Я не сплю всю ночь, сидя в своей гостиной, уставившись на аркан в моих руках, ожидая звонка.

Она в порядке? Что случилось? У меня теперь проблемы? Мне нужно было это предвидеть? Был ли я слишком занят, дуясь на всех по поводу своей помолвки, и упустил что-то важное? Люсьен теперь рассекретит детали моей интрижки с Циан? Аннабель ненавидит меня?

Вопросы повторяют себя снова и снова — бесконечный круг одних и тех же мыслей и страхов.

Как это со мной случилось? Вот он я, чуть не схожу с ума по поводу благополучия суррогата. Не думаю, что смог бы сказать, как выглядит любой из суррогатов, которых я встречал прежде. Блондинки, брюнетки, рыжие… они все как куклы, куклы с расплывчатыми лицами, которые не имеют значения, потому что кто они такие? Никто. Собственность. Но лицо Люсьена. И Аннабель…

Я даже не знаю ее имени. У них есть имена? Думаю, им дают номера на Аукционе. Может, они родились с номерами. Они вообще рождаются обычным способом? Я никогда не воспринимал их как настоящих людей, пока сегодня не услышал крик этой девушки.

Я ужасный человек?

Из-под штор просачивается бледный серый свет, признак нового дня. Я злюсь на себя, уже почти сдаюсь и иду в постель, когда серебряный камертон дрожит и поднимается с моей ладони.

— Она в порядке? — спрашиваю я, прежде чем у него появляется шанс заговорить.

На другом конце чувствуется легкое замешательство, и я думаю, что, скорее всего, я немного его удивил.

— Да, — говорит он, и звучит он необычайно устало. — Она будет жить.

Я выдыхаю, и ощущение, будто я держал этот вдох всю ночь. Голова гудит от облегчения.

— Это хорошо, — говорю я.

— Да. — И снова намек на удивление в его голосе.

— Что? — спрашиваю я, слишком усталый и измотанный, чтобы соблюдать вежливость. — Ты думал, что мне все равно? Ты думаешь, я не человек?

— Нет, — отвечает он. — Я думаю, что ты из королевской семьи.

Я чувствую завуалированное оскорбление, но не понимаю его.

— Что это значит?

— Это значит, что ты не видишь мир так, как видит его большинство людей в этом городе.

Я хмурюсь. — Этот город любит знать.

Люсьен посмеивается сквозь свою усталость. — О, Гарнет, — говорит он. — Ты ничего не знаешь об этом городе. Ты знаешь Жемчужину и Банк. Жемчужина терпит тебя из-за твоего высокого статуса, а Банк любит тебя, потому что с твоей помощью продаются газеты.

Никто никогда, никогда не говорил со мной так. Я открываю рот, чтобы напомнить ему, кто есть кто в наших отношениях, но затем из меня выходит весь воздух, и я осознаю, то он прав.

Я — ничто. Я просто роскошная и дорогая трата времени.

— Тогда зачем ты попросил меня о помощи? — говорю я.

Он вздыхает. — Я не просил. Я шантажировал.

Верно. Я давлю на глаза костяшками пальцев.

— Люсьен, что такого важного в этой девушке? Почему ты так о ней заботишься?

— Почему ты так думаешь?

— Помимо того факта, что ты заставил меня следить за ее каждым передвижением?

— Ты проделал посредственную работу, в лучшем случае. И если я слежу за кем-то, это не значит, что я забочусь о них. Ты даже представить не можешь, за сколькими людьми я слежу. Почему ты думаешь, что эта девушка чем-то отличается?

— Твое лицо сегодня, — говорю я в лоб. — Когда она истекала кровью и… плакала. Это было очевидно.

Очередная пауза. На этот раз она затянулась, и я уже не могу терпеть.

— У них есть имена? У суррогатов, я имею в виду, — говорю я. — Откуда они появляются?

— Они из Болота, — отрывисто говорит он. — Безусловно, ты знаешь об этом. И да, у них есть имена.

— У всех? — Как только вопрос слетает с моих губ, я жалею, что его задал.

— У всех.

— Ну и как ее зовут тогда?

Люсьен раздражается. — Почему тебя это волнует, Гарнет из Дома Озера, наследник Графини, член Дома-Основателя?

— Не бросайся мне тут титулами. Это не я.

— Правда? Тогда просвети меня, пожалуйста. Скажи мне, кто ты. Скажи мне, что ты заслуживаешь знать ее имя.

— Заслуживаю? — Я встаю, мой пульс учащается. — Ты говоришь мне, что я не заслуживаю знать имя какого-то суррогата?

— Именно это я тебе и говорю. Ты делишь людей на две группы — члены королевской семьи и все остальные. Ты когда-нибудь пытался задуматься, что «все остальные» чувствуют по вашему поводу? Что они — люди со своими собственными правами, надеждами, мечтами и чувствами? И что они превосходят вас в численности по крайней мере в десять раз?

Я не знаю, что на это сказать. Потому что он прав.

— Ты знаешь, что происходит с суррогатами, Гарнет? — продолжает Люсьен, и его голос становится похожим на змеиный шепот.

— Они… они делают королевских детей, — запинаюсь я.

— А затем?

Я сомневаюсь. — Я не знаю.

— Они умирают. Все. До. Единой. Деторождение для них смертельно.

Я вынужден повторить последнее предложение в своей голове больше трех раз, прежде чем я его понимаю.

То есть все до единой девушки, которых я видел на поводке, на балах или молча сидящих за обеденным столом… они все мертвы.

— Это… это не может быть правдой. Почему… как такое могло случиться?

Это вызывает откровенный смех у Люсьена. — Ты когда-нибудь вообще думал о суррогатах, пока я тебя не попросил присматривать за одной из них? Не мог бы ты описать одну из них, кроме Вайолет?

— Вайолет? — говорю я.

Тишина.

— Ее зовут Вайолет? — спрашиваю я снова более приказным тоном.

— Да, — неохотно отвечает Люсьен.

— Ох. — Вайолет. Вайолет играет на виолончели. Аннабель заботится о Вайолет. Теперь это ощущается по-другому, когда я это так произношу. Суррогата зовут Вайолет.

Если у Вайолет моя сестренка, то Вайолет умрет.

— Так… что за план? Ты пытаешься найти для нее какой-то способ родить ребенка и выжить?

— Нет.

— Тогда что? Ну же, Люсьен. Пожалуйста. Доверься мне.

Ожидание его ответа кажется бесконечным.

— Могу ли я? — спрашивает он наконец. — Какое обещание ты можешь дать, чтобы я был уверен?

Я упорно задумываюсь на мгновение. Люсьена не волнуют деньги, драгоценности или что-то подобное. Кажется, его волнуют люди.

— Я клянусь Аннабель, — говорю я. — Если я сделаю что-то, что принесет суррогату неприятности, она будет наказана в десятикратной мере. А я никогда не причинил бы ей боль.

— Хм. — Люсьен, кажется, впечатлен. После небольшой паузы, он говорит, — Я принимаю обещание.

— Здорово, так что за план?

— План, — драматично говорит он, — вызволить ее из Жемчужины.