В Москву вернулись в 11.00 утра. Организму срочно требовался отдых, и из аэропорта аль-Рашид поехал прямиком домой.

Еще в полете и всю оставшуюся часть дня он нет-нет да и возвращался мыслью к предстоящей встрече в «Эмпирее». Интересно, что нужно от него этой особи с неприятной фамилией? Хочет настучать на своего шефа? Аль-Рашид бы не удивился. Или, может статься, она располагает какими-то сведениями об Инвойсе Омарове?

Да, но зачем ей делиться этой информацией с ним, какой резон, какая выгода? В том, что помощницей Исполнительного директора двигает своекорыстный интерес, Георгий ни секунды не сомневался. Не та порода, чтобы действовать из соображений общественного долга или принципов мифической справедливости.

Ни работать, ни даже думать о работе не хотелось. После двойного перелета он чувствовал себя разбитым. Ладно, пожалуй, и впрямь не помешает чуток вздремнуть или хотя бы просто расслабиться.

Махнув на все рукой, он тяжело плюхнулся в кресло и врубил первый попавшийся новостной канал. Что там в мире нового? Гм… Срединная империя хулиганничает? Ну-у, какая же это новость.

На монитор выплыло озабоченно-суровое лицо ведущего; фоном ему служили аэрокосмические съемки имперских сельхозугодий, являющих собою странные, порой совершенно фантастические картины причудливой растительности и генетически модифицированной живности: длинные, как товарные составы, свиньи (или то, что некогда ими было) лениво паслись среди влажных зарослей тропически-жирной зелени, напоминая с высоты то ли гигантских обожравшихся гусениц, то ли ожившие связки сарделек; нечто вроде дойных коров, каждая размером с ферму, ритмично пульсировало, безостановочно качая молоко, поступающее прямо во вживленные шланги, что убегали куда-то вдаль, точно нефтепроводы. М-да… жуть, конечно… Только бог знает, что хуже: питаться такими вот биоморфами или с голодухи пухнуть. В странах Черного континента и в Халифате биоэтические запреты блюдут строго, зато и население там до сих пор от недоедания мрет. Не по одной сотне тысяч в год. Что говорить — даже здесь, в эСГЕэС, проблема питания, мягко говоря, пока не закрыта. А подданные Чингис-ильхана Хулагу Третьего давно и думать забыли, что это такое, когда кушать нечего. При том, что в Срединной живет добрая половина человечества… Аль-Рашид зевнул и прикрыл веки, слушая усыпляющий голос диктора…

…образчики генетического безумия. А теперь еще, прикрываясь благими целями поиска принципиально новых источников питания и борьбы с болезнями, официальный Каракорум, несмотря на протесты мировой прогрессивной общественности и игнорируя ноты стран АмСоН и ЕС, вновь санкционировал продолжение экспериментов с так называемыми «кинематическими ячеистыми автоматами», или иначе, — нанороботами.

Ученые Биополиса — второго центра Срединной империи, словно в насмешку именуемого «культурной столицей», — утверждают, что созданные ими микророботы-ассемблеры, составленные из нитей искусственной ДНК, способны проникать туда, куда не может добраться скальпель хирурга даже под электронным микроскопом, — на атомно-молекулярный уровень. Дескать, множество подобных нанороботов вылечивают больные клетки, просто разбирая их на микрочастицы и затем собирая снова уже в здоровом виде.

Они рисуют подданным Срединной радужные картины: мириады нанороботов — этаких микромашин «скорой помощи», бороздящих кровеносную систему человека в поисках больных клеток и немедленно устраняющих «неисправности».

Однако в своих грезах о «золотом веке», когда все болезни будут побеждены, а пища станет синтезироваться из любых, в том числе небиологических материалов, биополисяне забывают о трагедии семилетней давности, когда их хваленые ассемблеры — самовоспроизводящиеся и самообучающиеся микророботы — вместо того, чтобы лечить больные клетки и синтезировать пищу, неожиданно набросились на живые и здоровые организмы, разбирая их на атомы для самовоспроизводства!

В тот раз лишь чудом удалось избежать катастрофы мирового масштаба…

…Он сидел на мокром холодном валуне на берегу бурливого потока; по обе стороны извилистого русла реки почти отвесно вздымались черные скалы, их вершины терялись в мглистом сумраке.

«Георгий!» — донесся до него женский голос. Грудной, чуть гортанный, с легкой хрипотцой. И снова: «Георгий! Георгий аль-Рашид!» Он вскочил, озираясь по сторонам. Никого. Влажная, туманная мгла да дикий камень.

Вдруг на одном из утесов что-то блеснуло, какая-то золотая искорка. Он прищурился, вглядываясь во тьму. Ага! Вот оно что: чуть ли не на самом верху ущелья к скальному уступу прилепилась одинокая башня, высокая, сужающаяся к зубчатой макушке, и еще более черная, чем скала, служащая ей основанием. От берега к башне, петляя между валунами, поднималась едва заметная тропа.

«Гео-орги-ий!» — вновь окликнула его невидимая женщина; призывно, даже властно и вместе с тем с ноткой томного обещания. Подчиняясь настойчивому призыву, он принялся карабкаться по обрывистому склону.

Тропа привела его к башенному подножию, сложенному из массивных блоков черного базальта, и уперлась в тяжелую двустворчатую дверь. Не успел он взяться за бронзовое кольцо, как обе изъеденные непогодой и временем створки распахнулись и на пороге предстал пожилой мужчина в темной длиннополой одежде, со сварливым выражением лица, лысый и безбородый; мрачно сдвинув брови, он положил ладонь на резную рукоять кинжала на поясе. «Пропусти его, Гарун», — послышался знакомый голос из глубины сооружения. Продолжая хранить зловещее молчание, тот отступил в сторону, склоняясь в приглашающем поклоне.

Сразу от порога начиналась винтовая лестница. Аль-Рашид с легкостью, как это бывает во сне, взбежал по крутым ступенькам и очутился в полутемном, освещаемом единственным факелом зале. Почти все пространство тесного помещения занимала монументальная кровать резного дерева, укрытая балдахином. Словно упреждая его намерения, налетевший невесть откуда ветерок раздвинул кисейную занавесь, и Георгий увидел, что на постели полулежит смуглолицая девушка в расшитом серебром и крупными жемчугами халате. Перед нею на подносе стояли два серебряных кубка, наполненных до краев розовым игристым вином.

Выглядела незнакомка весьма и весьма привлекательно: струящаяся по пуховым подушкам иссиня-черная грива волос, высокие дуги бровей над миндалевидными, горящими жгучим пламенем глазами, точеный носик, слегка приоткрытые, будто в ожидании, губы. Складки плотной парчи не могли скрыть соблазнительных очертаний груди и бедер…

— Ты кто? — спросил аль-Рашид.

— Тамара, — ответила красавица и добавила, решительно распахивая парчовый халат, накинутый, как выяснилось, на голое тело. — Ну, иди… приди же ко мне…

Из забытья Георгия вывела настойчивая вибрация наркома. Он даже чертыхнулся от огорчения. Как всегда — на самом интересном месте! Ладно… По крайней мере, этот сон уж наверняка не сулит никаких неприятностей. И на том, как говорится, спасибо.

Аль-Рашид взглянул на монитор: с ним на связь пыталась выйти Оферта Романова. Вид у нее был взволнованный.

— Слушаю вас, Оферта.

— Господин аль-Рашид… вы говорили, типа, если я чего вспомню, так, соответственно, с вами связаться…

— Ну, ну! — встрепенулся Георгий. — Говорите! Что-нибудь касательно Инвойса?

— Да… — замялась Романова. — Только мне хотелось бы лично. Так странно… мне все кажется, что за мною, типа, кто-то… вы понима-аете?

— Следят? Угрожают?

— Ну, типа того… я не зна-аю! — протянула она плаксивым голосом. — Господин аль-Рашид! Давайте где-нибудь встретимся… Давайте прямо сейчас. Например в… Ой! Ну вот — снова! Заберите, заберите меня отсюда! Пожа-алуйста!!!

Эге! Девица-то близка к истерике, сообразил аль-Рашид.

— Значит, так. Ничего не бойтесь. Оставайтесь на месте, — скомандовал он чеканным голосом. — Я выезжаю.

Когда аэротакс только подлетал к Центральному офису Корпорации, Георгий увидел, что Романова его уже ждет. Правда, присутствовала в этом и известная странность: во-первых, она поджидала его, стоя — буквально балансируя — на самом краю пандуса, окольцовывавшего двадцать девятый этаж Пирамиды, что само по себе являлось делом рискованным, а во-вторых, Оферта зачем-то разделась донага, ее одежда кучкой лежала рядом.

Справа и слева к ней медленно крались несколько секьюрити, но девушка не обращала на них внимания.

Георгий отметил про себя, что на фоне зеркальных стекол, в которых отражалось темно-синее предвечернее небо, ладная белая фигурка Романовой смотрелась очень даже эффектно.

— Вот она, нынешняя молодежь! — сокрушенно заметил пожилой таксист. — Совсем стыд порастеряли. Нет, ты глянь на эту сисястую шалаву, куда ж оно годится?! А куда, еще спрошу, смотрит Конгрегация Веры? Десятину за что мы платим, а?

Догадавшись, что сейчас, скорее всего, произойдет, аль-Рашид крикнул водителю:

— Гони прямо к ней! Быстро!

— Еще чего! — возмутился тот. — Она, может, того… по нужде вышла? Обоссыт мне машину…

Впрочем, он все равно бы не успел: в следующую секунду, раскинув в стороны руки, Оферта Романова оттолкнулась ступнями от пандуса и прыгнула…

Она спикировала на шесть этажей вниз, ударилась головой о край двадцать третьего и, отлетев, упала на парковочную площадку следующего, где и замерла. Григорий выругался и от бессилия врезал кулаком по прозрачной перегородке, отделявшей его от водителя.

К тому моменту, когда он подбежал к телу, ноги девушки еще конвульсивно подергивались, но достаточно было одного взгляда, чтобы понять: все кончено. «Что ж ты такого вспомнила, голубка?» — растерянно пробормотал аль-Рашид. Со свидетелями ему явно не везло.

Разумеется, он, еще до приезда милиции, опросил охрану и сослуживцев Романовой, но те в ответ лишь недоуменно пожимали плечами. Удалось только выяснить, что весь сегодняшний день она была необычно молчаливой и рассеянной, вот и все. А потом, после разговора с ним, молча встала из-за стола, молча вышла на парковочную площадку, разделась и встала на край пандуса… Ну а дальнейшее он наблюдал воочию. Ему оставалось проинформировать о случившемся Хватко и попросить того взять расследование происшествия на контроль. Что тот и сделал.

Так, и что он имеет на текущий момент, в сухом, так сказать, остатке, задумался Георгий по дороге домой, над чем в этом деле стоит поразмышлять?

Во-первых, разумеется, самые серьезные вопросы по-прежнему вызывают ранние кончины всех тринадцати «сынов Муна». Да еще этот таинственный роковой рубеж — сорок три года… Во-вторых, ограниченность района, где их застигала смерть. В-третьих, подозрительная атака подозрительных грабителей, весьма вероятно спровоцированная начатым им расследованием; далее — неадекватное поведение одного из покойных «сынов», Улена Ван Дайка; и, наконец, теперешнее крайне подозрительное самоубийство Романовой, которая как раз нечто вспомнила и хотела сообщить про это нечто, ему — аль-Рашиду. Вот, кажется, и все. В принципе, не так и мало. Вопрос в том, как увязать эти разрозненные события со смертью Инвойса Омарова… Вертелась в его мозгу еще одна мысль… Не мысль даже, а так — ощущение… Что-то еще, помимо «усыновления», объединяло фигуры Инвойса и Улена. Но что? Идентифицировать это чувство, подвести его, так сказать, к общему знаменателю, не удавалось никак…

К десяти вечера аль-Рашид, сам себе дивясь, почти приплясывал от нетерпения. Впрочем, чему удивляться? После «смертельного пике» Оферты зародившаяся было надежда оперативно распутать дело изрядно подувяла. Так может, хоть на сей раз подфартит?

С другой стороны, его терзало глухое раздражение — он заранее не ждал от встречи с помощницей Субвенция Репо ничего хорошего. Короче говоря, к ресторану, располагавшемуся, как и офисная Пирамида Муна, в районе Москва-Сити, Григорий приехал за четверть часа до назначенного времени.

Чтобы попусту не околачиваться в зале, он заставил себя сперва обойти здание кругом и лишь после этого зашел внутрь.

Время было самое урочное, и обширный, как стадион, нижний зал «Эмпирея» гудел от голосов полутора тысяч только прибывших посетителей; этот гул почти заглушал медитативную музыку, текшую из зависших под высокими сводами искусственных облаков; между уходящими куда-то за горизонт рядами столиков порхали официантки и официанты, все в коротеньких белоснежных хитончиках и с белоснежными же крылышками за спинами.

Георгий аль-Рашид об этом заведении слышал, но бывать здесь ему не доводилось, и потому он осматривался с любопытством…

Дальняя, задняя, стена гигантского помещения представляла собой искусственный водопад; из-под него вытекала живописная извилистая речка. Речка, в свою очередь, впадала в озеро, в которое была превращена левая половина зала; по озерной глади среди кувшинок и цветов лотоса во множестве дрейфовали зеленые островки, также снабженные столиками; меж ними скользили белые лебеди и крылатые официанты на специальных платформочках; в воде, выпрашивая объедки, сновали стайки разноцветных рыб.

Прочее пространство зала оставалось сушей, укрытой пружинистым зеленым дерном, с разбросанными тут и там купами розовых кустов. Время от времени из-под облачных сводов раздавалось приглушенное ворчание грома и, озонируя воздух, вспыхивали серебристые просверки молний. Георгий знал, что каждый посетитель мог заказать и локальный дождик прямо у себя над головой. Освежиться, не прерывая трапезы.

Хотя до половины восьмого оставалось еще минут пять, помощница исполнительного директора Корпорации уже сидела за семнадцатым, как и обещала, столиком слева от входа. Она мгновенно вычленила Георгия из толпы и, чуть приподняв левую руку, приветственно шевельнула длинными бледными пальцами.

— Вы избрали не самое удачное место для встречи, — заметил аль-Рашид, усаживаясь напротив нее, — наверняка здесь полно ваших… уммовцев.

— А вы заранее уверены, что я собралась сливать вам корпоративные секреты? — с легкой усмешкой парировала особь. — И мысли не допускаете, что могли мне, к примеру, просто понравиться? И я, скажем, решила с вами познакомиться?

— Ну как же! Я еще давеча заметил, как вы на меня запали. Боялся, что станете домогаться прямо там, в приемной, — невольно съязвил Георгий.

Женщина поджала губы и окинула его ледовитым взглядом. Странно, но слова Георгия ее задели.

— Значит, господин аль-Рашид полагает, что на проявление чувств я не способна?

— Знаете что, — отмахнулся Георгий, — бросьте эти свои… мимансы. До ваших чувств мне нет никакого дела. Кроме того, инициатива исходила от вас. Вот и потрудитесь объясниться, чего от меня хотите: любви или… чтобы я оплатил ваш ужин.

— Вы грубиян, господин аль-Рашид.

— Это не новость. Кстати, прежде чем мы наконец перейдем от пустой пикировки к делу, будьте любезны пояснить, как вас зовут. Я имею в виду имя. А то величать вас по фамилии у меня прямо язык не поворачивается.

— Вы не просто грубиян — вы полновесный хам, — тем же ровным, слабо эмоциональным тоном заявила помощница. — Впрочем, мне также нет до этого дела… Можете называть меня Юлияна.

— Прелестно! Так зачем же я вам понадобился, Юлияна?

Некоторое время она молча смотрела на Георгия, потом, словно на что-то решившись, кивнула.

— Скорее я вам. У меня есть для вас кое-что… интересное. Относительно Инвойса Омарова.

Георгий, точно опасаясь спугнуть удачу, замер и тоже выжидательно примолк.

— Да. И это «кое-что», — продолжила Юлияна, — вполне может помочь вашему расследованию. Вы удивлены? Теряетесь в догадках? Можете не отвечать, я вижу и так. Наверное, вычисляете сейчас, зачем бы это я стала вам помогать. Да, вы правы, мне от вас также кое-что нужно — я попрошу об ответном одолжении… Однако вначале давайте все же поужинаем. Не знаю как вы, а я страшно голодна.

Аль-Рашид, стараясь выглядеть максимально безразличным, пожал плечами и подозвал официанта. Юлияна заказала себе мясо с кровью, салат из спаржи и бокал «Аждалеши». Он решил пока ограничиться кружкой темного пива.

Отрезав маленький кусочек ростбифа, Юлияна неожиданно замерла с поднятой вилкой и, расширив глаза, пристально уставилась аль-Рашиду за спину. Когда он обернулся, пытаясь понять, кого она там увидела, женщина быстро провела ладонью над его кружкой. «Показалось», — шепнула она в ответ на его вопросительный взгляд. Он вновь пожал плечами и сделал большой глоток, не замечая, что напиток слегка изменил цвет…

«…как же чертовски, как дьявольски привлекательна эта стервоза», — с некоторым удивлением замечает Георгий через каких-нибудь пятнадцать минут. Хотя черт его знает, сколько он здесь уже сидит? Время словно изменило для него свой ток: оно то ли донельзя замедлилось, то ли, напротив, помчалось вскачь. Он уже допил пиво и теперь ждет, когда закончит трапезу Юлияна. Аль-Рашид с удовольствием смотрит, как она запивает мясо маленькими глотками красного вина, и находит, что получается это у нее весьма эротично… Может, он поспешил с ее классификацией и никакая она не «особь»?

Юлияна на миг перестает жевать, вскидывает взгляд на Георгия и облизывает губы. Они словно сочатся кровью. «А неплохо было бы… — думает он, — как-нибудь после…» Только отчего же после? Не-ет, лучше прямо сейчас! Немедленно! Кашлянув, он старается сменить направление мыслей. Тем более их и осталось-то в его голове совсем немного… А те, что еще остались, ворочаются медленно-медленно, точно жернова. И все в одном направлении…

Стоп, стоп, пытается осадить себя Георгий, что он, в самом деле?! Нашел время! Надо немедленно… выкинуть… из головы… эту блажь. Но желание его растет… наливается… разбухает… а редкие мысли путаются и никак не хотят возвращаться к работе. Тьфу ты, са-та-на! Что с ним, право, такое? Точно подросток — не может обуздать некстати распалившуюся похоть…

Наконец женщина заканчивает есть, допивает вино и, не отрывая сияющего, призывного взгляда от аль-Рашида, деликатно промакивает салфеткой рот. Улыбается, обнажая зубы — длинные, белоснежные. Правда, не очень ровные. Но это их совсем не портит. Скорее напротив… Надо же, он и не предполагал, что зубы тоже могут быть сексуальными!

Отодвинув приборы, Юлияна собирается встать. С несвойственной ему галантностью Георгий вскакивает и, обогнув столик, берется за спинку ее стула. Прежде чем подняться, она окидывает его взглядом с головы до ног и с напускным возмущением надувает губки.

— Что-то еще хотите заказать? — растерянно спрашивает он.

— По-моему, хочу не я, а вы, — насмешливо отвечает она.

Георгий сперва недоумевает, но, проследив ее взгляд, замечает, что желание его приняло весьма зримую форму. Смущенно чертыхнувшись, он отступает на шаг назад.

— Но вы правы, — неожиданно с придыханием заявляет Юлияна, порывисто удерживая его за руку, — я тоже хочу. Да-а! И того же. Пускай это станет вашим мне одолжением.

— О! — только и находится аль-Рашид, совершенно забывая, что его услуга должна быть ответной. Но мыслей больше нет, их словно выдуло из его головы — все, кроме одной. И даже это уже не мысль, а — одно сплошное желание.

Он берет, точнее, хватает ее под руку и почти выволакивает из ресторана. На улице ловит аэротакс и называет первую пришедшую на ум гостиницу; ею оказывается «Коралловая лагуна».

Когда бы не мягкое, но упорное сопротивление Юлианы, он овладел бы ею уже в машине.

— Потерпи, — шепчет она, обнимая и отстраняя одновременно, — потерпи, дурачок! Почти приехали…

Понимающе ухмыляясь, осанистый пышноусый портье лично провожает их в номер. Пока Юлияна скрывается в ванной, чтобы принять душ, он указывает аль-Рашиду на кровать, размерами немногим уступающую теннисному корту, и, поминутно подмигивая, объясняет, что, если нажать спрятанную в спинке специальную клавишу, потолок над кроватью станет зеркальным. «Обостряет ощущения, да-с, да-с», — доверительно шепчет он, цокая языком. Получив щедрые чаевые, портье уходит. Но в дверях приостанавливается и снова заговорщически подмигивает Георгию, так, будто они только что уговорились о совместной оргии.

Юлияна выходит после душа обнаженная, вся в капельках влаги. «Я быстро», — бормочет он, тоже намереваясь посетить ванную. Но девушка, приблизившись к нему вплотную, сильно, обеими руками толкает в грудь; аль-Рашид падает на кровать, а она резкими скупыми движениями срывает с него одежду, точно банановую кожуру. Затем легко вспрыгивает ему на грудь и брючным ремнем вяжет руки к кроватной спинке.

Возбуждение Георгия нарастает, хотя, кажется, сильнее уже некуда; он ощущает себя одним громадным напряженным фаллосом.

Но в то же самое время в голове чуть проясняется… Где-то в подсознании, подспудно зарождается неприятное, беспокойное чувство. Что-то не так, понимает он, что-то тут не так…

— Постой, — задыхаясь, шепчет он, — ты же хотела… рассказать мне… про этого… Омарова…

— Хотела, — соглашается она, — и сейчас хочу. Хочу откусить от тебя кусочек, мой сладенький!

Постанывая и мурлыча, как кошка, она прижимается к его наготе, касается губами его груди, а потом резко, будто заправская гимнастка, прогибается в пояснице, задирая голову и зад кверху, складываясь при этом едва не пополам. «Как пластилин!» — восхищенно думает аль-Рашид и в сладостном предвкушении сжимает пальцы на перекладине кроватной спинки; ну же, он готов пронзить ее насквозь!

Но тут потолок над ними светлеет, в нем отражаются два голых тела — и он видит женщину всю, целиком, включая самые потаенные места…

И это зрелище вырывает у него рефлекторный крик — даже не крик, а вопль неподдельного ужаса и отвращения! Его мужское естество моментально сдувается и съеживается, точно проколотый воздушный шарик…

Истошно завопив, Георгий что есть силы подбросил свое тело вверх и скинул Юлиану с кровати. Срывая кожу на запястьях, выдернул руки из ременного захвата.

Женщина, мягко, по-звериному приземлившись на пол, рассерженно зашипела и вдруг буквально переломилась назад в пояснице так, что ее голова очутилась у нее же между ног; согнув руки в локтях, а ноги в коленях, она уперлась ими в пол, став похожей на некое фантастическое насекомое.

Словно желая усилить это сходство, она, оттолкнувшись руками и ногами, подскочила на месте и яростно клацнула челюстями. При этом — что самое неприятное! — челюсти имелись у нее не только во рту: приоткрытые, словно в предвкушении, губы вульвы обнажили еще два зубных ряда, состоящие, казалось, из одних только клыков, даже более длинных и острых, чем первые. Именно их-то и удалось подглядеть Георгию — это их акулий оскал отразился в надкроватном зеркале.

Аль-Рашид невольно представил, что могло произойти всего пару секунд назад, — и у него аж сердце захолонуло. Внутри все сжалось. И снаружи тоже.

— С-с-с-сука! — выдавил Георгий вмиг осипшим голосом, инстинктивно прикрываясь ладонями.

В ответ она издала необычно высокий, на грани ультразвука, визг, от которого заломило в ушах, вновь оттолкнулась от пола всеми четырьмя конечностями и прыгнула. Но теперь он был начеку. Поймав ее прямо в полете на вытянутые руки, Георгий изо всех сил отшвырнул особь прочь, подальше от себя.

Ловко перекувырнувшись в воздухе, она тем не менее приложилась о стену весьма чувствительно. Однако своей жуткой акробатической позы не изменила. Продолжая оставаться с засунутой промеж ног головою, она угрожающе растопырила пальцы и опять зашипела, точно рассерженная кошка.

Оглядевшись в поисках чего-либо, могущего хоть как-то сойти за оружие, Георгий беспомощно выматерился.

Он то принимал боксерскую стойку, то прикрывал причинное место руками. Между тем особь напрягла мышцы, изготавливаясь к новому прыжку, и плотоядно приоткрыла обе пасти.

Тут, к счастью для себя, аль-Рашид вспомнил про свой давешний трофей. Он подхватил с пола брюки и с торжествующим криком рванул из заднего кармана лазерный нож.

Едва завидев пылающий клинок, особь стремглав кинулась к дверям и в три прыжка выскочила в коридор.

Он бросился за ней следом. Но, выбежав из номера, остановился в недоумении: длинный гостиничный коридор был абсолютно пуст!

Лишь секунд через пять он догадался посмотреть наверх. И с изумлением увидел, как Юлияна, все в том же сложенном состоянии, шустро улепетывает от него прямо по потолку, подобно гигантской мухе или таракану.

Нет, прикинул Георгий, теперь уже не догнать. И потом, не бегать же по гостинице голышом! Витиевато выругавшись, он вернулся в номер и стал одеваться.

Перед выходом он тщательно осмотрел одежду и вещи Юлианы. Ничего особенного: платье, туфли, тонкое белье, обычный женский набор косметики. Сунул ее служебный пропуск себе в карман, а все остальное побросал на кровать.

Уже у дверей он остановился и, вернувшись назад, еще раз взял в руки черные кружевные трусики; задумчиво помял в пальцах. Так все же кто или что такое это было? Подобной особи при всей богатой практике аль-Рашиду встречать не доводилось. Может, она химера? Нет, не то! Георгий решительно тряхнул головой. Быть того не может! Ему ли этого не знать. Хотя… Хотя лошадка, похоже, одного завода.

Впрочем, главный вопрос состоял, конечно, не в этом. А в том, кем она была подослана. Кто заказчик? Репо? Возможно, возможно… Но слишком уж очевидно. Кто-то иной, пока ему, аль-Рашиду, неведомый? Тоже очень может быть… Только рассуждать на эту тему, пока у него нет подозреваемых, толку чуть… А может, особь действовала по собственной инициативе? Нет, ют это как раз маловероятно. Зачем бы ей это? Какие у нее могут быть мотивы? Гм, гм… Даже если предположить, что Юлияна — затаившаяся недобитая химера, все равно нападать на Георгия нет никакого смысла — этим она только выдала себя…

Неожиданно Георгий поймал себя на том, что снова приходит в возбуждение. Сатана! Чем опоила его эта стерва?! Каким-то сильнейшим афродизиаком, не иначе. Ведет себя точно безмозглый кобель! Со злостью отшвырнув кружевную тряпку, он опрометью вылетел вон из номера.

Когда он вышел из гостиничного холла, два хорошо одетых джентльмена со сжатыми губами и холодными внимательными глазами, до того терпеливо сидевшие в фойе, дружно встали и направились за ним следом.

Как только раздвижные двери сомкнулись за их спинами, от стены в темноте гардеробной отделилась завернутая в серый плащ фигура и тоже поспешила к выходу. Проходя мимо ресепшен, серый человек задержался на мгновение, чтобы плотнее запахнуть полы плаща, и ночной портье недоуменно тряхнул головой: ему почудилось, что лицо того непрестанно меняет свои очертания.

Проводив плащеносца растерянным взглядом, портье сплюнул, вздохнул и, вытащив из-за пазухи плоскую флягу, сделал изрядный глоток; утерев усы, он настороженно огляделся и быстро шепнул в свой нарком: «Сообщение для Озирхотепа. Внимание. Минуту назад Фобетор покинул здание. Кажется, за ним хвост… или два». Еще разок сплюнув, он пробормотал в густые усы что-то вроде: «Треклятая же работенка» — и снова надолго припал к фляге. А потому не видел, как сидящий под пальмовой сенью в самом дальнем углу холла сутулый человечек отложил газету и, нервно потирая ладони, также принялся нашептывать себе в запястье.