МАЛЫШ ЗА РОЯЛЕМ
Как определить момент, когда ребенок может перейти к игре на фортепиано? Это не простой вопрос, но мне кажется, что внимательный и вдумчивый педагог безошибочно его установит.
Это значит, что ребенок:
— свободно ориентируется на клавиатуре;
— «слышит» нотный текст, то есть произошло «симбиотическое слияние» зрения и слуха, нотный текст, который ребенок читает глазами, озвучен внутренним слухом;
— свободно сольфеджирует;
— погружен в мир музыки, иначе говоря, достиг в определенной мере «музыкального насыщения», слух его относительно развит, натренирован;
— освоил комплекс двигательных и дыхательных упражнений, необходимых для того, чтобы привести в нужный тонус мышцы пианистического аппарата, снять «зажимы» и спазмы, которые могут помешать игре: опорно–двигательная система, его мышечный аппарат готовы к игре на инструменте.
И главное — ребенок хочет играть.
Если в доигровой период педагог стремился использовать многочисленные игры и приемы для развития слуха ученика, обучения его нотной грамоте, ознакомления с музыкально–теоретическими понятиями, знакомства с основами гармонии, если ребенок полюбил мир музыки и подготовительный период стал для него временем истинного знакомства с Музыкой — наверняка ему не терпится самому начать играть. С чего начинать?
ЗНАКОМСТВО С ФОРТЕПИАНО
Перед первым прикосновением к клавише ребенок знакомится с волшебным инструментом. Мы заглядываем внутрь. Ему очень хочется потрогать и погладить толстые и тонкие струны, молоточки. Я держу малыша на руках над раскрытым роялем и читаю ему стихотворение Осипа Мандельштама «Миньон».
И у малышей начинаются бесконечные вопросы: «А почему струнки толстые и тонкие, длинные и короткие? Почему три струны вместе?»… Дети задают массу вопросов, и на каждый вопрос надо ответить, но ответить так, чтобы впоследствии у них сохранялся образ рояля как одушевленного существа.
«Мягкие суконца» (фильцевые подушечки), оказывается, нужны молоточкам, чтобы защищать струйки, чтобы им не было больно, когда молоточки соприкасаются с ними. Я отвечаю на все вопросы и показываю им, как звучат толстые струны, тонкие струны, какой получается звук.
Конечно, дети спрашивают, зачем нужны педали. Впоследствии много внимания уделяю работе с педалью, помня слова Натана Перельмана: «Любите педаль, исследуйте ее, учите педаль, учите с педалью! Учитесь наслаивать и отслаивать педаль. Педаль — звуковое облако, и говорить о ней хочется как об облаке: слоистая, перистая, обволакивающая, нависающая, грозовая, плывущая, мрачная, легкая, светлая!
С педалью постоянно соприкасаются, ибо она вездесуща, как воздух. Как воздух, она может быть густа, легка, тяжела, прозрачна, знойна, напоена ароматами, стерильно чиста или вовсе не ощутима, но не 0 ыть совсем она не может».
Дети легко воспринимают педаль как что–то помогающее движению: движению облака, движению пушкинского кораблика. Звук помогает движению. Педаль — это рассвет. Я медленно, постепенно нажимаю на педаль, и звук насыщается: «И солнышко так светит ярко в глаза!» Педаль помогает звуку засиять. «Утро» Прокофьева — пьеса с такими богатыми изобразительными возможностями! И на ее примере так много можно показать!
Педаль может помочь звуку растаять, раствориться. Певучим звуком беру аккорд с запаздывающей педалью, потом очень медленно, постепенно освобождаю педаль — и звук аккорда тает. «Я взяла только один аккорд — и он тает как снежинка. А представь себе, что снежинок много!» Впоследствии я избегаю прямой педали и всегда даю запаздывающую. С появлением «скамейки–педали» дети начинают играть на рояле сразу же с использованием педали. Важно при этом ощущать опору на левую ногу, так как правая принадлежит педали.
ПЕРВОЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ К ЗВУКУ
Дети уже знакомы с тембровым разнообразием фортепиано, знакомы со многими музыкальными инструментами (по картинкам), и я им показываю, играя на фортепиано, как звучат эти инструменты. В конце концов они понимают, что на фортепиано, благодаря смене тембров, могут звучать чуть ли не все инструменты оркестра. Об этом когда–то говорил Антон Рубинштейн: «Вы думаете, это один инструмент? Это сто инструментов!» Фортепиано — поющий инструмент. И дети знают это, чувствуют еще до того, как начинают играть, когда слушают обогащенное обертонами звучание.
Кончики пальцев, туше — это «зеркало души» пианиста. По туше можно многое сказать о человеке. Самое главное — привить культуру отношения к звуку. Первое прикосновение к звуку — это почти священнодействие. Если педагог это понимает, он сумеет передать это понимание ученику.
Может показаться, что слишком усложняю процесс начала игры, но это — не усложнение, а необходимый этап, для того чтобы у ребенка появилось очень личное отношение к инструменту, чтобы в будущем он, став самостоятельным, относился к инструменту как к одухотворенному существу.
Культура звука зависит от первого прикосновения к клавише.
Я иногда рисую на подушечках детских пальцев личики человечков — подушечки как бы сами становятся живыми человечками. И благодаря «живым подушечкам» дети очень нежно прикасаются к клавишам, чтобы струнки от их рук пели человеческим голосом.
В звук надо погружаться. Но ребенок еще не может чувствовать, как это происходит. Поэтому мы придумали игру в «Воздушные ватки». На клавиатуре лежат два комочка ваты. Сижу справа от ученика и внимательно слежу за его осанкой, за опорой на ноги. А слева от него — мама. Наши открытые ладони — «корзиночки». Вначале без звука, с закрытыми глазами малыш нащупывает «воздушные ватки» и бережно, плавным движением переносит их в наши «корзиночки», потом возвращает их на клавиатуру и только тогда открывает глаза. Сначала ватки должны лежать около трех черных нот в первой и второй октавах. Если ватка скомкана — значит, есть какие–то мышечные спазмы, рука еще не готова к игре.
Затем ребенок берет «воздушные ватки» со звуком. Первое прикосновение к клавише. Руки сначала естественно лежат на коленях. С моей помощью (поддерживаю свод ладони) он погружает подушечки третьих пальцев в черные клавиши, возле которых на белых клавишах лежат «воздушные ватки». Если звук получился красивым и погружение прошло качественно, незаметно беру педаль и держу ее. Ребенок сам как бы погружается в пространство звучания, вслушиваясь в качество звука, и естественным движением свободных рук «дотягивает звуковую ниточку», то есть мягко берет «воздушные ватки» и переносит их в наши «корзиночки». Лицо у него при этом удивленное и восторженное. Если звук некрасивый, обрываю педаль и мы с мамой закрываем ладони — «корзиночки». Ребенок морщится, выражение лица виноватое: «А можно еще попробовать?» — «Пожалуйста!»
РАБОТА НАЛ ЗВУКОМ
Нередко приходится встречаться с таким обозначением звука, как, например, «энергичный удар» или нечто подобное. Каждый раз содрогаюсь от этих слов. Обязательным условием при работе над техникой является воспитание культуры звука и поиски туше. В отрыве от музыкального прикосновения весь фундамент пианистической школы рушится.
В пианистической школе Ф. М. Блуменфельда и А. А. Шмидт — Шкловской «отношение к звуку определяло все установки при формировании навыков ученика и прежде всего — способ прикосновения к клавише, благодаря которому пальцы сливаются с клавиатурой и ощущаются как бы продолжением струн…»
Звук «идет» из спины, шеи, живота, через руки «к струне», ребенок как бы срастается с инструментом, образуя с ним нечто единое, цельное. Бывает, он только дотронется до инструмента — и рояль вдруг запоет. Звук обволакивает, проникает в глубину, растворяется в душе. А бывает и так: у ребенка или у взрослого пианиста все как будто в порядке — и техника совершенная, и все играет основательно, продуманно, просто фейерверк звуков, но… скучно. Физически устаешь, слушая такую игру!
Я придумала понятную детям историю — для того, чтобы научить их сливаться с роялем, чтобы все их внимание направить к струнам, а не к клавишам. Рассказываю малышу, что у него где–то в спине — озеро и вода стекает из этого озера по рукам: предплечьям, локоточкам, кистям в наши дома (ладошки) до самых кончиков пальцев, до подушечек. И эта вода дает стрункам напиться. Впоследствии, если меня не устраивает звукоизвлечение, говорю: «Обними струну», «Иди к струне», «Дай струнке напиться»… — и эти просьбы воспринимаются вполне естественно. Недаром перед началом занятий ученики знакомятся с устройством инструмента, с его тембровыми красками. В. Николаев в книге о Ф. Шопене упоминает о том, что прежде чем коснуться вопроса о посадке за инструментом и постановке рук на клавиатуре, Шопен давал своему ученику полное представление об устройстве фортепиано.
Когда я работаю с ребенком над звуком, напоминаю ему о том, что он уже видел, знакомясь с «волшебным городком». О том, что клавиша — продолжение молоточка, который прикасается к струне. И если прикосновение к клавише будет резким, то молоточек так ударит по стрункам, что им будет очень больно. Мне могут возразить: а как же добиваться полного, яркого, красочного звука?
Натан Перельман написал о звуке целую поэму:
«Для музыканта звук — творение, обладающее вкусом, цветом, объемом, красотой или уродством, силой, весом, длиной и всем, чем только способен наделить его обладающий фантазией музыкант. Заметьте: музыкант, не усматривая в этом смешного, говорит о звуке, как о фрукте — сочный, мягкий, нежный; как о чем–то зримом — светлый, тусклый, солнечный, блеклый, белый; как о предмете, имеющем объем, вес, длину — круглый, плоский, глубокий, мелкий, тяжелый, легкий, длинный, короткий. Звуку приписывают даже нравственные категории: благородный».
И все это ждет детей, но впереди. Пока же они учатся «прикасаться» к звуку, извлекать звук. И он у них получается «детским».
Наилучший звук — тот, который наилучшим образом выражает данное содержание.
Г. Г. Нейгауз
А содержанию музыкальных произведений мы уделяем много времени. Но начало всему — первое «прикосновение» к звуку. И главное, чтобы оно было «благородным».
СКАЗКА О ЗОЛОТОМ КЛЮЧИКЕ
Генрих Густавович Нейгауз, на которого я часто ссылаюсь в этой книге, писал:
…важно практически знать, что анатомическое устройство человеческой руки, с точки зрения пианиста, идеально разумное, удобное, целесообразное, дает богатейшие возможности для извлечения из фортепиано самых разнообразных звуков… Симбиоз между рукой и клавиатурой у хороших пианистов полнейший!
Но я работаю не только с «хорошими пианистами». Музыке нужно учить всех детей — и тех, у кого существует «полнейший симбиоз», о котором писал Нейгауз, и тех, у кого его нет. Пусть не сочтут меня «перестраховщицей», но, начиная работать с маленьким учеником, не могу заранее однозначно решить, кто передо мной: обыкновенный ребенок или будущий выдающийся исполнитель. Поэтому применяю свой метод ко всем детям без исключения. Для того чтобы руки умели «управлять звуками» (Ф. Шопен), знакомлю малышей с их телом и руками в доступной для них форме, стремясь к предельной образности. Но и это не цель, а лишь средство для того, чтобы дети обрели свободу за инструментом, свободу самовыражения.
Каждый педагог вынужден добиваться правильной посадки ученика за инструментом, правильной постановки рук и пр. Но дети не поймут нас, если мы просто будем делать им замечания или давать «взрослые» советы — как сидеть, как держать руки и пр. Более того — это скучно и утомительно не только для ученика, но и для педагога. Гораздо полезнее заинтересовать и найти контакт с ребенком, чтобы он понял требования взрослого человека. На пример, можно рассказать сказку.
Начиная описание сказки «Золотой ключик», которую обычно рассказываю на первых уроках (а потом часто к ней возвращаюсь), очень надеюсь на понимание всей сложности стоящей передо мной задачи и условности используемых образов. У меня уже накопилось с полдюжины разных вариантов этой сказки, потому что каждый ребенок каким–то образом влияет и на меня, и на сюжет повествования.
Итак, сказка.
«Жила–была черепаха (1‑й палец), звали ее Тортила… Много–много лет тому назад она поселилась в старинном пруду (ладонь), на дне которого (в центре ладони) лежал Золотой ключик от потайной двери в каморке папы Карло (нижние мышцы спины). Со временем пруд покрылся плотным ковром зеленой тины (тина — кожа), и под этой тиной Золотой ключик не был виден. Он спрятался.
Тортила очень добрая: помогает своим друзьям, за больными ухаживает, и все вокруг ее очень любят. Она такая большая, занимает почти весь пруд, и хоть с виду малоподвижна, на самом деле почти все время что–то делает. Каждое утро она начинает с гимнастики, для того чтобы оставаться молодой и подвижной в свои неполные 300 лет.
Черепаха Тортила очень любит голубоглазую Мальвину (5‑й палец) в чудесном розовом платьице. Она такая маленькая, тоненькая, но очень самостоятельная. Симпатичная Мальвина и мудрая добрая Тортила часто подплывают друг к другу и разговаривают о разных разностях. Например, о том, как помочь неповоротливому и упрямому Пьеро (4‑й палец). Пора ему стать наконец самостоятельным. Вечно ему надо обо всем напоминать — даже о том, чтобы он не забыл вымыть руки перед едой. Несамостоятельный Пьеро все время норовит увильнуть — то прячется за Мальвину, то прижимается к Буратино (3‑й палец).
Буратино — совсем самостоятельный: смелый, сильный… А когда–то был просто деревяшкой! «Был поленом — стал мальчишкой, обзавелся умной книжкой!»
У черепахи Тортилы есть друг — проворный и ласковый щенок со смешным именем Локоток. Локоток и Черепаха (локоть и первый палец) очень привязаны друг к другу — все делают вместе.
Однажды в теплый осенний вечер Тортила плыла на лепестке кувшинки по своему роскошному Пруду и вдруг услышала пронзительный лай Локотка с другого берега. Собачий язык, к счастью, черепаха понимала. Что случилось? Локоток звал ее на помощь: он узнал, что тайна старинного пруда раскрыта!!!
Мальвину, Пьеро и Буратино преследует в своей карете грозный Карабас — Барабас (шея). А вертлявый, но очень трусливый продавец пиявок Дуремар (кисть руки), который выполняет все приказы грозного Карабаса — Барабаса, уже почти залез в пруд и хочет сачком достать со дна Золотой ключик.
Сам Карабас — Барабас к пруду спуститься не может, потому что по дороге его карета сломалась. Но сломалась она, конечно, не сама по себе — ее испортил верный друг Буратино пудель Артемон (2‑й палец).
Карета с Карабасом — Барабасом теперь с места сдвинуться не может — ни вверх, ни вниз. А без кареты тучный Карабас — Барабас и шагу ступить не в состоянии, так как сразу путается в своей длиннющей бороде.
Справа и слева от кареты на деревьях спрятались одноглазый кот Базилио и хитрая лиса Алиса (плечи) — они нечестные, отняли у Буратино монетки, вот теперь и прячутся. Они пытаются забраться высоко–высоко и разведать, куда убежали Буратино и его друзья.
Но в это время подул ветер (дыхание). Дует он под деревьями (подмышечные впадины) и метает забраться повыше коту Базилио и лисе Алисе…
Пусть ветер дует — он помогает Буратино и его друзьям (не надо поднимать плечи и плотно прижимать руки к грудной клетке).
Пока всю эту историю Локоток Тортиле рассказывал, Буратино и его друзья появились на берегу пруда. Куда же им спрятаться? Около пруда — Дуремар, значит им надо на другую сторону. Черепаха подплывает к беглецам и помогает им переплыть через старинный пруд к ветхому, старому домику, который стоит прямо в воде.
В этом домике они и поселились: совсем недалеко от Тортилы устроился пудель Артемон. Артемон все время занят — он домик сторожит день и ночь (дети не любят начинать играть третьим пальцем, а предпочитают указательный; но если он занят важной работой сторожа — тогда делать нечего…). Рядом с Артемоном — смелый и находчивый Буратино; потом — Пьеро, который все–таки хочет оставаться между Буратино и красавицей Мальвиной. Ну, а Мальвина, конечно, в отдельной комнатке — она же очень независимая!
Наступает ночь. Беглецы заснули (я дую на детские руки — мышцы расслабляются, пальчики «засыпают»). Спит в своей карете Карабас — Барабас. Ветер бороду его растрепал, и он навсегда запутался в лесной чаще, никогда он больше к пруду не спустится… Даже Дуремар, который так ничего, кроме тины, и не выловил из пруда, тоже заснул (все это помогает детям расслаблять мышцы).
А наутро Дуремар опять за свое принялся. Но недаром черепаха Тортила была такой большой и занимала почти весь пруд — она помешала Дуремару достать Золотой ключик.
Далеко–далеко от старинного пруда в своей каморке (спина) бедный папа Карло (мышцы спины) думает о Буратино и тревожится о нем. Он даже на расстоянии хочет помочь своему сыночку и его друзьям, готов заботиться о них (место поддержки нижних мышц спины), ведь только с его помощью они могут попасть в Волшебную страну звуков через потайную дверку в каморке (дети непроизвольно чуть прогибаются и подтягивают спинку — и сразу осанка!).
Давайте и мы поможем нашим друзьям и так поставим ножки, сделаем на них упор, чтобы вовремя, по первому зову прийти к ним на помощь!
Мы не будем поднимать плечи — иначе кот Базилио и лиса Алиса залезут на дерево и заметят, где спрятались Буратино и его друзья.
А если мы ссутулимся, то карета с Карабасом — Бараба–сом скатится к пруду…»
Так во время урока, разговаривая с детьми, я могу передать им в сказочной форме все свои указания, все наставления, и они прекрасно меня понимают:
«У тебя черепаха Тортила не заботится о Мальвине и ее друзьях!»
«Ах, какой у тебя сильный (напряженный) Дуремар — так он попадет на дно пруда и достанет Золотой ключик!»
«Пьеро! Скоро ли ты станешь самостоятельным?»
«А где каморка папы Карло?»
«Ты ведь так не сможешь помочь Буратино и его друзьям! Ну–ка, встань, пожалуйста. Вот видишь — ножки совсем не приготовились и оказались не на месте!»
«Локоточек совсем никому не помогает».
«Давай научим черепаху Тортилу ходить и бегать!»
Хочется сделать одно замечание. Почему именно сказка о Золотом ключике так подходит для наших целей? Потому что «Золотой ключик», спрятанный в центре ладони, — образ той необходимой силы, которая дает импульс беглости пальцев. Но здесь мы уже переходим к следующей нашей задаче — к разговору об организации пианистического аппарата.
ОРГАНИЗАЦИЯ ПИАНИСТИЧЕСКОГО АППАРАТА
Сразу надо сказать о том, что обучение игре на фортепиано трехлетних детей во многом отличается от работы с пяти–шести летними. И отличие это основано прежде всего на разнице физических возможностей пианистического аппарата. Советы держать руки не природно–естественно, а искусственным образом, требование активно поднимать пальцы и добиваться запредельной силы удара по клавишам, — все это вызывает у детей многочисленные двигательные затруднения и часто приводит к возникновению профессиональных заболеваний. Не говоря уже о том, что обычно так называемая «постановка руки» проходит вне всякой связи со звуком — вне слухового контроля. Как уже говорилось, я испытала результаты такой работы на себе, получила профессиональное заболевание, и только гораздо позже с помощью педагога Иды Васильевны Шамаевой мне посчастливилось пройти настоящую школу организации пианистических движений. И тогда вдруг появились и беглость пальцев, и культура звука — лишь болезнь мышц осталась навсегда.
Полагаю, что в раннем возрасте не стоит заниматься проблемами пальцевой артикуляции. У большинства хороших учеников музыкальных школ прекрасная артикуляция. Бывая на их концертах, часто ловила себя на мысли о том, что мои ученики до 10–11 лет (то есть до тех пор, пока не завершится полностью формирование опорно–двигательного аппарата) во многом им уступают. Однако впоследствии они преодолевают этот разрыв и более того — у каждого из них формируется индивидуальная манера игры, наиболее соответствующая природе пианистического аппарата.
По моему мнению, нет никакой необходимости на начальном этапе обучения специально заниматься воспитанием независимости и беглости пальцев. Разнообразные образно–слуховые задачи, работа над раскрытием содержания музыкального произведения подспудно рождают техническое совершенство, вырабатывают независимость пальцев и артикуляционные навыки. А развитие функциональной опоры рук на ладонные мышцы еще более способствует беглости пальцев.
Не стоит ориентировать ребенка на руку педагога. У всех людей природа рук разная. Несмотря на то, что одни педагоги требуют от детей держать кисть высоко, другие — низко, некоторые добиваются того, чтобы кисть была на одной высоте с клавиатурой, все равно у каждого есть свой индивидуальный, излюбленный способ ведения кисти. Я долго не понимала, почему это так. Но потом мне стало ясно: способ ведения кисти каждый раз подсказан природой, индивидуальными особенностями строения ладони и пальцев. Исходя из этого, нужно подбирать ученику тот способ игры, который ближе ему, даже если он абсолютно не свойствен самому педагогу.
В монографии В. Николаева «Шопен — педагог» описано, как великий Шопен относился к той проблеме, о которой идет речь:
Исходя из различия в строении пальцев, Шопен предлагал не портить их индивидуальность, а старался развивать естественные качества. Среднему «третьему» пальцу он отводит наряду с крайними пальцами роль опоры свода руки. Четвертый палец им образно назван «сиамским близнецом» третьего. Проставленное в «Методе» многоточие после слова «второй» объясняется тем, что Шопен не нашел определения, которое бы соответствовало назначению указательного пальца, своего рода «лоцмана», направляющего движение руки.
Как определить индивидуальные особенности руки ученика? Он держит руку на весу, и я прошу его сделать несколько щелчков поочередно первым–вторым, первым–третьим, первым–четвертым и первым–пятым пальцами. При этом могу оценить степень подвижности его кисти. А потом дети играют в фантики (сбивают фантики, щелкая поочередно этими же парами пальцев), и я вижу, в какой степени в движении участвуют крупные мышцы плеча и предплечья («длинный палец»). Затем ребенок берет поочередно первым–вторым, первым–третьим и т. д. пальцами пластилиновый шарик (цветной, конечно!). Но не просто берет — он старается подушечками пальцев сделать в шарике углубление. При этом можно определить силу пальцев, величину подушечек, а в том, как погружаются в пластилин подушечки пальцев, просматривается, как будет происходить погружение в клавишу.
Для меня важно было в свое время понять, что роль большого пальца при игре в значительной степени заключается в его подвижности, а не в спорности. Для того, чтобы «снять» эту спорность и активизировать подвижность, дети и играли в щелчки и фантики.
Затем мы переходим к игре на инструменте. Все пальцы разной длины. Первый — самый короткий. Исходя из этого, я даю детям упражнения на игру разными парами пальцев (1–2, 1–3, 1–4,1–5): сначала секундами, потом терциями, квартами и квинтами, в зависимости от ширины и растяжения ладонных мышц. Первый палец — на белой клавише, а другой палец в каждой «паре» — на черной. Ребенок «порхает» по клавиатуре, чередуя октавы, поэтому я называю эти упражнения именами, создающими у детей образ чего–то воздушного, летящего: «Бабочка», «Стрекозка».
Внимательно слежу за положением кисти и могу точно определить, как ему удобно играть и какое «поведение кисти» для него естественно. На мой взгляд, не стоит в этот момент вообще дотрагиваться до кисти и тем более — держать ее. Это может «смазать» картину, и в таком случае педагог не увидит природных особенностей рук.
Что очень важно — слегка, незаметно дотрагиваться до локтей ребенка, как бы проверяя, не напряжены ли они, поскольку как только локти напрягаются, сразу напрягаются кисть и первый палец. До тех пор, пока не будет найдено удобное положение кисти, пока мышцы не обретут соответствующий движению тонус, ребенок обязательно при «зажатой» кисти будет искать опору в крайних пальцах.
Учить детей играть на фортепиано — это все равно что учить малыша ходить. Только что родившийся младенец не может сразу пойти. Вначале он задирает ножки, потом ползает, потом держится за что–нибудь и начинает стоять на неустойчивых ногах, а заботливая мама поддерживает его, помогая сохранить равновесие. И в конце концов как–то незаметно малыш делает свои первые осторожные шаги, а потом — с каждым днем, с каждым месяцем, с каждым годом ходит все увереннее.
Считаю, что детским пальцам тоже нужно дать время, чтобы они научились играть, а вначале им требуется всего лишь помощь. Откуда же приходит эта помощь? Сошлюсь на слова А. А. Шмидт — Шкловской:
Большую роль в работе пианиста играют крупные части руки… Наиболее удобны и естественны движения, совершаемые «всей рукой» в плечевом суставе — так называемая «игра всей рукой от плеча».
Практически рука работает не «от плеча», а «из корпуса». Основную нагрузку при этом несут самые сильные и выносливые мышцы плеча, спины, груди, плечевого пояса. Эти мышцы играют важную роль в работе пианиста, они укрепляют и уравновешивают плечевой сустав, удерживают руку на нужном уровне, направляют ее.
Главным ощущением правильности осанки должно быть ощущение «стержня», проходящего вдоль спины, про–гнутости торса, поддержки всего корпуса мышцами поясницы… Поддержка мышц спины — одно из главных условий неутомляемости аппарата.
Когда малыш начинает играть, я стараюсь прежде всего научить его использовать крупные мышцы спины, чтобы его внимание не сосредоточивалось лишь на мелких движениях пальцев. Обычно подкладываю свою ладонь под ягодицы ребенка — проверяя, опирается ли его тело на ноги. Если ноги не несут опорной функции, то я это чувствую и говорю:
«Ох, как ты тяжело на ладонь мою давишь. Как ей больно!» Ребенок тут же подтягивается, выпрямляет мышцы спины, переносит упор на ноги и в ладонные мышцы — то есть фактически мы приходим к правильной посадке.
Очень помогают активизировать крупные мышцы упражнения, о которых писала в главе «Движение. Гимнастика. Дыхание» («Лифтик» и пр.). Как курьез могу привести случай с одним малышом, который никак не мог перенести тяжесть своего тела с ягодиц. Я садилась. с ним на стул — спина к спине — и так, сидя спиной к ученику и роялю, вела все занятие. Это было, конечно, очень смешно, но в результате ребенок обрел правильную осанку.
Если у детей работают мышцы спины — возникает полная «проводимость»: спина — плечи — локоть — ладонь — пальцы. Однако тут подстерегает большая опасность! Если дети во время игры пристально смотрят на свои пальцы и на клавиатуру (даже одаренные), они перестают слушать себя. Фортепиано — это не скрипка, здесь как бы не надо находить звук, потому что звуки «привязаны» к конкретным клавишам, не надо напрягать слух, чтобы взять нужный звук — достаточно увидеть нужную клавишу. Поэтому дети фиксируют внимание на клавиатуре, то есть на руках, и тут же появляется напряжение ладонных мышц. Я прикрываю крышку рояля — так, чтобы руки свободно могли играть, но чтобы при этом ребенок не видел своих пальцев. И происходит чудо — он весь уходит в слух, у него меняется выражение лица, его внимание полностью переключается с рук, и тут же выпрямляется спина, появляется полная проводимость.
Все чаще применяю «игру вслепую». Кстати, мои ученики — на это всегда обращаю внимание — на концертах иногда играли с закрытыми глазами. Посмотрите на руки ребенка, когда он исполняет и сольфеджирует, не видя клавиатуры — при «слепой игре» у всех детей замечательные руки! Иногда я устраивала «Концерты при свечах», и некоторые ученики при подготовке к ним просили выключить свет в классе — работали в темноте.
Главное — чтобы не произошло фиксации внимания на клавиатуре и пальцах.
Есть один важный момент, который педагоги ни в коем случае не должны упускать из виду. Дети растут — растет рука, меняется конфигурация ладони, относительная длина ладони и пальцев. Особенно это заметно после каникул или длительных перерывов в занятиях. Каждый раз после таких перерывов надо внимательно посмотреть, не трудно ли ребенку играть так, как он играл в прошлом году. И посоветовать ему найти новое, наиболее удобное положение руки. Это предотвратит опасную фиксацию, зажатость пальцев. Лучше всего не говорить с ним о самой руке, а обратить внимание на звукоизвлечение.
СТАККАТО. НОН ЛЕГАТО. ПОРТАМЕНТО
Многие великие музыканты рекомендуют начинать игру на фортепиано с легато, потому что фортепиано — легатный инструмент. Более того — рекомендуется высокое поднятие пальцев. Глубоко уважаемый мною А. Б. Гольденвейзер даже называет «трижды ересью» педагогический метод, который использует нон легато для первоначального обучения. Он считает, что с этим методом нужно всеми силами бороться. Вовсе не намерена спорить с рекомендациями А. Б. Гольденвейзера, но, во всяком случае, они не для моих малышей. И к тому же, например, Фредерик Шопен советовал «начинать упражнения с приема легкого стаккато, оберегающего все части рук, и прежде всего запястье, от зажатости. Затем ученики Шопена переходили к игре портаменто, неполного легато и, наконец, к легатиссимо…» (В. Николаев, с. 20).
Считаю, что судить так строго метод, при котором ученик начинает играть с нон легато, нельзя. Во всяком случае, сегодня, в конце XX века, одной из самых сложных задач для всех педагогов является преодоление плохой мануальной активности (у детей недостаточно развита мелкая мускулатура рук). Не следует осуждать педагогов, если они не начинают обучение с легато. Они правы, потому что в ином случае приходят в действие не те мышцы, игра пронизывается неверными логическими ударениями, вне живого дыхания, и это приводит к неритмичной игре, а в будущем — к профессиональному заболеванию рук.
Лично я предпочитаю начинать обучение одновременно с трех штрихов — стаккато, нон легато и портаменто (неполное легато). Очень полезно совмещать игру стаккато и нон легато. Причем прикосновение к клавишам при том или ином виде игры абсолютно разное!
Малыш начинает играть штрихи стаккато и нон легато только третьим пальцем. Можно играть по черным клавишам от нижнего к верхнему регистру и обратно перекрестным движением и читать строки Пушкина:
После игры на черных клавишах можно начинать играть на белых. К следующему упражнению — другие стихи. И опять — сначала на черных, потом — на белых клавишах. И так далее…
При игре стаккато без лишних движений рука совершает взлет от клавиши и дуговым движением через одну–две–три октавы опускается с опорой на другую клавишу. Затем стаккато в одной октаве, через несколько октав опять стаккато и возвращаемся на первую клавишу с опорой. Эти упражнения ребенок выполняет отдельно правой и левой рукой (вверх, вниз, в разные стороны по всей клавиатуре) одновременно перекрестными движениями рук. Такие «полетные» упражнения помогают полнее ощутить клавиатуру, почувствовать поддержку нижних мышц спины и поясницы, дают возможность ладони обрести эластичность и рессорность. Очень важно следить за тем, чтобы соприкосновение «подушечки» пальца с клавишей произошло еще до выполнения стаккато, за осанкой, за качеством звука и за тем, чтобы незанятые пальцы не напрягались.
Желательно играть отдельные отрезки сначала третьим пальцем правой, а потом — левой руки. Лучше исполнять пьесы, в которых мелодия равномерно распределена между обеими руками и охватывает оба нотных стана (пьеса Ю. Шуровского «Мышонок»). Либо играть третьими пальцами обеих рук одновременно на «нотах–близнецах» (в унисон). Игра двумя руками только третьими пальцами занимает довольно продолжительный период. Ребенок учится согласованности движений рук (вырабатывается синкинезия). Это очень непростой психофизиологический процесс, поэтому, чем прочнее закрепится навык согласованной игры двумя руками, тем проще и легче будет впоследствии овладеть игрой другими пальцами и решать все последующие задачи.
Почему я даю играть пьесу «Мышонок» и подобные ей (надо с сожалением отметить, что таких пьес очень и очень мало)? Потому что в этой пьесе сочетаются стаккато и нон легато. Нон легато помогает почувствовать вес руки, а стаккато — ощутить ее целостность. Повторяю: всю пьесу играют лишь третьими пальцами. Если еще до игры, предварительно, мы работали над этой пьесой, если ученик сумел зрительно охватить вертикальное и горизонтальное нотное изображение, если он свободно ориентируется на клавиатуре и имеет слуховое представление о пьесе, то его движения будут целенаправленными.
Игра всех трех штрихов (стаккато, нон легато и портаменто) с дугообразными переносами рук на разные расстояния в разные стороны по всей клавиатуре — мой излюбленный прием обучения. Применяю его и в дальнейшем — при игре терций, квинт, аккордов и даже в легатных упражнениях.
У малыша не развита еще в достаточной мере двигательная ориентация, поэтому для того, чтобы от него не ускользнула эмоциональная сторона музыки, его стоит как можно чаще привлекать к совместной игре с педагогом. Начинать надо с одиночных выбранных нот в середине мелодии, в конце ее. Это вовсе не значит, что ученик пассивно воспринимает свою игру. Нет! Он сольфеджирует, зрительно охватывает нотный текст и — играет!
Очень полезно поиграть в «вопрос — ответ». Это ритмические диалоги. Мелодию сочиняем в диапазоне любого интервала на какие–либо известные стихи, например на слова В. Маяковского:
Это — игра только по слуху. Элемент игры без нот тоже входит в задачи педагога. Ребенок при этом психологически более свободен и ярче проявляет свои пианистические возможности. «Играя» разные стихотворения, ребенок увлекается и выполняет упражнение с удовольствием. Часто ставлю на пюпитр детскую книжку со стихами, и мы можем целый урок играть «по этой книжке». Главное — чтобы стихи были с простым и четким ритмом — к ним легче сочинить мелодию.
В конце этого периода, хотя ученики работают только третьими пальцами, обязательно устраиваю первый концерт для родителей. На концерте становится ясно, у кого закреплены навыки игры третьим пальцем. Переход к игре вторым и четвертым пальцами уже не требует особых усилий со стороны педагога, работа идет на тех же пьесах и упражнениях, которые дети до того играли третьими пальцами.
После закрепления первоначальных навыков игры 2‑м, 3‑м и 4‑м пальцами можно переходить к игре 1‑ми 5‑м. Учитывая функции последних, лучше начинать игру не отдельно каждым из них, а одновременно, то есть с квинт.
Пятый палец продолжает боковую линию предплечья и плеча и достаточно независим, поэтому обычно главная функция его — ведение мелодической линии. Начинать игру 5‑м пальцем без 1‑го (что чаще всего и бывает) нельзя, потому что это может лишить 5‑й палец самостоятельности, а в связи со слабыми физическими возможностями мизинца он, равно как и «зажатый» первый палец, парализует движение трех более сильных средних. В результате даже те дети, которые от природы имеют хороший пианистический аппарат, начинают испытывать затруднения и ощущают двигательную неловкость. Чтобы такого не происходило, я и ввожу 1‑й и 5‑й пальцы одновременно на игре квинт. При этом методе обучения основная нагрузка ложится на ладонные мышцы, а не на 1‑й и 5‑й пальцы, которые при игре выполняют лишь функцию внешней опоры.
Я заметила: на первом этапе практически у всех детей при игре квинт ладонные мышцы напрягаются, что скорее всего связано либо с поведением большого пальца, либо со слабостью мизинца, либо с недостаточным растяжением мышц между 1‑ми 2‑м пальцами. Чтобы снять это напряжение, включаю в работу крупные мышцы, используя ряд замечательных упражнений, разработанных А. А. Шмидт — Шкловской (см. ее книгу «О воспитании пианистических навыков»). Первоначально играем квинты лишь на черных клавишах — стаккато, нон легато и портаменто. Затем подбираю этюды, в которых квинты играются обеими руками одновременно, попеременно то правой, то левой рукой, а также с дугообразным переносом руки из одной октавы в другую и горизонтальным переносом обеих рук. Упражнение можно разнообразить включением квинт в транспонирование и сочинительство. Этот период обычно непродолжителен.
Поскольку в дальнейшем (и уже очень скоро) нам предстоит заниматься практической гармонией, сразу же после введения 1‑го и 5‑го пальцев на игре квинт начинаю давать терции. В какой последовательности? Сначала — 2‑м и 4‑м пальцами, потому что они одинаковой длины. Затем выборочно и очень индивидуально либо 3‑м и 5‑м, либо 3‑м и 1‑м. Если мизинец, например, не очень ровный, то лучше 3‑м и 1‑м. Если большой палец внушает опасения, то 3‑м и 5‑м.
Существует некоторое количество, хотя и небольшое, пьес и этюдов, в которых либо левая рука играет квинту, а правая — дугообразный перенос из октавы в октаву терций на одинаковых нотах, либо наоборот: правая — квинты, левая — терции. Терции дети играют то 2‑м и 4‑м (вначале), а потом либо 3‑м и 5‑м, либо 3‑м и 1‑м (так же, как в
первых упражнениях на терции). Играть можно любыми штрихами — стаккато, нон легато и портаменто. Затем транспонируем эти этюды и пьесы. Одновременно играем
кадансовые обороты, разложенные на две руки (см. главу «Практическая гармония»).
До перехода к игре легато, после того как освоены терции и квинты, можно предложить взять аккорд (обычно малышам этот момент очень нравится). Интервальное строение аккорда ребенок уже знает и слышит особенности звучания каждого интервала в аккорде (см. главу «Практическая гармония»). Даю ему несколько аккордов в различных комбинациях, которые в совокупности составляют мелодию. Сначала он играет, разложив аккорд на две руки, и когда я убеждаюсь в том, что он действительно слышит верхние ноты аккордов (мелодию), неожиданно предлагаю попробовать сыграть аккорд одной рукой. Здесь, как мне кажется, очень важно не готовить ученика заранее и не посвящать его в то, что ему предстоит впервые взять трезвучие одной рукой, потому что если просьба взять аккорд не будет неожиданной для малыша, почти наверняка произойдет зажим мышц (от страха перед важностью момента). Ориентация на слух обеспечивает естественное, а, следовательно, и правильное, использование соответствующих групп мышц при взятии аккорда.
Дети с нарушениями моторики и гипотонией мышц при переходе к игре аккордов испытывают некоторые трудности. Таким ученикам необходимо, прежде чем сыграть аккорд, глазами увидеть ноты и распределить по поверхности клавиш кончики пальцев. Главное — помочь ощутить участие крупных мышц и внимательно следить, чтобы не поднимались плечи. Закреплять игру аккордов лучше, подбирая легкий аккомпанемент в ансамблях на повторяющихся трех функциях.
ЛЕГАТО
Ориентируясь на игру квинт, педагогу гораздо легче определить момент перехода к игре легато. Всякая торопливость в этом переходе может перечеркнуть все достигнутое ранее. Чтобы добиться независимости пальцев друг от друга, необходимо не только участие крупных мышц, усилия которых передаются через всю указанную выше цепочку, но и готовность ладонных мышц к плавному переходу от пальца к пальцу при игре легато.
Я начинаю вводить в игру легато всегда сначала наиболее сильные пальцы. К счастью, существует несколько замечательных пьес, например «Осенняя песенка» Ю. Абелева (см.: Б. Милич. Маленькому пианисту. Киев, 1989), в которых используется легато для 2‑го и 3‑го пальцев, а также этюды, где в левой руке квинта, а в правой — легато (3–2, 2–3) и наоборот.
Есть некоторое количество этюдов и пьес на легато 2–3–4‑м пальцами (и наоборот). Я понимаю трудности, которые могут испытывать педагоги при работе на этом этапе — существующего нотного материала явно недостаточно. Поэтому приходится сочинять подходящие этюды и пьесы, где стараюсь короткие последовательности легато чередовать с исполнением стаккато, нон легато или портаменто.
Освоение секунд более сильными пальцами, если в этот момент включается пение, слуховой контроль и осознание образно–художественных целей, происходит полноценно и дает возможность ученику ощутить движение музыки и связанность звуков как бы «внутри позиции руки».
Затем ладони, выразительные и дышащие, «обнимают» более широкие интервалы (легато 1–5). Рука естественная, без лишних движений и специально поднятых пальцев. Фиксация пальцев недопустима. Ведь «слышащая рука» всегда поможет разделению, дифференциации как широких, так и мелких движений руки и пальцев.
Введение игры легато 1‑м и 5‑м пальцами через ощущения супинации (направление к 5‑му пальцу) и пронаций (сторону 1‑го пальца) происходит постепенно, после освоения легато на более сильных пальцах. Боковые легатные движения внутри руки — один из важных моментов при переходе к пятипальцевому легато и распределению пассажей между руками. Ведь более статичное ведение руки требует усилий, а такой прием обеспечивает ощущение интервала, слуховой контроль, естественное дыхание и включение тех мышц, которые связаны с ладонью.
Освоение игры легато сильным и слабым пальцами (2–5, 1–2–3 и т. д.) происходит постепенно. Каким образом? В выбранных мною этюдах играем аккорды в мелодическом виде (арпеджио) по всей клавиатуре с перекрестным движением рук. В этих этюдах при смене функций незаметно для детей уже вводится комбинированная работа слабых и сильных пальцев, например, 5–4, 5–3 и т. д. (См.: «Этюд» и «Пьесу» Ю. Литовко). То есть не работаю отдельно с каждой парой пальцев, дабы не фиксировать на этих комбинациях внимание детей. Полезно поиграть легато интервальные цепочки вверх и вниз по клавиатуре.
Переход к пятипальцевому легато происходят на белых клавишах, несмотря на то что я согласна с А. Б. Гольденвейзером, который считал, что «…когда ребенка с маленькой рукой заставляют играть на пяти белых клавишах, его рука в этом положении растянута, а кроме того — эта позиция, постоянно применяемая пианистами при начальном обучении игре на фортепиано, не соответствует естественному положению человеческой руки».
Дело в том, что мои ученики переходят к пятипальцевому легато только после прохождения длительного пути по вышеописанной методике.
Почему не использую пятипальцевую «формулу» Ф. Шопена (по верхнему тетрахорду си–мажорной гаммы)? Потому что расстояние между тремя черными клавишами в этой формуле непосильно для трех–четырехлетних детей.
Освоив пятипальцевое легато, мои ученики начинают играть множество произведений, в которых отсутствует подкладывание первого пальца. Таких произведений немало. В это время на занятиях практической гармонией дети уже играют трезвучия в хроматические секвенции. Ввожу пятипальцевые упражнения, при которых надо как бы заполнить квинту и закончить аккордом; затем следующую квинту и т. д. Малышу легче будет играть на одном движении мелодические отрезки, если не спешить с подкладыванием первого пальца. И ни в коем случае этому не будет способствовать игра гамм. Напротив, она лишь создаст «проблему первого пальца». После игры легато внутри одной позиции ученик уже подготовлен и к подкладыванию первого пальца, при этом он не меняет позицию руки.
Учитывая особенности первого пальца, лучше использовать его подкладывание на элементах хроматической гаммы, то есть играть от черной клавиши любым пальцем к первому — на белой. Предлагаю ученикам два специальных упражнения на этот прием: «Стрекоза» и «Стрекоза и мотылек».
«Стрекоза»: до диез берем вторым пальцем, плавно переводим первый палец на ре и играем ре первым пальцем стаккато. Играем в разных октавах, перенося дугообразным движением руку. Играем в разных комбинациях пальцев, оставляя на ре всегда первый.
«Стрекоза и мотылек»: к предыдущему упражнению добавляются более удлиненные пассажи, то есть многократно повторяются движения на одних и тех же нотах одними и теми же пальцами и лишь затем происходит «перелет» в другую октаву.
Придумываю разные истории про Стрекозу и Мотылька: как они разговаривают между собой, ссорятся, один от другого улетает и прочее, прочее. Детям не скучно разыгрывать эти упражнения. Чуть позже на тех же упражнениях происходит знакомство с форшлагами, а затем со всеми мелизмами, которые потом вводятся в игру кадансов (см. главу «Практическая гармония»). Таким образом, разрабатывается подвижность первого пальца.
ГАММЫ
Дети уже готовы к игре, но во многих произведениях существуют гаммообразные пассажи, а малыши пока умеют играть лишь гаммы по тетрахордам.
Поэтому гаммы вводятся в игру в таком порядке:
1. Хроматическая гамма.
2. Расходящаяся гамма в одну октаву.
3. Короткие арпеджио.
4. Аккорды.
Почему я не придерживаюсь традиционного метода изучения гамм? По традиции, игра гамм начинается не с хроматических и не с расходящихся, а с прямых — на одну, две или четыре октавы. Но такая методика требует от пианиста большой физической выносливости, а детские мышцы еще не окрепли и пальцы не готовы «бегать» по всей клавиатуре, из–за чего ученики играют гаммы в очень медленном темпе.
Но еще Н. А. Бернштейн (1935 г.) в своем совместном с Т. С. Поповой исследовании по биодинамике фортепианного удара писал, что
разучивание в медленном темпе и скандирование трудных пассажей» абсолютно ничем не оправдано, так как «механизм быстрых движений на фортепиано… принципиально отличается от механизма движений медленных.
Ладонные мышцы ребенка еще не могут обеспечить растяжение, необходимое для того, чтобы сыграть полные аккорды, ломаные арпеджио, сексты и т. д. И даже в традиционном методе ученики не играют все виды гамм сразу и, кроме того, спустя год–два возвращаются к уже пройденным гаммам (добавляют сексты). Мне кажется, что это пустая трата времени и сил.
Почему же именно так построена традиционная методика изучения гамм? Потому что основной задачей при этом является ознакомление с аппликатурой каждой тональности. Однако мои ученики решают ее совсем иным способом.
Во–первых, рекомендуемая мной последовательность изучения гамм предполагает, что дети уже знакомы с аппликатурой в тональностях.
Во–вторых, игра цепочек интервалов, о которой написано выше в описании игры легато парами пальцев, помогает осмысленно подойти к вопросу об аппликатуре и учит быть самостоятельными в выборе аппликатурных навыков.
Игра гамм является завершающим этапом комплексной работы по организации пианистического аппарата. Можно порекомендовать использовать сборник Z. Drzewiecki,
J. Ekier, в котором, во–первых, первоначально даются расходящиеся гаммы и, во–вторых, к каждой гамме прилагается каданс.
Гаммам в традиционном методе обучения отводится и еще одна важная функция — решить технические задачи, добиться беглости пальцев. Однако раннее их исполнение не продвинет технически наших детей. Не стоит им играть большие и длинные этюды. Чтобы воспитать независимость и беглость пальцев, я использую большое число мини–этюдов, в две–четыре строчки (но не длиннее). Такие этюды найдете в сборниках К. Черни. Их можно играть, разучивая эскизно, и при этом знакомиться с разнообразием фортепианной фактуры. Некоторые из них полезно транспонировать. Мини–этюды дают возможность педагогу уже на раннем этапе выявлять технические затруднения ученика и поэтапно преодолевать отставание, устраняя техническое несовершенство.
Техническое усложнение репертуара должно быть постепенным. Если одна задача последовательно сменяется другой, мы тем самым избегаем ненужного напряжения в игре. Это оберегает нервную систему ребенка. Любое перенапряжение, связанное с техническими трудностями, может вызвать нервный срыв, и реакция бывает в таких случаях очень тяжелой: прогулы, отказ от занятий и пр.
Я стремлюсь к тому, чтобы ученик ознакомился с как можно большим количеством этюдов. Время для этого легко находится, потому что дети освобождаются от игры гамм, от экзаменов по гаммам и пр. Когда подбирается репертуар, передо мной всегда наглядно предстают физические особенности пианистического аппарата каждого конкретного ребенка. При подборе репертуара я учитываю прежде всего растяжение ладонных мышц, особенности строения руки и, конечно, вкусы и предпочтения.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ТАЙНЕ ДВИГАТЕЛЬНОЙ ОДАРЕННОСТИ
Однажды Евгений Михайлович Шендерович рассказал мне о своей встрече с Эмилем Гилельсом во время войны. Гилельс протянул Шендеровичу руку, и, пожимая ее, Евгений Михайлович был поражен:
Это была маленькая рука, но какая–то безупречно пианистическая. Я просто замер и уставился на эту руку. И подумал тогда, что Гилельс может играть этой рукой как угодно, любым способом… А вы знаете, что Гилельс до пятнадцати лет не только не проявлял усердия в работе, но просто–таки был лентяем…
Что такое «безупречно пианистическая рука»? Г. Г. Нейгауз заметил, что иногда пальцы пианиста
превращаются из самостоятельно действующих единиц в крепкие подпорки, выдерживающие любой вес, любую тяжесть, в стройные колонны, вернее арки, под сводом руки, сводом, который в принципе можно нагрузить тяжестью всего нашего тела, и всю эту тяжесть, этот огромный вес колонны–пальцы должны уметь нести и выдерживать!
Роль ладонных мышц, которые при игре берут большую часть нагрузки на себя, столь велика, что любая работа над их укреплением оказывается небесполезной.
Существуют различные мнения о «весовой игре». Занимаясь с малышами, у которых еще очень слабые мышцы пальцев, я пришла к выводу, что без помощи ладонных мышц и «весовой игры» невозможно рождение пианизма. Известно, что в двухлетнем возрасте Евгений Кисин, играя дома, вдруг ощутил, что для взятия баса ему не хватает пальцев на левой руке. На миг он замер и решил правой рукой помочь взять бас. На это была затрачена лишь секунда, и выглядело все как легкая заминка. Мне кажется, что в тот момент, когда маленький гений справился так естественно с технической трудностью, в его душе должна была возникнуть полная гармония…
Гилельс, Кисин — примеры врожденной музыкальной сверходаренности: сверхмузыкальный слух плюс фантастическая двигательная одаренность. Им и без обучения, от природы, доступно, кажется, все.
Как–то мой коллега сказал: «Зачем вы мучаете себя проблемными учениками, когда в вас нуждаются одаренные дети?!» Никогда так не думала о своих учениках, никогда не ждала появления в своем классе гения. Для меня дорог любой ребенок. И мне не жаль затраченных усилий, хотя часто они были направлены на обучение обыкновенных в музыкальном отношении детей.
Я уже ссылалась выше на слова Нейгауза о «полнейшем симбиозе» руки хорошего пианиста с клавиатурой. Сверходаренность позволяет музыканту с легкостью совершать любые наисложнейшие пианистические движения. Но давайте ориентироваться в своей работе и на детей, которые со временем проявят свои таланты в других областях. У них даже при правильной методике обучения могут возникнуть какие–либо двигательно–моторные затруднения, которые сложно предугадать заранее. Об этом я говорила в главе «Музыка и здоровье», а здесь лишь подведу итог всему сказанному выше.
В самом начале обучения, именно с первых уроков следует развивать способность к выполнению целенаправленных естественных пианистических движений (двигательных актов), которые с годами совершенствуются. Описанная выше методика — не панацея от всех трудностей, которые могут возникнуть у педагога. Очень важно сбалансировать во времени все фазы обучения, индивидуально подходить к каждому ученику, оценивая его психофизические, музыкальные и иные природные возможности.
Моторная неловкость, которая нередко наблюдается в игре, чаще всего обусловлена неправильной посадкой, нарушениями осанки, требованием физически непосильного для ребенка звукоизвлечения, ранним включением в работу мелких мышц без необходимой поддержки всех групп мышц (особенно крупных) и т. д.
«Весовая игра» при участии необходимых мышц, правильные посадка и осанка, естественное дыхание и слуховой контроль, культура звука, настроение, желание передать через музыку эмоционально–образное содержание произведения (понятное ребенку!), четко и осмысленно подобранный нотный репертуар, умение бегло читать с листа, слышать нотный текст внутренним слухом — это и есть необходимые компоненты для рождения Маленького Пианиста.
Однажды после очередного выступления моих учеников (всего класса) услышала рассуждения о «тайне двигательной одаренности». «Ваши дети от природы такие…» Я знала, что это не так, но тем большую радость испытала за своих детей.
ПРАКТИЧЕСКАЯ ГАРМОНИЯ
Могу сознаться: на уроках по теории и сольфеджио в музыкальной школе, которые в мое время строились по общепринятым рутинным методам преподавания, никаких знаний я так и не приобрела. Разрыв между музыкальной школой и требованиями, которые предъявлялись при продолжении музыкального образования, был стиль велик, что долгие годы мне не удавалось его преодолеть, даже с помощью частного педагога. Многие музыканты–педагоги ощущают недостатки школьного преподавания всю свою жизнь. Думаю, они согласятся со мной.
Причина, по–моему, заключается в том, что, во–первых, уроки теории никак не подкрепляются практикой, а во–вторых, никоим образом не связаны с занятиями по специальности.
Подбирая репертуар, педагог по специальности обычно старается оценить пианистические и интеллектуальные возможности маленького ученика, но при этом иногда не учитывает сложность гармонического восприятия того или иного произведения. И несмотря на то, что он затрачивает много физических и душевных сил на толкование музыкального текста, в конечном счете ученик оказывается не в состоянии проникнуть в сущность произведения.
В своей ранней практике я пыталась искать иные пути, иную методику, иные способы преподавания, чтобы дети не повторили мою «историю».
Когда я начала работать с трех–четырехлетними детьми и впервые столкнулась с проблемой раннего погружения в практическую гармонию, то не обнаружила никаких экспериментальных работ в этой области. И сегодня не нахожу ни одного дидактического сборника, пригодного для обучения самых маленьких. Существующий материал по раннему преподаванию практической гармонии не учитывает возможностей пианистического аппарата трех–четырехлетнего ребенка, его чисто физических ограничений. Например, растяжение ладонных мышц не всегда позволяет малышам играть даже элементарное трезвучие.
Много лет назад я начала работать, полагаясь только на собственную интуицию, которая подсказывала, что не могу, не имею права оставаться для учеников только педагогом по специальности. И в очередной раз сошлюсь на Генриха Густавовича Нейгауза:
Учитель игры на любом инструменте должен быть прежде всего учителем музыки, то есть ее разъяснителем и толкователем. Особенно это необходимо на низших ступенях развития учащегося: тут уже совершенно неизбежен комплексный метод преподавания, то есть учитель должен не только довести до ученика так называемое «содержание» произведения, не только заразить его поэтическим образом, но и дать ему подробнейший анализ формы, структуры в целом и в деталях, гармонии, мелодии, полифонии, фортепианной фактуры, короче, он должен быть одновременно и историком музыки, и теоретиком, учителем сольфеджио, гармонии, контрапункта и игры на фортепиано.
И хотя Г. Г. Нейгауз говорил это, имея в виду, конечно, более взрослых учеников, я всегда сожалела, что работая с самыми маленькими, я так и не сумела найти педагога по теории и сольфеджио, в сотворчестве с которым мы могли бы осуществить комплексный метод преподавания.
Когда дети рано погружаются в музыку, им становится близка и понятна музыкальная речь. Само собой разумеется, что полученные достаточно основательные музыкальные впечатления побуждают в них желание сыграть то или иное произведение. Но часто изучаемый материал опережает элементарные теоретические знания, которыми они владеют. Даже в доступных детскому восприятию пьесах порой встают такие сложные гармонические задачи, что теряешься — как же объяснить детям тональный и гармонический план.
С другой стороны, музыкальное развитие малышей, их «слуховая готовность» требуют тактильных ощущений, то есть практического погружения в мир гармонии. Наступает момент, когда необходимо перейти от образно–теоретического освоения гармонии к практическому. Этот момент остро чувствуешь и готовишься к нему тщательнейшим образом.
Если гармония останется лишь сугубо теоретическим предметом, то никакие усилия педагога не смогут дать необходимых результатов, никакие педагогические устремления не оправдаются. Более того, это может затормозить музыкальное развитие ученика. Эффективность обучения может проявиться только при комплексном закреплении
полученных музыкальных сведений. Требуется обратная связь, которая рождается лишь при игре на инструменте: «слышу — осязаю».
Это довольно трудный период для педагога, поскольку возникают некоторого рода «ножницы» между желаниями ученика и его возможностями. Слух ребенка как бы забегает вперед в своем развитии, опережая его пианистические возможности. Ученик знает все ноты, сольфеджирует, слышит, играет и умеет записать все интервалы. Пишет ритмические диктанты. Различает мажорные, минорные, увеличенные и уменьшенные трезвучия. Знаком со знаками альтерации. Слышит три основные функции (тоника, доминанта, субдоминанта), все септаккорды. Умеет строить их обращения (игра в «Чехарду» и т. д. — см. главу «Теория музыки в образах»).
Пианистические возможности его пока весьма ограничены: в ансамбле с педагогом ребенок ведет басовую линию трех основных функций. Умеет подбирать простейшие мелодии и транспонировать их, знаком с аккомпанементом на простом бурдоне и тоническом органном пункте. При добавлении к верхней и нижней ноте вспомогательных звуков он переходит от аккомпанемента на простом бурдоне к аккомпанементу на «блуждающем». Играет гаммы по тетрахордам и т. д. (см. главу «Малыш за роялем»).
Все это уже достаточная база для того, чтобы перейти к игре трезвучий.
НАЧИНАЕМ СТРОИТЬ АККОРДЫ
Каким же образом начинаем строить трезвучия? Для этого понадобятся цветные карточки с основными функциями и их обращениями (см. главу «Теория музыки в образах»). На глазах у детей заменяю эти цветные карточки карточками, па которых ноты нарисованы черным цветом (можно для некоторых учеников на какое–то время оставить черные ноты на разноцветном нотоносце). В последний раз мы играем в «Чехарду», мелодически соль–феджируем аккорды. Затем показываю ребенку две карточки с аккордами и их обращениями в одноименных тональностях (до мажор и до минор) и сравниваю эти кар–тоаки, обращая внимание на то, что тоника (Король) и субдоминанта (Королева) могут быть то печальными, то радостными (при перемене знаков альтерации), а доминанта (Принцесса) неизменно остается веселой (мажор).
Таким образом, мы знакомимся с характером звучания основных функций: первая и четвертая ступени могут быть и мажорными и минорными, а пятая — всегда мажорная. Даю в руки ученику карточки с изображенными на них интервалами: большая терция — «зайчик», малая терция — «кролик» (см. главу «Теория музыки в образах»), и мы строим из них, вспоминая уже пройденный материал, мажорные и минорные трезвучия.
Можно взять любую карточку с аккордом в любой тональности и показать ребенку, что в аккорде спрятались «кролик» и «зайчик»: если сначала «зайчик», а за ним «кролик» — это мажор, если наоборот — то минор.
Ставлю карточку с аккордом, предположим, в тональности до мажор, на пюпитр. Разбираем аккорд и видим, что первым в нем «спрятался зайчик» (и ребенок мне говорит: «Это мажор»). Более того, он видит, что тонический звук — до. И говорит: «Это до мажорное трезвучие». Разбиваем аккорд на две руки: в левой руке бас, в правой — терция («зайчик»). Сначала я играю бас, а ученик — терцию (иногда — двумя руками), или наоборот: ребенок играет бас, а я — терцию. Потом он пробует играть этот аккорд самостоятельно двумя руками.
Определяем ритм (например, вальс). Я исполняю мелодию, знакомую детям, а они аккомпанируют, используя три функции лада, распределив звуки аккордов между двумя руками (в левой руке бас, в правой — терция). Другое прекрасное упражнение — играю мелодию одной рукой, ученик аккомпанирует двумя руками; я на момент смены функции делаю особый взмах рукой (как бы дирижирую).
Следующее упражнение: пою мелодию знакомой песни в удобной тональности. В руках у меня карточки с «кроликом» и «зайчиком»: в одной руке первым — «кролик», в другой — «зайчик». Ребенок аккомпанирует, но его внимание отвлечено от клавиатуры на карточки — то есть он учится «вслепую» ориентироваться на клавиатуре. Таким образом активизируется слух, потому что на него падает основная нагрузка. Ученик внимательно следит за моими руками, за карточками: при каждой смене функций делаю одновременный взмах двумя руками, но при появлении доминанты моментально меняю карточки местами (перекрещиваю руки), и первым у меня оказывается «зайчик». Таким образом, проводится сравнительный анализ мажора и минора: в мажоре «зайчик» всегда идет первым, а на доминанте он оказывается первым в минорной тональности.
Предпочтительнее выбирать ритм польки или вальса. Дети в этом возрасте больше расположены к танцевальным ритмам и на каждом новом уроке на пюпитре появляется карточка с новой тональностью.
Занятия практической гармонией, как правило, я оставляю на конец урока — в это время обычно приходит следующий ученик, и работа идет сразу с двумя. Очень часто в выходные дни устраиваю групповые занятия. Это дает гораздо больший эффект, так как ребенок не только сам участвует в игре, но и слышит игру других учеников, выполняющих самые разнообразные задания. На групповых уроках часто мы играем те произведения, которые дети проходят по специальности. Например, «Контраданс» Бетховена. Я играю на одном рояле всю пьесу, а ученик на другом ведет сопровождение, подбирая три основные функции. Только обязательно двумя руками!
Переход к взятию аккорда одной рукой должен произойти тогда, когда учащийся готов к этому. Именно педагог по специальности в каждом индивидуальном случае может определить этот момент. Необходимо учитывать индивидуальные особенности каждой руки и каждого пальца ребенка. Когда он занимается теорией у одного учителя, а по классу фортепиано у другого, педагог по теории может перейти к игре аккордов одной рукой только с разрешения педагога по специальности. Учитывая психологические особенности (внимание рассеивается, если долго задерживаться на одном задании) и индивидуальные особенности каждого ребенка (слуховые и пианистические), мы можем переходить к игре аккордов одной рукой лишь тогда, когда переход этот станет естественным для ученика.
Продолжительная игра аккордов двумя руками — трудный, но и очень важный этап. Как сделать его нескучным, как заинтересовать малыша? Лучший выход — ансамблевая игра с педагогом. Мне очень помогают при этом хорошие сборники, например, сборник «42 классических произведения в легком переложении для фортепиано» Аллана Смолла, выпущенный в Калифорнии. Подобных изданий достаточно много — легкие переложения шедевров классической музыки, народных песен, известных эстрадных произведений, музыки из кинофильмов, мультфильмов и пр. Не могу сказать, что все переложения сделаны на одинаково высоком профессиональном уровне — перемена тональности в хорошо известных произведениях иногда вызывает естественный протест. Однако смиряюсь, так как это единственная возможность не только практического погружения детей в мир гармонии, но и лучший способ познакомить их с музыкальными шедеврами.
Я играю, а дети мне аккомпанируют. Мы проигрываем сборник от начала до конца, причем иногда я исполняю мелодию в унисон, а они ведут сопровождение двумя руками, при этом смотрят в ноты, почти не отвлекаясь на клавиатуру, поскольку их партия обычно дается в облегченном варианте. Преимущество сборников, которыми мы пользуемся, в том, что ноты написаны на крупном стане и детям легко их читать.
Ученики уже знакомы с простым и «блуждающим» бурдоном. Теперь им можно предложить сыграть при помощи карточек первый кадансовый оборот, эвтектический: T-D. Играем: «Долго–долго крокодил море синее ту шил…» («Украденное солнце» Чуковского).
Следующий оборот — плагальный: T–S–T на слова стишка «Замяукали котята…» («Путаница» К. Чуковского). Оба оборота исполняются секвенционно по диатоническим ступеням или хроматизму. А дальше мы играем разные гармонические последовательности, осуществляя соединения аккордов, при которых общий звук остается на месте (кварто–квинтовые соотношения). Это первый урок гармонии.
На основе заданной гармонии мы применяем разные виды фактурной фигурации в жанре марша, вальса, польки, мазурки и т. д.
Напоминаю: ребенок играет аккорды двумя руками или одной рукой, разбивая их! Используя разные гармонические формулы, различные виды фигурации, мы подбираем в разных тональностях знакомые мелодии. При этом правая рука ведет мелодическую линию, а левая рука — облегченный аккомпанемент на основных функциях.
Я перечислила далеко не все варианты, их может быть сколько угодно. Главное — не переходить к игре полного трезвучия одной рукой без достаточной подготовки. Надо относиться к руке маленького пианиста беспредельно бережно, учитывая природу пианистического аппарата.
ОЗНАКОМЛЕНИЕ С ТОНАЛЬНОСТЯМИ
На уроках по специальности дети уже играют гаммы двумя руками по тетрахордам без использования первого пальца. Таким образом они знакомятся со знаками альтерации и с тональностями кварто–квинтового круга.
На этом этапе нам помогает разноцветный «термометр» всех мажорных и минорных гамм, который всегда висит в классе перед глазами (см.: В. Подвала. Давайте сочинять музыку. Киев, 1988). Тот, кто еще не умеет читать, узнает тональности по цветам. Очень хорошо петь гаммы по тетрахордам, устремляясь к тонике. При этом удается лучше интонировать.
После усвоения системы появления тональностей на столе раскладываются новые карточки, на которых изображены все мажорные и минорные гаммы. Карточки лежат цельной стороной вверх. Ученик берет наугад любую из них, смотрит и называет тональность. Если у него возникает затруднение, он подходит к инструменту и, играя, определяет название гаммы. В угаданной им тональности проигрывает знакомую песню, либо любую аккордовую последовательность. В конечном итоге я играю любую гамму и дети на слух определяют тональность, а затем записывают гамму на доске.
В классе мы «путешествуем по всем тональностям». Например, сегодня у нас путешествует доминантсептаккорд и мы вместе с ним. Играю мелодически аккорд — дети поднимаются, встают на цыпочки, а услышав разрешение, мягко опускаются на стульчики. Спрашиваю:
«Ну, и в какую тональность мы сели? На какой стул?»
И они обычно отвечают безошибочно, потому что слышат ее.
«Разрешилось на мне! До мажор!», — кричит девочка, сидящая на первом стуле.
Часто ребята хотят предугадать очередное разрешение, конечный пункт «путешествия». Девочка, сидевшая на втором стуле, думала, что следующим разрешением будет ее стул, «соль мажор». И так и было бы, если бы мы «пересели на другой поезд», то есть начали бы путешествие с ноты ре. Однако мне захотелось удивить детей: оказалось, что пересаживаться нам некуда и отправляться в следующую поездку мы можем только с той ноты, на которой остановились. «Пересадка отменяется. Начинаем с до». Каково же было удивление девочки, сидевшей на втором стуле, когда она услышала в разрешении «фа мажор»! Даже растерялась…
Так мы можем путешествовать по тональностям с доминантсептаккорд ом очень долго. В самых различных вариантах. В этой игре усваивается правильная последовательность тональностей кварто–квинтового круга. И все это — не что иное, как подготовка к умению переходить в любую тональность.
Дети уже поняли, что благодаря доминантсептаккорду они могут переходить в любую тональность. Надо остановиться и дать им возможность поиграть уменьшенные и увеличенные трезвучия не только потому, что они еще практически не знакомы с обращениями доминантсептаккорд а, но и потому, что это потребовало бы очень больших пианистических возможностей — растяжения ладонных мышц. Обращения доминантсептаккорда малыши, в принципе, могут играть только распределенными на две руки. На данном этапе урок посвящается лишь объяснению обращений доминантсептаккордов: дети играют и следят, «где секунда». Если наверху — это квин–тсекстаккорд, если в середине — терцквартаккорд, а если внизу — секундаккорд. Дети играют двумя руками, гармонически, а я — мелодически. И на этом мы пока останавливаемся.
ПЕРЕХОД К ИГРЕ АККОРДА ОДНОЙ РУКОЙ
Я начинаю с того, что играю аккорды натурального звукоряда. Дети повторяют за мной.
Далее начинаем играть трезвучия по хроматизмам. Для более свободной двигательной ориентации на клавиатуре мы исполняем мажорные, минорные, увеличенные и уменьшенные трезвучия разными способами. Берем одновременно двумя руками одно и то же трезвучие в разных октавах и играем по всей клавиатуре вверх и вниз.
Можно взять трезвучия в соседних октавах двумя руками, перенести одновременно в разные стороны и — возвратиться.
Можно играть трезвучия по всей клавиатуре вверх и вниз через октаву.
Наконец, можно захватить по пути бас и попутешествовать по разным тональностям. И так далее и тому подобное, потому что вариантов — множество.
А в это время уже подготовлены новые карточки. Их 24. На одной стороне карточки обращения интервалов, образуемых основными ступенями лада, натуральный звукоряд и обращения трезвучий Тоники, Доминанты и Субдоминанты. На другой стороне — уже знакомые гармонические обороты в различных фактурных вариантах. Дети, которые к этому времени еще не очень хорошо «слышат», при домашней работе могут пользоваться такими карточками. На каждом уроке по специальности мы работаем с этими карточками. Затем загадки — в какой тональности я играю? Играть и загадывать может и ученик.
Дети овладели первичными пианистическими навыками и уже в 4 года вполне могут (если позволяет пианистический аппарат) играть вместо гамм кадансы и пятипальцевые упражнения во всех тональностях.
Урок нужно проводить на материале курса гармонии и знакомить с тональностями через игру кадансов. Когда выйдет набор моих музыкальных игр, можно будет при помощи магнитных досок самыми разными способами видоизменять и карточки, и ноты. Ученик сможет, используя усовершенствованные «карточки», разнообразить игру различных гармонических формул.
ЗНАКОМСТВО СО СТУПЕНЯМИ НАТУРАЛЬНОГО ЗВУКОРЯДА
Это очень важный момент для дальнейшего обучения. Малыши уже знают, что основные функции лада располагаются на I, IV и V ступенях. Играя трезвучия натурального звукоряда, они познакомились с остальными ступенями, не менее важными. Используя примеры из сборника М. Калугиной и П. Халабузарь «Воспитание творческих навыков на уроках сольфеджио», подготавливаю слух детей к более сложным гармоническим задачам, подробнее знакомлю с оставшимися четырьмя ступенями. Каждая из них получает свой эмоционально–зрительный образ, подкрепленный звуковым.
Один из уроков — знакомство с нижней (III) и верхней (VI) медиантами. Третья ступень — это «младший брат Короля». Она звучит не так основательно, как первая. Если первая ступень мажорная, то третья — минорная в натуральном звукоряде. «Младший брат» — его можно показать даже образно, он чуть меньше Короля. Шестая ступень — красивая. Мне она очень нравится. И дети это знают. Они всегда улыбаются, когда слышат ее: «Это — Татьяна Борисовна». Шестая ступень — минорная, грустная, и дети это слышат.
На следующем уроке‑VII и II ступени натурального звукоряда. Седьмая — самая неустойчивая ступень. Ее ученики показывают, стоя на одной ножке; они уже немножко с ней знакомы, это уменьшенный септаккорд — «Черный Лебедь». А септаккорд второй ступени — «Белый Лебедь».
Пока малыши практически еще не могут играть септаккорды. Но я сама играю аккордовые секвенции в различных фактурных вариантах в определенной тональности и подсказываю (мимикой, через передачу звукового образа, через образное звучание) ступени сыгранных аккордов. Через некоторое время дети называют ступени без подсказок.
Каждый урок может быть посвящен слуховому погружению в одну одну из 24 тональностей. Ребенок узнает и называет аккорды всех ступеней в этой тональности. Через полтора–два года, как правило, он знаком уже со всеми видами диатонических трезвучий и септаккордами всех ступеней, слышит их и называет (хотя до игры четырехзвучных аккордов одной рукой еще очень далеко).
МОДУЛЯЦИИ
После того как освоена игра трезвучий во всех 24 тональностях, знакомимся с самыми простыми видами модуляций на сопоставлении двух тональностей. Лучше всего начать с одноименных тональностей. Например, ученица играет пьесу «Клоуны» Д. Кабалевского. Предлагаю ей сыграть аккордовое сопровождение, а сама исполняю начало пьесы на другом рояле. Первый аккорд в ля мажоре, второй аккорд — в ля миноре (одноименная тональность).
Таким же образом через музыкальное произведение я даю примеры для ознакомления и с параллельными тональностями.
Затем даю простое упражнение, развивающее слуховые навыки по определению модуляции в тональности первой степени родства. После тонического трезвучия я играю доминанту следующей тональности и предлагаю подсказать мне, в какую тональность теперь «пойти». Ребенок должен определить тонику следующей тональности по слуху. Все ответы, которые предлагают дети, я воспроизвожу на клавиатуре, и они сами выбирают лучше всего звучащую тональность. Это и есть правильный ответ.
Примеры в сборнике М. Калугиной и П. Халабузарь «Воспитание творческих навыков на уроках сольфеджио» помогают нам подготовить учеников к решению многих слуховых задач (отклонения в тональность субдоминанты, модуляция в тональность доминанты и т. д.). Приходит время — и ребенок начинает играть то, что ранее научился распознавать на слух. С системой буквенных обозначений аккордов он познакомится так же естественно, но чуть позже.
Здесь пора остановиться. В мои задачи входит описание лишь первого этапа обучения практической гармонии детей дошкольного возраста. Намеренно даю в этой главе только первоначальные установки, дальнейшее — это уже задача, которая стоит перед педагогами, работающими с более старшими детьми.
Но главное, что хотелось бы показать: малыши, пианистические возможности которых не позволяют взять четырехзвучный аккорд, легко могут воспроизвести его двумя руками; а то, что они слышат любые диатонические аккорды, трех– и четырехзвучные — доказано всей моей практикой.
В моем классе ученики именно так начинали овладевать начальной гармонией, и часто складывалось впечатление, что все они имеют абсолютный слух. Но это не так. У них прекрасно развит гармонический слух, о котором Г. М. Цыпин писал: «Развитой гармонический слух, как и полифонический, — более высокий, по сравнению с мелодическим слухом, этап общей музыкально–слуховой эволюции учащегося».
Как правило, в первые годы моим ученикам на концертах и экзаменах не удается показать высокий профессионализм. Сначала это меня огорчало. Но в итоге я поняла, что невозможно справиться одновременно с несколькими сложными задачами: дать серьезные, глубокие знания по теории, заниматься практической гармонией и при этом добиваться идеальной «чистоты исполнения». Однако весь мой многолетний педагогический опыт доказывает: те знания, которые дети получают в первые годы, со временем «прорастают», и тогда их игра может достичь профессионального уровня.
ЧТЕНИЕ С ЛИСТА
В этой главе я попытаюсь описать этапы обучения, подготавливающие ребенка к развитию навыка беглого чтения с листа. По существу, это этапы, которые готовят к формированию связей «вижу — слышу — осязаю», т. е. прочтению графического нотного знака «сплавом»: зрительно, внутренним слухом и моторно–осязателыю.
Разделить этапы обучения на практике очень сложно. Они тесно связаны между собой, и переход от одного к другому зависит от индивидуального восприятия каждого учащегося, от его «внутреннего темпа», от особенностей зрения, слуха, моторики, врожденного чувства ритма и пр. Однако главное заключается в том, чтобы все эти этапы дети осваивали не механически. Мы призваны открыть им, что изображенные на странице точки означают не просто звуки, а целый мир волшебных сказок, историй, рассказов, баллад…
Помню, как в детстве, привлеченная каким–либо музыкальным произведением, я пыталась сыграть его, чтобы выразить душевные порывы и фантазии, рождаемые услышанной музыкой. Но сразу же сталкивалась с чудовищными сложностями чтения с листа. Как мучительно было чувствовать себя в полной зависимости от нотного текста. Игра становилась поверхностной — все силы отнимало механическое воспроизведение нот, не оставлявшее ничего для души и чувств. Вероятно поэтому я не вызывала своей игрой положительных откликов у преподавателей, скорее наоборот. Не забуду, сколько времени и сил уходило на нудное заучивание нот. Иногда я впадала в отчаяние и вообще прекращала домашние занятия, надеясь, что на очередном уроке мне поможет педагог. В сущности, все уроки и уходили на разучивание нотного текста. И понятно, что ни о каком воспитании чувств, ни о какой увлеченности и любви к музыке речи быть не могло.
По той же причине мне не посчастливилось стать свидетелем творческого раскрытия своего сына — из–за очевидных просчетов на самом раннем этапе его обучения. Ведь именно в детстве рождается у человека артистическая индивидуальность, которая требует беспредельного самовыражения. Моего сына в дошкольные годы учили обычным, принятым всеми стереотипным методом, хотя занимался он в элитарной музыкальной школе у очень известного педагога.
С самых первых уроков, занимаясь с малышом, мы невольно заглядываем в будущее. Поэтому уже первое знакомство с нотами — это основа подготовки к необходимому для каждого музыканта навыку беглого чтения с листа. Много лет назад я начала использовать цветные ноты при знакомстве детей с нотной грамотой, опираясь на хорошо развитое у них цветовое восприятие. От цвета, который стал символом определенной ноты, можно плавно перейти к черно–белому нотному тексту.
Итак, первый этап — цвет как символ конкретной ноты. Второй — изображение цветной ноты на нотоносце. Третий — небольшое усложнение, постепенный переход к черной ноте с цветным штилем.
Четвертый — сольфеджирование черных нот на крупном нотоносце. Пятый — эскизное чтение с листа в ансамбле с педагогом. Мой опыт показал, как далеко еще малышу, прошедшему первые пять этапов, до того момента, когда он перейдет к восприятию полных музыкальных фраз (к недифференцированному восприятию нотного текста).
Шестой этап — складывание из отдельных нот фраз и предложений. Здесь необходимо не столько сольфеджирование, сколько рифмованная подтекстовка. Для ясного осмысления фразы желательно расцвечивать мелодию, которую играет ребенок, аккомпанементом (гармоническое сопровождение) и для большей образности добавить изобразительный ряд. Все это создает наглядность, и возникающие образы прекрасно воспринимаются детьми. Стиховое сопровождение учит ребенка лучше осмысливать музыкальную речь, уметь выделять главное. Хорошие иллюстрации вызывают интерес к музыкальному тексту и помогают лучше выразить содержание пьесы.
Завершающий, седьмой, этап — эскизное чтение с листа целых произведений. На этом этапе чрезвычайно важно заниматься сочинительством.
СОЛЬФЕАЖИРОВАНИЕ
Пение и сольфеджирование должны сопровождать игру в течение начального процесса обучения.
Пример из моей практики. Ребенок с частичными парезами, вызвавшими нарушения в артикуляции, проговаривании слов, дыхании, движении различных групп мышц. По–видимому, из–за существующих трудностей он не хотел сольфеджировать, и я не принуждала его. Поскольку мальчик пришел ко мне уже в в» озрасте восьми лет, я сосредоточила усилия на организации его пианистического аппарата. Мы достигли в этом значительных успехов, но через несколько месяцев обнаружилась его абсолютная беспомощность в чтении с листа, хотя он прекрасно знал все ноты. Я растерялась — сольфеджирование было необходимо для дальнейшего музыкального развития ученика. Так как, с одной стороны, я не могла ставить перед ним недоступные для него задачи разбора пьес, а с другой — следовало продуктивно заполнить время, мы стали играть кадансы и транспонировать, то есть заниматься развитием слуховых навыков. Этот период продолжался достаточно долго.
Помощь неожиданно пришла от бабушки. При подготовке к детскому празднику она попросила внука пропеть тему тореадора из оперы «Кармен», поскольку на праздник он шел в костюме матадора. Видимо, большое желание и увлеченность помогли ребенку преодолеть трудности. В результате он пришел на урок и продемонстрировал свои успехи — свободно просольфеджировал.
К этому времени пассивно мальчик был знаком с разнообразным репертуаром, так как достаточно часто присутствовал при сольфеджировании других учеников. Поэтому, прослушав его арию, тут же поставила на пюпитр уже знакомые ему произведения, и он с удовольствием полтора часа сольфеджировал их. С урока уходить не хотел. Уверена, что через несколько месяцев, осилив все последующие этапы, он будет прекрасно читать с листа. Такие случаи в моей практике уже были.
Чем помогает сольфеджирование при обучении чтению с листа? Сольфеджирование — это звуковое наполнение «точек–нот», оживление их. Ребенок еще не играет, но уже самостоятельно озвучивает знакомые ему ноты. На первых порах играю я, а он следит за текстом и сольфеджирует, привыкая таким образом к звучанию нотного текста. У него при этом задействована цепочка «вижу — слышу — пою».
В вопросе о том, насколько необходимо сольфеджирование и как долго оно должно продолжаться, у педагогов существуют разногласия, в основе которых лежит убеждение, что речевой звук может мешать вслушиваться в музыкальную ткань. Но ведь большинство учителей, не задумываясь, заставляют детей считать вслух при разучивании музыкального произведения, при этом как бы забывая, что счет — тоже «речевой звук»! Я — абсолютная противница счета вслух! Вот он–то действительно мешает вслушиваться в музыкальную ткань. Мои ученики обращаются к счету лишь в исключительно сложных местах — при логическом анализе ритмических сложностей. А это совсем другое дело.
Нельзя впадать и в другую крайность. Если сольфеджирование навязывать долгие годы, вплоть до игры сонат Бетховена, — это принесет больше вреда, чем пользы. Мне приходилось присутствовать на домашних занятиях 12-летнего мальчика, который в течение почти четырех часов, играя сложнейшие произведения, беспрестанно их сольфеджировал. Впоследствии услышала эти произведения в его концертном исполнении. Да, его игра была технически безупречной. Но было видно, что он незаметно для слушателей напрягал мышцы лица и шевелил губами. И более того — исполнение было безжизненным, лишенным смысла и вдохновения.
Как только мои ученики начинают свободно читать с листа, они не сольфеджируют при разборе.
ЗРИТЕЛЬНЫЙ ОХВАТ НОТНОГО ТЕКСТА
Следующим этапом в обучении чтению с листа является приобретение навыка широкого зрительного охвата нотного текста. Для этого мною придумано несколько игр.
«Движущееся окошко». Сделать «окошко» очень просто из листа картона в формат одной строчки нотного текста. В сущности — это движущаяся внутри пластинки рамочка. «Окошко» вынуждает при игре не задерживать взгляд на той ноте, которую играешь, а заглядывать чуть вперед. Но насколько вперед — это зависит от зрительных и слуховых возможностей. Кстати, при помощи этой игры мы можем определить, на сколько тактов вперед в состоянии видеть ребенок.
«Пазл» — . Что такое обыкновенный «пазл»? Из частей картинки надо собрать целое изображение. Что такое музыкальный «пазл»? Из частей (тактов) нотного текста надо собрать целый текст. Для того чтобы играть в «пазл», надо приготовить нотный текст в двух экземплярах. Один служит образцом («целым изображением»), а второй — разрезан на такты. Задача понятна — собрать из тактов целое произведение. Эта игра может иметь несколько степеней сложности.
Первый этап. Ребенок сольфеджирует нотный текст под мой аккомпанемент. Это можно делать еще тогда, когда он не играет самостоятельно. Сольфеджируя, он подбирает части «пазла» (такты), зрительно ориентируясь на целое изображение — как по картинке.
Второй этап. Ученик уже начал играть, овладев простейшими навыками. Кладу на стол страничку с пьесой. Карточки разложены по группам, около каждой строчки. Внутри группы порядок тактов нарушен. Ребенок сольфеджирует под мой аккомпанемент и в это же время выбирает из группы карточек, лежащих около той строчки, которую я играю, соответствующую карточку–такт. Глаза как бы оглядывают весь текст, затем подглядывают в соседний такт, пока не сумеют охватить взглядом целую фразу. Точно так же, играя одну фразу, мы видим уже следующую.
Третий этап. Карточки–такты, перемешанные внутри каждой строки, лежат группами на столе в правильной последовательности строк. Образца, по которому ребенок раньше собирал «пазл», уже нет. Под мой аккомпанемент ученик должен расставить такты в каждой строчке, ориентируясь не на изображение, а на свой слух.
Четвертый этап. Перемешиваю все карточки–такты, и ребенок, ориентируясь лишь на слух (сольфеджиро–вание и мой аккомпанемент), раскладывает их в правильном порядке.
Первый «пазл» я сделала к «Колыбельной» И. Брамса. После того как один из моих шестилетних учеников успешно научился раскладывать карточки–такты по строчкам, он неожиданно взял нотный текст «Колыбельной» и свободно прочитал с листа. Без какого–либо моего участия. С тех пор он не испытывает трудностей при чтении с листа.
Чисто методические требования к использованию «паз–лов»: текст пишется очень крупными нотами, нотоносцы отстоят друг от друга на значительном расстоянии, как и строчки. Используются некоторые сборники, изданные с учетом этих требований, но можно написать ноты и самим. Конечно, следует начинать с коротких произведений — в одну–две строки. В этом случае страница должна иметь соответствующий формат (не следует оставлять незаполненное, пустое пространство). Но опыт показывает, что если сразу давать ребенку произведение в четыре строки, он успешно справляется с таким «пазлом».
«Карточки». На большом столе разложены карточки с короткими музыкальными фразами из всевозможных классических произведений — от пьес Чайковского («Детский альбом») и Шумана («Альбом для юношества») до скрипичного концерта Мендельсона. На обратных сторонах карточек — название произведения, имя и годы жизни композитора.
Я исполняю музыкальную фразу, которая записана на одной из карточек. Ученик, слушая, ищет среди карточек, лежащих перед ним, звучащее произведение. Начинать игру надо с небольшого количества карточек, постепенно увеличивая его.
Эта игра развивает способность концентрировать внимание, распознавать звучащие ноты, озвучивать увиденный нотный текст, охватывать взглядом целиком весь отрывок и моментально сравнивать его с несколькими другими. Более того, карточки позволяют познакомиться с музыкальными темами не только из фортепианной литературы, но и из вокальной, инструментальной, симфонической, оперной, камерной. При этом мы узнаем не только темы, но и названия произведений, имена композиторов. Уже четырехлетние дети прекрасно справляются с этой игрой. Правда, читать они еще не умеют, и я читаю им все, что написано на обороте карточек.
В случае, когда выбрана не та карточка, я ставлю ее на пюпитр и играю то, что получилось. Реакция очень разнообразна и интересна, но главное — дети слышат, что ошиблись!
Если ребенок успешно справляется со всеми тремя описанными играми, можно быть уверенным, что он будет без затруднений самостоятельно читать с листа.
ЭСКИЗНО-АНСАМБЛЕВАЯ ИГРА
Пример моего ученика, самостоятельно сыгравшего «Колыбельную» И. Брамса, привел к решению ввести в процесс обучения продолжительный этап эскизно–ансамблевой игры. О ней и ее значении для развития пианистических навыков я уже писала выше, однако здесь, обсуждая проблемы, возникающие в процессе чтения с листа, хочется еще раз вернуться к этой теме.
Эскизная игра — это не только беглое разовое прочтение произведения. Если не ограничивать себя временными рамками, не находиться постоянно под «дамокловым мечом» концертов и экзаменов, можно превратить ее в творческий процесс, расширяющий слуховые, зрительные и образные представления учеников. Строго выработанной методики эскизной работы над произведениями, в сущности, нет. Но во время работы возникают неожиданные решения. Какие–то приемы подсказывают сами дети,
Эскизно–ансамблевая игра занимает одно из главных мест в моей педагогической практике. Она как бы подводит ребенка к самостоятельному творчеству, вселяет уверенность в свои силы. Конечно, приходится брать на себя наиболее сложную часть исполнения, но при этом стараюсь отойти на второй план, давая ученику ощущение, что это он так замечательно играет. Мы исполняем двухручные пьесы в четыре руки. Если малыш ведет сопровождение, я разрешаю ему играть, самостоятельно распределяя гармонию между двумя руками. Потом мы меняемся ролями. Дома он пытается объединить обе строки текста, чтобы исполнить произведение так же, как оно звучало в классе. Я не даю такого задания — ему самому хочется играть.
Приведу пример с семилетним учеником. Идет урок, на котором мы играем в четыре руки все пьесы в тональности ми бемоль мажор (Es–dur). Исполняем «Вальс», «Немецкую песенку» и «Неаполитанскую песенку» из «Детского альбома» П. И. Чайковского. В класс заходит ученица, и мальчику очень хочется показать ей, как он хорошо слышит все ноты вразбивку и как точно угадывает тональности. Неожиданно для него открываю сборник «Фортепианные пьесы для детей» (под редакцией Максвелла Экштейна) и предлагаю проиграть гармоническое сопровождение «Песни венецианского гондольера» Ф. Мендельсона в тональности фа диез минор, то есть тональности, в которой никогда раньше не играли. К моему удивлению, он без труда справился с задачей. Тогда я открываю другую страницу, на которой оказывается отрывок из сонаты Шопена «Похоронный марш». (Мы любим открыть наугад любую страницу и играть пьесу, которая оказалась на ней.) Играем Шопена, и вдруг ученик останавливается и говорит: «Как мне это место нравится! Я хочу сам играть». И начал играть впервые увиденное произведение с листа, самостоятельно. И у него прекрасно получилось!
Но что удивило больше всего — у этого мальчика очень подвижная нервная система, он не умеет на чем–то долго концентрировать внимание, всегда неряшливо относится к аппликатуре, не замечает тонких деталей нотного текста, и в его игре все это обычно выявляется… Но в тот раз он играл абсолютно чисто! Следовательно, уже был готов к самостоятельной эскизной игре. Этап ансамблевой игры закончился.
Мне кажется, что успехи этого ученика — результат долгого периода эскизно–ансамблевой игры, который был пройден им. Часто повторяю, что учитель, занимаясь с ребенком, должен учитывать его желания, особенности душевного склада и типа нервной системы. Три года назад, только начав заниматься музыкой, этот малыш проводил большую часть урока, сидя на дереве в моем саду. Его внимание привлекала лишь моя игра по сборнику с картинками. Он любил послушать немного, посмотреть на картинку — и то недолго. Урок, на котором он играл Шопена, — итог долгого и сложного педагогического процесса.
СОЧИНИТЕЛЬСТВО
Разработанной методики детского музыкального сочинительства для самых маленьких пока еще нет. Хочу остановиться лишь на основных моментах, с которыми знакомятся мои ученики. Не надо забывать, что я работаю с трех–четырех летними.
Заниматься простейшим сочинительством дети начинают уже тогда, когда знакомятся с первыми интервалами. Они либо завершают тоникой простую мелодию, либо заполняют пропущенные такты. Можно использовать музыкальные загадки, подобные тем, что приведены выше. Кстати, именно на этом этапе закрепляются навыки записи нотного текста. Подробно об этом пишу в главе «Теория музыки в образах».
В другой главе — «Нотная грамота» — я останавливалась на описании ритмических диктантов. После завершения таких диктантов обычно предлагаю написать мелодию на выбранное для ритмического диктанта стихотворение в определенном интервале.
Следующая, более сложная задача — написать мелодию на стихи в форме диалога, так чтобы вопрос и ответ звучали в разных интервалах, но в пределах одной октавы. Образцом в этой работе служит для нас уже упомянутая песенка о Чижике из сборника Л. Хереско.
Сочинение по образцам.
К этому этапу мы переходим лишь тогда, когда ребенок уже играет кадансы.
В сборнике В. Подвала «Давайте сочинять музыку» напечатаны «Неоконченные вариации», которые задуманы так: дается тема (мелодия с гармонией), в которой приведена лишь первая фраза мелодии, а следующая оставлена пустой; в заключении первая фраза дана также целиком, но на альбертиевых басах, а вторая — без сопровождения. Используя гармоническую основу темы, дети раскладывают аккорды в том фактурном изложении, которое задано (вальс, мазурка и т. д.). Конечно, они видят перед собой фактурные примеры, данные на первых строчках, и, записывая свой аккомпанемент, заглядывают в тему. Сочиняя мелодии для вариаций, малыши знакомятся со вспомогательными и проходящими звуками. Показываю им, что некоторые звуки не входят в гармонию, однако присутствуют в мелодии.
С трехчастной формой (ABA) я знакомлю учеников на примере старинного английского танца — контрданса. Не изменяя аккомпанемента, мы сочиняем новые мелодии. Помогает ритмический образец. По образцам сочиняем менуэты, бура, вальсы, марши и пр.
На начальном этапе некоторые малыши не могут сочинять без образца. Я сама сочиняю для них маленькие пьесы, не больше одной–двух строк с простейшими гармоническими последовательностями. При этом использую форму музыкального диалога — «вопрос — ответ». Записываю в нотной тетради вопрос, заполняя его и мелодически и гармонически, а ученик дома сочиняет ответ, написав только мелодию. На этом этапе перед педагогом открываются широкие возможности. Можно включать в «вопросы» самые разнообразные варианты: синкопированный ритм с использованием секвенций, вспомогательные и проходящие хроматические звуки (это очень украшает мелодию).
Занятия сочинительством в форме «вопрос — ответ» позволяют выявить дар импровизации. Если этот дар есть, начинаю заниматься подбором по слуху.
Через некоторое время дети уже сами сочиняют пьесы в форме диалога, и в классе я прошу их транспонировать собственные произведения. На этом же этапе они переходят к сочинению по образцам канонов и хоралов, чтр очень помогает развитию полифонического слуха.
Аккомпанемент.
Я не ставлю перед собой цель подробно знакомить учеников с законами аккомпанемента и подбора, так как для этого следовало бы заниматься гармонией. Но исходя из их пианистических возможностей, простые каденции могут дополняться более сложными аккордами, мелодической фигурацией и т. д. Естественно, что до определенного возраста аккомпанемент распределяется между двумя руками, мелодия при этом пропевается. Приобщение к таким несложным видам музыкально–художественного творчества зарождает в детях подлинный интерес к музыке.
Влияние музицирования наиболее ярко отражается на изменении отношения ребенка к работе над классическим репертуаром. Музыка становится источником музыкальных образов и гармоний. Одновременно с сочинительством дети уже занимаются эскизной игрой, и они начинают обращать внимание на более тонкие детали нотного текста: штрихи, обозначения темпов и т. д. Более того, я прошу их использовать эти детали в собственных сочинениях. В результате они начинают относиться к штрихам, аппликатуре, темпу и прочему гораздо более внимательно.
САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ ЭСКИЗНАЯ ИГРА
Эскизное исполнение произведения не ставит перед собой цель добиться чистоты и абсолютной точности исполнения. Здесь неизбежно присутствует некоторая приблизительность, несмотря на то, что педагог своей игрой как бы подтягивает ребенка до своего уровня.
Учитывая задачи, которые встанут перед учеником в скором времени, я использую почти забытое сегодня прослушивание с нотами в руках записей музыкальных произведений в исполнении великих мастеров. Слушание музыки с одновременным чтением нотного текста — быть может, один из наиболее действенных приемов воспитания музыкального мышления. Конечно, лучше ходить на концерты выдающихся исполнителей. Но и в домашних условиях можно анализировать игру виртуозов.
Мы эскизно проходим весь «Детский альбом» Чайковского, с первой до последней пьесы, и лишь впоследствии дети самостоятельно выбирают те из них, которые наиболее им близки. «Детский альбом» в исполнении ансамбля В. Спивакова позволил одному из моих учеников совершенно по–новому прочесть уже знакомые ему пьесы. Прослушав запись на компакт–диске не в фортепианной, а в оркестровой интерпретации, он уловил тембровые краски и, сольфеджируя, настолько увлекся, что начал дирижировать, полностью погружаясь в музыкальные образы. Потом попытался на фортепиано передать родившиеся в нем образы и ощущения. На следующем уроке мальчик прекрасно сыграл «Неаполитанскую песенку» Чайковского. Он приготовил ее совершенно самостоятельно, дома, под впечатлением услышанного. Конечно, в его игре были недостатки, но я не стала даже обсуждать их, лишь поблагодарила за чудесное исполнение. То, что произошло, было для меня гораздо важнее, нежели абсолютно точное воспроизведение «Неаполитанской песенки». Главное — ребенок поверил в свои силы и сумел без посторонней помощи справиться с новой для него задачей.
Чрезвычайно велик психологический фактор — когда малыш сам разобрал произведение и принес в класс свой первичный разбор! Тут очень важно поддержать инициативу и стремление к самостоятельности. Во–первых, надо обязательно дослушать его игру до конца — в этом, прежде всего, проявляется уважение к творческой личности ребенка. Во–вторых, во время игры нужно постараться определить его личное отношение к произведению, его мысли и чувства. Все это открывается через творческое самовыражение.
Очень важно после игры поблагодарить ученика, одобрить его домашнюю работу и сказать теплые слова о всех удачных моментах разбора. Только не о слабых! И лишь потом в очень тактичной и дружеской форме обратить внимание на неточности и поработать над узловыми моментами. При этом, мне кажется, вряд ли стоит педагогу полностью внушать, передавать ребенку свои личные ощущения, навязывать собственные толкования. Главное — проникнуть в образ, созданный им самим, тогда можно победить и технические, и любые иные трудности.
Ребенку необходимо выразить себя, и не стоит ограничивать его фантазию. Какое счастье испытывает педагог, когда во время игры следит за лицами детей, за выражением их глаз! Как прекрасно, когда они постигают тайны художественного образа и при этом в совместном творчестве происходит таинственный процесс полного слияния ученика и учителя.
О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ
Мой многолетний опыт показал, что способность ученика к усвоению нотной грамоты и способность к свободному чтению с листа зависит от множества факторов. Больше других испытывают трудности дети с нарушением зрения. В большинстве случаев консультации со специалистами помогают решить возникающие проблемы. Очень важна зрительная гимнастика (см. главу «Движение. Гимнастика. Дыхание»).
Почувствовав даже небольшую трудность, малыш неизбежно стремится переключить внимание на что–то более приятное, отвлечься от процесса обучения. Отсутствие внимания — первый симптом того, что у него есть проблемы! Как правило, в таком случае замедление процесса обучения дает хороший результат. Концентрации внимания можно достичь множеством «побочных» способов, например, предложив новую игру, научив писать музыкальные диктанты и т. д.
Особая проблема — осязание. То, как пианист прикасается к клавишам, можно сравнить с осязательными навыками слепых людей, когда они читают двумя руками по выпуклым изображениям букв. Если у ребенка выпадает хотя бы один из элементов цепочки «вижу — слышу — думаю — осязаю» и он испытывает трудности, создаются те психологические барьеры, из–за которых даже способные дети зачастую отказываются от занятий музыкой.
Грубейшая ошибка педагогов — стремление посадить ребенка за инструмент раньше, чем у него в результате подготовительных занятий начали формироваться необходимые слуховые и зрительные навыки. Если осязание «включается» раньше слуха и зрения, то музыкально одаренный ребенок, может быть, и «выживет», но чаще всего даже при высокой степени одаренности такая последовательность приведет к задержке музыкального развития.
Если задолго до того, как малыш начнет играть, мы поможем ему, используя многочисленные внешние стимулы, достичь высокого музыкального развития, заполнить его внутренний мир богатыми слуховыми представлениями, то даже не очень одаренные дети смогут добиться потрясающих результатов. Выше я уже писала, что часто после открытых уроков коллеги приходили к выводу: в моем классе все от природы талантливы. Но это вовсе не так! Дети были разными, однако благодаря правильному подходу к начальному этапу обучения многие природные недостатки удавалось преодолеть.
Все влияет на процесс обучения: тяжелый характер, плохое воспитание, избалованность, какие–либо недуги (наследственные или приобретенные). Но правильный подход к каждому ребенку и тесный контакт с родителями в конце концов помогают справиться даже с самыми большими трудностями. Правда, иногда процесс начального обучения растягивается на долгие годы.
Любая методика является результатом длительной работы конкретного педагога. Естественно, что в руках другого учителя эта методика может явиться лишь схемой, тем стержнем, вокруг которого творческий человек создаст что–то свое, более близкое ему. Многое в педагогических приемах почти непередаваемо, невербализуемо, многое держится на интуиции.
Я поставила перед собой задачу — изложить как можно более логично разработанную мной комплексную систему обучения, осознавая некоторую условность последовательности изложения. Но каждый педагог сможет на основании собственного выбора сочетать те или иные приемы и методы в самых различных комбинациях. Увлеченность своей профессией, желание, чтобы ученики полюбили музыку, подскажут ему собственный путь.
Свободное и беглое чтение с листа — это один из ключевых моментов музыкального образования, основа будущей самостоятельности ученика. Оно пробуждает интерес к музыке и вселяет веру в свои возможности. Мне пришлось убедиться в том, что ребенок, свободно владеющий искусством чтения нот, не расстается с музыкой всю свою жизнь. Педагог и ученик, не обремененные трудностями чтения нотного текста, погружаясь в музыку, чувствуют удивительное слияние душ, которое преображает их, приносит безмерную радость совместного творчества.
О РЕПЕРТУАРЕ
Важность правильного выбора репертуара при обучении игре на фортепиано признается всеми педагогами. О требованиях к его подбору написаны многочисленные пособия, методические разработки и теоретические труды. Одна из наиболее известных книг — «Путь к музицированию» Льва Ароновича Баренбойма, вышедшая впервые в 1973 году.
Все педагоги, кажется, согласны с тем, что репертуар для начального обучения должен отвечать «логике усвоения и освоения ребенком материала», что должны учитываться индивидуальные особенности конкретного ученика, что музыка, «строго и сурово» отобранная для обучения, должна быть «пусть самой простой… но талантливой».
«Восприятие искусства — активный процесс, в который входят… и эмоциональное переживание, и работа воображения, и «мысленное действование». Это последнее особенно большое значение имеет в младшем возрасте (выделено мной. — Т. Ю. — Г.)», —
писал Б. М. Теплов еще в 1947 году в работе «Психологические основы художественного восприятия».
Л. А. Баренбойм продолжает:
«Следовательно — репертуар должен быть соразмерен с возрастом ученика…
При подборе репертуара педагоги «обязаны вглядываться в лицо» ребенка, вслушиваться в его реакцию, вопросы, замечания…
Неужели авторам школы (речь идет о составителях репертуара для традиционных школ игры на фортепиано. — Т. /О. — Г.) не найти тех интонаций уважительной доверительности и одновременно увлеченности, без которых нет истинного обучения искусству?
Педагогу необходимо найти на первом этапе работы тонкие и эмоционально впечатляющие ассоциативные связи с миром образов, знакомых ребенку…»
Далее Л. А. Баренбойм пишет:
«Я призываю к сочинению коротеньких фортепианных «пьес–действий» с текстом…»
Вероятно, нет ни одного педагога, не читавшего эту книгу. Но однако, до сих пор я не нашла удовлетворяющей меня «школы» и хрестоматий, построенных с учетом всех вышеперечисленных требований и возраста учеников (о трехлетних — не говорю, для них сборников нет и заведомо не могло быть). Музыкального материала масса. Но такого, который бы учитывал все «общеизвестные» требования, нет. Нет ни одного сборника, в котором бы применялся «дидактический прием расчленения задачи и поэтапного овладения отдельными элементами целого».
ПОИСК РЕПЕРТУАРА
Как и любой ответственный педагог, я провожу массу времени в поисках необходимого репертуарного материала. Всегда очень жаль родителей моих учеников — на каждый урок им приходится нести десяток сборников: из одного можно использовать пьесу, из другого — два упражнения, в третьем есть подходящая картинка, в четвертом — стихи…
В моем классе училась девочка, которая к трем годам завершила подготовительный период и была готова к игре. Возникли те ножницы, о которых я говорила в главе «Малыш за роялем»: ребенок хочет играть, но его музыкальное развитие и физические возможности не соответствуют друг другу. Естественно встал вопрос о выборе репертуара. Как быть? Я взяла обычный альбом для рисования и стала создавать сборник: вырезала картинки (или просила родителей — они замечательно рисовали), подбирала стихи, сочиняла мелодии. Опыт оказался настолько удачным, что впоследствии сделала еще несколько — для других малышей.
Все размышления о репертуаре, которые я встречала в литературе, относятся по меньшей мере к шести–семи летним. Насколько же усложняется моя задача, как и задача любого другого педагога, если ученику не больше трех–четырех лет! Выше я писала, что доигровой период обычно продолжается полтора–два года. То есть за рояль малыш садится почти пятилетним. А представьте, что талантливый ребенок начал заниматься в три года и уже через три–четыре месяца готов к игре, а в пять способен исполнять достаточно сложные произведения! Такие случаи были в моей практике. Это невероятно сложная ситуация, и работа по выбору репертуара становится иногда просто пыткой…
Вспоминается, как я искала пьесу для одной из моих учениц. Так хотелось подобрать что–то глубоко эмоциональное, чтобы эта талантливая, умная девочка «потеплела», чтобы музыка затронула тонкие струнки ее души … Что выбрать? Этими раздумьями я была заполнена настолько, что они не оставляли меня ни на минуту. Почему так трудно было найти нужное произведение? Потому что невозможно маленькой девочке предложить пьесу, в которой бушуют страсти — любовь, ненависть, ревность … А что можно? Можно показать бесконечное синее небо, теплый и нежный ветер, простор полей, красоту цветов.
Решение пришло неожиданно. Я вдруг «увидела» эту пьесу — «Маки в поле» В. Купревича из его альбома «Путевые эскизы». Поле маков, ласковое тепло солнечных лучей, красота природы … Я обрадовалась «находке», однако тут же засомневалась: не слишком ли трудна пьеса для пятилетней ученицы? Бросилась к роялю, к нотам, чтобы проверить, соответствует ли пьеса ее пианистическим возможностям… Это всего лишь иллюстрация того, как тщательно и трудно отбирается музыкальный материал, соответствующий особенностям восприятия конкретного возраста.
В главе о репертуаре нельзя не сказать несколько слов о детской психологии. На плечи педагога ложится огромная ответственность — воспитание музыкой, а это возможно лишь при глубоком психологическом анализе личности ученика, при понимании его неповторимой индивидуальности.
При выборе репертуара необходимо учитывать не только пианистические и музыкальные задачи, но и черты характера ребенка: его интеллект, артистизм, темперамент, душевные качества, наклонности, в которых как в зеркале отражаются душевная организация, сокровенные желания. Если вялому и медлительному ребенку предложить эмоциональную и подвижную пьесу, вряд ли можно ожидать успеха. Но проигрывать с ним такие вещи в классе стоит, на концерт же лучше выносить более спокойные. И наоборот: подвижному и возбудимому надо рекомендовать более сдержанные, философские произведения.
Всегда поддерживаю стремление детей играть то или иное произведение, даже не соответствующее уровню их музыкального развития и техническим возможностям. Если ученик хочет сыграть какое–то произведение, значит — оно отвечает его психологическому и эмоциональному состоянию. Пусть играет, если это созвучно его душевным струнам! Предоставьте ему такую возможность. Не жалейте на это времени — оно окупится. Поверьте, очень скоро, выразив себя и выплеснув эмоции, ребенок поостынет. Но какую пользу он при этом получит! А вы, наблюдая, увидите в нем многое, может быть до того еще не понятое вами. Ясно, что такие пьесы вовсе не надо прорабатывать в классе и тем более готовить их для концерта. Но предоставить свободу выбора нужно.
Высокий репертуарный уровень побуждает к творческим поискам художественных образов. А серый репертуар, не соответствующий уровню интеллекта, снижает стремление заниматься музыкой.
Форма самовыражения, найденная ребенком, позволяет педагогу глубже понять его личность, почувствовать, может быть, скрытые черты характера и, опираясь на лучшие стороны его души, преодолеть развитие отрицательных качеств.
При хорошем контакте с родителями педагог всегда в курсе сложностей и проблем, возникающих у ученика. Чем он может помочь ему? Только одним: через музыку разобраться в самом себе. Перенести конфликт из жизни в музыку. Подобрать такое произведение, в котором «разрешается» напряжение и утверждается светлое начало. И если вовремя и правильно сделаем это, мы поможем справиться с проблемами. Это и есть становление личности и возвышение ума.
ЗАВЫШЕННЫЙ РЕПЕРТУАР
Педагогам свойственно сравнивать игру «своих» учеников с игрой «чужих». Расскажу об одном случае. На детском конкурсе я услышала, как восьмилетний мальчик исполнял пьесу Шумана — абсолютно чисто, свободно. Не будем здесь обсуждать, что он донес до слушателей, а что так и осталось нераскрытым …
После концерта я пришла в класс с твердым решением дать эту пьесу моему ученику, тоже восьмилетнему. Мне кажется, что он справился, но лишь за счет нашей совместной работы. Мы затратили на одну пьесу несколько месяцев! Оттачивали каждый звук, каждую фразу, потому что для восьмилетнего это произведение было недоступно. Не в смысле нот, не в смысле технических задач — он «не дотягивал» до шумановского уровня образной сложности. Играл он очень хорошо, но, не понимая содержания, передавал лишь внешнюю форму. Так восьмилетний, бегло читающий ребенок читал бы «Войну и мир». Конечно, я совершила ошибку, более того — это можно было понять еще в процессе разбора, почувствовать, что его душа не готова к осмыслению столь сложного комплекса чувств.
В чем ошибка педагога, завышающего репертуар? В том, что он ставит перед детьми второстепенные задачи, при этом упуская самое главное — их музыкальное развитие. В любом случае подготовка сложного произведения к концертному исполнению — это работа не ученика (он еще не имеет основательной школы!), а его педагога. И на концерте я слышу не ребенка, а игру его учителя. Первостепенным должно стать совсем иное. Завышение репертуара позволительно в редчайших случаях сверходаренностн, но тогда это и не завышение. Для подавляющегоже большинства усложнять репертуар порочно, как преступно желание некоторых педагогов «блеснуть своими достижениями» за счет детей.
В психологии есть термин — «фактор времени»: надо терпеливо ждать и ни в коем случае не ломать, не калечить психику ребенка. Завышение репертуара приводит к психологическим травмам. Это относится и к самым талантливым — они в состоянии сыграть очень сложные произведения, поэтому к поиску репертуара для них надо подходить с особой осторожностью.
Меня очень огорчил отказ одного из учеников играть инвенции Баха, но, понимая, как трудны для детского восприятия сочинения великого композитора, как сложен путь к достижению высоких результатов, я временно пошла навстречу — ведь детей больше тянет к пьесам Чайковского, Шумана, Шуберта, Брамса. Но, играя произведения романтиков, он столкнулся с трудностями полифонического изложения. Заметив это, я предложила вернуться к одной из инвенций Баха, не очень надеясь на его согласие. Эскизно играя инвенцию (по голосам, совместно со мной), он вдруг неожиданно попросил: «Еще! Еще разочек сыграем — у меня вдруг так тепло в животике стало …» Наверное, не в «животике», а в душе у него стало тепло. Это было неожиданностью — музыка Баха вызвала такую сильную эмоциональную реакцию ребенка! Что, собственно, произошло? Просто пришло время.
Дети нуждаются в свежести репертуара, их утомляет однообразие и муштровка. В приведенном случае детальная проработка нотного текста не принесла бы результатов — лучше выйти из этого тупика, то есть забыть о пьесе хотя бы на время. Потом мы обязательно возвращаемся к ней, и пьеса оживает. И если со второго раза пьеса «получится», это может послужить началом серьезного отношения к занятиям музыкой.
БЕДНЫЙ РЕПЕРТУАР
Есть и другая крайность — занижение репертуара. Исследуя причины этого часто встречающегося в педагогической практике явления, я обнаружила некоторую закономерность. Порой наши ученики так искажают музыкальный замысел, играя сложные пьесы, совершают такие ошибки и промахи, что педагогу становится стыдно. Но на самом деле это не стыд, а страх. Что скрывать: после экзаменов происходит не обмен мнениями и совместный творческий поиск коллег, а «обсуждение» работы учителя. Иногда оно становится настоящей экзекуцией — молодому педагогу предъявляются обвинения в отсутствии профессионализма и т. д. Он сдается и начинает больше думать не об ученике, а о себе.
Вот одно из моих воспоминаний многолетней давности. Однажды моя ученица играла на экзамене пьесу П. И. Чайковского «Болезнь куклы». И вдруг неожиданно закончила эту грустную пьесу на крещендо и очень оптимистически. Чуть позже я задала ей вопрос: «Почему ты так завершила пьесу и почему выбрала такой быстрый темп?» Она ответила: «Вы же сказали, что кукла плакала и уснула за шкафом. А я подумала: девочка починит куклу, помоет ее, сошьет новое платье. И старая кукла подружится с новой, потом к ним придут деревянные солдатики и пригласят танцевать. Поэтому и закончила пьесу на крещендо! А быстро играла потому, что слезки не могут так медленно капать».
Ну что тут скажешь? Можно лишь восхищаться таким ребенком. Единственное, что могла бы к этому добавить: мы не играем с маленькими детьми «Похороны куклы». Именно поэтому у нас кукла не умирает, а засыпает под шкафом.
На разборе после концерта на меня обрушились обвинения в непрофессионализме, и «обсуждение» велось в столь неэтичной форме, что я была готова бросить работу и уйти из педагогики. «Болезнь куклы» так много, так по–разному играли, и так часто ритмические искажения приводили к искажению смысла произведения, что молодые педагоги старались не давать ее детям. Когда большие мастера стали целиком включать «Детский альбом» П. И. Чайковского в свой репертуар (Серов, Спиваков, Плетнев, и др.), я услышала разные трактовки пьесы «Болезнь куклы» и лишний раз убедилась, насколько коллеги были несправедливы ко мне. По крайней мере, в выборе темпа мы с пятилетней девочкой оказались правы. А то, что она еще более ускорила его и «придумала» самостоятельно свою концовку, — это было ее личное желание. За что же меня было казнить?
В моей памяти много подобных историй … И если бы мы не боялись аналогичных ситуаций, то давали бы своим ученикам более разнообразный и интересный материал, добиваясь при этом лучших результатов.
РАЗНООБРАЗИЕ
Когда раздумываю о репертуаре, пригодном для того или иного ученика, передо мной встает задача: найти не одну, а десятки пьес с целью закрепления материала, который проходим в данный момент. Мало дать две–три пьесы, например на игру в диапазоне каждого интервала, надо предложить двадцать пьес или больше. Чем разнообразнее они будут, тем лучше. Почему я так ратую за разнообразие? Да потому что иначе теряется интерес к игре. Представьте себе класс, в котором малыши примерно одного возраста и одних возможностей и все играют одну и ту же пьесу …
Кто из нас, прошедших через музыкальную школу, не играл детскую песенку «Василек»? Нет таких? Почему? Да потому что она представлена во всех учебных сборниках в разделе «Игра последовательности нот в пределах кварты». Другие же пьесы нужно искать по разным источникам, и на это уходит много времени. Потому так и «популярен» «Василек». Или, например, дети исполняют знаменитую песню на такие слова: «Куры, гуси да индюшки наклевалися петрушки, закусили лебедой, побежали за водой …» Замечательно, конечно, но как я могла объяснить трехлетней ленинградской девочке, что такое лебеда? Кур и гусей она, может быть, и видела на картинке. Но даже если и объясню — что дальше? Какой здесь «художественный образ»? Какой смысл? Ведь во всех теоретических трудах написано, что даже в простейших пьесах для начинающих главное — художественный образ, доступный и понятный малышам. Вот и объясняй, что такое лебеда … Беда, да и только.
Если серьезно, то я даю как можно более обширный репертуар, чтобы познакомить детей с разнообразием нотной литературы. Но для этого нужны переложения, соответствующие детским пианистическим возможностям. Нередко ученик, проучившись немало лет в музыкальной школе, знаком лишь с произведениями, которые отрабатывал в классе. Что касается симфонической, вокальной, камерной музыки, то чаще всего остается лишь сожалеть об отсутствии у детей всестороннего музыкального развития, о бедности музыкальных впечатлений.
Чтобы познакомить детей с музыкальными шедеврами (и не только на слух), рекомендую любимый мною прием эскизной игры в четыре руки. Материалом для такой игры служат облегченные переложения классических произведений. На раннем этапе использую, например, пьесу «Прыг–скок» на мотив из Венгерской рапсодии Ф. Листа (См.: А. Д. Артоболевская. Первая встреча с музыкой. М., 1986), разнообразные переложения Л. С. Ляховицкой и др. К сожалению, подобных переложений весьма мало и они редко бывают удачными.
Можно посоветовать такие издания, как австрийские выпуски «Игра на фортепиано» («Easy piano classics»), которые дают возможность познакомиться с многочисленными произведениями Бетховена, Брамса, Шуберта, Чайковского, Грига, Дворжака, Дебюсси, а также с регтаймами, блюзами и шедеврами эстрадной и джазовой музыки. Или сборники «42 классических произведения в легком переложении для фортепиано» Аллана Смолла («42 Famous Classics arranged for easy piano») и «Легкие классические пьесы для фортепиано» («Easy piano classics») под редакцией Джеймса Бастьена, изданные в Калифорнии. Эти пьесы — не переложение для игры в четыре руки, но в начале обучения играем их совместно: я веду тему, а ребенок — сопровождение двумя руками. И лишь со временем дети возвращаются к уже знакомым, близким, полюбившимся им классическим темам, играя самостоятельно.
Сколько пьес обычно выучивают в музыкальных школах, при том, что ученик прорабатывает все скрупулезно? В лучшем случае, 8–16 пьес в год. И это все. Он полностью зависит от педагога, а педагог — от плана, то есть строго установленных сроков концертов, экзаменов и прочего.
Однажды ко мне в класс привели новенькую — талантливую семилетнюю девочку, которая три года училась в музыкальной школе. Шел групповой урок, на котором мы играли переложения классических произведений. Один ребенок играл в ансамбле со мной, а остальные отгадывали, что именно мы исполняем. И так — по очереди со всеми детьми. Это был наш традиционный урок «музыкальной литературы», хотя я никогда его так не называла. Дети узнавали произведения Грига, Шопена, Баха, Моцарта … Новая ученица сидела растерянная, расстроенная и неожиданно заплакала. Она упорно и интенсивно занималась три года, прекрасно играла несколько сложнейших для ее возраста произведений, однако этим и ограничивались ее музыкальные впечатления …
Мне могут возразить: знакомить детей с музыкальной литературой не входит в задачи педагога по специальности. Но речь–то идет о самых маленьких, и я убеждена, что первый педагог не должен ждать, когда его ученик начнет ходить на уроки «музыкальной литературы». Вводить детей в мир Музыки — вот наша задача.
ДЕТСКАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Несмотря на большое количество публикуемого нотного материала, в пособиях редко учитывается главное — взаимодействие всех элементов начального обучения в аспекте возрастных физиологических возможностей детского игрового аппарата. Обычно первые несколько страниц состоят из несложных коротких мелодий, затем быстрый переход к игре легато, а потом внезапно резкое усложнение материала.
Я ни разу не встречала пособий, где имелся бы продуманный и соответствующий детскому возрасту репертуар. Более того, музыкальные произведения в существующих сборниках не всегда доступны детскому пониманию, не отвечают музыкальным возможностям ребенка и особенностям его восприятия. По сей день нет ни одной «Школы для игры на фортепиано», в которой было бы соблюдено правильное расположение материала, с учетом поэтапной последовательности педагогических задач. Многие педагоги продолжают заниматься по сборнику Николаева, выпущенному несколько десятилетий назад, — без иллюстраций, с бедным поэтическим материалом, мелким нотным текстом и пр. Хотя, в сущности, это скорее хрестоматия, а не Школа.
«Путь к музыке» Л. Баренбойма, Ф. Брянской и Н. Перуновой — безусловно интересная книга, но она для учителей: советы педагогам о том, какими приемами можно пользоваться, чтобы заинтересовать малышей и сделать обучение более живым.
Каким мне видится детский сборник? Пусть с учетом специфики детского восприятия мелодии в нем будут незатейливыми, но поэтические образы в сочетании с яркими иллюстрациями помогут проникнуть в эмоциональное содержание каждого произведения, почувствовать его характер и образность. Есть замечательный пример: в сборниках. А. Артоболевской и С. Ляховицкой приведены разные стихи на одну и туже мелодию («Упражнение» С. Ляховицкой). У Ляховицкой — «Дождь ненужный …», у Артоболевской — «Где ты, Лека?» Два совершенно разных образа, и любой педагог может выбрать, какой из них ближе ребенку. Еще лучше — предоставить возможность ему самому сравнить оба варианта, может быть он предложит третий (творчество!).
Я заметила: если музыка контрастная, яркая — все малыши без исключения реагируют на нее очень эмоционально. Пример — детская опера «Муха — Цокотуха». Поем песенку Мухи — Цокотухи. Начало такое эмоциональное — чувствую, какое удовольствие мелодия доставляет малышам. До слов: «Я сегодня жду гостинцев. Я сегодня именинница …» И все… Ученики разом замолкают и что–то бормочут. Почему? Потому что дальше идет речитатив, а речитатив они не воспринимают: ждут мелодию, ждут настроения, ярко выраженного образа. «Выход блошки с пчелкой» не поют вообще, молчат, причем дружно и вместе. И совсем другая реакция на «Песню бабочки» и тему Таракана: быстро запоминают слова и очень выразительно исполняют эти отрывки! А грозного Паука даже полюбили. Больше, чем смелого Комара. Потому что у Паука более выразительная мелодия. Они, кажется, даже не очень сочувствуют Комару. Печально. А какие изумительные сценки разыгрываются, когда играю песни Б. Савельева из мультфильма «Прогулка кота Леопольда», особенно песню «Хвост да хвост»!
При составлении пособий необходимо представить, вообразить, предугадать реакцию детей на ту или иную мелодию. Без доступных и доставляющих удовольствие произведений, к которым нельзя оставаться равнодушным, не представляю себе детских сборников. Малышу очень помогает проникнуть в музыкальное содержание пьесы образ ность поэтической речи и звукоизобразительность. Взаимодействие этих компонентов облегчает работу педагога, стремительно развивает творческий потенциал учеников, делает музыку понятной, живой, выразительной.
Не всякий талантливый композитор, художник и поэт может создавать произведения для детей. Какая чудесная мысль — издать «Детский альбом» П. И. Чайковского со стихами и иллюстрациями! Но вышедшая в издательстве «Скорпион» в 1994 году книга, несмотря на превосходную полиграфию, абсолютно не соответствует своему предназначению. Какой образ представит, скажем, восьмилетний ребенок по таким стихам к «Старинной французской песенке»:
В пьесе «Баба — Яга» (9–11 такты) стихи просто не соответствуют мелодии, потому что акцент на сильную долю попадает на последний слог:
Что получается? Ударение в тексте падает на последний слог. Этот сборник нельзя использовать в педагогической практике еще и потому, что авторы в своем стремлении сделать книгу красивой не учли главного: такой мелкий нотный текст ребенок просто–напросто не увидит!
Скажу еще об одном важном моменте: стихи, которые мы выбираем для той или иной мелодии, должны не только соответствовать возрасту, но и учить чему–то хорошему:
В сущности это стихотворение о любви и преданности. Вот уже и закладываются в ребенке нравственные начала.
Поскольку мы занимаемся сочинением, использую самые разные стихи, перекладывая их на музыку. Например, «Маленькая береза» Г. Витез:
Для того чтобы сочинить мелодию, соответствующую этим строкам, мы рассуждаем о поэтическом образе. Интересно, а почему береза целый день смотрела в озеро? Потому что в озере видела себя высокой, стройной, красивой. И мечтала, любуясь собой …
К этим стихам одна из моих учениц сделала удивительный по выразительности рисунок. И тогда подумалось: почему бы не выпустить детский музыкальный сборник с детскими же иллюстрациями?!
Понимание поэзии обогащает эмоциональное восприятие, переживание музыки. Поэзия, живопись и музыка рождают любовь, сострадание, доброту, душевную гармонию. Смысловое и образное насыщение мелодий, которые используются в детских сборниках, облегчает нашу работу, помогает преодолеть инертность и пассивность восприятия, будит фантазию, рождает увлеченность и желание творческих поисков художественных образов.
Все эти размышления написаны в надежде на выпуск музыкальных детских сборников с прекрасными мелодиями, стихами, иллюстрациями, с хорошо читаемыми нотами. Кто же может создать такие сборники? Мечтаю, чтобы это сделал коллектив единомышленников: талантливые композиторы, художники, поэты и представители разных педагогических школ. Это должны быть педагоги–новаторы. Все мы идем разными путями, но цель у нас одна.