От отдыха тоже устаешь.

Иногда, у меня возникало желание проваляться в кровати, как минимум, несколько недель. Утопая в нервозности работы и уставая от постоянной необходимости что-либо делать, я, временами, тяжело вздыхала, мысленно представляя, как падаю на кровать и уютно закутываюсь в одеяло, намереваясь целиком и полностью отдаться лени. Но, к сожалению, выбрав себе тернистый путь покорения мира искусств, я не могла позволить своему свободному времени пропадать просто так. Поэтому проводила его в своей, недавно купленной, мастерской.

Теперь у меня возникла возможность отдохнуть, но я ей была не рада, ведь это совсем не то, чего я ожидала. Судьба слишком извращенным способом исполнила мое заветное желание утолить усталость. Все тело ныло и болезненные ощущения, мелкими вспышками пробегали по телу, искрясь ярким током по венам и завязывая на нервах тугие узелки. Временами, мне было тяжело думать, ведь все неприятные ощущения путали мысли, затмевая собой здравый смысл и в голове звучали лишь настойчивые позывы, хотя бы немного сменить свое положение, чтобы унять зудящее нытье, из-за долгого времени проведенного в одной позе. Зато, да, у меня возникла возможность поваляться в кровати.

После того, как Мадлен ушла, ко мне вновь пришел месье Вилар, мой лечащий врач. Внешне он выглядит устрашающе и жесткими чертами лица, больше напоминал уголовника, нежели человека, посвятившего свою жизнь медицине, но его характер оказался очень мягким  и чутким. Мужчина постоянно улыбался и обращался со мной, как с ребенком, что просто не могло меня не задеть. Мне не нравился особый акцент, указывающий на мое слабое состояние. Но на это я закрыла глаза в тот момент, когда месье Вилар, сказал, что по подозрениям Мадлен, у меня провалы в памяти.

- Что? – широко распахнув глаза, я изумленно уставилась на своего врача. Да, голову, вместо мозгов, наполнила густая каша и местами я понимала, что многое путается, но никак не хотела верить в потерю воспоминаний, ведь, если это, действительно, так, дела обстояли хуже, чем я предполагала. Я слишком сильно повредила голову и неизвестно, как еще это скажется позже.

- Не беспокойтесь, - попытался успокоить меня мужчина. Он положил руку на мое плечо и легонько похлопал по нему. – Потеря памяти не так страшна, как может показаться на первый взгляд. Тем более, воспоминания могут вернуться  уже через несколько дней. Мы будем наблюдать за вами и, завтра, вам нужно будет сдать кое-какие анализы и пройти магнитно-резонансную томографию и компьютерную томографию. Так же, когда вас опять придут навестить родственники, поговорите с ними и попытайтесь понять, какая часть ваших воспоминаний пропала.

Успокоили меня слова месье Вилара, или нет, я не поняла, так как, сразу же провалилась в свои мысли, пытаясь понять, чего именно я не помню. Весьма глупое и выматывающее занятие. Невозможно самостоятельно определить, какие моменты из памяти растворились, оставляя на своем месте бездонные дыры.

Умственная работа меня порядком утомила, но я, с удовольствием, поела кашу, которую мне принесла медсестра, после чего, закрыла глаза и тут же заснула. Перед зверским желанием провалиться в царство Морфея, все терзающие сомнения разрушились и я вновь упала в темноту.

Проснувшись ближе к вечеру, я долго скользила непонимающим взглядом по палате, не в состоянии понять, что произошло и что это за место. Слишком много белого цвета и отвратительно ярких лампочек, слепящих глаза. Никакого уюта и лишь слабые намеки на комфорт. Когда же в моей голове, словно из плотного тумана, всплыли воспоминания о сегодняшнем дне, я шумно выдохнула и закатила глаза. Черт.

За окном полумрак наступившего вечера, в голове кромешная пустота и на лице брезгливое выражение. Из коридора, сквозь небольшие щели в закрытой двери, доносилась едкая вонь хлорки.

Как раз, когда я приходила в себя после сна, ко мне пришла сестра. Мадлен зашла в палату без стука. Весело улыбнувшись, она подошла к моей кровати и плюхнулась на кресло. Сейчас она выглядела более жизнерадостно, чем днем, когда я только пришла в себя. Волосы заплетены в длинную косу, на лице легкий макияж и, непривычная для нее одежда, состоящая из прямых джинс и свободной рубашки.

- Привет, сестренка, как себя чувствуешь? – спросила Мадлен. Она зашуршала бумажным пакетом, который принесла с собой и достала оттуда нектарин, после чего вынула из сумочки швейцарский  ножик и стала резать им фрукт.

- Просто отлично. Хоть прямо сейчас могу участвовать в Тур де Франс, - я саркастически фыркнула, но потом разгладила черты лица и растянула пересохшие губы в легкой улыбке. – Хотя, если честно, чувствую я себя, действительно, не плохо. Только жутко хочется пройтись. Надоело лежать.

- Ты только очнулась, а уже хочешь пройтись? – Мадлен удивленно изогнула бровь, протягивая мне кусочек нектарина. – Мне, определенно, нравится твой запал. Думаю, что завтра, если позволят врачи, я помогу тебе походить по палате. Сомневаюсь, что ты сейчас сможешь сама ходить с гипсом на ноге. А если ты, сестренка, будешь себя хорошо вести, я, после твоего выздоровления, отвезу тебя на экскурсию в Руанский собор или в Церковь Сен-Маклу. Нужно же пользоваться случаем, раз мы оказались в Руане.

- Спасибо, но я откажусь от любых экскурсий по Руану, - я сдвинула брови, пытаясь взять из рук Мадлен кусочек нектарина. Невольно я вспомнила, как тяжело мне было обедать. Медсестра предлагала мне помочь и покормить меня с ложечки, но я настоятельно отказалась от этого. Пальцы на правой руке выглядывали из гипса и, хоть с огромным трудом, но я все же смогла самостоятельно держать столовый прибор. Теперь же старалась слегка подрагивающими пальцами взять этот чертов кусочек фрукта. – Пока я училась в школе, нас постоянно возили сюда вместе с классом.

- Ах да. Я помню. Ты однажды даже пыталась притвориться больной, чтобы не ехать на школьную экскурсию, - Мадлен озорно засмеялась, убрав за ухо прядь волос упавшую на лицо. – При этом, ты засунула градусник в чашку с горячим чаем. Плохая из тебя лгунья.

- Ей, мне было десять лет. Или двенадцать… Не помню. Главное, что я была еще маленькая и меня это оправдывает. И экскурсия была не в Руан, а, кажется, в Живери, - я покачала головой, насупившись. – И, вообще, раз зашел разговор о воспоминаниях, может, поможешь мне понять, чего я не помню?

- Так ты уже разговаривала с месье Виларом? Что он сказал насчет твоей памяти? – поинтересовалась Мадлен. Она поставила пакет с фруктами на тумбочку и повернулась ко мне.

- Он сказал, что это не страшно, но нужно понять, чего я не помню, - пробормотала я, пытаясь есть нектар. Он был слишком спелым и сок стекал по руке в гипс. Это уже было не очень приятно. К счастью, Мадлен заметила это неудобство и сразу вытерла мою руку влажной салфеткой, тонкими пальцами пробираясь немного за края гипса. – Месье Вилар сказал, что сейчас начало июля две тысячи семнадцатого. Но отчетливо я помню только, как готовилась к выставке в декабре шестнадцатого. После этого сплошные обрывки. В голове мелькают разные места и люди, но все это слишком расплывчато и незнакомо мне. То есть, я даже не уверена в том, что это было на самом деле, а не является плодом моего воображения. И как дела обстоят с работой? Ты сообщила в «Алтитюд», что я в больнице?

- Думаю, что тебе пока что не нужно сильно перенапрягать голову, - Мадлен задумчиво кивнула, скрещивая руки на груди. – Как я уже говорила сегодня днем, в последнее время, мы часто не общались, но я знаю, что у тебя, в этом году, прошла еще одна выставка. Она была совсем недавно и имела успех. Мастерскую ты уже давно обустроила под себя и все еще снимаешь квартиру в Пасси.

- То есть, ничего необычного? – поинтересовалась я, положив  недоеденный кусочек нектара на тумбочку, рядом с пакетом. Для этого мне пришлось извернуться, из-за чего позвонки хрустнули и по телу прошла волна тупой боли. – И раз недавно была выставка, значит, на работе все хорошо. Отлично.

- Ну… - Мадлен замялась и, словив ее притупленный взгляд, я поняла, что поспешила с выводами.

- Что-то случилось? Говори, Мадлен, - поторопила я сестру.

- Ты беременна, - слова девушки прозвучали тихо и спокойно, но это, все равно, не помогло смягчить шока, сбившего меня с толка и растрепавшего в голове все мысли точно так, как осенью ветер взъерошивает ржавые листья, опавшие с деревьев на землю.

- Что? – я изумленно раскрыла глаза и приподнялась на локте. – Беременна? В смысле, беременна? От кого?

- Я не знаю, - Мадлен покачала головой. – Ты мне не говорила о том, что у тебя появился парень. И пока ты была в парижской больнице, никакой парень не пришел тебя навестить. Хотя, может он просто не знает о том, что тебя сбила машина. Об этом случае не говорилось в новостях или в газетах.

Несколько долгих минут, я не могла ничего сказать. Уставившись  на сестру немигающим взглядом, я увязла в собственных хаотичных мыслях, надеясь, что Мадлен все же шутит, но девушка все так же неподвижно сидела на кресле, молча ожидая, когда пройдет первая волна моего изумления.

В который раз, я попыталась растормошить собственные воспоминания, надеясь найти хотя бы обрывки размытых картинок парня, от которого я могла забеременеть. Но это было так же бесполезно, как пытаться прочесть слова на листе с размытыми чернилами, превратившимися в одну сплошную серую кляксу.

Мысленно выругавшись, я опустила голову и прикусила кончик языка. Хуже ситуацию просто не придумать. Я не просто забыла о том, как потеряла девственность. Я забеременела и не знала от кого ребенок. Это так дико и ненормально.

- Телефон, - подняв голову, с надеждой в голосе сказала я. – Где мой телефон? Там должен быть список номеров с кем я общалась.

- Извини, но я его не нашла, - Мадлен наклонилась вперед, опуская голову и опираясь локтями о колена. – В последнее время, ты жила у своего агента, но у нее дома твоего телефона тоже нет. И, кстати, тебя сбила машина, как раз, когда ты гуляла недалеко от ее дома. Я, конечно, могу ошибаться, но, вполне вероятно, что ты поругалась с тем парнем и, поэтому, жила не у себя. Или же, у тебя еще что-то случилось и тот парень тут не при чем. Я много размышляла над всем этим, но, к однозначному выводу прийти не смогла. Поэтому и ждала, когда ты очнешься, чтобы все прояснить. Теперь же, придется ждать, когда к тебе вернется память.

- Чертовщина какая-то, - я откинулась на подушку и несколько раз глубоко вздохнула. – Есть еще что-нибудь, что я должна знать? – поинтересовалась я, в надежде, что больше никаких ошеломляющих сюрпризов меня ждать не будет. Но Мадлен опять замялась и я поняла, что моим надеждам не суждено сбыться. – Говори, - я вновь поторопила сестру. Девушка немного помялась, но потом вновь обернулась ко мне.

- «Алтитюд» расторгли с тобой контракт, через пару дней после того, как ты оказалась в больнице, - сказала Мадлен, слегка скривив губы. – Я ездила к ним, чтобы предупредить о твоем состоянии, но они сказали, что им жаль, но для этой организации ты неформат и было принято решение прекратить сотрудничество. Еще они сказали, что, когда ты выздоровеешь, сможешь приехать к ним за чеком с компенсацией.

- Неформат… - тихо пробормотала я, чувствуя, как внутри жарким пламенем разгорается гнев. Организация поступила со мной не самым лучшим образом и меня это злило. В один момент, у меня возникло желание явиться к ним и устроить скандал. Да, я выше того, чтобы спускаться до их уровня и вести себя неподобающим образом, но, все равно, решила, что точно приду в «Алтитюд», когда вернусь в Париж.

За сегодняшний день было слишком много потрясений и невероятных новостей. Все это превратилось в одну сплошную лавину, несущуюся на меня в с бешенной скоростью. Мир перевернулся и почва ушла из-под ног. Хотелось, чтобы это все было лишь сном.

- Ты, наверное, огорчилась, но… - начала Мадлен, намереваясь меня успокоить, поэтому в смысл дальнейших ее слов, я не вслушивалась.

Сестра ошибалась. Я не огорчилась. Во мне не было грусти или сожаления. Лишь сплошная злость. На кого и за что я злилась? В первую очередь, на «Алтитюд». Создавалось такое впечатление, будто они выбросили меня, как ненужный мусор, но  я не тот человек, с которым они могут так обращаться. Сгорая от злости, я пообещала себе, что не оставлю все так. Я не мусор и о своем решении они еще пожалеют.

Вскоре, в мою палату зашли родители. Растрепанные, тяжело дышащие, но улыбчивые. Мама даже слезу пустила и долго меня обнимала, шепча, как рада, что я, наконец-то, пришла в себя. Отец, как всегда, не зная, как высказать свои чувства, просто похлопал меня по плечу. Я же глядела на него с изумлением. Оказывается, папа уже несколько месяцев, как начал отращивать себе бородку. Мне было жутко непривычно, но она ему шла и даже немного молодила.

Отвлекаясь на появление родителей, я немного угомонила свой гнев. Нет, он не исчез. Просто спрятался в уголках моего сознания, чтобы позже вспыхнуть с новой силой.

После того, как родители и Мадлен ушли, я некоторое время неподвижно лежала, смотря впереди себя немигающим взглядом. Родители не затрагивали тему моей беременности и Мадлен не спрашивала, что я буду делать со своим положением. Они давали мне время адаптироваться и прийти в себя, прежде чем принять любые решения, но я не могла заставить себя не думать об этом и оставить серьезные размышления на потом.

Подцепив пальцами правой руки край одеяла, я приподняла его и посмотрела на свой, пока еще плоский, живот, скрытый под белоснежной тканью хлопчатой, больничной рубашки. Тяжело поверить в то, что я беременна. Это не укладывалось у меня в голове и здравый смысл не хотел мириться с этой мыслью. Это так, словно ты засыпаешь девственницей, а утром просыпаешься уже беременной. Чертовски неоднозначное чувство.

Ко мне в палату постоянно заходили медсестры. Они интересовались моим самочувствием и приносили еду, тем самым мешая мне думать. Той ночью я так и не заснула и, в полумраке, смотря на потолок, думала о том, что мне делать дальше.

С какой стороны не посмотри, я оказалась в чертовски невыгодном положении. Все еще лежала в больнице, безработная и беременная. Я не сторонник коротких интрижек. Более того, я их ненавижу. Но так же  у меня в планах не было заводить вообще какие-либо отношения. Тогда, как получилось, что я забеременела? Найду ли я отца ребенка? И будет ли он рад новости о моей беременности?

Наверное, правильнее было бы сделать аборт. Наверное… Но я этого не хотела. Нечто внутри меня, со страшной силой упиралось мысли избавиться от пока что еще не родившегося ребенка. Более того, поглаживая пальцами живот, я еле заметно улыбалась. Сразу эта новость меня ошарашила, но, теперь, я была даже немного рада.

Уже под утро, я пришла к окончательному выводу, что хочу оставить этого ребенка. Да, мне лишь восемнадцать лет, я осталась без работы, во мне иногда не хватает взрослого мышления и я не знаю от кого и как забеременела. Но этот ребенок, стал для меня неким стимулом. Несмотря на собственное состояние, мне захотелось двигаться вперед. Свергать горы и пробиваться вперед, чтобы достичь той жизни, в которой я смогу дать своему ребенку все самое лучшее.

***

Настало то время, когда я стала радоваться разным мелочам, на которые люди, обычно, не обращают никакого внимания, считая их скучной обыденностью. Немного пройтись по палате? Невероятное счастье и всплеск позитивных эмоций. Да, тяжело, больно и моя ходьба больше напоминала вялые прыжки на одной ноге, но смена положения тела и физическая нагрузка помогли мне воспрянуть духом. Самостоятельно искупаться? Даже не думала, что когда-нибудь буду настолько сильно стремиться к возвращению своего былого состояния, чтобы быть в состоянии самостоятельно ухаживать за собой. Первое время, купаться мне помогала молодая медсестра и, если честно, чувствовала я себя немного пристыженной. Поэтому, когда мне сняли гипс с ноги и правой руки, я, первым делом, пошла самостоятельно купаться, чуть ли не вприпрыжку направляясь на второй этаж, где находились душевые кабинки. Еще я начала искать плюсы в своих обстриженных волосах. Я привыкла к тому, что они длинные, но, временами, хотела походить с короткой стрижкой. Теперь у меня появилась такая возможность и я решила ею воспользоваться. Все равно, у меня быстро отрастали волосы и, через пару лет, они вернутся к прежней длине.

Конечно, были разные минусы. Например, расходы в этой частной поликлинике, моя страховка не покрывала. Поэтому, мое лечение оплатила Мадлен. Сестра не желала слушать о возвращении ей денег, но, для себя я решила, что, каким-нибудь образом, позже я ее обязательно отблагодарю. Например, куплю наручные часы. Она их очень любит и уже имеет внушительную коллекцию, поэтому, думаю, будет рада, если эта коллекция пополнятся теми же «Rado». Правда, для этого, мне нужно было наладить свои финансы, а на это потребуется время.

Еще меня немного напугал визит к гинекологу. Врач, конечно, пыталась относиться ко мне мягко, но я, все равно, постоянно сжималась и нервно дергалась, из-за неприятных ощущений при осмотре. Зато я узнала, что, несмотря на мое состояние, беременность протекала очень хорошо и, в тот же день, я сказала родителям и Мадлен, что хочу оставить ребенка. Они эту новость приняли спокойно. Можно сказать, что родители даже обрадовались и они с Мадлен сразу сказали, что всячески будут мне помогать.

Естественно, родители и Мадлен не могли постоянно находиться в Руане, поэтому, временами, я жутко скучала, с нетерпением ожидая их визитов. К счастью, сестра приезжала чаще и даже, иногда, заселялась в местный отель, чтобы навестить меня еще и рано утром, перед возвращением в Париж.  Но, поскольку, Мадлен не смогла дозвониться к Женевьеве, и подруга не приехала ко мне, я, чтобы хоть как-то скоротать время, начала доставать персонал больницы с разговорами и активно общаться с другими пациентами.

Через две недели, когда я, активно шла на поправку и с Мадлен, даже пару раз ездила к ней в гостиницу, чтобы поваляться в ванной, а не просто принять быстрый душ, в палату расположенную напротив моей, положили пациента. Первые дни я его не видела, но постоянно слышала ругань. Судя из того, что я уловила, этот пациент не хотел пить лекарства и отказывался от лечения, из-за чего, постоянно буйствовал. Хотя, так же я узнала из обрывков разговоров медсестер, что это уже вторая больница в которую его положили и, поскольку, несмотря на его отказы от лечения, этот пациент шел на поправку, его положили в это отделение. Где он изначально должен был лежать и что с ним вообще случилось, я не спрашивала, ощущая нервозность медсестер, всякий раз, как была затронута тема этого грубого пациента.

Однажды, сидя вечером на своей кровати, я вновь изнывала от скуки, из-за чего решила пойти бродить по больнице. Несмотря на запрет выходить из палаты в позднее время, я хотела пробраться в холл и немного посмотреть телевизор, но далеко от своей палаты не ушла. Мое внимание привлекла дверь палаты того пациента. Всего лишь час назад, там была очередная ругань с медсестрами, теперь же в палате было необычайно тихо. Сделав пару шагов к двери, я подняла руку, чтобы постучать, но потом решила этого не делать.

Открыв дверь, я вошла в палату, как две капли воды, напоминающую мою. Разве что, свою я уже успела обжить и там находилось много моих личных вещей, которые мне привезла Мадлен. Тут же было пусто и тускло. Меня пробрало от неприятной атмосферы стерильной чистоты и отчуждения, будто это место находилось за гранью жизни и не имело ничего общего с реальностью.

В тусклом свете ночника, я увидела парня лежащего на кровати. Половину лица скрывали пожелтевшие бинты, но я смогла рассмотреть черные, словно смола, волосы, густую бровь, выразительные скулы и побледневшие губы. Одеяло закрывало лишь ноги и на нем не было футболки, но на подтянутом торсе и на правой руке тоже виднелись бинты, оставляя видными лишь левую руку, ключицы и шею. Некоторое время, я, застыв на месте, неотрывно смотрела на этого парня, но потом, встрепенувшись, побежала к себе в палату за карандашами и альбомом, после чего вернулась обратно.

Сев на кресло, я открыла альбом и стала писать портрет этого парня, хотя было очень неудобно делать это одной рукой и мне приходилось придерживать альбом гипсом. Это было впервые, когда я рисовала, после того, как меня сбила машина. Мадлен уже давно привезла мне альбомы, краски и карандаши, но я не могла заставить себя сесть за любимое дело. Теперь же, карандаш сам по себе скользил по бумаге, вырисовывая не скрытые за бинтами, идеальные черты лица. Этот парень, несомненно, был красив, но, далеко не его внешность меня привлекла. Скорее, это была невероятная энергетика, исходящая от него и пробирающаяся внутрь моей головы причудливыми витками.

Да, этот парень сейчас был блеклым и бинты скрывали большую часть его тела, но, все равно, от него исходила атмосфера высокомерия, превосходства и опасности. Нет, он не напоминал какого-то гангстера, но, определенно, был тем, на кого большинство людей смотрят издалека, не решаясь подойти ближе. И именно эту атмосферу я хотела передать на бумаге, постоянно поглядывая на незнакомца. Но, когда я в очередной раз, подняла на него взгляд, увидела, что парень медленно открыл единственный глаз, не скрытый под бинтами и посмотрел на меня. На его лице тут же отобразилась гримаса недоумения и еле ощутимого раздражения.

- Кто… Какого черта, ты тут делаешь? – охрипшим голосом спросил он, пытаясь приподняться, опираясь целой рукой о кровать. Не получилось и он, тут же, обратно упал на подушку, болезненно застонав, но, в тот момент, этот стон больше напомнил мне рычание раненного зверя.

- Я с соседней палаты, - сказала я. Оборвав первый вопрос, который он хотел мне задать, парень дал ясно понять, что моя личность его совершенно не интересует, но я, все равно, представилась хотя бы так, надеясь, что это его немного успокоит. Против воли, я уставилась на его глаз. Такого яркого оттенка голубого цвета я еще не видела. Невероятно завораживает и манит. В этой синеве легко можно утонуть. – Мне хотелось проведать тебя, но ты спал… - конечно, я врала. Не говорить же ему, что зашла сюда, лишь потому, что мне было скучно и мне показалось, что в этой палате будет интереснее, чем сидеть в холле и смотреть телевизор. - В общем, ты такой красивый, что мне захотелось нарисовать тебя. Вот, - в подтверждении своих слов, я подняла альбом, но показала лишь обратную его сторону. Я не любила показывать незаконченные работы.

- Красивый? – зло зашипел парень, сузив глаз. Кажется, его даже немного затрясло и я поняла, что мои слова не на шутку разгневали незнакомца. – У меня ожоги третьей степени. Какой, к чертям красивый?

- Ну и что? Шрамы украшают мужчину, - я пожала плечами, теперь понимая, о чем говорили медсестры. Этот парень должен был лежать не тут, а в ожоговом отделении. Жуткое и давящее на сознание место. Я однажды заходила туда и от вида стонущих и корчащихся от боли людей, еще долго не могла прийти в себя.

Я чувствовала смятение засевшее в этом незнакомце и грызущую моральную боль от теперешнего состояния. Этот парень, действительно, был душевно и физически раненным зверем, утратившим спокойствие, вместе со своей силой. Но я, все равно, не хотела жалеть парня. Когда я только очнулась, меня бесили сочувствующие взгляды и я знала, что если я начну его жалеть, только усугублю положение, тем самым ставя сильный акцент на его ранениях и подчеркивая теперешнюю неполноценность. Только слабые любят жалость, а он таковым не был. Тем более, я говорила правду. Что бы не скрывалась под бинтами, внешности его это не портило.

- Пошел вон отсюда, - зашипел парень. Схватив подушку, на которой лежала его забинтованная рука, он, с болезненным рычанием, бросил ее в мою сторону, но бросок получился слабым и подушка упала рядом с кроватью.

- Что значит «пошел»? – недоуменно переспросила я, проигнорировав его агрессивную попытку прогнать меня. – Я, вообще-то, девушка.

- Девушка? – незнакомец окинул меня скептическим взглядом и скривил губы в брезгливой ухмылке. – В каком месте ты девушка? Максимум, кем ты можешь быть, так это малолетним трансвеститом. Встречал я таких уродцев, как ты. Вам неуютно в ваших телах и вы вовсю твердите, что на самом деле являетесь женщинами. Конечно, тебе немного повезло и чертами лица ты похож на девушку, но, черт, все равно, это мерзость. Поэтому, убирайся отсюда, пока меня не начало тошнить.

Распахнув глаза, я уставилась на него, так же ухмыльнувшись. Вот только, на моих губах залегла не брезгливость, а злость. Да, выглядела я не самым лучшим образом. На голове все еще были бинты, волосы короткие, свободные штаны и мешковатая толстовка черного цвета, чей высокий воротник закрывал нижнюю часть лица. Но, это, все равно, не давало ему права считать меня парнем или трансвеститом. Конечно, он хотел меня оскорбить, чтобы я поскорее ушла, но в этой игре я тоже могу поучаствовать.

- Кто бы говорил, - я фыркнула, злостно прищурив взгляд. – Призрак, тебе не нужно возвращаться в свою оперу, чтобы Кристина, в очередной раз, ужаснулась твоему лицу? – парировала я, намекая на то, что с бинтами на половину лица, этот парень был похож на главного персонажа из мюзикла «Призрак оперы».

- Мальчишка, - вновь злое шипение, сквозь плотно сжатые зубы. – Иди отсюда, пока я тебя не вышвырнул.

- Не уйду. И я с удовольствием  посмотрю, как ты меня будешь вышвыривать из палаты, - насмешливо сказала я, поудобнее садясь на кресле. Сняв тапочки, я даже закинула ноги на край его кровати, из-за чего получила еще один злой взгляд. – Призрак, да успокойся ты. Займи себя чем-нибудь. Например, поиграй на органе, или затащи к себе в подземелье какую-нибудь красавицу. Ты же любишь это делать? Я, все равно, никуда не уйду, а своим злым взглядом ты меня не прогонишь. У меня, вообще, свободного времени полно и я могу просидеть тут хоть всю ночь. Как раз, допишу твой портрет. А если хочешь, чтобы я ушла, выпей таблетки, - я махнула рукой в сторону стаканчиков с лекарствами, которые все еще стояли на тумбочке. Естественно, я говорила это лишь для того, чтобы еще сильнее позлить парня. Да и меня, действительно, раздражало его нежелание лечиться, из-за чего возникало столько шума. Поэтому, этим случаем я решила воспользоваться на полную.

- Я не буду ничего пить, - уперся парень.

- Тогда я никуда не уйду, - я пожала плечами, злорадно хмыкнув. – Знаешь, поскольку моя палата рядом с твоей, я постоянно слышу, как медсестры уговаривают тебя пить лекарство. Мне это мешает спать. Плюс, мне жаль этих девушек. Поэтому, или пей, или я буду сидеть тут до утра.

Посмотрев на меня убийственным взглядом, парень откинулся на подушке и закрыл глаза, скорее всего, собираясь меня игнорировать, таким образом, показывая, что ему плевать на мое присутствие. Хмыкнув, я вновь положила альбом на колени и продолжила рисовать, при этом присвистывая мерзкую мелодию и постукивая ногой по ножке его кровати. Призрака хватило ровно на пятнадцать минут. Не выдержав моего присутствия, он резко открыл глаза и, взяв стаканчик с таблетками, проглотил их, даже не запивая водой.

- Все, я их выпил, - сказал он, вертя в руках пустой стаканчик. – А теперь, вали отсюда и больше не приходи.

- Спокойной ночи, Призрак. Пусть тебе приснится прекрасная опера, - саркастически сказала я, нехотя вставая с кресла. Если честно, я уже настроилась провести тут всю ночь, донимая парня, но, раз пообещала уйти, если он выпьет лекарство, значит должна держать свое слово.

***

Поскольку я чувствовала себя намного лучше и могла самостоятельно передвигаться, уже около недели ела в столовой. Позавтракав, я возвращалась к себе, когда увидела, как из палаты того парня, выходят понурые медсестры, сетуя на то, что пациент опять отказался есть и принимать лекарства. Хотя они уже начали надеяться на то, что он, наконец-то, решил лечиться, раз выпил вечерние таблетки. Проводив медсестер взглядом, я свернула и без стука зашла в палату парня. Как же меня раздражала его упорство.

- Опять ты, - на выдохе раздраженно сказал он, закатив глаза. – Убирайся, надоедливый мальчишка.

- Не уйду, Призрак, - я промаршировала через палату и опять села на кресло. Взяв с тумбочки тарелку с кашей, я помешала ее ложкой.

- Что ты делаешь? – спросил он, прищурив взгляд. При свете теплых лучей солнца, его кожа, не скрытая бинтами, казалась болезненно серой и в голубом глазе, не смотря на виднеющуюся там строгость, проглядывалась усталость. Я же, как всегда, вела себя нахально, кидая на него надменные взгляды, хотя, сегодня опять выглядела не самым презентабельным образом. Лежа в больнице, я стала носить мешковатую одежду, предпочитая чувствовать себя удобно, а не красиво. Тем более, благодаря тому, что мои толстовки были мешковатые и их рукава так же были широкими, мне было легче просовывать в них левую руку, с которой еще в ближайший месяц не снимут гипс.

- Собираюсь съесть твой завтрак, - я подняла голову, все еще помешивая ложкой кашу. – Знаешь, тут кормят невероятно вкусно. Даже удивительно, как у них получается так сварить кашу.

- Ты хочешь съесть мою еду? – парень приподнял бровь. – Серьезно? Хотя нет, не хочу углубляться в причины твоего ненормального поведения. Забирай тарелку и уходи к себе.

- Нет, - я вновь отрицательно покачала головой. – Я буду есть тут. И я уже позавтракала и, если съем еще и эту кашу, уйти из палаты не смогу, поэтому я проведу весь день тут, валяясь на этом кресле. Хочешь этого? Нет? Тогда сам ешь, - я протянула ему тарелку, наблюдая за тем, как черты его лица искажаются.

- Не буду, - злой шепот. – И хватит разговаривать, будто ты девушка. Меня от этого тошнит.

- Как хочу, так и буду разговаривать, - пожала я плечами. Я не стала переубеждать его и говорить, что я, действительно, девушка. Какой в этом смысл? Тем более, мне нравилось, как он злится всякий раз, когда я говорю в женском роде. Брезгливость и гнев на его лице, были наградой в нашем небольшом противостоянии.

Как и обещала, я съела его кашу и, потом, долго валялась на кресле, напевая песни, самым скрипучим голосом, на который только была способна. Не выдержав, парень, пытался позвать медсестер, чтобы они вывели меня из палаты, но я забрала у него кнопку вызова. Нечестно, но он сам напросился. Зато в обед, он съел весь суп и даже выпил лекарства, чтобы я поскорее ушла.

Со временем, посещения палаты этого парня, стали для меня небольшой традицией. Он всегда ворчал, ругался, пытался меня прогнать и недовольно щурил глаз, но, тем не менее, ел еду и пил лекарства. Иногда, я смотрела на парня, пытаясь понять, насколько паршиво ему сейчас. После пробуждения, я хотела поскорее выздороветь, а он, наоборот, отказывался от лечения. Глубоко внутри его сознания, бушевал апокалипсис, разрывая парни изнутри. Я его недолюбливала, точно так же, как он ненавидел меня, но я понимала, что мир этого парня разрушен. Вопрос лишь в том, будет он его заново отстраивать или нет.

Естественно, между нами не возникло теплых дружеских чувств. Наоборот, мы постоянно кидали друг другу колкие слова, огрызаясь и злясь. Мы не знали имен друг друга, не интересовались по какой причине оказались в тут и кем являемся в жизни за пределами больницы. Он все еще был уверен в том, что я мальчишка, возомнивший себя девушкой, а я, окончательно, решила не переубеждать парня в этом. Наоборот, я, пользуясь разными случаями, все чаще пыталась его задеть. Однажды, я попросила у Мадлен косметику и, накрасив губы и ресницы, заявилась к нему в палату во все той же мешковатой одежде, которая прекрасно скрывала мою фигуру и делала меня похожей на парня.

- Черт… Ты накрасился. Какой ужас, - сказал парень, когда я умостилась на кресле. Более брезгливого выражения я еще не видела и еле сдержалась, чтобы не засмеяться.

- Да, я подумал… То есть, подумала, что так я буду выглядеть намного лучше, - иногда, я специально говорила так, будто я на самом деле являлась парнем, а потом специально исправлялась и произносила слова от лица девушки. Это его еще сильнее злило.

- Ты не пробовал ходить к психологу? – поинтересовался он, устало вздыхая. Со временем, я стала замечать, что этот парень начинает все меньше реагировать на меня. Кажется, он даже почти смирился с тем, что в соседней палате находится трансвестит. Вернее, он так думал, что совсем не являлось правдой. Но он сам виноват. Если бы этот парень не был таким упертым, уже давно понял бы, что я девушка, а я не стала бы разыгрывать этот спектакль. – Твое поведение ненормально. И твоя внешность ненормальная. Мужик должен быть мужиком, а твои черты лица слишком женственные. Пухлые губы, длинные ресницы и аккуратные брови. Даже знать не хочу, что ты с собой делал, чтобы так выглядеть.

- То есть, ты согласен с тем, что я выгляжу, как девушка? – я присвистнула. Ну, наконец-то, в его упертой голове начинался просвет. Но парень, мне ничего не ответил.

Так уж сложилось, что, не зная его имени, я начала называть парня Призраком, опять-таки, ссылаясь на мюзикл «Призрак оперы». Сначала его это злило, но потом парень привык и, в отместку, начал называть меня мальчишкой, ясно давая понять, что моего стремления стать девушкой, которое он сам себе выдумал, парень не приемлет.

Призрак был далеко не из бедных. Это было видно по его вещам и поведению, хотя свой достаток он никогда не выставлял напоказ. Однажды, когда он извернулся на кровати и открыл тумбочку, чтобы достать оттуда телефон, я увидела в том же шкафчике наручные часы. Поскольку, Мадлен очень любила подобные аксессуары, я с ее подачи, тоже стала в них разбираться. Мне хватило лишь одного взгляда на те часы, чтобы понять, что они стоят целое состояние. Из этого, я сделала вывод, что этот парень, скорее всего, является представителем золотой молодежи. Жизнь Призрака меня не интересовала, но, временами, я задумывалась над тем, как он будет возвращаться к привычной жизни.

Иногда к Призраку приходили посетители. В такие моменты, я всегда избегала его палату, понимая, что настоящая жизнь Призрака меня никак не касается. Но я замечала, что его посетителями, почти всегда, являлись молодые парни и девушки. Все они были невероятно красивыми, стройными и одетыми лишь в дорогую брендовую одежду. Пусть это и глупо, но у меня возникла мысль, что они легко могли быть моделями. Просто, смотря на внешность этих людей, легко можно было представить их на подиуме, или на обложках журналов. Я даже всерьез задумалась о том, что Призрак раньше мог быть моделью, но эту мысль быстро выкинула из своей головы. Модели не зарабатывают настолько много, чтобы купить такие дорогостоящие наручные часы.

Знаю, что это не мое дело, но меня злило, что эти посетители никогда не задерживались в палате Призрака дольше, чем на пятнадцать минут, а после их ухода, он выглядел еще мрачнее, чем обычно. Еще они никогда не приносили Призраку фруктов или еще какой-нибудь вкусной еды, как это заведено при посещении друзей лежащих в больнице. Однажды, мне стало чуточку жаль, что Призрак питается лишь больничной едой, поэтому я притащила к нему немного яблок и винограда, которые мне привезла Мадлен и заставила парня все съесть. Да, после этого мне немного полегчало.

- Призрак, улыбнись. А-то раздражает твоя унылость, - сказала я, ерзая на кресле, в попытке поудобнее уместиться. Недавно к нему приходило две длинноногих девицы, разодетые в откровенные платья. Как только они ушли, я тут же шмыгнула в палату парня и, взяв телефон Призрака, положила его на колени, после чего стала играть в змейку. Парень уже не обращал внимания на то, что я без разрешения брала его вещи.

- Отстань, мальчишка, - парень фыркнул. Он все еще лежал на кровати в прежнем положении, не в состоянии нормально двигаться. Правда, его каждый день отвозили в процедурную, чтобы обработать ожоги физ. раствором, поэтому все время в своей палате он не проводил. – Ты тут единственный, кто раздражает. Что ты тут вообще делаешь? У тебя своей палаты нет?

- Мне твоя палата больше нравится, - я пожала плечами, говоря чистую правду. Сначала мне казалось, что наши палаты одинаковые, но, потом, заметила существенные отличия. Например, не смотря на жаркое время года, у меня в палате, благодаря слишком мощному кондиционеру и толстым стенам, было холодно, в то время, как у Призрака я отогревалась. Окна в моей палате выходили на парковку, а из его окон можно было посмотреть на сад. Плюс, мне было завидно от того, что, оказывается, в его палате была отдельная комната, в которой находился душ, туалет и умывальник. Однозначно, его палата была намного лучше моей.  – Я даже думала попросить, чтобы мою кровать поставили рядом с твоей, но потом вспомнила, что меня скоро выписывают и в этом нет смысла.

- Тебя скоро выписывают? – Призрак практически не шевелился, но, на этот раз, он приподнялся и посмотрел на меня хмурым взглядом. – Когда?

- Что, уже не можешь дождаться, когда избавишься от меня? – я засмеялась. На самом деле я сама не знала, когда меня выпишут. Месье Вилар настаивал на том, чтобы меня продержать тут еще неделю, но мы с Мадлен настаивали на том, чтобы меня выписали уже на днях. К врачу на осмотры я могу ходить и в Париже, а тут я уже просто теряла свое время.

- Когда тебя выпишут? – парень повторил свой вопрос строгим тоном. Было в нем нечто властное, из-за чего Призрак не любил, когда его вопросы игнорировали. Поэтому, именно это я и любила делать.

- Скоро, - протянула я, радуясь очередному выигрышу в игре. – Не переживай, когда меня выпишут, я уеду из Руана и ты меня больше не увидишь. Правда, круто?

- Убирайся с моей палаты, - сказал парень, вновь ложась на подушку. Я удивленно округлила глаза, но от игры не оторвалась. Давненько он не прогонял меня с палаты.

- Я никуда не уйду и ты это прекрасно знаешь, - я фыркнула. – До того, как меня не выпишут, тебе придется меня еще немного потерпеть. Я же как-то терплю твой характер.

Парень некоторое время молчал и, в повисшей тишине, были слышны лишь веселые звуки игры, что уж никак не вязалось с повисшей атмосферой.

- Я ненавижу таких, как ты. Но… мне жаль, что ты на самом деле не являешься девушкой, - сказал Призрак спустя бесконечные минуты молчания. В его голосе послышались хрипотца и еле звучащие нотки грусти. Сдвинув брови на переносице, я подняла голову и скользнула взглядом по Призраку, но уже вскоре, опять опустила голову, так как у меня начинался новый уровень в игре и я не хотела проиграть.

- Да, вообще, ужас, как жаль, - я фыркнула. Была идеальная возможность опять поподкалывать парня, но, сосредоточившись на игре, я решила, что позже это сделаю.

Призрак ничего не ответил на мои слова. Кажется, он закрыл глаза и спрятал лицо в изгибе локтя. В один момент мне стало жутко неуютно, но я была слишком занята игрой, чтобы обратить на это внимание.

***

Нам с Мадлен все же удалось ускорить мою выписку из больницы. Буквально тем же вечером, месье Вилар провел очередной осмотр и согласился с тем, что больше нет смысла мне лежать в больнице. Встав рано утром, я начала собирать свои вещи. Одной рукой было тяжело это делать, поэтому, когда пришла Мадлен я передала ей эту непыльную работу, а сама стала переодеваться. Я уже привыкла к мешковатой одежде, в которой я выглядела не самым лучшим образом, поэтому, надев платье, некоторое время чувствовала себя немного странно.

Позже, когда приехали мои родители, вещи уже были собраны и месье Вилар подписал все справки. Направляясь к выходу, я немного изогнула путь и зашла к медсестрам. Дав им лист бумаги, я попросила передать его тому парню. Это был рисунок, который я начала рисовать в ту ночь, когда впервые зашла в палату Призрака. Кроме того случая, я не упоминала при нем, что рисую и его портрет писала у себя в палате. Все же, мне хотелось показать Призраку, каким я его вижу. Не парня искалеченного ожогами, а харизматичного молодого человека с нахальной улыбкой и невероятно красивым цветом глаза. Но я нарисовала лишь половину лица, а вторую Призрак сам закрывал своей рукой.

Я не стала прощаться с парнем. Сегодня прекрасный день, чтобы перестать действовать ему на нервы. Тем более, наше общение было ограничено и за стенами больницы мы больше не встретимся. Наши пути разошлись и я двигалась к прежней жизни.

Наконец-то, я возвращалась в Париж.