Кастовая система является одним из главных выражений традиционного общественно-политического порядка; «формой», торжествующей над хаосом и воплощением метафизических идей стабильности и справедливости. Деление индивидов на касты или эквивалентные им группы в зависимости от их природы и различного порядка их деятельности по отношению к чистой духовности в схожих чертах обнаруживается среди всех высших форм традиционных цивилизаций и составляет сущность изначального законодательства и общественного порядка, соответствующего «справедливости». Принадлежность к касте считалась традиционным человечеством первым главным долгом индивида.

Самый полный тип кастовой иерархии — древняя индоарийская система явно черпала своё вдохновение в иерархии разнообразных функций, обнаруживаемых в физическом организме, оживлённом духом. На низшем уровне такого организма существуют недифференцированные и безличные энергии материи и чистой жизненной силы; регулируют деятельность этих сил функции метаболизма и всего организма. Эти функции, в свою очередь, регулируются волей, которая двигает и направляет тело как органическое целое во времени и пространстве. Наконец, мы полагаем, что центром является душа — высшая сила и «свет» всего организма. То же самое верно и для каст: деятельность рабов или рабочих (шудр) подчиняется деятельности буржуазии (вайшьев); выше в иерархии мы обнаруживаем воинскую аристократию (кшатриев); и, наконец, представителей духовной власти и силы (брахманы, в изначальном смысле слова, и вожди как понтифики). Эти группы были организованы в иерархию, соответствовавшую функциям внутри живого организма.

Такова была индоарийская общественно-политическая система, сильно напоминавшая персидскую: последняя была выражена в четырёх пиштрах: господ огня (athreva), воинов (mthaestha), глав семейств (vastriya-fshuyant) и слуг, предназначенных для ручного труда (huti). Аналогичную схему можно найти в других цивилизациях, вплоть до европейских Средних веков, следовавших разделению людей на слуг, буржуазию, аристократию и священство. В мировоззрении Платона касты соответствовали различным силам души и отдельным достоинствам: правители (архоѵтед), воины (риХакєдили ёткѵроі) и рабочие (demiurgoi) соответствовали духу (ѵоѵд) и голове, душе (ѲѵтоіЗед) и груди, и способности к желанию (ёлѲѵтццкбѵ) и низшим органам тела, управлявшим половыми функциями и функциями выделений. Таким образом, как утверждал Платон, внешний порядок и иерархия соответствуют внутреннему порядку и иерархии согласно «справедливости». Мысль об органическом соответствии также можно найти в хорошо известном ведическом сравнении происхождения разных каст из разных частей «изначального человека», или Пуруши.

Касты, кроме определения социальных групп, определяли функции и типичный образ жизни и действия. Соответствие фундаментальным естественным возможностям отдельного индивида какой-либо из этих функций определяло его принадлежность к соответствующей касте. Таким образом, в обязанностях по отношению к своей касте (от каждой касты традиционно требовалось исполнять определённые обязанности) индивид был способен опознать нормальное выражение — так же, как и развитие и освящение своей собственной природы в общем порядке, установленном «свыше». Именно поэтому кастовая система развилась и применялась в традиционном мире как естественный, приемлемый институт, основанный на чём-то, что все считали очевидным, а не на насилии, подавлении или, говоря по-современному, «социальной несправедливости». Признавая собственную природу, традиционный человек знал своё место, функцию и правильное отношение к нижестоящим и вышестоящим; отсюда, если вайшья не признавал авторитет кшатрия, или кшатрий не поддерживал собственное превосходство по отношению к вайшье или шудре, это считалось не столько недостатком, сколько результатом невежества Иерархия была не средством человеческой воли, но законом природы и таким же безличным физическим законом, как закон, согласно которому более лёгкая жидкость плавает на поверхности более плотной, пока не вмешается внешний фактор. Твёрдо придерживались принципа, согласно которому «те, кто хочет внедрить процесс, не согласующийся с человеческой природой, не могут заставить его действовать как этическую систему».

Современную чувствительность в кастовой системе больше всего оскорбляет наследственный закон и пресечение обратного. Кажется «несправедливым», что судьба может определять социальный статус при рождении и предопределить тип деятельности, на которой человек должен сосредоточиться до конца своей жизни и которую он не может оставить, даже ради чего-то низшего, иначе он станет «изгоем», парией, которого все будут избегать.

Однако на фоне традиционного взгляда на жизнь эти трудности преодолимы. Закрытая кастовая система основывалась на двух фундаментальных принципах. Первый из них состоял в том, что традиционный человек рассматривал всё видимое и мирское в качестве следствий причин более высокого порядка. Таким образом, например, рождение в тех или иных условиях, мужчиной или женщиной, в одной, а не другой касте, в одной, а не другой расе, и обладание особым талантом и предрасположенностями не считалось чистой случайностью. Все эти обстоятельства объяснялись традиционным человеком как соответствующие природе принципа, воплощённого в эмпирическом «я», желаемом или уже присутствующем трансцендентно в акте человеческого рождения. Таков один из аспектов индийской доктрины кармы; хотя эта доктрина не соответствует тому, что обычно понимается под «реинкарнацией», она тем не менее подразумевает идею о предсуществовании причин и принципа «люди — это наследники кармы». Подобные доктрины были вполне типичны не только для Востока. Согласно эллинскому учению, не только «качества души существуют до всякой телесной жизни; у неё есть именно то, она выбрала», но и «тело организована и определено образом души». Согласно персидско-арийским взглядам, которые в итоге проникли в Грецию, а затем и в Древний Рим, доктрина священной власти связана с точкой зрения, что души притягиваются определённым сходством на данную планету в соответствии с господствующими качествами и с типом рождения; царя считали domus natus именно потому, что верили, что он следовал пути солнечного действия. Любители «философских» объяснений должны помнить, что теории Канта и Шопенгауэра об «интеллигибельном характере» («ноуменальном» характере, предшествующем миру феноменов) связаны с похожими идеями.

Итак, при условии подобных допущений и исключая мысль о том, что рождение случайно, кастовая доктрина видится в совсем ином свете. Следовательно, можно сказать, что не рождение определяет природу, а природа определяет рождение; говоря точнее, личность обладает определённым духом в силу рождения в данной касте, но в то же время она рождается в данной касте, потому что трансцендентально обладает данным духом. Отсюда различия между кастами, вовсе не искусственные, несправедливые и произвольные, были просто отражением и подтверждением предсуществования — более глубокого и внутреннего неравенства; они представляли собой высшее приложение принципа suum cuique.

В контексте живой традиции касты представляли собой естественную «точку» земного схождения аналогичных воль и призваний. Также регулярная и закрытая наследственная передача создавала однородную группу, разделявшую благоприятные органические, жизненные и даже психические склонности, принимая во внимание ре-гулярное развитие со стороны отдельных индивидов вышеупомянутых дородовых склонностей или предрасположенностей на уровне человеческого существования. Индивид не «получал» от касты свою природу; скорее каста давала ему возможность осознать или вспомнить свою природу и дородовую волю, в то же время даруя ему своего рода тайное наследие, связанное с кровью, чтобы он смог гармонично реализовать его. Характеристики, функции и обязанности касты составляли план регулярного развития возможностей человека в контексте органической социальной системы. В высших кастах этот процесс дополняло посвящение, пробуждая и вызывая в отдельном индивиде определённые влияния, которые уже были сориентированы в сверхъестественном направлении. Ius отдельного индивида, а именно те прерогативы и отдельные права, наследственные для каждого из этих традиционных сочленений, не только позволяли этой трансцендентной воле находиться в гармонии с родственной человеческой наследственностью, но также и позволяли каждому обрести в социальном организме состояния, реально соответствовавшие своей природе и глубочайшим склонностям; такое состояние было защищено от любой путаницы и уклонения.

Когда чувство личности не сосредоточено на эфемерном принципе человеческой индивидуальности, которой суждено не оставить после себя ничего, кроме «тени», всё это кажется весьма естественным и очевидным. Верно, что многое можно «достичь» за время жизни, но с высшей точки зрения эти «достижения» абсолютно ничего не значат (ибо прогрессивное увядание организма в итоге толкнёт его в небытие), если они не реализуют предсуще-ствовавшую волю, являющейся причиной данного рождения. Такую дородовую волю нельзя так просто изменить преходящим и произвольным решением, принятым в данный момент земного путешествия. При осознании этого необходимость каст становится очевидной. Единственное «Я», которое современный человек знает и хочет признавать, — это эмпирическое «я», начинающееся при рождении и более или менее исчезающее после смерти. Всё им сводится к чисто человеческому, индивидуальному, так как в нём исчезли все предшествующие воспоминания. Таким образом, мы являемся свидетелями исчезновения как возможности контак-та с силами, следствием которых и было само рождение, так и возможности воссоединиться с тем нечеловеческим элементом в человеке, который, существуя до рождения, находится по ту сторону смерти; этот элемент составляет «место» всего, что может окончательно быть реализовано после смерти и является принципом несравнимого чувства безопасности. Как только ритм нарушен, контакт потерян, и великие расстояния мешают человеческому глазу, все пути кажутся открытыми, и всякая область насыщена беспорядочной, неорганической деятельностью, у которой отсутствует глубокая основа и смысл, и над которой господствует преходящая и партикуляристская мотивация и эмоции, дешёвые интересы и суета. В этом контексте «культура» больше не является тем окружением, в котором возможно актуализировать существование через подлинную приверженность и верность; она является скорее местом «самоактуализации». И так как зыбучие пески этого небытия без имени и традиции, то есть эмпирический человеческий субъект, стали основанием этой самоактуализации, то требование равенства и права быть тем, кем хочется, как принцип, продвигается и энергично пропагандируется в современном обществе. Никакое иное различие не признаётся более правильным и истинным, нежели «достигнутое» при помощи собственных усилий и «заслуг» в соответствии с терминами различных поверхностных интеллектуальных, моральных или социальных убеждений, типичных для последнего времени. Таким же образом единственное, что осталось — это пределы наиболее жёсткой физической наследственности, ставшие непонятными знаками и которые терпят или которыми наслаждаются в каждом случае как капризом судьбы. Также естественно, что свойства личности и крови, общественное призвание и функция — всё это всё сильнее и сильнее несогласующиеся между собой элементы, доводящие до реального, трагического, внутреннего и внешнего конфликта; с точки зрения закона и этики они также привели к качественному краху, к относительному уравниванию, к равным правам и обязанностям, и к одинаковой общественной морали, претендующей на господство над всеми, не обращая внимания на отдельных людей и различные титулы. «Преодоление» каст и традиционного общественно-политического порядка не имеет иного смысла. Индивид достиг полной «свободы»: его «цепь» не является короткой, а его опьянение и иллюзии, как неугомонная марионетка, не имеют пределов.

Свобода, которой обладал человек Традиции, была совсем иной. Она состояла не в отвержении, а в способности воссоединиться с глубочайшим состоянием своей воли, связанным с загадкой собственной экзистенциальной «формы». В реальности то, что соответствует рождению и физическому элементу, отражает то, что можно назвать в математическом смысле равнодействующей (векторной суммой) различных сил или склонностей в его рождении; другими словами, оно отражает направление более мощной силы. В этой силе могут быть подавленные отклонения меньшей интенсивности, и они соответствуют талантам и склонностям, которые на уровне индивидуального сознания отличаются как от его собственных органически заложенных способностей (preformation), так и от обязанностей и окружения его касты. Эти примеры внутреннего противоречия в традиционном политическом порядке, регулировавшиеся кастовой системой, нужно рассматривать как исключение из правила; однако они становятся господствующими в обществе, более не знающем каст и, в общем, в отдельных социальных организмах, в которых нет закона, который бы собирал, хранил и формировал таланты и квалификации, принимая во внимание особые функции. Здесь мы встречаем хаос экзистенциальных и психических возможностей, обрекающий большинство людей на состояние дисгармонии и социального напряжения; сегодня можно видеть много примеров тому. Без сомнения, даже в случае традиционного человека всегда могла существовать область неопределённости, но эта область в нём служила только для подчёркивания положительного аспекта двух изречений: «Познай самого себя» (дополненного изречением «Ничего сверх меры») и «Стань самим собой», что подразумевало действие по внутренней трансформации и организации, ведущей к уничтожению этого поля неопределённости и интеграции собственного «я». Обнаружить «господствующую» черту собственной формы и касты и возжелать её, через трансформацию её в этический императив, и, более того, актуализировать её «ритуально» через верность, чтобы уничтожить всё привязывающее к земле (инстинкты, гедонистические мотивации, материальные соображения, и так далее) — таково дополнение вышеупомянутого взгляда, ведущее ко второму основанию кастовой системы в её закрытости и стабильности.

С другой стороны, мы должны помнить о том аспекте традиционного духа, в соответствии с которым не было никакого объекта или функции, что сама по себе рассматривалась бы как высшая или низшая по отношению к другим. Истинное различие придавалось скорее способу, которым переживались объект или функция. Земному пути, вдохновляемом утилитаризмом или корыстью (sakama-karma), противоставлялся небесный путь действия не ради последствий, а ради самого действия (niskama-karma), и преобразования всякого действия в ритуал и «жертву». Таков был путь бхакти — термин, в данном контексте соответствовавший больше мужскому смыслу средневековой верности (fides), нежели пиетистскому смыслу, господствовавшему в теистической идее «преданности». Совершаемое в соответствии с этим типом бхакти действие можно сравнить с огнём, рождающим свет, в котором поглощается и очищается материя самого действия. Степень, до которой действие освобождалось от материи, отделялось от корысти и страсти, и становилось самодостаточным («чистое деяние», используя аналогичное аристотелевское выражение), определяла иерархию действий и, следовательно, иерархию каст или других органов, соответствовавших им в качестве «функциональных классов».

При таких исходных посылках, не теоретических, а экспериментальных, и таким образом даже не выражавшихся открыто, стремление перейти от одного рода деятельности к другой (и, следовательно, из одной касты в другую), которое при поверхностном и утилитарном взгляде может рассматриваться как более достойный и выгодный шаг, едва ли рассматривалось в традиционном мире — настолько, что наследственный характер функций устанавливался сам по себе даже там, где не было каст, а только общественные группы. Всякая функция и деятельность в равной степени казалась отправной точкой восхождения в ином — вертикальном, а не горизонтальном смысле, и не в преходящем, а в духовном порядке. В этом отношении, будучи в своей касте, в верности своей касте и собственной природе, каждый сохранял то же самое достоинство и чистоту, как и все остальные; это было верным как для шудры, так и для царя. Каж-дый выполнял свои функции в общем общественном порядке, и при помощи собственной бхакти даже принимал участие в сверхъестественном принципе того же порядка. Говорилось так: «Человек достигает совершенства, поклоняясь исполнением своих обязанностей тому, от которого произошли все существа и который пронизывает весь мир» . Бог Кришна объявил: «Как люди обращаются ко Мне, так Я их и вознаграждаю. Каждый во всех отношениях следует по Моему пути», а также: «Поэтому без привязанности всегда совершай работу, которую следует делать, ибо, действуя без привязанности, человек достигнет Всевышнего». Понятие дхармы, или личной природы, которой человек должен быть верен, происходит от корня dr («поддерживать», «обеспечивать»), и выражает элемент порядка, формы или космоса, который воплощает и исполняет Традиция, против хаоса и становления. При помощи дхармы поддерживается традиционный мир, как всё живущее и всякое существо; дамбы сдерживают море чистой случайности, и воплощённый мир (temporality) стоит твёрдо; живые существа принимают участие в стабильности. Поэтому ясно, почему покидание касты или смешение каст или даже прав, обязанностей, морали и культов каждой касты считалось кощунством, уничтожавшим действенность всех ритуалов и ведущем виновных в «ад», то есть в область демонических влияний, принадлежащих низшей природе. Люди, виновные в пересечении «кастовой линии», считались единственными «нечистыми» существами во всей иерархии; они были париями, или «неприкасаемыми», потому что они пред-ставляли собой центры психической инфекции в смысле внутреннего разложения. В Индии только люди «без касты» считались отверженными, и их избегали даже члены низшей касты, даже если те когда-то принадлежали к высшей касте. Наоборот, никого не унижала принадлежность к своей касте, и даже шудра был насколько горд и предан своей касте, как и брахман высшего статуса. Говоря в общем, идея загрязнения не касалось только индивида высшей касты, смешивавшегося с членом низшей касты; даже последние считали себя загрязнёнными подобным смешением. При смешении золота и свинца они оба изменяются; они оба теряют свою природу. Следовательно, каждому было необходимо быть собой. Смешение разрушало традиционный порядок и открывало дверь инфернальным силам, убирая то, что Гёте называл «творческим ограничением». Целью было преобразование «формы», что было результатом бхакти и niskama-karma, а именно, при помощи действия как ритуала и как жертвоприношения; изменение, уничтожение «формы», неважно как, считалось низким видом эскапизма. Отверженный был просто побеждён таким эскапизмом — на арийском Востоке его называли «падшим», patitas.

Таков был второй из принципов, на которых была основана кастовая система; это было сущностно духовное основание, так как Индия, осуществившая эту систему в одной из наиболее строгих версий (даже до того, что забыла прошлое), никогда не имела централизованной организации, которая могла бы внедрить её средствами политического или экономического деспотизма. Более того, даже в западных формах Традиции можно найти выражения этого. Например, классической античной идеей было то, что совершенство нельзя измерить материально, но оно скорее состоит из тщательной реализации собственной природы. Древние также полагали, что материальность только представляет невозможность актуализировать свою форму, так как материя (Ыц) изображалась в писаниях Платона и Аристотеля как основание недифференцированности и неуловимой непостоянности, делающее вещь или существо неполноценным и несоответствующим своей норме или «идее» (то есть дхарме). В римском обожествлении «границы» (termen или terminus) при помощи возвышения бога Терминуса до статуса высшего божества (его даже ассоциировали с олимпийским богом Юпитером) как принципа порядка и также покровителя «пределов»; в традиции (поддающейся интерпретации в терминах высшего смысла), согласно которой расколовший или убравший один из камней, обозначавших территориальную границу, был проклятым, которого необходимо было убить, едва завидев; и в римском оракуле, объявившем, что эра уничтожения пределов, воздвигнутых против человеческой корысти, будет также saeculum «конца света», — во всех этих элементах мы находим эзотерическое отражение того же духа. Плотин писал: «Любая вещь должна быть отдельной вещью; должны быть наши собственные действия и мысли; добро и зло каждого человека должны быть его собственными». Мысль о том, что, что абсолютное повиновение своим особым функциям ведёт к идентичному участию в духовности целого, понимаемого как живой организм, можно проследить до лучших греко-римских традиций; в итоге она стала частью органического взгляда германо-римской цивилизации Средних веков.

Предпосылки к чувству радости и гордости своей профессией (такому, что всякая работа, неважно какая скромная, могла выполняться как «искусство»), что сохранялись у некоторых европейских народов до последних времён в качестве отзвука традиционного духа, не сильно отличаются, в конце концов. Древнегерманский крестьянин, например, ощущал своё возделывание земли в качестве признака знатности, даже если он не мог считать свою работу, как его персидский двойник, символом и эпизодом борьбы между богом света и богом тьмы. Члены средневековых корпораций и гильдий так же гордились своей профессиональной традицией, как знать своими предками. И когда Лютер, следуя св. Фоме, учил, что переходить из одной профессии в другую, чтобы подняться в общественной иерархии, противоречит закону Божьему, ибо Бог даёт каждому его состояние, и следовательно, люди долж-ны подчиняться ему, оставаясь там, где они суть, и что единственный путь служить Богу — это стараться на своей работе, в этих идеях сохранялась традиция и отражался лучший дух Средних веков, хотя и в пределах, присущих теистической и набожной схеме.

До пришествия цивилизации третьего сословия (меркантилизма и капитализма) общественная этика, религиозно санкционированная на Западе, состояла в реализации своей сущности и достижения совершенства внутри фиксированных параметров, которые ясно определялись индивидуальной природой и группой, к которой человек принадлежал. Экономическая деятельность, труд и прибыль были оправданы только в той мере, в которой они были необходимы для существования, и для обеспечения достоинства существования в данном сословии, без приоритета низших инстинктов своекорыстия или выгоды. Следовательно, мы встречаем характер активной безличности также и в этой области.

Замечено, что в кастовой иерархии были воссозданы отношения, подобные отношениям между возможностью и действием. В высшей касте та же самая деятельность, как в низшей касте, представленная в более обусловленной форме, проявлялась в более чистом, полном и свободном виде как идея. Это позволяет нам оспорить современные демагогические идеи относительно предполагаемого «стадного чувства» индивидов, живших в традиционном обществе, и предполагаемом же отсутствии чувства достоинства и свободы каждого индивида, которые приобрело якобы только современное, «развитое» человечество. На самом деле, даже когда иерархическое положение индивида не вытекало из добровольного признания собственной природы и верности ей, подчинение низших высшим, далеко не будучи вялым согласием, было почти что символическим и ритуальным выражением верности, и преданность конкретному идеалу и высшей форме существа, которую низшая форма не могла прямо и органично воплощать согласно своей природе (svadharma), но которую, тем не менее, она могла считать центром своих действий именно при помощи своей преданности и активного подчинения высшей касте. Более того, хотя на Востоке покинуть свою касту разрешалось только в исключительных случаях, и такого беглеца вовсе не считали свободным человеком, тем не менее существовала возможность создать определённые причины при помощи образа мысли, слов и дела. Эти причины, в силу аналогии между принципом или иерархией, которой подчинялся человек, могли произвести новый способ существования, соответствующий этому принципу или этой иерархии. Кроме бхакти илиfldes, то есть направленных непосредственно на Высший Принцип, то есть на Необусловленное, бхак-ти, сосредоточенная на другом высшем принципе, должна была иметь реальную и объективную силу, чтобы впитать элементы человека, вдохнувшего энергию (следуя исполнению собственной дхармы) в этот самый принцип, и таким образом возвысить эту личность, не внешне и искусственно (как в случае с беспорядком и карьеризмом современного общества), но изнутри, сущностно и органически, с низшего до высшего уровня духовной иерархии как отражение переходя трансцендентального принципа существования от одной возможности к другой.

Что касается этого вида общественного порядка, который был сосредоточен во властелине и продолжался до времени Священной Римской империи, здесь сохраняется принцип (поддержанный Цельсием против дуализма раннего христианства), согласно которому подданные могут демонстрировать свою верность богу при помощи верности своему правителю. Взгляд на подданных как на связанных с личностью своего господина при помощи священной и добровольно принесённой клятвы — это древний индоевропейский взгляд. В традиционном мире этаfides или личная верность превышала политические и индивидуальные границы и даже приобретала ценность пути, ведущего к освобождению. Кумон, говоря об Иране, наблюдал, что «подданные преданы своим обожествлённым царям не только действиями и словами, но и самими мыслями. Их долгом было полное оставление своей личности во имя монархов, которые считались равными богам. Священное войско мистерий было именно гражданской моралью с религиозной точки зрения. Она связывала верность и благочестие».

Эта верность, в самых ярких и светлых формах Традиции, была наделена силой приносить такие же плоды, как и религиозная вера. Не так давно японский генерал Ноги, победитель русских при Порт-Артуре, убил себя и свою жену после смерти своего императора, чтобы последовать за ним после смерти.

Всё это самоочевидно, так как я уже упомянул, что верность — это второй краеугольный камень всякой традиционной организации, в дополнение к ритуалу и элите, воплощающей трансцендентность. Это сила, которая, как магнит, основывает контакты, создаёт психическую атмосферу, стабилизирует общественную структуру и определяет систему согласованности и притяжения между индивидуальным элементом и центром. Когда этот флюид, укоренённый в свободе и в духовной непосредственности личности, перестаёт действовать, традиционный организм теряет свою стихийную силу единства, на пути появляются препятствия, тонкие чувства атрофируются, части распадаются и атомизируются. Последствием этой дегенерации является непосредственный уход сил свыше, что, таким образом, предоставляет людей самих себе, оставляя их свободными идти куда пожелают в соответствии с судьбой, создаваемой их действиями, и которую никакое высшее влияние больше не сможет изменить. Такова загадка упадка.