Давным-давно жил в Японии барсучонок. Звали его Тануки. Обычно барсуки обитают в норах; а Тануки жил в доме, построенном человеком. Как известно, дома в Японии делают из бумаги. Там очень часто бывают землетрясения, а если потолок грозит свалиться на голову, пусть он лучше будет бумажный, чем каменный. От дождя защищает соломенная крыша, а чтобы какой-нибудь ручеек не размочил стены, дом всегда поднят на полметра от земли. Эти полметра и принадлежали Тануки.

Кроме него, в доме жили люди: мужчина, который ходил в лес и рубил деревья, и девушка (наверное, его дочь) — она хлопотала по хозяйству и иногда подкармливала барсучонка. Ее барсучонок совсем не боялся. Родителей у Тануки не было, родственников тоже; заботиться о себе нужно было самому, и частенько приходилось голодать. Однажды осенней ночью он сидел и размышлял, где бы достать хоть немного риса. На голодный желудок не спалось, и около полуночи он вышел посмотреть, не затихает ли ветер.

Но что это? Ветер так завывать не может… Тануки пригляделся и увидел: три ведьмы, огромные и страшные, кружились в воздухе. Они переговаривались, заглушая шум ветра: «Эй, сестрицы, чем займемся нынче?» И самая страшная из ведьм прокаркала: «Давайте сварим волшебное зелье и сожжем этот дом! Мне давно докучают живущие в нем людишки!»

Любой другой барсучонок, лисенок и даже волчонок, увидев такое, забился бы в нору, не помня себя от страха — но только не Тануки. Он решил попытаться выручить людей — или хотя бы предупредить их. Ведьмы полетели в лес, а Тануки пустился следом, спотыкаясь о корни, проваливаясь в ямы, падая и снова вскакивая — только бы не отстать! В самой глухой чаще леса ведьмы сели на верхушку самого высокого дерева, а Тануки притаился внизу, между корней.

— Костер! — приказала старшая из ведьм — и прямо на ветке мигом разгорелся костер.

— Котел — крикнула другая — и неизвестно откуда появился большой медный котел.

— Кости — потребовала третья, и возникли две кости с раздвоенными концами.

Сверху на них легла третья, котел повис на ней, и в нем сразу же что-то закипело. И ведьмы принялись бросать в бурлящее зелье сушеных тарантулов, бледные поганки, гадючьи головы и тараканью отраву. Наконец зелье вспыхнуло и пошло стрелять во все стороны длинными языками пламени, а ведьмы закружились у костра, приплясывая и распевая.

«Время действовать», — решил Тануки. Вообще-то барсуки не лазят по деревьям, но — ветка за веткой, сучок за сучком — Тануки добрался до самой вершины. Ведьмы плясали вокруг котла, ничего не замечая. Тануки пробрался у них под ногами и изо всех сил толкнул кость. Котел покачнулся; ведьмы взвыли! Толкнул еще — котел опрокинулся, и все зелье выплеснулось прямо на ведьм! Раздался звук «Пшш!» — и они превратились в облачко безобидного пепла…

Но одна капля зелья попала на Тануки. Он почувствовал страшную боль и кубарем полетел вниз. Взрослый барсук непременно сломал бы шею, падая с такой высоты, но Тануки был маленький, легкий, и почти не ушибся. Он принялся кататься по мокрой листве, стараясь укусить тлеющую на спине шерсть. Ожог был очень сильный. Только к утру Тануки добрался домой.

Через неделю, исхудавший и взъерошенный, он смог наконец выйти из своего убежища. Очень хотелось есть, но прежде, чем показываться на глаза зверям, следовало привести себя в порядок. Тануки присел на краю лужи, глядя в воду, как в зеркало. Вдруг по отражению прошла рябь. Что за наваждение! Из воды глядел удивленный сердитый еж. Тануки хотел почесать в затылке, но укололся и отдернул лапу. О ужас — его бока тоже были покрыты иголками. В отчаянье Тануки стал рвать их. Вновь отражение разбила рябь — и из воды глянул он сам, только очень напуганный… «Нет, — сказал себе Тануки. — Эта лужа какая-то заколдованная». Но, едва заглянув в другую, бросился бежать — оттуда на него скалился волк. В третьей луже бурый медведь помахал Тануки лапой. «С меня на сегодня хватит, — решил барсучонок. — Лучше остаться нечесаным».

Но, пока он болел, орехи разобрали белки, съедобные корешки выкопали мыши. Рассчитывать можно было только на людей… Дом Тануки стоял на горе. Внизу была деревня, в деревне лавка, а в лавке кладовка, в задней стене которой мыши прогрызли довольно порядочную дыру… Главное было добраться туда, не попавшись никому на глаза: ни мужчинам, которые считают, что барсуки портят урожай (а они только помогают его убирать!); ни мальчишкам, которые могу забросать камнями просто для забавы, ни собакам, которые состоят с барсуками в дальнем родстве, но почему-то не любят их.

К счастью, мужчины были в поле, мальчишки в школе, собаки занимались ловлей блох, и Тануки благополучно проник в кладовую и почти уже добрался до риса, но тут за спиной его послышалось громкое цоканье. Штук тридцать здоровенных крыс окружили его, стуча от нетерпения когтями и шипя: «Так вот кто повадился воровать наш рис!» «Плохо дело, — понял Тануки, — крысы нападают, только когда их в десять раз больше, но тогда уж пощады не жди! Ах, вот если бы я был тигром!» И тут же потолок чуть не стукнул его по голове, стены тесно обступили со всех сторон, а крысы… Их словно ветром сдуло. Давя друг друга, они бросились бежать по крысиному ходу и через пять минут достигли границы Китая, чтобы, дрожа от ужаса, рассказать тамошним крысам, как у них на глазах из беззащитного барсучонка возник огромный тигр. «Вот это да! — сказал себе Тануки. — Пожалуй, я начинаю понимать… Наверное, это подействовало волшебное зелье… Неплохо быть тигром, и не надо бояться крыс, но интересно все же, смогу ли я снова стать самим собой?» И только он это подумал, потолок вознесся на прежнюю высоту, и он снова стал барсучонком.

У Тануки отлегло от сердца — все-таки привыкаешь к своей шкуре, и захотелось попробовать еще. Большой золотистый лев замурлыкал от удовольствия, встал на задние лапы — и как раз в этот момент вошел хозяин лавки. Можно представить, что пережил бедняга, когда в его собственной кладовой на него замахнулся огромный лев? Правда, границы Китая он не достиг, так как был очень толст, зато переполошил всю деревню криками.

Мужчины в деревне были не робкого десятка. Они вооружились вилами и копьями, и когда их собралось человек сто, решились заглянуть в кладовку. Там красовались отпечатки когтистых лап, но самого зверя не было. А в это время большая серая обезьяна с мешком риса на плече бодро взбиралась в гору. Добравшись до дома дровосека, она сунула мешок в подпол, оглянулась — не видит ли кто, и Тануки, усталый, но довольный, юркнул в свое жилище.

Следующие три месяца Тануки только и делал, что испытывал свои новые волшебные возможности. В обличье коршуна взлетал он под облака; коршун складывал крылья и камнем падал на гладь горного озера. Щука, плеснув хвостом, уходила в глубину. Час спустя черепаха вылезала понежиться на солнце. Согревшись на теплом песке, змея уползала в лес. Попугай садился на дерево и кричал во все горло: «Жизнь хороша!» Наступало время обедать, и Тануки возвращался домой.

Случалось ему превращаться и в человека. В час, когда лишь фонарщики с бамбуковыми шестами появляются на улицах, Тануки — мальчик лет двенадцати — стучался в дома, где еще горел свет, спрашивая ночлега. Из домов побогаче его обычно прогоняли, иногда грубо, и тогда Тануки, превратившись в прежнего озорного барсучонка, взбирался на крышу и лил воду в дымоход или подпирал чем-нибудь тяжелым дверь, словом, старался ответить любезностью на любезность. Там, где его пускали переночевать, Тануки устраивался подальше от огня и отвечал на вопросы кратко, зато смотрел и слушал очень внимательно. Он чувствовал, что знание людских повадок рано или поздно должно пригодиться.

Как-то раз во время своих скитаний Тануки забрался дальше, чем обычно. Местность была пустынна. Явственно доносился гул — это бились о скалы волны скрытого за холмами моря. Вдруг Тануки заметил на вершине холма обезьяну. Она брела, волоча за собой длинную палку. «Стану обезьяньим детенышем, — решил Тануки. — Тогда она не будет бояться меня».

— Добрый вечер, госпожа обезьяна!

Обезьяна смерила его взглядом, решая, стоит ли отвечать.

— Ты кто такой?

— Обезьяний детеныш с острова Сикоку. Родители послали меня искать мудрости и набираться разума, но до сих пор я находил только синяки и шишки. А я обязательно должен найти хоть немного мудрости, без нее мне не велели домой возвращаться. Не поможете ли вы мне, уважаемая госпожа?

Морда обезьяны приобрела необыкновенно довольное выражение, она почесалась, кашлянула и сказала уже более мягким голосом:

— Ну что ж… Если ты и в самом деле ищешь мудрости, то тебе повезло. Знай же, что я — самая знаменитая, мудрая и волшебная из всех обезьян — обезьяна Сангоку! Знакомо тебе мое имя?

— Нет, госпожа Сангоку.

— Странно… И чему это вас на Сикоку учат?

— Осмелюсь спросить, уважаемая госпожа, в чем заключается ваше волшебство? Мне ужасно интересно!

— Ну что ж, смотри!

Рядом росло апельсиновое дерево. Сезон сбора уже прошел, и только два плода остались на верхушке. Они висели слишком высоко — тонкие ветки не выдержали бы даже самой легкой обезьяны. Обезьяна Сангоку подняла свою бамбуковую палку, и палка начала удлиняться, расти, достала до верхушки и раз, два — сбила оба апельсина, да так ловко, что один упал прямо в лапы к Тануки, а другой на лету поймала и съела обезьяна. А палка снова стала как прежде.

— Вы в самом деле замечательно волшебная обезьяна! — воскликнул Тануки (у него как раз живот подвело от голода). Обезьяна Сангоку раздулась от гордости и принялась рассказывать о себе — о том, какая она знаменитая, родовитая и самовитая обезьяна, и как все ею заслуженно восхищаются. Наконец Тануки это наскучило и он спросил:

— Простите, а почему вы такая драная? — он только сейчас заметил, что шерсть на груди обезьяны росла клочками, как будто ее нарочно выщипывали.

— Драная?! — обезьяна Сангоку даже зашипела от возмущения. — Смотри же! — Она вырвала два волоска, подула на них, и — вот чудо! — из них появились две здоровенные черные обезьяны. Они сразу же начали кланяться обезьяне Сангоку. — Драная!? Не драная, а волшебная! Это мои слуги и воины, — продолжала Сангоку уже более миролюбиво. — Я использую их для мелких услуг, или когда кто-нибудь из моих друзей попадет в беду… Знаешь, я сегодня ужасно добрая, прямо самой страшно! На, держи! — она извлекла из уха орех и протянула его Тануки. — Ты мне нравишься, детеныш. Когда ты попадешь в беду — а ты непременно в нее попадешь, это ясно, как дважды два пять, — разгрызи орех, и я буду знать, что тебе нужна помощь. И тогда, если у меня не будет важных дел и будет хорошее настроение… может, я тебе и помогу.

С этими словами обезьяна Сангоку повернулась и зашагала прочь, а две черные обезьяны затрусили следом. «Да, — сказал себе Тануки. — Довольно странное представление о вежливости у этой обезьяны Сангоку. Впрочем, орех она дала от чистого сердца».

Тануки вернулся домой и вскоре забыл про эту встречу. У него было много хлопот по хозяйству. Его жилище стало совсем не похоже на сырую барсучью нору. Пол был устлан циновками, в жаровне горел огонь, сундучки и шкатулки набиты рисом… Да, так не жил еще ни один барсук на свете! Впервые в жизни Тануки встретил зиму без страха и даже с удовольствием. Когда в очаге огонь и густая шерстка лоснится — никакой холод не страшен. Но вот закапало с крыш. В первый по-настоящему теплый день в деревню пришел бродячий разносчик новостей.

Когда люди рассказывают новости, они волей-неволей что-нибудь путают, как при игре в испорченный телефон. А если это касается важных особ, например, китайского императора? Может быть масса дипломатических осложнений, даже война! И поэтому японский император запретил своим подданным рассказывать новости. Этим занимались профессиональные разносчики. Они выучивали свежую новость наизусть и отправлялись рассказывать ее по городам и селам — и всюду их отлично принимали, ведь всем хочется узнать новости. Правда, пока разносчик добирался до какой-нибудь глухой деревеньки, проходил год-другой, и новость была уже не совсем свежей, но разве это главное!

Разносчик рассказал о том, как обезьяна Сангоку была представлена ко двору китайского императора. Она показывала фокусы с бамбуковой палкой, смешила придворных и произвела на императора такое большое впечатление, что он пожаловал ей звание придворной дамы и шелковый халат с тысячью кистей. Но вскоре обезьяне Сангоку надоело быть придворной дамой, и она дернула за нос саму императрицу. Такого преступления еще не совершалось за всю историю Китая. Император страшно разгневался и приказал дать обезьяне Сангоку тысячу палок. Стража хотела схватить преступницу, но тут вдруг дворец наполнился множеством черных обезьян. Они прогнали стражу, побили придворных, и сам император еле спасся, выпрыгнув в окно. Две недели гвардейцы вели по всем правилам осаду дворца, но когда они наконец ворвались внутрь, обезьяны Сангоку там не оказалось. «Ну что ж, — сказал себе Тануки. — Эта Сангоку с самого начала показалась мне не очень-то вежливой. Дернуть за нос императрицу — это же надо придумать!»

Наступила весна, и люди со всей страны, оставив дела и заботы, стали собираться к храму Ид на праздник цветения вишен. Тануки с горы хорошо видел, как тянутся по всем дорогам сквозь розовую пену садов вереницы людей. Тануки решил не отставать; и вот он уже входил во двор храма. У ворот стоял, опираясь лапой на копилку для пожертвований, искусно вырезанный из дерева лев. Когда кто-нибудь проходил мимо, он поднимал лапу и грозно рычал, но, как только падала монета, начинал с довольным видом вилять хвостом. В храме было уже полно народа. Целая толпа собралась вокруг дрессировщика. Две большие черные обезьяны, повинуясь его приказу, проделывали множество разных номеров. Приглядевшись, Тануки заметил, что спины обезьян исполосованы ударами бича. «Странно… Мне кажется, что я их где-то видел! Да, это были они, слуги знаменитой обезьяны, но почему в таком жалком виде?» Дождавшись конца представления, Тануки-воробей опустился на плечо обезьяны.

— Чик-чирик! Я хочу вам помочь!

— Чем ты можешь нам помочь, воробей?

— Я полечу к госпоже Сангоку, и она спасет вас!

— Глупый воробей! Разве ты не знаешь, что наша госпожа сама попала в плен…

— Чик-чирик, не может быть! Как случилось, как случилось?

И обезьяны рассказали Тануки о том, как, вернувшись из Китая, обезьяна Сангоку прослышала, что в саду у могущественного князя Дзом-Бэна растут говорящие бананы. Всякая обезьяна любит бананы, и Сангоку не была исключением, а тут еще говорящие! И она решила во что бы то ни стало отведать их. Обезьяна Сангоку обманула стражу, перемахнула через стену и уже хотела сорвать самый спелый плод, как вдруг бананы все разом принялись ее дразнить, обзывать и злословить: уж и ноги у нее кривые, и шерсть драная, и хвост облезлый, ходит, спотыкаясь, говорит, заикаясь, и так далее…

Обезьяна Сангоку страшно обиделась — какие-то фрукты смеют оскорблять ее, придворную даму! И принялась выкладывать все, что о них думает — уж они зеленые и незрелые, гнилые и квелые, горькие и кислые, разбухшие и обвислые, посмотришь — плеваться тянет, никто-то их есть не станет. Так они долго препирались и бранились, и обезьяна Сангоку уже начинала брать верх, как вдруг на нее набросились самураи. Сангоку героически защищалась, но в конце концов ее одолели, связали и держат теперь в темнице. Вот такую печальную историю рассказали Тануки обезьяны.

Тануки попрощался с ними и полетел туда, где сияли золотые кровли княжеского дворца. Зоркие стражи ходили по стенам. По случаю теплого дня все окна были открыты. Воробей влетел в одно из них и присел на карниз в зале, где придворные беседовали между собой, ожидая приема у князя. К вечеру Тануки узнал все, что ему было нужно…

У китайского императора с давних пор был чудесный сад, куда не пускали посторонних. Росли в этом саду говорящие деревья. Да что деревья — все растения там были говорящие, даже самые захудалые сорняки могли сказать несколько слов. Ухаживали за деревьями в этом саду не садовники, а философы. Они рассказывали им о жизни, вели с ними долгие беседы о добре и эле. Зачем? Есть такая поговорка — правитель обязан знать правду, но не должен позволять говорить ее себе в лицо. Иначе его не будут бояться, а всякий император хочет, чтобы его не только уважали, но и боялись. Китайский император гулял по саду, и деревья говорили ему в лицо ту правду, которую скрывали придворные льстецы. И все были довольны: император знал правду и мог при желании поступать разумно, придворные могли льстить сколько угодно — от них теперь не требовалось правдоподобия, и ученые мудрецы тоже были при деле.

Японский князь Дзом-Бэн был богат и могуществен. Он захотел иметь такой же сад, и отправил к императору посольство с богатыми дарами — просить рассаду, черенки и отводки говорящих растений. Послы привезли саженцы. Тогда князь приказал нанять самых искусных садовников со всей Японии. Садовники принялись сажать и укоренять, рыхлить, удобрять, окучивать и прореживать, вредителей обезвреживать — то есть ухаживать за саженцами по всем правилам своего искусства. Неудивительно, что все деревья росли, как в сказке, одна беда, говорили они совсем не то, что хотел слышать князь. Деревья могли говорить только правду, а она пришлась не по вкусу князю. Дошло до того, что он приказал вставить некоторым деревьям кляп. Деревья возмутились и объявили бойкот. Тогда князь собрал садовников и пригрозил: если через два месяца деревья не заговорят, как надо, проститесь с жизнью. Но что могли поделать бедные садовники?

«Ну что ж, — сказал себе Тануки. — Теперь я знаю, что мне делать!» На следующее утро человечек, одетый в зеленый халат, из карманов которого торчали побеги растений, постучался у дворцовых ворот.

— Передайте князю, что знаменитый садовник Танака предлагает свои услуги!

Через пять минут ворота открылись, и Тануки с величайшей поспешностью повели во дворец. Он очутился в большом сумрачном зале. В глубине зала на золотом возвышении сидел толстый человек. Только Тануки шагнул к нему, как самураи ударили его по плечам так, что он оказался на четвереньках — очевидно, приближаться к князю следовало именно таким способом. Тануки это не понравилось, и он не стал подходить близко.

— Кто ты и зачем явился?

— Великий и мудрый князь! Я, известный садовник Танака, берусь сделать так, что деревья в вашем саду заговорят, как надо. Прошу только об одном условии — чтобы князь отпустил всех садовников, не задерживая и не наказывая. Я хочу работать один. У меня есть свои профессиональные тайны, которые мне не хотелось бы разглашать.

— Ты смел, садовник Танака, — проворчал князь, кусая вислый ус. — Так и быть, я дам тебе две недели, но смотри — не исполнишь обещанного, я казню тебя страшной казнью. Тех ротозеев я отпущу, но знай — с тебя спросится и за них. Посмотрим, чего стоит твое искусство. Ступай!

Тануки не нужно было уговаривать. Он постарался поскорее покинуть дворец, и вздохнул свободнее только в саду, где пели птицы и светило солнце. Да, это был необыкновенный сад! Дорожки здесь были посыпаны золотым песком, дно прудов выложено жемчугом вместо гальки, росло множество редких и удивительных растений. Шуршали листья, жужжали пчелы. Порой еле различимый шепот пробегал по саду, но стихал, прежде чем Тануки успевал хоть что-то разобрать.

У садовника немало забот, кроме слушанья шепота растений, и Тануки принялся поливать кусты и деревья. Так, поливая, он дошел до середины сада… Здесь росла большая тыква — оранжевая, с изумрудными полосками. Тануки показалось странным, что земля вокруг тыквы была сухая, как порох, и твердая, как кирпич… Похоже, прежние садовники не очень-то жаловали тыкву.

Тануки набрал воды и принялся поливать, приговаривая — вот и тыкву польем, вот и ты…, как вдруг тыква словно взорвалась.

— Вы мне не тыкайте! — вскричала она. — Мы с вами едва знакомы! У меня два высших образования, и я не потерплю, чтобы мне тыкали!

Тануки от неожиданности чуть не выронил лейку.

— Ах, простите, уважаемая выква, я вовсе не хотел вас обидеть! Позвольте вылить на вас еще немного воды!

— Пожалуйста, — ответила тыква уже более миролюбиво. — Но только дождевой воды. Колодезная слишком водяниста, я от нее полнею. Эти невежи садовники буквально затравили меня, и я решила, что лучше засохну, чем буду просить их о чем-либо. Уф-ф… Спасибо. Как мне надоело молчать!

Радуясь, что удалось завязать разговор, Тануки слушал болтовню соскучившейся тыквы, а потом попробовал расспросить, не знает ли она о судьбе обезьяны Сангоку.

— Сангоку? Это имя мне как будто знакомо… Да, припоминаю. Третьего дня здесь был князь. Он беседовал с министром, и речь шла о какой-то обезьяне Сангоку. Я сочувствую ей всем сердцем. Беднягу заперли в подземелье Башни дракона. Ее морят голодом, чтобы она сказала слово, приводящее в движение волшебную бамбуковую палку, из которой князь хочет сделать копье. Вот о чем они говорили. Уфф, какая жара! Я бы еще что-нибудь выпила.

— Скажите, уважаемая выква, а как пройти к этой башне?

— Очень просто: прямо, налево, направо, вверх, вниз, посередине, потом перекувырнуться через голову — и вы там.

— Спасибо. — Тануки еще раз полил выкву и пустился в путь. И вот перед ним выросла Башня дракона. Вместо крыши на ней и вправду лежал дракон, сделанный из железа. Единственный вход в башню охранял часовой. Тануки, превратившись в мышонка, вскарабкался по штанине часового и нырнул в карман. Ждать пришлось долго, но наконец часового сменили, и он по винтовой лестнице отправился наверх. Они оказались в большом круглом зале на вершине башни. В камине пылал огонь. Самураи пили, ели и веселились.

— Ты свободен? — окликнули часового. — Сыграем в кости?

Сперва часовому везло — он выиграл золотой, потом удача изменила ему. Надо было расплачиваться. Он сунул в карман руку и закричал от ужаса — в руке у него оказалась маленькая змейка, из тех, чей укус убивает мгновенно. Не помня себя, часовой швырнул змею прямо на стол. Самураи вскочили с мест. С врагом сразиться они бы не побоялись, но умирать от укуса змеи вовсе не хотели. Все бросились спасаться, крича друг другу: «Бейте змею!» А Тануки уже скользил вниз по лестнице. Вот и подземелье. У входа сидели два самурая. Они курили трубки. Густой сладковатый дым стлался по полу. В глубине подземелья была прикована обезьяна Сангоку. Перед носом у нее, но так, чтоб она не могла достать — висели бананы. Вид у обезьяны был очень несчастный. Тануки притаился в углу и стал ждать. Скоро самураи стали клевать носом. «Пора!» — и Тануки проскользнул мимо них к обезьяне Сангоку.

— Тсс! Не бойся! Я хочу тебе помочь! — Сангоку совсем не испугалась, а сказала слабым голосом:

— Змея? Как ты сюда попала? Впрочем, это неважно. Кусай меня скорее и уползай — здесь дурное место…

— Я твой друг. Я хочу тебе помочь!

— Не помню, чтобы у меня были друзья из змеиного племени…

— А помнишь ли ты обезьяньего детеныша с острова Сикоку? Ты подарила ему орех и угостила апельсином, и он не забыл этого. Это был я, волшебный барсук Тануки. Я могу принимать любой облик, и сейчас в виде змеи пришел, чтобы спасти тебя.

— Тогда другое дело. Кусай скорее самураев — и бежим!

— Не все так просто! В башне еще очень много воинов. К тому же мы не знаем выхода из дворца. Подумай, мудрая Сангоку, нет ли более надежного пути? А пока открой-ка пошире рот!

После пятого банана вид у обезьяны стал уже не такой несчастный. Она заговорила гораздо бодрее:

— Когда горит лес, одно средство — надо пустить встречный огонь. Когда имеешь дело с людьми, надо найти человека, который будет тебе помогать. И я такого человека знаю. Меня сторожило много самураев — они все злорадствовали и смеялись надо мной — все, кроме одного. Из разговоров других самураев я поняла, что у него есть причины недолюбливать князя. Зовут его Дзиро Шишка. Найди его и уговори нам помочь. А пока дай еще банан…

Но в этот миг один из стражей слишком сильно клюнул носом, ударился об пол и проснулся. Караул! Посреди темницы была ядовитая змея, а обезьяна дожевывала запретный банан! Тануки скользнул между ногами стражника и исчез. Тогда самурай бросился отнимать у обезьяны остаток банана, но Сангоку была не из тех, кому можно класть палец в рот безнаказанно!

Тануки выскользнул через садовую калитку и отправился искать дом Дзиро Шишки. Это был один из бумажных домиков, различавшихся только выведенным тушью именем хозяина. За столом сидел человек. Очевидно, это был Дзиро.

— Попробую явиться к нему в моем прежнем обличье барсучонка. Если он действительно так добр, то не причинит мне зла, — решил Тануки.

Барсучонок смело вошел и уселся посреди комнаты.

— Откуда ты, малыш? — удивился Дзиро. — Чем мне тебя угостить? Разве что молоком!

Тануки вылизал блюдце и сказал: «Большое спасибо!» Дзиро выронил чашку: «Что ты сказал?»

— Большое спасибо. Меня давно уже не угощали молоком. Не удивляйтесь, уважаемый Дзиро. Я не простой барсук, а волшебный. Я пришел к вам по важному делу. Вы человек добрый и честный. Вы должны помочь мне спасти обезьяну Сангоку. Я знаю, что вы жалеете ее.

— Я сплю или сошел с ума! Барсук разговаривает по-человечьи! Барсук уговаривает меня освободить обезьяну! Действительно, я не люблю, когда мучают животных, но как ее можно освободить, твою Сангоку? Я не единственный часовой. Башня полна воинов. Мне с ними не справиться, даже если я соглашусь тебе помочь.

— Не беспокойтесь, уважаемый Дзиро. Все-таки я не простой барсук, а волшебный. Подумайте, если князь узнает слово, приводящее в действие волшебную бамбуковую палку, он сделает из нее копье, и тогда с ним не будет никакого сладу! Он, конечно, захочет покорить весь мир, и даже трудно представить, сколько он натворит бед и несчастий. Решайтесь! Вам самому не по душе ваша служба. И это понятно — вы человек добрый, а вас заставляют делать зло.

— Но пойми, если я помогу тебе, мне нельзя будет здесь оставаться!

— Мы покинем эти края навсегда и никогда больше не услышим про князя!

— Хорошо, будь по-твоему! — сказал наконец Дзиро Шишка. — Надо сделать вот так…

На третью ночь пришла очередь Дзиро сторожить обезьяну. Самураи перед тем, как заступить на пост, пьют для бодрости крепкий чай. Дзиро тайком подлил своему напарнику в чай сонное зелье, и скоро тот захрапел. «Не будем терять времени», — сказал Дзиро. Он вынул меч и перерубил цепь. Левая рука обезьяны Сангоку была свободна…

А Тануки полил в последний раз выкву, попрощался с ней, и к назначенному сроку был в подземелье. «Все ли в порядке?» — «Все отлично», — отвечала, доедая ананас, обезьяна Сангоку. Но оставалась еще одна цепь. Дзиро ударил с размаху — меч разлетелся в куски. На среднем звене цепи чернело клеймо. «Плохо дело, — сказал самурай, рассматривая его. — Это цепь работы знаменитого мастера Утомицу, ее ни порвать, ни разрубить нельзя».

— Закройте-ка на минутку глаза, — попросил Тануки и превратился в могучего медведя. Медведь вырвал цепь из стены. С грохотом посыпались камни. Открылся широкий лаз. Рассуждать было некогда. На лестнице уже звякали мечами враги. Дзиро, Сангоку и Тануки бросились в подземный ход. Там было темно и тесно. Наконец ход стал подниматься. Дзиро приподнял крышку, и друзья выскользнули наружу. Они были в тронном зале. Из соседней комнаты доносился раскатистый храп. Спальня князя! В Тануки проснулся прежний озорной барсучонок. Обезьяна Сангоку тоже была не прочь проучить князя. Они прокрались в спальню: «Хватай его!»

Никто не смог бы схватить князя крепче, чем обезьяна Сангоку. Тот только тихо сипел от страха. На столике у кровати лежали ожидающие подписи государственные указы, ножницы и клей. Тануки щедро намазал князя клеем, настриг ворса с ковра, облепил им князя и посыпал сажей. «Честное слово, — сказал он, — теперь я не знаю, Сангоку, кто из вас больше походит на обезьяну — ты или он. Только хвоста не хватает. А, вот и хвост!» — и он дернул за веревку, свисавшую с потолка. К несчастью, это была веревка от сигнального колокола.

— Дзинь-бом, тревога! — загудел колокол. Зазвонили колокола в казармах и залах, вскочили с постелей, хватая оружие и одежду, придворные и самураи.

— Бежим!

— Постой! — обезьяна Сангоку пошарила под кроватью и извлекла бамбуковую палку.

— Бежим, иначе мы пропали! — И друзья бросились прочь.

Они мчались по коридорам и залам. Впереди, размахивая волшебной палкой, огромными скачками неслась обезьяна Сангоку. Раза два стражники попытались преградить им дорогу, но Сангоку пускала в ход свое грозное оружие. «Пон-пон-пон», — сыграла волшебная палка дробь по головам самураев, и никто больше не посмел встать на пути беглецов. Наконец друзья выскочили в сад. У калитки ждала приготовленная Дзиро повозка. Скорей, скорей! И они покатили прочь, подальше от князя и его самураев.

Среди заросшей вырубки стояла брошенная хижина. Там решили переночевать. К тому же следовало выяснить, что собирается предпринять князь. Поэтому Тануки, дождавшись утра, отправился в город, а обезьяна Сангоку осталась рассказывать Дзиро историю своей богатой приключениями жизни.

Между тем самураи ворвались в сад, размахивая мечами и крича: «Где злодеи?» Деревья проснулись и принялись наперебой давать им советы. «Там, там», — басило манго. «Туда, туда побежали! Направо! Налево! Вверх! Вниз! Посередине! С краю! Вниз головой!» — закричали говорящие бананы. Часть самураев побежала направо, часть налево, другие стали нырять в пруды, третьи просто крутились на месте, размахивая вокруг себя мечами. Отчаявшись поймать беглецов, самураи бросились во дворец спасать князя. На пороге тронной залы на них набросилась страшная волосатая обезьяна. Тут уж самураи не спасовали. Они схватили ее, хотя она свирепо отбивалась и дико вопила, связали и потащили в темницу. И только там выяснилось, что это был князь.

Князь Дзом-Бэн был ужасен в гневе. Он приказал во что бы то ни стало найти виновных. Слуги обшарили весь сад в поисках садовника Танаки, но не нашли никого, кроме выквы. Выкву выдали сорняки — они хотели занять ее место на грядке. Слуги схватили выкву и доставили князю. Несмотря на ранний час, он уже сидел на троне, весь залепленный пластырем. Выкву бросили на поднос.

— Ну-ка ты, гнилая дыня, выкладывай, где твои сообщники, да поживее! — прорычал князь.

— Попрошу мне не тыкать, — ответила с большим достоинством выква. — У меня два высших образования. Я ничего вам не скажу, и к тому же ничего не знаю. Садовник Танака — единственный вежливый человек, с которым я общалась после того, как мне пришлось покинуть Оксфорд, и вам следовало бы у него поучиться!

— Поучиться?! Ах ты, перезрелый кабачок! Палача и повара!

И когда появились палач с мечом и повар с жаровней и котлом, князь продолжал:

— Я дам тебе на размышление время, пока не закипит вода. Если не скажешь, где скрываются преступники, я велю палачу изрубить тебя на куски, а повару — сварить из тебя тыквенную кашу!

— Неужели, — слабым голосом спросила выква, и листья ее мелко задрожали. — Неужели вы в самом деле способны меня… съесть?

— Еще бы! И тебя, и оба твоих образования! Говорят, тыквенная каша хороша от разлития желчи!

— О, ужас! Я попала в руки каннибалов! — бедная выква закрылась листьями и приготовилась к самому страшному.

И вдруг на стол перед князем вспрыгнул барсук.

— Освободи немедленно выкву и извинись перед ней, — тихо, но внятно сказал он князю.

— Что?!! — взревел князь, ошеломленный дерзостью маленького зверька. — Взять его!

Но, когда придворные кинулись исполнять приказ, на столе вместо барсука оказался огромный тигр. Придворных как ветром сдуло. Князь спрятался за трон. Самураи взялись за мечи, но как-то не очень решительно. Тигр рыкнул, и все выкатились из зала. Тогда он подошел к тыкве, которая с опаской поглядывала одним глазком на происходящее.

— Уважаемая выква, — промурлыкал тигр почти нежно. — Прошу вас следовать за мной.

Схватив поднос с выквой, он прыгнул на подоконник. «Вэз», — пропели стрелы: полсотни лучников целились в него со двора. Тигр повернулся к двери. Оттуда, выставив копья, уже лезли самураи. «Плохо дело, дорогая выква, — прорычал тигр, отмахиваясь от них, как от назойливых мух. — Ах да, подземный ход!» И тигр вместе с тыквой исчез, словно провалился сквозь землю.

Тануки мчался огромными прыжками по узкому ходу. Сзади слышался топот и тяжелое дыхание самураев. Вот и темница, где томилась обезьяна Сангоку. Отсюда один путь — по лестнице вверх. Самураи пыхтели совсем близко. Верхний этаж! Оставив поднос с выквой, Тануки снова нырнул в лестничный колодец. Теперь лапы у него были свободны. Самураи лезли наверх с мечами и копьями. Тануки выпустил когти и изо всех сил ударил правой. Враги посыпались вниз по винтовой лестнице, сбивая друг друга. Звук был такой, как будто в мусоропровод спустили дюжину тарелок.

Тануки огляделся. Окна в зале были забраны решеткой. В огромном камине — зола и остывшие угли. «Может, превратиться в мышь или что-нибудь из мебели? Но что тогда будет с выквой?» Долго рассуждать Тануки не пришлось. Раздался крик: «Вот они!» В зал толпой лезли самураи. Тануки схватил выкву, нырнул в камин и с кошачьей ловкостью полез вверх. «Теперь хочешь не хочешь, а придется превращаться в черную пантеру, — думал Тануки, карабкаясь по дымоходу. — Сколько здесь сажи! Похоже, сто лет не чистили». Труба кончилась, и Тануки с выквой оказались в пасти дракона, венчавшего башню. Дракон был склепан из железных листов наподобие рыцарских доспехов. Тануки глянул вниз. Ну и высота! Самураи кажутся не больше рисового зернышка. А что, если?… Пожалуй, это идея!

Самураи не торопились. Деваться беглецам было некуда. Они развели огонь и стали кидать в очаг ветошь. Пошел едкий дым, всем захотелось чихать и кашлять. И вдруг — крыша над ними задрожала и отделилась от стен. О, ужас! Железный дракон, лязгая огромными крыльями, медленно поднимался в воздух. Копья ломались о его брюхо, как солома, стрелы отскакивали, а из пасти все еще налил дым… Самураи бросили оружие и попадали ниц. Дракон поднялся еще выше, сделал круг, и вдруг сбросил свою шкуру. Железный панцирь упал на дворец, проламывая кровли, обрушивая галереи, и превратился в груду металлического лома, а дракон — самое замечательное из превращений Тануки — расправил крылья, взмыл вверх с выквой под мышкой и растворился в синеве небес.

Тануки приземлился на вырубке поодаль от хижины. Жаль было расставаться с обличьем дракона, но что поделаешь — праздники бывают не каждый день. И вот друзья вчетвером, уже не торопясь, отправились в путь. Ехать решили в горы, где родился Тануки. Выква от пережитых волнений болтала без умолку о каких-то монадах и смысле жизни, так что даже обезьяна Сангоку приуныла и шепнула Тануки: «Еще немного, и я не выдержу!»

Но тут за поворотом перед ними открылось странное зрелище. Маленький лысый человечек изо всех сил упирался лбом в каменную стену, не обращая ни малейшего внимания на наших путешественников. Тануки хотел было спросить, что это значит, но вдруг раздался треск, и стена рухнула. Человечек упал на кучу камней, но сразу вскочил и радостно закричал: «Видели? Как я ее! Поддалась, голубушка! Здравствуйте, друзья! Зовут меня Бодай Дарума, я отшельник. Живу вон в той травяной хижине. Самосовершенствуюсь, тренирую тело и дух. Учусь проходить сквозь стену, как индийские йоги. Стена семь лет сопротивлялась, но шалишь, Бодай Даруму не проведешь! Немного терпения, и теперь я доказал, что могу свободно проходить сквозь любые стены!» «Сомнительно, — подумал Тануки. — И это не самый лучший способ».

— Я считаю, — продолжал Дарума, — что это событие надо отметить. Приглашаю всех в гости! Хотите выпить? У меня сколько угодно родниковой воды, а на закуску — сушеные корешки.

В хижине Дарумы было столько пыли и паутины, что не оставалось сомнений — последние семь лет здесь не убирали. «Мне было не до этого», — скромно заметил отшельник. С хрустом разгрызая корешки, Дарума потчевал гостей ключевой водой и историями из своей жизни — о том, как однажды задумался и девять лет просидел неподвижно, как переплыл океан в соломенной сандалии, и о многом другом, чем дальше, тем удивительнее, а потом вдруг заспорил с выквой о смысле жизни. Они составили с ней такой философский дуэт, что всем остальным захотелось оказаться подальше — трудно слушать то, чего совершенно не понимаешь!

— Пожалуй, нам пора в путь, — сказал наконец Тануки. — Большое спасибо за интересную беседу. Может быть, вы останетесь с мудрым Дарумой, уважаемая выква? Вам же не обязательно путешествовать.

— Ах, не знаю, что и сказать! Жаль расставаться с вами… Но, пожалуй, я согласна!

Общими усилиями выкву посадили у хижины. Настало время прощаться. Дарума и выква долго махали вслед. Теперь обезьяна Сангоку заметно повеселела. «Может, я чем-то и обязана этой заученной тыкве, но это не значит, что я могу долго терпеть все эти премудрости!» — заявила она.

Скоро друзья достигли дома, где жил Тануки. Он познакомил Дзиро с дровосеком и его дочерью. Обезьяна Сангоку созвала всех своих знакомых и родственников. Тануки раздобыл съестных припасов, и устроил пир — если не на весь мир, то на всю деревню. Говорят, получилось очень весело!

Обезьяна Сангоку ушла в лес и сделалась вождем обезьяньего племени. Ей надоела кочевая жизнь, полная тревог и опасностей. Она мудро правила своим народом, а по вечерам рассказывала подданным истории из своей жизни о хитрости и героизме простой японской обезьяны. Дзиро Шишка так и остался жить в доме дровосека. Он женился на его дочери и, говорят, не жалел об этом. А Тануки пережил массу приключений и со временем обзавелся семьей. Но это уже другая история. Однажды, когда Тануки играл со своими барсучатами, прилетел ученый скворец с письмом от Дарумы. «С прискорбием извещаю вас, — писал тот, — что выква, чье общество столько лет было для меня величайшей радостью, перешла в лучший мир. Мы лишились мудрейшей из тыкв. Пять лет, проведенных в философских беседах с нею, были лучшими годами моей жизни. Я был бы безутешен, если бы не то обстоятельство, что от выквы осталось более двух тысяч семян. Я разослал их всем знакомым отшельникам, дабы и они могли посадить у себя это благородное растение. Теперь им никогда уже не будет тоскливо и скучно».

Говорят, что это одна из причин, почему в Японии с давних пор так много мудрецов и отшельников.