Давным-давно, в незлопамятные времена, жила-была манная каша. Она жила в маленьком домике на окраине города Туманова. Днем хлопотала по хозяйству, а вечером выходила и смотрела на дорогу. Много лет назад ее суженый, принц Кисель, ушел по этой дороге странствовать в поисках приключений. Манная каша смахнула платочком слезу и стала ждать.

Сначала почтальон каждый день приносил баночки с кисельными письмами; потом письма стали все реже, расплывчатее, так — седьмая вода на киселе, а потом и вовсе исчезли. Злые языки говорили, что принц Кисель давно нашел себе на чужбине принцессу, но манная каша не верила и продолжала ждать. Однажды манную кашу — а звали ее Маша — пригласила в гости подруга, гречневая каша Груня. Было много народу: пшенная каша Паша, овсянка Ася, рисовая каша Лариса. Каша Лариса, которая только что приехала из Китая, рассказала, что там с ней познакомился знаменитый путешественник сэр Камамбер. Недавно он побывал в пустыне Сахара, целиком состоящей из сахара, и обнаружил там молочную реку с кисельными берегами. Но — самое удивительное — есть на этих берегах один холмик, который все плачет и жалуется, и зовет какую-то Машу…

Манная каша сразу поняла, что это принц Кисель, и упала в обморок, а встала оттуда с твердым намерением спасти своего суженого.

Напрасно старались подруги отговорить ее. Маша решила отправиться водным путем, в кастрюле. Она взяла с собой только сумочку и семейную реликвию — бабушкину перечницу. Геркулесовая каша, известная своей силой, помогла дотащить кастрюлю до реки. Подруги замахали платочками. Быстрые воды реки Газировки подхватили кастрюлю, и скоро город Туманов скрылся из вида. Весело шипя пузырьками, река несла манную кашу навстречу неизвестности.

Мимо проплывали берега. Поля сменились холмами, и реку обступил дремучий лес. Теперь она текла медленнее, с трудом пробираясь между упавших стволов. «Плыть бы так и плыть до самой Сахары», — подумала манная каша. Тут кастрюля вздрогнула и остановилась. Поперек реки была натянута сеть.

Маша выбралась на берег, чтобы выяснить, кому это вздумалось так некстати ловить рыбу. Раздался треск, и из кустов выскочило волосатое чудище. Это был знаменитый разбойник Кашеглот. «Сейчас я тебя съем!» — прорычал он. Маша хотела было упасть в обморок, но вспомнила о своем суженом… Она схватила первое, что попалось под руку (это была бабушкина перечница), и метнула в пасть Кашеглоту. Пасть сомкнулась. Раздался хруст. Кашеглот покраснел, посинел, сказал: «А…АПЧХИ!!!» — и взорвался.

Когда Маша пришла в себя, разбойника на поляне не было. Только какие-то подозрительные клочья висели на соседних елках. Манная каша освободила кастрюлю из сети и поплыла дальше. Лес кончился. Река спокойно текла меж невысоких холмов. На одном из них виднелся покосившийся забор. Перед калиткой стояла пара стоптанных сапог, и торчала на шесте дырявая корзина.

— Хорошо бы узнать, куда я попала, — промолвила Маша, высаживаясь на берег.

— Ты что, читать не умеешь? — спросил один из сапог, указывая на забор, где красовалась надпись «Сапожное царство». — А вот ты кто такая?

— Я манная каша, ищу своего суженого, принца Киселя. Может, в вашем царстве о нем что-нибудь слышали?

Сапоги посовещались между собой; потом один из них скрылся за калиткой, пробурчав, что доложит королю.

Не успела Маша еще раз прочитать надпись, как он появился снова, совершенно запыхавшись.

— Уважаемая путешественница! Его величество приглашает Вас во дворец!

Открылась калитка, и Маша вошла в сапожное царство.

Направо и налево расстилались шнурковые поля. На полях трудились лапти. Один налегал на плуг, запряженный огромными ботами, другие сеяли обрывки шнурков, а рядом, в роще гуталиновых деревьев, уже созревал урожай. Ветер доносил веселые голоса сборщиков, шевелил разноцветные шнурки на полях. Миром и спокойствием веяло от этой картины. Скоро Маша привыкла к запаху сапожного крема и с удовольствием подставляла лицо ветерку. Сапог, сопровождавший Машу, оказался на редкость общительным, и через пять минут она знала о сапожном царстве даже больше, чем написано в учебнике географии.

В прежние времена обувь шили вручную и носили как можно дольше. Но потом сапоги стали делать на фабриках. Никто уже не хотел донашивать старую обувь. Чуть потертые или просто немодные сапоги и ботинки стали безжалостно выбрасывать… Но вполне пригодным и крепким, хотя и ношеным, сапогам не хотелось гнить на свалке. Они собрались вместе и основали свое царство.

Весть об этом скоро разнеслась повсюду, и со всего света к ним стали собираться туфли и ботинки, босоножки и тапочки. Сапоги принимали всех, кто не боится работы и любит веселье — уж сапоги-то понимали толк в плясках. Так и жили обитатели сапожного царства — своим трудом, но зато по своему разумению; охотно принимали гостей и были всем довольны.

Единственное, что портило их жизнь, это корзины. Старые дырявые корзины, прослышав о сапожном царстве, тоже собрались вместе и поселились рядом, в овраге. Они завидовали трудолюбивым соседям и всячески старались им навредить: то вытопчут поля, то захватят в плен какую-нибудь несмышленую сандалию и требуют выкуп, а то подкрадутся ночью и начинают громко и противно скрипеть. Сапоги много раз пробовали договориться с ними, но все напрасно. Поэтому сапожное царство окружал забор, а у калитки на страже стояли сапоги с выбивалками. Они зорко следили, чтобы корзины не пробрались в сапожное царство с враждебными целями, и, поймав такую шпионскую корзину, вешали ее на шест. Не в обиду будет сказано, манную кашу тоже сначала приняли за переодетую корзину. Что поделаешь, такая уж служба!

Маша слушала с интересом и не заметила, как они вошли в город. Множество народу сновало по улице. Все были приветливы, до блеска начищены и заняты делом. Но вот перед ними оказался дворец. Он был построен из импортных обувных коробок. Часовые у входа отдали честь; зашаркали, кланяясь, придворные шлепанцы, а фрейлины-босоножки сделали книксен. Машу провели в тронную залу. Король Ботинок IX читал газету, королева Туфля вязала теплые носки, их сынок принц Полуботинок играл в индейцев, а придворная кошка выслеживала придворную мышку.

— Рад приветствовать вас в моем царстве, милая путешественница, — воскликнул король, слезая с трона. — Кто вы и куда путь держите?

— Меня зовут Маша, — скромно ответила манная каша, — я ищу своего суженого, принца Киселя. Он потерялся в пустыне Сахара. Не знаете ли вы, как попасть туда?

— Пустыня Сахара? В первый раз слышу… Ну ничего, я познакомлю вас с моим двоюродным братом, сапогом-скороходом. Он настоящий рыцарь и, наверное, поможет вам.

Тут раздался оглушительный скрип и крики: «Беда! Корзины идут войной!» Король схватил свою выбивалку:

— Никуда не выходите, ждите, пока мы разобьем их! — крикнул он Маше и выскочил в окно. Остальные попрыгали следом, и тронная зала опустела.

Крики и треск становились все громче. Наконец Маша поняла, что не может сидеть сложа руки.

— Надо выяснить, в чем дело. Может быть, удастся их помирить, — решила она и поспешила туда, откуда доносился шум.

Битва шла у забора. Сапоги мужественно защищались. Но корзины осыпали их из-за оврага градом ядовитых грибов, от которых сапоги теряют сознание: другие корзины раскачивали бревно… Удар — и забор рухнул. И тут из оврага полезла целая армия корзин, скрывавшихся в засаде. Напрасно пытался король собрать своих бойцов. Корзин было слишком много. Они прорвали строй сапожного войска и окружили Ботинка IX. Он отчаянно отбивался, но на него накинули сеть, повалили и взяли в плен.

Битва окончилась, и корзины бросились грабить. Некоторые переполнялись награбленным добром так, что лопались, а все не могли остановиться! Манная каша брела по улице. Как переменился город! Дома перевернуты и поломаны, жители попрятались кто куда. Вдруг две корзины схватили ее и потащили на площадь.

— Это еще что такое? — проскрипела Главная Корзина. — Наверное, жевательная резинка. Разрежем ее на кусочки и продадим в Америку!

Напрасно Маша пыталась объяснить, что ей нужно спасать своего суженого. Явилась черная корзина-палач и подступила к Маше, щелкая ножницами. Маша закрыла глаза и приготовилась к худшему.

Просвистел томагавк, и палач упал с разрубленным днищем. Это вышло на тропу войны свободолюбивое племя Мокасинов. Корзины бросились ловить их, но мокасин и след простыл. Тогда они схватили Машу и бросили ее в плетеный короб, служивший им сокровищницей.

— Завтра мы изрежем тебя, а пока что посиди здесь, — сказали они и закрыли крышку. Маша присела и задумалась. Положение было безвыходное, и к тому же очень неудобное. Что-то жесткое впивалось в бок. Она пошарила в куче хлама и извлекла коробку спичек.

— Пожалуй, могут пригодиться, — подумала она и спрятала спички в карман.

Наступило утро. Машу повели на площадь. На помосте стоял палач, а внизу собралась целая толпа корзин. Застучали барабаны. Палач поднял ножницы, но тут Маша чиркнула спичкой. Палач вспыхнул и, дико скрипя от ужаса, прыгнул в толпу. Поднялась паника. Корзины бросились бежать, давя и поджигая друг друга. Площадь мигом опустела. Спасаясь от огня, корзины пересекли границу сапожного царства и помчались дальше. Они добежали до моря, и с тех пор их никто не видел.

Говорят, они поселились на дне и основали там новое царство. Наверх они не поднимаются, так как очень боятся огня. Они собирают жемчуг, и бывалые водолазы рассказывают, что тот, кто хочет разбогатеть, обязательно должен подружиться с корзинами.

— У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность! — воскликнул король Ботинок IX, когда его извлекли из темницы. — Честное слово, от волнения даже шнурки заплетаются!

Тут шнурки у него и впрямь запутались, и Маше пришлось их развязывать.

— Отважная путешественница, — продолжал король — вы спасли меня, мой народ и мое государство. Что я могу сделать для вас? Отдать половину царства, как положено в таких случаях? Боюсь, что в этом нет смысла — оно у меня слишком маленькое. Давайте договоримся так: будем управлять по очереди — вы в понедельник, среду и пятницу, а я в остальные дни недели.

— Большое спасибо, — сказала Маша, — но я не могу принять ваше предложение. Меня ждет мой суженый, принц Кисель.

— Тогда я представлю вас сапогу-скороходу. Он живет в замке в горах. К сожалению, — тут король погрустнел, — я не могу сейчас оставить страну. Корзины натворили много бед, нужно все приводить в порядок. Вас проводит мой паж, юный Полусапожок.

Манная каша распрощалась с королем. Он вручил ей подарок — пачку сливочного масла. Маша решила, что кашу маслом не испортишь, сунула его в сумочку и пустилась в путь.

На третий день они добрались до замка сапога-скорохода. Стоптанный шлепанец повел Машу по залам и переходам, где у стен стояли чучела людоедов. Перед высокой дверью он остановился и указал на скамью. Чтобы не скучать, Маша принялась разглядывать портреты знаменитых сапог. Дверь распахнулась, и на пороге появился Сапог-скороход.

— Кто вы, дитя мое, и как сюда попали?

— Меня зовут Маша. Я ищу своего суженого. Он пропал без вести в пустыне Сахара. Не поможете ли вы мне добраться туда?

— Конечно! Это для меня дело чести! Пустыня Сахара недалеко — полчаса хорошего лета. Мы сейчас же отправимся в путь, только перед дорогой надо подкрепиться.

За столом Сапог-скороход рассказывал о том, как в молодости они с Котом в сапогах освободили половину мира от людоедов (правда, те потом снова расплодились), и как на склоне лет он вышел на пенсию и поселился в этом замке, а Кот начал писать мемуары. Наконец они вышли во двор. Сапог помог Маше устроиться в его нагрудном кармане, проследил, чтобы она пристегнулась ремнем, оттолкнулся — и прыгнул.

Они сразу оказались так высоко в небе, что у Маши дух захватило. Земля с горами и лесами провалилась куда-то глубоко вниз.

— Ну как, неплохо? — спросил Сапог-скороход.

— Замечательно!

Ветер так свистел, что приходилось кричать.

— Это называется левитация! В молодости я был чемпионом мира по левитации!

Внизу мелькали леса и реки, города и страны. Время от времени сапог снижался, отталкивался и снова взлетал к облакам. Скоро должна была показаться пустыня Сахара.

Вдруг Сапог-скороход закашлялся.

— Не похлопать ли вас по спине? — спросила Маша.

Но сапог не отвечал. Он весь сотрясался от кашля, и из него во все стороны летели гвозди.

— Что с вами? — испугалась Маша.

— Приступ вылетации, — прохрипел Сапог-скороход. — У тех, кто долго занимается левитацией, рано или поздно начинается вылетация…

Они быстро теряли высоту, и наконец свалились на какой-то пустырь. Прежде чем они успели придти в себя, появились три амбарных замка. Проскрежетав: «Вы арестованы за нарушение воздушных границ Замочного царства!», они схватили путешественников и потащили их за собой. За холмом открылся город, но они не успели его как следует рассмотреть. Сапог все еще кашлял, а манная каша пыталась объяснить, что ищет своего суженного, принца Киселя, а у сапога-скорохода началась вылетация. Но все было напрасно. Крышка сундука, служившего здесь тюрьмой, захлопнулась над путешественниками. Наступила ночь. Сапог-скороход вздыхал и кашлял. Его мучила мысль, что это из-за него манная каша попала в беду. Маша, как могла, утешала его. Под утро пошел дождь. Снаружи возникла какая-то суета, потом все стихло, только капли стучали по крышке. Этот звук навевал дремоту, и Маша уснула.

Проснулась она от громкого скрипа. «Что это, уж не корзины ли?» — подумала она. Крышка, как ни странно, была не закрыта, и манная каша выглянула наружу. Кругом лежали замки. Все они были покрыты ржавчиной.

— Помогите! — жалобно проскрипела маленькая защелка.

— Что случилось? Как вы ухитрились так заржаветь?

— Ах, у нас сто лет не было дождя! Бедствие застало нас врасплох, и мы не успели спрятаться.

Маше стало жалко защелку. Она достала масло — подарок Ботинка IX — и смазала заржавевшие места. Ржавчина сразу осыпалась, а защелка вскочила совершенно здоровой.

— Дорогая спасительница! Вы должны помочь нашей маленькой принцессе Шпингалете. Когда пошел дождь, глупышка бросилась скакать по лужам, а мы, придворные защелки, не успели ее остановить. И вот теперь она умирает! Скорее!

Не успела Маша дух перевести, как они очутились во дворце. В тронном зале на верстаке лежала Шпингалета. Бедняжка была вся покрыта ржавчиной.

— Если ты спасешь ее, я ничего не пожалею, — проскрипел король.

— Это уж как вам будет угодно, — отвечала с достоинством манная каша, — а я не магу оставить ребенка в беде, даже если его родители сажают в тюрьму неповинных путешественников…

И на этот раз масло оказало такое же действие. Шпингалета вскочила и, звонко щелкая, бросилась к папе на шею.

— Что ты хочешь за свое чудесное лекарство? — спросил король.

— Ничего. Я дарю его вам. Только выпустите бедного сапога-скорохода. Он болен, и ему нужна помощь.

Тотчас же доставили сапога-скорохода. Королевский лейб-медник осмотрел его и сказал, что положение серьезное — больной потерял более двух тысяч гвоздей, но жизнь его вне опасности. Как ни грустно было Маше расставаться с сапогом-скороходом, как ни уговаривали ее замки погостить еще, она не могла ждать. Где-то рядом, в пустыне Сахара, пропадал принц Кисель. И манная каша пустилась в путь.

В сумочке Маша несла ключ, который ей подарили на память. Ни к одному замку в замочном царстве он не подходил, но Маше было неудобно отказываться. Путь лежал через дикие и опасные места. Замки советовали остерегаться, но чего — сами толком не знали.

Около полудня Маша заметила на горизонте точку. Навстречу ей быстро катился зеленый шарик, покрытый множеством колючек. Он приблизился к Маше и замер, с интересом рассматривая ее.

— Ты кто — растение или минерал? — спросил он.

— Я манная каша, — отвечала, слегка обидевшись, Маша, — а ты кто?

— Я кактус Игнация. А ты что здесь делаешь?

— Иду искать своего суженого, принца Киселя. Он пропал без вести в пустыне Сахара.

— Одна?

— Одна!

Кактус Игнация сделал несколько виражей вокруг Маши, рассматривая ее со всех сторон, а потом выпалил:

— Пошли!

— Куда?

— В пустыню Сахара. Без меня тебе все равно туда не дойти!

И кактус Игнация покатился в направлении, противоположном тому, что указывали замки, а Маше оставалось только поспешать следом.

Время от времени кактус бросал короткие фразы, не заботясь, слушают его или нет. Кактус Игнация принадлежал к древнему роду бродячих кактусов. Быстрые, неприхотливые и отважные, они чувствовали себя хозяевами пустыни. Так, по крайней мере, выходило у кактуса Игнации, но Маша слишком старалась поспеть за ним, чтобы переспрашивать или сомневаться. Сколько они так пробежали, не знаю, но наконец попали в довольно странное место. Оно было огорожено колючей проволокой. На воротах висела надпись: «Место для подвигов. Посторонним вход воспрещен». Маша и раньше слышала, что в жизни всегда есть место для подвигов, но видеть его своими глазами ей не приходилось.

— Что стоишь? Пошли!

— Но сюда, кажется, нельзя…

Кактус Игнация так хмыкнул, что стало ясно — его нельзя считать посторонним, и вкатился в ворота, а манная каша заспешила следом.

Они все дальше углублялись в Место для подвигов. Тут и там торчали острые, как ножи, скалы, виднелись груды железного лома, откуда-то доносился гул и тянуло гарью. «Что-то здесь не очень уютно, — подумала Маша, — может быть, лучше вернуться и поискать другой путь?»

Но не успела она поделиться с кактусом своими сомнениями, как сзади послышался грохот, будто их нагонял железнодорожный состав. Огромная гусеница, дыша огнем и дымом, проползла, оставляя глубокий след в песке, и скрылась, не заметив притаившихся за камнем путешественников.

Дальше пошли как можно быстрее. Дорога вела по ущелью.

— Самое подходящее место для засады, — сообщил кактус Игнация.

Лучше бы он этого не говорил! Раздался рык, и сверху рухнула волосатая туша в футболке с надписью «Бармалей». Разбойник хотел схватить Машу — очевидно, она показалась ему более съедобной, — но кактус Игнация вонзил в него свои боевые колючки, и злодей с воем отскочил.

— Бежим!

И они побежали: впереди Маша, потом кактус, а за ними — разъяренный Бармалей. Ущелье кончалось отвесной стеной. В стене была маленькая железная дверь. Заперта! Бармалей пыхтел уже совсем близко. Что же делать? Маша сунула в скважину ключ, подаренный ей в замочном царстве. Дверь щелкнула и открылась. Маша и кактус нырнули туда и захлопнули дверь перед самым носом разбойника. Внутри было темно. Стертые ступени вели вниз. Чем ниже спускались наши спутники, тем становилось светлее, но это был не дневной, а какой-то фосфорический, словно рассеянный в воздухе, свет. Лестница кончилась. Дальше путь разветвлялся на три хода. У развилки на коврике из колючей проволоки сидел, свернув калачиком ноги, настоящий индийский йог — как раз такого Маша видела по телевизору.

Он, казалось, не замечал их, и Маша решила обратиться к нему сама:

— Скажите пожалуйста, куда мы попали, и как отсюда выбраться?

Йог посмотрел на них внимательно, но без удивления.

— На первый ваш вопрос ответить просто, но ответ непрост. На второй вы можете ответить только сами — если повезет.

— Боюсь, мы не совсем поняли. Объясните, пожалуйста!

— Объяснить можно все. Понять очень немногое. Вот ты, например, можешь объяснить, зачем сюда пришла?

— Конечно! Я ищу своего суженого, принца Киселя. Он пропал без вести в пустыне Сахара. А кактус Игнация меня провожает.

— А ты уверена, что твой суженый хочет, чтоб его спасали?

Наступила тишина. Слышно было, как кактус Игнация переминается с колючки на колючку.

— Не знаю, — сказала наконец Маша, — но я люблю его и должна найти во что бы то ни стало. А там будь что будет. Я прошла через сапожное и замочное царства, неужели остановлюсь перед этим… Не знаю, уж как оно называется!

— Называется оно по-разному на разных языках, но смысл у этих названий один — место, где рождается зло. Войны, землетрясения и многое другое. Но главная продукция здешних лабораторий — человеческая глупость. Есть мнение, что все остальные беды происходят от нее.

— Так вот откуда берется зло! — воскликнула Маша.

— Меня удивляет другое, — отвечал йог, — откуда в этом мире берется добро? Вот ты, например? Идешь в самое пекло, чтобы спасать своего принца Киселя, и сама не знаешь, что тебя в конце концов ждет. Ну, так и быть, иди. Может, и вправду отыщешь своего суженого.

— Но куда же нам идти?

— Не имеет значения! Если тебе действительно нужно в эту пустыню Сахара, ты в нее попадешь. Пока! — с этими словами йог сложился вчетверо, обмотал ноги вокруг головы и погрузился в нирвану.

Наши путешественники подумали — и пошли в средний ход. Постепенно тоннель превратился в коридор. Слева и справа попадались двери. Одни были бронированные, другие обиты войлоком, третьи без особых примет. Кактус Игнация заглянул в одну из таких — и выскочил как ошпаренный. Когда он пришел в себя, то рассказал Маше, что там было темно, и со всех сторон на него смотрели чьи-то глаза. Больше открывать двери не пробовали, только читали надписи: «Отдел тихих ужасов», «Лаборатория крупных неприятностей», и так далее. В одном месте пол заменяла железная решетка. Маша глянула — и у нее закружилась голова. Там был провал, огромная пещера, с километр глубиной. На дне ее, в смутных огнях, двигались огромные тени — не то вымерших чудовищ, не то сказочных драконов.

Бог знает, сколько прошли они по коридорам. Маша с кактусом давно уже потеряли счет развилкам и поворотам и теперь уже при всем желании не могли бы вернуться назад.

Вдруг что-то зарычало, нагоняя их. Свет, ярче драконьих глаз, вырвался из-за поворота.

— Бежать?

— Поздно!

И они нырнули в дверь с табличкой «Лаборатория синтеза». Беглецы очутились в полутемной передней, где, как в больнице, висели белые халаты. Кактус Игнация, недолго думая, влез в халат, а другой протянул Маше:

— Надевай! Пусть примут нас за своих. И что бы я ни сказал, поддакивай!

Кактус открыл дверь, и они вошли. Из-за яркого света Маша сначала плохо разглядела, что здесь происходит. Какие-то существа в халатах присматривали за установкой, похожей на большой самогонный аппарат. Что-то текло и переливалось, осаждалось, возгонялось, растворялось, и жидкостью неопределенного цвета капало в большой чан. Приглядевшись, Маша поняла, что в чане не просто жидкость, а что-то живое, студенистое и полупрозрачное, и это что-то с любопытством поглядывало на нее своими маленькими глазками.

— Ты кто? — спросила Маша.

— Я — голодная Протоплазма, — отвечало существо в чане.

— А что ты здесь делаешь?

— Я накапливаюсь.

— А почему ты голодная?

— Меня держат на диете, чтобы я была злее.

— Зачем?

— Что бы натравить на кого-нибудь.

— А тебе это нравится?

— Конечно, нет! Разве это жизнь? Сперва морят голодом, потом приходится глотать кого попало. А у меня от этого изжога. Была бы моя воля, давно б утекла отсюда. А как тебя зовут?

— Маша. Я ищу своего суженого. Он пропал без вести в пустыне Сахара. Она целиком состоит из сахара, и там, говорят, течет молочная река. Хочешь пойти со мной?

— Очень! Но как нам выбраться отсюда?

— Я прикрою тебя полой халата, только ты старайся не высовываться…

Между тем кактус Игнация объявил:

— Проверка пожарной безопасности. Можете продолжать работу, — и с важным видом прошелся по комнате.

— Где огнетушители? А ящик с песком? Почему пустой — вы что, с ним чай пьете? Где у вас запасной выход? Я-то знаю, а вы? Направо, налево, снова направо и вверх? А он у вас не загроможден? Мы должны это срочно проверить. Прошу вас, — он обратился к Маше, — следовать за мной.

В коридоре кактус Игнация уставился на Протоплазму: «А это еще что такое?»

— Некогда объяснять. Бежим!

Не успели они добежать до поворота, как сзади послышались крики.

— Скорее!

И вот перед ними оказался запасной выход.

— Заперт?

— Постойте, — Маша достала свой ключ — и дверь открылась.

За ней была узкая темная нора. Шум погони приближался. Рассуждать было некогда, и Маша полезла в нору, а все остальные — за ней. Тесный ход круто поднимался вверх. Сзади шуршал кактус Игнаци, и пыхтела Протоплазма. Песок сыпался в лицо, хрустел на зубах. Странное дело — он показался Маше сладким… Впереди забрезжил свет. Еще усилие — и беглецы очутились на поверхности.

Искрясь белоснежным песком, вокруг лежала пустыня Сахара. На востоке стеной стояли Рафинадные горы. Стада диких карамелей паслись на их склонах. На западе вздымалась до облаков одинокая вершина Сахарная голова. А прямо перед ними…

— Так что, это и есть молочная река? — спросила Протоплазма, щурясь от яркого света.

Да, это была она. Великая река раскинулась перед ними на просторе. Посредине, где течение всего сильнее, она бурлила, закручивая воронками пену, но ближе к берегу успокаивалась и тихо покачивалась в простоквашных затонах. Река текла с востока на запад, и, насколько хватало глаз, тянулись вдоль нее топкие берега. Где-то здесь потерялись следы принца Киселя… Неужели это конец пути? Маше хотелось что-то сказать своим спутникам, но от волнения у нее перехватило горло.

— Ну что ж, — сказала Протоплазма, — если так, то я, пожалуй, пойду. Сейчас самое время подкрепиться. Если что — крикни, я буду поблизости.

Она потекла к реке, скрылась и вынырнула уже на середине, фыркая как тюлень:

— Люблю кислую простоквашу. Уфф! Но я люблю и сладкую простоквашу!

— Он… которого ты ищешь… должен быть где-то здесь? — спросил кактус Игнация.

Маша кивнула. Кактус Игнация почесал колючкой в затылке и с недоверием огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил.

— Тогда — желаю удачи! Если понадоблюсь — свистни.

Он хотел еще что-то добавить, но раздумал и покатился в пустыню.

Легко сказать — где-то здесь! Но даже если принц Кисель был где-то рядом, найти его в путанице бесконечных проток было бы очень непросто. Маша пошла по берегу, крича:

— Принц Кисель, где ты? Ау!

Но ответом ей было только эхо, да и то скоро увязло в кисельных берегах. До самого вечера бродила Маша вдоль реки, а на закате присела отдохнуть на крутом бережку. Перед нею река несла к Белому морю свои молочные продукты. Бурлили сливки на перекатах, дремали варенцовые заводи, кисли кефирные омуты. Прямо под бережком в реке о чем-то болтали пенки:

— А наш-то, наш, подумать только! Не хочу мол — и все!

— А папаша Хрен?

— Чуть не лопнул со злости! Моя Горчица, говорит, с ее золотым характером и приданым осчастливит любого принца. И если ты принц, то нечего ломаться!

— А он?

— Уперся и ни в какую. Тогда папаша Хрен стал так ругаться, что в реке сливки скисли, и сказал, что придет завтра и задаст ему перцу!

— А что принц Кисель?

— Вздыхает, понятно, да что он может??!

Услыхав имя своего суженого, Маша кубарем скатилась с берега.

— Пенки, милые пенки! Скажите скорей, где принц Кисель и что с ним?

Пенки с опаской выглянули из реки:

— Кто ты и зачем тебе нужен наш принц?

— Я манная каша, а принц Кисель — мой суженый. Я пришла издалека, чтобы его увидеть, неужели вы мне не поможете?

Пенки посовещались, и указали Маше на небольшой холмик на берегу соседней протоки. Не чуя под собой ног, забыв поблагодарить пенок, бросилась манная каша туда, где страдал ее суженый… Наступила ночь. Вышел из тумана кривой разбойничий месяц. Вынул из кармана перочинный нож.

— Ах, будет резать, будет бить, — заахали слабонервные звезды, а самые робкие упали вниз и зарылись в сахарный песок.

Но месяц резать никого не стал, а размахнулся и бросил нож в гладь молочной реки, и он застыл там его отражением. Наступили тишина и покой. Высоко в небе хоры стройные светил разучивали танцы к Дню самодеятельности. Пенки уснули в реке. Храпела на отмели впервые в жизни сытая Протоплазма. Ни одна дверь не скрипела. Манная каша разговаривала с принцем Киселем.

— А помнишь, мы ходили в детстве на речку Газировку?

— Еще бы! Я катал тебя на лодке и чуть не утопил!.. Но как же ты жила все эти годы там, в городе Туманове?

— Так и жила: тебя ждала, днем хлопотала по хозяйству, а вечером выходила на дорогу и смотрела, не идешь ли ты…

— Боже мой, а я то думал, что про меня все забыли! Может быть поэтому я так долго не возвращался… Господи, до чего же стыдно! — сказал принц Кисель и заплакал скупыми мужскими слезами.

— Не грусти, милый, — утешала его Маша, — я нашла тебя, и теперь все будет хорошо!

— Ах, если бы так, — вздыхал принц Кисель. — Как бы хотел я снова оказаться дома, в Туманове! Но, боюсь, отсюда меня уже не выпустят. Думаешь, здесь рай земной, если песок сахарный? Всем заправляет здесь грубый и невежественный папаша Хрен со своими перцами. Он хочет женить меня на своей дочке Горчице. Я на нее даже смотреть не могу — сразу слезы на глазах наворачиваются. А он вбил себе в голову, что должен выдать свою дочь замуж за принца. Ох уж эти выскочки! До поры до времени я смотрел на все это сквозь пальцы, говорил: «Посмотрим, там видно будет». А сам думал: «Завтра уйду, только меня и видели», — а потом расслабился, потерял форму, и уже не мог не то что уйти — пошевелиться. Я ничего не могу с собой поделать, а они почуяли мою слабость и обнаглели. Дошло до того, что мне стали угрожать. Вчера опять приходил папаша Хрен. Ну я, конечно, ничего ему не обещал — и тогда, страшно ругаясь, он сказал, что дает мне последний срок. Если я, как он выразился, не одумаюсь, он придет сегодня утром со своими подручными и задаст мне перца — а этого унижения я, можешь не сомневаться, не переживу. Как хотел бы я говорить с тобой еще — но наступает утро. Скоро придут мои мучители. Умоляю, не попадайся им на глаза — они ни перед чем не остановятся, а я даже не смогу тебя защитить!

И в самом деле, всходило солнце. Розовый туман поплыл над рекой. Прилетели стаей скатерти-самобранки, сели на кисельном бережку, стали чиститься, прихорашиваться. Выехал вниз по реке на печи Емеля — пенки ловить. День обещал быть ясным и солнечным. Маша оглядела всю панораму и тихо, но решительно сказала:

— Нет. Теперь, милый, мы с тобой уже не расстанемся. И кто бы сюда ни пришел, встречать их будем вместе.

— Боюсь, нам не придется долго ждать, — вздохнул принц Кисель. — Слышишь скрип сапог? Это папаша Хрен. Вот он идет, весь побелел от злости!

И точно — так запахло хреном, что Маше захотелось чихать, а у принца на глазах показались слезы.

— Ну что, — еще издали закричал папаша Хрен, — больше не будешь упрямиться? Сегодня же окрутим вас с Горчицей. Она-то с тобой разберется! И посмей только пикнуть — я тебе живо прочищу мозги!

— Но я же говорил, — застонал принц Кисель, — что знать не знаю вашу дочь и не могу жениться на ней!

— Что?! — папаша Хрен замахнулся на Киселя, но Маша схватила его за руку.

— Остановитесь! Принц Кисель — мой суженый, и я никому не позволю его обижать!

— Это еще что? Ты кто такая? — опешил папаша Хрен.

— Я Маша, манная каша. Я обошла полмира, чтобы найти своего суженого, и теперь его никому не отдам!

— Не отдашь?! — папаша Хрен хотел ударить Машу, но оступился на скользком берегу и упал. Впрочем, он тут же вскочил в страшной ярости, так как решил, что ему поставили подножку, и, вытащив револьвер, принялся палить в Машу. Стрелок он был, правда, плохой — все пули ушли в молоко.

Маше очень не понравилось, что в нее стреляют. Она размахнулась, и изо всех сил ударила обидчика сумочкой. Папаша Хрен уронил револьвер и рухнул с криком: «Караул! Убили!». Три дюжих перца выскочили из-за холма. Они хотели схватить Машу, но не тут-то было. Одному она подставила ножку, другого огрела сумкой, а третьего больно дернула за нос. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но тут к перцам подошло подкрепление. Маша отчаянно защищалась, но в конце концов ее схватили.

— Стойте! Отпустите ее!

Перцы обернулись и в самом деле выпустили Машу — наверное, от удивления. И было чему дивиться! Принц Кисель неимоверным усилием оторвал свое тело от кисельного ложа и, подобрав револьвер, забытый папашей Хреном, дрожащей рукой наводил его на своих мучителей.

— Дураки! — закричал из-за холма папаша Хрен (теперь он руководил боем из укрытия). — Что вы трусите? Он же еле на ногах стоит!

И правда — принц Кисель сделал шаг, другой, а потом ноги у него подкосились, и он упал, выронив оружие.

— Хватайте ее, — скомандовал папаша Хрен. — Сейчас мы им зададим перцу!

Положение было безвыходное… Что оставалось делать Маше? И она закричала: «Помогите!»

Раздалась в стороны молочная река, и на поверхности показалось нечто, размерами напоминающее кита, а формой…

— Я слегка вздремнула, — сказала Протоплазма. — Надеюсь, не опоздала к завтраку? И она с удивительным для своих размеров проворством выбралась из реки. Кисельный берег дрогнул и прогнулся под ее тяжестью, а перцев как ветром сдуло.

— Я очень рада тебя видеть! — воскликнула Маша. — По-моему, молочная река пошла тебе на пользу.

— Пожалуй, — согласилась Протоплазма, с удовлетворением оглядев себя. — Но знаешь, милая, после сладкого так хочется закусить чем-нибудь остреньким!

И не успела Маша ахнуть, как она настигла и проглотила папашу Хрена.

— Ой! Что ты наделала! Разве так можно?

— Даже нужно! — отвечала Протоплазма, оглядывая опустевшее поле боя.

И вдруг что-то большое свалилось прямо на них, едва не задев Протоплазму. — Держись, Маша, я с тобой! — вскричал Сапог-скороход. — Что случилось? Неужели опять обошлись без меня?! Я изо всех сил спешил на помощь! — Ну, знаете — возмутилась Протоплазма, — хороша помощь! Когда вам без предупреждения сваливаются на голову… — Прошу прощения, — извинился Сапог-скороход. — Я кричал вам, но я летел быстрее звука, и мой крик отстал. Сейчас он нас нагонит.

И в самом деле: раздался оглушительный свист, а потом крик «Берегись!» и глухой удар. Сапог-скороход вежливо поклонился: — Раз моя помощь больше не нужна, позвольте пожелать вам счастья и откланяться. — Скороход, милый, ваша помощь нам очень нужна! Помогите нам с принцем Киселем добраться домой! — Сочту за честь!

— Постойте, — обиделась протоплазма, — а как же мы? Сперва надо устроить пир на весь мир, а потом улетать! — Вот именно, — поддержал ее кактус Игнация, — свадьбу надо справить здесь. — Ну что ж, — вздохнула Маша, — я так и знала, что дело кончится свадьбой…

Сказано — сделано. Пир получился на славу. У одних по усам текло, другим в рот попадало, а манная каша с принцем Киселем все глядели друг на друга, и не могли наглядеться.

Потом они попрощались со всеми; принца погрузили в удобную кружку, Маша взяла ее за ручку, и они полетели. По дороге заглянули в сапожное царство к Ботинку IX, но задерживаться там не стали. В гостях хорошо, а дома лучше. Вот они и вернулись домой, в город Туманов, где все им были очень рады, потому что уже не чаяли увидеть Машу живой, а тем более — с ее принцем. Так они и зажили у себя дома, и зажили счастливо. В самом деле, что может быть лучше, чем манная каша с клюквенным киселем?