52

Это был долгий день. Сперва пресс-конференция, затем другие вопросы, личные интервью. Поначалу он старался держаться вместе с Адой, но её одержимость призраком своей матери заставила её оторваться, словно орех. Для остальных он пытался придерживаться основ. Да, там находился внеземной артефакт, который они нарекли — «Обелиском». Да, он был обнаружен в сердце кратера Чиксулуб под слоями скальных пород. Также предполагается, что он может быть древнее, чем всё человеческое существование. Нет, это не был розыгрыш. Да, он был уверен, что военные пытались утаить существование Обелиска. Что было известно или неизвестно остальной части правительства — он сказать не мог.

Альтман не поднимал вопрос о галлюцинациях. Он хотел избежать идеи о том, что Обелиск был наделён сознанием, и в любом случае он не был уверен, что галлюцинации действительно исходили из Обелиска — возможно, он просто инициировал их появление.

Он ничего не говорил о странном существе на пляже, не показал им знак хвоста дьявола и не рассказал, что Юкатан-Майя верили, будто этот хвост дьявола был похоронен глубоко под волнами, именно в том месте, где был найден Обелиск. Альтман быстро сообразил, что большинство СМИ видело в нем занятный объект любопытства, этакого экстремиста, которого они могут выставить напоказ перед своими зрителями и слушателями. Они были больше заинтересованы в поисках нестыковок и противоречий в его истории. Не может ли видео быть фальшивкой? Как они могут знать, что объект действительно соответствует размерам, о которых он говорит? Габариты на видео могут быть поддельными, и к тому же рядом нет ни единой человеческой фигуры, чтобы сравнить их. Разве он не отправился работать в Чиксулуб на университетский исследовательский грант? Тогда как он оказался работающим на военных, проживающих на сомнительном плавающем острове? Не звучит ли это слишком напоминающее что-то из научно-фантастического рассказа?

Но было несколько человек, которые задавали более серьезные вопросы. И после того, как он отвечал, манера их взгляда менялась, становилась более вдумчивой.

К исторической гостинице — Уотергейт — они добрались поздно за полночь. К следующему дню ожидалась новая череда интервью, на телефон не прекращали приходить запросы. Также встреча с адвокатом относительно возможности подачи судебного запрета на правительство. Общественное мнение, похоже, сформировалось; возможно, этого было достаточно, чтобы оказать нужное давление на соответствующие службы.

— Это сработает, — сказала Ада, отпирая дверь. — Марков не сможет утаить Обелиск для себя. Теперь каждый узнает о нём, у каждого будет возможность разделить его послание.

Не зная, что ответить, Альтман промолчал. Они открыли дверь. Он включил свет, а затем замер, как вкопанный.

По полу была разбросана штукатурка, а в одной из стен пробита крупная дыра. Сразу за ней, сидя в кресле рядом с кроватью, находился Марков.

— Привет, Альтман, — сказал он.

Альтман начал поворачиваться к двери на выход, как вдруг обнаружил пистолет с установленным глушителем, направленный ему в глаза, еще один был направлен в грудь Ады. Один из них держал Кракс, второй — охранник, которого Альтман распознать не смог. В глубине комнаты находились еще два охранника. Тотчас же они вышли вперед.

— Я думаю мне не нужно объяснять тебе, что первой я пристрелю твою подружку. Никаких криков, — сказал Кракс. — Пока не отвечаешь — ничего кроме вежливого молчания. Ты понял?

Альтман кивнул.

— Заходи в комнату, — сказал он. — И садись на кровать.

Они прошли внутрь, где их сразу же толкнули на кровать. Кракс отступил и уселся на стул, который он установил на пороге ванной комнаты, не сводя с Альтмана свой пистолет.

— Я так понимаю, ты видел пресс-конференцию, — спросил Альтман.

— Заткнись, Альтман, — сказал Марков. — Никто не любит хитрожопых.

— Слишком поздно, Марков, — прошипела Ада. — Слухи распространились.

Марков проигнорировал её.

— Давай немного побеседуем, Альтман, — сказал он. — Разговор же не причинит боли, не так ли?

Альтман ничего не ответил.

— Не думаю, что мы могли бы поддержать решение, чтобы ты в один миг все бросил, — сказал Марков. — Созови еще одну пресс-конференцию. Дай им понять, что над тобой подшутили, что нет никакого Обелиска, что нет никакой тайной организации, что ты лишь стал жертвой невероятного розыгрыша.

— Нет, — сказал Альтман.

— Если ты это сделаешь, — сказал Марков, — мы смогли бы прийти к некоторого рода соглашению. Тебе будет разрешено возвратиться к исследованиям Обелиска. — Когда Альтман ничего на это не ответил, он добавил, — С полным доступом.

Полный доступ? Это было заманчиво. Но, без сомнения, Марков лгал. И в любом случае, Альтман зашел настолько далеко, что пути назад не было. Обелиск должен исследоваться в открытую.

— Он не отвечает тебе, — сказала Ада. — Он отвечает только Обелиску.

Марков потянулся и отвесил ей хорошую пощечину. — Заткнись, — сказал он.

— Не прикасайся к ней, — сказал Альтман.

— Каков твой ответ, Альтман? — спросил Марков.

— Прошу прощения, — сказал Альтман. — Но — нет.

— Что ж, прошу прощения тоже, — сказал Марков. — Тогда, на этом всё. Ты отправляешься с нами.

— Я так не думаю, — ответил Альтман.

— Мы не спрашиваем тебя — хочешь ты или нет. Мы даем тебе выбор между тем, чтобы отправиться или умереть.

— Тогда убей меня, — без колебаний ответил Альтман.

Марков хладнокровно посмотрел на него.

— Можешь назвать меня суеверным, но я думаю, что у Обелиска есть для тебя какое-то предназначение. У меня нет желания пока что убивать тебя. — Марков кивнул в сторону Ады и пистолет Кракса неспешно начал менять своё направление, пока не оказался нацелен в её голову. — Но у меня нет таких предубеждений относительно твоей подружки.

Альтман посмотрел на Аду. Она не выглядела напуганной, но это было именно тем обстоятельством, которое заставило испугаться его. Она была мучеником, страстно желающим умереть.

— Итак, выбор состоит в том, что либо мы оба отправимся с тобой, либо только я, — сказал он.

Марков улыбнулся.

— Соображаешь в правильном направлении, — сказал он. — Кракс здесь прямо как болеутоляющее для вас двоих. — Он указал на остальных. — Эти славные ребята исправят дыру, которую мы пробили и сделают всё, как новенькое. Всё будет выглядеть так, словно ты струсил и дал дёру.

— Ты настоящий ублюдок, — сказал Альтман.

— Уж кто бы говорил, — ответил Марков. — А теперь будь хорошим мальчиком и прими своё лекарство.

 

53

Таким образом, Альтман оказался там, откуда начинал, хотя и немного удивлен, что они попросту не убили его. Он подозревал ловушку, нечто ужасное, то, для чего и был сохранен. Но не знал, что же это может быть. Ему было интересно — имела ли его пресс-конференция или его исчезновение хоть какой-нибудь эффект? Но он сомневался, что сможет выяснить это, пока находится внутри плавающего комплекса.

Что касается Ады, то когда Альтман очнулся от наркотиков, она пропала. Когда он потребовал увидеть её, они просто посмеялись.

— Она будет в безопасности, — сказал Кракс. — До тех пор, пока ты сотрудничаешь.

Через несколько часов после пробуждения, все еще в хмельном состоянии, он обнаружил себя в кабинете Стивенса. Последний сидел в своём кресле, уперев локти в подлокотники, а пальцы соединил перед своим лицом, образуя форму палатки.

— Зачем я здесь? — Спросил Альтман. — Почему я все еще жив?

— Марков интересуется тобой, — признал Стивенс.

— Интересуется?

— Ты обладаешь неким сопротивлением воздействию Обелиска, сопротивление, которое большинство твоих коллег не имеют. Марков полагает, что ты можешь быть полезным для его проекта.

— И что это за проект?

Стивенс улыбнулся.

— Ты мог бы и догадаться, почему он заинтересовался тобой, — сказал он. — Ты пережил многочисленные погружения в батисфере, в то время как других людей это лишило рассудка. Даже когда у тебя появляются головные боли и галлюцинации, они не способствуют развитию в тебе побуждений к насилию или безумства, в отличии от остальных, предрасположенных к этому воздействию. Множество верующих на борту испытывают почти религиозное благоговение по отношению к тебе. И я должен сказать, что нахожу себя наполовину разделяющим их веру. К тому же я подозреваю, что некоторые из моих коллег чувствуют себя подобным образом.

— Это безумие, — произнес Альтман.

— Они полагают, что ты сопротивляющийся пророк, — сказал Стивенс.

Альтман покачал головой.

— Обелиск опасен, — сказал он. — Я уверен в этом.

— И все же ты восхищен им, — сказал Стивенс. Он наклонился вперед. — Мы все еще подозреваем, что тебе известны вещи, о которых ты не говоришь. — Он открыл выдвижной ящик своего стола и достал из него кусок камня из Обелиска. — Это было найдено в кармане твоей куртки, пока ты был без сознания, — сказал он. — Не хочешь объяснить?

— Нет, — ответил Альтман.

Стивенс кивнул.

— Дело твоё, — сказал он. — Если не хочешь объяснять мне, возможно, с Краксом ты будешь более разговорчив.

Но было не особо похоже на то, что Кракс хочет поговорить, в прямом смысле этого слова.

— Ты знаешь почему ты здесь? — спросил он.

Альтман кивнул: — Ты хочешь узнать об этом куске Обелиска.

— Это только одна из причин, — сказал Кракс и подвел Альтмана к креслу, оснащенному кожаными ремнями для закрепления рук и ног. — Садись, — сказал он.

— Зачем? — спросил Альтман. — Где Ада?

— Не волнуйся о ней. Просто садись, — ответил Кракс, слегка толкнув Альтмана в грудь так, что тот откинулся в кресло. — Сейчас я закреплю тебя ремнями, — сказал он.

— В этом нет необходимости, — сказал Альтман, им начинала овладевать паника. — Я буду и так сидеть.

Кракс покачал головой и начал закреплять ремни.

— Не будешь, — сказал он. — Боюсь, мистер Альтман, что это будет поездка с небольшой встряской.

— Что значит — с небольшой встряской?

— Как себя чувствуешь? — спросил Кракс, поочередно проверяя каждый ремешок. Нет дискомфорта? Не слишком туго?

— Я в порядке, — ответил Альтман, — но что…

Кракс затянул ремешок левого запястья мучительно туго, затем правого. Альтман почувствовал как ремни врезаются в его плоть.

— А теперь как? — спросил он.

После чего покинул комнату. Некоторое время Альтман оставался один, пытаясь растянуть ремни, а затем остановился. Возможно, он сможет опрокинуть кресло, как-то его сломать. Но когда он попытался раскачать его, двигаясь назад и вперед, то обнаружил, что оно было привинчено к полу.

Несколькими мгновениями спустя, Кракс вернулся, с собой он привез передвижной столик. На нём находился, накрытый белой тканью, лоток. Кракс подкатил его поближе, и показными движениями отбросил ткань. Под ней были разложены в ряд разнообразные скальпели, ножи, а также пара хирургических клещей. Кракс медленно провел над всем этим руками.

— Ты же не думал, что сможешь вот так просто смыться и донести на нас без каких-либо последствий, не так ли, мистер Альтман?

Альтман попытался заговорить, но внезапно во рту у него пересохло.

Кракс выбрал самый маленький нож.

— Давай начнем с малого и будем «наращивать обороты» постепенно, не возражаешь? — спросил он.

— Я думаю, что лучше вообще не надо, — ответил Альтман.

— Для начала, мистер Альтман, несколько маленьких разрезов. Совсем немного, чтобы только сделать это интересным и чтобы ты признал моё мастерство.

Он схватил указательный палец Альтмана и очень тщательно нанес перекрестные штрихи на его кончике, просто прорезая ножом. Поначалу боли не было, ощущалось только тепло. А затем палец начал пульсировать, на месте надрезов начали формироваться капли крови. Эту же операцию он провел на следующем пальце, потом еще на одном, всего три или четыре маленьких надреза на каждый палец, в глубину едва больше, чем необходимо для резьбы по бумаге. Альтман наблюдал, как капли крови собираются в конце каждого пальца, рука была словно в огне.

— Мы будем проводить здесь время день за днем, мистер Альтман. Мы узнаем друг друга очень близко.

Он снова покинул комнату. Альтман попытался не смотреть на руку, пытался игнорировать её пульсацию, но ничего не мог с этим поделать. Он знал, что прежде, чем всё это закончится, будет намного-намного хуже. Сейчас он предпочёл бы быть мёртвым.

А затем вернулся Кракс, держа в одной руке полную миску соли.

— Ты слышал когда-нибудь выражение «сыпать соль на рану,» мистер Альтман?

Альтман почувствовал, как его кисть руки невольно пытается сжаться в кулак. Он закрыл глаза. Кракс дал ему крепкую оплеуху.

— Думаю, ты хотел бы посмотреть на это, — сказал он.

Но Альтман продолжал держать глаза закрытыми.

Внезапно его рука запылала, его пальцы погрузились в соль. Он ничего не мог поделать, кроме как жадно вдыхать воздух. Альтман плотнее зажмурил глаза.

— Мелкозернистая соль работает лучше всего, — объяснил Кракс умиротворенным голосом. — Морская соль в частности. Йодированная, конечно.

Кракс отпустил руку.

— Вот и всё, — сказал он. — Ты можешь открыть глаза.

Альтман так и поступил. Из-за боли свет в комнате казался неестественно ярким.

— Что ты хочешь узнать? — спросил он сквозь зубы.

— Всему своё время, — ответил Кракс. — Не нужно торопить события.

Он вернулся к столику, поставив на него миску с солью. Положил маленький нож на место и пробежался руками по, оставшимся, остальным.

— Люблю свою работу, — пояснил Кракс, улыбнулся, а затем взял с лотка нож немного большего размера и направился в сторону Альтмана. — Сделаем надрез пошире, — сказал он.

Марков был один в командной рубке, оставаясь на своём привычном месте. Если бы кто-то вошел, могло показаться, что он пристально вглядывался через смотровое окно в тёмные воды залива. Что он делал на самом деле, так это следил за рядом голографических экранов, установленных таким образом, что доступ к ним был только из этой точки. Они отображали различные участки судна, циклически переключая между собой изображение.

Он чувствовал — что-то случилось. Беспорядок в ячейке с Обелиском.

— Останови, — скомандовал Марков и один из голографических экранов начал выделенную трансляцию этой ячейки. Группы охранников и ученых размахивали кулаками. Где Кракс? Он должен был следить, чтобы такого дерьма не происходило. Но вдруг вспомнил, что Кракс был с Альтманом и улыбнулся.

Дверь открылась и вошел Стивенс. Он остановился на месте, находясь несколькими ярусами ниже, ожидая пока Марков жестом подзовет его.

— У нас проблемы, — отметил Стивенс.

— Лучше расскажи мне что-нибудь, о чем я еще не знаю, — сказал Марков.

— Верующие становятся неугомонными. Каким-то образом они узнали, что Альтман вернулся на борт. Они требуют увидеть его.

— Категорически — нет, — ответил Марков. — Я отдал его поиграться Краксу.

— Если мы не позволим ему объявиться, скорее всего, на нашу голову свалится еще один мятеж. Кроме того, Кракс уже достаточно выяснил. Он знает, где Альтман достал кусок Обелиска и как. Для того, чтобы разговорить его не потребовалось много времени. Я просмотрел видео допросов и проанализировал микроэкспрессию Альтмана. Я не думаю, что Кракс сумеет вытащить из него что-нибудь еще. — Стивенс подошел поближе и положил свою руку на плечо Маркова. — Я знаю, ты ненавидишь его, — сказал он. — Мы все его ненавидим. Но мы можем использовать его.

Марков только отвел плечо, освободив его от руки собеседника.

— Он будет отвлекать внимание верующих, — добавил Стивенс. — Так он будет для нас более полезным, чем мертвым.

Марков полностью сфокусировал свой тяжелый взгляд на Стивенсе. Стивенс встретил его безмятежностью.

— Откуда я знаю, что ты не один из них?

— Один из кого? Из верующих? Я начал напоминать тебе верующего?

— Ладно, — сказал Марков. — Он может быть полезен. Забери его у Кракса. Но если что-нибудь пойдет не так, всю вину я возложу на тебя.

На середине этапа с шестым ножом показались два охранника. Неожиданно и без всяких предупреждений он был освобожден. Раны на руках и ногах кровоточили. Порезы присутствовали на спине и бёдрах, но нанесены были, как правило, в определённых участках.

— Мы увидим друг друга очень скоро, — пообещал Кракс.

Охранники перевязали его раны и, подталкивая, сопроводили вниз к Стивенсу, оставив их двоих наедине.

— Было бы проще сказать мне, — сказал Стивенс. — Имей это в виду следующий раз, когда у тебя будет выбор.

— Да пошел ты, — ответил Альтман.

Стивенс улыбнулся:

— Я могу в любое время отправить тебя обратно к Краксу, — сказал он. — Имей это в виду тоже.

Альтман не ответил.

— Единственная причина, почему ты сейчас здесь, — продолжил Стивенс, — это потому что у меня есть для тебя применение. На днях была перестрелка между верующими и неверующими, в результате которой погибли люди. Экипаж судна разделяется на два фронта. Если так пойдет и дальше, погибнет еще больше людей. Я бы хотел, чтобы этого не произошло. И я думаю, ты можешь помочь.

— Как?

— Верующие доверяют тебе, — ответил он. — Они могут послушать тебя.

— Началось очередное вещание сигнала пульсации, — сказал Альтман. — Конфликт между верующими и неверующими — едва ли твоя наибольшая проблема.

— Нет, — признал Стивенс, — но одна подпитывает другую. Сейчас ты находишься здесь, а не с Краксом и его ножами, потому что Марков считает, что у тебя есть шанс сохранить стабильность вещей.

— А если я скажу — нет?

Стивенс пожал плечами:

— Тогда ты вернешься к Краксу. И если ты будешь себя плохо вести или попытаешься навести переполох среди верующих, я лично тебя пристрелю. Но сохранив стабильность вещей, ты предотвратишь гибель множества людей. И само собой разумеется, что мы будем постоянно наблюдать за тобой.

— Сначала я хочу поговорить с Адой, — сказал Альтман.

Стивенс некоторое время помедлил в нерешительности. — Нет, — в итоге ответил он.

— Почему нет?

— Ты должен довериться мне, она в безопасности, — ответил Стивенс. — Если все пройдет отлично, я позволю тебе поговорить с ней.

Филд был там, много других ученых он распознал также, все они вновь были рады увидеть его. Филд рассказал ему о перестрелке с военными, о смертях. Он также показал Альтману, куда ему выстрелили в ногу, но своё одеяние не снимал.

— Это должно быть больно, — сказал Альтман.

Филд счастливо улыбнулся.

— Без морфия, я был бы не в состоянии ходить, — сказал он. — Но это не важно, — добавил он. — И вообще я не важен.

— Конечно важен, — сказал Альтман, хлопая его по плечу, как если бы он был умалишенный.

Филд покачал головой:

— Что действительно важно, так это то, что вещи начали изменяться. Некоторые из нас уже погибли, некоторые сошли с ума. Тем из нас, кто остался, уготована особая перспектива. — Он ухватил Альтмана за рубашку и подтянул его поближе, жуткая морфиновая улыбка, расползлась по лицу Филда, словно грим клоуна. — Те из нас, кто остался, — произнес он на уровне шепота, — верят.

— Ну, если ты так говоришь, — сказал Альтман, пытаясь себя освободить.

— Это Обелиск, — добавил Филд. — Обелиск говорит с нами. — Он посмотрел на Альтмана испытующим взглядом. — Он говорил и с тобой тоже. Это делает тебя верующим. Таким образом происходит отделение овец от козлов. Либо ты веришь, либо умрешь.

— Это бред, — сказал Альтман.

— Неужели? — ответил Филд. — Посмотри, сколько людей уже погибло. Посмотри, сколько сошло с ума. Ты можешь объяснить это по-иному?

— Есть другие объяснения, — сказал Альтман. — Должны быть.

— Например? — спросил Филд.

Когда Альтман не ответил, он добавил:

— Будь единым с Обелиском, Альтман. Прими его послание единства и сплочённости. Присоединяйся к нам.

Наконец он отпустил его. Альтман сделал шаг назад, пытаясь не показать Филду, насколько он был на самом деле взволнован. Сумасшествие, смерть или религия — что, черт возьми, это за выбор такой?

— Всё больше и больше людей верят в нашу юнитологию, — произнес Филд всё с той же безумной улыбкой.

Он неуклюже поднес руку к воротнику своей рубашки, ухватился за кожаный ремешок и потянул. На его краю находился грубый символ: две узкие металлические полоски, перекрученные вместе в форму, изображающую Обелиск.

— Когда мы слабы, — сказал Филд, — мы взываем к нему.

Он взял значок в кулак и сжал, затем закрыл глаза, нашептывая что-то снова и снова — ритуальную песнь или молитву — настолько тихо, что Альтман ничего не мог разобрать. Да не особо то и хотел. Он отвёл взгляд от Филда и увидел, что большинство окружающих его людей делали то же самое. Каждый что-то держал и нашептывал в свои сжатые кулаки, их глаза были закрыты. Медленно и спокойно он переступал с ноги на ногу, пока не отделился от группы и не убрался от туда к чертовой матери.

Его общение с научными сотрудниками радикально отличалось от того, что было до этого. Если раньше существовало разделение между внутренним кругом Маркова и остальными учеными, то теперь было похоже на то, что все предрасположены работать сообща. Появилось новое ощущение крайней необходимости. Ощущение, в значительной степени сформировавшееся от галлюцинаций (или — видений, как называли их верующие), которое давало понять, что время существенно.

Первые один-два дня он просто слушал. Один за другим учёные подходили к нему, рассказывали ему о том, что им удалось обнаружить. У большинства из них выражение лица излучало энтузиазм — это было либо религиозное рвение, либо рвение к открытию. И в том и в другом случае это пугало его.

Выслушав своих собеседников, он начал просматривать данные из тестов, а также взаимодействовать непосредственно с самим Обелиском. Альтман начал убеждаться, что он был прав с самого начала, что главная цель Обелиска не имеет ничего общего с благом человечества. Хотя, что это была за цель — сказать он был всё ещё не в состоянии. Лёжа ночью в постели, в одиночестве, он размышлял о том, где же была Ада и была ли она всё ещё одержима безумием Обелиска. Он прокручивал это в голове снова и снова, начиная все больше и больше беспокоиться. Все разговоры о Воссоединении и вечной жизни, которые начались вместе с галлюцинациями, были не настолько ложью, как чем-то, связанным с тем, что Обелиск пытается выразить себя в человеческих способностях, воздействуя на запечатленные воспоминания о близких и адаптируя их слова. Но что именно это было? Сам Обелиск? Существа, которые его создали? Некоторого рода защитный механизм? Нечто совсем иное? В любом случае, что-то было потеряно в трансляции: никто не был уверен в том, чего хочет от них Обелиск. Становясь все более и более взволнованным, он открыл видео-линк со Стивенсом.

Несмотря на поздний час, Стивенс не выглядел так, словно был разбужен. Когда он говорил, его голос был сладкозвучен, как и всегда.

— Альтман, — сказал он без тени удивления в голосе. — Чем могу помочь?

— Ты не спишь?

— Последнее время особо не сплю, — ответил Стивенс. — Слишком занят разговорами с мертвыми.

— Я хотел бы кое-что обсудить, — сказал Альтман. — Это насчёт Обелиска и сообщений. Похоже, они отправляются через галлюцинации. Я не знаю, кого еще спросить.

— Давай, — сказал Стивенс. — Я и сам об этом думал.

— Я размышляю о их назначении. Я не знаю, можем ли мы доверять им.

— Продолжай.

— Я думаю, слова Обелиска мы трактуем положительно, потому что склонны верить в жизнь после смерти, и потому что он говорит с нами через голоса близких нам людей.

— Логично, — сказал Стивенс. — Очевидно, что он хочет, чтобы мы думали об этом в позитивном свете.

— Но если ты внимательно прислушаешься к тому, что говорят галлюцинации и попытаешься думать об этом, как о словах инопланетного происхождения, передаваемые через человеческие воспоминания, а также попытаешься забыть, что их тебе говорит кто-то, кого ты знаешь и любишь. Тогда будет еще одно толкование Воссоединения, толкование того, чтобы стать единым целым.

— Да, — сказал Стивенс в ожидании.

— Что если Воссоединение означает не вечную жизнь или превосходство, а полное подчинение? Что если «единство» понимать более буквально — разрушение индивидуума в более многочисленную, коллективную сущность?

— Подобно тому, как функционируют колонии некоторых насекомых, — добавил Стивенс. — Все особи подчинены воле колонии, некий вид коллективного разума, управляющий всеми индивидами.

— Да, — сказал Альтман. — Или, возможно, даже более экстремально. Что если это понимать буквально? Что если это означает каким-то образом преобразовать нас из множества созданий в единое?

— Это звучит неосуществимо, — сказал Стивенс.

— Это новая область, — сказал Альтман. — Едва ли мы знаем, что осуществимо, а что нет. В любом случае, это опасно. Наш курс может быть не на Утопию, а навстречу истреблению.

— Возникает важный вопрос, — спокойно сказал Стивенс.

— Какой?

— Независимо от того, что мы ожидаем от Обелиска: видим ли мы в нём нечто, что дарует нам могущество, или что-то, чему следует поклоняться, или объект научного исследования, вопрос в том — мы используем Обелиск или это Обелиск использует нас? — Впервые образ непоколебимого Стивенса был нарушен, и Альтман уловил нечто, напоминающее вырвавшийся проблеск тревоги. Он закрыл глаза ладонью. Когда после короткой паузы он убрал руку, его спокойный вид вернулся.

— Еще одна вещь, — сказал Стивенс. — Одни мертвые говорят о неком единстве, другие о «тикающих часах». Что под этим подразумевается? Какое это имеет отношение к Воссоединению? Обелиск пробуждается сейчас, чтобы наказать нас за неэффективное использование нашего времени?

— Я не знаю, — ответил Альтман. — Возможно, дела обстоят не столь угрожающе, но я думаю, что это может быть нечто серьезнее. Мертвые ведут себя так, как если бы мы столкнулись с каким-то крайним сроком. Крайний срок, рубеж которого мы, очевидно, пересекли. О Воссоединении говорится, как о попытке начать сначала, но я не представляю, что это «начало» может означать для нас. Может быть, это будет просто новый старт для Обелиска, или чего-то, что контролирует его. Возможно, Воссоединение означает нашу зачистку, чтобы начать какой-то новый цикл, некую новую фазу какого-нибудь неизвестного процесса, частью которого мы являемся.

— Если ты прав, — сказал Стивенс, — человеческий род находится на грани исчезновения. В любом случае, Воссоединение подразумевает конец жизни таким, каким мы его представляем.

— Да, — сказал Альтман.

— Так что же нам делать?

— Этому нужно положить конец, — ответил Альтман. — Но я не знаю как. Теперь, когда он активен, я не думаю, что нам поможет, если мы просто вновь утопим Обелиск. Мы должны в достаточной мере удовлетворить его, чтобы он замолчал и оставил нас в покое на некоторое время. Но нельзя перестараться, чтобы не ускорить этот процесс Воссоединения. Я не знаю, что еще можно сделать, пока не стало слишком поздно, кроме как попытаться понять, о чём он говорит. Возможно, когда мы поймем его, то сможем выяснить, как с ним общаться.

— Но ты можешь и ошибаться, — сказал Стивенс. — Фактически Обелиск может обещать нам вечную жизнь.

Альтман кивнул. — Я могу ошибаться, — сказал он. — Но я не думаю, что я ошибаюсь. Ты сам мне говорил: уровень самоубийства вырос, число преступлений насильственного характера возросло. Головные боли у некоторых людей настолько ужасны, что они пытаются остановить их, расшибая свою голову о стену, пока не трескается черепная коробка. Все койки в лазарете переполнены, но остались еще люди, которые кричат от боли и которым некуда идти. Некогда уважаемые учёные рисуют на стенах комнат своим же собственным дерьмом. Каким боком тебе это напоминает вечную жизнь?

Стивенс вздохнул:

— Это может быть просто промежуточный этап. Известно ли тебе о «пари Паскаля»? — спросил он.

— Кто это? — спросил Альтман.

— Блез Паскаль, — сказал Стивенс. — Философ семнадцатого века. Сейчас позабыт в основном, хотя один из первых кораблей, уничтоженных в лунных перестрелках, был назван в его честь. Его пари приводит доводы, что поскольку существование Бога не может быть установлено с помощью разума, то человек должен жить так, как если бы Он действительно существовал. В этом случае он (человек) теряет очень мало, если Бога нет, и получает всё, если Он всё же существует.

— И какое это имеет отношение к…

— Я подхожу к этому вопросу, — сказал Стивенс. — Я могу верить либо в то, что ты мне рассказываешь или же я могу верить, что в глубине души Обелиск преследует наши наилучшие интересы. Если я верю в то, что ты мне говоришь, это означает, что, скорее всего, будущее человечества обречено на погибель и свои последние дни я проведу, ломая голову над проблемой, которая не может быть решена. Если же я верю в то, что интересы Обелиска основаны на лучших побуждениях, тогда, полон надежд, я буду двигаться вперёд, навстречу моему собственному спасению.

— О, мой Бог, ты стал настоящим верующим! — сказал Альтман.

— А для чего еще, ты думаешь, я убедил Маркова освободить тебя? Хочу от всего сердца пожелать тебе удачи, — сказал Стивенс. — Если ты прав, а я ошибаюсь, то надеюсь, что ты сможешь найти решение и спасешь всех нас. Если же я прав, а ты ошибаешься, тогда у меня есть все основания, чтобы извлечь пользу от своей веры.

— Вера не работает по такому принципу, — сказал Альтман. — Ты не можешь вот так просто взять и решить, что будешь верующим.

— Судя по всему, ты не сможешь, — сказал Стивенс. — Но я смогу. Я надеюсь, что ты ошибаешься.

Альтман наблюдал, как тот протянул руку и прервал видеосвязь.

Альтман осознавал, что, скорее всего, позицию Стивенса разделяют многие, хотя лишь незначительная часть его доводов звучала целесообразно. Либо же это походило на вразумительный способ, с помощью которого они ухитряются преднамеренно закрывать глаза на опасность. Распространение точки зрения Альтмана среди его коллег грозило возмущением с их стороны, а также вероятным нападением на него. И даже если они поверят ему, это вполне может означать, что паника, страх и депрессия могут подорвать их работоспособность.

Нет, он собирался организовать свой собственный небольшой гамбит, так называемое «пари Альтмана». Он будет держать пари, что сможет сделать вид, как если бы он согласился. Сделать вид, что движется навстречу своей судьбе, выполняя волю Обелиска. И затем в последнюю минуту, как только будет обладать достаточной информацией, чтобы ликвидировать его, он повернет события в свою пользу. Если он одержит победу, то жизнь, вероятно, продолжит существование приблизительно в своём прежнем виде. Если он проиграет, то, скорее всего, будет мертв и, наверное, все остальные тоже.

Не такие уж хорошие шансы, но это были единственные шансы, которыми он располагал.

 

54

Шоуолтер был тем, кто сделал первоначальный прорыв, предложив вероятное назначение Обелиска. Он выдвинул теорию, что символы были некими математическими кодами, которые символизировали ДНК. А сам Обелиск представлял собой репрезентацию ДНК последовательности.

Специалисты приступили к расшифровке этой последовательности. Другой учёный, радиоастроном по имени Грот Гут, сделал следующий прорыв, предположив, что сигналы Обелиска могут быть прочитаны, как трансляция последовательности генетического кода. Филд был уверен, что Альтман слышал об обеих теориях.

Команда Шоуолтера провела свой анализ ДНК Обелиска и составила генетический профиль, который, как он рассказал Альтману, был удивительно похож на человеческий.

— Итак, приблизительно соответствует человеческому? — спросил Альтман.

— Возможно, — ответил Шоуолтер. — Может быть, даже полностью соответствует человеческому. Я думаю, что Обелиск обладает ДНК кодом наших предков.

— Значит, это записи нашего генетического кода, — сказал Альтман. — Ну и что из этого?

— Не только записи, — сказал Шоуолтер. — Мы думаем, что этот код также передается через импульс, преднамеренно делая небольшие изменения в генетической структуре человеческих организмов. Фактически, это могло быть началом человеческой жизни.

Альтман не знал, что ответить. Это было ошеломляюще — подумать, будто человеческая жизнь зародилась не посредством эволюции или дара Господнего, а основывалась на Обелиске.

— Но зачем ему проводить ретрансляцию нашего генетического кода? — спросил Альтман. — Ведь мы уже эволюционировали. Какой в этом смысл?

— Ты уже говорил с Гротом Гутом? — спросил Шоуолтер. — Он столкнулся с неожиданной проблемой. Ради Бога, сходи и поговори с ним.

Так он и сделал. Немецкий учёный оказался не таким, каким себе представлял его Альтман: он был небольшого роста, худощавый, его кожа была практически лишена волосяного покрова. Он выглядел безобидно, почти беспомощно. Казалось, он ожидал Альтмана.

— Да, — сказал он, — Герр Доктор Филд рассказал мне о вас. Вы один из нас, так ведь? — Альтман не ответил на вопрос ни единым жестом, но Гут продолжил:

— Вы хотите узнать насчёт импульса, — сказал он. — А также смогла ли моя команда расшифровать его. Наверно, Доктор Шовалтер рассказал уже кое-что, так?

— Да, — ответил Альтман.

— Возможно, мы расшифровали импульс. Но у нас появились осложнения.

— Какие осложнения?

— Моя команда декодировала сигнал, и мы полагаем, что декодировала правильно. Мы понимаем, что это код и понимаем, что это за код. Гер Доктор Шовалтер тоже полагает, что он декодировал сигнал и также уверен в правильности своих результатов. Осложнение заключается в том, что у нас разные ответы. Для него этот код является шагом к последовательности человеческой жизни. Для меня это нечто совсем другое, не соотносимое с известными нам видами. Сейчас я составляю свою синтетическую версию, чтобы посмотреть на неё поближе.

— Возможно, один из вас ошибается, — сказал Альтман.

— Возможно, — сказал Гут. — Или, возможно, импульсный сигнал транслирует код, разнящийся от того, который закодирован в Обелиске.

Он наклонился вперёд и посмотрел на Альтмана твёрдым взглядом.

— Я должен тебе кое-что сказать, — произнес он. — Я верующий, и ты не должен сомневаться в моей вере. Но я также и учёный. Я внимательно изучил расчёты герра Шоуолтера и внимательно осмотрел свои собственные. Наши расчёты верны. Если Обелиск был началом человеческой жизни, то ему нет необходимости осуществлять трансляцию сигнала сейчас. И всё же мы имеем коммуникационный импульс с неизвестным генетическим кодом. Но, возможно, это дефектный импульс с дефектным генетическим кодом. И, возможно, этот Обелиск начал процесс разрушения.

— Воссоединение, — сказал Альтман.

— Но есть вероятность, что Обелиск просто сбился с толку, — сказал Гут. — Мы должны попытаться понять его. Мы должны работать с ним.

— Но что, если он и в самом деле намеревается это сделать? — спросил Альтман.

— Гут нащупал под своей рубашкой амулет и сжал символ Обелиска в кулаке. — Нет, он не намеревается этого делать, — настаивал он. — Обелиск находится здесь для нас. Он просто сбит с толку. — А затем он посмотрел на Альтмана, словно ожидая наставлений.

Альтман только кивнул и ушел, не проронив ни единого слова. Я окружен сумасшедшими, не мог перестать думать он. Фанатики.

Но позже в эту же ночь, в нём зародились сомнения. Что если Гут был прав? Что если Обелиск просто вышел из строя? Может быть, они смогут восстановить его, вернув буровой образец Обелиска в своё законное место.

Нет, это нелепо, понял Альтман. Он передавал сигнал еще до того, как был взят образец.

Он лежал в кровати, уставившись в потолок, пока другая мысль не посетила его. Но, может быть, тогда велась трансляция иного сигнала — правильного сигнала.

Альтман не мог уснуть до тех пор, пока хотя бы не попытается.

Он разбудил Шоуолтера и объяснил ему, что он хочет сделать.

— Уже пытались, — сказал Шоуолтер. — Ничего не изменилось.

— Но, возможно…

— Отсутствующая часть не является критической, — объяснил Шоуолтер. — Фактически, ни одна его часть не является критической. Обелиск это комплексная, но самовоспроизводящаяся изнутри структура, подобно тому, как воспроизводит себя панцирь наутилуса. Даже если его части сломаны или повреждены, он все еще продолжает работать. Вероятно, единственный способ остановить функционирование Обелиска — это распылить его.

Подавленный, Альтман вернулся в кровать. Одно очко в пользу Обелиска. Не повреждается, или, по крайней мере, им не известно способа, которым бы можно было его повредить. Это означает, что по некоторым причинам, он должен функционировать, вне зависимости от состояния, в котором находится. Либо он работал для их же блага, либо для их уничтожения.

 

55

Герр Доктор Гут не спал уже несколько часов. С помощью своей команды, он провёл анализ ДНК синтетической молекулярной цепочки, а после посредством наносистемы получил их биотически-составную модель. Затем он тщательно пробежался по результатам, чтобы убедиться в их безошибочности. Подсчеты были грубыми, вряд ли это была работа, которой бы он мог гордиться, но они были правильными. Если бы он мог получить повторные результаты, то был бы в состоянии сделать некоторые выводы о исходной молекулярной цепочке и о цели мутации. Это, в свою очередь, может сказать ему — был ли Обелиск повреждён или он работал так умышленно.

День и ночь вместе с ним его команда работала не покладая рук. Пока в итоге они не провели серию инъекций прокси-ядер четырем десяткам эмбриональных клеток овец с последующей химической стимуляцией, чтобы заставить их делиться. После этого им ничего не оставалось делать, кроме как ждать. Либо это сработает, либо нет. Впервые за несколько часов он окинул взглядом свою команду и увидел, что они были измождены и измотаны, некоторые из них едва стояли на ногах. Поэтому он отправил их по койкам.

Герр Доктор Гут и сам намеревался отправиться спать. Вот только уставшим он себя не чувствовал. Фактически, он даже не мог вспомнить, когда последний раз уставал. Он не спал в течение нескольких дней.

И так он задержался в лаборатории, в одиночку. Он ждал, не двигаясь, сидя на своём рабочем стуле. Он чувствовал, что вошел в совершенно иное душевное состояние — состояние, в котором ему не нужен был сон. И он надеялся, что ему никогда больше не придется спать. Это, он был уверен, благодаря Обелиску.

Размышляя над своими убеждениями, он вытянул из своей рубашки амулет и сжал значок Обелиска в кулаке. Придёт ли она? Сможет ли она прийти, если он подумает об этом достаточно усердно?

И в тот же час она вышла из стены и направилась к нему. Сначала она представляла собой не более, чем неясное очертание, но как только он еще более сжал амулет и сконцентрировался, она начала меняться. Призрачный воздух вокруг её развеялся и она стала собой — высокая, худощавая, безупречное лицо, за исключением одного небольшого шрама чуть выше её левой скулы.

Я скучала по тебе, сказала она.

— Я тоже скучал по тебе, — ответил он.

Она улыбнулась, из её рта потекло небольшое количество крови, но не слишком много. Он попытался не обращать на это внимания. За исключением крови, ему было приятно видеть, как она улыбается.

Что ты делаешь? спросила она.

— Опыт, — ответил он. — Я пытаюсь понять, что вернуло тебя к жизни.

Весьма похвально, сказала она. Но я хочу, чтобы ты не делал этого.

— В таком случае я хотел бы поговорить с тобой, — сказал он. — Возвращаясь к тому времени, когда ты была жива. Ты знаешь, я следил за тобой. Я следовал за тобой повсюду.

Я знаю, сказала она.

— А потом ты умерла и я думал, что упустил свой шанс. Но теперь ты снова здесь.

Я всего лишь воображение твоего разума, сказала она. Ты знаешь это. Ты сам мне об этом говорил. И ты знаешь, что я просто мысленная конструкция, составленная из твоих воспоминаний.

— Я знаю, — ответил он. — Но ты выглядишь такой настоящей.

Она улыбнулась вновь, на этот раз шире, кровь начала бежать по её скуле, переходя на подбородок. Именно такой он нашёл её двадцать лет тому назад. Он даже не знал её имени. Тогда, как и сейчас, он не был уверен в том, что с ней случилось. Когда он нашёл её, она уже была в состоянии, не граничащим с жизнью. И сейчас она продолжала умирать, но сознание возвращало её к жизни вновь и вновь.

Ты не должен…, начала она, а затем медленно растворилась и исчезла. Он вздохнул. Сообщения от Обелиска никогда не были содержательными. Он никогда не слышал столько, сколько слышали его коллеги. Он полагал, что причиной этому было то, что его желание увидеть девушку было слишком значительным, слишком настойчивым.

Он заглянул в инкубационную камеру и был удивлён, что все сорок клеток во всех сорока ёмкостях увеличились в численности. Это был беспрецедентный случай. Также была беспрецедентной скорость, с которой они размножались — он никогда не видел ничего подобного. Прошло всего лишь несколько часов, а образцы уже были видны невооруженным глазом.

В течении следующего часа он пребывал в ожидании, наблюдая за ними, пока каждая из ёмкостей не заполнилась бледно-розовым веществом, которое представляло из себя не что иное, как биологическую ткань. Должен ли он осмотреть её поближе? Почему нет: здесь достаточно образцов. Какой вред будет от того, что он осмотрит лишь один?

Он открыл ёмкость и пропустил через образец слабый электрический разряд. Розоватая субстанция встрепенулась, как если бы почувствовала его. Возможно, это причиняет боль.

Он перевернул ёмкость и вылил содержимое на стол. Перед ним находилось слегка волнообразное вещество. С помощью скальпеля он осторожно разрезал его пополам. Он наблюдал, как лезвие разделяет субстанцию на две половинки, образуя между ними пустую борозду. А затем смотрел, как вещество вновь соединяется обратно в единый слой, не оставляя ни одной видимой линии или рубца. Изумительно, подумал он.

Он всё ещё экспериментировал с образцом, когда показалось лицо его бабушки, парящее прямое над столом. В испуге он подпрыгнул.

Несомненно, он любил свою бабушку, но не настолько, как эту девушку. Или, возможно, это просто было нечто иное: он знал девушку лишь короткое мгновение, а потому его любовь к ней была чистая и непорочная. Его чувства к своей бабушке были гораздо более сложными. После смерти его родителей, она взяла его к себе. Обходилась с ним нормально, но она была уже старая и сварливая, и иногда делала вещи, которые он понимал с трудом. А потом однажды, когда он стал немного постарше, она просто исчезла. Даже тогда в основном он понимал, что с ней что-то случилось, нечто, с чем она не могла справиться, что, возможно, её даже убили. Но часть его с трудом подавляла обиду на то, что она не вернулась.

— Что тебе нужно? — спросил он на немецком.

Это так ты разговариваешь со своей бабушкой? произнесла она на английском с ярко выраженным акцентом, хотя он знал, что если бы она была настоящей, то бранилась бы на немецком.

— Извини, — сказал он. — Я думаю, ты пришла, потому-что есть что-то, о чём девушка была не в состоянии выразить. Ты же знаешь, я люблю тебя.

Так-то лучше, сказала она и протянула ему конфету в целлофановой обёртке. Она всегда делала так, когда была еще жива. Он попытался взять её, но его рука встретила пустоту.

Пришло время, сказала она. Ты и так узнал слишком много. Сейчас самое время.

Время для чего? Он не ощущал себя единым целым, с тех самых пор, как потерял свою бабушку. И теперь она снова была здесь, но одновременно и не здесь. Он мог видеть её и слышать, но не мог ни прикоснуться к ней, ни почувствовать её запах. Вся его жизнь была такой, жизнь утрат: сначала ушли его родители, затем бабушка. В конце концов, всё, что у него осталось — это его лаборатория, единственное, на что он мог рассчитывать. Его лаборатория никогда не подводила его.

Ты слушаешь меня? спросила она, щелкнув пальцами. Ты понимаешь, о чём я говорю? Ты должен раз и навсегда прекратить это исследование!

Прекратить исследование? Он почувствовал, как в нём растет гнев. Она никогда не понимала того, что он пытался делать, так почему его должно удивлять то, что она не понимает его и сейчас?

— Но я делаю важную работу, — сказал он. — Я делаю открытия, находящиеся за рамками человеческого воображения.

То, что ты делаешь — опасно, сказала она. Поверь мне, дитя. Я говорю это для твоего собственного же блага. Обелиск уничтожит тебя. Ты должен прекратить это, пока не стало слишком поздно.

На её глаза наворачивались слёзы. Прекратить работу? А что ещё у него было? «Это не совсем она,» говорил он себе. Обелиск просто позаимствовал её образ и голос. Почему он не мог остаться с той девушкой? Он любил её, но никогда не был с ней, поэтому он не мог скучать по ней точно так же, как скучал по своей бабушке. А теперь Обелиск пытается манипулировать им, используя её, чтобы заставить его остановиться.

— Пожалуйста, уходи, — сказал он, стараясь не смотреть на её. — Ты просишь слишком много.

Слишком много? сказала она. Её голос теперь был немного резким и действовал на нервы. Мне нужно, чтобы ты выслушал меня, Гроте. Это очень важно.

Он простонал. Он не мог слушать; не мог этого выдержать. Он закрыл свои уши, но каким-то образом всё ещё продолжал слышать её. Он закачал головой назад и вперёд, одновременно начав петь так громко, как только мог. Он по-прежнему мог слышать её, всё еще осознавал, что она говорит слова, но не мог расслышать, о чём в точности они были. Но она просто стояла там и говорила, отказываясь уходить.

Он закрыл глаза, её голос всё ещё гудел. Что ему сделать? Он так устал, ему просто нужен отдых. Как ему прогнать её?

В недоумении, он говорил себе, что она была всего лишь мысленной конструкцией: ЕГО мысленной конструкцией. Если он просто перестанет думать, он сможет прогнать её. Всё, что ему нужно — это вырубить себя, и он будет в порядке.

Там в выдвижном ящике стола находился шприц с новой иглой. Чтобы дотянуться до его, ему необходимо было убрать руки от ушей. Внезапно, её слова пронзили его голову с ещё большей громкостью.

Нет, Гроте! кричала она ему. Останови это безумие прямо сейчас! Ты абсолютно не понимаешь. Ты лишь навредишь себе!

Его бросило в дрожь. Ему необходимо успокаивающее. А вот и оно, уже на столе.

Гроте! сказала она. Разве ты не понимаешь? Это то, чего хочет Обелиск! Ты не соображаешь. Прекрати и послушай!

— Оставь меня в покое, — пробормотал он.

Он прикрепил иглу и начал набирать жидкость. Она оказалась более вязкой, чем он предполагал и с трудом проходила внутрь. Продолжая слушать нытье своей бабули, он перевязал руку и постучал по вене, а затем приставил к ней иглу.

Гроте, зачем ты это делаешь? спросила она.

— Мне просто нужно поспать, — сказал он и вонзил иглу. — Всего несколько часов сна.

Жгучая жидкость проникала внутрь вены, а затем его рука начала покалывать. Бабушка смотрела на него страшным взглядом, переполненным скорбью.

Ты думаешь, что это успокоительное? спросила она, покачала головой и отступила, на её лице было выражение ужаса.

Это не то, чем оно кажется. Ты лишь ускорил Воссоединение. Ты должен спешить к Обелиску, сказала она. Зона окружающая Обелиск — это мертвый космос; мёртвое пространство, которое остановит в тебе этот процесс и защитит от его развития. Ступай туда, покажи остальным, что с тобой случилось и предупреди их. Ты должен убедить их оставить Обелиск в покое. Ты должен попытаться остановить Воссоединение, пока не стало слишком поздно. Это важно, чтобы ты убедил их. Очень-очень важно.

А потом она медленно растворилась в небытие.

Некоторое время он так и сидел, испытывая облегчение, пока до него не начало доходить — всё, что она говорила, было не для того, чтобы досадить ему; она говорила правду.

О, Боже, подумал он, глядя на пустую ёмкость на столе, пустой шприц, и понимая, что он только что вколол. Он посмотрел на свою руку: странная опухоль в вене, болезненное волнообразное движение, которое не принадлежало к его собственным, теперь оно исходило глубоко из его руки.

Он дотянулся и включил сигнал тревоги, но затем обнаружил, что не может спокойно усидеть на месте. Что-то было не так. Что-то уже начало изменяться. Его рука покалывала, началось онемение, и теперь волнообразные колебания стали еще больше, начали распространяться. Ему нужно было выйти, он должен был увидеть Обелиск, должен поговорить с ним. Его бабушка сказала — Обелиск спасёт его.

Он рванул из помещения и направился вниз по спиралевидному коридору. Аварийная сирена продолжала выть, начали выходить люди, все они были озадачены. Спотыкаясь, он промчался через две лаборатории, для которых у него была карточка доступа, а затем через прозрачный коридор, на стенах которого играла вода, постепенно повышаясь в уровне.

Там, в конце, была дверь, ведущая в отсек с Обелиском, перед ней стояли двое охранников.

— Впустите меня, — сказал он.

— Извините, Профессор Гут, — сказал один из них. — Включен сигнал тревоги. Разве вы не слышите?

— Что с вашей рукой? — спросил второй странным голосом.

— Я дал сигнал к тревоге. Вот почему я должен войти. Рука, — невнятно произнес он. — Мне нужно поговорить с ним о руке.

— Нужно поговорить с кем? — подозрительно спросил первый охранник. Оба караульных подняли своё оружие.

— С Обелиском, тупица! — сказал он. — Мне нужно, чтобы он сказал мне, что со мной происходит!

Охранники переглянулись. Один из них начал быстро сообщать что-то в модуль связи; второй теперь активно направлял на него пистолет.

— Итак, Профессор, — сказал он. — Успокойтесь. Вам не о чем волноваться.

— Нет, — сказал он, — ты не понимаешь. К этому времени в коридоре уже находились и другие люди, они стояли за его спиной, наблюдали, озадаченные. — Всё, что я хочу — это увидеть его, — умолял он охранников.

— Что случилось с его рукой? — спросил кто-то позади его.

Теперь рука была искривлена. Она была повёрнута в обратную сторону, как если бы её отрезали, перевернули, а затем снова пришили. Теперь этот процесс затронул не только руку, но также и плечо, и грудную клетку — всё изменялось.

Он попытался заговорить, но из его уст доносилось лишь нечто, похожее на глубокий звук рвоты. Сигнал тревоги все ещё работал. Он сделал шаг вперёд, теперь охранники выкрикивали предупреждения. Он поднял руку перед собой и они отскочили назад, медленно отходя в сторону. Я буду стрелять! Я буду стрелять! выкрикивал один из них, но не стрелял.

Сейчас Гут был у двери, он провёл своей карточкой. С глухим звуком пуля вошла ему в ногу, но это уже не имело значения, он едва почувствовал её. А потом дверь открылась и он ввалился внутрь.

Отсек был пуст, за исключением его и Обелиска. Он направился к нему, его раненная нога внезапно отказала. Волочась на коленях, он продолжал движение, пока в конце концов не смог прикоснуться к нему.

Что бы не происходило в его руке, было похоже на то, что оно прекратилось. Лучше не становилось, но и не ухудшалось тоже. Обелиск помогал. Обелиск остановил это. Он вздохнул с облегчением, а затем вздрогнул от пронзительной боли в ноге.

Он хотел остаться здесь, под защитой Обелиска. Как только он поймёт, что произошло, то сможет подключить свою команду к работе над улучшением его состояния. В худшем случае ему придётся ампутировать руку.

Сигнал тревоги прекратился и он обнаружил, что думать стало легче. Нужно чтобы кто-то перенёс сюда его лабораторию и тогда он сможет продолжить свою работу. Он передвинул ногу и поморщился от боли. Краем глаза он увидел, что дверь в помещение открывается. Он повернулся и распознал одного из главных, человек, руководящий охраной, единственный с бесчеловечным лицом. Как его имя? Ах, да, Кракс. Он был одним из тех, кто поможет перенести его лабораторию. И он привёл с собой остальных, много здоровых крепких парней. Они смогут помочь.

Он едва успел открыть рот, чтобы заговорить, когда Кракс поднял свой пистолет и выстрелил ему в лоб.

— В этом не было необходимости, — сказал Марков за его спиной.

— Забавно, — сказал Кракс. — Вы никогда в действительности не казались мне человеком брезгливого типа.

— Я и не из брезгливых, — сказал Марков. — Но его состояние заслуживало изучения, пока он всё ещё был жив.

Кракс пожал плечами.

Марков посмотрел на него леденящим взглядом.

— Передай им тело для изучения. И смотри, чтобы больше не облажаться, — сказал он. — Не начинай воображать, будто ты не являешься расходным материалом. Сейчас ты еще больше расходный материал, чем был десять минут тому назад. — Он развернулся на пятках и ушёл.

Кракс смотрел ему вслед, испытывая одновременно, как небольшое презрение, так и небольшой страх, а затем и сам направился к двери.

— Заберите тело, — сказал он охранникам. — Отнесите его в одну из лабораторий и оставьте там. — Он посмотрел на толпу научных сотрудников. — У кого-то из вас есть опыт препарирования? — спросил он. Почти все из них подняли руки. Он наугад выбрал троих из них. — Тщательно осмотрите его и расскажете мне, что с ним произошло. — А затем он протолкнулся через уже рассредоточенную толпу и ушёл.

 

56

Вскоре, после того, как охранники упаковали тело Гута на носилки и унесли его, процесс изменения возобновился. Но так как тело было накрыто простыней, они этого не заметили. Из него исходили странные звуки, напоминающие выброс газа и хруст, которые они просто приняли за звук от нагруженных носилок или от шарканья своих сапог по коридору.

Они донесли его до одной из лабораторий и задвинули вместе с носилками на стол, простыня по-прежнему находилась на нём. Три патологоанатома-добровольца последовали за ними на расстоянии, перешёптываясь, держась за свои иконки.

— Мы должны связаться с Филдом, — сказал первый из них. — Он захочет знать.

Один из остальных двух кивнул.

— Я свяжусь с ним, — сказал он и активировал комнатную видеосвязь.

Странный, склизкий звук донёсся из-под простыни, за которым последовал треск, напоминающий разламывание костей. Простыня шевельнулась.

— Что это? — спросил один.

— Просто оседание тела, — заявил другой.

— Как по мне, оно так не звучит, — сказал первый.

— Алло, Филд? — сказал третий в аппарат связи.

Усталое лицо Филда появилось на голографическом экране.

— Хидеки, — сказал он. Почему ты звонишь ко мне так поздно? Что не так?

Ещё один скрежет донёсся из простыни, на этот раз еще громче. Форма под ней заметно изменилась.

— Что это было? — спросил Филд.

— Минуточку, — сказал Хидеки.

— Это нечто большее, чем оседание тела, — сказал один из двух остальных.

— Ты прав, — сказал третий.

Медленно, они подошли вперёд. Один из них протянул руку и стянул простыню, дав ей упасть на пол.

То, что лежало под ней, едва уже было похоже на человека. Голова все ещё присутствовала, но теперь была дополнена занавесками из плоти, которые образовались из того, что некогда было плечами. Оно было оживлённым и слегка двигалось. То, что осталось от его груди, вздымалось вверх и опускалось вниз быстрыми движениями. Ноги были атрофированы, а руки удлинены. Тело было приплюснутым и ребристым, казалось, что кожа растянулась, образовав крылоподобную структуру между запястьем и тем, что осталось от лодыжки, наподобие тела ската, известного под именем «манта» или «морской дьявол». Оно имело нездоровый вид и болезненный цвет. Глаза были запавшими и издавали странное свечение.

— Профессор Филд, вы видите это? — спросил Хидеки.

— Что это такое? — спросил Филд.

— О, Боже мой, — сказал один из двух остальных.

Послышался еще один треск и тело продолжило изменяться: то, что осталось от лица, атрофировалось, начало исчезать, за исключением глаз и рта, который к этому времени представлял собой нечто большее, чем отверстие. Он был расколот на две части, и сейчас из него исходило множество щупалец или антенн, словно у инсектоида из научно-фантастического рассказа. Руки и ноги усохли, на их местах проросли крюки из костей. Оно издало пронзительный визг и начало брыкаться.

Филд выкрикнул им убегать. Снова зазвучал сигнал тревоги. Профессор Хидеки Ишимура бросился бежать, его мысли были лишь о том, чтобы убраться оттуда как можно дальше и как можно быстрее.

Двух других научных сотрудников парализовал страх.

— Бегите! — продолжал выкрикивать им Филд. — Бегите!

Но они не двигались. Существо перевернуло себя. Оно сидело там, на краю стола, слегка посвистывая от дыхания, покачивая туловищем вверх и вниз.

Один из учёных издал небольшой вопль и бросился к двери. Тварь прыгнула и обхватила собой его плечи и голову, стараясь прижать своё склизкое тело к его лицу. Он кричал, но вскоре его крик был заглушён. Через видеосвязь Филд наблюдал, как с рвущимся звуком из существа пророс странный хоботок и вонзился через глаз учёного глубоко в его череп. Хоботок запульсировал, вкачивая что-то внутрь.

Второй учёный метнулся в угол и, рыдая, крепко зажмурил свои глаза. — Беги! — Снова закричал Филд, но тот не обращал внимания.

Тело первого учёного рухнуло на пол, существо втянуло свой хоботок и медленно отползло от него. Через минуту, возможно, даже всего через несколько секунд, он начал изменяться, его тело начало трясти. Филд наблюдал, как цвет кожи учёного приобрёл бледно-лиловый оттенок, почти пурпурный. Появился звук разрывающейся плоти и из его плечевых суставов проросли костяные лезвия, а сами плечи рук внезапно растворились в груди. Теперь было похоже на то, что из стенки его желудка прорастает новая пара предплечий и вытягиваются пальцы. Его волосы осыпались, его глаза запали, его уши смещались вниз по лицу, чтобы присоединиться к его шее.

Медленно оно поднялось и, спотыкаясь, направилось к лабораторной двери.

Последний учёный все ещё находился в углу помещения, присев на корточки и слега похныкивая. Тварь, которая некогда была доктором Гутом, теперь неуклюже тащилась по полу в его направлении, а затем прыгнула. Филд сбросил связь, так как был не в силах слушать его крики.

 

57

Ему снился сон. Он прогуливался по пустому пляжу, держа Аду за руку.

Майкл? спросила она.

— Да? — ответил он.

Ты меня любишь?

Он не знал, что ответить, поэтому промолчал. Он любил Аду; он был уверен в этом. Но он не понимал — почему она изменилась? Как они могли отдалиться друг от друга?

Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, сказала она.

— Что? — спросил он.

Я хочу родить ребёнка, сказала она.

— Ты серьёзно? — спросил он.

Она кивнула. Это то, что мне нужно, сказала она. Это сблизит нас.

А потом в его сне начал появляться отдалённый, назойливый шум. Поначалу он едва заметил его, но тот становился всё громче и громче. Ада всё ещё рассказывала, словно она и не слышала этот шум, но он уже не мог расслышать, о чём она говорит. А потом и она, и окружающий их пляж начали поглощаться тьмой, медленно наступала развязка, и он проснулся.

Звук всё ещё продолжался. Кто-то снова включил сигнал тревоги. Он встал с постели, быстро оделся и вышел в коридор. Было безлюдно. За спиной из своей комнаты он услышал активированный видеотерминал.

— Альтман, — донеслось из него. — Альтман, это Филд. Ты там?

Он вернулся в комнату и включил видеоизображение.

— Я здесь, — ответил он.

— Что-то пошло не так, — сказал Филд. Его лицо было цвета слоновой кости. — Я видел это, но я не могу поверить в то, что я видел. Это ужасно, абсолютно ужасно. Доберись до безопасного места, Альтман, как можно быстрее.

— Успокойся, Филд, — сказал Альтман. — Расскажи мне, о чём ты говоришь.

— Оно отрастило мечи, — сказал Филд. — Только что они проросли из его спины, словно…

Где-то на заднем плане раздался крик. Филд развернулся в обратную сторону и Альтман увидел, что он держит пистолет. Видеосвязь выключилась.

Он услышал крики, доносящиеся с конца коридора. Альтман высунул голову и увидел, бегущего в его сторону, научного сотрудника.

— Что случилось? — спросил Альтман. — Погоди минутку. Стой!

Но мужчина продолжал бежать:

— Они повсюду! — выкрикнул он через плечо. — Ты стреляешь в них, а они по-прежнему продолжают наступать на тебя. — Затем он забежал за угол коридора и исчез.

Я всё ещё сплю, подумал Альтман. Он закрыл свои глаза и потряс головой, а затем открыл их вновь. Нет, всё осталось в том же виде. Еще одни крики, которые теперь дополняли звуки выстрелов.

Он забежал обратно в помещение и огляделся в поисках оружия. Ничего подходящего не было. Он снова вышел из комнаты и, очень быстро шагая, направился в сторону, куда побежал мужчина. Зайдя за угол, он увидел, что коридор забаррикадирован лабораторным столом, перевёрнутым на бок. Альтман направился к нему, внезапно раздались выстрелы, пули с глухим звуком попали в стену рядом с его лицом.

— Не стреляйте! — закричал он, поднимая свои руки над головой. — Это я, Альтман.

Зазвучали возгласы и огонь прекратился. Кто-то из-за стола подозвал его рукой. Альтман подошёл к возведённой баррикаде, перелез через неё и опустился к ним.

— Альтман, — сказал Шоуолтер. — Я рад, что они не добрались до тебя.

— Добрались до меня? Кто? — спросил Альтман. — И что здесь происходит?

— Я точно не знаю, — сказал Шоуолтер, его глаза нервно бегали из стороны в сторону. — Я видел только одного из них, но лучше бы я никогда не видел этого. Оно было чудовищно. Вместо рук и ног у него были костяные косы и оно перемещалось, словно паук. Его голова просто весела, покачиваясь, уставившись в пол, но в любом случае было похоже на то, что оно видело нас. Я не знаю, что это такое, но по останкам одежды, которые на нём находились, можно предположить, что некогда оно было человеком. Но я полностью уверен, что это уже не человек. Произошло что-то ужасное.

— Это я уже понял, — сказал Альтман. Он огляделся. Одного из остальных мужчин он отчасти распознал, кажется, его имя было Уайт. Третьего он не знал.

— Вот, — сказал Шоуолтер и протянул ему пистолет. — Забрали у охранника с оторванной головой. Но не уверен, что это особо поможет: когда ты стреляешь в них, не похоже, чтобы они умирали. Они просто продолжают наступать.

Альтман взял оружие.

— Сколько еще людей осталось в живых? — спросил он.

Шоуолтер пожал плечами.

— Откуда мне знать? Четверо нас, включая тебя, — ответил он. — Вероятно, несколько охранников. И там еще неподалёку бегает несколько человек.

— Не так давно по видеотерминалу со мной связался Филд, он всё ещё был жив, — сказал Альтман. — Должно быть, это началось отсюда, с нижних этажей. Возможно, это еще не добралось до верхней части комплекса, которая расположена над уровнем воды.

— Возможно, — сказал Шоуолтер.

— Свяжитесь с Филдом, — сказал Альтман. — Скажите ему, чтобы он поднялся туда и перекрыл шлюз, а затем ожидал нас с той стороны. Мы постараемся прорваться к нему и как только окажемся на месте, он впустит нас.

Шоуолтер делегировал задачу одному из двух других мужчин, которого звали Питер Ферт. Тот достал свой голопод и приступил к работе.

С дальнего конца коридора донёсся жуткий рёв, а затем, шаркая ногами по полу, что-то вышло из-за угла. В высоту оно было примерно в рост взрослого мужчины, но его руки выглядели, словно руки ребёнка. Они торчали из его желудка.

С его плечевых суставов прорастало две составных косы из костей, словно крылья у ощипанной птицы. Его кожа была покрыта пятнами и сочилась, выглядело это отвратительно, а запах был, как у слегка подгнившего мяса. Это был гуманоид, но Альтман даже и не догадался бы, что когда-то оно было человеком, если бы на его туловище всё ещё не висели обрывки от формы охранника.

— Вот дерьмо, — прошептал Альтман.

— Ферт, продолжай пробовать связаться с Филдом, — сказал Шоуолтер, понизив голос. — А мы задержим его. Ах да, мужики, если действительно хотите помочь, постарайтесь не отправлять слишком много пуль в стены коридора. Последняя вещь, которой бы нам хотелось — это захлебнуться здесь.

Альтман увидел, что Уайт настолько крепко держал свой пистолет, что костяшки его пальцев побелели.

Волоча ногами, тварь медленно направлялась в их сторону, и вдруг замерла на месте. Оно издало ворчащий звук, а затем с криком бросилось на них.

— Огонь! — закричал Шоуолтер.

Все трое тотчас же начали стрелять. Выстрелы немного замедлили существо, но не было похоже на то, что они причиняют ему значительный урон. Оно просто продолжало наступать. Альтман тщательно выцелил голову и быстро сделал три выстрела. По крайней мере две пули достигли цели: он видел выбросы плоти и крови в момент, когда они вонзались в тело. Но тварь, не обращая внимания, продолжала идти вперёд.

В конце концов оно оказалось возле них, маяча над барьером. Они присели и продолжали стрелять, пытаясь держать его на расстоянии. Но с поразительной лёгкостью сквозь град пуль оно перевалилось через барьер и выдернуло Уайта.

Мужчина закричал и попытался убежать. Острые косы существа начали врезаться в спину Уайта, которая тут же приобрела кровавую расцветку. Словно возлюбленного, оно подтянуло мужчину поближе, а потом наклонилось, чтобы вонзить свои зубы в его шею.

Это было ужасное зрелище, Уайт бился в конвульсиях, подобно рыбе вынутой из воды. Такие крики Альтману доводилось слышать лишь однажды — когда кролик был подстрелен в голову, но прожил еще достаточно долго, чтобы осознать, насколько это страшная боль.

Существо издавало гротескное бормотание, истекая слюной при каждом укусе и тряся головой, оно разбрызгивало повсюду частицы плоти и крови.

Первым порывом Альтмана было — бежать. Но единственной причиной, почему он этого не сделал, были мимолётные эгоистичные намерения: если я не прикончу его, размышлял он, я буду следующий.

Он подошёл так близко, насколько это было возможно, поднёс ствол пистолета к шее твари и отгромыхал четыре выстрела в упор. Этого было достаточно, чтобы практически оторвать ей голову и освободить шею Уайта от её зубов. Но даже без головы, тело существа продолжало двигаться.

— Нет, эта хрень когда-нибудь сдохнет? — прокричал Альтман.

Шоуолтер только проворчал. Он повторил действия Альтмана: навёл пистолет на сустав костяной косы, нажал на спусковой крючок, произошёл выстрел и ударной волной её оторвало.

— Именно! — сказал Альтман. — Изувечь его!

Он опустил свой пистолет и сделал три выстрела, пока ногу существа не раздробило. Оно наклонилось в сторону и опустилось на пол, всё ещё не отпуская Уайта. Опираясь, Альтман перепрыгнул барьер и уже стоял на существе. Он расстреливал и топтал его оставшиеся конечности, пока они не превратились в куски, которые, по его мнению, вряд ли уже причинят какой-то урон. Даже тогда он не был уверен, что оно мертво. Он был уверен только в том, что оно достаточно недееспособно и не сможет причинить ему вред.

Он отступил назад и был ошеломлён. Его обувь и ноги были заляпаны кровью, кровь также забрызгала грудь и руки. Он видел, что Уайт был всё ещё жив, но в шоковом состоянии, его спина представляла собой кровавое месиво. Альтман опустился рядом с ним на колено и похлопал его по лицу, пытаясь обратить на себя его внимание. Глаза мужчины слегка вспыхнули, а затем помутнели. Он был мёртв.

— Ну как он? — спросил Шоуолтер.

Альтман открыл его рот и некоторое время делал ему искусственное дыхание, пытаясь вернуть Уайта к жизни, пробуя, оставшуюся на губах мёртвого мужчины кровь, на вкус.

Шоуолтер коснулся его плеча.

— Оставь его, — сказал он.

Альтман посмотрел вверх и покачал головой. Едва он повернулся ко рту Уайта, когда услышал треск и увидел, что его тело забилось в конвульсиях.

Он оттолкнулся от него и отпрянул назад. Казалось, что тело переносит приступ, трясётся и искривляется. А затем оно начало изменяться.

Альтман наблюдал, шокированный происходящим, пытаясь держать свою панику под контролем.

— Что, черт возьми, происходит? — сказал он.

— Он изменяется, — сказал Шоуолтер. — Теперь он один из них.

— Давай убираться отсюда на хрен, — сказал Альтман.

— Боюсь, что есть ещё одна вещь, которую мы должны сделать, — сказал Шоуолтер.

— Какая? — спросил Альтман.

— Мы должны принять меры и убедиться, что оно не последует за нами.

Альтман кивнул, его губы искривились в неумолимой гримасе. — Ты имеешь в виду… — сказал он.

— Мы собираемся расчленить его.

* * *

Двое из них стояли вместе, тяжело дыша, глядя вниз на лужу крови, на куски твари и на частично видоизменённого Уайта. Я никогда не буду тем же, думал Альтман, и по тому, как Шоуолтер уклонился от его взгляда, он мог сказать, что тот чувствовал себя аналогично. Ему и раньше снились кошмары, но сейчас у него было достаточно материала для полностью новой их коллекции.

— Я дозвонился до Филда, — сказал Питер Ферт. — Он говорит, что, насколько он может определить, все существа по-прежнему находятся на нижних уровнях. Он сказал, что попытается добраться до шлюзовой камеры и закроет её, а затем будет ждать нас, пока мы не свяжемся с ним.

— Если мы действительно собираемся сделать это, нам нужно что-то еще, кроме пистолетов, — сказал Альтман. — Пуль не достаточно. Они даже едва замедляют их.

— И что у тебя есть на примете? — спросил Шоуолтер.

— По дороге мы вторгнемся в лаборатории и кладовые служебного инвентаря, — сказал Альтман. — Посмотрим, что нам удастся найти. Подойдёт всё, что сможет отрезать конечности, ну или хотя бы частично повредить их.

В первой же лаборатории, которую они посетили, был найден портативный плазменный резак, который, открутив защитный экран, можно было использовать, как оружие ближнего боя. С помощью инструментов из соседней лаборатории Шоуолтер перенастроил лазерный пистолет, забранный у мёртвого охранника, добавив ему более широкий луч, получилось кое-что с небольшой разрезающей способностью. Питер Ферт откопал лазерный скальпель и модифицировал его для разрезания объектов, толщиной примерно, как запястье.

— Это, скорее всего, не остановит их, — сказал Альтман.

— Первое, о чём я побеспокоюсь — это отрежу их косы, — сказал Ферт. — Если мне это удастся, я буду счастлив.

— Хорошо, — сказал Альтман. — Нам нечего терять. Пошли.

 

58

— У тебя есть две секунды, чтобы объяснить, что, чёрт возьми, происходит в жилых отсеках, Кракс, — сказал Марков. Он указывал на ряд открытых голографических экранов, висящих над консолью, которые отображали хаос, происходящий в плавающем комплексе. На одном из экранов — перевёрнутый стол, сидя на корточках, за ним находились в равной степени как охранники, так и учёные. На втором — мужчина, нанизанный неизвестным созданием, которое выглядело, как нечто среднее между пауком и, размахивающей лезвиями, смертью. Третий показывал сцену кровавой бойни, по всему коридору разбросаны куски и ошмётки тел. Еще на одном — группа человекоподобных существ, они шатались вперёд и назад, словно потерянные.

Кракс выглядел запаниковавшим. Он весь вспотел, его взгляд метался влево и вправо.

— Нас атаковали. Какие-то монстры. Я не знаю, кто или что.

— Кто они, на хрен, такие и как они попали на борт?

— У меня нет ни малейшего представления, — сказал Кракс. — Я никогда не видел ничего подобного.

— Они выглядят знакомо, — сказал Стивенс. — Разве ты не заметил?

— Знакомо? — спросил Марков и прищурился на один из экранов. — Да, — сказал он, кивая. — Я понял, что ты имеешь в виду.

— Вон тот там, — сказал Стивенс, — раньше это был Молина. Это можно определить по тому, что осталось от его лица. На всех их также присутствуют части одежды, обрывки от неё.

— Раньше они были людьми? — спросил Кракс.

Стивенс кивнул.

— Но сейчас они точно таковыми не являются.

— Какова причина происходящего? — спросил Марков.

— Прямо сейчас я провожу допрос Хидеки Ишимуры, одного из наших астрофизиков, — сказал Кракс. — Он был первым, кто увидел одну из этих тварей — первый, кто всё ещё жив, во всяком случае. Но он до смерти напуган — мне не удалось вытащить из него много информации. Он снова и снова продолжает произносить имя Гута. Я думал, что он лишь морочит голову, но если все они появились из людей, возможно, Гут был первым.

— И чтобы быстрее его разговорить ты, несомненно, выстрелил ему в голову, — сказал Марков. — Где этот Ишимура? Я хочу поговорить с ним.

— Он прямо здесь, готовый к эвакуации. Мы должны выбираться отсюда, сэр.

— Я не из тех, кто бежит с поля боя, — сказал Марков.

— Да, но сейчас вы имеете дело с чем-то нечеловеческим, — сказал Кракс. — Вы делаете одной из этих тварей два-три выстрела в голову, а они всё ещё продолжают наступать. Вы начисто отрываете ей башку, но оно и не думает останавливаться.

— Это невозможно, — сказал Марков.

Кракс покачал головой. — Как вы с этим сможете сражаться?

— Значит тактическое отступление, — сказал Марков. — Мы уйдём, а затем перегруппируемся. Я полагаю, что это всего лишь несколько неудач на нашем пути к главным открытиям.

— Это не просто неудача, сэр, — сказал Кракс. — Это катастрофа.

Марков взглянул на него твёрдым взглядом.

— Сколько человек в общей сложности? Сотня? Две? Даже если все или почти все превратятся в этих отвратительных тварей, по большому счёту это не так уж много. Просто неудача. Мы будем снова в строю раньше, чем ты это поймёшь.

— Вы шутите?

— Давай воспользуемся преимуществом всех этих камер слежения, установленных по всему комплексу, — сказал Марков. — Настроим их так, чтобы они передавали изображение на спасательное судно. Нам ничто не помешает следить и изучать. Это будет очень информативно.

— Возможно, вы просто не можете понять, что…

— Обелиск существует, — сказал Марков. — И либо мы воспользуемся им, либо это сделает кто-то другой. Потери, которые у нас возникли и которые еще будут — это приемлемые потери.

— Я предлагаю оставить его, сэр, — сказал Кракс напряженным голосом.

— Я уже понял вашу позицию, мистер Кракс, — сказал Марков. — Стивенс и я будем готовиться к эвакуации. Я всё ещё обдумываю, что с тобой делать.

— Вы же не думаете оставить меня здесь?

— Вообще-то, думаю. Как я уже говорил тебе раньше, ты уже давно расходный материал, мистер Кракс.

— Крейг, — сказал Стивенс мягким, веселящим голосом. — Нет смысла оставлять Кракса здесь. Он будет больше полезен нам живым, чем мёртвым. А так ты не только его накажешь, но и нас тоже.

Марков помедлил в нерешительности.

— Всегда одно благоразумие, — сказал он. — Ну ты хотя бы подготовил для нас свободный путь для эвакуации, Кракс?

— Подготовил, — сказал Кракс. — Ожидается прилив. Если мы уйдём сейчас, сможем избежать его.

— Хорошо, — согласился Марков. — Показывай дорогу.

 

59

— Что насчёт Маркова? — спросил Альтман.

— А что насчёт его? — спросил Шоуолтер.

— Что он обо всём этом думает?

— Не знаю, — сказал Шоуолтер. — Много раз время от времени пытался связаться с ним. Безрезультатно. Может быть, умер?

— Я бы удивился, — сказал Альтман.

Они продвигались через серию лабораторий, проходя сначала в пункт управления, а затем через дверь безопасности в само помещение лаборатории. По дороге они встретили еще несколько тварей и почти всех их удалось избежать, кроме двух, которых они порешили без потерь. В первой лаборатории была обычная обстановка, ничего, о чём следовало бы беспокоиться, но как только он открыл, ведущую в неё, дверь, Альтман понял — что-то было по-другому. Что-то было не так.

А потом он увидел это. Прорастающая в одном из воздуховодов и переходя на пол, находилась густая смесь неизвестной материи. Распространяясь по полу, было похоже на то, что оно и само становиться его частью.

Он указал на неё своим резаком.

— Оно начинает разрастаться, — сказал он. — Распространяясь через вентиляционные шахты.

Несколькими секундами спустя, источники света замерцали и погасли, оставив включенным только аварийное освещение, теперь помещение отбрасывало густые тени.

— Оно добралось до энергосистемы, — сказал Шоуолтер. — Нам лучше поспешить.

Они были почти у двери в следующую лабораторию, когда услышали сверху из вентиляционной шахты звук стремительного перемещения. Решётка над ними была выбита и что-то свалилось на пол, едва не задев их.

Оно было бесформенное и пульсировало, некая холмообразная масса, которая время от времени растягивалась по поверхности и выглядела не более чем лужа. Оно медленно скользило по полу, оставляя за собой шипящий след. Всё, чего оно касалось либо всасывалось и исчезало, либо разъедалось до металла. В её медленной раскатке, Альтман время от времени мельком замечал человеческий череп, растворившийся до кости, и один раз даже что-то похожее на улыбающееся человеческое лицо.

— Как можно отрезать конечности у чего-то, что их не имеет? — спросил Ферт.

Оно медленно направлялось к ним, привлечённое, возможно, вибрацией их голосов или движимое некоторыми другими силами. Оно не выглядело агрессивным; казалось, у него была другая цель. Как только оно оттеснило их к стене, заставив почувствовать себя в ловушке, Альтман начал обдумывать, что же это такое. Эта дрянь разъедала покрытие пола и была лишена всех внешних признаков. Замерев на месте, он ничего не мог поделать, кроме как наблюдать, понимая, что их время подходит к концу. Оно уничтожало всё на своём пути, живое или мёртвое. И он не удивится, если окажется, что когда оно расправляется со своей жертвой, то вырастает в размерах. Насколько большим оно может стать? И есть ли какие-то пределы? Или оно не остановиться, пока не поглотит весь мир?

— Мы должны вернуться, — сказал Шоуолтер.

Альтман кивнул, они начали отходить обратно к двери, через которую зашли в помещение. Ферт как раз собирался открыть её, но Альтман остановил его.

— Не сейчас, — прошептал он. — Я что-то слышал.

Он прислонил ухо к двери. Да, там определённо что-то есть, сразу с другой стороны двери. По скрежету и стонущим звукам, он был почти уверен, что это не человек.

Что теперь? размышлял Альтман, его взгляд метался по комнате в поисках чего-то, что поможет им оттуда выбраться. Может быть, им удастся перепрыгнуть это существо или обежать стороной. Возможно, они должны просто покинуть комнату и открыть огонь по тому, что бы не находилось снаружи, попытаться вывести его из строя, прежде чем эта ползучая тварь схватит их и поглотит.

А потом он заметил, что Ферт жестикулирует и указывает на что-то. Там, почти у самого края слизняка, находился баллон с водородом, к соплу которого была прикручена газовая горелка. Альтман потянулся, схватил её и подтащил к себе.

Он выкрутил сопло до состояния подачи газа, дал искру на горелку и отрегулировал так, чтобы она испускала максимально длинную струю пламени. Затем направил её вниз и распылил на слизняка.

Когда его коснулось пламя, оно тут же возгорелось, пылая и вскипая черной жижей. Пытаясь сбежать, слизняк начал отползать куда-то в другое место. Альтман двинулся за ним, продолжая поливать тварь огнём и покашливая в едком дыме, который от неё исходил. Даже когда оно чернело и выгорало, то двигаться не прекращало, обгоревшие части сворачивались под сердцевину и пропадали. Но теперь, по крайней мере, оно двигалось в другом направлении.

— Я могу держать его припёртым к стене, — прокричал он назад Шоуолтеру и Ферту. — Но я не могу избавиться от него.

Ферт уже начал отвечать, как в ту же секунду дверь была выбита внутрь помещения. Не прекращая помахивать горелкой, Альтман быстро оглянулся через плечо и увидел, что Ферт отсёк костяную косу своим лазерным скальпелем. Шоуолтер отступал назад, неуклонно ведя огонь из лазерного пистолета. Пол дюжины тварей, волоча ноги, наступало на него со своими саблеподобными руками. Ферт находился посреди их, окруженный со всех сторон, делая всё возможное, чтобы прорезать свой путь к свободе, но их было слишком много. Альтман увидел, как один из них резким движением подобрался к Ферту и вонзил свои зубы в его шею. Ферт, крича от боли, попытался вырваться от него и в конечном счёте ему это удалось, отбросив тварь назад и раскроив ей рот лазерным скальпелем, но тут же на месте отброшенного оказался еще один выродок. Ферт вопил. Мгновение спустя его голова была оторвана, обезглавленное тело рухнуло на пол.

Двое существ уже валялись внизу. Еще одно было покалечено: одна рука и одна нога не функционировали, но оно всё ещё продолжало тащить себя вперёд, издавая шипение. Шоуолтер растоптал его.

Оставалось еще трое. Альтман выдал по слизняку заключительную струю пламени и повернулся, схватив свой резак. В это время одна из тварей уже замахнулась своей костяной косой и со свистом направляла её в спину Шоуолтера, но резак её вовремя перехватил, срезав придаток рядом с телом. Почти сразу же ещё одна коса разорвала глубокую рану на руке Альтмана и он чуть не выронил резак.

Матерясь, он сумел удержать его в руках и одним движением срезал из-под твари её ноги. Разряд лазерного пистолета промелькнул у его головы и оставил переднюю конечность последнего монстра в полурасчленённом состоянии, но с дикими воплями тот прыгнул вперёд, промчался мимо Альтмана и устремился на Шоуолтера.

Последний споткнулся, его лазерный пистолет ушёл в сторону и опалил стену. Тварь набросилась на Шоуолтера и они вместе опрокинулись назад, угодив в слизняка.

Альтман незамедлительно зажег горелку и рванулся к ним, но было слишком поздно. Шоуолтер был поглощен частью пульсирующей, перемещающейся массы и попросту исчез. Было довольно странно, что то же самое оно сделало и с существом — так же быстро и впечатляюще засасывая его, оно проглотило одного из своих.

Он растоптал одну из тварей, которая всё ещё двигалась, а затем направил струю пламени вдоль стороны слизняка. Тот достаточно отодвинулся назад, позволив Альтману проскользнуть мимо его и через дверь покинуть помещение.

Теперь только я, подумал он. Остался один.

Было сложно избавиться от чувства, что идти вперёд не было никакого смысла. Это было неизбежно — один из них поймает его и разорвёт на части.

Но он продолжал идти. Теперь он прихрамывал, хотя и не совсем был уверен почему и что же случилось с его ногой. С помощью аптечки из той лаборатории он перевязал свою руку, время от времени прерываясь, чтобы при помощи горелки отогнать слизняка подальше.

Ему повезло. Прокрадываясь через полутьму аварийного освещения, с того момента, как погибли Ферт и Шоуолтер, он встретил всего пять существ с сабле-подобными конечностями, группы которых никогда не составляли более чем две особи, и никогда не находились в местах, где, пока он расправлялся с одним, другой мог обойти его с тыла. По отдельности они не представляли особой угрозы, но в паре они были гораздо опаснее, и когда всё заканчивалось, он не мог отделаться от мысли, что если бы резак всего лишь раз прошёлся немного выше или немного ниже, то одна из тварей погрузила бы свою пасть в его шею и это стало бы его концом.

А потом он увидел Аду. Она связалась с ним через голографический экран, изображение было с многочисленными помехами.

— Майкл, — сказала она. — Ты там?

— Ада, — ответил он. — Это ты?

— Я здесь, — сказала она. — Я сейчас в безопасности, но я не знаю, что они собираются сделать со мной. Майкл, если ты получил это сообщение, пожалуйста, поспеши.

— Ада, где ты? — спросил Альтман.

Но, похоже, она не слушала. Она протянула руку под камеру, изображение мелькнуло и погасло, а затем появилось снова.

— Майкл, ты там? — сказала она.

Запись, значит. Она ретранслировалась вновь и вновь. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы заставить его двигаться дальше.

По мере того как он продвигался вверх по комплексу, ему встречалось всё меньше существ. Тех же, которых он видел, он либо избегал, либо приканчивал, пытаясь совершить это настолько тихо, насколько это было возможно, дабы избежать привлечения внимания остальных.

Тем не менее, он был удивлён, когда обнаружил, что находится в одном из коридоров, расположенных недалеко от шлюзовой камеры. Неожиданно он начал верить, что в конце концов сможет добраться до него живым.

Была только одна проблема. Он чуть не набрёл на существо, собранное не из одного трупа, а из нескольких. Оно выглядело подобно пауку, но с саблеобразными конечностями из других существ, выступающими в качестве ног, всего семь штук.

Тело как таковое состояло из частично перекрывающихся, изогнутых туловищ, грубо соединенных одно с другим. На одном краю слабо покачивались две головы, словно готовы оторваться и упасть.

Альтман частично спрятался за дверной рамой, украдкой изучая монстра. На его нижней стороне пульсировал желто-черный ком, возможно, некоторого рода опухоль.

Рвануться вперёд и начать резать эту дрянь, размышлял он. Маловато для плана действий, но это было всё, что он мог придумать.

Продолжительное время он так и стоял, раздумывая в нерешительности, а затем, сделав глубокий вдох, выбежал из укрытия и бросился к монстру.

Тварь тотчас же повернулась к нему и зашипела, а потом торопливо устремилась в его сторону, окончания её костяных конечностей, ударяясь о пол коридора, издавали резкий глухой звук.

Но прежде, чем он подобрался на достаточно близкое расстояние, чтобы поразить её резаком, случилось нечто непредвиденное. Одна из голов, которые норовили оторваться, вскарабкалась на вершину тела существа и бросилась на Альтмана. Она ударила его в грудь, обвила шею жилистыми щупальцеобразными придатками и начала сдавливать.

Черт возьми! пронеслось у него в голове. Он отшатнулся назад, отчаянно пытаясь оторвать эту дрянь. Паукообразное существо всё ещё приближалось, всё еще торопливо устремлялось вперёд, его вторая голова перешла в состояние готовности и теперь точно так же находилась на вершине его тела. Альтман с усилием колошматил ту, что была уже на нём, боковой частью своего резака, снова и снова. Она ослабила свою хватку всего на чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы он мог дышать, а затем протиснуть свою руку между ней и своей шеей и оторвать её.

Она попыталась вскарабкаться по его руке вверх обратно к шее, но он крепко ухватил её за извивающиеся щупальца и не отпускал. Вторая голова запустилась в Альтмана и он отбил её наземь первой головой, и раздавил ногой до месива. Голову в своей руке он швырнул в стену, а затем разрезал надвое своим плазма-резаком.

В это время паукообразное существо было уже возле него. Альтман срезал верхушку одной из его конечностей, но тварь встала на дыбы, опираясь на три свои задние ноги, и напала на него с остальных четырёх. Ему успешно удалось парировать две из них и увернуться от третьей. Четвёртая, которая только что лишилась своего окончания благодаря плазменному резаку, нанесла ему тяжелый, но притуплённый удар в грудную клетку. Альтман упал на пол, от удара у него перехватило дыхание.

Затем он оказался под ногами существа, которое, словно танцуя, пыталось пронзить его своими конечностями. Альтман отрезал одну ногу, подом другую, но было не особо похоже, что это повлияло на равновесие существа. Он с силой пнул его с ноги и опрокинул назад, затем отполз подальше и, зная, что это не принесёт особой пользы, а только выиграет немного времени, выхватил плазменный пистолет и начал стрелять.

Выстрелы оплавляли ноги существа или с шипящим звуком входили в плоть его туловища, но, казалось, что едва ли это его замедлит. Оно снова было почти над ним, Альтман пнул его обратно, на этот раз с двух ног, успешно выведя тварь из равновесия и перевернув на спину.

Пока оно предпринимало усилия, чтобы встать на ноги, он вновь увидел пульсирующий, желто-черный ком. Альтман выстрелил в него.

Опухоль взорвалась, взрывной волной Альтмана отбросило обратно через дверной проём и оглушило. По всюду барахтались куски существа, включая один достаточно неповреждённый, который подбирался к нему. Он поднялся и, спотыкаясь, направился в его сторону, а затем с помощью плазменного резака рассёк его на части.

Ударная волна от взрыва повредила коридор, покрыв его стены микротрещинами. Спотыкаясь, он осмотрел их на предмет утечек. Пока что было похоже, что стены выдерживают.

Хромая, всё ещё в оглушённом состоянии, он добрался до конца коридора и постучал в люк шлюзовой камеры. Ответа не было.

— Это я — Альтман! — выкрикнул он. — Впусти меня!

Когда ответа всё ещё не последовало, он сообразил, что есть более лёгкий способ и установил соединение с Филдом через свой голопод. Тот час же дверь шлюзовой камеры открылась и он проковылял внутрь.

— Альтман, — сказал Филд. В одной руке он плотно сжимал значок Обелиска, закрывая за Альтманом дверь шлюзовой камеры второй рукой. — Хвала Обелиску. Я уже потерял всякие надежды.

— Где Ада? — было первое, что спросил Альтман.

— В каком смысле? — спросил Филд. — Всё ещё взаперти на материке, я полагаю. Я не видел её в течение нескольких дней.

— Но я видел её, — сказал Альтман. — Я видел её видеообращение. Он была прямо здесь.

— Извини, — сказал Филд. — Я не видел её.

Может быть, это был Обелиск, подумал Альтман. Но как такое возможно? Обелиск показывает только умерших людей. Но Ада не мертва. И тут его кровь застыла, как только он понял, что с того самого момента, когда она приснилась ему, Ада была мертва.

Филд ухватил его за предплечье.

— Мы должны идти, — сказал он. — Я не знаю, как долго мы ещё сможем сдерживать их.

— Где Марков? — спросил Альтман.

— Понятия не имею, — ответил Филд. — Думаю, что, скорее всего, он прекратил работу и покинул комплекс. Либо так, либо же он погиб. В любом случае для меня это большой роли не играет.

Альтман кивнул.

— Нам придется вернуться, ты знаешь это, — сказал Филд.

— Что? — спросил Альтман.

— Нам нужно сходить за помощью и вернуться. Мы должны убедиться, что он в безопасности. Мы должны защитить Обелиск.

Альтман последовал за ним из шлюзовой камеры вверх по комплексу, через серию открытых отсеков и по изгибающемуся коридору в главный купол. Они зашли в лифт и приготовились подниматься вверх, но тот оставался на месте.

— Что не так? — спросил Альтман.

Филд покачал головой.

— По всей видимости, лифт не будет работать от резервного питания, — сказал он. — Будем взбираться своим ходом. После тебя.

Альтман повесил резак за спину и начал подниматься по лестнице, Филд сразу за ним. Подъём был тесным — не так много места между самой лестницей и стеной. А очень скоро взбираться стало ещё тяжелей.

Измученный всем тем, что ему только что довелось пережить, Альтман обнаружил, что ему необходима немалая фокусировка для того, чтобы ставить одну ногу перед другой. За ним, Филд был не намного лучше; он хрипел, словно собирался упасть в обморок.

— Всё в порядке, Филд? — окликнул его Альтман, не опуская головы.

— Жить буду, — ответил Филд. Он начал говорить что-то еще, затем издал звук удушья и внезапно умолк.

Альтман посмотрел вниз и увидел, что Филду сдавливало горло нечто, похожее на светло-серую змею или длинный кишечник. Один конец туго обвился вокруг лестницы, второй — плотно вокруг его шеи. Одной рукой Филд скрёб по своему горлу, пытаясь удержаться за лестницу другой рукой. Альтман начал спускаться к нему, выкрикивая, в то время как Филд отпустил лестницу и теперь обе его руки были на душителе.

Альтман ещё карабкался вниз, только что достал из-за спины свой резак и почти приготовился разрезать существо надвое. Но Филд не держался за лестницу. Если он разрежет тварь — Филд упадёт с высоты.

— Филд! — закричал он. — Ухватись за лестницу!

Но, казалось, Филд его не слышал. Сейчас его лицо было багровым, Альтман увидел, что с его ушей медленно сочится кровь. Альтман потянулся вниз и, держась за лестницу, наступил на окончание душителя. Оно начало извиваться под его ногой, но свою жертву не отпускало. На другом конце оно сделало небольшой резкий рывок, и голова Филда отскочила, словно виноградина, с глухим звуком упав на пол. Тело, ударяясь о стены и лестницу, поспешно последовало за ней.

Он наблюдал, как душитель стремительно и извилисто скользил вниз. Достигнув пола, перемещаясь волнообразными движениями, оно добралось до обезглавленного трупа Филда. Альтман увидел, как оно ткнуло его в желудок, а затем одно из её окончаний сузилось до точки и вонзилось в него сквозь кожу. Медленно, ритмичными движениями, оно проникало в живот Филда. Живот раздулся и медленно расширялся, пока с последним изгибом тварь не исчезла в нём полностью.

Альтману стало плохо. На некоторое время он уцепился в лестницу, уставившись вниз. Он провисел бы там и дольше, но потом его посетила мысль: этих тварей может быть несколько. Бросив на тело Филда нервный взгляд, он заставил себя продолжить подниматься вверх.

Когда он достиг люка, он открыл его и вскарабкался на пол, убедившись, что надёжно закрыл за собой ход. Он надеялся, что твари не способны открыть его, но точно он уверен не был.

Он начал карабкаться вниз по внешней стороне купола, следуя по узким ступеням, вырезанным в стекле. Ниже, покачиваясь на волнах вверх и вниз, находилась лодочная платформа. Большинство лодок отсутствовало, но одна осталась. Он отвязал швартовы и забрался в середину.

Мотор запустился незамедлительно. И только тогда это начало казаться реальным, похожим на то, что он действительно может покинуть это место, похожим на то, что он действительно может остаться в живых.

И тогда Альтман вспомнил о Филде: он погиб, потому что ждал его. Мы должны вернуться, говорил Филд. Должны убедиться, что он в безопасности.

Нет, подумал Альтман. Я свободен от него. Я не собираюсь возвращаться.

И тут он внезапно почувствовал в лодке рядом с ним чьё-то присутствие, просто позади него, вне поля его зрения. Альтман боялся, что если он обернётся, то увидит Филда, его голова отделена, она будет находиться на месте, но не соединена с его шеей, грозящая отвалиться в любой момент.

Привет, Альтман, произнёс кто-то.

— Оставь меня в покое, Филд, — сказал Альтман.

Ты вернёшься обратно, ради меня?

Только теперь, когда Альтман подумал об этом, этот голос не был в точности похож на голос Филда.

— Ты мёртв, Филд. Я не могу вернуться ради тебя.

Но как насчёт меня? спросило оно.

Определённо этот голос не Филда. Сейчас это был голос женщины. Он повернул голову, увидел Аду.

— Ада, где ты сейчас? Кто убил тебя?

Я прямо здесь. Ты нужен мне, Майкл, сказала она. Мне нужно, чтобы ты закончил, то что начал.

Он покачал головой. — Ты не Ада, — сказал он. — Ты галлюцинация.

Дело не закончено, Майкл. Все находятся в серьёзной опасности. Ты должен остановить Воссоединение.

— Что за Воссоединение? — спросил он.

Ты видел Воссоединение, ответила Ада. Тебе нужно остановить его.

А затем она исчезла. Альтман включил следующую передачу и вдавил газ. Чёрт его побери, если он мог понять, что именно она от него хотела. И что от него хочет оно. Я не собираюсь возвращаться, говорил он себе. Я не буду возвращаться.

Но он уже боялся, что будет.

 

60

Когда он причалил к докам Чиксулуба, кто-то уже ждал его. Чава — мальчик, который рассказал Аде и ему о теле на пляже. Он стоял там в тусклом освещении, дрожа. Рядом с ним находился городской пьяница, который утратил своё имя.

— Я знал, что вы придёте, — сказал Чава, пока Альтман привязывал лодку. — Ведьма сказала мне. Она умерла, и всё же она сказала мне. Она попросила меня, чтобы я сказал вам, что вы должны вернуться.

— Я не хочу возвращаться, — ответил он.

— Вы должны, — сказал Чава, его взгляд был невинным и искренним. — Она нуждается в вас.

— А почему ты здесь? — спросил Альтман у пьяницы.

Сейчас он уже не выглядел, словно дурачок, или, по крайней мере, старался таковым не выглядеть. Он скрестил пальцы и изобразил знак хвоста дьявола.

— Единственный способ одолеть дьявола, — сказал ему мужчина, — это впустить дьявола внутрь тебя. Ты должен открыть себя для дьявола. Ты должен научиться думать, как дьявол.

— У меня нет на это времени, — ответил Альтман. — Мне нужно найти помощь.

— Да, — сказал Чава. — Мы отправимся с вами.

Альтман покинул док и отправился по запланированному маршруту, старик и мальчик последовали за ним. Когда стало ясно, что он идёт к зданию ДреджерКорп, Чава поспешил догнать его и попытался удержать.

— Вы не найдёте там никакой помощи, — сказал он.

Он отцепил мальчика и продолжил путь, направляясь к воротам. Когда он оглянулся, то увидел, что мальчик и старик остановились, они стояли неподвижно в пыльной дороге.

— Мы будем ждать вас здесь, — выкрикнул мальчик ему вслед.

Альтман проверил свою карту доступа на входных воротах и они открылись. Он пересёк участок пустой площадки, подошёл к зданию и испытал свою карту ещё раз, безрезультатно.

Он постучал, нажал звонок, затем подождал. Долгое время так никто и не отвечал, а затем видео-панель рядом с его лицом засветилась, показывая чёрно-белое изображение Терри.

Он пристально посмотрел на Альтмана, пододвинув свои очки ближе к переносице.

— Я бы хотел войти, — сказал Альтман.

— Мне очень жаль, — сказал Терри. — В данный момент доступ для всех закрыт.

— Это важно, — сказал Альтман. — В плавающем комплексе что-то пошло не так. Мы должны сделать что-нибудь.

Альтман услышал, как кто-то за кадром заговорил, голос был слишком тихий, чтобы разобрать о чём речь. Терри повернул голову и посмотрел в сторону от объектива.

— Это один из них, — сказал он кому-то слева от него. — Я не знаю кто, я не помню его имени. Альтер, по-моему. — Он умолк, голос неизвестного собеседника снова что-то бурчал. — Да, точно, — сказал он. — Альтман. — Он внимательно слушал, а потом повернулся обратно к Альтману.

— Ты можешь войти, — сказал он.

— С кем ты разговариваешь? — спросил Альтман.

— Ни с кем, — ответил он. — Не волнуйся об этом.

— Мне нужно знать, что я буду в безопасности, — сказал Альтман.

— Ты будешь в безопасности, — сказал Терри после небольшой заминки, но по тому, как он отвёл свои глаза в сторону, когда говорил это, Альтман понял — он лжет.

Он уже почти достиг наружных ворот, когда Терри открыл дверь. Он продолжал идти и даже не обернулся.

— Подожди минутку, — попросил Терри, — куда ты идешь?

— Извини, — ответил Альтман. — Не могу остаться.

— У меня пистолет, — сказал Терри. — Не заставляй меня стрелять в тебя.

Альтман остановился.

— А теперь будь хорошим мальчиком, повернись и иди сюда, — сказал Терри.

Альтман так и сделал. Он медленно повернулся и пошёл обратно. Терри держал свой пистолет без какого либо умысла, почти бесцельно.

Предохранитель, заметил Альтман, был выключен.

— Что это у тебя в руках? — спросил Терри, поглядывая вниз на плазменный резак.

— Что всё это значит? — спросил Альтман. — Сперва я не могу попасть внутрь, а затем ты требуешь, чтобы я зашёл?

— Приказы, — ответил Терри. — Зайдешь внутрь и оставайся на месте. — Он указал на плазменный резак. — Я думаю, тебе лучше бросить его, — сказал он.

— Чьи приказы?

Терри только пожал плечами.

— У меня нет желания входить внутрь, — сказал Альтман, слегка двигаясь вперёд. — Сперва мне нужно кое-что закончить.

— И у меня нет желания стрелять в тебя, — сказал Терри. — Но я буду. Брось эту штуку и подними руки вверх.

Внезапно входные ворота загремели, кто-то стучал по им. Лишь на мгновение глаза Терри метнулись в их сторону, этого хватило только для того, чтобы Альтман сделал выпад и ударил по боковине пистолета. Он выстрелил, пуля попала в ограждение, выбив искру. Но Терри не выронил его, более того, он уже начал возвращать пистолет в исходное положение, чтобы вновь взять Альтмана на прицел.

Одним движением Альтман врубил плазменный резак и устремил его в направлении руки Терри. Энергетическое лезвие рассекло его предплечье; пистолет и рука, которая его держала, упали на землю.

Некоторое мгновение Терри был слишком шокирован, чтобы осознать то, что сейчас произошло. Он просто стоял на месте, не в силах понять, что случилось с его рукой. А потом, до него дошло. Глаза расширились, он отступил на шаг назад и сделал глубокий вдох, чтобы закричать.

Альтман, не зная, что ещё можно сделать, побежал, стараясь не слушать криков человека, находившегося позади него. Он выскочил из ворот и присоединился к Чаве, который убегал вместе с ним.

— Я пришёл и постучал за вами, — сказал он, — а вы уже идёте.

— Хороший поступок ты сделал, даже очень, — сказал Альтман. — Где старик?

— Эль Бораччо? — спросил Чава. — Ему нужно было идти. У него пересохло в горле.

Дальше он начал отступать по улице, мальчик следовал за ним. Что теперь? подумал Альтман. Он повернулся и присел рядом с мальчиком.

— Я должен уничтожить несколько дьяволов, — сказал он. — Похожих на того, что ты видел на пляже.

— Я помогу тебе, — сказал Чава. — Вместе мы убьём их.

— Нет, — сказал Альтман. — Это не игра. Ты не можешь пойти. Я должен найти оружие и отправиться в одиночку.

Мальчик немного подумал, а потом улыбнулся. — Идите за мной, — сказал он. — Сюда.

Мальчик провёл его через улицы, через поселение, к окраине джунглей. Он подошёл к конкретному дереву, прислонил к нему ладонь, а потом внимательно указал собой в определённом направлении и, вытягивая вперёд ноги, начал идти, усердно ударяя своей стопой о землю. Когда звуки его шагов изменились, он остановился.

— Здесь, — сказал он и указал на землю. Он присел и начал расчищать грунт в сторону, пока не обнаружил стальное кольцо и деревянную опускную дверь, приблизительно чуть более полуметра в ширину и почти два метра в длину. Он указал Альтману, чтобы тот открыл её.

Он положил плазменный резак на землю, опустился к кольцу и потянул за него. Поднимаясь вверх на своих петлях, дверь заскрипела, открывая под собой склепоподобное помещение, облицованное камнем. Одна половина была заполнена пистолетами и винтовками, количеством примерно около дюжины. Вторая содержала топоры, кувалды, копья, одно мачете, банку горючего и цепную пилу старого образца.

— Вы можете использовать их, — торжественно сказал мальчик. — Но вы должны вернуть их обратно. Они принадлежат моему отцу.

— Чем именно занимается твой отец? — спросил он.

— Он старается для людей. Он… — Некоторое время мальчик не мог подобрать слова, а потом внезапно вспомнил. — Экологический партизан.

— Спасибо Господу за экологов, — сказал Альтман.

Он взял бензопилу, оставив всё остальное на местах, однако это озадачило мальчика.

— Эти монстры, — спросил он с широко открытыми глазами. — Они деревья?

Сначала Альтман решил ответить ему должным образом, но когда он начал говорить, он вдруг понял, насколько сложным будет ответ. Он просто кивнул и сказал:

— Да, деревья.

Но это только породило новые вопросы.

— Как деревья могут быть монстрами? — хотел знать мальчик.

— Это трудно объяснить, — сказал Альтман.

— И что это за деревья? — спросил Чава.

Он начал тараторить испанские названия деревьев, следуя за Альтманом. Альтман не обращал на него внимания. Он почти вернулся к лодке, мальчик всё ещё следовал за ним, когда зазвучал его голопод. Когда он ответил, на экране появилось лицо Кракса.

— Альтман, — произнёс он. — Привет.

Он сбросил вызов. Тотчас же Кракс позвонил снова. Альтман думал не отвечать, но он знал — Кракс будет продолжать звонить, пока не добьется своего. Поэтому он ответил, но в этот раз не останавливался и продолжал идти дальше.

— То, что ты сделал с Терри, — сказал Кракс. — Едва ли можно назвать утончённым. Я мог бы арестовать тебя.

— Что-то мне подсказывает, что ты не собираешься этого делать, — сказал Альтман.

— Возможно, и не собираюсь — согласился он. — Но я должен сказать, что ты слишком близко принимаешь всё к сердцу. Мы просто хотели поговорить с тобой.

— Ты не просто хотел поговорить со мной, — сказал он. — Ты хотел удерживать меня там.

— Это для твоего же блага. Не делай глупостей, Альтман. Возвращайся.

— Нет, — ответил Альтман.

— А как насчёт твоей подружки, Альтман? — сказал он. — Как насчёт Ады? Вернёшься ли ты ради неё?

Альтман остановился.

— Покажи её, — сказал он.

Впервые, самообладание Кракса слегка пошатнулось. — Прямо сейчас она не доступна, — сказал он.

— Ты не можешь показать её, потому что она мертва, — сказал Альтман.

— Не будь смешон, Альтман. С чего бы ей быть мёртвой?

— У меня появились галлюцинации с ней, — сказал Альтман. — В любом случае либо ты убил её, либо она сама покончила с собой. Какой из вариантов верен, а? Кракс?

— Галлюцинации еще ничего не означают, — настоял Кракс. — Она жива.

Альтман продолжил идти дальше.

— Покажи мне её, и тогда, — сказал он. — если я её увижу. Я вернусь обратно.

— Как я уже сказал, — ответил Кракс, — это невозможно. Ты просто должен довериться мне. Жизнь твоей подружки в твоих руках.

Сейчас он уже был у причала.

— До свидания, Кракс, — сказал Альтман и сбросил вызов, выключив полностью питание своего голопода.

Он погрузил инструмент в лодку, а потом забрался в неё и сам. Чава попытался тоже вскарабкаться внутрь, но Альтман остановил его.

— Оставайся здесь, — сказал он. — На моей совести имеется уже достаточно смертей.

 

61

Пока он направлял свою лодку сквозь волны и чувствовал на своем лице прикосновение брызг, у него было много времени, чтобы поразмышлять. Я сумасшедший, сначала думал он. Я не должен возвращаться. Мне и так в первый раз повезло, что я выбрался оттуда живым. И вправду, он мог бы остаться на суше, если бы Ада не была мертва. Но это было не так, теперь не было никаких причин, чтобы возвратиться на берег. Он чувствовал, что должен положить этому конец.

А потом он начал думать над тем, что сказал ему старый пьяница, когда он встретил его в доке: единственный способ одолеть дьявола, это впустить дьявола внутрь тебя. Ты должен открыть себя для дьявола. Ты должен научиться думать, как дьявол.

Ну, и как бы думал дьявол? Или, в нашем случае, как бы думал Обелиск?

Если кому-то и знать, подумал Альтман, то это ему. Он видел Обелиск много раз, он выжил в непосредственной близости от него, даже когда у того был максимальный пик вещания. Посредством галлюцинаций он разговаривал с ним снова и снова.

Что он сказал совсем недавно, через его воспоминания о Аде? Ты нужен мне, Майкл. Мне нужно, чтобы ты закончил, то что начал. Это было расплывчато — как и большинство того, что говорили ему призраки, было сложно уловить суть. Ранее, в его сне, он был более конкретен. Но говорил ли это с ним Обелиск или это был просто сон, или даже что-то еще? Ведь между сном и галлюцинацией большая разница.

Но, возможно, сон был его подсознанием, которое пыталось что-то ему сообщить. Что в точности сказала Ада? — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, сказала она. Я хочу родить ребёнка. Это то, что мне нужно. Это сблизит нас.

Но был ли сон тем же, что и галлюцинация? Возможно, это была совершенно иная сила — возможно, это совсем не его подсознание, а что-то ещё. Что она имела в виду под «рождением ребёнка»? Были ли эти существа, а именно члены экипажа, которые после смерти превратились в монстров, потомками Обелиска? Ну да, это подразумевалось, так сказать, если он был прав, полагая, что они были созданы посредством передачи кода Обелиском. Но исключая то, что он ошибается, сон с Адой поднял вопрос о нём только после того, как существа, чем бы они не были, расплодились. На самом деле, сон ему должен был присниться сразу же после того, как эти твари начали своё существование, даже не смотря на то, что Альтман не знал о них, пока через несколько минут его не разбудил сигнал тревоги.

Возможно, он должен воспринимать сон более буквально. Возможно, что это именно то, что требует от них Обелиск: чтобы они воспроизводили его. Может быть, если он сможет убедить Обелиск, что он понял его, что он сможет воспроизвести его, то всё вернётся к своему нормальному состоянию.

Это было несложно, подумал он.

А затем его одолели сомнения. Всё это Альтман основывал на своём сне, а он не совсем вяжется с тем, что сообщалось ему в его галлюцинациях. Это могло ничего не значить, или даже быть чем-то ещё — другой силой, которая пытается манипулировать им. Это было почти слишком просто. И даже если он был прав, кто сказал, что если он сделает то, чего хочет Обелиск, всё вернётся к нормальному состоянию? Возможно, будет только еще хуже. А что, если Обелиск заинтересован совсем не в выживании человеческого рода, а видит людей, только как средство для достижения своих целей? И если его цели будут достигнуты, размышлял Альтман, будет ли Обелиск по-прежнему нуждаться в нас, или он уничтожит нас, почти не раздумывая, как если бы мы были всего лишь мухами?

А что если мы загнаны в ловушку, из который нет выхода? размышлял он. Что если человечество в любом случае обречено на погибель?

Он покачал головой. Это было лучшее, что он мог предположить. Он должен пойти на риск. Но какой выбор он сделает, чем он предпочтет рискнуть, он не знал. Пари Альтмана, подумал он. В любом случае Обелиск был ключом. Не было иного выбора, кроме как вернуться к Обелиску, независимо от того, что стояло у него на пути. Сейчас его уже почти окутывала тьма. Там, впереди, мерцали тусклые огни плавающего комплекса, питающиеся от аварийного резерва, но всё ещё работающие. Вскоре он тоже будет там. Вскоре он либо получит ответ на свой вопрос, либо будет мёртв.