«Осирис» остановился напротив отвесной скалы, у западного берега Нила, едва солнце только начало восходить над горизонтом.

Осирис уже полностью освоился в своем прежнем теле. После победы над Хнумом он захотел выбросить мальчишку за борт, но Хуфу, с непривычной для этого сурового фараона человечностью, отговорил отца от опрометчивого поступка, убедив того, что мальчик может еще пригодиться.

– Отец, подумай, ведь если что случится, мы сможем выдать его за тебя, это наш временный козырь. Мы сможем получить отсрочку. Тем более, что парень спокойный, проблем нам не создает, – убедительно донес свои мысли до отца Хуфу, и Осирис согласился с доводами сына.

Следующим местом, где хранилась одна из сущностей Осириса, были Фивы. Город мертвых, место, где захоронены правители нескольких династий царей, в простонародье оно называлось – Долина царей. Но, несмотря на многочисленные открытия и раскопки, проводившиеся в долине, мало кто знал, что ранее здесь находились первые храмы, возведенные богами.

Теперь же самые великие сооружения древности были похоронены под слоями пыли и песка, а некоторые перестроены в гробницы. Одним из хранителей Долины был Гор.

Осирис не был знаком с этим богом, но слухи, которые дошли до него, говорили о том, что Гор был одним из его сыновей. Кто угодно мог поверить в эти слухи, кто угодно, только не Осирис. После предательства Исиды он с уверенностью мог отрицать это утверждение. Он знал всех своих сыновей, и Гор был тем, кого просто пытались выдать за его отпрыска, чтобы придать этому слабому существу больше могущества.

Гор был преданным сыном своей матери, и родился уже после того, как Осириса и его приспешников заточили в камне.

С «Осириса» спустили лодку, и в сопровождении сыновей великий бог сошел с корабля. Они быстро подплыли к берегу, сошли на его узкую кромку и поднялись по отвесным скалам почти на самый верх.

Оказавшись перед входом в нужную усыпальницу, Осирис почувствовал, как трепещет его Шуат в заточении, как рвется на волю, чувствуя приближение своего хозяина. Он вытянулся в струну и вдохнул утренний воздух полной грудью, отчего его ноздри зашевелились, а лоб покрыла густая гряда мелких морщин.

– Я чувствую его, – прорычал Осирис, доставая меч Хнума.

Одним мощным ударом мечом по скале он открыл довольно широкий проход в темный тоннель. Оказавшись внутри, Осирис прикоснулся рукой к стене, и в тот же момент тонкая линия огня потянулась вглубь тоннеля, освещая открывшуюся дорогу.

Держа меч перед собой, Осирис пошел первым. Следом за ним плечом к плечу шли Хуфу и Хафра, замыкал процессию Менкаура. Он то и дело боязливо оглядывался и вздрагивал при каждом звуке, будь то шаг или шорох осыпающихся камней.

Коридор, длиной не менее ста метров, заканчивался просторной камерой. На первый взгляд это был тупик. Но подобная хитрость могла ввести в заблуждение только не знающих путешественников, пришедших прогуляться по гробнице, Осирис же знал каждую хитрость и мог предугадать каждую ловушку.

Спорным является утверждение, отрицающее наличие ловушек в гробницах фараонов и богов. Просто случилось так, что в тех гробницах, где расхитители уже побывали, можно было обнаружить следы отработавших механизмов, значит, кто-то уже попадался в хитроумные ловушки, а там, где еще не бывали расхитители, там никогда не ступит нога ученого, так хорошо сокрыта гробница.

В нетронутой гробнице можно увидеть все разнообразие смертельных ловушек, различных проходов и тайных коридоров, ведущих в никуда. Это была бы настоящая находка и отличная демонстрация изобретательности египетских зодчих.

Именно такой была гробница Гора – нетронутой и опасной, скрывающей множество смертельных ловушек и темных коридоров.

Оказавшись в пустом помещении, Осирис осмотрелся. Он искал знак. Искал подсказку, которая поможет ему беспрепятственно пройти в следующую камеру. Все стены были исписаны древними рисунками, изображающими битву Сета и Осириса.

– Что это? – презрительно скривился Осирис, заметив на одном рисунке изображение того, как Сет рубит его на мелкие части. – Эти люди – они странные создания. Как могли они поверить в то, что в честной борьбе Сет мог одержать победу? Либо они не понимают, во что верят, либо совсем от своей никчемности с ума сошли.

Осирис засмеялся так громко, что стены и свод гробницы задрожали, а сверху посыпался известняк. Менкаура трусливо оглянулся и пробубнил:

– Лучше бы я остался ждать вас снаружи.

– Не скули, – хлопнул брата по плечу Хафра.

Манкаура хмыкнул от крепкого удара и потер плечо.

Вдруг стены снова задрожали и зашевелились, но уже не от смеха Осириса. Блеклые краски, оживая, поплыли, становясь ярче. И вот уже проявился рисунок, некогда нанесенный на стены. Это были фигуры странных существ, запеленанных в белые простыни. Их было по две на каждой противоположной друг от друга стене.

Справа фигуры с головами павиана и сокола, слева человека и шакала. Фигуры зашевелились и легким облаком выплыли из стен, материализуясь рядом с Осирисом.

– Вот это я называю – царский прием, – язвительно проговорил Осирис, вскидывая меч. – Кто вы кто такие?

– Мы хранители великого Гора, его сыновья, – ответил тот, что был с человеческим лицом.

Все четверо окружили Осириса, даже не обращая внимания на напряжение, возникшее на грозных лицах фараонов.

Замкнув своего врага в плотное кольцо, странные существа скинули белые простыни и остались только в набедренных повязках. Они сложили руки по бокам, а ноги поставили на ширине плеч.

– Это что еще за уродцы? – напряженно двинувшись вперед, спросил Хафра, ожидая приказа атаковать.

– Нет, – остановил сына Осирис. – Это моя битва.

Осирис оглядел окружившие его фигуры и презрительно бросил:

– Это обычные глиняные канопы, в которых, как я предполагаю, хранятся мои внутренности. И если вы причините вред хоть одной из них, я не смогу заполучить их обратно.

Фараоны отступили, и Осирис, поворачиваясь по кругу и указывая мечом на каждого из сыновей Хора, начал перечислять их по именам.

– Хапи, – назвал он, указывал на бабуина. – Мои легкие, если я не ошибаюсь.

Бабуин нахмурился, и где-то в груди у него послышалось странное хрипение.

Осирис перевел взгляд на канопу с человеческим лицом.

– Имсети – моя печень.

Но и этот бог никак не отреагировал на слова Осириса, продолжая стоять в той же стойке.

Осирис перевел взгляд на канопу с головой сокола.

– Кебексенуф, самый зоркий и внимательный из четверки выродков Хора.

Услышав свое имя и увидев совсем рядом острый клинок меча, сокол вскинулся и пронзительно закричал.

– Мои внутренности, – уточнил Осирис, – вероятно, самые ценные, раз ты так нервничаешь.

Сокол затих, но продолжал сверлить немигающим взглядом самоуверенного Осириса.

– А ты, – практически ткнув мечом в лицо последнему из четверки, тому, что был с лицом шакала, – ты хранишь мой желудок.

Шакал никак не отреагировал, а лишь сверкнул желтыми глазами, призывая братьев к бою.

– О, да бросьте, я же пошутил. Не собираюсь я биться с вами. Вы можете вернуть мне всё сами. Нет? – воскликнул Осирис, и канопы заходили по кругу, окружая врага еще более плотным кольцом. – Ну что с вами поделаешь… Сами напросились.

Осирис не договорил, в этот момент Кебексенуф взмахнул рукой, и когти его, острые, словно лезвия, коснулись зеленой кожи Осириса, оставляя глубокий след.

Осирис опустил взгляд на рану, из которой тонкой струйкой побежала беловатая жидкость, и ноздри его заходили от гнева. Бог загробного мира тяжело и часто задышал, выпуская из носа пар.

– Ты посмел поднять руку не на того соперника, – грозно воскликнул Осирис.

Эти глиняные горшки разозлили его. Он занес над головой меч и со всей силы обрушил его на голову сокола. Раздался хруст, и в тот же миг из безжизненного тела, рассыпающегося на глиняные осколки, вырвался клуб синеватого пара. Он поднялся на уровне лица Осириса, на одно лишь мгновение зависнув в воздухе. Осирис глубоко вдохнул, втягивая пар в легкие, и когда синее облачко исчезло в его ноздрях, он выпрямился, выдыхая, чувствуя, как тело его обретает силу.

– Один, – с сарказмом произнес Осирис, готовясь к новой атаке.

Фараоны стояли у дальней стены и внимательно следили за боем отца с канопами. Кто бы мог подумать, что обычные сосуды для хранения внутренностей могут быль столь опасными?

Настал черед Хапи. Бабуин издал пронзительный крик, режущий своей остротой по ушам, и бросился на Осириса. Словно из ниоткуда в его руках сверкнула металлическая плеть, но и это божество не успело нанести Осирису видимых повреждений. Осирис выкинул руку вперед и поймал на меч острую струну плети. Притянул к себе хрипящего от ярости бабуина и приложив ладонь к голове Хапи, извлек из него печень. Когда его тело обрело еще одну из сущностей, он отбросил пустую канопу в сторону, где она сразу превратилось в горстку песка. Осирис повернулся к двум оставшимся канопам.

– Два.

Оставшиеся канопы переглянулись и грозно заревели.

– Ну что, дети мои, может быть, сами?

Дуамутеф взглянул на брата, а затем бросил взгляд, полный ненависти, на Осириса. Оставшись вдвоем, братья решили нападать вместе. Они встали по обе стороны от Осириса, и в тот же момент в их руках блеснуло оружие. У Имсети – стальной бумеранг, отполированный с изящным совершенством и украшенный различными знаками, символизирующими его истинную сущность. У Дуамутеф – два кинжала, по одному в каждой руке, сделанные из той же стали и украшенные теми же рисунками.

Осирис встал так, чтобы одновременно можно было следить за обоими нападающими и при любой возможности отразить атаку и напасть самому. Издавая жуткий хруст, он размял шею, перекинул в руке меч и, прокрутив им в воздухе несколько кругов, присел на ногах, слегка согнув колени.

Первым решился напасть Имсети. Он сделал резкий выпад вперед, и совсем рядом, возле щеки Осириса, просвистел бумеранг. Осирис только успел откинуться назад. Бумеранг пролетел мимо и ударился о стену, совсем рядом с Менкаура. Менкаура вскрикнул, высоким, не совсем мужским голосом, и когда бумеранг вернулся к хозяину, младший фараон облегченно выдохнул. Ему показалось, что не произошло ничего особенного, однако все, кто находился в этой комнате, включая священные канопы, обернулись на него и в удивлении расширили глаза.

Почувствовав неловкость, Менкаура пожал плечами и решил отвернуться в другую строну, чтобы больше не смотреть на это бесчинство.

Имсети быстро нашелся и, поймав свой бумеранг, снова нацелился им в Осириса. Но на этот раз Осирис не стал уклоняться, наоборот, он вытянул вперед меч и, поймав на него бумеранг, словно это была не смертельная битва, а обычная игра с кольцами, несколько раз прокрутил его, а затем отбросил в сторону.

Имсети отступил, уступая место брату, но и шакал не смог закончить свою атаку, так как Осирис выбил кинжалы у него из рук и мохнатая голова шакала покатилась по земле. Осирис вернул себе желудок.

– Три… Последний раз предлагаю, сдайся сам, – предупредил Осирис, – и тогда ты останешься жив, я просто заберу то, что принадлежит мне.

Имсети нахмурился и покачал головой, что означало – он готов отдать свою жизнь за веру, но не преклонит головы перед врагом. Осирис пожал плечами. Один удар – и голова последнего божества покатилась к ногам Менкаура.

Снова легкий дымок закружился возле Осириса, и, сделав глубокий вздох, бог загробного мира заполучил и эту свою сущность. Ощутив, что силы вновь наполняют его тело, Осирис растянул губы в довольной улыбке.

– Теперь я должен получить свое сердце, – проревел он. – Где-то должен быть вход в камеру. Ищите!

Но обыскав все стены, они так ничего и не нашли.

– Этого не может быть, Хафра, проверь ты! – прикрикнул на среднего сына Осирис.

Хафра встал перед восточной стеной, глубоко вздохнул, и вокруг него закружились легкие ветряные вихри.

– Ничего, – сообщил Хафра, поворачиваясь к западной стене.

Он проделал то же самое, но и здесь его ждала неудача. Но когда фараон обернулся к северной стене, то, словно из глубины, сквозь щели повеяло сыростью и смрадом.

– Здесь! – крикнул Хафра и, резко вытолкнув вперед себя обе руки, со всей силы вдавил многотонную массивную глыбу вглубь.

Плита с грохотом разлетелась на осколки, и перед ними появился еще один коридор. Второй тоннель не был таким ровным и широким, как первый. Он был длиннее и темнее. Стены были шершавыми. От времени штукатурка на них облупилась и обвалилась.

Они прошли вперед и оказались в новой камере, стены который были исписаны и разукрашены. Это была погребальная камера. В центре камеры стоял гранитный саркофаг, украшенный изображениями гелиопольской энеады, что означало – лежащий внутри должен был принадлежать к династиям, правившим в древнем царстве. Но Осирис знал, что все это лишь хитрая уловка, и внутри саркофага лежит ни кто иной, как Гор. Сын Исиды, такой же жалкий предатель, как и его мать. Презренный божок, посмевший поднять руку на великого бога.

Осирис кивнул среднему сыну, приказывая начинать. Хафра среагировал моментально, он в один миг скинул крышку с саркофага.

Внутри, истлевшая от времени и потрепанная различными жучками, умудрявшимися проникать в закрытое пространство гробниц, лежала темная мумия. От нее пахло миррой и ладаном, руки мумии были скрещены на груди, а на голове красовалась золотая корона, увенчанная урием и украшенная драгоценными камнями.

Осирис наклонился над мумией, почти вплотную приблизив к ней свое лицо, и понюхал. Запах был ему незнаком, поэтому Осирис предпочел другой способ узнать того, кто лежит в саркофаге. Он выпрямился и со всей силы хлопнул мумию по лбу.

– Гор! – крикнул он, – поднимайся! Есть разговор.

Мумия, лежащая в саркофаге, пошевелилась, распахнула свои пустые глазницы, осмотрелась по сторонам и села. Слегка склонив свою иссохшую голову набок, она удивленно уставилась на Осириса.

– Ой, да брось ты. Вы что, все тут сговорились? – чувствуя, что удивление мумии искреннее, воскликнул Осирис. – Ты ведь не Гор?

Мумия удивленно изучила каждого по очереди, обведя взглядом всех нарушителей своего покоя, и отрицательно покачала головой.

– Я так и знал, этот пройдоха слишком хитер, – выругался Осирис. – Будьте начеку, он может появиться в любую минуту. Этот щуплик, вероятнее всего, приманка.

Услышав, как ее назвали, мумия раздраженно зашевелилась, отчего ее кости противно заскрипели, и, поправив корону, обратилась к Осирису с возмущенной речью.

– Вы, молодой человек слишком невежественны, чтобы сметь называть мою персону этим грубым и отвратительным словом. Между прочим, в жизни я была довольно известной личностью.

Мумия говорила с трудом, так как ее челюсть, закостеневшая от времени, то и дело застревала, мешая правильно выражать свою мысль или придать голосу нужную интонацию. Ее позолоченная накладная бородка упиралась в иссохшее солнечное сплетение, отчего голос звучал хрипло и глухо. И если бы мумия не уточнила, то определить, к какому полу принадлежало это существо, явилось бы совершенно невозможным. Вдруг она осеклась и замолчала, сверля нарушителя строгим пустым взглядом, затем вдруг резко выкинула руки вперед, отчего конечности громко хрустнули, и крикнула:

– Осирис! Не может быть! Все говорили, что ты давно мертв!

Осирис нахмурился.

– Мы знакомы? – спросил он, внимательно рассматривая мумию.

– Я не берусь утверждать, что вы меня знаете лично, ведь я жила и правила много позднее вашей кончины, но я-то знаю о вас все. Я даже храм свой приказала выстроить в долине, где некогда проходила ваша легендарная битва с Сетом.

Осирис посмотрел на сыновей, но те развели руками, совершенно не понимая, о чем может говорить эта полоумная мумия.

– Вы женщина? – удивился Осирис.

– О да, великий, – безгубым ртом улыбнулась мумия, обнажая свои кривые, давно закостеневшие желтые зубы.

Мумия сложила руки на груди и величественно склонила голову, при этом она снова омерзительно скрипнула костями.

– Мое имя Хатшепсут Хенеметамон.

– Вы женщина, – задумчиво повторил Осирис, – но разве женщины не погребены на другом берегу?

– Конечно, – согласилась мумия, – после похорон в мою гробницу, находящуюся на том берегу, ворвались люди… не из моих приближенных… я даже не знала этих смутьянов. И вот когда мой переход уже был начат, они разбили все, что должно было сопровождать меня в мир Амона, сожгли мои карты, и я не могла уже перейти в другой мир. Моя судьба – скитаться между мирами и пылиться в этом саркофаге.

– Как мне найти Гора? – спросил Осирис, внимательно осматривая содержимое камеры и росписи на стенах.

Мумия пожала плечами.

В этот момент Осирис уловил едва заметное отличие в красках на стене. Изображение гелиопольской энеады слегка отличалось оттенком от других рисунков, и больше всех на нем выделялся силуэт человека с головой птицы. Осирис растянулся в хищной улыбке: он узнал Гора. Он кивнул старшему сыну. Хафра без слов понял приказ отца и осторожно двинулся в сторону живого рисунка.

Осирис, чтобы не привлекать внимания, продолжил ни к чему не обязывающую беседу с мумией тихим, непривычным для себя голосом.

– А как случилось, что вы оказались здесь?

– Я? – краем пустой глазницы наблюдая за действиями Хафра, рассеянно переспросила мумия. – Мой сын… вернее, пасынок… такой славный мальчик. Когда мое имя объявили запретным и порочным, лишь потому, что я женщина, посмевшая сесть на трон, Тутом укрыл меня в этой гробнице. Здесь раньше кто-то другой покоился, но она была уже разграблена. Ее перестроили, и она стала моим вечным пристанищем.

Мумия не успела договорить, так как, обнаружив силуэт Гора на стене, Хафра резким рывком запустил руку, ухватил божка за короткий клюв и вытащил на свет брыкающегося и вырывающегося человека с головой ястреба. Это был ни кто иной, как Гор, собственной персоной.

– Что ты себе позволяешь! Жалкое ты существо! Ты не знаешь, с кем связываешься, – запищал божок, сверля презрительным взглядом наглеца, перехватившего его за шиворот. – А ну, отпусти меня. Презренный раб!

Осирис приблизился и строго посмотрел на своего противника.

– Гор, вот приятная встреча, – протянул Осирис. – Да не шуми ты, у меня к тебе обычный разговор.

Гор вскинул взгляд на Осириса и обомлел. Гор был прибогом, богом малой касты, ростом он был не более двух метров, что, однако, не мешало Хафра крепко удерживать его за шиворот. Раньше Гор видел бога загробного мира лишь на картинах и слышал о нем лишь от людей незнающих. После изгнания и заточения Осириса его имя вычеркнули из истории, стараясь не упоминать и не вспоминать. Вся правда о существовании одного из самых могущественных богов древнего Египта покрылась тайнами и легендами, именно поэтому Гор дрожал всем телом, не зная, чего ожидать. Это был благоговейный страх перед неизвестностью.

Увидев, что противник насмерть перепуган, Осирис подался вперед и нахмурил брови, еще больше запугивая.

– Ты чего дрожишь? Если ты отдашь мне мое сердце, я отпущу тебя и даже пальцем не трону.

Гор настороженно посмотрел на Осириса и, не почувствовав в его словах угрозы, встрепенулся и тряхнул головой, в тот же миг приняв человеческий облик.

– По твоему виду я могу судить, что ты готов к разговору? – довольный такой удачей, спросил Осирис.

– Да, – ответил Гор.

– Значит, я смогу получить свое сердце без боя?

– Да.

Гор дернулся в сторону, но Хафра продолжал крепко удерживать его за шею. Тогда Осирис махнул рукой, приказывая сыну отпустить Гора. Хафра повиновался. Осирис встал в позу, сложив руки на груди, громадой навис над Гором.

– Начинай, – приказал он.

Гор сделал шаг назад и, сложив руки на груди, заговорил.

– О великие боги Дуата, призываю вас в помощь. Пусть вернется в свое тело то, что принадлежит другому. Мой покой и сон пусть войдут в мое тело, освобождая от тяжести чужого существа.

Едва закончив речь, Гор засветился небесным, белолунным светом, и из его тела вырвалась последняя сущность Осириса. Туманным облаком она закружилась вокруг своего хозяина, и когда Осирис раскинул руки, готовый принять свое естество, облако ворвалось в его грудь.

В тот же момент Гор упал на землю и, тяжело дыша, забился в судорогах.

Хафра пнул корчащееся тело ногой.

– Что это с ним?

Осирис посмотрел на Гора и спокойно ответил:

– Он обретает покой. Скоро силы его вернуться к нему. Только смертные не переносят разлуки с божественной сущностью. Она разрушает свой сосуд изнутри, и у людей нет шансов спастись. Только чудо сможет помочь человеку пережить извлечение души бога, боги же способны справиться с этим своими силами.

– Простите, – обратила на себя внимание Хатшепсут, все обернулись на нее, – я хотела бы предложить… я могу освободить ему свой саркофаг, вы можете поместить его сюда.

– Зачем? – поинтересовался Хафра.

– Видите ли, что бы вы ни говорили, прибоги все же слабые существа. Оберег вашего сердца был тяжким трудом для Гора, и теперь ему надо немного отдохнуть. Он может расположиться в моем саркофаге.

В подтверждение своей благосклонности Хатшепсут поднялась. Но самостоятельно выбраться из высокого гранитного саркофага мумия не смогла. Тогда Хафра поднял ее на руки и осторожно опустил с другой стороны.

– Благодарю вас, – улыбнулась Хатшепсут.

Хафра смущенно отвел взгляд.

Когда Гор был помещен в саркофаг, Хафра вернул на место гранитную крышку.

– Что дальше? – спросил он у отца.

– Мы должны встретиться с тем, кто, как я надеюсь, все еще остался преданным мне. Мы возвращаемся в Гизу, – сурово ответил Осирис и направился к выходу.

Хатшепсут прокашлялась и осмелилась вежливо спросить:

– А не могли бы вы оказать мне еще одну услугу?

– Говори, – резко обернулся Осирис.

– Не могли бы вы позволить мне следовать за вами? Я могу быть вам полезной, мои знания обширны и верны. А вы, мой господин, многое упустили за тысячелетия своего заточения. – Хатшепсут замялась и прокашлялась, выпуская из себя серые клубы многовековой пыли. – А если честно, долгие годы заточения ослабили мои кости, и на свет я не смотрела уже очень давно. Это было бы очень полезно для меня.

Осирис окинул взглядом иссохшую мумию. Она представляла собой жалкое зрелище, но решив, что ее помощь может оказаться полезной, он кивнул.

– Только надо привести тебя в должный вид, – строго заметил Осирис.

Хатшепсут заморгала.

Осирис подошел вплотную к мумии, положил руку ей на голову. Вокруг все засветилось, и яркие лучи солнечного света, исходящие от мумии, отбрасывали блики на потрескавшиеся стены гробницы. Вдруг Хатшепсут вспыхнула синим пламенем, и когда спустя несколько минут дым рассеялся, вместо иссохшей мумии перед пораженными фараонами предстала прекрасная женщина. С длинными волосами и бездонными глазами. Ее кожа была матово-бронзовой, тонкие кисти изящны, талия великолепна. Вместо торчащих в разные стороны лохмотьев истлевшей одежды на ней оказалось белое шелковое платье, через которое просвечивал ее точеный силуэт.

Хафра не мог оторвать от красавицы взгляд. Поймав на себе восторженный взор фараона, Хатшепсут смущенно отвела глаза.

Фараоны, в отличие от брата, смотрели на женщину подозрительно, не зная, могут ли они ей доверять.

Когда они покинули гробницу, солнце уже стояло в зените, но теперь Осирис не желал прятаться. Он готов был встретиться с любым из богов, желающим его смерти. Он был готов.

«Осирис» ожидал их на том же месте, в нескольких метрах от берега, напротив входа в пещеру, а лодка, покачиваясь, билась о скалистый берег.

Осирис был приятно удивлен внезапной покорностью капитана, так мечтавшего прежде избавиться от своих пассажиров. Но, по всей видимости, капитан уже смирился с тем, что пока вся эта история не закончится, он стал верным рабом этого ужасного зеленого монстра. И пока его навязчивые пассажиры прогуливались на берегу, капитан расположился на небольшом диване, вынесенном матросами на палубу, и, выпуская ровные кольца дыма, смачно курил кальян.

Поначалу эта четверка стала его кошмаром, его карой за высокомерие и жадность, но сейчас, когда они столько времени провели вмести, а особенно когда он увидел, на что эти парни способны, в голове у Джека родилась гениальная идея, которая могла бы помочь ему обогатиться, воплоти он ее в жизнь. Он решил, что если ему удастся уговорить самого крупного, того, что поднимает мощнейший ветер и ведет судно вперед, но, к сожалению, самого тупого из этой четверки, сотрудничать, или хотя бы немного поработать на него, – то это может принести немалую прибыль. Ведь расстояние, которое обычные суда преодолевают за сутки, «Осирис» мог бы преодолеть за пару часов. Так что после того, как в голове сработал механизм подсчета чистой прибыли, капитан смирился со своей участью, зная, что хуже уже не будет.

Поэтому, едва завидев, что лодка отчалила от берега и направляется к судну, капитан вскочил и, на ходу отдавая приказы, бросился встречать своих хозяев.

Осирис хоть и не мог понять такой перемены в поведении капитана, но заострять на этом внимания не стал. Он холодно ответил на льстивые, восторженные речи и прошел в трюм, желая скрыться ото всех и подумать о будущих планах. Когда все были на борту, Хуфу поднял шлюпку.

– Куда мы направляемся, мой господин? – заискивающим голосом спросил капитан.

Он стоял рядом с Хафра и не переставал кланяться, стоило фараону только взглянуть на него. Хафра настороженно приподнял одну бровь и, взяв капитана за грудки, грозно проревел:

– Что ты хочешь, смертный?

– Ничего, мой господин. Только помочь. Помочь. Только доставить моего господина и его друзей туда, куда вы прикажете, – пролепетал капитан, растянув губы в фальшивой улыбке.

Тратить время на споры и расспросы было глупо, поэтому Хафра занял свое место на корме, и судно на всех парусах понеслось вниз по течению, рассекая спокойные воды священной реки.

Осирис знал, куда он должен направиться. Он знал, что последняя дочь фараона после падения пантеона бежала в пустыню. Знал, что город, в котором она прячется, скрыт невиданными силами, но не знал, где именно он сможет отыскать этот город, ведь свою карту, открывающую ему все тайны, Осирис передал верховному жрецу своего храма. А без нее он был словно слепой котенок, бесцельно бродящий в поисках утраченного величия.

Чтобы установить связь с тем, что он искал, Осирис расположился на носу. Ему перенесли мягкий диван, и он сел. Был еще один способ отыскать утраченное: достаточно было просто раствориться разумом в воздухе, проникнуть в тайну. Пустыня хранила многовековые загадки, и только боги могли читать ее, как книгу.

Сосредоточившись на тишине, Осирис перенесся на много километров вперед, обратно в Каир, к пирамидам.

Но, на удивление, видения, возникающие перед ним, были расплывчаты, и он не мог уловить каждую мелочь, чтобы соединить всё в одну четкую картину. Только мутные воспоминания смертных. Вместе с богами прошлое покинуло священную землю. Как узнать, где найти затерянный город? Осирис разочарованно открыл глаза.

– Что-то не так? – спросила Хатшепсут.

Все это время она с любопытством наблюдала за Осирисом, и когда он разочарованно открыл глаза, царица решила поинтересоваться о причинах его расстроенности.

– Мне нужен город. Там я найду последних потомков богов. Но кто-то прячет его от меня, мешая проникнуть в его пределы.

Хатшепсут просияла.

– Великий Осирис, я же говорила вам, что смогу пригодиться. Если вы говорите о городе богов, то мне кажется, я знаю, как найти путь к нему.

– Ты знаешь? – недоверчиво спросил Осирис, изогнув бровь. – Но как ты можешь знать тайну, в которую посвящены только боги?

– Я знаю, поверьте мне. Когда еще мое тело наслаждалось земной жизнью, а душа не начала скитания по вечности, я правила Черной землей вместе с моим пасынком. Он славный мальчик, я вам рассказывала о нем.

Осирис кивнул.

– Тутмос был великим воином, бесстрашным и упорным в достижении своих целей. Однажды, во время очередного похода, он набрел на заброшенный оазис. Его армия разбила там лагерь, чтобы отдохнуть перед походом. В ту ночь Тутмос не мог уснуть, ему было видение. Он сам рассказывал мне о нем. Ему приснилось, что за песчаной бурей, в самом сердце пустыни, там, куда не доходит ни один путник, скрывается загадочный город. Правят в нем последние потомки богов, и простым смертным нет в него входа. Утром Тутмос проснулся и решил, что сон его навеян утомленностью, но все же едва он вернулся, то сразу рассказал мне о своем видении.

– И где это место? – спросил Осирис.

– Фаюмский Оазис – место, где отдыхал мой сын, а город находится к югу от оазиса и охраняется вооруженными всадниками.

Осирис вновь ощутил прилив сил и с особой преданностью поблагодарил Хатшепсут за ее участие. Теперь он знал, куда держать путь и где он сможет найти карту, которая поможет ему отыскать последнюю и самую важную сущность.