Я открыла дверь, и Стюарт обнял меня, стиснув так, будто я вот-вот улечу.

– Привет! – сказал он, зарывшись мне в макушку.

– Привет! – отозвалась я, и когда мы выпустили друг друга из объятий, заглянула в его влажные, усталые глаза. Видно было, что он не высыпается. – Ты просто чудо, спасибо тебе, – сказала я, и в тот же миг в коридоре что-то звякнуло, послышалась возня.

Очутившись в одной комнате со Стюартом и родителями – причем, заметь, в комнате, где всюду валялись тарелки из-под бутербродов с арахисовым маслом, подушки со всех кроватей, одеяла в хлебных крошках, – я вновь почувствовала себя маленькой девочкой, которая озирается, вслушиваясь в непонятный разговор.

Стюарт окинул взглядом нашу большую комнату с низким потолком, кухню, раскрашенную под Макдональдс, хромированный стол, книжную полку с макулатурой и детскими книжками. Я вспомнила чистые полочки с пряностями у него дома, комнаты, где поддерживается постоянная температура – и задала себе тот же вопрос, что и Куп: понимает ли Стюарт, во что ввязался?

– И давно вы с Сэмми знакомы? – спросила мама, когда устроилась рядом с папой на диване; сегодня она была в форме медсестры. Гаррисон остался у себя в комнате, а Бетт и Дэви папа отправил во двор поиграть со Щеном. В руках у каждого из нас была чашка зеленого чая.

– Если точно, то уже несколько лет, – ответил Стюарт, глядя на меня. – Но встречаемся всего пару месяцев.

– Вы в курсе, что у Сэмми не все в порядке со здоровьем? – сказал папа, посмотрев на Стюарта в упор.

Стюарт кивнул.

У меня сжалось сердце. Едва не раздавив чашку, я отпила глоток, обожгла горло.

У Стюарта, в отличие от меня, и в мыслях не было улизнуть и поговорить с глазу на глаз. Он сам решил побеседовать с моими родителями. Я про себя удивлялась: почему не со мной одной? Для чего сразу впутывать взрослых? Маккои, как всегда, любой пустяк превратят в драму. Я подоспела Стюарту на выручку.

– Ну что ж, – вмешалась я, – вот и познакомились. Мама, папа, вам пора на работу.

Я взглянула на Стюарта, думая, что сейчас-то он точно напугался. Но руки его, державшие чашку, не дрожали, взгляд не бегал. Как видно, я испугалась за двоих.

– Пара слов, мистер и миссис Маккой, пока вы не ушли. Я даже представить не могу, как вам сейчас тяжело. – Стюарт поставил на пол чашку, положил руку мне на плечо. – Когда Сэмми мне рассказала, я… – Он собрался с мыслями, шумно вздохнул, выдав свое волнение.

Мама ободряюще улыбнулась. Выходит, ему, и правда, не все равно. Я тоже немного расслабилась.

– Я читал, чем это грозит, и не хочу, чтобы она… – Стюарт повернулся ко мне – видно, почувствовал, как я напряглась под его рукой оттого, что он рассуждал обо мне в третьем лице, – как я тебе говорил, не хочу, чтобы ты страдала в одиночку.

– И мы не хотим, – срывающимся голосом проговорила мама. – Сэмми знает, что если ей станет хуже, мы собираемся чаще бывать дома.

– Но ей и сейчас непросто, – пробурчал отец, – с малышами и все такое прочее.

Я застыла неподвижно. Было очень неловко, но я сама не понимала отчего.

А Стюарт заговорил снова:

– Рано или поздно мне придется вернуться в Нью-Йорк, но я останусь здесь сколько получится, буду смотреть за малышами, пока твои родители на работе.

– Не уверена, что это вообще понадобится, – сказала я, но родители дружно вздохнули с облегчением.

На самом деле я и так все знала, но чувствовала, будто меня обсуждают не как живого человека, а как нечто отвлеченное – для всех очень важное и дорогое, но все равно неодушевленное. Источник трудностей.

Под конец разговора папа, похлопав Стюарта по спине, вывел его во двор, показать, где хранится корм для кур. Когда они выходили из сарая, папа одной рукой взвалил на плечо новенький пятидесятифунтовый мешок, а другой махнул в сторону курятника.