Прилетев в Ланку, Равана пошёл в самый престижный кабак и с горя назюзюкался там так, что сам удивился. Правда, удивился он лишь на следующий день, и то ненадолго. Сначала в кабаке Равана долго аплодировал Элвису Пресли и танцевал рок-н-ролл до полной потери адекватности. Потом вспомнил, что Элвис давным давно покойник – и насмерть испугался, но Элвис развеял страхи Раваны, чистосердечно признавшись под пытками, что ещё не родился и понятия не имеет, что это за фигня такая рок-н-ролл. Равана наградил Элвиса орденом почётного легиона, похвальной грамотой третьей степени и вдрызг разругался с барменом, который наотрез отказался наливать ему в долг.

– Мало ли, что Вы император, Ваше Величество! Я один раз поверил самим архангелу Гавриилу с архистратигом Михаилом, так они третий месяц пять золотых, четыре сольдо и тридцать сребреников несут гады!

– Но я – твой августейший император!

– И даже не проси, Твоя Всемилость! Не налью – и точка.

– Это твоё последнее слово? – поднял правую бровь Равана.

– Да, Твоё Махавеличество! Ступай, проспись – и вся недолга.

– Ну, тогда я тебя казню, наглая твоя рожа.

– Опять? – наморщил лоб бармен. – Сколько можно? Не надоело Вам меня казнить каждую пятницу?

– Надоело, – согласился император, – всё равно казню. Привычка у меня такая дурацкая.

Из-за спины Раваны вылезла сосредоточенно-пьяная Шурпанакха, швырнула на стойку пачку екатерининских ассигнаций и просроченных лотерейных билетов брежневской эпохи, которые в то время ещё не вышли из оборота по причине того, что ещё не вошли, и от широты душевной произнесла:

– А налей-ка чего покрепче, милый, мне и всем присутствующим.

Бармен молча принялся выполнять заказ, а вмиг протрезвевший Равана обратился к сестре:

– Ты как себя ведёшь, Шурпа? Не стыдно тебе королевскую семью позорить?

Грустная ракшаси поглядела на брата расфокусированным взором и произнесла:

– Убей Ромку, Равана! Убей его! Я его гада люблю, а ты его убей. И всё!

– Всё? – переспросил император.

– Нет, не всё! – передумала Шурпа и добавила: – Укради у него девчонку и женись на ней! Женись, брат! А я поеду к Ромику и скажу: не грусти, мой милый. Я хочу быть с тобой. Я так хочу быть с тобой. В комнате с белым потолком, с правом на надежду. В комнате с видом на огни, с верою в Любовь. Понял, брат?

– Они любят друг друга и им хорошо вместе, – сказал Равана.

– По всем законам драмы ты не должен этого говорить, мой дорогой всемогущий император, – улыбнулась Шурпанакха.

– А тут прилечу я и увезу Свету. И Рома умрёт с горя. И моя сестра перестанет тосковать по нему.

– Нет, Рави, не перестанет, – громко заорала Шурпа. – Но всё равно укради Свету! Укради её! Ты слышишь?! Укради!!

– Как ты себя ведёшь? – покачал головой сокрушитель Индры и прочих богов.

– Видел бы ты как себя Ксения Собчак ведёт и эти… из «Дома-2».

– Нашла с кем сравнивать. Мы – порядочные демоны, а они – просто какие-то исчадия ада.

– Да, мы порядочные. И нам плохо. Они, эти Роман и Света, гнусно обидели нас…

– …самим фактом своего существования, – вставил Равана.

– Да, – согласилась Шурпанакха. – И поэтому ты, мой могущественный брат, должен восстановить справедливость: раз нам с тобой хреново, значит, пусть будет хреново всем, и в первую очередь Свете с Ромычем.

– Это мудро и справедливо, – согласился Равана.

Потом он обнял сестру за плечи и заговорщически сказал:

– А я уже хотел тебя в ссылку на атолл Бикини отправить, сестрица. Сыскари мне докладывали, что ты собираешься новую религию основать и писать по выходным и будням Ромаяну. А это, сама понимаешь, политическое преступление, грозящее пожизненным заключением.

– Я порой сама себя не понимаю, братишечка, – вздохнула Шурпанакха и добавила: – Я – величайшая загадка даже для себя самой.

– А по-моему ты просто дура, – вслух подумал Равана. Подумал, но ничего не сказал.