: сначала пресс-конференция, после нее еще море вопросов, заданных в индивидуальном порядке. На пресс-конференции было немного легче, так как рядом сидела Ада. Правда, все ее мысли были сосредоточены на призраке матери, и она казалась не в себе. Когда же Олтмэна обступили с вопросами журналисты, он постарался отделаться общими словами. Да, имеет место инопланетный артефакт, который окрестили Обелиском. Да, он обнаружен в самом сердце Чиксулубского кратера в толще скальных пород, что позволяет выдвинуть гипотезу о его невообразимой древности – он вполне может оказаться старше человечества. Нет, это не шутка и не розыгрыш. Да, он убежден: военные пытаются скрыть сам факт существования Обелиска. Что известно (или неизвестно) правительству, он сказать не может.

Олтмэн не стал рассказывать о галлюцинациях. Ему хотелось избежать упоминания о том, что Обелиск, возможно, разумен. Кроме того, он не был до конца уверен, что источником галлюцинаций являлся именно Обелиск. Возможно, он просто служил их катализатором. Олтмэн не поведал журналистам о странном существе на берегу, не показал им знак «хвоста дьявола» и умолчал, что юкатанские майя издавна верили: глубоко под водами океана – именно в том месте, где обнаружен Обелиск, – находится хвост самого дьявола. Он быстро сообразил, что для большинства журналистов является не более чем забавным чудиком, бунтарем, которого они могут в качестве очередной диковины преподнести своим зрителям или слушателям. Их больше интересовала не сама история Олтмэна, а наличие в ней неувязок и слабых мест. Что, если видеозапись сфабрикована? Почему они должны принять на веру, что артефакт действительно имеет такие размеры, как утверждает Олтмэн, если рядом для сравнения не стоял человек? Вся запись могла быть просто сделана на компьютере. Это правда, что Олтмэн приехал в Чиксулуб по университетскому гранту? Тогда как получилось, что в итоге он стал работать на военных и долгое время провел на этом пресловутом плавучем острове? Не кажется ли вся история весьма похожей на отрывок из научно-фантастического романа?

Несколько человек, правда, задали Олтмэну более серьезные вопросы, а получив ответы, начали смотреть на него несколько иначе – они явно задумались об истинном смысле происходящего.

Вернулись Олтмэн с Адой в небезызвестный отель «Уотергейт» поздно, уже за полночь. На завтра было назначено множество интервью, а просьбы о встрече от журналистов все продолжали поступать на телефон. Кроме того, Олтмэну предстояло переговорить с адвокатом по поводу возможной подачи в суд иска к правительству. Общественное мнение, похоже, уже начало формироваться, оставалось только направить его в нужную сторону.

– У нас все получится, – сказала Ада, пока Олтмэн открывал дверь. – Маркофф не сможет единолично распоряжаться Обелиском. Теперь люди будут знать о его существовании, и все получат шанс приобщиться к его посланию.

Олтмэн не нашелся что ответить и потому промолчал. Они вошли в номер, Олтмэн включил свет и застыл на месте.

В одной из стен зияла огромная дыра, по всему полу были разбросаны куски штукатурки, а на стуле возле кровати удобно устроился не кто иной, как Маркофф собственной персоной.

– Приветствую вас, Олтмэн.

Олтмэн повернулся к двери, но обнаружил, что ему в лицо направлен пистолет с глушителем; другой был нацелен Аде в грудь. Одну пушку держал в руке Крэкс, вторую – незнакомый Олтмэну человек в форме. Еще два охранника притаились в глубине номера и сейчас выдвинулись вперед.

– Думаю, нет нужды говорить, что сперва я пристрелю вашу подружку, – сообщил Крэкс. – Поэтому – никаких криков, только вежливое молчание. Открывать рот будете, когда к вам обратятся. Все ясно?

Олтмэн кивнул.

– Пройдите в комнату и сядьте на кровать.

Они прошли внутрь, и их грубо подтолкнули к ложу. Крэкс уселся на стул на пороге ванной. Его пистолет был по-прежнему направлен на Олтмэна.

– Я полагаю, вы видели репортаж о пресс-конференции, – сказал Олтмэн.

– Закройте пасть! – рявкнул Маркофф. – Нашелся тут умник!

– Поздно, Маркофф, – тихо произнесла Ада. – Сделанного не воротишь.

– Олтмэн, давайте немного побеседуем, – проигнорировав Аду, продолжил Маркофф. – От разговора ведь никакого вреда не будет.

Олтмэн промолчал.

– Думаю, вы понимаете: безобиднее всего было бы отказаться от своих слов. Созовите еще одну пресс-конференцию и объявите, что вы просто пошутили, не существует никакого Обелиска, нет никакого заговора, а вы стали жертвой невероятного розыгрыша.

– Нет, – твердо заявил Олтмэн.

– Если вы прислушаетесь к моим словам, мы сможем прийти к соглашению. Вам будет разрешено вернуться на базу и продолжить изучение Обелиска. – Олтмэн ничего не сказал, и тогда Маркофф добавил: – Конечно, у вас теперь будет полный доступ.

Полный доступ? Искушение согласиться было велико. Но конечно, Маркофф лгал. И, кроме того, Олтмэн уже зашел так далеко, что пути назад не существовало. Обелиском должны заниматься не одни военные, а ученые всего мира.

– Он не будет вам отвечать, – вставила Ада. – Он отвечает только Обелиску.

– Заткнись! – Маркофф сильно ударил ее по щеке.

– Не трогайте ее! – выкрикнул Олтмэн.

– Итак, Олтмэн, что скажете?

– Мне жаль, но я отказываюсь.

– Мне тоже жаль. Ну что ж, тогда вам придется отправиться с нами.

– Я так не считаю.

– Мы не спрашиваем, хотите вы или нет. Мы предоставляем вам право выбора: пойти с нами или умереть.

– Тогда убейте меня, – без колебаний ответил Олтмэн.

Маркофф холодно на него посмотрел:

– Можете назвать меня суеверным, но мне кажется, вы каким-то образом связаны с Обелиском. Я не хочу вас пока убивать. – Маркофф кивнул в сторону Ады, и Крэкс не спеша прицелился девушке в голову. – Но вот в отношении вашей подружки у меня нет никаких сомнений.

Олтмэн посмотрел на Аду. Она не выглядела испуганной, но это-то и заставило самого Олтмэна перепугаться не на шутку. Ада желала умереть и стать мученицей.

– Значит, выбор небогатый: или мы оба отправляемся с вами, или я один?

– В точку, – улыбнулся Маркофф. – У моего друга Крэкса приготовлено снотворное для вас обоих. – Он кивнул в сторону троих парней. – А эти бравые ребята заделают дыру в стене, и вообще все здесь будет как новенькое. Все подумают, что вы просто перетрусили и решили смыться подальше.

– Вы настоящий мерзавец, – с отвращением произнес Олтмэн.

– На себя бы посмотрели, – парировал Маркофф. – А теперь будьте паинькой и примите лекарство.

 

53

Таким образом, Олтмэн вновь оказался на борту плавучей базы. Он был несколько удивлен тем обстоятельством, что его не убили, и ожидал какого-то подвоха. Опасался, что ему сохранили жизнь ради участи худшей, чем смерть, но мог лишь гадать, что с ним собираются сделать. Также он размышлял, получили ли пресс-конференция и его последующее исчезновение резонанс в мире, но вряд ли это возможно было узнать, пока он являлся пленником на судне.

Что касается Ады, то, очнувшись от наркотического забытья, Олтмэн обнаружил: ее нет рядом. Когда же он заявил, что хочет ее видеть, в ответ раздался смех.

– С ней все будет в порядке до тех пор, пока вы сотрудничаете с нами, – сообщил Крэкс.

Спустя несколько часов после пробуждения, все еще чувствуя себя как с похмелья, Олтмэн оказался в кабинете Стивенса. Врач сидел, опершись на подлокотники кресла и сцепив перед собой пальцы.

– Зачем меня доставили сюда? – спросил Олтмэн. – Почему я еще жив?

– Вы заинтересовали Маркоффа, – ответил Стивенс.

– Заинтересовал?

– Вы обладаете иммунитетом к воздействию Обелиска, в отличие от большинства ваших коллег. Маркофф пришел к выводу, что вы можете оказаться полезным для его проекта.

– И в чем состоит суть проекта?

Стивенс улыбнулся:

– Могли бы и сами догадаться. Вы целым и невредимым вернулись после нескольких погружений в батискафе, тогда как ваши напарники сходили с ума. Даже когда вы страдали головными болями или галлюцинациями, они не вызвали у вас приступов насилия или безумия, что, похоже, происходит с большинством других. Многие люди на борту испытывают перед вами благоговейный, почти религиозный трепет. И должен признаться, я и сам отчасти разделяю их веру.

– Это безумие, – сказал Олтмэн.

– Они считают вас пророком поневоле.

Олтмэн покачал головой:

– Обелиск опасен. Я в этом уверен.

– И тем не менее вы им очарованы, – произнес Стивенс и наклонился ближе к собеседнику. – Мы полагаем, вам известно что-то такое, о чем вы не говорите. – Он выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда керн, вырезанный из Обелиска. – Это обнаружили у вас в кармане куртки, пока вы находились без сознания. Не желаете ли пояснить?

– Нет.

Стивенс покивал.

– Ну что ж, дело ваше. Если не желаете рассказать мне, то, возможно, захотите поговорить с Крэксом.

Но Крэкс, похоже, совершенно не был расположен к беседе.

– Вам известно, почему вы здесь? – сразу спросил он Олтмэна.

– Да, вы хотите узнать о том образце Обелиска.

– И не только. – Он подвел Олтмэна к креслу, на котором были закреплены кожаные ремни. – Садитесь.

– Зачем? И где Ада?

– Насчет Ады не волнуйтесь. Просто сядьте. – С этими словами Крэкс слегка толкнул Олтмэна в грудь, так что тот не удержался на ногах и упал в кресло. – Вот, а теперь я вас пристегну.

– В этом нет необходимости, – начиная паниковать, сказал Олтмэн. – Я никуда не денусь.

Но Крэкс покачал головой и стал закреплять ремни.

– Денетесь, еще как! Боюсь, мистер Олтмэн, вам сейчас придется нелегко.

– Что это значит: «придется нелегко»?

– Как вы себя чувствуете? – заботливо поинтересовался Крэкс, проверяя по очереди каждый ремень. – Нигде не жмет? Не слишком туго?

– Все в порядке, но…

Неожиданно Крэкс со всей силы затянул ремень, удерживавший левую руку Олтмэна, потом проделал ту же операцию с другой стороны. Олтмэн едва не вскрикнул от боли – с такой силой ремни врезались в его кожу.

– А как сейчас? – спросил Крэкс и вышел из каюты.

На несколько секунд Олтмэн остался один. Он попытался освободиться от ремней, но быстро понял, что это бесполезная трата сил. Тогда он решил опрокинуть кресло, разломать его. Но, попытавшись раскачаться взад-вперед, Олтмэн обнаружил, что кресло надежно привинчено к полу.

Вскоре вернулся Крэкс, он катил тележку на колесиках. На ней стоял поднос, покрытый белой тканью. Он подошел поближе и театральным жестом стянул белую тряпку. На подносе ровными рядами лежали разнообразные ножи и скальпели, а сбоку примостились кусачки. Крэкс медленно провел рукой над сверкающими металлическими предметами.

– Послушайте, мистер Олтмэн, вам не кажется, что проще было бы рассказать нам все и таким образом избежать неприятных последствий?

Олтмэн попытался было заговорить, но во рту внезапно пересохло.

Крэкс тем временем выбрал самый маленький из ножей.

– Предлагаю начать с малого и постепенно двигаться к большему, идет?

– Лучше не надо, – удалось наконец вымолвить Олтмэну.

– Для начала, мистер Олтмэн, всего несколько маленьких разрезов. Так оно сразу станет интереснее, и вы сможете оценить мое мастерство.

Он схватил указательный палец Олтмэна и двумя аккуратными взмахами ножа сделал на кончике два совсем неглубоких разреза. Поначалу тот ничего не почувствовал – только тепло. Но вот в пальце запульсировала боль, выступила капелька крови. Крэкс перешел к следующему пальцу, потом занялся третьим. Он наносил три-четыре ранки, едва ли глубже тех, какие бывают, когда порежешься о лист бумаги. Олтмэн видел, как на кончике каждого пальца появляются капли крови. Рука начала гореть, словно в огне.

– Мистер Олтмэн, мы с вами проведем здесь много-много дней. Нам предстоит очень близко познакомиться друг с другом.

Крэкс снова вышел из каюты. Олтмэн старался не смотреть на руку, не чувствовать пульсировавшую в ней боль, но ничего не мог с собой поделать. Он понимал: это надолго, придется вынести куда худшие страдания. Ему захотелось умереть.

Но вот вернулся Крэкс. В руке он держал чашку, полную соли.

– Мистер Олтмэн, слышали такое выражение: «Не сыпь мне соль на рану»?

Рука Олтмэна непроизвольно сжалась. Он закрыл глаза, но Крэкс ударил его по щеке:

– Вам захочется это увидеть.

Однако Олтмэн глаз не открыл.

В следующее мгновение рука запылала – Крэкс погрузил ее в соль. У Олтмэна перехватило от боли дыхание, и он еще крепче зажмурил глаза.

– Мелкая соль подходит лучше всего, – невозмутимо пояснил Крэкс. – В особенности это относится к морской соли. И она, конечно, йодированная. – Он отпустил руку жертвы. – Вот так. А теперь можете открыть глаза.

Олтмэн так и сделал. Свет в каюте показался ему ослепительно-ярким.

– Что вы хотите знать? – прохрипел Олтмэн сквозь стиснутые зубы.

– Все в свое время. Не надо торопить события. – Крэкс подошел к тележке и поставил на поднос чашку с солью. Потом он вернул на место ножик и застыл в задумчивости над набором инструментов для пыток. – Знаете, я люблю свою работу, – улыбаясь, сообщил он Олтмэну, выбрал нож побольше и вернулся к жертве. – Теперь сделаем разрез пошире.

Маркофф в одиночестве стоял на своем привычном месте на командной палубе. Случайный наблюдатель решил бы, что он глядит через иллюминатор на темные воды океана. На самом же деле Маркофф просматривал видеозаписи, сделанные в разных частях судна. Экраны располагались так, что увидеть изображение можно было из одной-единственной точки. Картинки текущих событий быстро сменялись перед глазами.

На борту что-то происходило. В отсеке с Обелиском царили смятение и неразбериха.

– Вот это поподробнее, – скомандовал Маркофф, и один монитор полностью переключился на трансляцию из отсека.

На экране охранники пытались успокоить толпу ученых, которые кричали и размахивали кулаками. Где же Крэкс? Он ведь должен следить, чтобы подобного дерьма не происходило! Но потом Маркофф вспомнил, что Крэкс «работает» с Олтмэном, и улыбнулся.

Дверь откатилась в сторону, и на пороге появился Стивенс. Несколько секунд он стоял и терпеливо ждал, пока Маркофф жестом не велел подойти.

– У нас проблемы, – признался Стивенс.

– Расскажите мне то, чего я еще не знаю.

– Эти верующие проявляют беспокойство. Каким-то образом они прознали, что Олтмэн снова на борту, и теперь требуют встречи с ним.

– Ни в коем случае. Я разрешил Крэксу немного с ним поразвлечься.

– Если мы не позволим ему показаться перед толпой, то рискуем спровоцировать на судне еще один мятеж. Кроме того, Крэкс уже выведал у него достаточно. Он узнал, откуда и каким образом у Олтмэна оказался обломок Обелиска. Его не пришлось долго упрашивать. Я посмотрел видеозапись и проанализировал до мельчайших подробностей мимику Олтмэна. Сомневаюсь, что у Крэкса получится многое из него выжать. – Стивенс подошел чуть ближе и положил руку на плечо Маркоффа. – Я знаю, вы его ненавидите. Мы все ненавидим. Но его можно использовать.

Маркофф стряхнул руку.

– Он сыграет роль отвлекающего фактора, чтобы верующие успокоились, – пояснил Стивенс. – Он принесет нам больше пользы живым, нежели мертвым.

Маркофф немигающе уставился на Стивенса, но тот спокойно выдержал его взгляд.

– Откуда мне знать, что вы не один из них?

– Из кого? Из верующих? По-вашему, я похож на них?

– Ну хорошо, – решил Маркофф. – Используем Олтмэна. Заберите его у Крэкса. Но если что-нибудь случится, пеняйте на себя.

Когда в каюте показались два охранника, в дело пошел уже шестой нож. Олтмэна быстро и без всяких объяснений освободили от ремней. Руки и ноги горели от боли и кровоточили, раны были на спине и на бедрах, но в целом чувствовал он себя довольно сносно.

– Скоро мы снова увидимся, – пообещал Крэкс.

Охранники перевязали раны Олтмэна и чуть ли не бегом сопроводили в кабинет Стивенса, где и оставили их наедине.

– Лучше бы вы рассказали все мне, – заметил Стивенс. – Не забудьте об этом, когда в следующий раз окажетесь перед выбором.

– Да пошли вы…

– Я ведь могу в любой момент отправить вас обратно к Крэксу, – улыбнулся Стивенс. – Не забывайте и об этом тоже.

На этот раз Олтмэн промолчал.

– Сейчас вы находитесь здесь по единственной причине: можете оказаться для нас полезным. На днях произошла стычка между верующими и их оппонентами. Были жертвы. Люди разделились на два лагеря. Если дела пойдут так и дальше, будут новые жертвы. Я бы хотел этого избежать. И думаю, вы способны помочь.

– Как?

– Эти адепты вам доверяют. Они могут вас послушаться.

– Импульс возобновился, – сказал Олтмэн. – Так что вряд ли конфликт между верующими и неверующими – самая большая ваша проблема.

– Не самая, – согласился Стивенс, – но и то и другое взаимосвязано. Так вот, вы находитесь здесь, а не с Крэксом и его ножами, потому что, по мнению Маркоффа, вы в состоянии исправить ситуацию.

– А если откажусь?

Стивенс пожал плечами:

– Тогда вас вернут Крэксу. Ну а станете своевольничать или попытаетесь поднять мятеж, я лично вас пристрелю. Но если вы сумеете урегулировать ситуацию, то тем самым убережете многих от гибели. И конечно, излишне предупреждать, что за вами будут круглосуточно наблюдать.

– Я хочу сначала поговорить с Адой.

Стивенс заколебался, но потом решительно покачал головой:

– Нет.

– Почему?

– Просто поверьте, что она в безопасности. Если все будет хорошо, я разрешу вам с ней побеседовать.

Адепты, среди которых он увидел Филда и многих других знакомых ученых, были счастливы возвращению Олтмэна. Филд и поведал ему о недавней перестрелке с военными, о том, что несколько человек погибло. Сказал и о том, что его самого ранили, но повязку на ноге трогать не стал.

– Должно быть, больно? – спросил Олтмэн.

Филд расплылся в счастливой улыбке:

– Без морфина я бы не смог ходить. Но это все ерунда, не такая уж я важная птица.

– Ну зачем же ты так о себе? – укоризненно произнес Олтмэн и погладил Филда по плечу, словно успокаивал безумца.

Филд покачал головой:

– Действительно – важно то, что начались перемены. Многие из нас уже погибли, многие сошли с ума. Но те, кто остался, – их ожидает другое будущее. – Он крепко ухватил Олтмэна за рубашку и притянул к себе. На лице Филда застыла жутковатая улыбка морфиниста, напоминавшая клоунскую гримасу. – Те из нас, кто остался, – произнес он драматическим шепотом, – верят.

– Ну, как скажешь, – пробурчал Олтмэн, пытаясь освободиться.

– Это Обелиск. Он говорит с нами. – Филд окинул Олтмэна проницательным взглядом. – И с тобой он тоже говорил. После этого нельзя не обрести веру. Он отделяет агнцев от козлищ. Или уверуешь, или умрешь.

– Это безумие.

– Да? Ты посмотри, сколько людей погибло. А сколько сошло с ума? Разве это нормально? Ты можешь назвать другую причину?

– Есть и иные объяснения, – заметил Олтмэн. – Должны быть.

– Например? – поинтересовался Филд, и когда Олтмэн не смог ничего ответить, добавил: – Присоединяйся к Обелиску. Восприми послание о Слиянии. Будь вместе с нами.

Наконец Филд выпустил рубашку. Олтмэн отступил на шаг, стараясь не показать, насколько все услышанное вывело его из равновесия. Хорошенькая, черт возьми, перспектива: умереть, сойти с ума или стать религиозным фанатиком.

– Все больше и больше людей верят в нашу юнитологию, – с той же безумной ухмылкой заявил Филд.

Он неловко засунул руку за ворот и вытянул кожаный шнурок. На его конце болтался грубо сделанный символ: две металлические полоски переплетались и образовывали подобие Обелиска.

– Когда нам плохо, – продолжал Филд, – мы обращаемся к нему.

Он сжал талисман в кулаке, закрыл глаза и стал шепотом повторять одну и ту же фразу – будто ритуальное заклинание или молитву, – но так тихо, что Олтмэн не различил ни слова. Впрочем, ему и не хотелось ничего понимать. Он отвел взгляд от Филда и обнаружил, что большинство окружавших его ученых заняты тем же самым: они сжимали что-то в кулаке и с закрытыми глазами шептали свою непонятную молитву. Медленно, не поднимая шума, Олтмэн бочком выбрался из группы адептов и поспешил прочь из этого дурдома.

Отношения Олтмэна с остальными учеными претерпели радикальную перемену. Если раньше существовало четкое разграничение между специалистами из ближайшего окружения Маркоффа и «простыми смертными», то сейчас все, казалось, стремились работать вместе. Большинство ученых теперь считало, что необходимо спешить, – уверенность эта происходила главным образом из галлюцинаций, или, как их называли сами верующие, видений. Им казалось, что времени осталось мало.

Первые пару дней Олтмэн просто внимательно слушал. Один за другим исследователи подходили к нему и рассказывали, что удалось обнаружить за прошедшее время. У большинства на лицах застыло исступленное выражение – у кого религиозного фанатизма, у кого научного. И то и другое пугало Олтмэна.

Он слушал коллег, просматривал данные измерений – и постепенно убеждался в своей правоте: с самого начала он предположил, что цели Обелиска не имеют ничего общего с заботой о благополучии человечества. Но вот в чем тогда состоит его цель, этого Олтмэн пока сказать не мог.

Лежа ночью на кровати и гадая, где сейчас Ада, все ли с ней в порядке и не развеялся ли безумный религиозный морок, он обдумывал все, что узнал за день, и его волнение возрастало. Эти разговоры о Слиянии и вечной жизни, начавшиеся с галлюцинаций, не являлись такой уж ложью или вымыслом. Похоже было, что нечто, связанное с Обелиском, пытается передать его сообщение с помощью привычных человеку понятий. Для этого оно использует запечатлевшиеся в памяти людей воспоминания об умерших близких и создает их копии, неотличимые от живых оригиналов. Но что же это? Сам Обелиск? Неведомые существа, его создавшие? Некое проекционное устройство? Или нечто совершенно иное? Но что бы это ни было, в процессе передачи терялась какая-то существенная деталь, и в итоге никто не мог уверенно сказать, чего же хочет Обелиск. Нервничая все сильнее, Олтмэн вызвал по видеосвязи Стивенса.

Несмотря на поздний час, по виду врача нельзя было сказать, что его разбудил звонок. Голос, как и всегда, ласкал слух собеседника.

– Олтмэн, – произнес он без тени удивления, – чем могу вам услужить?

– Вы не спите?

– Я последние дни мало сплю – слишком занят беседами с мертвецами.

– Мне нужно кое о чем поговорить. Дело касается Обелиска и тех посланий, которые он, похоже, пытается нам передать посредством галлюцинаций. Я не знаю, с кем еще могу посоветоваться.

– Продолжайте. Я и сам об этом размышлял.

– Все думаю, какова его цель. И считаю, нельзя ему доверять.

– Так-так.

– Я полагаю, – развивал свою мысль Олтмэн, – мы в положительном ракурсе воспринимаем послания Обелиска, потому что просто склонны верить в существование иной жизни, помимо нашей, и еще потому, что он обращается к нам устами близких людей.

– Очень похоже, – согласился Стивенс. – Вероятно, в этом и состоит его цель – убедить в его благих намерениях.

– Но если внимательнее прислушаться к тому, что сообщается во время галлюцинаций, и воспринимать это как послания инопланетного разума, передаваемые посредством знакомых человеку образов, и постараться отрешиться от того факта, что с нами говорят люди, которых мы знали и любили, тогда идея о Слиянии, о всеобщем единении приобретает совсем иной смысл.

– Ага, – кивнул Стивенс.

– Что, если Слияние подразумевает вовсе не вечную жизнь и не приобщение к божественному, а полное и безусловное подчинение? Что, если это «всеобщее единение» имеет более зловещий смысл: уничтожение индивидуальности и формирование стада?

– Что-то вроде колоний у некоторых насекомых, – подхватил Стивенс. – Каждая особь полностью подчиняется воле колонии; коллективный разум, контролирующий всех ее членов.

– Точно. А может быть, все еще хуже. Вдруг надо понимать Обелиск буквально? Вдруг он намеревается каким-то образом превратить все человечество в единый организм?

– Это уже совсем невероятно, – заметил Стивенс.

– Мы здесь столкнулись с неизведанным, и трудно говорить, что вероятно, а что нет. В любом случае Обелиск опасен. Быть может, нас ожидает впереди не светлое будущее, а всеобщее уничтожение.

– А отсюда проистекает важный вопрос, – негромко заметил Стивенс.

– Какой же?

– Не важно, чего мы ожидаем от Обелиска – то ли рассматриваем как возможный источник силы и могущества, то ли как объект религиозного поклонения или же предмет научного исследования, – но в действительности это мы используем Обелиск или он использует нас?

В первый раз за все время знакомства Олтмэн увидел, как на обычно невозмутимом лице Стивенса промелькнула чуть заметная тень тревоги. Он прикрыл глаза рукой, а когда через мгновение убрал ее, Стивенс снова сидел как ни в чем не бывало.

– Есть кое-что еще, – продолжал он. – Одним мертвые говорят о единении, другим – о том, что время уже приближается. Что бы это значило? И какое это имеет отношение к Слиянию? Может быть, Обелиск пробуждается и собирается покарать нас за то, что мы не проводим бо́льшую часть времени здесь?

– Не знаю, – покачал головой Олтмэн. – Возможно, все не так и ужасно, хотя я считаю, что как раз наоборот. Мертвецы ведут себя так, будто мы находимся у крайней черты. Причем мы ее уже, очевидно, переступили. Они говорят о Слиянии как о начале, но я не уверен, что это относится к нам. Может, это начало для самого Обелиска или для того – или тех, – кто его контролирует. Возможно, смысл Слияния в том, чтобы стереть человечество с лица земли и дать начало новому циклу, новому этапу непонятного процесса, частью которого мы, похоже, являемся.

– Если вы правы, человечество находится на грани исчезновения. Чем бы ни было это Слияние, оно будет означать конец жизни, которую мы знаем.

– Да, – подтвердил Олтмэн.

– И что нам делать?

– Его нужно остановить, но только не знаю как. Импульс возобновился, и если вернуть Обелиск на прежнее место, вряд ли это возымеет действие. Мы должны удовлетворить его, чтобы он на время успокоился и отстал от нас, но при этом мы не должны приблизиться к пределу, за которым начнется Слияние. Я не знаю, что еще можно сделать, только продолжать попытки расшифровать, пока еще не поздно, послание Обелиска. Возможно, когда это удастся, мы поймем, как вступить с ним в контакт.

– Но может, вы ошибаетесь – и Обелиск в самом деле обещает нам вечную жизнь, – предположил Стивенс.

– Да, могу и ошибаться, – признал Олтмэн, – но я так не думаю. Вы сами говорили, что количество самоубийств растет, число жестоких преступлений тоже. Некоторые люди испытывают такие сильные головные боли, что готовы в буквальном смысле разбить о стену голову, лишь бы прекратились мучения. Все койки в лазарете заняты, и тем не менее на каждом шагу можно встретить людей, которые что-то бессвязно кричат и идут не зная куда. Некогда респектабельные ученые разрисовывают стены кают собственным дерьмом. По-вашему, это похоже на вечную жизнь?

– Ну, это может быть всего лишь промежуточным этапом, – вздохнул Стивенс. – Вы слышали о пари Паскаля?

– Это еще что?

– Блез Паскаль – философ, живший в семнадцатом веке. Сейчас его уже почти забыли, хотя один из первых уничтоженных в боях на Луне кораблей носил как раз его имя. Так вот, пари Паскаля гласит: поскольку существование Бога не может быть аргументированно доказано, люди должны жить так, будто Он существует. Ведь если Его нет, терять нам практически нечего, зато можно получить все, если Бог все-таки есть.

– Но какое это имеет отношение к…

– Я как раз к этому подхожу. У меня есть два варианта: принять вашу версию или же допустить, что Обелиск на самом деле преследует интересы людей, стремится сделать нашу жизнь лучше. Если я поверю вам, тогда получается, что человечеству, скорее всего, в ближайшем времени наступит конец, а мне придется провести оставшиеся дни в бесплодных попытках разрешить неразрешимую задачу. Если же согласиться с тем, что Обелиск стремится сделать нас лучше, – что ж, тогда я буду шагать, полон надежд, вперед, к своему спасению.

– Господи, да вы же стали одним из них, – поразился Олтмэн.

– А как вы думали, почему я убедил Маркоффа отпустить вас? И я должен пожелать вам всего наилучшего. Если окажется, что вы были правы, а я ошибался, тогда, надеюсь, вы сможете понять Обелиск и найти способ спасти всех нас. Если же вы ошибаетесь, а я – нет, тогда своей верой я достигну всего-всего.

– Но так не бывает, – возразил Олтмэн. – Вы не можете просто взять и уверовать.

– Вероятно, вы не можете. А я могу. И надеюсь, что вы ошибаетесь.

Стивенс протянул руку и отключил связь.

Как обнаружил Олтмэн, точку зрения Стивенса разделяли многие из находившихся на борту, хотя мало кто мог размышлять столь же здраво, как врач, и лишь некоторые были последовательны в своем поведении – большинство умудрялось смотреть и не видеть никакой опасности. Развивая мысль о том, что Обелиск опасен, Олтмэн рисковал вызвать негодование коллег, а то и нечто похуже. Даже если бы ему и поверили, скорее всего, людей охватило бы чувство страха и депрессия, а это могло негативно сказаться на их способности продолжать исследования.

Нет, ему придется разыграть свой собственный скромный гамбит, «пари Олтмэна». Он будет делать вид, что согласился с постулатами новой религии, будет вести себя так, словно все его мысли и действия направлены единственно на исполнение воли Обелиска, а в последнюю минуту, после того как разузнает достаточно, чтобы одолеть его, совершит поворот на сто восемьдесят градусов. Если он одержит верх, тогда, наверное, жизнь продолжится, как и раньше. Если же проиграет, это будет, скорее всего, означать его конец и, возможно, гибель человечества.

Перспектива представлялась не очень радужной, но другой у него не было.

 

54

Революционный прорыв в понимании сущности и назначения Обелиска совершил Шоуолтер. Именно он первым высказал предположение, что покрывающие артефакт символы есть не что иное, как машинный код, соответствующий ДНК, а сам Обелиск является отображением последовательности нуклеотидов в ее спирали.

Ученые рьяно приступили к расшифровке кода. Следующий прорыв совершил радиоастроном по имени Гроте Гуте. Он предположил, что испускаемый Обелиском сигнал следует понимать как передачу генетического кода. Филд лично проследил, чтобы обе версии достигли ушей Олтмэна.

Шоуолтер с группой исследователей после тщательного изучения символов смогли получить генетический профиль, который, как он поведал Олтмэну, был поразительно похож на профиль человека.

– Значит, существа, похожие на людей, – резюмировал Олтмэн.

– Не исключено, – кивнул Шоуолтер. – Возможно даже, не просто похожие, а в точности как люди. Я лично полагаю, что на Обелиске записан генетический код наших предков.

– То есть он записывает наш генетический код. И что?

– Не только записывает. Мы считаем, что он еще и передает его, и целенаправленно изменяет, хотя и незначительно, генетическую структуру человеческих особей. Фактически именно таким образом и могло возникнуть человечество.

Олтмэн не знал, что и сказать. Мысль о том, что человеческая жизнь возникла не в результате естественного хода эволюции и не является Божьим даром, а появилась благодаря загадочному Обелиску, казалась ужасной.

– Но зачем ему транслировать нам наш же генетический код? – спросил Олтмэн. – Человечество ведь давно уже возникло. Какой в этом смысл?

– Вы говорили с Гроте Гуте? У него проблема. Ради бога, сходите побеседуйте с Гроте.

Так Олтмэн и поступил. Немецкий ученый не оправдал его ожиданий: это был невысокий и очень худой человечек с абсолютно лысой головой. Выглядел он совершенно беззащитным и даже беспомощным. Гуте, похоже, поджидал Олтмэна.

– Да, – кивнул немец, – герр доктор Филд говорил мне о вас. Вы ведь один из нас, верно? – Олтмэн не подтвердил и не опроверг его предположения, но Гуте и без того продолжил: – Вы хотите знать об импульсе. Любопытствуете, смогли ли мы расшифровать сигнал. Наверное, герр доктор Шоуолтер что-то вам рассказал?

– Да, – кивнул Олтмэн.

– Похоже, мы смогли расшифровать сигнал. Но у нас есть затруднение.

– Что за затруднение?

– Я и мои сотрудники разобрались в сигнале и думаем, что поняли правильно. Мы понимаем, что это код, и знаем, что он собой представляет. Герр доктор Шоуолтер полагает, что он тоже расшифровал сигнал, и он также считает, что прав. Затруднение состоит в том, что мы получили различные результаты. Он думает, что этот код – следующий шаг на пути эволюции человека. Я придерживаюсь мнения, что это нечто совершенно другое, не сопоставимое ни с одним известным видом. Сейчас я свожу вместе все свои данные, чтобы можно было тщательнее изучить код.

– Вероятно, кто-то из вас ошибается, – заметил Олтмэн.

– Вероятно. А может быть, зашифрованный в сигнале код отличается от того, что записан на Обелиске. – Гуте наклонился и пристально посмотрел Олтмэну в глаза. – Я должен вам кое-что сказать. Я целиком принял новую веру, вы не должны в этом сомневаться. Но я также и ученый. Я внимательно просмотрел результаты герра доктора Шоуолтера и тщательно проверил свои. Наши расчеты правильные. Если Обелиск был началом человечества, то ему не надо сейчас заново посылать эту информацию. И тем не менее он ведет передачу и сообщает при этом неизвестный генетический код. Может быть, он и передает сейчас сигнал, но нельзя исключить, что это искаженный сигнал и искаженный генетический код. Может быть, этот Обелиск запустил процесс вырождения.

– Вы о Слиянии?

– Но может быть, он просто сбился, – продолжил Гуте. – Мы обязаны попытаться понять его. Мы должны поработать с ним.

– Но что, если именно в этом и заключается его предназначение?

Гуте вытащил из-под рубашки и сжал в кулаке изображение Обелиска.

– Нет-нет, Он не может замышлять такое, – горячо произнес немец. – Обелиск находится здесь ради нас. Он просто сбился. – И ученый с надеждой посмотрел на Олтмэна.

Олтмэн кивнул и, не говоря ни слова, удалился.

«Меня окружают психи, – не удержавшись, подумал он. – Психи и фанатики».

Однако вечером того же дня Олтмэна начали одолевать сомнения. Что, если этот Гуте прав? Вдруг Обелиск просто сломан? Может быть, его удастся исправить, если вернуть на место вырезанный керн.

«Но это сущая нелепица, – сообразил Олтмэн. – Он ведь передавал сигнал еще до того, как я взял образец».

Он лежал, уставившись в потолок, и тут ему в голову пришла другая мысль:

«А что, если тогда Обелиск передавал другой, правильный, сигнал?»

Он понял, что не сможет заснуть, если хотя бы не попытается найти ответ.

Олтмэн разбудил Шоуолтера и объяснил, что хочет сделать.

– Уже пробовали. Нет никакой разницы.

– Но может быть…

– Отсутствующий фрагмент не является таким уж важным, – объяснил Шоуолтер. – Собственно, ни один отдельно взятый фрагмент не является важным. Обелиск представляет собой высокоорганизованную самовоспроизводящуюся структуру – точно так же, как, например, моллюск наутилус, который способен к репликации даже во время передвижения. И если какие-то его части сломаны или повреждены, он все равно работает. Наверное, единственный способ вывести Обелиск из строя – это разрушить его целиком, обратить в пыль.

В расстроенных чувствах Олтмэн вернулся в постель. Итак, счет один – ноль в пользу Обелиска. Он вовсе не поврежден или, по крайней мере, поврежден не в привычном людям смысле. Следовательно, он функционирует именно в таком режиме по другим причинам. И деятельность его направлена то ли на благо человечества, то ли на уничтожение.

 

55

Герр доктор Гуте трудился много часов подряд. Вместе со своими сотрудниками он разработал формулу искусственной нити ДНК, а потом при помощи нанотехнологий сконструировал ее в натуре и приступил к тщательному изучению, чтобы убедиться в своей правоте. Конечно, сделано все было грубо и едва ли могло служить предметом гордости, однако в усердии Гуте нельзя было отказать. Если бы только удалось запустить процесс тиражирования ДНК, он смог бы методом экстраполяции получить представление о структуре первоначальной нити, о цели мутации и выяснить, поврежден Обелиск или действует целенаправленно.

Сотрудники Гуте постоянно находились рядом с ним. Немного расслабиться удалось только после того, как искусственно полученная ДНК была введена в почти полсотни клеток эмбриона овцы, и туда же для стимуляции процесса деления был добавлен катализатор. Теперь оставалось терпеливо ждать: сработает или нет. В первый раз за несколько последних часов Гуте посмотрел на сотрудников и, увидев, что все выглядят уставшими и даже изможденными, а некоторые едва держатся на ногах, отправил их отдыхать.

Герр доктор Гуте и сам намеревался вздремнуть, вот только он ничуть не устал. Он не мог даже вспомнить, когда в последний раз ощущал усталость, хотя не спал уже несколько суток.

Поэтому он никуда не пошел, а остался один в лаборатории. Удобно устроившись на стуле, сидел неподвижно и ждал. У Гуте возникло странное чувство, будто он перешел в качественно новое состояние; казалось, у него больше никогда не возникнет потребности в сне. И в этом – он не сомневался – заслуга Обелиска.

Размышляя таким образом, он непроизвольно сунул руку за ворот, вытянул талисман и зажал в кулаке.

Придет ли она сегодня? Если Гуте будет сильно-сильно о ней думать, придет ли она?

И вот она вышла прямо из стены и направилась к Гуте. Поначалу она казалась не более чем размытым изображением, но Гуте сильнее сжимал талисман, концентрировал свою мысль, и фигура начала меняться. Призрачная аура, окружавшая ее, исчезла, и она стала самой собой: высокая, стройная, с милым личиком, которое, правда, портил небольшой шрам над левой скулой.

– Я скучала по тебе.

– И я по тебе скучал.

Она улыбнулась, и струйка крови вытекла изо рта – всего лишь несколько капель. Гуте постарался не обращать на это внимания. Если не считать крови, ему понравилось, как она улыбнулась.

– Чем ты сейчас занимаешься?

– Провожу эксперимент. Пытаюсь понять объект, который вернул тебя к жизни.

– Как это приятно. Но я бы хотела, чтобы у тебя ничего не вышло.

– А я бы хотел вернуть прошлое и поговорить с тобой, когда ты была жива.

– Да, знаю.

– Когда ты умерла, я решил, что надежды больше нет. Но вот ты снова здесь, и я говорю с тобой.

– Я ведь всего лишь проекция твоего сознания. Ты это прекрасно понимаешь. Ты сам мне говорил. Я просто образ, созданный на основе твоих воспоминаний.

– Да, – кивнул Гуте, – но выглядишь ты совсем как настоящая.

Она снова улыбнулась, на этот раз шире, и кровь заструилась по щеке на подбородок. Тогда, двадцать лет назад, именно такой он ее и нашел. Он даже не знал, как ее зовут. И тогда, и сейчас он не понимал, что же произошло с девушкой. Когда в далеком прошлом обнаружил ее, она была мертвее некуда.

– Ты не должен… – начала она, но вдруг ее фигура заколебалась и вскоре вовсе исчезла.

Гуте вздохнул. Ему ни разу еще не удалось проникнуть глубоко в суть послания Обелиска – он, в отличие от коллег, слышал очень мало. По его мнению, причина заключалась в страстном, ярко выраженном желании увидеть девушку.

Гуте заглянул в автоклав и поразился увиденному: все сорок клеток во всех сорока боксах размножились. Случай был беспрецедентный. Столь же поразительной была скорость, с которой происходило размножение, – он никогда не сталкивался ни с чем подобным. С начала эксперимента прошло всего несколько часов, а образец уже был виден невооруженным глазом.

Следующий час он провел, наблюдая за процессом размножения, и в конце концов каждый из сорока боксов кишел бледно-розовой субстанцией, которая более всего напоминала биологическую ткань. Может быть, стоит взглянуть поближе? Почему бы и нет – образцов ведь масса. Не будет ничего плохого, если он посмотрит на один вблизи.

Гуте открыл бокс и пропустил через него слабенький электрический разряд. Розовая субстанция отдернулась, словно ощутила его. Возможно, и в самом деле почувствовала.

Он перевернул бокс и вытряхнул содержимое на стол. Ткань совершала волнообразные движения. Гуте взял скальпель и аккуратно разрезал ее на две части. Они разошлись, но уже в следующее мгновение ученый с удивлением увидел, как половинки потянулись друг к другу и срослись в одно целое, на поверхности не осталось даже следа.

«Невероятно», – подумал Гуте.

Он продолжал экспериментировать с необычной тканью, когда прямо над стойкой вдруг возникло лицо его бабушки. От испуга он даже подпрыгнул на месте.

Конечно, Гуте любил бабушку, но это не сравнить с той любовью, что он испытывал к девушке. Или, возможно, все дело заключалось в том, что девушку он знал совсем-совсем немного и потому его любовь была чистой и непорочной. Чувства, которые он испытывал по отношению к бабушке, были гораздо сложнее. После смерти родителей она забрала маленького Гуте к себе. Она хорошо относилась к внуку, но была уже в преклонном возрасте, сварливая и раздражительная, и порой совершала поступки, которые Гуте с трудом мог понять. А однажды – он уже чуть подрос – бабушка просто исчезла. Еще тогда Гуте догадывался: с ней, наверное, что-то произошло, она не по собственной воле ушла – возможно, ее даже убили. Но все же в глубине души он затаил обиду на бабушку за то, что она не вернулась.

– Чего ты хочешь? – спросил он по-немецки.

– Разве так положено здороваться с родной бабушкой? – укоризненно заметила гостья.

Говорила бабушка на английском с сильным акцентом, хотя Гуте понимал: будь она реальной, прикрикнула бы на него на родном немецком.

– Прости. Думаю, ты пришла, потому что девушка не смогла мне о чем-то рассказать. Я люблю тебя, ты же знаешь.

– Не только это.

И старушка протянула ему конфету в целлофановой обертке. Она всегда при жизни угощала внука сластями. Гуте хотел взять конфету, но рука свободно прошла через нее.

– Настало время. Ты узнал слишком много. Настало время.

Время для чего? Потеряв давным-давно бабушку, он словно утратил часть самого себя – и вот теперь старушка снова здесь. И в то же время не здесь. Гуте ее видел и слышал, но не мог дотронуться или почувствовать ее запах. И вся его жизнь была сплошной чередой потерь: сначала умерли родители, потом исчезла бабушка. В конце концов все, что осталось у Гуте, – это лаборатория, единственная на всем белом свете вещь, на которую он мог положиться. Лаборатория еще никогда его не подводила.

– Ты меня слушаешь? – Бабушка нетерпеливо щелкнула пальцами. – Понимаешь, что я тебе говорю? Ты должен немедленно прекратить свои исследования!

Прекратить исследования? Гуте почувствовал, как в нем нарастает гнев. Впрочем, бабушка никогда не понимала его, что бы он ни пытался делать, – так почему же он удивляется, что она не понимает его сейчас?

– Но я занят чрезвычайно важной работой. Я на пороге открытий, которые превосходят человеческое воображение.

– То, чем ты занимаешься, опасно. Поверь, дитя мое: я говорю это ради твоего же блага. Обелиск уничтожит тебя. Ты должен остановиться, пока еще не поздно.

У Гуте на глаза навернулись слезы. Как можно прекратить исследования? Что еще, кроме работы, есть у него в жизни?

«Нет, ведь на самом деле это не она», – убеждал он себя. Обелиск просто позаимствовал ее облик и голос. Почему он не успокоился, воссоздав образ девушки? Да, Гуте любил ее, но она никогда ему не принадлежала, он не мог так же сильно скучать по ней, как тосковал по бабушке. И теперь Обелиск пытался им манипулировать, хотел сыграть на чувствах Гуте к бабушке, чтобы заставить прекратить исследования.

– Пожалуйста, уходи, – попросил он, пытаясь не смотреть на старушку. – Довольно.

– Довольно? – Ее голос сорвался на крик, терзая нервы Гуте. – Ты должен меня выслушать. Это крайне важно.

Он застонал, не в силах более это выносить. Гуте закрыл уши руками, но все равно слышал бабушкин голос. Он стал качать головой взад-вперед и запел во всю силу легких. Но бабушка все говорила и говорила – правда, что именно, он разобрать не мог. Она просто стояла на месте и говорила, не желая уходить.

Гуте закрыл глаза, а ее голос продолжал жужжать в ушах. Что же теперь делать? Он так устал, ему нужно отдохнуть. Но как заставить старуху убраться?

В замешательстве он напомнил себе, что на самом деле бабушка – не более чем плод воображения. Его фантазия. Если просто прекратить думать, она может исчезнуть. Нужно лишь отключиться, и тогда все будет хорошо.

В ящике стола лежал шприц с новенькой иглой. Чтобы его достать, Гуте пришлось убрать руки от ушей, и немедленно поток произносимых бабушкой слов ворвался в мозг.

– Гроте, нет! – закричала она. – Немедленно прекрати эти глупости! Ты совсем ничего не понял. Ты только сделаешь себе хуже.

Гуте вздрогнул. Ему необходимо принять снотворное. Вот оно – лежит на столе.

– Гроте! Неужели ты не видишь? Именно этого и хочет от тебя Обелиск! Ты ошибаешься, поверь мне. Остановись и выслушай меня!

– Отстань, – пробормотал Гуте.

Он насадил иглу и стал набирать в шприц снотворное. Жидкость оказалась более густой, чем он ожидал, так что шприц наполнялся медленно. Слушая непрерывную бабушкину болтовню, Гуте перетянул руку, похлопал по набухшей вене и поднес к ней иглу.

– Гроте, зачем ты это делаешь? – воскликнула бабушка.

– Мне нужно поспать, – объяснил Гуте и надавил на поршень. – Всего лишь несколько часов сна.

Руку точно обожгло огнем, и она начала зудеть. Бабушка, на которой теперь лица не было, подняла на внука горестный взгляд.

– Думаешь, ты ввел себе снотворное? – Она покачала головой и отшатнулась, в ее глазах застыл ужас. – Это совсем другое. Ты только что ускорил наступление Слияния. Теперь поспеши к Обелиску. Вокруг него есть мертвая зона, которая остановит начавшийся внутри тебя процесс. Пойди туда и покажи всем, что с тобой случилось. Предостереги их. Необходимо убедить их оставить Обелиск в покое. Нужно попытаться предотвратить Слияние, пока еще не слишком поздно. Гроте, поверь, очень важно убедить их. Очень-очень важно.

И бабушка постепенно исчезла.

Гуте вздохнул от облегчения и на некоторое время расслабился. И тут вдруг его осенило: бабушка говорила все это вовсе не с целью его поддеть. Она сказала чистую правду. «Господи!» – подумал он и, уставившись на опустевший бокс, на использованный шприц, сообразил, что именно ввел себе в вену. Гуте перевел взгляд на руку и увидел, как вена шевелится, точно живая; нечто чужое, проникшее внутрь, совершало странные волнообразные движения.

Он потянулся и нажал тревожную кнопку. Хотел спокойно дождаться прибытия помощи, но обнаружил, что не может усидеть на месте. С ним что-то происходило, в организме начались изменения. Рука зудела и постепенно немела, волнообразное движение усилилось и распространялось по всему телу. Нужно немедленно бежать, увидеть Обелиск, поговорить с ним. Обелиск его спасет – так сказала перед исчезновением бабушка.

Гуте пулей вылетел в коридор и помчался, постепенно углубляясь в недра базы. Выла сирена тревоги, выскакивали изумленные, ничего не понимающие люди. Он промчался через две лаборатории, в которые имел пропуск, потом побежал коридором с прозрачными стенами – за ними снаружи билась вода.

В конце находилась дверь, ведущая в отсек, где стоял Обелиск. Перед входом дежурили два охранника.

– Разрешите мне пройти.

– Извините, профессор Гуте, – сказал охранник, – но объявлена тревога. Разве вы не слышите?

Его напарник странным тоном поинтересовался:

– А что у вас с рукой?

– Это я включил сигнал тревоги. Поэтому-то мне нужно туда попасть. Это все рука, – пробормотал Гуте. – Мне нужно поговорить с ним о руке.

– С кем поговорить? – подозрительно спросил охранник, и оба взяли оружие на изготовку.

– С Обелиском, идиот! – не выдержал Гуте. – Я хочу услышать, что со мной случится!

Охранники обменялись взглядами. Один что-то быстро произнес в микрофон переговорного устройства, второй взял ученого на мушку.

– Так, профессор, успокойтесь. Вам совершенно не о чем волноваться.

– Вы ничего не понимаете!

Тем временем возле входа в отсек уже собирались недоумевающие люди.

– Пожалуйста, мне нужно просто его увидеть! – умолял охранников Гуте.

– Что у него с рукой? – спросили за спиной.

А рука у Гуте перекрутилась – будто ему отрезали кисть, повернули на сто восемьдесят градусов и снова пришили. Теперь что-то происходило, менялось не только в самой руке, но и в плече и в груди.

Он хотел объясниться, но смог издать лишь каркающий звук. В коридоре по-прежнему завывала сирена. Гуте сделал шаг, и один из охранников закричал. Гуте вытянул перед собой изменившуюся руку, и оба стража отпрянули, устраняясь с пути ученого.

– Буду стрелять! Буду стрелять! – завопил один, но так и не выстрелил.

А Гуте уже оказался у самой двери и вставил магнитный пропуск в считывающее устройство. В этот момент в ногу ему ударила пуля, но для Гуте это не имело никакого значения, он едва ли почувствовал боль. Дверь открылась, и он проскочил в проем.

В отсеке никого не было – только он сам и Обелиск. Гуте направился к артефакту, но раненая нога вдруг отказалась повиноваться. Он упал и на локтях и коленях двинулся вперед. Полз, пока не коснулся поверхности Обелиска.

Всякое шевеление в руке вроде бы стихло. Лучше ему не становилось, но и хуже тоже не было. Обелиск помогал! Обелиск останавливал превращение! Гуте с облегчением вздохнул и тут же поморщился от острой боли в ноге.

Он останется здесь, под защитой Обелиска, пока не выяснит, что же с ним приключилось. Тогда он соберет своих людей, и вместе они придумают, как ему помочь. В самом крайнем случае Гуте согласится на ампутацию руки.

Сирену наконец выключили, и Гуте сразу стало легче думать. Он попросит, чтобы все его лабораторное оборудование перенесли сюда, в отсек, – тогда можно будет продолжить исследования. Он пошевелил раненой ногой и скривился от боли. Краешком глаза Гуте увидел, как открылась боковая дверь. Он повернулся и узнал вошедшего, это был один из начальников, тот самый человек с жестоким лицом, который командовал охраной. Как же его зовут? Точно – Крэкс! Вот он как раз и поможет Гуте переместить лабораторию. А еще он любезно привел с собой много рослых, сильных парней. Они все способны ему помочь.

Гуте как раз открывал рот, чтобы обратиться к пришедшим, но тут Крэкс поднял пистолет и проделал во лбу ученого аккуратную дырочку.

– Это было совсем не обязательно, – произнес за его плечом Маркофф.

– Забавно, – хмыкнул Крэкс. – Мне никогда не приходило в голову, что вы настолько щепетильны.

– Я не щепетилен. Но его нужно было оставить в живых для медицинского обследования.

Крэкс пожал плечами.

Маркофф холодно взглянул на подчиненного:

– Передайте тело для изучения. И будьте очень осторожны, а то вы, кажется, уже начали думать, что являетесь незаменимым. Еще десять минут назад у вас для этого были некоторые основания, но не сейчас.

Он резко повернулся и вышел прочь.

Крэкс проследил за ним взглядом. Он испытывал смешанные чувства по отношению к Маркоффу: и презрение, и страх. Через несколько секунд он также направился к двери.

– Заберите тело, – скомандовал он охранникам. – Отнесите его в одну из лабораторий и оставьте там. – Потом он обернулся к толпе зевак. – Кому из вас приходилось делать вскрытие? – Почти все присутствующие подняли руки. Крэкс наугад отобрал троих. – Проведете полное исследование тела и доложите, что с ним случилось.

Он протолкался через редеющую толпу и исчез за поворотом коридора.

 

56

Тело Гуте начало меняться вскоре после того, как охранники уложили его на носилки и вынесли из отсека, но, поскольку оно было прикрыто простыней, никто ничего не заметил. Из-под материи доносились треск и хруст, но охранники посчитали, что это скрипят от тяжести носилки, или же приписали странные звуки шарканью собственных ботинок.

Как и велел Крэкс, они отнесли тело Гуте в ближайшую лабораторию и, не снимая простыни, переложили на стол. Трое ученых, отобранных для проведения вскрытия, двигались чуть позади. Они шептались между собой и не выпускали из рук иконки с изображением Обелиска. После того как охранники удалились, ученые гуськом прошли в лабораторию.

– Нужно связаться с Филдом, – сказал один из них. – Ему будет интересно.

– Сейчас его вызову, – кивнул другой и включил комлинк.

Из-под простыни донесся чавкающий звук, а за ним хруст – будто сломалась кость. Простыня зашевелилась.

– Что это? – спросил ученый.

– Да просто тело коченеет, – уверенно заявил его коллега.

– По-моему, звуки были слишком странные.

– Филд, приветствую, – произнес в микрофон третий.

На экране возникло серое от усталости лицо Филда.

– Хидеки, чего тебе нужно так поздно?

Из-под простыни снова послышался треск – на этот раз еще более отчетливый. Очертания тела заметно изменились.

– Что там у вас такое? – спросил Филд.

– Подождите минутку, – сказал Хидеки.

– Это не просто трупное окоченение, – заявил его коллега.

– Вы правы, – подтвердил другой.

Втроем они медленно приблизились к столу. Самый смелый протянул руку, схватил простыню и бросил на пол.

То, что предстало взору ученых, уже мало напоминало человека. Голова оставалась на месте, но теперь ее окружало полотно деформированной плоти – прежде это были плечи. Существо (язык не поворачивался назвать его доктором Гуте) было живо и слегка шевелилось: то, что осталось от грудной клетки, часто вздымалось и опускалось. Ноги атрофировались, а руки, напротив, удлинились. Туловище сделалось плоским, а ребра и кожа, казалось, вытянулись в стороны так, что образовали подобие крыльев между запястьями и тем, что оставалось от лодыжек, – больше всего это напоминало тело ската манты. Существо имело нездоровый до тошноты цвет. Глубоко запавшие глаза сверкали странным светом.

– Профессор Филд, вы видите? – дрожащим голосом спросил Хидеки.

– Что это?

– О господи! – простонал один из ученых.

Снова раздался треск, и тело продолжило изменяться. Остатки лица опали и практически исчезли, за исключением сверкающих глаз и рта, который теперь представлял собой просто узкую щель. Она стала расширяться, и из нее полезли многочисленные щупальца или усики, больше всего напоминавшие конечности насекомого. Руки и ноги сморщились, а на их месте проросли искривленные костяные образования. Существо издало пронзительный крик и задергалось, пытаясь встать.

Филд закричал ученым, чтобы они быстро убирались. На судне вновь заревела сирена. Профессор Хидеки Исимура кинулся из лаборатории с одной только мыслью: убежать как можно быстрее и как можно дальше.

Двое других ученых застыли на месте, от страха не в силах сделать и шага.

– Бегите! – безостановочно кричал им Филд. – Бегите!

Но они не шевелились. Тем временем существо перевернулось, село на столе и свесилось через край. Оно хрипло дышало, плоть вздымалась и опускалась.

Один из оставшихся в лаборатории ученых негромко вскрикнул и бросился к двери. Кошмарная тварь прыгнула на бегущего человека, окутала, уподобясь капюшону, его плечи и голову и с хлюпающим звуком прижалась к лицу. Несчастный завопил от ужаса, но очень скоро крик захлебнулся. Замерев в своей каюте, Филд наблюдал на мониторе, как со звуком разрываемой плоти существо выпустило странной формы хоботок и через глазницу вонзило его глубоко в череп. Хоботок сразу же запульсировал, словно втягивал жидкость.

Коллега несчастного скорчился в углу, закрыл лицо руками и застонал.

– Бегите же! – снова заорал Филд, но ученый не обратил на него никакого внимания.

Жертва атаки монстра неподвижно лежала на полу. Тварь втянула хоботок и медленно отползла. Прошла минута – возможно даже, какие-то секунды, – и тело ученого затряслось и начало меняться. Филд безмолвно наблюдал, как кожа изменила цвет на темно-лиловый, почти багровый. С мокрым хлопком разорвалась плоть, и из верхней части спины выступили наружу широкие костяные лезвия. Руки внезапно скрылись в грудной клетке, и кисти с деформированными пальцами теперь, казалось, росли прямо из брюшной полости. Волосы осыпались, глаза глубоко запали, уши, словно сделанные из воска, съехали вниз по лицу и там соединились с шеей.

Существо медленно встало и заковыляло к двери в коридор.

Оставшийся в живых ученый сидел скрючившись в углу и скулил. Тварь, еще недавно бывшая доктором Гуте, потащилась к нему, неуклюже переваливаясь. Вот она подобралась ближе и прыгнула. Филд протянул руку и выключил монитор, чтобы не слышать предсмертных криков несчастного.

 

57

Он спал и видел во сне, как идет по пустынному берегу, держа за руку Аду.

– Майкл, скажи мне…

– Что?

– Ты меня любишь?

Он не знал, что ответить, и потому промолчал. Да, конечно, он любил Аду, в этом не было сомнений, но он не знал, как сильно она изменилась, насколько они отдалились друг от друга.

– Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал.

– Что именно?

– Я хочу ребенка.

– Ты серьезно?

Ада кивнула:

– Да, мне это нужно. И потом – ребенок нас сблизит.

В этот момент в сон ворвался далекий, но назойливый звук. Поначалу он был едва-едва слышен, но с каждой секундой делался все громче и громче. Ада продолжала говорить как ни в чем не бывало, однако он уже не различал ее слов. Потом и Аду, и пляж начала поглощать наползающая темнота, весь сон стал распадаться на кусочки, и наконец Олтмэн проснулся.

Звук был слышен и наяву. Кто-то снова включил тревожную сирену. Олтмэн вскочил с кровати, быстро оделся и вышел в коридор. Там не было ни души. В комнате запиликал комлинк.

– Олтмэн? Олтмэн, это Филд. Ты у себя?

Он вернулся в каюту и включил монитор:

– Здесь я.

– Случилось что-то ужасное, – дрожащим голосом произнес Филд. Его лицо было белее мела. – Я видел это, но с трудом верю собственным глазам. Это невыразимо чудовищно. Олтмэн, спасайся, и как можно скорее.

– Успокойся, Филд. Объясни, что стряслось.

– Оно вырастило мечи. Просто вырастило их из своей спины, как…

На заднем плане послышался крик. Филд повернулся, и Олтмэн увидел, что в его руке зажат пистолет. Связь прервалась.

Теперь крики раздавались уже в коридоре. Олтмэн подошел к двери и, высунув голову, увидел мчавшегося в его сторону ученого.

– Эй, что произошло? Подождите минуточку. Да стойте же!

Но человек не остановился, только крикнул на бегу:

– Они повсюду! В них стреляют, а им хоть бы что.

Он повернул за угол и скрылся из виду.

«Я еще сплю», – подумал Олтмэн. Он зажмурился и помотал головой, а когда снова открыл глаза, обнаружил, что ничего не изменилось. По-прежнему откуда-то доносились вопли, но теперь к ним прибавились выстрелы.

Олтмэн кинулся назад в каюту и огляделся в поисках оружия. Ничего. Не задерживаясь, он выскочил в коридор и быстро зашагал в том же направлении, куда убежал ученый. Свернул за угол и обнаружил, что дальнейший путь перегорожен поставленным набок большим лабораторным столом. Олтмэн пошел вперед, и тут же грянули выстрелы, пули ударились в стену рядом с его головой.

– Не стреляйте! – крикнул он, поднимая руки. – Это я, Олтмэн.

За баррикадой раздались крики, и стрельба прекратилась. Из-за стола высунулась рука и поманила Олтмэна. Он быстро подошел, ловко перебросил туловище через преграду и оказался на той стороне.

– Олтмэн, – хлопнул его по плечу Шоуолтер, – как хорошо, что они не добрались до вас.

– Кто не добрался? Объясните, что происходит.

– Точно не знаю. – Глаза ученого нервно бегали из стороны в сторону. – Я видел только одного, но мне хватило. Это настоящее чудовище. На месте рук и ног у него что-то вроде костяных лезвий, а передвигалось оно, словно гигантский паук. Голова болталась, будто привязанная, глаза уставились в пол, но все равно оно, казалось, видело нас. Я не знаю, кем была эта тварь, но на ней болтались остатки одежды, значит прежде она была человеком. Но теперь, дьявол ее забери, в ней не осталось ничего человеческого. Олтмэн, здесь случилось что-то ужасное.

– Все ясно. – Олтмэн оглянулся.

Одного из товарищей Шоуолтера он знал – кажется, его звали Уайт. Третий член маленькой группы был ему незнаком.

– Держите. – Шоуолтер протянул Олтмэну винтовку. – Забрал у охранника, которому оторвали голову. Не знаю, правда, поможет ли. Эти твари, когда в них стреляешь, не хотят подыхать.

Олтмэн взял оружие.

– И много осталось в живых?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Шоуолтер. – Нас четверо, считая вместе с вами. Вероятно, некоторые охранники. Мы видели также нескольких ученых.

– Я совсем недавно общался по видео с Филдом, так что он тоже еще жив. Наверное, все началось здесь, внизу. Может быть, в верхней части судна все по-прежнему спокойно.

– А может, и нет, – заметил Шоуолтер.

– Надо связаться с Филдом. Скажите, пусть идет к шлюзу, закроет люк и дожидается с той стороны. Мы пробьемся к выходу, и тогда он нас впустит.

Шоуолтер повторил указание третьему члену своей команды, малому по имени Питер Ферт. Тот вытащил эйчпод и стал вызывать Филда.

Из дальнего конца коридора прилетел чудовищный рев, и следом из-за поворота шаркающей походкой вышло… нечто. Ростом оно было приблизительно со взрослого человека, но руки казались руками ребенка. Вырастали они при этом из живота твари. Из верхней части спины торчали два соединенных между собой костяных лезвия, похожие на крылья некой чудной птицы без оперения. Кожа у существа была испещрена пятнами и сочилась гнусного вида жидкостью. До людей донесся слабый запах гниющего мяса. В целом тварь имела человекоподобные очертания, но Олтмэн никогда бы не догадался, что она раньше была человеком, если бы к груди не прилипли клочья военной формы.

– Вот дерьмо, – прошептал Олтмэн.

– Ферт, продолжай вызывать Филда, – негромко приказал Шоуолтер, – а мы задержим этого урода. Да, ребята, и постарайтесь по возможности не палить по стенам. Не хватало нам растратить без толку все патроны.

Олтмэн взглянул на Уайта и заметил: тот так крепко сжимал в руках винтовку, что побелели костяшки пальцев.

Тварь медленно ковыляла по коридору к баррикаде. Вдруг она замерла, потом издала рык и с воплем бросилась на людей.

– Огонь! – воскликнул Шоуолтер.

Все трое выстрелили одновременно. Пули немного замедлили продвижение твари, но непохоже было, чтобы серьезно ей повредили. Она продолжала идти к людям. Олтмэн тщательно прицелился в голову и три раза подряд нажал на спусковой крючок. По крайней мере две пули из трех попали в цель – в стороны полетели ошметки плоти и брызнула кровь, – но существо, казалось, не обратило на это внимания.

Через мгновение оно достигло баррикады и полезло на стол. Люди, пригнувшись, продолжали стрелять, стараясь не подпустить к себе чудовище, но оно с удивительной легкостью пробралось невредимым через град пуль и атаковало Уайта.

Тот заорал благим матом и кинулся бежать. Костяные лезвия глубоко вонзились в спину бедолаги, и из ран хлынула кровь. Тварь тесно прижалась к Уайту, словно к любовнику, и наклонилась, намереваясь укусить за шею.

Смотреть на происходящее было ужасно. Уайт трепыхался, словно вытянутая из воды рыба, и дико визжал. Подобный визг Олтмэн слышал лишь однажды, когда кролику выстрелили в голову, но он еще какое-то время жил и испытывал чудовищную боль. Тварь, издавая неразборчивое бормотание и исходя слюной, продолжала яростно кусать жертву; она размахивала головой так, что во все стороны летели ошметки плоти и брызгала кровь.

Первым побуждением Олтмэна было бежать прочь от кошмара наяву. Остановила его только промелькнувшая в голове мысль: «Если я не убью тварь, то буду следующей жертвой».

Он подобрался, насколько было возможно, вплотную, приставил ствол винтовки к шее монстра и выстрелил четыре раза подряд. Выпущенные в упор пули практически оторвали голову от туловища, и тварь все же выпустила горло несчастного Уайта. Но, даже почти лишившись головы, она продолжала шевелиться.

– Да можно вообще уничтожить этих гадов? – в отчаянии воскликнул Олтмэн.

Рядом крякнул Шоуолтер. Он приставил дуло пистолета вплотную – так же как Олтмэн – к месту, откуда вырастало костяное лезвие, потянул за спусковой крючок, и кошмарная конечность оторвалась.

– Есть! – закричал Олтмэн. – Получил, урод!

Он, в свою очередь, опустил ствол винтовки и трижды выстрелил. Нога существа подвернулась. Оно накренилось набок и наконец рухнуло, увлекая за собой Уайта. Олтмэн перепрыгнул через баррикаду и обрушился на лежащую тварь. Он стрелял и яростно топтал ногами оставшиеся конечности до тех пор, пока они не превратились в кровавое месиво и он не решил, что тварь более не опасна. Даже теперь Олтмэн не был уверен, что она мертва, но можно было, по крайней мере, не опасаться нападения.

Потрясенный, он отступил в сторону. Ботинки и брюки до колен блестели от крови, грудь и руки также были ею забрызганы. Уайт еще дышал, хотя пребывал в шоковом состоянии. Спина представляла собой сплошное кровавое месиво. Олтмэн присел рядом и несколько раз ударил его по лицу, чтобы привести в чувство. Уайт моргнул, а потом глаза заволокло пеленой. Он был мертв.

– С ним все в порядке? – спросил Шоуолтер.

Олтмэн открыл рот и попытался сделать Уайту искусственное дыхание, вдохнуть жизнь в мертвое тело. На губах он ощутил вкус крови.

Шоуолтер коснулся его плеча:

– Оставьте его.

Олтмэн поднял взгляд и покачал головой. Едва он повернулся, чтобы снова поднести губы ко рту мертвеца, как услышал треск и увидел, что тело Уайта забилось в конвульсиях.

Олтмэн выпрямился и отпрянул в сторону. Лежавшего на полу мертвеца била крупная дрожь, он дергался и корчился. А потом начал меняться.

Круглыми от ужаса глазами Олтмэн наблюдал за происходящим и изо всех сил старался не поддаться панике.

– Что же это за чертовщина?

– Он изменяется, – отозвался Шоуолтер. – Теперь он один из них.

– Давайте убираться отсюда на хрен! – крикнул Олтмэн.

– Боюсь, перед этим нужно еще кое-что сделать.

– Что же?

– Мы должны быть уверены, что оно не станет нас преследовать.

Олтмэн кивнул и крепко сжал губы.

– Вы имеете в виду… – сказал он через несколько секунд.

– Нам придется расчленить тело, – кивнул Шоуолтер.

Двое мужчин стояли рядом, тяжело дышали и смотрели на залитый кровью пол коридора, на раскиданные куски тел твари и частично превратившегося Уайта.

«Я никогда не стану таким», – подумал Олтмэн.

По тому, как Шоуолтер быстро отвел взгляд в сторону, Олтмэн догадался: коллега испытывает похожие чувства. Еще он подумал, что теперь у него появился богатый материал для гораздо более жутких ночных кошмаров, чем те, что преследовали его раньше.

– Я связался с Филдом, – сообщил Питер Ферт. – Насколько он может судить, все эти твари пока находятся только на нижних уровнях. Он попытается добраться до шлюза и закрыть его. Потом будет ждать, когда мы выйдем на связь.

– Если мы хотим туда прорваться, нам понадобится другое оружие. От винтовок толку никакого, – сказал Олтмэн. – Пули этих гадов не берут, они едва-едва могут замедлить их продвижение.

– И что вы можете предложить? – поинтересовался Шоуолтер.

– Нужно по дороге прочесать лаборатории, а также подсобные помещения. Будем искать любые предметы, которыми можно отрубить тварям конечности, иначе их не остановить.

В первой же лаборатории они обнаружили ручной плазменный резак – с удаленным предохранителем он мог превратиться в подходящее для ближнего боя оружие. Шоуолтер забрал у мертвого охранника лазерный пистолет и при помощи найденных в соседней лаборатории инструментов отрегулировал ширину луча таким образом, что теперь им можно было нарезать живое существо ломтями. Питер Ферт отыскал лазерный скальпель и настроил его, чтобы одним ударом отсечь, скажем, кисть руки.

– Не факт, что их это остановит, – мрачно заметил Олтмэн.

– Меня в первую очередь беспокоит, как бы разрубить эти лезвия, – отозвался Ферт. – Если удастся, я буду чертовски рад.

– Ну хорошо. В конце концов, что нам терять? Пошли.

 

58

– Крэкс, у вас есть две секунды на то, чтобы объяснить, что, черт подери, происходит.

Маркофф махнул рукой в сторону висевших над пультом управления экранов – на них передавались объемные изображения из различных частей плавучей базы. На судне царил хаос. Вот коридор перегородил поставленный на попа стол, а за ним притаились, сидя на корточках, ученые и охранники. Вот в шею мужчины впилось зубами ужасное существо – нечто среднее между гигантским пауком и ожившим воплощением смерти с косой. Еще один экран показывал сцену чудовищной бойни: по всему коридору были в беспорядке разбросаны куски человеческих тел. А вот целая группа человекоподобных тварей стояла на одном месте и в нерешительности покачивалась взад-вперед.

Крэкс, похоже, находился в шоке. Он обильно потел, глаза метались в разные стороны.

– На нас напали. Какие-то монстры. Я не знаю, кто они или что.

– Да кто они такие, на хрен, и как попали на борт?

– Я даже не представляю, – признался Крэкс. – Никогда не видел подобного.

– Мне они кажутся знакомыми, – заговорил Стивенс. – Вы ничего не заметили?

– Знакомыми? – переспросил Маркофф и перевел взгляд на один из мониторов. – Да, пожалуй, я понимаю, что вы имеете в виду.

– Вот этот, – продолжил Стивенс, – был Молиной. Можно догадаться по тому, что осталось от лица. Кроме того, на всех болтаются лохмотья.

– Они были людьми? – спросил пораженный Крэкс.

Стивенс кивнул:

– Правда, сейчас они уже определенно не люди.

– И что это значит? – задал вопрос Маркофф.

– Я только что выслушал рассказ Хидеки Исимуры, астрофизика, – доложил Крэкс. – Он первым повстречался с одним из этих существ, – точнее, людей было трое, но только он остался в живых. Исимура перепуган до смерти, мне пока мало удалось из него вытянуть. Однако он непрерывно повторяет имя Гуте. Я думал, просто бредит, но если эти твари раньше были людьми, то возможно, что Гуте стал первым превратившимся.

– Я же говорил, что вы поторопились, не надо было его убивать, – бросил Маркофф. – Где этот Исимура? Я хочу с ним поговорить.

– Он здесь, готов к эвакуации. Сэр, нам нужно убираться отсюда.

– Я не люблю убегать от схватки, – заявил Маркофф.

– Но здесь мы имеем дело не с людьми, – сказал Крэкс. – В голову этой твари выпускаешь две-три пули, а она продолжает идти. Отрываешь ей начисто башку, но она все равно идет и идет.

– Это невозможно.

Крэкс покачал головой.

– Как вы думаете с ними сражаться?

– Значит, применим тактическую хитрость: якобы отступим, а сами тем временем перегруппируем силы. Я думаю, на пути к великим открытиям люди часто сталкиваются с подобными препятствиями.

– Сэр, это не простое препятствие, – произнес Крэкс. – Это катастрофа.

Маркофф холодно улыбнулся:

– И сколько их уже, по-вашему? Сто? Двести? Даже если все или почти все превратились в этих мерзких тварей, это сущая ерунда по сравнению с великой конечной целью. Просто небольшая помеха. Вы не успеете и оглянуться, как мы продолжим операцию.

– Вы шутите?

– Предлагаю воспользоваться камерами, установленными по всему судну, – сказал Маркофф. – Надо настроить их так, чтобы они передавали картинку на спасательный катер. Не вижу причины, почему нам не следить за происходящим. Мы сможем узнать много полезного для себя.

– Но вы же не думаете на самом деле…

– Обелиск существует, – холодно произнес Маркофф. – Если мы его упустим, кто-то другой обязательно воспользуется подарком. С потерями, которые мы уже понесли и еще понесем, можно смириться.

– Сэр, мы ведь эвакуируемся? – напряженным голосом спросил Крэкс.

– Вы уже достаточно четко обозначили свою позицию, мистер Крэкс. Мы со Стивенсом будем готовиться к эвакуации. А вот что делать с вами, я пока еще не решил.

– Но вы же не собираетесь оставить меня здесь?

– Именно собираюсь. Я вам уже говорил: незаменимых людей нет.

– Крэйг, – сказал Стивенс своим негромким приятным голосом, – оставлять Крэкса здесь не имеет никакого смысла. Он принесет нам гораздо больше пользы живой, нежели мертвый. Если вы решите наказать его, вы тем самым накажете и нас.

Маркофф на мгновение задумался, а потом произнес:

– Да, вы всегда рассуждаете здраво. А вы, Крэкс, хотя бы приготовили для нас безопасный маршрут отхода?

– Да, сэр, – с готовностью заявил Крэкс. – Массовое бегство еще не началось. Если мы отправимся прямо сейчас, то успеем.

– Хорошо, – кивнул Маркофф. – Ведите нас.

 

59

– А что Маркофф? – спросил Олтмэн.

– А что с ним такое? – вопросом ответил Шоуолтер.

– Какие у него соображения обо всем этом?

– Не знаю. Я пытался выйти с ним на связь, но безуспешно. Может быть, он уже мертв.

– Я бы этому очень удивился, – хмыкнул Олтмэн.

Они шагали вперед через служебные помещения. Сначала зашли в аппаратную, а уже оттуда через герметичную дверь проникли непосредственно в лабораторию. По дороге люди увидели еще нескольких тварей, но удалось избежать встречи со всеми, кроме двух. Этих же они удачно изрубили в капусту, не понеся при этом потерь. В первой лаборатории все было как всегда, ничего необычного они не обнаружили. Когда же Олтмэн открыл дверь в следующую, он сразу понял: что-то здесь не так.

А потом он увидел. Из воздуховода на пол стекала странная на вид субстанция. Она уже широко расползлась по полу и, казалось, слилась с ним в единое целое.

Олтмэн показал на нее резаком:

– Оно начинает распространяться. Просачивается через вентшахты.

Через несколько секунд лампы замигали, а потом погасли; осталось гореть лишь аварийное освещение. Лаборатория погрузилась в полумрак.

– Подбираются к системе электроснабжения, – сказал Шоуолтер. – Нам лучше поторопиться.

Они уже почти дошли до входа в следующую лабораторию, когда услышали, как что-то (или кто-то) шевелится в системе воздуховодов под потолком. На глазах у людей расположенная прямо над ними решетка люка отлетела в сторону и нечто рухнуло на палубу, чудом никого не задев.

Оно не имело формы и пульсировало. Больше всего это напоминало холмик, который периодически опадал и словно растекался по полу, превращаясь в лужицу тягучей жидкости. Оно медленно перемещалось по палубе и оставляло за собой будто кислотой выжженный шипящий след. Все, к чему оно прикасалось, либо засасывалось внутрь булькающей массы, либо обдиралось до голого металла. Пока оно неспешно перекатывалось по полу, Олтмэн периодически различал внутри человеческий череп, а однажды даже заметил нечто похожее на смеющееся лицо.

– И как можно отрезать конечности у того, что вообще не имеет ни рук, ни ног? – срывающимся голосом спросил Ферт.

Существо медленно двигалось к людям – не то привлеченное голосами, не то руководствуясь какими-то своими резонами. Агрессивности оно, впрочем, не проявляло. Вот тварь проползла мимо – люди почувствовали себя в ловушке, – и Олтмэн задумался: а что же это вообще такое? Существо оставляло за собой голую палубу, сдирая с нее все подчистую. Не в силах сдвинуться с места и понимая, что времени у них практически нет, Олтмэн мог только смотреть. Существо уничтожало все на своем пути, живое и мертвое, и Олтмэн не удивился бы, если бы обнаружил, что при этом оно увеличивается в размерах. Насколько оно может увеличиться? Есть ли вообще пределы его роста? Не поглотит ли оно в конце концов весь мир?

– Нам нужно возвращаться, – сказал Шоуолтер.

Олтмэн кивнул, и все трое направились к двери, через которую прошли раньше. Ферт уже собирался ее открыть, но Олтмэн остановил товарища.

– Не спешите, – произнес он шепотом. – Я что-то слышал.

Он приложил ухо к двери – да, с той стороны кто-то находился. Судя по царапающим звукам и невнятным стонам, существо это явно не было человеком.

«Что же теперь делать?» – лихорадочно думал Олтмэн, пока его взгляд метался по лаборатории в поисках спасения.

Может, если они будут достаточно проворны, удастся пробежать мимо твари. Или же нужно просто выскочить и напасть на то, что ждет за дверью. Постараться уничтожить или хотя бы ранить тварь до того, как она сама набросится на них.

Тут Олтмэн заметил, что Ферт тычет куда-то пальцем. Он посмотрел в том направлении: на стене, рядом с ползающей тварью, висел баллон с водородом, и к его концу была привинчена горелка.

Обрадованный Олтмэн снял баллон, до упора открутил насадку, зажег горелку и настроил так, чтобы та давала струю пламени предельной длины. Опустив импровизированный огнемет почти до самого пола, Олтмэн направил струю на тварь.

Там, где его касалось пламя, существо занималось огнем, поверхность покрывалась черными пузырями. В других местах оно отдергивалось от огня и пыталось отодвинуться подальше. Олтмэн подошел, продолжая поливать тварь струей из горелки. От поднимавшегося к потолку едкого дыма запершило в горле. Но даже несмотря на значительные повреждения, существо продолжало ползти; горящие и обожженные участки плоти складывались и бесследно исчезали в его сердцевине. Но теперь, по крайней мере, оно двигалось в другом направлении.

– Я могу удерживать его на расстоянии, – крикнул Олтмэн товарищам, – но не уничтожить!

Ферт собирался что-то ответить, как вдруг дверь с грохотом слетела с петель. Продолжая размахивать «огнеметом», Олтмэн кинул быстрый взгляд через плечо и увидел, как Ферт отсекает лазерным скальпелем костяное лезвие. Шоуолтер пятился и непрерывно палил из пистолета; с полдюжины тварей угрожающе выставляли мечеобразные конечности и неуклюже надвигались. Ферт оказался в самой их гуще, твари окружали его, и бедолаге приходилось напрягать все силы, чтобы выбраться на свободу. Но противников было слишком много. Олтмэн увидел, как одно из чудовищных созданий резко припало мордой к шее Ферта. Тот завопил и стал отчаянно отбиваться. Наконец ему это удалось. Он ударил тварь кулаком, а потом распорол ей пасть скальпелем, но ее место тут же заняла другая. Ферт снова заорал, а через мгновение чудовище оторвало ему голову; безжизненное тело кулем повалилось на палубу.

Два монстра были уничтожены, еще один покалечен. Рука и нога у него не действовали, однако он передвигался ползком и при этом угрожающе шипел. Шоуолтер со всей силы наступил на него.

Итак, осталось три. Олтмэн выпустил последнюю струю пламени в ползающую тварь, повернулся и вытащил плазменный резак. Одно из существ как раз со свистом опускало костяное лезвие на спину Шоуолтера, но Олтмэн успел вовремя: резак отсек конечность почти впритык к туловищу. Лезвие другой твари глубоко вспороло ему руку, и Олтмэн едва не выпустил оружие. Чертыхаясь, он все же сумел удержать резак и двумя яростными взмахами отрубил чудовищу обе ноги. Лазерный луч из пистолета с шипением пронесся рядом с его головой и отсек последнему из монстров верхнюю конечность. Не обратив на это внимания, тот с жутким криком прыгнул вперед, проскочил мимо Олтмэна и налетел на Шоуолтера.

Ученый оступился, пистолет выпал у него из рук и выжег на стене неровную линию. В смертельном объятии Шоуолтер и атаковавшее его существо упали назад, прямо на расползавшуюся тварь.

Олтмэн немедленно зажег горелку и бросился на помощь, но было поздно. Тварь моментально поглотила Шоуолтера, и несчастный просто исчез, растворился в непрерывно шевелящейся, пульсирующей массе. Как ни странно, существо с костяными лезвиями постигла та же судьба: и оно было поглощено быстро и безвозвратно, хотя, вероятно, состояло в родстве с ползучим ужасом.

Олтмэн придавил каблуком последнее из созданий, которое еще шевелилось, а потом выпустил целый фонтан огня на копошившуюся тварь. Та дернулась и отпрянула достаточно далеко, чтобы Олтмэн проскочил мимо к спасительной двери.

«Вот и все, – подумал Олтмэн. – Я остался один».

Было очень трудно удерживаться от чувства, что идти вперед бессмысленно. Конец виделся неизбежным: одна из этих тварей схватит его и разорвет на куски.

И все же Олтмэн продолжал идти. Он теперь хромал, хотя и не мог припомнить, когда именно и как повредил ногу. В лаборатории он обнаружил аптечку первой помощи и перевязал раненную в схватке руку. Довольно часто приходилось останавливаться и отгонять огнем проклятого ползающего монстра.

Однако Олтмэну везло. Пробираясь по едва освещенным аварийными лампами коридорам, он встретился с пятью обладателями костяных лезвий. Ни разу твари не попадались ему больше чем по двое, и все в таких местах, где не имели возможности загнать Олтмэна в угол или окружить. Справиться с одной-единственной тварью проблем не составило, но вот когда они атаковали парами, приходилось значительно тяжелее. Как только все закончилось, Олтмэн не удержался от мысли, что, если бы хоть раз луч прошел чуть выше или, наоборот, чуть ниже, какая-нибудь гадина добралась бы до его шеи.

А потом он увидел Аду. Не вживую – ее голографическое изображение сквозь бурю помех проступило на эйчподе.

– Майкл, ты видишь?

– Ада, ты?

– Да, я. Пока все в порядке, но не знаю, что они собираются со мной делать. Майкл, если слышишь меня, пожалуйста, поторопись.

– Ада, ты где? – крикнул Олтмэн.

Но Ада его, похоже, не слушала. Она протянула руку в сторону, изображение на экране задрожало, исчезло на короткое время, потом восстановилось.

– Майкл, ты видишь?

И запись пошла по второму кругу. Однако увиденное послужило для Олтмэна вполне достаточным стимулом, чтобы двигаться дальше.

По мере продвижения на верхние уровни плавучей базы страшных тварей встречалось все меньше. От одних он просто прятался, остальных же убивал, стараясь действовать как можно тише, чтобы не привлечь внимания других монстров.

Тем не менее Олтмэн очень удивился, когда обнаружил, что до заветного шлюза остался всего один коридор. Появилась слабая надежда, что удастся выбраться живым.

Но сначала предстояло справиться с серьезной проблемой. Впереди маячила фигура существа еще более жуткого, нежели все прежние; его образовали сразу несколько трупов. Оно напоминало паука; мечеподобные конечности, характерные для прочих тварей, служили ему ногами. Ног этих было семь. Собственно тело состояло из изогнутых и частично сросшихся и переплетенных между собой туловищ. С одного бока болтались две головы, – казалось, они вот-вот отвалятся.

Олтмэн притаился за дверью и принялся рассматривать ходячий кошмар. На нижней части тела пульсировал желто-черный бугор – подобие опухоли.

«Беги быстрее и режь его на ходу», – мысленно скомандовал он себе. Не самый лучший план, но ничего другого придумать все равно было нельзя.

Довольно долго он стоял в нерешительности; потом наконец сделал глубокий вдох и ринулся в атаку.

Существо мгновенно развернулось в сторону бегущего человека, зашипело и поспешило навстречу. Костяные конечности громко цокали по полу коридора.

Олтмэн не успел подобраться достаточно близко, чтобы пустить в ход резак, поскольку произошло из ряда вон выходящее. Одна из свободно болтающихся голов вдруг оказалась наверху, а потом оторвалась от тела и полетела прямо на Олтмэна. Она ударила его в грудь и выпустила множество мускулистых щупалец, которые немедленно начали сжиматься на шее.

«Вот черт!» – воскликнул про себя Олтмэн, отшатнулся назад и попытался оторвать щупальца. Паукообразная тварь продолжала резво двигаться к нему. Вторая ее голова теперь тоже оказалась наверху, намереваясь сорваться в полет вслед за первой. Олтмэн изо всех сил бил рукояткой резака набросившуюся на него голову, и наконец та чуть-чуть ослабила хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы Олтмэн смог вздохнуть, а потом просунуть руки между щупальцами и своей шеей. И вот он оторвал их вместе с «самостоятельной» головой.

Она еще попыталась ползти вверх по руке в надежде снова добраться до шеи, но Олтмэн крепко держал ее за извивавшиеся щупальца и не отпускал. Теперь его атаковала и вторая голова, но Олтмэн ловко сбил ее при подлете первой и растоптал в бесформенную массу. Первую же голову он швырнул в стену, а затем развалил пополам плазменным резаком.

А паукообразная тварь уже подобралась вплотную. Олтмэн отсек кончик одной лапы, но существо тут же поднялось на три задние и атаковало его четырьмя другими. Олтмэну удалось успешно отразить удары двух лап и уклониться от третьей. Он даже успел отсечь резаком часть четвертой конечности, но увернуться уже не смог и получил чувствительный удар в грудь, упал и несколько мгновений не в силах был даже вздохнуть.

Тут же тварь нависла над Олтмэном и стала пристраиваться поудобнее, чтобы покончить с ним. Олтмэн отсек одну ногу, потом другую, но существо, похоже, этого даже не заметило. Он с размаху врезал твари ступней, следом нанес удар кулаком, быстро отполз чуть назад, выхватил плазменный пистолет и – зная, что толку от этого будет немного, но надеясь хотя бы выиграть время – открыл огонь.

Лазерные импульсы поражали ноги существа, со свистом проникали в плоть, но остановить его не могли. Вот оно снова нависло над Олтмэном. Он пнул его уже двумя ногами и на этот раз добился успеха: тварь пошатнулась и, не удержав равновесия, опрокинулась.

Пока она барахталась и пыталась подняться, Олтмэн снова заметил пульсирующую желто-черную опухоль и выстрелил в нее.

Опухоль взорвалась, и Олтмэна отбросило назад, в дверной проем. На какое-то время он оглох. Существо разлетелось на несколько частей, одна из которых оказалась «самостоятельной» и направилась к Олтмэну. Он с трудом поднялся, шагнул вперед и рассек ее резаком пополам.

От взрыва стены коридора содрогнулись и пошли тонкими трещинами. Олтмэн на дрожащих ногах исследовал стены – не образовался ли проход наружу? – но они пока держались.

Прихрамывая и ощущая звон в ушах, он доплелся до конца коридора и замолотил кулаками в запертый люк шлюза. Ответа с той стороны не было.

– Это Олтмэн! Впустите меня!

Никакой реакции не последовало, и тогда Олтмэн сообразил, что можно поступить проще. Он достал эйчпод и вызвал Филда. В следующее мгновение люк отошел в сторону, и Олтмэн ввалился в проем.

– Олтмэн! – Филд одной рукой крепко сжимал иконку с изображением Обелиска, в то время как другой закрывал люк шлюза. – Слава Обелиску, ты пришел, а то я уже начал терять надежду.

– Где Ада? – первое, что спросил Олтмэн.

– Полагаю, ее по-прежнему держат на материке. Я не видел ее несколько дней.

– Но она выходила со мной на связь. Она была здесь.

– Мне очень жаль, – произнес Филд, – но я ее не видел.

«Может, это был Обелиск? – подумал Олтмэн. – Да, но как такое возможно? Ведь Обелиск передает изображения только умерших людей, а Ада жива».

И тут кровь застыла у него в жилах. До Олтмэна наконец дошло то, что он знал уже некоторое время – после того, как увидел ее во сне. Ада была мертва.

Филд схватил его за рукав:

– Нужно уходить. Не знаю, сколько мы сможем удерживать их взаперти.

– Где Маркофф? – просил Олтмэн.

– Понятия не имею. Должно быть, он уже собрал вещички и смотался с судна. А может, он мертв. Лично мне все равно.

Олтмэн кивнул.

– Нам придется вернуться, ты же понимаешь, – сказал вдруг Филд.

– Что?

– Сейчас отправимся за помощью, а потом вернемся. Мы должны убедиться, что они не вырвутся оттуда. Необходимо защитить Обелиск.

Олтмэн следовал за Филдом вверх по лестницам, через ряд открытых отсеков, а затем по изгибающемуся коридору в центральный купол. Наконец они зашли в лифт, чтобы подняться на самый верх, но тот не сдвинулся с места.

– В чем дело? – спросил Олтмэн.

Филд покачал головой:

– Очевидно, мощности аварийного питания недостаточно. Придется подниматься самим. Идите первым.

Олтмэн закинул за спину плазменный резак и начал взбираться вверх по приставной лестнице, Филд лез следом. Лестница была узкой, расстояние между ней и стеной – маленьким, и Олтмэн очень быстро устал. Измотанный до предела недавними приключениями, он, чтобы не упасть, вынужден был сосредоточиваться каждый раз, когда ставил ногу на ступеньку. Филд, впрочем, чувствовал себя ничуть не лучше: он так тяжело, с такими хрипами дышал, словно вот-вот потеряет сознание.

– Эй, ты как? – не оборачиваясь, спросил Олтмэн.

– Жить буду, – пошутил Филд и хотел добавить что-то еще, но словно поперхнулся и резко замолчал.

Олтмэн поглядел вниз и увидел, что Филда душит нечто напоминающее беловато-серую змею или ожившую кишку. Одним концом оно крепко прицепилось к лестнице, вторым плотно обмоталось вокруг горла Филда. Бедолага пытался оторвать существо от шеи, одновременно стараясь удержаться за перекладину. Олтмэн закричал и начал спускаться на помощь коллеге. Тот отпустил перекладину, чтобы сражаться с тварью обеими руками.

Олтмэн находился уже совсем близко, он стал доставать резак, собираясь разрубить тварь пополам, но была одна проблема: Филд не держался за лестницу. Если он атакует тварь, Филд полетит вниз.

– Филд! – крикнул Олтмэн. – Хватайтесь за лестницу.

Но тот его, похоже, не слышал. Лицо бедняги побагровело, а из ушей сочилась кровь. Олтмэн вытянулся в струнку и со всей силы припечатал каблуком хвост твари, которым она прицепилась к лестнице. Тварь забилась под его ногой, но Филда не отпустила. Потом она резко дернулась, и вдруг голова Филда оторвалась от шеи, точно виноградина от ветки, и с глухим стуком упала на палубу далеко внизу. Обезглавленное тело, ударяясь то о стену, то о лестницу, камнем полетело вслед.

Олтмэн наблюдал, как тварь, извиваясь, быстро юркнула вниз. Оказавшись на палубе, она, не останавливаясь, такими же змеиными движениями заскользила к трупу Филда. С ужасом и отвращением Олтмэн увидел, как она проткнула живот и, трансформировав один свой конец в подобие копья, проникла под кожу. Медленно, вихляя туловищем из стороны в сторону, она проталкивалась в тело Филда. Живот его постепенно раздувался все сильнее, и наконец, изогнувшись в последний раз, существо полностью исчезло внутри трупа.

Олтмэна чуть не вырвало. Он крепко держался за перекладину и некоторое время просто смотрел вниз. Мог бы провисеть еще неизвестно сколько, но тут его как громом поразила мысль: «А что, если здесь есть и другие подобные гады?» Затравленно оглядываясь по сторонам, Олтмэн заставил себя продолжить подъем.

Наконец он добрался до люка, распахнул его и вылез на верхнюю палубу. Потом закрыл за собой крышку и тщательно проверил запоры. Олтмэн очень надеялся, что никаким существам не под силу их открыть, хотя стопроцентной уверенности не испытывал.

Олтмэн начал спускаться по сделанным в боковой стеклянной стене купола узким ступенькам. Они вели к лодочной площадке, о которую беспрерывно бились волны. Почти все моторки отсутствовали, осталась лишь одна. Олтмэн отвязал швартовы и забрался в нее.

Мотор завелся с пол-оборота. Только тогда Олтмэн наконец почувствовал, что у него действительно есть возможность выбраться из этого кошмара, есть шанс спастись.

Но потом он вспомнил о Филде. О Филде, который погиб, потому что не убежал, а дождался Олтмэна.

«Сейчас отправимся за помощью, а потом вернемся, – сказал он. – Мы должны убедиться, что они не вырвутся оттуда».

«Ну уж нет, – подумал Олтмэн, – с меня хватит. Я никуда не собираюсь возвращаться».

Внезапно он почувствовал, что находится в лодке не один. Кто-то был рядом, буквально за спиной, вне поля зрения. Олтмэну стало страшно. Он представил себе, как поворачивается и видит Филда. Голова его на месте, но еле-еле держится на шее и может отвалиться в любой момент.

– Привет, Олтмэн, – произнес кто-то.

– Филд, отстань от меня.

– Ты вернешься за мной?

Только теперь Олтмэн сообразил, что голос не совсем похож на голос Филда.

– Филд, ты умер. Я не могу за тобой вернуться.

– А как насчет меня?

Нет, говорил точно не Филд. Теперь это был женский голос. Он повернул голову и увидел Аду.

– Ада, где ты? Кто тебя убил?

– Я здесь, вот она. Майкл, ты мне нужен. Ты должен довершить начатое.

Олтмэн покачал головой:

– Нет, ты не Ада. Ты галлюцинация.

– Майкл, ничего не закончилось. Всем угрожает серьезная опасность. Ты должен остановить Слияние.

– Что такое Слияние?

– Ты видел Слияние. Ты должен его остановить.

И Ада исчезла. Олтмэн включил передачу и до упора втопил ручку газа. Будь он проклят, если понял, чего именно хотела от него Ада. Что оно хотело.

– Я не вернусь сюда, – убеждал он себя. – Не вернусь.

Но он уже чувствовал, что вернется.

 

60

Когда Олтмэн причалил у пирса в Чиксулубе, его там уже поджидали. Это оказался не кто иной, как Чава, местный парнишка, который поведал ему и Аде о найденном на берегу трупе. Он стоял в тусклом свете ламп и весь дрожал. Возле него переминался с ноги на ногу городской пьянчужка – тот, что потерял свое имя.

– Я знал, что вы появитесь здесь, – сказал Чава, когда Олтмэн привязал моторку к пирсу. – Мне сказала бруха. Она хоть и мертва, но все же сказала мне. Она просила передать, чтобы вы возвращались назад.

– Я не хочу возвращаться.

– Вы должны, – просто сказал Чава. Его глаза при этом были чистыми и невинными. – Вы нужны ей.

– А вы что здесь делаете? – обратился Олтмэн к пьянице.

Тот был трезв или, по крайней мере, казался таковым. Он сложил пальцы в знак «хвост дьявола».

– Единственный способ одолеть дьявола, – заговорил он, – принять его в себя. Вы должны открыться перед ним. Вам придется научиться думать так же, как дьявол.

– У меня на это нет времени. Мне нужно найти помощь.

– Конечно, – сказал Чава. – Мы пойдем с вами.

Олтмэн зашагал прочь с пирса. Старик и мальчик направились следом. Когда стало ясно, что Олтмэн двигается в сторону здания, принадлежавшего «Дреджер корпорейшн», Чава нагнал его и попытался удержать.

– Там вам не найти помощи, – заявил мальчик.

Олтмэн молча стряхнул его руку и пошел дальше – прямо к воротам. Когда он оглянулся, то увидел, что Чава и пьяница его больше не преследуют. Они неподвижно стояли на пыльной дороге.

– Мы будем ждать вас здесь! – крикнул Чава вслед.

Олтмэн поднес магнитную карточку к считывающему устройству у ворот, и те открылись. Он пересек пустое пространство, подошел к входу в здание и снова поднес карточку – на этот раз безрезультатно.

Он постучал, потом нажал кнопку звонка и стал ждать. Ожидание затянулось надолго. Наконец мигнул и включился расположенный на уровне лица дисплей, и на нем материализовалось черно-белое изображение Терри.

Он сдвинул очки на кончик носа и уставился на Олтмэна.

– Я бы хотел войти, – сказал тот.

– Мне жаль, но в данный момент вход закрыт для всех.

– Это важно. На плавучей базе творится черт знает что. Нужно принимать меры.

Олтмэн услышал прямо за дверью голос, настолько тихий, что он не смог разобрать ни слова. Терри повернулся и посмотрел влево.

– Это один из них, – сообщил он невидимому собеседнику. – Не знаю, кто именно. Забыл его фамилию. Кажется, Олтер.

Он умолк, а другой голос в это время опять пробурчал что-то неразборчивое.

– Да, он. Олтмэн. – Терри внимательно прислушался к словам неизвестного, а потом повернулся к Олтмэну. – Можете заходить.

– С кем вы разговаривали? – спросил Олтмэн.

– Ни с кем. Не беспокойтесь об этом.

– Мне нужно знать, что я буду в безопасности.

– Будете-будете, – после секундного замешательства уверил его Терри. Однако смотрел он при этом в сторону, и Олтмэн понял: Терри лжет.

Когда Терри открыл дверь, Олтмэн уже почти добрался до ворот и продолжал шагать, даже не думая оборачиваться.

– Эй, постойте! Куда вы?

– Извините, но я тороплюсь.

– У меня пистолет! – крикнул Терри. – Не вынуждайте стрелять в вас.

Олтмэн остановился.

– Вот так. А теперь будьте паинькой, повернитесь и возвращайтесь сюда.

Олтмэн послушался. Он медленно развернулся и пошел к зданию. Терри стоял вразвалочку и небрежно держал в руке пистолет. Предохранитель, как заметил Олтмэн, был снят.

– Что это у вас? – спросил Терри, скосив глаза на плазменный резак.

– А что вообще происходит? – вопросом на вопрос ответил Олтмэн. – Сначала вы меня не пускаете, а потом чуть ли не силой тащите.

– Исполняю приказы, – объяснил Терри. – Вы должны войти внутрь и оставаться там. А эту штуковину лучше бросьте. – Он кивнул на резак.

– Чьи приказы? – проигнорировал его слова Олтмэн.

Терри молча пожал плечами.

– Я не хочу туда идти, – сказал Олтмэн, маленькими шажками продвигаясь вперед. – Сначала мне нужно закончить одно дело.

– А я не хочу в вас стрелять, но выстрелю. Бросьте эту штуку и поднимите руки вверх.

Вдруг позади загремели ворота – кто-то в них стучался. Терри перевел взгляд на источник шума всего на мгновение, но Олтмэну хватило и этого. Он ринулся вперед и нанес удар по руке, державшей пистолет. Раздался выстрел, пуля чиркнула по забору, но все же Терри не выпустил оружия, а, напротив, снова поднял его, чтобы прицелиться в Олтмэна. Но и тот не зевал. Олтмэн включил плазменный резак и выбросил его перед собой. Лезвие из чистой энергии, как сквозь масло, прошло через руку, и кисть, продолжая сжимать пистолет, шлепнулась на землю.

Терри был слишком шокирован, чтобы сразу осознать случившееся. Он тупо стоял, уставившись на обрубок руки. Потом, широко раскрыв глаза, он шагнул назад, набрал полную грудь воздуха и завопил от боли.

Олтмэн счел за лучшее не задерживаться. Он развернулся и побежал, стараясь не прислушиваться к жутким крикам раненого Терри. Как только он выскочил из ворот, к нему присоединился Чава. Они побежали рядом.

– Я решил постучать, чтобы отвлечь его, – пояснил мальчик, – и вот вы здесь.

– Спасибо, парень, ты мне здорово помог. А где тот старик?

– El Borracho? Ему пришлось уйти. Он изнывал от жажды.

Олтмэн бежал по улице в сторону моря, Чава не отставал. Что же теперь? Он остановился и склонился над мальчиком:

– Я должен уничтожить дьяволов. Вроде того, что ты видел на берегу.

– Я помогу вам, – сказал Чава. – Вместе мы справимся.

– Нет, – решительно заявил Олтмэн. – Это тебе не игрушки. Ты не можешь пойти со мной. Я найду оружие и отправлюсь один.

Мальчик немного подумал и улыбнулся:

– Вы пойдете со мной. Не отставайте.

Чава повел его по лабиринту улиц в бидонвиль и еще дальше – туда, где к городку подступали джунгли. В лесу он отыскал по одному ему ведомым приметам дерево, положил на него руку и через пару секунд осторожно двинулся в определенном направлении. При ходьбе он почти не сгибал ноги и с силой ударял пятками о землю. Вскоре звуки шагов изменились, и мальчик остановился.

– Здесь, – сообщил он и указал себе под ноги.

Потом Чава присел на корточки и стал отгребать землю. Вскоре на поверхности появилось стальное кольцо, а затем и деревянная крышка люка около двух футов шириной и шести длиной. Жестом он попросил Олтмэна поднять ее.

Олтмэн положил резак, нагнулся и потянул за кольцо. Заскрипев на несмазанных петлях, крышка откинулась, и под ней обнаружилась выложенная камнями прямоугольная яма, смахивавшая на могилу. Половина ее была заполнена гладкоствольными ружьями и винтовками – Олтмэн насчитал их с дюжину, – с другой стороны лежали топоры, кувалды, металлические клинья, мачете, канистра с бензином и старинная цепная пила.

– Можете брать что угодно, – торжественно произнес Чава, – но потом все нужно будет вернуть на место. Это вещи моего отца.

– И чем же занимается твой отец? – поинтересовался Олтмэн.

– Ну, он делает это ради людей. Он… – Несколько секунд мальчик мучительно подыскивал нужные слова и наконец вспомнил: – Он экологический партизан.

– Хвала Господу, что на свете есть зеленые, – пробормотал Олтмэн.

Он взял пилу и проигнорировал все остальное оружие, чем привел мальчика в замешательство.

– Эти чудовища… – широко раскрыв глаза, промолвил он. – Они деревья?

Олтмэн хотел объяснить все как есть, но, начав, внезапно понял, насколько трудно будет рассказать, что же в действительности произошло за последнее время, поэтому он просто кивнул и сказал:

– Да, деревья.

Но такой ответ породил новые трудности.

– Как деревья могут быть чудовищами? – хотел знать Чава.

– Это нелегко объяснить.

– И какие именно деревья? – допытывался мальчик.

Он шел следом за Олтмэном и сыпал испанскими названиями.

Но Олтмэн не обращал на него внимания. Он уже почти добрался до причала (Чава по-прежнему тащился позади), когда в кармане запищал эйчпод. Олтмэн нажал кнопку приема, и на экране возникло лицо Крэкса.

– Олтмэн, привет.

Он сбросил вызов. Через мгновение снова раздался звонок. Олтмэн не хотел разговаривать, но понимал, что Крэкс будет названивать до тех пор, пока он не ответит. Не останавливаясь, он нажал кнопку.

– С вашей стороны не очень-то разумно было поступать так с Терри, – послышался голос Крэкса. – Я бы мог арестовать вас.

– Но мне почему-то кажется, что вы не собираетесь этого делать, – предположил Олтмэн.

– Возможно, и нет, – признал Крэкс. – Но должен сказать: по-моему, вы перегнули палку. Мы просто хотели с вами поговорить.

– Вы хотели не просто поговорить. Вы собирались удержать меня там.

– Это для вашего же блага. Не валяйте дурака, Олтмэн. Вернитесь.

– Нет.

– Олтмэн, а как насчет вашей подружки? Насчет Ады? Из-за нее вы вернулись бы?

Олтмэн остановился:

– Дайте мне с ней поговорить.

В первый раз за все время хладнокровие слегка изменило Крэксу.

– Прямо сейчас она недоступна, – сказал он.

– Конечно недоступна, ведь она мертва.

– Не дурите, Олтмэн. С чего это ей быть мертвой?

– Она начала мне являться, – объяснил Олтмэн. – Или это вы ее убили, или она покончила с собой. Так как было дело, Крэкс?

– Но эти галлюцинации ничего не значат, – продолжал убеждать его Крэкс. – Она жива.

Олтмэн снова двинулся к причалу.

– Тогда покажите мне Аду. Если я ее увижу, я вернусь.

– Я уже сказал: сейчас это невозможно. Вы должны мне просто поверить. Жизнь девушки в ваших руках.

Но Олтмэн уже добрался до причала.

– До свидания, Крэкс, – сказал он, прервал соединение, а потом и вовсе выключил эйчпод.

Он загрузил в лодку инструмент и запрыгнул сам. Чава попытался проскользнуть следом, но Олтмэн остановил мальчика:

– Оставайся здесь. На моей совести уже достаточно трупов.

 

61

Олтмэну хватило времени на раздумья, пока он вел лодку по волнующемуся морю и брызги соленой воды падали на лицо.

«Я ненормальный, – так он говорил себе поначалу. – Не надо возвращаться. Мне повезло, что я выбрался оттуда живым».

И действительно, он бы остался на берегу – если бы Ада была жива. Но теперь Олтмэн не видел никакой причины, чтобы возвращаться на материк. Он чувствовал, что должен покончить с кошмаром.

Потом он вспомнил слова, что сказал ему на причале старый пьяница.

«Единственный способ одолеть дьявола – принять его в себя. Вы должны открыться перед ним. Вам придется научиться думать так же, как дьявол».

И как, интересно, думает дьявол? Или, в данном случае, как думает Обелиск?

Олтмэну пришло в голову, что если кому и суждено это узнать, то только ему. Он много раз видел Обелиск, выжил, находясь от него в непосредственной близости, даже тогда, когда тот излучал в полную силу. Обелиск снова и снова обращался к нему с помощью наведенных галлюцинаций.

Что там он говорил в самый последний раз, воссоздав образ Ады?

«Майкл, ты мне нужен. Ты должен завершить начатое».

Но, как и большинство из того, о чем вещали призраки, смысл послания было очень трудно уловить. Раньше, во сне, все казалось куда более конкретным. Но действительно ли это Обелиск говорил с ним, или же то был просто сон? А может, даже что-то иное? Сон казался далеким откликом галлюцинации.

Но возможно, таким образом с ним пытается говорить его подсознание? Как там в точности сказала Ада?

«Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал, – так она сказала тогда. – Я хочу ребенка. Мне это нужно. И потом – ребенок нас сблизит».

Был ли сон явлением того же порядка, что и галлюцинации? Может, это совсем иное – отнюдь не подсознание Олтмэна, а другая сила? Что имела Ада в виду, когда говорила, что хочет ребенка? Возможно ли, что эти существа – люди с базы, превращенные после смерти в монстров, – являются потомством Обелиска? Ну, пожалуй, можно говорить и так, если Олтмэн прав и чудовищная мутация стала следствием излучаемого Обелиском кода. Но – опять-таки если он не ошибается – сон, в котором к нему обращалась Ада, посетил его еще до того, как появились эти твари, кем бы они в конце концов ни оказались. На самом деле он, наверное, видел сон сразу же после появления чудовищ, хотя об их существовании узнал только несколько минут спустя, когда его подняла на ноги корабельная сирена.

Может быть, нужно понимать сон буквально? Что, если именно этого и требовал Обелиск – чтобы его воспроизвели, сделали копию? Может быть, если он убедит Обелиск, что он, Олтмэн, понял, что способен его воспроизвести, все придет в норму?

«Как просто», – подумал Олтмэн.

Но тут же на него навалились сомнения. Он базировал свои рассуждения на увиденном сне, а тот не очень-то согласовывался с тем, о чем непрерывно твердили призраки. Это могло ничего не значить или вообще оказаться чем-то иным, другой силой, которая пыталась им манипулировать. Допустим, он прав, но кто сказал, что, если он в точности выполнит пожелания Обелиска, все действительно вернется в норму? Может быть, станет только хуже? Вдруг Обелиск абсолютно не заинтересован в выживании рода человеческого, а рассматривает его лишь как средство ускорить конец?

«Интересно, когда наступит этот конец, – подумал Олтмэн, – мы все еще будем нужны Обелиску или же он просто прихлопнет нас, не раздумывая, как мух?»

«А если мы оказались в самой настоящей ловушке, откуда нет выхода, и человечество при любом раскладе обречено на гибель?»

Олтмэн покачал головой. Эти рассуждения никуда не приведут. Он должен использовать свой шанс. Но с чем ему доведется столкнуться, какой нелегкий выбор принять – этого он не знал.

«Пари Олтмэна», – невесело усмехнулся он.

В любом случае ключ ко всему лежит в Обелиске. У Олтмэна не оставалось иного выбора, кроме как вернуться к Обелиску, – и не важно, что или кто встанет у него на пути.

Почти совсем стемнело. Впереди неярко светились лампы аварийного освещения плавучей базы. Скоро он окажется на борту. Скоро он или найдет ответы на все вопросы, или умрет.