Глава 35

– Я нашел вход сзади, – сказал Кларк. – Там была лампочка освещения, но я перекусил провод.

Он стоял возле «Воксхолла», пригнувшись, чтобы говорить с Мензером сквозь наполовину опущенное стекло боковой дверцы. Они поставили машины рядом с пляжем, возле забитого досками кафе-мороженого. Набережная пуста, но долго так продолжаться не будет. На часах двадцать минут седьмого, все вокруг в сером, едва прибивающемся свете. Скоро люди начнут вставать. Может, собак поведут на прогулку. Может, сами вылезут на утреннюю пробежку.

Мензер выбрался из машины и ступил на мокрый от дождя асфальт. Закрыл глаза. Его покачивало, и он пытался обрести равновесие. Ночное плавание на пароме прошло гораздо более спокойно, чем тогда, на траулере. Но качка все равно сыграла свою роль, и ее последствия по-прежнему донимали Мензера.

Он натянул на руки перчатки. Подтянул их поплотнее, особенно между пальцами, потом полез в машину за рюкзаком.

– Давай показывай.

Кларк повел его прочь от берега по направлению к небольшому сухому доку, где наклонно стояли на киле несколько яхт, утопая в грязи. Уличные фонари бросали пятна света, их нетрудно было избежать. В сером и влажном воздухе едва ощущалась слабая морось.

Мензер проследовал за Кларком по скверно воняющему переулку, вдоль дощатого забора. Переулок загибался вправо, уходя за серию террасных коттеджей. Кларк остановился, не доходя до его конца, и нырнул в щель в заборе, поманив Мензера за собой.

– Это здесь? – спросил Мензер.

Не слишком привлекательное местечко. Захламленный задний двор, вымощенный бетонными плитами, какими обычно мостят патио, некоторое количество разросшихся кустов, забытый ржавый набор для приготовления барбекю. Узкое, приземистое здание с заплатанной крышей, на втором этаже два окна (одно забрано матовым стеклом, значит, это ванная) и сдвижная дверь на первом. Тревогу никто не поднимает. Обтрепанный провод от лампочки освещения над дверью провис и свободно болтается.

– Просто, верно?

Мензер расстегнул замок-молнию на рюкзаке и достал свой набор отмычек. И привычно занялся замком. Отмычки были примитивные, но и дешевый замок сдвижной двери сложностью не отличался.

Полозья двери оказались гладкими, хорошо отполированными, так что дверь отошла в сторону почти беззвучно. Мензер вошел в тесную гостиную и обнаружил, что стоит на гимнастическом мате из губчатой резины. Он махнул рукой Кларку, приглашая его последовать за собой, и прошел в холл. Справа оказалась дверь, ведущая в маленькую кухоньку, а слева – лестница, покрытая ковровой дорожкой.

Мензер попробовал ногой ступеньки – не скрипят, не болтаются ли, – прежде чем наступить на первую всем весом. Он уже мысленно вообразил себе детектива-сержанта Джеклин Тир, в одиночестве спящую в своей постели. Ничего не слышащую. И не подозревающую.

Легко уязвимую.

* * *

Джеки Тир пребывала в скверном настроении. Она всегда впадала в хандру, когда не удавалось заснуть. Она вертелась в постели, ругалась, кряхтела и охала, словно кто-то лежал рядом, готовый спросить, что с ней такое. Но рядом никого не наблюдалось, и это было частью досаждавшей ей проблемы. Джеки отлично знала, как трудно иногда бывает поддерживать с кем-то отношения, но давно поняла, что еще труднее оставаться в одиночестве. Особенно когда какая-то мысль грызет тебя изнутри, бередит душу, а поговорить не с кем.

А мысль была о гибели Лоры Хейл. И о необъяснимых событиях в коттедже в лесу Арраси Плантейшн. О том, как странно Шиммин отнесся к обоим этим делам. У Джеки были свои сомнения, целая куча сомнений, но когда она стала расспрашивать Шиммина, это плохо для нее кончилось. Но сомнения остались, они терзали ее, а теперь еще и братец Лоры начал повсюду совать свой нос вместе с этой заносчивой сыщицей и задавать неудобные вопросы.

Физические упражнения не помогали. Не помогло и белое вино – Джеки уговорила полбутылки. А теперь еще и сон никак не приходил.

Она точно знала, что ей нужно сделать, не знала только, хватит ли у нее на это пороху. Если Шиммин получил ее сообщение, то через несколько часов приедет сюда. И тогда Джеки придется принять окончательное решение. Она может потребовать объяснений и дать собственную оценку движущим им мотивам. Или же она может сказать ему, что не намерена и далее молчать, что готова даже прыгнуть выше головы. Это значит поставить под угрозу свою работу и карьеру. А это единственное, что когда-либо заботило и волновало Джеки.

Она со стоном посмотрела на будильник. Двадцать минут седьмого. Она вообще-то всегда была ранней пташкой, и сейчас нет никаких причин продолжать валяться в постели.

Ванная находилась напротив, через холл. Джеки прошлепала туда и рухнула на ледяное сиденье унитаза. Закрывать дверь нет смысла. Это единственное преимущество проживания в одиночку.

Ванная была крошечная. Сидя на унитазе, Джеки легко могла дотянуться до самой ванны. Она отвернула кран горячей воды, и вода хлынула ей на руку, которой она втыкала в слив пробку.

Вот она, эта проблема. Никуда от нее не денешься, она все время здесь, рядом. Джеки очень хотелось собраться с силами и взглянуть самой себе прямо в глаза, понять и удостовериться, что она поступила верно, из правильных соображений. Шиммин, конечно, станет ее уверять, что во всем имеются разные привходящие факторы и прочие нюансы. Может, даже прочтет ей очередную лекцию на моральные темы, какие она не раз от него слышала в участке. Но Тир никак не могла понять, какое это имеет отношение к гибели Лоры Хейл. А в том, что произошло в коттедже, вообще нет никаких нюансов и привходящих факторов. Просто уйти в сторону от всего того, что ей представлялось серией явных несоответствий и нестыковок… Это было для нее неприемлемо. А тут еще и этот братец Лоры. Он, конечно, в горе, ему больно, он ищет ответы на свои вопросы. Разыскивает эту пропавшую девушку, память о которой Джеки всеми силами старается выкинуть из головы.

Но больше она не может так жить. Теперь это совершенно ясно.

Решение принято.

Ванна уже наполнилась. От воды поднимался пар, тянулся к окну.

Потом за стеклом что-то мелькнуло. Темный силуэт.

Джеки резко обернулась и тут увидела их. Двоих мужчин. Один стоял в дверном проеме, второй как раз поднялся на лестничную площадку. Этот, что стоял в дверях, был небольшого роста, но плотного сложения. На его лысой голове и морщинистом лице, а также на плечах черного свитера с высоким воротом посверкивали дождевые капли. Рюкзак висел на плече. На руках – кожаные перчатки.

Джеки уставилась на него. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем сигнал от мозга дошел до мышц. Ее правая рука рванулась к двери, и она набрала воздуха, собираясь закричать.

Но не успела. Мужчина стремительно бросился вперед и ребром ладони нанес ей жуткий удар по горлу. Джеки упала на колени и схватилась за шею. Попыталась вдохнуть. Не смогла. Попыталась снова, но издала только сухой, хриплый, каркающий звук.

Мужчина схватил ее за волосы. Рывком откинул ей голову назад, открывая шею, и занес свободную руку для нового удара.

У Джеки выкатились глаза. Она чувствовала, как сильно сжато горло. И как к лицу прихлынула кровь.

Она скосила глаза в сторону, на второго мужчину. Он был молодой и мускулистый, с клоком волос под нижней губой.

– У нас есть к тебе вопросы, – сказал тот, кто ее ударил. – Насчет ДТП с мотоциклом. Насчет пропавшей девушки. И ты сейчас все нам расскажешь.

Казалось, прошло очень много времени, прежде чем Джеки снова смогла говорить. Но начав, она уже не могла остановиться.

 

Глава 36

Женщина мешком висела в руках Мензера, стоявшего перед ванной. Она была вся мокрая и растрепанная, едва живая. Глаза остекленели и бессмысленно вращались в орбитах. Губы и ноздри посинели.

Мензер был уверен, что больше ей им рассказать нечего. Она и так много чего уже рассказала, и у него не было причин сомневаться в ее словах. Это оказалась совсем не та женщина, которая говорила с Мензером по телефону Кларка, но она была уверена, что знает, кто это был, – частная сыщица по имени Ребекка Льюис. Ее наняли родители Лоры Хейл, у которых возникли вопросы и сомнения по поводу ее гибели.

Самого по себе этого вполне достаточно, чтобы Мензер занервничал. Но гораздо худшее ожидало его впереди. Парень, что приехал на байке, тот ремонтник, который заявился в коттедж, оказался братом Лоры Хейл. И этот клочок информации лишь подкрепил страхи Мензера.

Беспокойство, которое он ощущал в присутствии Лены, вернулось и снова охватило его. Прежние уколы сомнения и едва заметное, капля по капле подступавшее прозрение и осознание сложившегося положения теперь превратились в поток, в наводнение. Появление этого братца должно что-то означать. Очень вероятно, что парень каким-то образом помогал Лене. Это может объяснять ее поведение на траулере. А также выражение ее лица – улыбку превосходства, заставлявшую предположить, что у нее есть какая-то драгоценная тайна, которая испортит им все на свете.

Женщина-полисмен пустыми глазами пялилась в потолок, не в силах сфокусировать взгляд. Она что-то неразборчиво бормотала. Мензер сильнее сжал пальцы, которыми держал ее за шею, приподнял торс над ванной и снова погрузил лицом в воду. На этот раз она даже не сопротивлялась, не стонала и не брыкалась. Мензер смотрел на белую кафельную плитку на стене и считал до тридцати, после чего повернул голову жертвы вбок. Из ее ноздрей вырвалась цепочка воздушных пузырьков. Глаза были открыты, но уже ничего не видели.

Мензер отошел от ванны, стряхивая воду с рук. Кларк стоял в дверях, опершись на косяк, и наблюдал за ним.

– Теперь твоя очередь потрудиться, – сказал Мензер. Он уперся ладонями в бедра, восстанавливая дыхание. – Стар я стал для подобных штучек. Вытащи ее из ванны. И волоки на площадку.

– Зачем?

– Хочу, чтобы ты сбросил ее с лестницы и она сломала шею. Пусть это выглядит как случайное падение.

Кларк с сомнением поглядел на напарника.

– Но ты ж ее только что утопил!

– Хочу создать у них ложное впечатление. Остров-то маленький, уровень преступности незначительный, так что они вполне могут убедить себя, что это был несчастный случай.

Кларк молча смотрел на него.

Мензер вытащил пробку из ванны. И смотрел, как вода уходит в сток. Тело начало опускаться на дно ванны.

– Мать твою, Кларк! У тебя же перчатки на руках, тебе не о чем беспокоиться.

Но Кларк по-прежнему не двигался с места.

– Послушай, не заставляй меня ему звонить и сообщать, что ты не помог мне разобраться с глупостями, которые сам же натворил.

Кларк наконец отлепился от двери. Нагнулся над ванной и подхватил тело женщины под мышки. С ее волос, изо рта и из носа потекла вода. Она стекала и с ее майки, оставляя мокрый след на полу, пока Кларк тащил безвольное тело к лестнице. Он крякнул, перемещая ее, подхватил покрепче и попытался поднять повыше. Мышцы на руках дрожали от напряжения. Он старался не потерять равновесие.

Мензер дождался, пока Кларк соберется толкнуть ее вниз, и стремительно бросился вперед. Он ухватил Кларка ладонью под подбородок и с силой дернул его голову вверх, пока тот не уставился в потолок. А потом резким рывком повернул голову и шею вбок, потом обратно. И услышал жуткий звук «крак!». После чего еще раз дернул его голову вбок, чтобы быть уверенным, что шейные позвонки разломались и полностью оторвались друг от друга.

Кларк выскользнул у Мензера из рук и рухнул, тело женщины тоже упало на пол. Оба они скатились вниз по ступенькам, как парочка тряпичных кукол, и свалились внизу, образовав кучу переплетенных рук и ног.

Мензер переступил через них и прошел в кухню. На стене висел телефон, а под ним стоял шкафчик. Он выдвинул ящик, достал оттуда телефонную книгу и начал листать. Ему нужно было найти адрес брата Лоры Хейл. Надо выяснить, что ему известно.

 

Глава 37

Я внезапно проснулся от звонка в дверь. Щурясь со сна, поглядел на часы у постели. Полдесятого утра.

Звонок продолжал надрываться короткими повторяющимися сигналами, словно кто-то колотил по его кнопке головой. Я накинул халат, потом перевязь. Рокки, свернувшись калачиком, продолжал спать в ногах моей кровати. Я оставил его там и закрыл дверь спальни, а сам, пошатываясь, прошел через холл и, топая, спустился по лестнице и открыл наружную дверь. Чтобы обнаружить там детектива-инспектора Шиммина, который стоял, опершись о дверной косяк. Он ввалился внутрь, оттолкнул меня от двери и с силой захлопнул ее за собой.

– Нам надо поговорить. – Шиммин пялился мне прямо в лицо. – Но если кто-то спросит, этого разговора никогда не было.

– Какого разговора?

– Иди за мной. – Инспектор двинулся вверх по лестнице, роняя капли ночного дождя на мой ковер, а его забрызганный грязью грубый макинтош топорщился и стоял на нем колом. – А кофе у тебя где?

К тому времени, когда я поднялся наверх, Шиммин уже открывал и закрывал дверцы моих кухонных шкафов. Ему не потребовалось много времени, чтобы обнаружить то, что он искал. Инспектор схватил банку с гранулированным растворимым кофе и с грохотом поставил на кухонную стойку две кружки.

– Вы не имеете права вот так ко мне врываться, – сказал я. – Думаю, вам лучше уйти.

Он пощупал чайник. Недовольно засопел, обнаружив, что тот холодный. Наполнил его водой и щелкнул выключателем.

– Тебе вовсе не нужно, чтобы я ушел. – Инспектор покачал головой. – Можешь мне поверить, парень. Заставить меня уйти – это самое худшее, что ты сейчас можешь сделать.

В его голосе явственно звучали ворчливые нотки. И какая-то суровая напряженность. Это меня доконало. Я уже не понимал, что мне делать.

– Чайные ложки давай, – резко бросил Шиммин.

– Что?

– Ложки. – Инспектор резко выдвинул ящик под стойкой. С грохотом задвинул его обратно и выдвинул другой, под раковиной. – Ладно, не обращай внимания, – добавил он, роясь в кухонных принадлежностях. – Молоко есть?

– Да что происходит?!

– Нет, значит, молока. Ладно. Черный тоже хорошо. Давай просыпайся! Мне нужно, чтобы ты внимательно меня выслушал.

– Детектив Шиммин, будьте любезны объяснить, что происходит.

– Детектив-инспектор Шиммин, это во-первых. А во-вторых, мне самому нужны кое-какие объяснения. Где ты был сегодня ночью?

– Что?

– Еще раз произнесешь свое «что», увидишь, что я с тобой сделаю!

Шиммин разозлился. До меня тут дошло, что он все это время был страшно зол. Он с такой силой сжимал в руке чайную ложку, что я даже стал опасаться, что он меня сейчас ею пырнет.

– Твои передвижения. Прошлой ночью. Мне нужно все о них знать.

Я заколебался, размышляя, что именно сказать. Не думаю, что это относилось к моей встрече с Эриком и Андерсоном.

Я потер кулаком глаза. Изобразил зевоту.

– Ездил на Марин-Драйв.

Инспектор помолчал. И сказал чуть мягче:

– В котором часу?

– Не помню. Где-то в половине одиннадцатого.

– А перед этим?

Вот теперь я все понял. Перед этим мы с Ребеккой нанесли визит Джеки Тир. И как только Шиммин об этом узнал? И что намерен предпринять в этой связи? Можно понять, почему он злится. Видимо, решил, что мы начали действовать за его спиной. Поставили под сомнение его профессиональные качества. А ведь именно это мы и сделали.

– Почему вы спрашиваете?

Инспектор схватил банку с кофе. Скрутил с нее крышку, так, словно сворачивал мне шею.

– Я в курсе, где ты был, – прорычал он. – Все, что мне нужно, это чтобы ты сам мне об этом сказал.

– Но если вы уже знаете…

– Тир позвонила мне, – сказал Шиммин. – На домашний телефон. После того, как вы уехали. Оставила сообщение на автоответчике. Сообщила, что ты был у нее. Мне наплевать, зачем ты к ней ездил. Мне важно знать время. Когда ты у нее был?

Я уперся спиной в спинку кухонного стула. И подумал, не попросить ли гостя подождать, пока я переоденусь. Но его вид сказал мне, что он вряд ли откликнется на подобную просьбу.

– Точно не знаю, – ответил я. – Думаю, около девяти.

– Тир позвонила мне домой в девять сорок пять. Ты в это время уехал?

Я кивнул:

– Думаю, да.

– И вернулся?

– Что?

– После того, как ты уехал от Тир, ты туда возвращался?

– Нет. Я поехал на Марин-Драйв. А потом сюда.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Ребекка Льюис была со мной. И оставалась здесь примерно до полуночи. А потом уехала.

Шиммин смотрел на меня, словно высматривая что-то, что могло бы вызвать у него какие-то сомнения, потом забросил по две с верхом ложки кофе в каждую чашку. Схватил чайник, который еще не закончил кипеть и не выключился. Налил кипяток в чашки, двинул одну по стойке ко мне.

Сунул руку в карман своего макинтоша. Достал мобильник. И повернул его экраном ко мне.

– Напоминает кого-нибудь?

Это был снимок мужчины, сделанный крупным планом. Лицо. Мужчина спал. Выглядел он очень неважно, весь какой-то растрепанный. Волосы коротко подстриженные, клок щетины под нижней губой. Я узнал его сразу же. И от шока даже отступил на шаг назад.

– Это тот фельдшер, – сказал я. – Который оказывал мне первую помощь после аварии. Он сказал, что Лену увезли в первой машине «Скорой помощи».

Мой ответ, кажется, инспектора не удивил. Он даже не стал переспрашивать. И не стал напоминать мне, что тогда, в больнице, отверг мою версию о наличии первой машины «Скорой помощи» и о пропавшей блондинке. Я решил, что все это становится очень интересным. Но мне еще предстояло узнать, что это гораздо больше, чем просто интересно.

– Ты вчера ночью никого не заметил рядом с домом Тир? Там никто не болтался?

– Не думаю.

– Кто-нибудь еще к ней приходил, пока вы там были?

– Никто не приходил. – Я почесал руку, лежавшую в перевязи. – По крайней мере, я никого не видел.

– Тир тебе что-нибудь рассказывала? Не говорила, например, что за ней следят?

– Нет, – ответил я. – Ничего такого не было. Это мы хотели с ней поговорить.

– Ты и Ребекка Льюис.

– Верно.

Шиммин повернул телефон к себе и отхлебнул кофе, одновременно тыкая большим пальцем в кнопки. Я почувствовал, что мне лучше сесть. И сел на тот стул, на котором всего несколько часов назад сидела Ребекка. И подхватил ладонью здоровой руки локоть другой, ни на что сейчас не годной. Плечо болело все утро. Было такое ощущение, что вместе с суставом проворачивается куча битого стекла.

– Сейчас я тебе еще кое-что покажу, – сказал Шиммин. – Не слишком приятное.

И показал. Он был прав. Это было не слишком приятное зрелище.

Это был еще один снимок того фельдшера с бороденкой. На этот раз фотография была сделана с большего расстояния, как будто первое фото щелкнул кто-то, присевший над ним, а второе – отступив на шаг и выпрямившись. Выражение на лице этого типа было точно такое же. Но на сей раз было видно, что он не спит. Он был мертв.

Мужчина лежал на темно-зеленом ковре, возле самого крашеного плинтуса, и его голова была вывернута под неестественным углом и имела самый гротескный вид, откинутая далеко назад и вбок, словно кто-то пытался напрочь оторвать ее от плеч. Шея была опухшая и висела складками, как будто под кожей собрались кровь и прочие жизненные соки. И была вся в мерзких зеленовато-фиолетовых пятнах.

– Я уже говорил тебе, что Тир оставила сообщение на моем автоответчике, – продолжал Шиммин каким-то отстраненным тоном. – Она просила заехать к ней утром, до работы. Я был там в четверть восьмого. На звонок никто не ответил. Я обошел дом. Задняя дверь, ведущая в патио, была распахнута настежь. Этого парня я обнаружил у подножия лестницы. Рядом лежала Джеки. Не думаю, что стоит показывать тебе ее фото.

Я почувствовал, что вдруг совершенно обессилел. Словно все силы из меня кто-то высосал, и они ушли куда-то.

– Вы хотите сказать, что детектив-сержант Тир мертва?

Глубоко посаженные глаза Шиммина так и впились в меня.

– Очень даже мертва.

Я с трудом сглотнул. Попытался держать себя в руках.

– Вы меня подозреваете?

Инспектор по-прежнему сверлил меня взглядом.

– А что, должен?

– Нет. – Мой голос звучал страшно хрипло. Слова напоминали карканье. – Мы просто хотели поговорить с ней насчет Лены. И о расследовании обстоятельств гибели Лоры.

Шиммин сжал челюсти:

– Я же велел тебе не соваться в это дело. Оставить все как есть.

– Вы знали, что такое может случиться?

Инспектор наклонил голову. Уставился в полированный гранит стойки. Мне были видны редеющие волосы у него на черепе. И испещренная пятнами кожа под ними.

– Ничего настолько скверного я и предположить не мог.

– Мне очень жаль, что так случилось.

Да, мне и впрямь было очень жаль. Не только из-за ужасной смерти Тир. Но еще и потому, что я чувствовал себя в какой-то степени виноватым в этом. Я вспомнил, как Ребекка позвонила по телефону, полученному в центре регистрации чрезвычайных происшествий, и представилась сержантом Тир. Мужчина на том конце все отрицал и внезапно оборвал связь. Если он каким-то образом был связан с похищением Лены, мы выдали ему Тир. Вывели его прямо на нее.

Может, тот тип, с которым говорила Ребекка, и был этот самый фельдшер? Я подумал, не сказать ли об этом Шиммину, но не стал заморачиваться. Было совершенно ясно, что он многое от меня скрывает. Он, как мы и подозревали, прилагал все силы, чтобы свернуть расследование похищения Лены.

– Это фельдшер убил Тир?

– Пока еще точно неизвестно. Но выглядит место преступления так, словно там происходила борьба. Волосы и майка Джеки были мокрые. На полу в ванной вода. Вполне возможно, преступник напал на нее, когда она собиралась принять ванну. Видимо, она вырвалась и сумела добраться до лестницы. И они вроде бы свалились вниз, и этот малый свернул себе шею. Не думаю, что у Джеки к тому моменту оставались силы бороться.

– Вам известно, кто он такой?

– Нет. При нем не было никаких документов. Но мы все выясним.

Шиммин посмотрел на меня очень уверенным взглядом, но я-то не слишком высоко оценивал его шансы. У меня уже сложилось более четкое представление о людях, замешанных в эту кровавую кашу. Не думаю, что это обычные мошенники или уголовники. Думаю, это хорошо подготовленные профессионалы. Способные на все. Может быть, убийцы моей сестры.

– Это как-то связано с Лорой? – спросил я.

Шиммин недовольно уставился на меня. И не ответил. Да ответа и не требовалось.

– Вы именно поэтому ко мне приехали, не так ли? Потому что провалили расследование обстоятельств ее смерти, да? Потому что эти люди как-то связаны и с ним. А теперь вы не желаете, чтобы я вообще что-то вякал. И всячески осложняете мне жизнь.

– Это вовсе не поэтому. – Инспектор произнес это как-то скованно. Словно изо всех сил старался сдерживаться.

– Тогда зачем вы предупредили меня, что этого разговора никогда не было? Вы просто заметаете следы.

Шиммин схватил свою чашку с кофе и жадно к ней присосался. Потом скорчил гримасу и опустил чашку на стойку.

– Официально я сейчас еду к себе в участок. О смерти Тир я сообщил, как только все это обнаружил. Там сейчас работает команда судмедэкспертов. Мне придется координировать расследование. И разрабатывать план дальнейших действий. – Он встал и сделал шаг вперед. Потом остановился. – А приехал я, чтобы тебя предупредить, вот и все. Сказать, чтобы ты бросил этим заниматься. Предоставь это нам.

– Чтобы вы все это дело похоронили? Похоронили все, что произошло с моей сестрой?

– Я это говорю, заботясь о твоей же безопасности. Тут задействованы силы и факторы, которые мы не в состоянии контролировать. Эти люди играют по своим собственным правилам.

Я с минуту молчал. Переваривал слова Шиммина.

– Исходя из ваших слов, я прихожу к заключению, что вы знали, чем на самом деле занималась моя сестра, чем она зарабатывала на жизнь.

– В общем и целом да.

– Мои родители вам сказали?

– Твой отец.

Я резко вдохнул воздух и почувствовал, как болью пронзило ребра. Именно этого я и опасался. Именно это я уже начал подозревать. Родители знали о настоящей работе Лоры, а мне об этом так и не сказали, даже после того, как она погибла. Вряд ли можно поверить, что отец что-то знал о Лоре и не поделился с мамой. Это объясняет ее увиливания, когда я спросил о связях Лоры с Ребеккой, и объясняет также, почему мама наняла Ребекку расследовать обстоятельства смерти Лоры.

Не могу притвориться, что меня это не задевает. Меня словно бы исключили из состава семьи. Родители, вероятно, старались меня от всего этого уберечь, защитить. Закрыть от вопросов, которые, должно быть, грызли их самих с момента гибели Лоры. Наверное, ее работа имела какое-то отношение к ее смерти. И вообще, было ли это и впрямь самоубийством?

– Вы ведь знали, как и для чего использовался коттедж в лесу, не правда ли? – спросил я.

– У меня было что-то вроде предчувствия того, что там может быть. И я примерно представлял себе, кто в этом может быть замешан.

– Моя сестра?

– Возможно.

– У вас не возникало сомнений насчет ее смерти? Что это действительно было самоубийство?

Шиммин поджал губы. Кожа вокруг глаз собралась в морщинки, почти скрыв их.

– Никаких сомнений не было.

– Точно? А вот Ребекка сделала кое-какие интересные наблюдения.

– Какие наблюдения?

– По большей части касательно того места, где Лора разбилась. Почти все шоссе Марин-Драйв обрывается к морю очень круто, вертикальной скалой. Но Лора свалилась там, где к шоссе примыкает ровный горизонтальный участок.

– Все равно это было падение черт знает с какой высоты. У нее не было никаких шансов. Извини.

– А что, если я потребую, чтобы мне показали отчет о посмертном вскрытии тела? Что, если я потребую встречи с коронером?

Инспектор поднял руку в предостерегающем жесте. Помахал ею в воздухе. Непонятно, что это значило: то ли он хотел сказать, чтобы я заткнулся, то ли это было лишь демонстрацией его собственного неудовольствия и разочарования.

– Все это и без того в последнее время слишком осложнилось.

– Так что вы собираетесь предпринять? Притворитесь, будто ничего не было и сейчас тоже ничего не происходит?

– У меня есть на то причины.

– Расскажите о них Тир.

Я уж думал, что Шиммин сейчас мне врежет. Вид у него был такой, словно он именно об этом подумал. Плечи приподнялись. Правую руку инспектор сжал в кулак, но в последний момент остановился. В его глазах возникло выражение полного краха и разочарования. Он поднял взгляд к потолку, как будто что-то там искал. Силы, чтобы терпеть и прощать, а может, что-то еще, подкрепляющее силу воли. Потом инспектор помотал головой, словно то, что он искал, так и не нашлось.

– Мне надо поговорить с Ребеккой Льюис, – проговорил он наконец.

Я не стал ему напоминать, что она пыталась с ним поговорить еще несколько дней назад, а он выгнал ее из полицейского участка. Я просто сказал:

– Я не знаю, где она сейчас.

– Вы разве не договаривались встретиться?

– Мы не строили на сегодня никаких планов.

Я встал со стула и пошел в спальню забрать свой телефон. Когда я вернулся в кухню, Шиммин уже достал блокнот и держал ручку наготове.

Я набрал номер Ребекки и стал слушать ответные гудки. Телефон продолжал гудеть. Я поднял брови и удивленно посмотрел на Шиммина. Он дал мне знак: пусть еще погудит. Я держал мобильник возле уха, пока гудки не прекратились и их не сменил ровный гул.

– Не отвечает, – пожал я плечами.

– Попробуй еще раз.

Я попробовал. Послушал гудки. Послушал ровный гул. С тем же результатом.

– Так, ладно, – сказал Шиммин. – Дай мне ее номер.

Я вызвал на экран номер Льюис. Передал инспектору телефон. Он занес номер в блокнот. Потом повернулся и достал свою визитную карточку. Лицевая сторона белая. Синий шрифт. Герб Полицейского управления острова Мэн. Телефоны Шиммина. Он положил карточку поверх аппарата и подвинул все это ко мне.

– Позвони, если она объявится.

– Хорошо.

– Сразу, как только она объявится. – Инспектор глянул на часы. – Мне пора ехать. – Потом он вроде как заколебался, словно раздумывал, не взять ли ему меня с собой. – Я попытаюсь исключить твою фамилию из расследования. По крайней мере, для начала. Не знаю, как все дальше обернется. Не могу сказать, сколько все это может продлиться. Но я намерен заняться делом вплотную.

– С чего бы это?

– А с того, – ответил Шиммин, – что на твое семейство и так слишком много всего в последнее время навалилось. И еще потому, парень, что я вовсе не такое чудовище, каким ты меня считаешь.

Он протянул мне руку. Ладонь была теплая и мягкая. Я смотрел инспектору вслед, пока он спускался по лестнице. Смотрел, как он выходит наружу. И все это время задавался вопросом, почему он ради меня готов поставить себя в опасное положение. И что он с этого может поиметь.

 

Глава 38

Лена лежала, свернувшись калачиком, на розовом одеяле в той же комнате со звукоизоляцией. В животе бурчало и булькало.

Пицца оказалась слишком жирной, размякшей и чуть теплой. Но девушка была страшно голодна и жадно на нее набросилась. И теперь кишки бунтовали и сжимались. Донимала отрыжка. Может, это даже хорошо, что тут звукоизоляция.

Лена прикинула, что сидит в комнате уже больше шести часов. Снаружи проникал свет, но было затруднительно точно определить, сколько времени светило солнце, потому что окно затягивала матовая пленка. Когда охранник велел девушке вернуться обратно в комнату, по радио как раз сообщили, что сейчас два часа ночи. По виду мужчины было заметно, что он хочет спать. Прежде чем предаться сну, пленницу требовалось запереть.

Девушка попыталась поговорить с охранником, пока они ели пиццу. Да, она оделась, как он ей велел, разложила второй шезлонг и уселась напротив. Охранник пододвинул ближе к ней коробку с сильно перченной пиццей с колбасой, прямо по полу. Но Лена была вегетарианкой, поэтому извлекла ломтики острой колбасы из томатного соуса с сыром и отложила их кучкой в крышку от коробки.

– И долго вы собираетесь меня здесь держать? – спросила она.

Мужчина не ответил. Он вел себя так, словно не слышал вопроса.

– Когда вы передадите меня полиции? Когда меня арестуют?

Охранник ничего не сказал. Лишь молча жевал пиццу. И на его лице было совершенно пустое выражение.

– Вы позвонили моему отцу?

Тишина.

– Почему они меня вам передали? Они же собирались сдать меня полиции, но почему-то перерешили. Вы на них работаете? Или на кого-то другого?

В конце концов мужчина все же посмотрел на нее. Наклонился к радио. Поднял перемазанный маслом и соусом палец и приложил к губам.

«Береги силы, – кажется, говорил его взгляд. – Не возникай. Просто ешь и помалкивай».

Вот Лена и ела пиццу. А потом запила ее лимонадом из маленькой бутылки, откинулась назад и стала слушать оркестровую музыку. Позже начался двухчасовой выпуск новостей. Тот же самый, что Лена слышала час назад. Мужчина вытянулся в своем шезлонге и зевнул, потом велел ей встать, а потом запер ее в звуконепроницаемой комнате.

Девушка так больше и не заснула. Ни на минутку. Ни на секунду. Она все еще не слишком хорошо себя чувствовала, ее мутило, но она все равно хотела как следует обдумать ситуацию. Ей просто необходимо как следует подумать. Значит, надо сосредоточиться. Сосредоточиться и проанализировать положение, в котором она оказалась, и найти у противника слабые места. Должны же у него быть какие-то уязвимости. Раньше Лене всегда это удавалось. А сейчас у нее есть все мотивации, какие только можно придумать, чтобы поработать головой.

Несколько часов спустя она все еще продолжала обдумывать сложившиеся обстоятельства, когда услышала тупой стук открываемого замка. Дверь распахнулась, и в дверях появился еще один мужчина, другой. Но Лена его уже видела прежде. Это был водитель машины, которая приехала, чтобы забрать ее из той лачуги на берегу.

Новый не слишком отличался от первого, того, что угощал пленницу пиццей. Приличная стрижка. Простое лицо, такие легко забываются. Рубашка в коричневую с белым клетку, заправленная в наглаженные штаны из плащовки.

– Перерыв на помывку, – сообщил он. – И не вздумай опять являться голой. Я видал девок и получше, можешь мне поверить.

 

Глава 39

Проглотив пару таблеток, я отправился в ванную и натянул на себя спортивную одежду – серые тренировочные штаны, белые носки и белые спортивные туфли. Обычно я надевал еще и старую майку с коротким рукавом, но сейчас мне мешало раненое плечо. Я решил сперва просунуть голову в перевязь, а потом засунуть здоровую руку в рукав толстовки с капюшоном, оставив поврежденную руку под кофтой, так что левый рукав свободно повис сбоку.

Пошарил в шкафу, отыскивая свою синюю спортивную сумку. Внутри ее оказалось мое грязное футбольное барахло. Оно воняло высохшим потом и застарелой грязью. Рокки вылез из угла и подошел поближе, чтобы обнюхать тряпье. Кажется, это не произвело на него особого впечатления. Я вынул из сумки одежду и забрызганные грязью бутсы и сунул туда парочку чистых полотенец. Потом забросил еще кое-какие вещи и нагнулся к Рокки. Отстегнул от его ошейника два ключа и погладил пса по голове. На ключе с маркировкой НСЦ на обратной стороне был выбит номер, как я уже упоминал. Номер 36.

Когда я вышел наружу, то обнаружил, что Шиммин стоит вместе с папой на лужайке рядом с оранжереей. Он держал левую ладонь открытой и постукивал по ней пальцами правой руки. Папа кивал в ответ, словно соглашаясь с тем, что ему втолковывает Шиммин. Самому ему явно нечего было кому-то втолковывать. Он сейчас был просто слушателем. А Шиммин выступал в роли оратора.

Я забрался в свой фургон, бросив сумку на переднее пассажирское сиденье. Завел мотор и поехал по направлению к Дугласу, а Шиммин и папа смотрели мне вслед – я видел их в зеркале заднего вида.

Я многого не сказал Шиммину. Я ничего не сказал ему об Эрике Зеегере и Андерсоне. О встрече и разговоре в самолете Эрика и о том, что его людей, вероятно, убили в лесу возле коттеджа. О том, как они прятали Лену и о причинах, заставивших их на это пойти, – и о тех, о которых они сами нам сообщили, и о тех, которые не упоминали. Об этом активисте экологического движения, который был убит. О проникновении со взломом в мое жилище. И, самое важное, о ключе, который мне передала Лена.

Шиммин был прав как минимум в одном. Ситуация сложилась крайне сложная, и я не знал, кому можно доверять. Раньше я доверял своим родителям, но они не рассказали мне правду о жизни и работе Лоры. Раньше я доверял Ребекке, но у меня уже возникло ощущение, что ей известно больше, чем она мне сообщила. И еще у меня по-прежнему сохранялись подозрения насчет причин, по которым она мне помогает. Поэтому-то я и сказал ей про этот ключ от шкафчика в раздевалке – хотел проверить реакцию, поглядеть, насколько это ее заинтересует. И именно по этой же причине я соврал, что ключи украли вместе с ноутбуком.

И еще я не чувствовал себя готовым поверить Шиммину. Пока что, во всяком случае. Я так и не понял, есть ли у него действительно желание докопаться до сути всех этих дел или он просто хочет упрятать все ниточки и улики, зарыть их как можно глубже. Ставки в этой игре очень высокие. Ключ вполне может раскрыть нам все тайны. Лена доверила его мне, а сестра доверила мне Лену. И я не собирался отдавать кому-то этот ключ. Как не собирался бросать это дело.

* * *

Мензер сидел, сгорбившись, на водительском сиденье своей машины, припаркованной напротив подъездной дорожки, ведущей к приюту Хейлов. Он стоял на том же месте, где торчал и раньше, несколько недель назад, и где вовсе не ожидал оказаться снова. Все прошло бы гораздо легче, если б он еще тогда обратил внимание на этого братца. Если б только знал, как тот выглядит. Тогда бы он сразу же опознал его, едва увидев на записи с камеры видеонаблюдения, установленной в коттедже. И избавился бы от этой угрозы, когда она еще и угрозой-то не стала.

Случайность. Совпадение. Мензер не верил ни в то ни в другое. Братец-то явно вовлечен в это дело не просто так, а по какой-то причине. То же самое с этой сыщицей. Эти двое создавали осложнения, которых Мензер не мог допустить. Одного, видимо, придется убрать. Но только после того, как он выяснит, что они намерены предпринять. Только после того, как Мензер поймет, чего надеялась добиться Лора Хейл.

Стекла обеих передних дверей были до конца опущены, внутрь салона свободно проникал влажный утренний воздух, но у Мензера слипались глаза, он клевал носом. Мелькнула мысль, не выйти ли из машины, но это слишком рискованно. Прошел всего час с того момента, когда Мензер видел здесь мужчину-полицейского, детектива. Сначала он встревожился, но потом успокоил себя и стал думать, что бы это могло означать. Скорее всего, тут две возможности. Первая: детектив заехал с обычным визитом, просто поболтать с братцем или его родителями, обсудить что-то связанное с его ДТП. Или что-то, связанное со смертью Лоры. И вторая: ему уже известно о смерти коллеги-полицейской, и он приехал, чтобы допросить парня в качестве возможного подозреваемого.

Подумав, Мензер решил, что первый сценарий более вероятен. Женщина-детектив была убита всего несколько часов назад. Дело сделано тихо и аккуратно, почти беззвучно, если не считать грохота, когда она вместе с Кларком покатилась вниз по лестнице. Мензер сомневался, что этого могло быть достаточно, чтобы возбудить подозрения соседей, а сама эта баба сказала ему, что находится в отпуске. Это означало, что на работе ее никто не хватится. Кроме всего прочего, если даже тела уже обнаружили и братца сочли подозреваемым, полицейский не приехал бы сюда один.

Мензер расслабился, но лишь совсем чуть-чуть. Если прошлый опыт чему-то его научил, так это тому, что нужно всегда ожидать худшего. Его босс точно такой же. Именно поэтому Мензеру приказали избавиться от Кларка. Конечно, Кларк был всего лишь новичком, он делал ошибки и принимал неверные решения. Но в такой тонкой операции, как эта, ошибки допускать нельзя, какими бы невинными они ни выглядели на первый взгляд.

Мензер повернул ключ зажигания на четверть оборота и на полную мощность включил систему вентиляции, направив прохладный воздух себе в лицо. Потом врубил радио и настроился на местную станцию, надеясь услышать сводку новостей. Он сомневался, что в сводке будет что-то по поводу убийства в Лэкси. Рано еще. Сказать по правде, он с удовольствием слушал местную новостную программу все то время, пока находился на этом острове. Сообщения по большей части были банальные, но в них содержался и элемент новизны, что Мензеру нравилось.

Но на этот раз послушать программу ему не удалось. В конце подъездной дорожки показался тупой нос фургона. За рулем сидел братец. Один. Он повернул налево и поехал вниз по склону холма. Мензер подождал, пока мимо прогрохочет рейсовый автобус, после чего отъехал от тротуара и покатил вперед, в погоню. Чуть подальше у края дороги сидел в другой машине Андерсон и наблюдал за происходящим сквозь затемненное лобовое стекло. Он дождался, пока машина Мензера исчезнет за поворотом, толкнул Лукаса, разбудив его, и поехал следом.

* * *

Национальный спортивный центр – это стеклянный комплекс с изогнутой крышей, изображающей морскую волну. Здесь есть просторный плавательный бассейн с гигантскими горками-спусками, спирально спускающимися в воду от самого свода крыши, два спортивных бассейна с плавательными дорожками и спортивная арена, расположенная чуть сбоку. Еще там имеются два спортивных зала, хорошо оборудованная лужайка для боулинга, площадка для игры в сквош и отличный тренировочный зал. Насколько мне известно, там три раздевалки, так что есть множество вариантов, где именно может размещаться шкафчик номер 36.

Главный вход в спортцентр оборудован вращающимися стеклянными дверями, а при входе стоит стойка ресепшионистки. Отсюда видны плавательные бассейны с одной стороны и спортивный зал с другой. Перед зданием обустроены три парковочные площадки, где могут разместиться сотни две машин.

Я не собирался пользоваться главным входом. Я не общался с Ребеккой с того момента, когда она уехала от меня прошлой ночью, так что не имел понятия о ее возможных передвижениях. Но помнил, что она отличный профессионал. Я ведь видел ее в действии и получил некоторое представление о том, как у нее работают мозги. Льюис пока считает, что ключ от шкафчика у меня украли. Значит, есть шанс, что похититель может заявиться в спортцентр и попытаться забраться в этот шкафчик. Стало быть, Ребекка вполне может наблюдать за зданием. И если заметит, что я вошел внутрь, то непременно последует за мной.

Посему я запарковал машину позади центра, на дальней площадке, предназначенной для тех, кто занимался на открытом воздухе, пользуясь наружными тренировочными снарядами. Там есть красная овальная беговая дорожка с намалеванными на ней белыми разделительными полосами, поле для занятий легкой атлетикой и трибуны, рядами поднимающиеся вверх. Вся эта территория сейчас была пуста и безлюдна.

Я прихватил сумку и пошел через беговую дорожку и травяное поле, мокрое от прошедшего ночью дождя. Влажная земля хлюпала под ногами, как болото, а мокрая трава приставала к носкам моих спортивных туфель. Я пересек дальний конец беговой дорожки. Ее резиновая поверхность, казалось, пружинит и прогибается у меня под ногами. Она тоже была мокрая от дождя. Внешнюю ее сторону огораживали металлические барьеры высотой до пояса. Я перебрался через них и подошел к тыльной стороне спортцентра.

В здание вели несколько дверей. По большей части пожарные выходы. Очень удобно через них выбегать при чрезвычайной ситуации. Но не так удобно для прохода внутрь. Но был там еще и неохраняемый вход с торца здания, соединяющий сам центр с наружными легкоатлетическими сооружениями. Сбоку от двери был приделан электронный замок, открываемый с помощью карточки. Я достал из кармана спортивных штанов портмоне и извлек из него свою членскую карточку НСЦ. На ней была магнитная полоска. Я провел карточку сквозь щель считывающего устройства замка, и дверь щелкнула и осела на своих петлях. Я повернул ручку, распахнул дверь и прошел внутрь.

* * *

Мензер следовал за машиной брата Лоры, пока тот не включил сигнал поворота и не свернул с дороги на небольшую парковочную площадку рядом с полем для занятий легкой атлетикой. Сам он проехал чуть дальше, припарковался на обочине, вылез из машины и прошел назад, к фургону братца. К тому времени, когда Мензер до него добрался, парень уже пересекал расползшееся грязное поле и поспешно двигался по направлению к большому кирпичному зданию с округлой металлической крышей. В руке он держал спортивную сумку.

Мензер подождал, пока парень войдет в здание, и пошел за ним.

Он не заметил внедорожника с четырьмя ведущими колесами и затемненными стеклами, который тихо въехал на парковку полминуты спустя.

 

Глава 40

В холле за задней дверью было пусто и тихо. Немногие сюда проникают таким путем. Спортивный зал располагался справа от входа. Служебные помещения – слева. Впереди были еще одни двойные двери. Я прошел через них, поднялся по ступенькам и подошел к стойке ресепшионистки.

Вращающиеся стеклянные двери, врезанные в стеклянную стену фасада здания, были в двадцати футах от меня. Если Ребекка наблюдает за входом с какой-нибудь удобной точки, возможно, она меня уже заметила. Но тут уж ничего не поделаешь.

Очереди к ресепшионистке не было, так что дежурная едва взглянула на меня, когда я протянул ей свою членскую карточку и сказал, что хотел бы посетить плавательный бассейн. Она даже не обратила внимания на то, что у меня рука на перевязи.

Я прошел через металлический турникет сбоку от стойки, потом через стеклянную дверь с резиновой окантовкой. Окантовка предназначалась для того, чтобы удерживать тепло внутри. Тепло от воды в бассейне исходило всегда. И сейчас оно охватило меня, омыло мне лицо и залило легкие, как будто я вдохнул горячий пар. Я направился по лестнице вниз, к раздевалкам. В воздухе пахло хлоркой и всякими чистящими жидкостями, которыми пользовались для мытья плиточного пола, а также смешанными ароматами разнообразных шампуней, гелей для душа и дезодорантов. Воздух был влажный, он так и лип к коже.

Раздевалки были общие, унисекс. По всему периметру помещения и посредине рядами располагались отдельные кабинки. А напротив каждого ряда кабинок находился ряд шкафчиков. Шкафчики и кабинки были одинаковой высоты. Чуть выше меня. И все выкрашены одинаково, в светло-желтый цвет. Там было, наверное, восемьдесят этих кабинок. И, кажется, штук двести шкафчиков. Шкафчики были задуманы таким образом, что в каждой вертикальной секции их располагалось по три штуки. Верхний и средний были одного размера. Нижний шкафчик – побольше.

Я прошел мимо ряда зеркал, подвешенных над длинной полкой, оснащенной набором фенов для сушки волос. Слева располагались общие душевые, там плескалась женщина в слитном купальнике, смывала с головы пену от шампуня. Я миновал первый ряд кабинок. Свернул к первому ряду шкафчиков. И обнаружил там девушку из обслуживающего персонала. Молодая девица с вытравленными светлыми волосами и длинными ногами. На ней были ярко-желтая майка с коротким рукавом и синие спортивные штаны, а на ногах – шлепанцы. Она осматривала кабинки раздевалки. Распахивала дверцы, заглядывала внутрь. Искала забытые вещи или брошенные полотенца. Я подождал, пока она закончит осмотр, и только после этого подошел к шкафчику номер 36.

Это был нижний шкафчик. По высоте он доходил мне до бедра. В такой много чего можно засунуть. Да что угодно.

Но это оказался вовсе не тот шкафчик, который был мне нужен.

В замке этого уже торчал ключ с зеленой пластиковой петлей, чтобы надевать на запястье. Дверца была распахнута. Шкафчик оказался пуст. Я наклонился и заглянул внутрь, просто чтобы удостовериться окончательно. Ничего. Голые металлические стенки.

Для меня тут явно ничего нет.

Я развернулся и направился обратно к входу в раздевалку. Потом вверх по лестнице. Снова через стеклянную дверь с воздухонепроницаемой резиновой окантовкой-уплотнителем.

Возле стойки ресепшионистки теперь стоял какой-то мужчина. Сама дежурная разговаривала по телефону. Мужчина был лысый, в темном свитере с высоким воротом и в спортивной куртке. Руки он заложил за спину, сцепив пальцы, и читал информационные сообщения, прикрепленные к доске объявлений.

Я направился вниз по лестнице, по которой вначале пришел сюда, потом свернул налево, в длинный коридор с серым, здорово вытертым ковром на полу. В дальнем его конце можно было разглядеть искусственный газон для боулинга в помещении. Рядом со мной и слева располагался вход в спортивный зал. Дальше по коридору и справа находились две раздевалки. Одна для мужчин, вторая для женщин. А вдоль стен по обе стороны коридора тянулись ряды зеленых металлических шкафчиков, один на другом.

Я нашел шкафчик номер 36. Он тоже оказался нижним, высотой мне до колен, точно такой же, как и первый. Дверца была закрыта. Ключа в замке не оказалось. Я поставил сумку на пол и присел рядом. Огляделся, проверил коридор. Достал из кармана свой ключ и сунул в замочную скважину. Не подходит, не срабатывает. Я повернул его в обратную сторону. Попробовал еще раз. Ничего не помогало, ключ был не тот. Он не открывал этот замок.

Явно не тот шкафчик, что мне нужен.

Я поднес ключ к глазам. Повертел его так и сяк. Сколько времени он хранился у Лены? По словам Эрика и Андерсона, Лена не покидала коттедж почти два месяца до того дня, когда мы познакомились. Ребекка выдвинула теорию, что ключ Лене передала Лора. В этом предположении есть своя логика. Я бы и сам с ним согласился хотя бы потому, что, как я знал, Лора часто посещала этот спортивный центр, когда бывала у нас на острове. Лора погибла чуть больше трех недель назад. Стало быть, ключ находился у Лены, по всей вероятности, минимум три недели и максимум два месяца.

Период в два месяца – это относительно долгий срок, чтобы шкафчик оставался занятым. Я ведь сам видел, как девушка в желтой майке проверяла кабинки возле плавательного бассейна. Возможно, она также проверяет и шкафчики. Возможно, обслуга проверяет все шкафчики, оставшиеся запертыми после того, как центр закрывается на ночь. Есть вероятность, что если какой-то шкафчик остается запертым слишком долго, его открывают с помощью запасного ключа, а содержимое либо выбрасывают, либо уносят на склад забытых и потерянных вещей, а в дверцу шкафчика вставляют новый замок, чтобы им снова можно было пользоваться.

Думаю, это вполне разумная мысль. И если так, то я попал впросак. Не думаю, что служащие спортцентра размещают найденное на складе забытых и потерянных вещей в соответствии с номерами шкафчиков. Скорее всего, просто сваливают в одну большую кучу. А поскольку я не имею представления о том, что рассчитываю здесь найти, то не могу просто заявиться к ним и потребовать вернуть мне то, что было в шкафчике.

Я еще поизучал этот ключ. Потом вздохнул, поднял с пола свою сумку и пошел обратно к лестнице. Прошел через двери с надписью «Гимнастический зал» и обнаружил, что попал в небольшое помещение с деревянной стойкой, за которой никого не было. На стойке лежал открытый журнал предварительной записи посетителей. К нему тесьмой была привязана шариковая ручка. Я просмотрел записи на левой странице. Судя по ним, в зале сейчас тренировались четыре человека.

Выйдя в коридор позади зала, я услышал ритмичную музыку, под которую разминались спортсмены. Быструю. Энергичную. Она доносилась с верхнего этажа.

Я уже был готов войти в мужскую раздевалку, когда вдруг резко остановился. Я же чуть не профукал самое главное!

Если Лора и впрямь передала ключ Лене, то наверняка это ключ вовсе не от шкафчика в мужской раздевалке! Этот шкафчик наверняка в соседней раздевалке! В женской!

 

Глава 41

Я постоял возле двери в женскую раздевалку. Прислушался. Трудно сказать, есть там кто-то или нет. И я решил просто открыть дверь, положившись на удачу. Если внутри кто-то есть, можно сделать вид, что я просто ошибся. Такое случается.

Я отворил дверь и вошел, опустив голову пониже. Никаких воплей, визгов и жалобных вскриков не последовало. Я поднял взгляд. Никого.

Часть пола была выложена плиткой. Остальное прикрыто черными пластиковыми матами. Вдоль стены тянулись дощатые скамейки, над ними располагались крючки для одежды. Слева – туалет и душевые кабинки. А впереди – ряд шкафчиков. Немного. Максимум шестьдесят. И среди них – номер 36. Тоже нижний. И запертый на замок. Ключа в замке нет. Я бросил сумку на пол и опустился на одно колено. Мой ключ легко вошел в скважину, никаких проблем. Я повернул его вправо и услышал щелчок и звон – внутри в механизм упала всунутая туда монета. Я еще нажал на ключ, и дверца отворилась без всякого сопротивления.

Внутри находился всего один предмет. Флешка для компьютера. Красная, размером с тюбик губной помады. На боку виднелась наклейка. С надписью, сделанной почерком моей сестры.

«Для Роба. 9Г13В».

Я тупо уставился на эту надпись. Больше всего это напоминало послание из загробного мира. Драгоценный артефакт, который вполне мог остаться необнаруженным. Интересно, сколько времени назад Лора написала мое имя на этой наклейке. Неужели она и впрямь верила, что эта флешка когда-нибудь попадет мне в руки?

Но женская раздевалка – это не то место, где можно долго ошиваться. Нужно было быстренько добраться до компьютера и посмотреть, что записано в памяти этой флешки. Ноутбук у меня украли, но у мамы в кабинете имелся стационарный комп. Если удачно туда попасть, можно им попользоваться без всяких помех.

Я расстегнул молнию сумки и забросил флешку внутрь. И только начал подниматься на ноги, когда дверь в раздевалку распахнулась настежь.

И дверной проем заняла мужская фигура.

Это был тот самый лысый типчик, которого я видел наверху. Он быстрым взглядом обозрел комнату, потом вздрогнул, увидев меня. Перевел взгляд с моего лица на открытый шкафчик, потом на мою сумку. И уставился на нее тяжелым взглядом. Потом сунул руку в задний карман брюк и показал мне какое-то удостоверение.

– Служба безопасности, – сказал он. – Отойдите от сумки.

Я не двинулся с места. Даже и не подумал.

– Служба безопасности, – повторил незнакомец. И сунул мне под нос свое удостоверение, словно это было какое-то оружие. – Сэр, мне нужно проверить, что у вас в сумке.

– Ничего, – сказал я.

– Дайте ее сюда. – Мужчина сложил свой бумажник с удостоверением и сунул обратно в карман.

– Кто вы? – спросил я.

Мужчина оглянулся себе за спину, потом сделал шаг внутрь раздевалки. И захлопнул за собой дверь.

– Я уже сказал вам. Служба безопасности.

– Британская?

Он кивнул. И придвинулся еще ближе ко мне, шурша подошвами по керамическим плиткам пола.

– Это остров Мэн, – сказал я ему. – У вас здесь нет никаких полномочий.

– Дайте мне сумку.

Я плотно прислонился спиной к плоскости металлических шкафчиков.

– Я вас знаю, – сказал незнакомец. – Вы ее брат. Что она вам оставила?

– Отойди, старикан!

Он остался стоять на месте. Измеряя глазами разделяющее нас расстояние. Оценивая меня. Сравнивая наши размеры. Разницу увидеть нетрудно. Он был на несколько дюймов ниже меня. И меньше весом – на стоун или около того. Старше, наверное, лет на двадцать пять. Против этого у меня рука, лежащая на перевязи. Значит, две руки против одной, и это может компенсировать ему много других недостатков.

Потом быстро произошли две вещи. Правая рука этого типа согнулась в локте, и ладонь скользнула под куртку. А я выронил сумку и оттолкнулся от металлических шкафчиков и бросился на него.

Я врезался в него всем весом, ударил всей грудной клеткой и, отталкиваясь ногами, отпихнул его к двери. Дверь открывалась внутрь, так что никаким толчкам не могла поддаться. Стояла прочно, как стена. Мужчина ударился головой о деревянную панель и согнулся в пояснице под странным углом, ударившись о дверную ручку. Мое несчастное плечо обожгло болью.

Рука мужчины ухватилась за что-то под курткой. Он все еще пытался достать оттуда что-то, что у него там было. Я всем весом навалился на противника, припечатав его к двери. Прижимая рукой на перевязи. Сейчас мы с ним оба были однорукими.

Ступня у меня двенадцатого размера. Хорошая такая ступня, солидная. Вот я и поднял правую ногу повыше и со всей силы наступил пяткой ему на носок ботинка. Мужик заорал. Я держал его, не отпуская. Потом врезал пяткой по пальцам ноги еще раз. И отступил в сторону. Противник согнулся пополам. Низко опустил голову. Я врезал ему коленом в лицо. И с силой засадил кулаком в висок.

Я отошел в сторону, дав мужику свалиться на пол. Он стонал, но его рука уже вылезала из-под куртки. И в ней было что-то тяжелое. Что-то черное. Рукоять пистолета. Этого мне было вполне достаточно. Я снова поднял ногу и пнул его по локтю, словно забивая кол в землю. Локоть секунду держался, но потом ударился об пол с громким хрустом, сдвинувшись вбок, а сам противник, дико крича от боли, скрючился на полу, хватаясь за сломанную руку. Хорошо досталось этой его руке. И локтевому суставу тоже.

Я отступил назад и порылся в кармане своих спортивных штанов. Достал оттуда баллончик с перечным газом, который мне дала Ребекка. Откинул ногтем большого пальца колпачок и дал «службе безопасности» возможность насладиться этой гадостью. Спрей оказался вовсе не светлым и туманным. Это была струя коричневой жидкости. Она залила мужику весь лоб. Ударила в глаза. И в ноздри.

Противник завыл и закрыл лицо ладонью. Попытался стереть жидкость рукавом куртки.

Я секунду стоял, тяжело дыша и глядя, как он мучается. Секунда оказалась очень короткой. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня застукали здесь в компании этого мужика, лежащего на полу и корчащегося от боли. Нельзя допустить, чтобы меня арестовали, когда при мне эта флешка. Я не имел ни малейшего понятия, кто такой этот напавший на меня тип, один он действует или у него есть какое-то прикрытие.

Я отбросил газовый баллончик и схватил сумку. Распахнул дверь и бросился прочь.

Задний выход из спортцентра был пуст. Я проскочил сквозь двери, миновал ограждение и побежал через беговую дорожку и поле для легкой атлетики. Оглянулся на бегу через плечо. Никого, никто меня не преследует. Никто не догоняет. Было трудно бежать с сумкой в одной руке и с другой на перевязи. Плечо болело. Ребра болели. Легкие жгло. Я весь трясся – от страха и от прилива адреналина. Ушибленная нога онемела и ничего не чувствовала.

Я пересек дальнюю сторону беговой дорожки. Замедлил бег, приближаясь к машине. Шатаясь, остановился и достал ключи. Нажал на кнопку брелока. Фургон мигнул огнями. Я открыл водительскую дверцу и отвел руку назад, чтобы забросить сумку внутрь. Но сумку у меня кто-то вырвал. Невидимые руки ухватили меня сзади за шею и стукнули головой о боковую панель фургона. Голову взорвала жуткая, раскалывающая череп боль.

После чего уже ничего не было.

 

Глава 42

Лена как следует обдумала это важное обстоятельство – заклеенное пленкой окно и комнату со сплошной звукоизоляцией. Анализировала качество и возможности оконного стекла и мягких плиток из пористой резины. Сравнивала и сопоставляла их слабые и сильные стороны. И пришла к выводу, что это, наверное, самое лучшее сочетание материалов, на которое она могла возложить хоть какие-то надежды.

Армированный тканью пористый материал давал в точности тот эффект, для создания которого был предназначен. Он глушил звук. Он буквально всасывал и поглощал звуковые волны миллионами своих мельчайших пористых ячеек. Полностью абсорбировал любой звук.

Она могла поручиться, что материал и впрямь хорош, потому что ничего не слышала извне. Никакого шума автомобильного движения. Никакого рева самолетных двигателей. Никаких звуков от соседей. И ни малейшего шороха от того, кто ее охранял.

Этот малый не был любителем классической музыки. Когда Лена шла назад в комнату из ванной, охранник вручил ей пластиковую бутылку с водой и подсохший круассан на бумажной тарелке. И девушка заметила, что он настроил свой приемник на спортивную программу. Это заставляло предположить, что эти двое дежурят здесь посменно. По очереди. Но сейчас, когда дверь за пленницей закрылась и была заперта, она не слышала никаких звуков радио. Никаких. Словно находилась в пещере глубоко под землей. Или на дне океана.

И следовало предположить, что этот эффект действует в обе стороны. Должен действовать. Губчатая резина плиток предназначалась для того, чтобы ее криков о помощи не было слышно снаружи. Чтобы поглощать вообще любые звуки. Все, какие пленница только может издать. И даже те, которые издать не может.

А вот окно – совсем другое дело. Окно играло роль, для исполнения которой вовсе не предназначалось. Оно было приспособлено к тем условиям, которые требовались от комнаты. Во-первых, оригинальную раму, должно быть, вынули. Оригинальная рама наверняка имела открывающиеся створки на петлях, чтобы пропускать свежий воздух снаружи. Но это никуда не годилось. Новое окно должно было быть солидным, сплошным, целым листом стекла. Чтобы тот, кто находится внутри комнаты, не мог выбросить в окно записку или замахать руками, в надежде поднять тревогу и сообщить кому-то о своем бедственном положении.

Во-вторых, прежде чем установить в оконном проеме новую раму, внешнюю поверхность стекла заклеили матовой липкой пленкой. Добавочная предосторожность, на всякий случай. Она предназначалась для того, чтобы не дать никому из соседней башни заглянуть внутрь и увидеть, для чего используется эта комната. Эта же пленка крайне затрудняла пленнику любые попытки подать сигнал во внешний мир. Выключатель электрической лампочки, свисавшей из центра потолка, располагался вне комнаты – по той же причине.

Эта пленка привлекла внимание Лены. Она вполне понимала логику того, кто ее туда наклеил.

Но она также отлично понимала слабое место этого решения.

Девушка видела, что пленку наклеили на стекло много лет назад. Окно было с одинарным остеклением. Вероятно, его устанавливали как минимум лет пятнадцать назад. Пленку, должно быть, плотно наложили на стекло и тщательно разгладили, чтобы под ней не осталось воздушных пузырьков. А потом все это вставили в оконную раму пленкой наружу, чтобы пленник ее не отлепил и не оторвал. На нее годами воздействовали солнце и ветер, со временем высушив клеевой слой между пленкой и стеклом. И молекулы того и другого, должно быть, оказались связаны друг с другом, так что теперь невозможно было сказать, где кончается стекло и начинается пленка.

А пленка все еще оставалась липкой. Да, она отстала в левом верхнем углу, но больше нигде. И Лена подозревала, что именно пленка не дает тоненькой трещинке в стекле распространиться дальше.

Клейкая пленка и тоненькая трещина ей помогут. Это как раз то, что ей нужно.

Девушка наконец была готова действовать. Она уже все хорошенько обдумала. Лена подняла стеганое одеяло в розовом пододеяльнике и как можно лучше наложила его на окно, действуя одной рукой. Одеяло повисло у нее на запястье, образовав нечто вроде треугольника. Это было хорошо. На самом деле ей необходимо, чтобы оно закрывало середину стекла: Лена решила, что это самое слабое место.

Она отступила на шаг и всем весом оперлась на отставленную назад ногу. Ступню девушка развернула боком, чтобы та давала максимально твердую опору. Потом подняла другую ногу и попробовала ею действовать, потренировалась. И когда почувствовала, что хорошо сохраняет равновесие и избрана правильная позиция, резко вдохнула, стиснула зубы и бросилась вперед. И ударила ногой в стекло, так высоко, как только могла достать. И с такой силой, какую смогла собрать. Лена почувствовала, что стекло тут же треснуло. И ощутила ногой прогибание и сопротивление пленки. Она отступила на пару шагов назад и полюбовалась на то, что получилось. Стеганое одеяло смягчило боль в ноге от удара и заглушило звон разбитого стекла. Пленница была почти совершенно уверена, что мужчина-охранник не слышал ни звука.

Звездообразные осколки разбитого стекла прочно сидели на пленке, как Лена и рассчитывала. Ни один не упал. Лучшего и ожидать было нельзя. Осколки были длинные и зазубренные, они только и ждали, чтобы их отлепили от пленки. Девушка обернула ладонь одеялом и принялась за дело.

* * *

Мензеру было очень плохо. Сплошная непрекращающаяся мучительная боль. Он кое-как добрался до душевой кабинки. Закрыл дверь и запер на задвижку. На ощупь нашел кран с холодной водой и подставил голову под ледяную струю, тщательно омывая кожу. Внезапный холодный поток был как жуткий удар, но теплая вода сейчас не поможет – нужно, чтобы все поры закрылись, но не расширились.

Мензер скрестил руки на груди, как бы обнимая себя, и яростно заморгал, на некоторое время забыв про то, что этот братец сделал с его запястьем. Моргал он затем, что знал: слезы помогут вымыть из глаз остатки этой химии. Кожа вся горела. И жутко чесалась. Поэтому Мензер и старался держать себя в руках. Если дать себе волю, искушение разодрать лицо будет слишком велико. И тогда раздражение распространится еще шире. И глубже, заберется под кожу. И боль станет еще страшнее.

Вот он и стоял в кабинке, весь дрожа и скрестив руки на груди, пытаясь успокоиться, несмотря на затрудненное дыхание. Так всегда бывает от воздействия этих химических спреев. От них все огнем горит. Глаза. Носовые пазухи. Дыхательные пути. И если под рукой не найдется нейтрализующих средств – пакетика «Алка-Зельцер» или, скажем, магнезии, тогда единственный выход из положения – просто ждать, пока самое худшее не пройдет само собой. Минут десять, если повезет. И тридцать, если нет.

Мензер решил, что прошло уже минут восемь. Но жжение и чесотка и не думали уменьшаться. Глаза ужасно жгло и резало. Из носа текло. Легкие так сжало, как будто на грудь уселся кто-то очень тяжелый.

Одежда была совершенно мокрая. Ледяная вода стекала по шее за шиворот, пропитывая свитер. Стекала и ниже, мочила штаны и попадала в ботинки.

Мензер прилагал все силы, чтобы как-то отвлечься. Загрузить мозги чем-нибудь другим. Подумать.

Боль заставила его думать очень быстро. Она подгоняла мысли точно так же, как заставляла быстрее и чаще дышать. И Мензер пришел к целым трем выводам.

Первый: он недооценил братца и не может себе позволить повторить эту ошибку.

Второй: нужно срочно позвонить и узнать, как там эта девица. Хватит уже допускать ошибки и неверные действия. Нужно удостовериться, что она под надежной охраной и за ней тщательно наблюдают.

И третий: нужно добыть то, чем разжился здесь этот клятый братец. Прежде всего нужно найти его. Заставить его обменяться. Ясно дать ему понять, что это для него единственный выход – уступить и подчиниться.

И единственное, что Мензеру осталось придумать, это способ, с помощью которого он наилучшим образом сумеет осуществить все эти три вещи.

 

Глава 43

Мой фургон куда-то ехал. Он дергался и мотался подо мной. Я слышал рокот мотора, чувствовал вибрацию сквозь тонкий дощатый пол. На полках и в гнездах, что я приделал к бортовым панелям салона, дребезжали мои инструменты. Задняя грузовая дверь и боковая сдвижная дверца тоже дребезжали. Подвеска скрипела, стучала и подбрасывала машину на ухабах. Мое больное плечо стукалось о толстую металлическую переборку, которая отделяла грузовой отсек от пассажирских сидений.

Голова была в жутком состоянии. Левый глаз заплыл кровью, которая вытекала из открытой раны где-то надо лбом. Я ощупал пальцем кожу вокруг раны и болезненно скривился, поскольку ощутил там нечто мягкое и мокрое. В голове стучало. Здорово так пульсировало. Я вновь и вновь старался вспомнить, что испытал при ударе о кузов. Череп, как мне сейчас казалось, был как яичная скорлупа. Очень хрупкий и уязвимый. Я вспомнил, что мне говорили врачи в больнице. Вести себя очень осторожно и избегать ударов и толчков. И сразу же обратиться в травмпункт, если почувствую симптомы головокружения и иных последствий контузии.

Не думаю, что сейчас меня везут в травмпункт.

Я вообще не имел ни малейшего понятия, куда меня везут. Как не имел понятия, кто эти люди, которые меня везут.

Задняя часть фургона была погружена во тьму. Но где-то в районе верха правой задней дверцы виднелась узкая щель, светившаяся белым. Щель была, наверное, с фут длиной. И шириной в пару миллиметров. Проникавшего сквозь нее света было недостаточно, чтобы что-то рассмотреть. Все, что она давала, это возможность сориентироваться.

Я оперся здоровой рукой о пыльный дощатый пол. Скривился от боли, когда под действием силы тяжести что-то сместилось в голове. Уши тут же заложило. Рот наполнился слюной. Я заскрипел зубами. И попытался побороть возникшее ощущение.

Потом из темноты донесся голос:

– Тебе здорово досталось?

Голос был женский. Я узнал его. Но в нем было что-то незнакомое. Словно женщине горло каким-то образом стиснули или зажали. Трудно понять.

Не уверен, что мне стоило сейчас доверять собственным ушам. Может, это побочный эффект удара по голове. Может, галлюцинация.

– Эй! – снова позвал голос. – Ты меня слышишь?

Я ничего не ответил. Я был занят – пытался проглотить жидкость, которая заполняла мне рот, и при этом не подавиться.

Фургон подбрасывало и болтало. Раскачивало и бросало из стороны в сторону. Мы огибали какой-то угол.

– У тебя есть телефон? – спросил голос.

Я слепо уставился в темноту. Казалось, она раскалывается на отдельные отрезки, расширяется и крутится вокруг меня. И внутри ее возникают какие-то газообразные красные вспышки и пурпурные клочья. Словно я рассматриваю некую отдаленную галактику.

Голос зазвучал снова, раздельно и взвешенно повторяя те же слова:

– У… тебя… есть… телефон?

– Спереди, – выдохнул я. Язык распух и не слушался. Стал огромным, заполнив весь рот. – В бардачке.

Теперь я понял, почему этот голос звучит так странно. Он был хриплый. И гнусавый, насморочный. Как будто женщина жутко простудилась.

– Ты давно здесь? – спросил я.

– Они меня сюда зашвырнули следом за тобой. Ты разве не помнишь?

Я не помнил. Ничего, даже приблизительно.

И в ушах снова зазвучали предупреждения врачей. Об угрозе повторного сотрясения. О внутреннем кровотечении в голове. О тошноте. О головокружениях. О замедленных реакциях и мышлении. О нарушении когнитивной способности. И много еще о чем.

– Мне надо в больницу, – сказал я.

– Не только тебе одному. Становись в очередь.

Раздался сухой щелчок. Вспыхнул слепящий свет. Ребекка держала в руке фонарь. Это был фонарь, который я всегда держал в грузовом отсеке фургона. Ее руки лежали на коленях. А сама Льюис сидела, прислонясь спиной к задней грузовой дверце, вытянув ноги вперед. Ее дорогая кожаная куртка была исцарапана и вся в грязи. Молния полностью расстегнута. Майка в темных мокрых пятнах, которые прилипали к коже.

Луч фонаря был направлен на нижнюю челюсть Ребекки. Он освещал лицо снизу, словно она хотела устроить представление о призраках.

Лицо было в жутком состоянии. Мокрая масса отчасти запекшейся крови. Под обоими глазами – фингалы. Глубокие царапины и ссадины темно-фиолетового цвета. Глаза здорово заплыли. Превратились в узкие щелочки. Словно Ребекку искусали пчелы. Но нос имел еще более жуткий вид. Он был сплющен. Ребекка его прикрыла какой-то тряпкой. Тряпка вся намокла, с нее капало.

– Я уже жалею, что не осталась у тебя на ночь, – сказала она.

– Кто это так тебя отделал?

Ее голова безвольно скатилась вбок, на плечо. Льюис здорово вспотела. Волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу.

Я с трудом перевернулся на бок и пополз к ней. Прилег у ее ног. Я не хотел, чтобы Ребекка говорила слишком громко.

– Андерсон, – пробормотала она. – Он перехватил меня вчера, когда я от тебя уехала. Должно быть, ждал где-то рядом. Сказал, что ему нужно кое-что со мной обсудить.

Льюис чуть посмеялась. Дыхание ее было влажное и хриплое.

– И врезал тебе кулаком? – спросил я.

– Нет, не кулаком. – Ребекка помолчала. Глотнула воздуха. – Он же американец. Привык пользоваться бейсбольной битой.

Она отняла тряпку от лица. Зубы у нее были все в крови. От одного отбит краешек.

Я отвернулся. Ничего не мог с собой поделать.

Льюис выключила фонарь.

– Так лучше?

– Извини.

Она еще похрипела и покашляла, дыша часто и поверхностно. Мокрые всхлипы в горле стали еще сильнее.

– С ним был еще один человек, – сказала Ребекка. – Такой худосочный типчик. С длинными волосами. Думаю, это один из тех, кто обитал в коттедже.

– Лукас.

– Думаю, да. Но он здорово хромал. Я что-то не помню, чтобы ты упоминал про хромоту.

– Я и не упоминал. А как насчет блондинистого?

– Его я не видела.

– И чего он хотел?

– Узнать, что нам удалось выяснить. Они в курсе, что ты брат Лоры. И выяснили, что Лора и Мелани Флеминг – одно и то же лицо. И что Лора погибла. Заставили меня рассказать про ключ от шкафчика в раздевалке. – Ребекка со свистом втянула в себя воздух. – Он ведь так и оставался у тебя, верно?

– Боюсь, что да.

– Ты мне соврал.

– Извини, – сказал я. Мне и впрямь стало стыдно. – Но у меня было чувство, что ты тоже со мной не до конца откровенна. Я подумал, ты что-то от меня скрываешь.

Молчание. Я взял у Ребекки фонарь и направил луч на потолок фургона. Она кивнула, я заметил это даже при таком слабом свете. Кивнула совсем чуть-чуть, но все было понятно. К тому же было видно, что ей от этого движения стало больно.

– Да, я тоже кое-что от тебя скрыла, – сказала она.

– О Лоре?

– О ее смерти.

– И что именно? Ее убили? Андерсон как-то с этим связан?

Ребекка медленно повернула голову влево, потом обратно вправо.

– Нет, – ответила она. – Просто у меня появилось сомнение… Может быть, она еще жива.

 

Глава 44

Фургон набирал скорость. Теперь мы ехали очень быстро. Я слышал это по высокому звуку ревущего мотора. И на себе ощущал силу инерции, когда проходили поворот. Как я догадывался, мы уже выехали за границу жилых районов Дугласа и двигались по предместью к более приличным дорогам со скоростным движением. А там открывалась куча возможностей, куда направиться дальше. Можно поехать на юг, к аэропорту. Или взять совершенно противоположное направление.

Я стоял на коленях, едва сохраняя равновесие, и освещал лучом фонаря потолок над задними дверями, пытаясь найти защелку замка. На сдвижной боковой дверце тоже была защелка, но она не поддавалась. Я понял, что кто-то включил центральный замок. И надеялся, что с защелкой задней двери удастся справиться, но удача мне не улыбнулась. Механизм замка скрывала пластиковая обшивка. А имевшаяся там щель оказалась слишком узкой, чтобы можно было просунуть пальцы.

У меня в фургоне лежало много всяких инструментов. И я стал отыскивать отвертку, светя фонарем по деревянным полкам и ящикам, стараясь при этом не потерять равновесие при толчках и поворотах.

– Тебе не приходит в голову пояснить мне, что ты имела в виду, говоря о моей сестре? – спросил я Ребекку.

Мне как раз удалось встать и дотянуться до ящика с инструментом. Тут по большей части были молотки, гаечные и разводные ключи. Но имелись и отвертки, много отверток. Я схватил одну, с мощной красной ручкой и длинным стальным стержнем, длиной с мой локоть.

– Помнишь, что я тебе говорила там, на скале? – спросила Ребекка.

– Я помню, что тебя заинтересовало место, где машина Лоры перелетела через край обрыва.

Я передал Ребекке фонарь. Поправил его в ее руках, чтобы луч светил в то место, где я начал ковыряться, и не бил мне в лицо. Просунул острие отвертки в щель между листами пластиковой обшивки. Засунул его как можно глубже и дальше. Нажал в одну сторону. Потом в другую. И еще надавил здоровой рукой. В сторону от Ребекки. Тут фургон вошел в поворот, я потерял равновесие и свалился на бок.

Несколько минут вокруг стояла тишина. Потом раздался удар о перегородку.

– Кончай дурака валять! – рявкнул Андерсон. – Не вынуждай меня принять меры! А то ведь я туда к вам заявлюсь!

Я поднялся на колени. И еще немного повалял дурака.

– Ты начала рассказывать, – напомнил я Ребекке.

Она глотнула воздух и с трудом проглотила.

– Если бы твоя сестра действительно намеревалась покончить с собой, она бы направила машину прямо с обрыва в море.

– Ты полагаешь, она знала, что собой представляет эта скала, видела это из салона машины?

– Думаю, она и впрямь это знала. – Льюис помолчала. Справилась с дыханием. Я уже начал привыкать к этому ее гнусавому, насморочному голосу. Стало легче понимать, что она говорит. – Полагаю, она приехала туда и нашла подходящее место. Медленно въехала на бордюрный камень. Подъехала к ограждению, надавила на него передком машины, пока оно не начало прогибаться. Потом подвела машину к самому краю, все подготовила, чтобы сбросить ее вниз, а сама вылезла, перекусила проволоку ограждения и толкнула машину вперед. И потом смотрела, как та падает.

– Лору нашли мертвой в машине, – сказал я. – Ее видели много людей.

– Ты в этом уверен?

– Папа опознал тело. Потом было вскрытие. И все прочее.

Ребекка ничего на это не возразила. Она откинула голову назад, пытаясь остановить кровотечение из носа. Не думаю, что это могло ей помочь. Да и от самого носа, насколько я мог разглядеть, почти ничего не осталось.

Моя отвертка продолжала скрести по пластиковой обшивке. Отгибала ее. Отковыривала. Но пластик даже не трескался. Не ломался.

Я оперся на полку с инструментами и выпустил отвертку из рук. Она упала на пол. Взял у Ребекки фонарь. Отер рукавом кровь со лба над глазом. Кровь была липкая, уже начинала сворачиваться.

– У меня есть аптечка первой помощи, – сказал я.

– Можешь ее отыскать?

Я пробрался на коленях в заднюю часть грузового отсека и принялся искать аптечку. Обычно я держал ее позади блока полок. Но ее там не оказалось. Я развернулся, посветив вокруг себя. Поднял с пола резиновые коврики. Заглянул под них.

– Я говорила тебе, что работала вместе с Лорой, – задыхаясь, произнесла Ребекка. – И это правда. Но это было давно. – Она сделала паузу, чтобы отдышаться. И я услышал, как хрипит и булькает у нее в горле. – А по-настоящему поняла, кто она и чем занимается, только тогда, когда мне позвонила твоя мама, потому что недель за шесть до этого Лора позвонила мне и спросила, не найдется ли для нее работа в моей фирме. Сказала, что хочет уйти, совсем порвать с прежним. И сообщила нам, как ее зовут на самом деле, чтобы мы могли ее проверить. Я отметила, что среднее, второе имя у нее то же самое – Хендон. Но когда позвонила твоя мама, я сперва сделала вид, что не понимаю, о ком речь, потому что не была уверена, с кем говорю. Осторожничала.

Тут луч фонаря высветил что-то ярко-зеленое. Аптечка! Я удивился тому, что она открыта. Бинты и вата в ней отсутствовали.

– Ты уже ею пользовалась? – спросил я.

– Разве по мне заметно, что пользовалась?

Да, по Ребекке этого не скажешь. Я не мог понять, что произошло с аптечкой. Внутри еще лежала парочка антисептических салфеток и небольшой бумажный пакет с бинтом. Таблетки, конечно, тоже там имелись. Парацетамол. Я оттащил все это поближе к Ребекке и разорвал упаковку антисептической салфетки. Передал ее Ребекке и потом смотрел, как она, кривясь, морщась и вздрагивая, осторожно вытирала лицо вокруг носа. Я выдавил несколько таблеток из конвалюты и проглотил их. Выдавил еще несколько и протянул Ребекке.

– И ты предложила Лоре работу? – спросил я.

– Нет.

– Почему нет?

– На бумаге с ней все было в полном порядке. Мы знали, что у Лоры хорошая репутация. Несколько моих коллег сразу же поддержали эту идею. – Ребекка сунула таблетки в рот. Взяла себя в руки, готовясь их проглотить. Ее избитое лицо скривилось от боли. – Это я заблокировала ее предложение. Когда Лора в первый раз пришла на встречу с нами, у меня возникло ощущение, что она вовсе не ищет для себя новую работу.

– Что ты имеешь в виду?

– Ощущение было такое, что она нас просто прощупывает. Мне показалось, что она попала в беду и нуждается в помощи.

– Она бы, наверное, сама об этом сказала?

– Мне показалось, что беда, в которую Лора угодила, очень серьезная. Она была очень напугана. Как я тебе уже говорила, я чувствовала, что у нее возникла проблема – внутри самой ее организации. И единственным местом, где Лора могла бы получить помощь, могла стать только какая-нибудь посторонняя контора.

– Но она не просила о помощи.

– Напрямую – нет. – Льюис чуть помолчала, собираясь с силами. А когда снова заговорила, то медленно, обдумывая каждое слово, как будто, произнося очередное, рисковала еще одним приступом боли. Это привносило в ее речь странные, нерешительные модуляции. – Но у нее было множество вопросов по поводу заданий, которыми мы занимаемся. И она очень дотошно расспрашивала меня о наших наработках, когда дошло до дел о пропавших без вести людях. Лора хотела узнать, смогли ли мы кому-то помочь и найти кого-то из таких исчезнувших людей. Расспрашивала меня о наших методах работы при отслеживании людей, которые взяли себе новые имена и фамилии и уехали в другие страны. Оглядываясь теперь назад, я понимаю, что она старалась накопать данных. Думаю, Лора пыталась сама найти решение своей проблемы. Она была хорошим профессионалом, Роб. Очень способная. Так что, полагаю, она симулировала свою смерть.

Я накрыл ладонью рану у себя на голове. Чуть нажал. Словно пытался сжать рану, стянуть края рассеченной кожи. Словно если бы мне удалось залечить эту рану, то мои мозги, возможно, получили бы способность свести воедино всю ту информацию, которую я только что получил.

Тут фургон мотнуло вправо, и я выставил свою перемазанную кровью руку, чтобы удержаться и не рухнуть.

– Я уже говорил тебе, – сказал я, – что сестра погибла в автокатастрофе.

– Могла и погибнуть, с этим я согласна. Но подумай сам. Ваш остров – маленький. Это Лорин дом. Она здесь выросла. Это замкнутый мирок по самой своей сути. По своему географическому положению. Такое местечко, где все способны сами решать свои проблемы. Здесь все друг друга знают. Здесь нетрудно найти помощь и содействие. Здесь людям можно доверять, здесь любые тайны можно сохранить. Твой отец пользуется на острове определенным влиянием, верно? А его дочь попала в беду.

– Все равно это не имеет никакого смысла. Ведь папа нанял тебя расследовать обстоятельства ее смерти.

– Нет. Это твоя мама меня наняла.

– Потому что Лора ее об этом просила. Она сказала маме, чтобы та связалась с тобой, если с ней что-нибудь случится.

– Да, но, может, вовсе не по той причине, о которой ты думаешь. Может быть, Лора хотела, чтобы меня наняли, поскольку знала, что я стану задавать вопросы. И начну рыться в той каше, в которую она угодила. Я хорошо помню, как она поставила меня в тупик, спросив, что будет, если кто-то пропадет, а я вдруг начну сомневаться – вдруг человек еще жив. Мое участие в расследовании может даже создать для твоей сестры возможность вылезти из укрытия, где она прячется. Если, предположим, мне удастся что-то такое найти, что может ей помочь в ее нынешнем положении.

– И ты уже что-то такое нашла?

– Нет. А вот ты только что нашел. В том шкафчике.

Я вспомнил про свою сумку. И про то, как ее у меня вырвали из рук.

– Что ты там нашел? – спросила Ребекка.

– Компьютерную флешку. На ней был ярлычок с надписью, сделанной рукой Лоры.

– И что на этой флешке?

– Не знаю. Я собирался поехать домой и посмотреть. И сразу после этого, насколько я помню, эти гады использовали мою башку в качестве стенобитного тарана.

Ребекка ничего на это не сказала. Она изучала пятна на салфетке, которую я ей дал. Салфетка выглядела почти так же скверно, как ее майка. Меня приводила в ужас одна мысль о том, сколько крови потеряла Льюис.

Лучше уж вместо этого думать о том, что она сообщила мне о Лоре.

– Именно поэтому ты тут и очутилась, да? – спросил я. – Именно поэтому ты согласилась работать на моих родителей, причем бесплатно. Ты поняла, что Лора обратилась к тебе за помощью, а ты ей ничем не помогла. И теперь чувствуешь себя виноватой.

– Какая разница? Хватит и того, что у меня есть соответствующая мотивация.

Я ничего на это не ответил. Вероятно, Ребекка права. Это и в самом деле ничего не меняет.

– Мне очень жаль, что я сказала им про шкафчик, – хмыкнула она.

– Не думаю, что у тебя был выбор. Они тебе никаких шансов не оставили. И если они, как ты говоришь, следили за моим домом, они бы в любом случае последовали за мной в спортцентр. Кстати, там был и еще кое-кто.

Ребекка подняла взгляд, оторвавшись наконец от окровавленной салфетки.

– Кто?

– Не знаю. Но он заявил, что работает на службу безопасности.

– Кто-то изнутри, инсайдер, – сказала Ребекка и покивала, подтверждая свои слова. – Та самая угроза, по поводу которой так беспокоилась твоя сестра.

– Я все равно не верю, что Лора жива, – покачал я головой. – То, что ты предполагаешь, должно было вовлечь в это дело множество людей. И любой из них мог проболтаться.

– Необязательно. Кого из здешних мы можем иметь в виду? Коронера? Владельца похоронного бюро? Кого-то из полиции? Шиммина, к примеру. Ты же сам говорил, что он не горел желанием разбираться в том, что произошло с Леной в этом лесном коттедже. Может, именно поэтому.

– Ты хочешь сказать, что он помог Лоре исчезнуть?

Льюис кивнула.

– Но думаю, что это твой папа обратился к нему за помощью.

Я подумал над этим. Вспомнил, как папа хотел остаться в моей палате, когда Шиммин и Тир явились меня допрашивать. Тир сказала, что Шиммин настаивал на том, чтобы поехать в больницу вместе с ней. И он ведь прервал ее, когда она меня расспрашивала. Вспомнил, как Шиммин приезжал ко мне домой и говорил со мной после убийства Тир. После этого я видел его беседующим с отцом, когда собирался ехать в спортцентр.

– Есть еще кое-что, чего я тебе не успел рассказать, – сказал я Ребекке. – На Тир напали после того, как мы от нее уехали. Она погибла.

 

Глава 45

В грузовом отсеке фургона становилось жарко. Полуденное солнце нагревало металл кузова, и внутри уже было прямо как в печке. Воздух стал затхлым. Ребекке совсем плохо приходилось, она с трудом могла дышать, да и мне тоже было несладко, ушибленные ребра давали о себе знать.

– Откуда ты узнал про Тир? – спросила Ребекка, запинаясь и хрипя.

– Шиммин сказал, – ответил я. – Он приезжал ко мне утром. Ему было известно, что мы к ней заезжали вчера вечером.

– Он относился к тебе как к подозреваемому?

– Нет.

– А меня не подозревал?

– Не думаю. Но он собирался с тобой побеседовать.

Ребекка приняла эту информацию спокойно. Ее это, кажется, совсем не потрясло. Может быть, опыт закалил ее, приучил без эмоций воспринимать скверные вести. Может, ее уже больше ничто не удивляло.

– Он тебе не сказал, как погибла Тир? – спросила Льюис.

– Судя по всему, на нее напали прямо у нее дома. Шиммин обнаружил ее у подножия лестницы, как будто она пыталась вырваться и убежать. И еще одного типа там нашел. Тоже мертвого. Шиммин показал мне его фото. Я его узнал.

– И кто это?

– Фельдшер. Тот самый, который разговаривал со мной после ДТП с байком. Тот, что захватил Лену.

– Кто-то аккуратно заметает следы, – заметила Ребекка.

– И при этом оставляет кучу новых.

– У них нет выбора. Они, кажется, уже в отчаянном положении.

– По поводу чего?

– По поводу того, что записано на флешке.

Фургон резко затормозил и замедлил ход, свернув вправо. Потом начал осторожно снова набирать скорость и дальше поехал неспешно. Покрышки шуршали и гудели, постукивали и подскакивали. Я слышал шорох рассыпчатого гравия, потом пустой звук «бам!», когда колесо ввалилось в ямку, а затем «рра-та-та», постукивание кенгурятника. Снова торможение, левый поворот, и машина остановилась.

Я напряженно прислушивался, но ничего не мог различить из-за рокота работающего на холостом ходу двигателя. Ребекка тоже насторожилась и прижала ухо к задней дверце.

Шаги. Удаляющиеся от фургона. Я попробовал плечом боковую сдвижную дверь. По-прежнему заперта. Шаги еще были слышны, потом последовал отдаленный стук закрывшейся дверцы. Но не нашего фургона. Видимо, там стоит еще одна машина. Вдруг наш двигатель взревел, заскрипел выключаемый ручной тормоз, и машина двинулась вперед.

Ребекка увидела вопросительное выражение у меня на лице.

– Вчера вечером они были на «Ленд Ровере», модель «Дискавери», с затемненными стеклами. Машину вел Андерсон, значит, сейчас «Ленд Ровером» правит Лукас.

Фургон дернулся, подпрыгнул и закачался. Камни постукивали и грохотали под его шинами. Мои инструменты и запасные детали тряслись и тоже постукивали и позванивали в своих ячейках и гнездах. Я упал на колени и зацепился рукой за деревянную стойку. Ребекка ударилась головой о заднюю дверцу.

– Мы почти приехали, – сказала она немного изменившимся из-за вибрации голосом.

– Куда?

– Куда-то в отдаленное место. Туда, где никто не сможет побеспокоить.

Фургон резко наклонился набок. Потом выправился. Словно преодолел глубокую рытвину.

– Но Андерсон не знает остров, – заметил я.

– Такое место, которое они ищут, нетрудно найти. Надо просто ехать и ехать, пока не заедешь на совсем узкие дороги.

– Значит, нас могли завезти куда угодно.

– Могли. Но если впереди едет Лукас, думаю, он направляется в такие места, которые уже знает. И которые мы тоже знаем.

В итоге до меня дошло.

– В коттедж, – сказал я. – Им известно, что он стоит на отшибе. За ним никто не наблюдает. И нас не услышат.

Мне не понравилось то, что говорит Льюис, но определенная логика в ее словах была. И я помнил, что чувствовал, когда ехал в фургоне через лес в коттедж, по грунтовой дорожке. Все эти дерганья, толчки и раскачивание на ухабах. Удары, подпрыгивания, резкие наклоны и сотрясения.

– И что будем делать? – спросил я.

– Вооружимся. Какие у тебя тут есть инструменты?

Инструментов у меня тут было множество, и многими из них можно нанести серьезную рану. Тут и молотки с лапкой-гвоздодером, молотки с круглыми головками, резиновые молотки. Разводные ключи и тяжелые гаечные ключи. Приспособления для гнутья труб; острые, как бритва, пилы-ножовки и ножницы по металлу. Имелись также штангенциркули, тиски и струбцины. Разнообразные пассатижи и отвертки, множество разных ножей и прочих режущих инструментов. И электрические дрели хранились. И даже паяльная лампа.

Я с трудом поднялся на ноги и ухватился за что пришлось, поскольку фургон продолжал подпрыгивать и раскачиваться. Передал Ребекке пистолет-гвоздомет и нож с убирающимся лезвием. Себе я выбрал разводной ключ. Сунул его под толстовку и уложил в перевязь, под поврежденную руку, плотно прижав к груди. В правую руку взял электрическую дрель, но потом заменил ее резиновым молотком. Молоток был увесистый и хорошо лежал в руке. Его рукоятка достигала почти фута в длину, давая возможность хорошо и быстро размахнуться и придать молотку очень приличное ускорение при ударе. Резиновый боек-набалдашник был подсохший и потрескавшийся, но приличного веса. Идеальный инструмент, чтобы заставить старый медный трубопровод гнуться куда надо. И великолепное оружие, если врезать кому-то по башке, по локтевому суставу или по коленной чашечке.

Фургон взбирался по крутому склону. Потом дорога выровнялась, и мы набрали скорость. Колеса снова застучали, загремели и заскрипели.

Наконец машина замедлила ход и остановилась. Фургон сдал задом, описав крутую арку. Задним ходом он двигался очень быстро. И тут тяжело ударился обо что-то задом. Раздался громкий металлический звон и сухой треск ломающихся досок. Меня швырнуло на пол. Ребекка нырнула вперед, оберегая голову. Задние дверцы затряслись, задрожали и застучали.

Мотор заглох. Фургон замер на месте. Я слышал завывание мощного двигателя «Ленд Ровера» и подвывание усилителя руля, скрежет и шорох его покрышек по сухой земле и камням. Потом все стихло. Открылась и захлопнулась автомобильная дверца. К фургону приблизились чьи-то шаги.

В металлическую перегородку, отделяющую грузовой отсек от пассажирской кабины, ударил кулак.

– Слушайте там, вы! – раздался громкий голос Андерсона. – Сейчас вот что произойдет. Я отопру центральный замок, и вы откатите боковую дверцу. Но перед этим вы выбросите все оружие, которым там запаслись. Мой коллега держит в руке автоматический пистолет, «беретту М-92». Если он заметит что-то у вас в руках, то есть все, что угодно, он нажмет на спусковой крючок. И будет продолжать на него нажимать. Понятно?

Мы ничего не ответили. Были слишком заняты, глядя друг на друга.

– Бросайте все, что у вас есть, – прокричал Андерсон. – Не заставляйте его стрелять.

Я покачал в руке резиновый молоток, потом пожал плечами и отбросил его в сторону. Ребекка тоскливым взглядом поглядела на гвоздомет, прежде чем отложить его. Но оставила у себя рабочий нож-резак, засунув его в рукав кожанки. Нож был небольшой. Компактный. Лезвие убиралось в прочную пластиковую рукоятку.

Я смотрел, как Льюис сложила ладонь ковшиком и потренировалась, выкидывая нож из рукава. Ее большой палец удобно ложился на мощный металлический рычаг, с помощью которого лезвие выдвигалось наружу. Кажется, Ребекке очень понравилось это упражнение. Удовлетворившись его результатами, она засунула нож обратно под манжету куртки и с трудом взгромоздилась на ноги.

– Готовы? – выкрикнул Андерсон.

– У нас ничего нет! – крикнул я в ответ.

Ребекка сделала пару шагов ко мне. Я слышал, как тяжело она дышит. Медленно, с хлюпаньем и всхлипами, в нос. Секунду было тихо, потом последовала серия металлических щелчков – с места водителя открывались замки всех дверей. Я направил луч фонаря на ручку замка боковой двери. Установив ее местонахождение, я выключил фонарь и уронил его на резиновый коврик под ногами. Потом протянул руку и откатил дверь вбок.

Внутренность фургона залил дневной свет. Я заморгал и прикрыл глаза ладонью. Мы находились на маленькой полянке перед коттеджем. Сам коттедж и заросший сад были слева от нас. Я высунул голову наружу. Задок фургона вмазался в гаражные ворота. Листы гофрированного железа прогнулись и смялись там, где он врезался в них, когда сдавал задним ходом. Черный «Ленд Ровер-Дискавери» был припаркован справа, мордой в сторону густых лесных зарослей.

Человек по имени Лукас находился в десяти шагах от нас спиной к лесу и остывающему «Дискавери». Он стоял, широко расставив ноги, правая чуть выдвинута вперед, обе руки подняты на уровень подбородка. И сжимал в обеих руках огромный и грязный пистолет. Пальцы правой руки обхватывали рукоятку, указательный палец согнулся вокруг спускового крючка. Левой рукой Лукас поддерживал правую.

Его поза показалась мне вполне профессиональной, но сохранял он ее с трудом. Я не слишком хорошо разбираюсь в пистолетах – никогда даже в руках не держал, не говоря уже о том, чтобы из них стрелять, – но любому идиоту было бы понятно, что этот ствол мощный и тяжелый. Лукас не отличался особой мускулатурой, так что руки у него тряслись, описывая небольшие неровные круги, и пистолет в них ходил ходуном. Он облизал губы. Помотал головой, так что его длинные волосы рассыпались по плечам. Я подумал, что вскоре ему придется опустить пистолет, чтобы дать рукам отдохнуть. И спросил себя, сколько времени я сам мог бы вот так стоять, не двигаясь.

Недолго.

Открылась и захлопнулась водительская дверца, и Андерсон обошел передок фургона. Он держал в руке бейсбольную биту, положив ее на плечо. Бита была длинная, с мою руку, сделанная из светлого дерева и покрытая лаком, сияющая и блестящая. Выглядела она очень солидно. Твердая такая. Не обещающая никаких компромиссов.

Лицо Андерсона выглядело точно так же.

Он остановился шагах в пяти от боковой дверцы фургона. На нем были отглаженные штаны из плащовки и коричневые мокасины. Темно-синяя рубашка с воротником поло, застегнутая до самого горла и заправленная в штаны. Его мощные бицепсы так и распирали рукава рубашки. Выглядел американец так, словно оделся для барбекю-вечеринки.

Андерсон глянул на Лукаса, проверяя, надежно ли тот его прикрывает. Я узнал одежду, в которой был Лукас. Старый синий свитер и джинсы. Он их забрал из моего фургона. Насколько я мог видеть, одна штанина джинсов была вся в пятнах. Они окрасили джинсу в темно-ржавый, красноватый цвет, и ткань, кажется, прилипала к его ляжке.

Андерсон поманил меня, предлагая выйти из машины, сделал жест «давай сюда» согнутыми пальцами свободной руки. Я вышел наружу, ступив на ссохшуюся грязь. Андерсон снял биту с плеча и ее концом поднял мою здоровую руку повыше. Потыкал ей мне между ногами, пока я не расставил их пошире.

– Сами понимаете, мне нужно все проверить, – сказал он. – Убедиться, что вы выполнили мои инструкции. Положеньице-то у вас опасное, верно?

Я ничего не ответил.

– Для меня вот не слишком опасное. Я-то в отличном положении. Тут мой приятель стоит, а у него в руке «беретта». А у меня – бита. Но вот для вас оно опасное. Так что не делайте никаких ошибок. Будет плохо, если вы вздумаете игнорировать мои советы и указания. А то вдруг вам пришло в голову вооружиться и навалиться на меня, если выпадет шанс…

Американец склонил голову к плечу. И посмотрел на меня таким взглядом, словно его крайне интересовала моя реакция на его слова.

Я даже рта не открыл.

– Ну а теперь у вас есть шанс выжить, – сказал он. – Сейчас я буду вас обыскивать. Начну с ног и пойду вверх. У вас может возникнуть мысль пнуть меня ногой, когда я присяду перед вами. Или ударить меня ножом, который вы спрятали в рукаве. Но это скверная идея. Опасная. И знаете почему?

Я по-прежнему молчал.

– Вот вы сами скажите, почему, – потребовал американец.

– Из-за пистолета, – сказал я.

– А еще?

– Из-за вашей биты.

– Верно. Битой можно причинить серьезный вред здоровью. – Американец махнул концом биты в сторону Ребекки. Она стояла в открытых дверях фургона, прикрывая заплывшие глаза от солнечного света. Выглядела она скверно – избитая, растрепанная и перепачканная в грязи. Ей явно требовалась срочная медицинская помощь. – А что до пистолета, – продолжал Андерсон, – то девятимиллиметровая пуля, выпущенная с короткой дистанции, гарантированно убьет. Может, не сразу. Она же может оказаться такой, которая убивает медленно. Но в конце концов она вас все равно прикончит. Понятно?

Я кивнул.

– Отлично. – Американец потыкал битой воздух. – Значит, стойте и не двигайтесь. Даже не дышите. Ясно?

Он сделал движение, собираясь шагнуть ко мне, но ему помешал громкий стук, раздавшийся в фургоне. Руки Ребекки бессильно повисли вдоль тела, пальцы были расставлены в стороны. Рабочий нож выпал у нее из рукава и загрохотал по доскам пола.

– Ой, поглядите-ка! – сказал Андерсон. – Неплохо, неплохо, моя милая!

Он улыбнулся Льюис, продемонстрировав все зубы. Потом снова обернулся ко мне:

– А у тебя тоже что-нибудь есть, что ты мог бы уронить, а, приятель? Что мы сейчас имеем, так это официально объявленную амнистию. Твоя приятельница уронила свой нож, и я могу ее простить. Значит, если у тебя имеется что-то, что ты готов мне продемонстрировать, то давай показывай. И брось это на землю, прямо в грязь.

Я ничего не ответил. И не пошевелился. Я просто смотрел на американца, пытаясь не обращать внимания на перемещения ствола пистолета, которые ясно видел краем глаза.

– Ладно, хорошо, – кивнул Андерсон. И завертел в воздухе своей бейсбольной битой. Она описала полный круг, триста шестьдесят градусов. Он хорошо и цепко держал биту в руке. Потом перекинул в левую руку. – Все. Время амнистии истекло. План меняется.

Он сделал несколько шагов в сторону, поближе к Лукасу. Забрал у него «беретту» и направил ствол на меня, зажав биту под мышкой.

– Лукас, ступай обыщи его.

Лукас, кажется, заколебался.

– Давай! Выполняй!

Лукас чуть пошевелил руками и двинулся ко мне. Он явно предпочитал наступать на правую ногу, словно левая была повреждена. Поэтому двигался довольно неуклюже, скованно. Это, видимо, объясняет происхождение кровавого пятна на бывших моих джинсах.

– Вот и хорошо, – сказал ему Андерсон. – Я тебя прикрываю. А теперь начинай с его ног. Пощупай вокруг лодыжек. Проверь носки.

Лукас с трудом присел. Ему пришлось руками вытянуть вперед левую ногу, потому что коленка не сгибалась. Теперь я понял, что имел в виду Андерсон, когда предупреждал меня. И впрямь возникло искушение пнуть Лукаса ногой в лицо. Проделать это было бы совсем нетрудно. Такого легко свалить. Но вот пистолет, который в меня нацелен человеком, явно умеющим обращаться с оружием…

То, что они обменялись ролями, было разумным шагом. Но это имело и свои отрицательные стороны.

Я стоял смирно, пока Лукас ощупывал мои ноги, продвигаясь снизу вверх, охлопывал мне колени и бедра под ворсистым материалом спортивных штанов. Сперва одну ногу. Потом другую. Кажется, он был сконфужен, выполняя эту работу. Лукас прятал глаза, занавесив лицо своими длинными волосами. Движения у него были резкие, дерганые, очень замедленные и сдержанные. Думаю, что сам Андерсон проделал бы все это гораздо лучше и тщательнее.

Лукас добрался до моей талии. Андерсон велел ему особо тщательно проверить резинку моих спортивных штанов. Лукас ничего там не обнаружил, после чего с трудом выпрямился, чтобы ощупать мне торс. Разводной ключ был по-прежнему упрятан под толстовкой и лежал в перевязи. Инстинкт рекомендовал мне прижать руку покрепче к груди, но я не хотел делать никаких движений, которые могли бы меня выдать. А Лукас теперь возился с рукавом моей здоровой руки. Потом он обхватил пальцами другую мою руку и ощупал ее от запястья до локтя. Нажимал он несильно, но ощупывал тщательно, как хирург, старающийся найти перелом. Я скривился, притворяясь, что мне больно. Он уменьшил силу нажима, а потом вообще оставил это дело. Сделал скованный шаг назад и длинно выдохнул, словно ожидал обнаружить на мне готовую взорваться мину, но все обошлось и его не разорвало на куски.

– Все в порядке? – спросил Андерсон.

Лукас кивнул.

– Хорошо. Теперь осмотри женщину.

Ребекка с трудом выбралась из фургона и, ошалело шатаясь, остановилась. Лукас повторил те же упражнения и с ней, начав с ног и продвигаясь вверх по всему телу до рук. Я заметил, что при этом он старается не смотреть в ее заплывшие глаза с жуткими синяками.

– Чисто? – уточнил Андерсон.

Лукас снова кивнул. На сей раз как-то даже судорожно.

– Отлично. Тогда закрой машину, иди сюда и забери у меня пистолет.

Лукас задвинул боковую дверцу, потом прохромал к Андерсону и забрал у него пистолет. Дул легкий ветерок, сосны раскачивались и шелестели ветвями и иголками. Небо над нами было светло-голубого цвета, почти без облаков. Слышалось пение птиц.

– Ну что ж, ребята, все отлично. – Андерсон чуть отступил вправо, ближе к дверям гаража. – Всего один ножик, верно? И ты уронила его во время объявленной амнистии, что означает снисхождение. Но это совсем не так. Мы не такие уж хорошие, как вам могло показаться. Потому что я соврал вам насчет амнистии.

И американец рванулся вперед, занося биту над головой, крутя и размахивая ею в воздухе. Биту уже не было видно, она превратилась в размазанную полосу. И со свистом разрезала воздух. Я видел, как вращается его рука в локтевом суставе, как вертится его запястье. А потом почувствовал, как бита врезалась мне в поврежденное плечо.

Я этого совсем не ожидал. И не успел приготовиться или уклониться. И оказался полностью уязвимым, в самом невыгодном положении.

Боль была ужасная, внезапная и сбивающая с ног. Всю спину словно пронзило огнем. Мышцы сократились и судорожно напряглись. Голова откинулась назад, я вскрикнул и упал на колени.

Я никак не мог унять эту жуткую боль. Не мог даже зажать рукой поврежденное место. Просто не мог до него дотянуться. Тело развернуло влево, как будто бита Андерсона проткнула меня насквозь и оторвала кусок от торса. Левая рука онемела и повисла, как мертвая. Разбита напрочь. Если бы разводной ключ не был упрятан в перевязи, он бы точно вывалился и упал на землю.

Боль усилилась. Она разрасталась, охватывая меня всего. Глаза слезились. В ушах шумело.

Ребекка наклонилась ко мне, но я оттолкнул ее. Потому что понимал, что если кто-то ко мне сейчас прикоснется, боль станет невыносимой. Я посмотрел Льюис в лицо. Вздувшаяся, обесцветившаяся масса, в которую это лицо превратила бейсбольная бита. Я даже не пытался представить себе, как ей было больно.

– Вставай! – рявкнул Андерсон.

Но встать я не мог. Я вообще не мог пошевелиться. И невольно выдавал разнообразные звуки. Стонал и скулил, судорожно хватая ртом воздух.

– Вставай, или я тебе врежу еще раз!

На этот раз Ребекка не стала меня слушать. Она нагнулась, подхватила меня под здоровую руку и подняла на ноги. Я взвыл. Ребекка поддерживала меня в стоячем положении. Я удивился, как у нее хватает на это сил. Мне сейчас очень нужна была ее помощь. Ноги напоминали желе. Меня всего скрючило, я склонился набок, опустив лицо вниз и замерев спиной к Андерсону. Должно быть, со стороны это выглядело так, словно я съежился, как от холода. Может, так оно и было. Одно я понимал совершенно отчетливо: я не в состоянии выпрямиться, потому что тогда просто потеряю сознание.

– Это вам за нож, – пояснил Андерсон. – Вы ведь напарники, верно? Если один напортачил, другой будет отвечать за последствия. Понятно?

– Вполне, – ответила Ребекка. – Говорите, что вам от нас нужно.

– Что мне нужно? Ладно. Мне нужно, чтобы вы прошли в дом. Прямо сейчас. Лукас, ключ у тебя?

Лукас зашарил в кармане. Движения его были очень поспешные, он явно ощущал беспокойство. У меня возникло подозрение, что он хочет, чтобы Андерсон снова нас ударил, так же сильно. Лукас обошел передок моего фургона, тяжело прихрамывая и шаркая, и направился к входной двери.

Мы без задержки последовали за ним. Последнее, чего мне сейчас хотелось, это быть ударенным еще раз.

Андерсон запер машину и последовал за нами. Бейсбольную биту он держал перед собой, словно стрекало, которым подгоняют скотину. Ее конец был всего в нескольких дюймах от моей спины.

Лукас никак не мог вставить ключ в замок. Рука у него дрожала. Но в конце концов он все же открыл его и распахнул дверь. Потом неуклюже отступил в сторону и махнул нам стволом пистолета, чтобы мы проходили в холл.

Внутри было довольно темно и стоял сильный запах плесени, которого я раньше не замечал. Ковер был тонкий и вытертый до основы. Коридор узкий, двоим не разминуться. Я пошел первым. Ребекка двинулась следом.

– Ступайте в кухню, – велел Андерсон.

В кухне ничего не изменилось. Деревянный стол и стулья по-прежнему стояли в центре. Отделанные дешевой кафельной плиткой стойки были так же пусты. Все те же окна, низко прорубленные в стене и слишком маленькие, чтобы пропускать внутрь достаточно света.

– Проходите дальше, в гараж, – сказал Андерсон.

В замке внутренней двери торчал ключ. Ребекка повернула его, отворила дверь и помогла мне протащиться внутрь гаража.

В гараже царила кромешная тьма. Я споткнулся о ступеньку, ведущую из кухни, и чуть не вывернул себе плечо, которое и без того болело.

– Проходите вперед. В середину, – велел Андерсон.

Мы прошли, как он сказал. Раздался сухой щелчок вспыхнувших трубчатых флуоресцентных ламп, и широкий бетонный пол залил свет. Гараж пребывал почти в том же состоянии, каким я его видел в прошлый раз. Бойлер в углу, расширительный бак рядом с ним и переплетение труб вокруг них. Несколько секций пустых полок позади нас. Внешние ворота гаража справа.

Гаражные ворота были единственным, что здесь изменилось. В их центральной части красовалась горизонтальная вмятина примерно на высоте талии. Нижняя часть створки отогнулась назад от сильного удара, когда в нее врезался фургон, на дюйм оторвавшись он пола и образовав щель, в которую просачивался дневной свет. Теперь я понял, что Андерсон вовсе не скверный водитель. Он использовал мой фургон, чтобы перекрыть возможный выход.

Это оставляло нам единственный путь отхода, и Андерсон явно намеревался заблокировать и его.

– Посидите пока смирно, – сказал он.

После чего захлопнул за собой дверь в кухню, и я услышал щелчок ключа, поворачивающегося в замочной скважине.

 

Глава 46

Лукас с облегчением вздохнул, положив пистолет на кухонный стол. Ему не нравилось держать его в руках. Ему не нравилось это ощущение, которое возникает, когда у тебя в руке оружие. Или осознание, на что ты становишься способен, располагая им. Его приводила в ужас мысль, что придется стрелять. Во-первых, потому, что Лукас не верил, что сумеет как следует прицелиться и что его нервная система позволит ему это сделать. Во-вторых, потому, что он ужасался той реальности, которая может возникнуть, если он в кого-то выстрелит. Тому, какая может быть ужасная рана. И потом чувство вины. Тошнота и рвота.

Бейсбольная бита – уже достаточно скверная вещь. Андерсон заставил его смотреть, когда избивал эту женщину, а потом и мужчину тоже. Но тогда бывшему охраннику все же как-то удавалось держать себя в руках. И еще он был благодарен этим двоим, что они не стали сопротивляться. Ему была просто ненавистна мысль о том, что бы Андерсон сделал с ними в таком случае. Но еще больше Лукас боялся того, что произойдет с ним, если они каким-то образом сумеют взять верх над Андерсоном. Сам-то он драться не умел. И в таком случае будет полностью в их власти, и кто знает, какую месть они ему придумают?

Бывший охранник смотрел на простую деревянную дверь, которая отделяла его от пленников. На дешевый ключ, торчащий из дешевого замка. Лукас провел несколько недель, сидя в этой гнусной кухоньке, глядя на эту самую дверь, а теперь это была единственная преграда, которая отделяла его от будущего, о котором он боялся даже думать. Что Андерсон сделает с этим братом? И с этой женщиной-детективом? Что бы ни произошло, Лукас был твердо уверен, что это будет нечто очень плохое.

– Иди принеси свой ноутбук, – сказал ему Андерсон. Он бросил бейсбольную биту на кухонный стол и сунул руку в карман штанов. Достал оттуда темно-красную флешку и зажал ее между большим и указательным пальцами, словно это какой-то экзотический фрукт, который он только что сорвал с дерева. – Тащи его сюда. Посмотрим, что тут у нас.

Лукас повернулся и, хромая, побрел по коридору и наружу, на лужайку перед коттеджем. Боль в ноге была не такая уж сильная. Андерсон дал ему лекарства, которые снимают боль, от которых нога немеет и почти ничего не чувствует. Нога была и впрямь онемевшая и плохо действовала. Но Лукас уже приспособился шагать, не сгибая колена, прямой ногой, от бедра.

На лужайке было тихо, но он все равно не мог превозмочь желание оглянуться через плечо. Бывший охранник не чувствовал себя здесь в полной безопасности. И вовсе не из-за этого леса. Дело в том, что место тут совершенно изолированное. К тому же его мучили воспоминания о том, как он тогда отсюда убегал и потом скрывался. О тех двоих мужчинах, которые внезапно на них напали и завалили Питера. О панике, о замешательстве, о стрельбе. Лукас отлично понимал, что если они проделали такое один раз, то могут проделать и снова, в любое время по собственному выбору.

Бывший охранник никого не заметил, но это вовсе не означало, что их здесь нет. Может, и неплохо будет, если они появятся. Может, будет даже лучше, если они завалят и Андерсона, как завалили Питера. Тогда Лукасу не придется думать о том, что еще американец заставит его делать. Тогда ему уже не придется принимать никаких решений.

Лукас дохромал до «Ленд Ровера» и открыл пассажирскую дверцу. «Свой ноутбук», – сказал ему Андерсон. Но его собственный компьютер находился в коттедже. И его забрал тот, кто увез Лену. Вместе со всем остальным, что при них с Питером было. А этот ноутбук принадлежал братцу, Лукас стащил его у него из дома, и это был гораздо менее мощный аппарат, чем тот, к которому он привык. Устаревший, ему по крайней мере три года, а братец даже не удосужился обновить программное обеспечение или поставить современный процессор. Ноутбук оставался таким же примитивным и работал так же медленно, как любой обычный другой. «Свой ноутбук!» Да он даже близко не стоит к тому аппарату, который Лукас выбрал бы для себя!

Бывший охранник забрал его с пассажирского сиденья, зажал согнутой в локте рукой. И зашлепал обратно к коттеджу. На белый фургон он даже не взглянул. Ему не хотелось думать о братце и женщине-детективе, запертых в гараже.

Когда Лукас вернулся на кухню, Андерсон уже сидел за кухонным столом. И играл с пистолетом, наводя его на лампочку под потолком, щуря левый глаз и прицеливаясь.

Флешка лежала посредине стола, рядом с ручкой бейсбольной биты. Лукас вытащил из-под стола стул, уселся на него и открыл ноутбук. Зажужжал и защелкал жесткий диск. Шумный и, видимо, поврежденный. И жутко медлительный. Жужжание диска стало громче, и экран засветился бледно-голубым светом. Эта синева осветила руки Лукаса, когда он застучал по клавишам, открывая меню, а потом щелкнул по иконке пользователя. Комп заработал. Лукас снял колпачок с флешки и вставил ее в USB-порт. Комп снова зажужжал. И защелкал.

На экране появилось изображение флешки, а под ним слова: «Личный файл Мелани Флеминг». Лукас два раза кликнул по этой иконке. На экране появилось диалоговое окно.

«Введите пароль».

Лукас недовольно крякнул.

– В чем дело? – спросил Андерсон, отвлекаясь от пистолета.

– Файл закодирован. Защищен паролем.

– Ну так введи пароль. – Американец ткнул стволом пистолета во флешку, к которой был приклеен ярлычок с надписью «Для Роба. 9Г13В».

Лукас пожал плечами, и его пальцы заплясали по клавиатуре, печатая «9Г13В», а затем нажимая «Enter».

Ноутбук обработал полученную информацию. Работал он невозможно медленно в сравнении со скоростями, к которым привык Лукас. После чего вынес свой вердикт. Выдал какой-то негармоничный звук, а затем внизу диалогового окна возник текст, написанный красным шрифтом:

«Пароль неверный. Повторите ввод».

Лукас снова пожал плечами и напечатал еще раз: «Для Роба. 9Г13В». И нажал на «Enter».

Аппарат снова повторил операцию считывания. И издал тот же неприятный звук.

«Пароль неверный. Повторите ввод».

– Проблемы? – спросил Андерсон. Он поставил руку локтем на стол, свободно держа пистолет и просунув указательный палец в спусковую скобу.

– Ему не нравится этот пароль.

– Сколько раз ты пробовал? Может, он выключится, если продолжать вводить неправильный пароль?

Лукас поджал губы. Осмотрел кричаще-яркую флешку, словно она могла ответить на этот вопрос.

– Вряд ли.

– Проверить можешь?

Лукас снова поджал губы.

– Если бы у меня было еще кое-какое оборудование, тогда может быть.

– Сколько времени тебе нужно, чтобы раздобыть нужное оборудование?

– Не знаю. Здесь это может оказаться невозможным.

– Тогда продолжай пробовать.

Лукас продолжил. Ввел пароль одним словом, без пробелов: «ДляРоба9Г13В». И это не сработало. Он попробовал то же еще раз, но строчными буквами: «дляроба9г13в». Потом попробовал имя этого типа: «Роберт Хейл». Никакого эффекта. Попробовал его полное имя плюс цифры. Потом цифры перед именем. И все, что получил в ответ, было серией малоприятных звуков и все та же надпись:

«Пароль неверный. Повторите ввод».

– А взломать не можешь? – спросил Андерсон.

– Без своего оборудования не могу.

Андерсон вздохнул. Злобно и раздраженно. Толчком поднялся на ноги, обошел вокруг стола и навис над Лукасом, опершись одной рукой на спинку его стула, а вторую руку с пистолетом положив на край стола. С минуту изучал диалоговое окно. Осмотрел флешку.

– Сообщение закодировано, – констатировал он. – Это вполне нормально, так ведь? Что-то вроде двойной предосторожности. Первая его часть – «для Роба» – сообщает, для кого оно предназначено. А номера и буквы – это уже код. Стало быть, они что-то означают для этого парня.

– Что, например? – спросил Лукас.

– Именно это я и намерен у него узнать.

* * *

Я стоял на коленях на бетонном полу. Не самое удобное положение, но так мне было легче, чем пытаться опуститься на пол и сесть на задницу. Меня никак не устраивала перспектива долго оставаться в стоячем положении, а мысль о том, чтобы прислониться к стене, я вообще не рассматривал. Поврежденная лопатка исходила просто адской болью. Она была вся горячая и жутко пульсировала. Требовалась действительно очень серьезная причина, чтобы сдвинуться с места, а когда я все же сдвинулся, то постарался держаться напряженно и очень скованно, не гнуться и не поворачиваться, как будто у меня на шее хомут. При этом меня преследовало видение мелких осколков кости, вроде как катающихся у меня под кожей. Зрелище не слишком ободряющее.

Ребекка вела себя более активно. Для начала она попыталась открыть гаражные ворота, но обнаружила, что они не поддаются. Потом она опустилась перед ними на пол и просунула пальцы в щель, образовавшуюся, когда в ворота врезался фургон. Я не видел в этом смысла. Льюис здорово ободрала себе кожу на костяшках пальцев, но больше ничего не добилась. Если бы у нас были какие-нибудь отвертки или еще что-нибудь железное, тогда, возможно, мы смогли бы разобрать дверь и снять ее с петель. Но все, что у нас есть, – это разводной ключ, спрятанный у меня в перевязи.

– Оставь это, – сказал я. – Только зря тратишь силы.

– Силы? А для чего они? Мы тут заперты в ловушке.

– У нас есть разводной ключ.

– Против бейсбольной биты? И пистолета?

– Ну, по крайней мере, хоть что-то.

– Ты едва способен двигаться. А я почти ничего не вижу.

– Ага, но ты лучше подумай, чего мы можем добиться, если объединим все наши таланты.

Ребекка бросила на меня кислый взгляд. Это было нелегко, с ее-то жутко заплывшими глазами и расплющенным носом. Она развернулась всем телом, чтобы оказаться лицом ко мне.

– Я так понимаю, ты уже догадался, зачем они нас сюда привезли? И зачем тут заперли?

– Я догадался, что это не сулит нам ничего хорошего.

– Да ладно тебе. – Льюис оттянула вниз свою майку, демонстрируя мне кровавые пятна. – Место тут отдаленное и изолированное. Кажется, они полагают, что один из их людей был здесь убит и оставлен гнить в лесу.

– Мы не знаем, было ли так в действительности.

– А помнишь капли крови, которые мы обнаружили в лесу? И погляди на этого парня, Лукаса. Как он хромает. Я так думаю, он теперь по собственному опыту знает, что это такое – получить ранение и остаться тут без чьей-либо помощи.

– Шиммину известно про это место.

– Ага, только он определенно намеревался зарыть это дело поглубже и забыть про него. Не думаю, что у нас есть шансы дождаться прибытия кавалерии из-за холмов.

– Кто-нибудь поднимет тревогу, поняв, что я пропал. Мои родители, к примеру.

– Сейчас уже полдень, Роб. В последние два дня ты все время отсутствовал, был со мной. Они не начнут беспокоиться раньше вечера, и это еще в лучшем случае. Может, и тогда не начнут.

Ребекка права. Наша жизнь в данный момент превратилась в сущий кошмар. Если я не вернусь домой, не выгуляю и не покормлю Рокки или не лягу спать в собственной постели, мама и папа вряд ли так уж сразу впадут в панику. Особенно памятуя о том, что я уехал с Ребеккой.

– Кто-нибудь знал, что ты утром поехал в спортивный центр? – спросила она.

– Никто не знал.

– Ты Шиммину не говорил про этот ключ от шкафчика?

– Все было так, как я тебе рассказывал. Я никому не мог доверять. И держал это при себе.

– Превосходно.

Льюис выпрямилась и стала осматривать руки, изучая полученные травмы и повреждения. Пососала запачканные кровью костяшки пальцев.

И тут я услышал скрежет ключа в замке. Ребекка тоже его услышала. Она резко повернула голову в сторону двери, а я зашарил руками возле коленей.

В гараж вошел Андерсон.

Бейсбольную биту он держал перед собой, как шпагу. Обе руки на рукоятке, правая поверх левой, тело напряжено в полуприседе, он насторожен и осмотрителен. Увидев, что мы не собираемся на него нападать, американец расслабился и кивнул Лукасу, остававшемуся в кухне, словно подтверждая, что все в порядке. Лукас выдохнул и опустил пистолет, который держал в руках. Андерсон толкнул и закрыл дверь концом биты, а потом прошел в помещение гаража. К нему уже вернулась эта его самодовольная и развязная манера поведения, равно как и наглая улыбка. У меня сложилось впечатление, что он наслаждается этим ощущением власти над нами. Можно надеяться, что это хороший знак. Может быть, он захочет продлить это удовольствие.

– Все еще здесь? – спросил он и продемонстрировал нам множество своих зубов.

– Так что вам, в сущности, нужно? – спросила Ребекка, отняв кулак ото рта. – Вы сказали, что разыскиваете Лену. Но мы же не знаем, где она, так что держать нас здесь – значит лишь отвлекаться от вашей основной задачи.

Улыбка американца стала еще шире.

– Мы найдем ее, когда придет время.

– Но помимо этого, тут еще что-то происходит, не так ли? Она не главная ваша забота, верно?

– Интересно, – сказал Андерсон, наклоняя голову к своему мощному плечу, – почему это вы решили, что я стану вам что-то рассказывать?

– Потому что вы нахальный и самонадеянный тип, который хочет продемонстрировать нам, какой он умный.

– О да, я нахальный и самонадеянный, – согласно кивнул американец. – Тут вы в точку попали. Но я вовсе не намерен что-то вам рассказывать. И, кстати, Лена – это вовсе не ваша забота. Вам следует заботиться о том, чтобы выбраться из положения, в котором вы оказались.

– И как нам это сделать? – спросил я.

Андерсон улыбнулся, глядя на меня сверху вниз, словно был очень доволен моей реакцией. И описал концом биты круг в воздухе.

– Вы должны сообщить мне код.

– В смысле?

– Код, которым зашифрованы данные на флешке. Ее тебе оставила сестрица. И ты ее нашел сегодня утром.

– Вот оно что, – проговорила Ребекка. – Вы не можете получить доступ к информации на флешке! – Она ткнула в Андерсона пальцем. – Она, должно быть, защищена паролем. Вот что вас так заботит! Вот что заботит Эрика! Видимо, то, что записано на этой флешке, может причинить ему какой-то ущерб.

– Хм-м… – произнес Андерсон. – Это очень занятно. Только мне-то на это наплевать. – Он пристально уставился на меня, целясь при этом битой мне в лицо. – Давай пароль.

– Не знаю, о чем вы толкуете.

– Для Роба, – сказал он. – Девять-Г-один-три-В.

– Если это пароль, то это он и есть, – ответил я.

– Нет, это не он. Это код для чего-то другого. И он для тебя что-то означает.

Я покачал головой:

– Ничего он для меня не означает.

– Ты врешь! Говори, что он означает!

– Я не…

Фразу я так и не закончил. Андерсон стремительно шагнул вперед и ткнул меня концом биты в середину груди. Бита издала глухой и пустой звук, врезав мне по ушибленным ребрам, словно кто-то ударил по пустой бочке. Только это было гораздо больнее. Ребра у меня еще не до конца прошли, так что удар больно отдался в солнечном сплетении. Я застонал и рухнул на бок. Андерсон громко заржал, потом обошел меня сзади и засадил своей битой по поврежденному плечу. Я вскрикнул и откатился назад, но в легких было недостаточно воздуха, поэтому звук получился больше похожим на придушенное булькающее карканье. Боль от двух ударов соединилась где-то в середине торса, она закручивалась и вертелась у меня внутри. И я знал, что при следующем вдохе она меня сразит напрочь. Но это уже не слишком меня волновало.

Вот вам и продление удовольствия. Тут мне эта мысль вдруг резко разонравилась.

Краем глаза я заметил, что Ребекка двинулась в мою сторону. Но Андерсон остановил ее, взмахнув перед ней битой. Детектив отскочила назад, втянув живот, так что бита просвистела впустую.

Андерсон состроил хитрую улыбочку и поднял мне челюсть битой. Плечо пронзило острой болью. Он наклонился прямо к моему лицу и сильно нажал концом биты на горло, перекрыв воздух.

– У тебя есть десять минут. – Американец подмигнул. – После чего ты сообщишь мне код. Я переломаю тебе столько костей, сколько потребуется, пока ты не дашь правильный ответ. Можешь узнать у своей подружки, она расскажет тебе, как я не люблю бить людей. Я ведь и впрямь вовсе не против раздробить тебе и второе плечо, понимаешь?

Американец улыбнулся, словно эта мысль очень ему понравилась. Потом сделал несколько шагов назад, отступая и не сводя при этом с меня глаз. Захлопнул за собой дверь и запер ее, снова оставив нас в гараже одних.

 

Глава 47

– Ты жив? – спросила Ребекка.

– Еще поживу.

Она подошла и хотела было положить мне руку на плечо, но передумала.

– Этот малый – настоящий садист.

– Можешь не рассказывать.

– Поэтому он так любит пользоваться своей битой. Ею он может отмеривать боль порциями. Соизмерять ее воздействие. С пистолетом так действовать затруднительно.

Я попробовал встать, но боль в лопатке была просто сокрушительной. Ощущение такое, словно кто-то открыл замок-молнию, который проходил по спине и спускался вниз, растянул в стороны кожу и плоть и засунул в рану кучу бритвенных лезвий. Я застонал и нагнулся вперед, опершись на здоровую руку, нагнув голову и выплевывая слюну на бетонный пол. Никогда мне не было так больно. Малейшее движение вызывало мучительную резь, волной прокатывающуюся по всему телу.

– Ты знаешь этот код? – спросила Ребекка, понизив голос. – Если знаешь, скажи ему. Пока он тебя на части не разобрал.

– И что потом? – прошептал я в ответ. – Если я скажу ему, что это означает, мы для него перестанем быть полезными.

– Стало быть, ты все же его знаешь?

Я бросил взгляд на дверь. Меня беспокоило, что Андерсон может подслушивать. А я вовсе не хотел, чтобы он нас слышал.

– Может быть. Не уверен. Но, кажется, догадываюсь.

– Догадываешься?

– Да. Такая теоретическая догадка. Но я не могу ему сказать, что он хочет узнать, не вовлекая в эти дела еще кое-кого. Да нам это и не поможет.

– Может и помочь, если это все, что он хочет узнать. У Эрика собственный самолет. Они могут покинуть остров в любое время, когда захотят. И оставить нас в покое, как только ты сообщишь им пароль.

Я покачал головой:

– Ты же сама сказала – он настоящий садист. И вспомни про Тир. Вспомни, что он с ней сделал.

– Это не Андерсон. Я же весь вечер была с ним.

– Но это доказывает, какие высокие ставки на кону, не так ли? И насколько далеко они готовы зайти. И еще одно соображение. – Я смотрел на Льюис тяжелым взглядом и очень быстро дышал из-за постоянной боли. Потом еще более понизил голос: – Предположим, ты права. Предположим, Лора действительно жива. И мы можем оказаться единственными, кто способен ей помочь. Она оставила этот код мне, а вовсе не Андерсону. И сделала это по какой-то серьезной причине. Должно быть, это нечто очень важное.

Ребекка с минуту смотрела на меня. Зрачки едва было видно в ее заплывших глазах. Кожа собралась и повисла складками над переносицей. В глубокой ссадине просвечивала беловатая кость посреди засохшей крови и зеленовато-желтой опухоли.

– И что ты предлагаешь? – прошипела она.

– Бойлер, – ответил я, сделав знак глазами в его сторону. – Если снять с него крышку, то я смогу открутить перепускной клапан. Тогда из него вытечет некоторое количество солярки. И мы сможем устроить взрыв.

Льюис отстранилась от меня.

– Сильный взрыв?

– Сильный.

Льюис покачала головой:

– Плохая идея. Мы сидим в замкнутом пространстве. Спрятаться негде. Нам будет грозить гораздо большая опасность, чем им.

– Мы и без того в опасности. Насколько хуже нам может стать?

Ребекка снова покачала головой:

– Чтобы рассчитывать при этом хоть на какой-то шанс, нужно очень точно установить время взрыва. А потом заманить Андерсона сюда, да чтобы он встал прямо напротив этой штуки, и только потом произвести этот взрыв. И все равно нам будет угрожать опасность.

– А что мы еще можем придумать?

– Разводной ключ, – прошептала Ребекка. – Давай его сюда.

– Проще будет, если ты сама его достанешь.

Ребекка нагнулась и сунула руку мне под толстовку. Рука ее скользнула по моей груди и вся ушла под одежду, пока снаружи не остался один локоть.

– Осторожнее, – сказал я.

– Нащупала. – Ребекка одним скользящим движением вытащила разводной ключ из моей перевязи. – Тяжелый. – Она шлепнула ключом по ладони.

Ключ был чертовски старый, наверное, из тех, что достались мне в наследство от отца. Металл окислился и потемнел, стал матового коричневатого цвета. Он весил пару килограммов по меньшей мере, и большая часть этого веса приходилась на его П-образную головку.

– Только он коротковат. – Ребекка чуть оттопырила нижнюю губу. – Бита Андерсона гораздо длиннее.

– Ну так мы на него внезапно нападем. Я встану за дверью и ударю его, когда он войдет.

– Нет-нет. Это я его ударю.

Я начал было спорить, но Ребекка поднялась на ноги и отошла подальше, где мне было ее не достать. Ключ она держала в правой руке и махала им, практиковалась в нанесении разных ударов.

– У нас будет только одна попытка. И нужно использовать ее на всю катушку. Нам надо его обезоружить одним ударом. Ты для этого не годишься. Ты даже стоять толком не можешь.

– Я заставлю себя.

– И ты до него не дотянешься. Если спрячешься за дверью, тебе придется наносить удар слева. Но ты не сможешь, у тебя левая рука на перевязи. Не думаю, что ты даже сумеешь удержать ключ, не говоря уж о том, чтобы им ударить.

– Ну, так я возьму его в правую руку. Выскочу оттуда и застигну его врасплох. Внезапность даст мне лишний шанс.

– Этого недостаточно. – Льюис качнула головой. – А у меня имеется кое-какая подготовка, я знакома с подобными ситуациями. Ты ведь наверняка будешь стараться ударить его с такой силой, чтобы оглушить, но при этом не угробить. А я – совсем другое дело. Мы не можем себе позволить его щадить, и уж я-то этого делать точно не стану. Кроме всего прочего, я еще и хочу с ним расплатиться.

Я некоторое время изучающим взглядом смотрел Ребекке в лицо, разглядывая кровь, ссадины и подтеки. И обдумывал то, что она сказала. Мне, конечно, хотелось поспорить с ней еще, но я уже понял, что Ребекка права. Андерсон может появиться здесь в любой момент, а я все еще стою на коленях.

– А что насчет Лукаса? У него же пистолет.

– У него был такой вид, словно он боится им пользоваться.

– Если дело дойдет до того, что он останется один против нас двоих, думаю, он пустит его в ход.

– Тогда как только я стукну Андерсона, то сразу же захлопну дверь. И у нас будет заложник. Лукасу придется отступиться.

– Ты думаешь?

– Можешь мне довериться. Я знаю, что делаю.

* * *

Лукас не добился никакого прогресса. Все варианты пароля, которые он пробовал пустить в дело, дали тот же самый результат – отрицательный. Если бы у него было больше времени, он, возможно, сумел бы скачать из Сети программу для расшифровки. Но бывший охранник сомневался, что одной такой простой программы будет достаточно. Тогда зачем ее скачивать?

Андерсон стоял возле двери, ведущей в гараж, прижав ухо к деревянной филенке. Биту он держал перед собой, у груди, перебирая пальцами ее ручку и крутя ее между ладонями, словно выжимал воду из полотенца. Лакированное дерево поскрипывало.

– Время почти вышло, – сказал Андерсон, отступая от двери. – У тебя что-нибудь получается?

– Мне нужен пароль.

– Тогда этому малому придется его нам сообщить.

Андерсон подбросил биту, она сделала полуоборот в воздухе, и он снова ее поймал одной рукой. Потом повторил этот кульбит. Тамбурмажор из американца был никудышный, бита громко шлепнула его по ладони. Но, по крайней мере, этот звук радикально отличался от того, который бита издавала, когда он колотил эту женщину по лицу.

– Послушай-ка. – Андерсон вытянул руку с битой в направлении Лукаса и прищурился, глядя вдоль нее, как фехтовальщик, старающийся оценить противника. – Наша проблема в том, что они меня ждут. Мне немногое удалось расслышать из того, о чем они там говорили, но впечатление такое, что кто-то из них намерен напасть на меня из-за двери. – Американец опустил биту и ткнул себя большим пальцем в грудь. – Я бы на их месте именно так и поступил.

Лукас кивнул. Словно сам так думал и поступил бы точно так же. Но в душе-то он понимал, что это совсем не так. Лукас был не из тех людей, кто отвечает ударом на удар. Если бы он оказался на месте этих двоих, он бы уже давно сообщил этот код.

– Есть несколько способов противодействовать подобному нападению. Самый лучший – войти через другую дверь. Но здесь такой номер не проходит. Поэтому придется действовать в соответствии с иным, но тоже хорошим методом. Я отопру дверь, после чего с силой пну ее ногой. Если кто-то из них спрятался за ней, она его здорово стукнет. Я даже, может, сумею его там зажать, присобачить дверью к стене. Но даже если это не удастся, он будет оглушен, а уж дальше я буду действовать битой. – Американец напряг мышцы и крутанул битой, как бы упражняясь. – Но в основном порядок действий остается тем же самым. Ты будешь прикрывать меня сзади с пистолетом наготове.

Андерсон взял пистолет с кухонного стола. Поднял его за ствол и протянул Лукасу рукояткой вперед. Биту он держал в другой руке.

– Ты помнишь, как с ним обращаться, не так ли? Если они пойдут на меня, никаких ошибок быть не должно. В прошлый раз ты вроде бы немного трясся, а?

Лукас не был уверен, что помнит. Ну, не до конца.

– Ага, – сказал он. – Питер мне показывал.

– Хорошо. Встанешь сразу позади меня, как в прошлый раз. Но чуть подальше, чтобы я мог размахнуться битой. Если они попытаются что-то сделать, если вообще решатся на меня напасть, стреляй в потолок. Один выстрел. Этого должно быть достаточно, чтобы их остановить. После этого смотри уже сам, что делать дальше.

«Смотри сам»! Лукасу эта идея совершенно не понравилась. Прежде всего он вообще не желал иметь никаких дел с этим пистолетом. И в особенности он не желал стрелять, поскольку в таком случае он мог попасть в Андерсона.

– А почему бы тебе самому не взять пистолет? – спросил он.

– Потому что бита лучше. Я не хочу их убивать, мертвые они мне ни к чему. Пока что, во всяком случае. Пока они не выдали мне пароль. И у них вряд ли имеется какое-то оружие. Ты же сам их обыскивал, помнишь?

Андерсон прищурился. И сунул помощнику пистолет. Лукас невольно вытянул руку и сжал влажными пальцами его рифленую рукоятку.

– Все ясно? – уточнил Андерсон.

Он положил ладони на плечи Лукаса и переместил его в нужное положение. Заставил его чуть повернуться вбок, выставить вперед левую ногу, поднять руки повыше, на уровень нижней челюсти. Точно так, как учил Питер.

– Расслабься, – посоветовал американец, сдвигая предохранитель пистолета. – Ты просто моя страховка, вот и все. Все пройдет легко. А как только заполучим пароль, мы в шоколаде. Мистер Зеегер будет очень доволен и счастлив.

Андерсон потрепал Лукаса по щеке, потом повернулся к двери. Помотал шеей. Прочистил глотку. Поднял биту в воздух и взялся за головку ключа в замке.

 

Глава 48

Ребекка пересекла гараж, и тут я увидел, что она на ходу изменила первоначальный план. Сперва-то она и впрямь двинулась вправо, готовая распластаться, прижавшись к стене за дверью, со стороны петель. Но потом замерла на месте и прижала конец разводного ключа к подбородку. И задумалась, изучая обстановку. Развернулась и стала рассматривать секции полок. Эти секции тянулись вдоль всей стены от гаражных ворот до двери в кухню, туда, где болтался шнур выключателя ламп освещения. До потолка полки не доставали примерно на фут.

Ребекка подошла к той секции, что находилась рядом с дверью в кухню, и начала карабкаться по полкам, забираясь наверх. Полки представляли собой нечто вроде лестницы, и она взбиралась по ним, пока не добралась до второй от потолка. Сунула голову в пустое пространство над секцией и попыталась задрать и впихнуть туда левую ногу, чтобы уместиться там, под потолком, всем телом. Но не смогла. Секция была слишком узкая, да и места наверху оказалось недостаточно. Льюис оставила эту затею и спустилась немного ниже, так что ее левая нога теперь стояла на второй от потолка полке, а правая – на третьей. Левой рукой она покрепче ухватилась за верх секции и вытянула правую с зажатым в ней ключом. Это была отличная позиция, чтобы ударом вниз врезать кому-нибудь по голове.

Но при этом возникло две проблемы. Первая: положение Ребекки было весьма ненадежным, неустойчивым, и я не уверен, что она долго так продержится. И вторая. Любой, кто войдет в дверь, получит отличную возможность увидеть Льюис до того, как она нанесет удар. Это было основным недостатком такого решения, и именно поэтому я с самого начала предлагал спрятаться за дверью. Но я хорошо понимал ее предусмотрительность. Если Андерсон готов встретить нападение, он может сильно пнуть дверь, и та просто расплющит Ребекку о стену. Но в любом случае Ребекка еще не покончила со всеми приготовлениями. Она протянула руку, аккуратно и осторожно дернула вниз шнур выключателя. Раздался едва слышный щелчок, и гараж погрузился в полную тьму.

Сперва тьма была и впрямь совершенно непроницаемая. Все, что я мог разглядеть, – это красный огонек индикатора на бойлере и узкую полоску света, пробивавшегося из-под гаражных ворот. Потом я начал различать очертания и углы. Из мрака выступил едва видимый силуэт секции полок. Кожанка Ребекки была более глянцево-черной, нежели остальная часть помещения, и выделялась своим насыщенным оттенком. Еще я разглядел ее бледное лицо, прижатое к боковой панели секции, и серые пятна рук. А вот ключ было никак не разглядеть.

Я отдавал себе отчет, что когда Андерсон откроет дверь, из кухни сюда потоком хлынет свет. Но также я помнил по опыту, что кухня сама слабо освещена, ну а, кроме всего прочего, главной целью нашего предприятия была внезапность. Темноты визитер не ожидает. Как не ожидает и того, что Ребекка забралась чуть ли не под потолок. Я решил, что это, пожалуй, лучший шанс, какой только мог нам выпасть, вот разве что сам я вряд ли сумею вовремя подняться на ноги и внести в происходящее свой скромный вклад.

Этого и ожидать не приходится. Темнота и тишина мало помогали, я все равно не мог отвлечься от донимавшей меня боли. Мне очень хотелось укрыться за дверью и удвоить наши силы в нападении, но Ребекка была права, это сейчас не для меня.

Но все равно хотелось встать на ноги.

Тут у меня, кажется, был выбор. Два варианта. Можно было проделать это очень медленно и осторожно. Или быстро и болезненно. Медленно и осторожно – этот способ не давал никаких гарантий успеха. И он не поможет мне немедленно убраться с линии огня, если Лукас или Андерсон решат пустить в ход пистолет. Быстро и болезненно – это гораздо более верный способ.

Я принялся за это на выдохе. Это было для меня нетипично. В случаях, когда точно предполагалось, что я непременно произведу немало шума, я всегда набирал в легкие побольше воздуха, а потом с воплями и проклятьями поднимался на ноги. А сейчас действие на выдохе означало, что у меня не будет в груди достаточно кислорода, чтобы выразить вслух свои жалобы.

Во всяком случае, я на это надеялся.

Так что жаловался я про себя, молча, можете мне поверить. Да, я ругался и орал. Но единственным звуком, который я издал, был придушенный стон. Я встал на ноги одним движением. Резко и превозмогая себя. Чертовски тяжело было. Но я уже стоял, прежде чем меня со всей силой поразил приступ боли. А потом я отступил назад, согнулся и тут же выпрямился. Прикусил себе язык и топнул ногой, при этом всеми силами стараясь все вокруг держать в фокусе.

Если бы в помещении гаража уже не было темно, думаю, в глазах бы у меня потемнело. Совершенно уверен, я был на грани того, чтобы потерять сознание. Но я все-таки оставался на ногах, сжав челюсти, терпя боль и напряжение, пока не понял, что хуже уже не будет.

Я стоял на ногах. Я дышал.

Все, что нам теперь оставалось, это дождаться, когда Андерсон сделает свой ход.

И тут он его сделал.

Я еще попрочнее утверждался на ногах и старался справиться с дыханием, когда в замке повернулся ключ, скрипнула дверная ручка и раздался резкий звук мощного удара. Прежде чем я понял, что это врезалась в стену с силой распахнутая дверь, и попытался отклониться назад, в помещение гаража влетел Андерсон.

Американец сделал несколько ошибок. Он думал, что за дверью кто-то спрятался, поэтому инстинктивно развернулся всем телом влево, готовый противостоять нападению. Но опасность подстерегала его не спереди, она была сзади. Ему пришлось поднять и вытянуть руку, чтобы придержать дверь, отскочившую от стены прямо ему в лицо, и это обошлось ему в потерю времени, темпа и инерции. Американец уже не мог сделать выпад своей битой, пока удерживал отскочившую дверь. И еще – он не ожидал угодить в полную темноту. Он даже челюсть выпятил, пялясь в темное пространство.

Эта его гримаса совпала с взмахом руки Ребекки, которая стремительно описала и завершила дугу в воздухе. В тот момент, когда распахнулась дверь из кухни, в проникшем оттуда неярком свете я успел заметить, как Льюис отвела руку назад, за плечо, и напряглась, сжимая разводной ключ. Ее кисть вытянулась, компенсируя вес предмета. Это движение внезапно полностью изменило направление, ключ метнулся вперед и вниз, прямо как маятник. Лицо Ребекки напряглось и окаменело, она оскалила зубы от прилагаемого усилия.

Потом я видел, как ключ вошел в соприкосновение с правой стороной нижней челюсти Андерсона. Удар был страшный. Зубодробительный. Его челюсть, казалось, одновременно как-то сжалась и взорвалась. Голова отлетела назад, словно он врезался в невидимую стену. Американец издал придушенный хриплый звук, послышался громкий хруст раздробленной кости.

Сила инерции протащила ключ еще дальше. Он завершил описываемую дугу и увяз в массе слюны и крови. А эта же инерция яростного удара чуть не сбросила Ребекку с полок. А потом сила инерции удара исчерпала себя, эффект маятника угас, и я увидел, как ее кисть разворачивается и рука снова устремляется вперед, нанося еще один жестокий удар.

Теперь ключ угодил Андерсону по черепу, куда-то позади правого уха. Звук был жутко неприятный. Такой мокрый хруст. Но еще сильнее меня поразило то, как ключ завершил свою траекторию. Он внезапно замер на месте. Остановив мощное усилие Ребекки в точке удара.

Я помню основы физики. Еще со школы. Сила не может просто исчезнуть. Она никуда не девается. Но ее можно перенести. Так что вся сила, которую Ребекка вложила в удар, сосредоточилась в головке ключа, а оттуда перешла на голову Андерсона. И теперь производила свое разрушительное действие внутри его черепа. Дробя и разрушая кость, мозговое вещество и нервные окончания. И выходя наружу подобно ударной волне после разрыва бомбы.

Мне хорошо известны последствия ранений и повреждений головы. Недавние события и приобретенный в них опыт неплохо меня обучили. Знаю я и о травмах, причиняемых тупыми предметами. О гематомах и опухолях в мозгу. О вторичных кровотечениях. О потере сознания. О коме. О смерти. Я все знаю про все эти опасности, я их на себе испытал. А теперь наблюдал их со стороны, в действии.

Андерсон рухнул на пол. Он рухнул тяжело, с грохотом бухнувшись на колени. Бейсбольная бита выпала у него из руки, подскочила, ударившись о бетонный пол, перевернулась в воздухе, упала и откатилась в сторону, уже никому не опасная. Его руки безвольно повисли вдоль тела. Секунду американец так и стоял на коленях, прямо как марионетка, поддерживаемая невидимыми ниточками. А потом голова перевесила, мотнула его вперед, верхняя часть тела сложилась, и Андерсон шмякнулся прямо об пол своей раздробленной челюстью, издав жуткий хрустящий звук.

Ребекка при ударе все-таки потеряла равновесие. И наполовину свалилась, наполовину спрыгнула с полки. И теперь осматривала Андерсона, изучала ущерб, который ему причинила, может, даже спрашивая себя, не убила ли она его. И уже была готова присесть рядом с ним и выяснить, что еще сейчас следует с ним сделать.

И тут раздался оглушительный грохот, сопровождаемый слепящей вспышкой. С потолка ливнем посыпались пыль и осколки. Я пригнулся и прикрыл голову свободной рукой, потому что вокруг падали куски штукатурки и обломки потолочных досок. Потом поднял взгляд и, прищурившись, посмотрел, невзирая на новый приступ боли во всем теле и повисшую в воздухе пылевую завесу, в направлении кухни. И разглядел Лукаса. Он стоял возле кухонного стола, и вокруг его лица клубился дымок, выходящий из дула пистолета в его руке.

В тот момент, когда наши взгляды встретились, он выронил «беретту», и она с негромким стуком упала на линолеум. Звук «тап-тап-тап» был не слишком слышен, поскольку уши мне заложило от грохота выстрела. Лукас отступил назад. Поднял руки вверх. Его широко распахнутые в ужасе глаза наткнулись на распростертого на полу Андерсона, и у него полностью отлила от лица кровь, так что мужик стал похож на экспонат из музея восковых фигур.

Ребекка уже вскочила на ноги и метнулась вперед сквозь туман и танцующие в нем частицы штукатурки. Она перепрыгнула через тело Андерсона и бросилась в кухню, нагнулась и одним движением подхватила с пола пистолет. И направила его на Лукаса, сжимая рукоятку обеими руками.

– На колени!!! На колени!!! На колени!!! – заорала Льюис. – Давай двигайся!!! На колени!!!

Лукас тяжело рухнул на одно колено, выставив вперед поврежденную ногу, и прижал руки к шее сзади. Потом низко опустил голову, как кающийся грешник, а Ребекка держала ствол пистолета всего в дюйме от его виска.

Я тоже поднялся на ноги. И направился к Андерсону, переступая через обломки. Вероятно, мной двигал врожденный гуманизм. Все-таки человек ранен. Может, я могу ему помочь.

Но я ошибался.

Его волосы были сплошь засыпаны крошевом штукатурки, но я сразу же разглядел, что череп разбит вдребезги и превратился в кровавую пульпу. И из него потоком течет кровь. А когда я прижал два пальца к его шее, к сонной артерии, то почувствовал, что пульс едва ощущается. Слабый и нерегулярный.

А потом он и вовсе пропал.

 

Глава 49

– У тебя есть изолента, Роб? Любая липкая лента или веревка? В фургоне?

Я оторвал взгляд от тела Андерсона. Ребекка указывала пистолетом на Лукаса.

– Изоляционная лента, – повторила она. – Или что-то в этом роде. У тебя в фургоне.

Я тупо кивнул.

– Отлично. – Льюис пнула Лукаса носком туфли. – Где ключи?

– У него, – тихо пробормотал Лукас.

«У него», значит, у Андерсона. Лукас все так же стоял на коленях, низко опустив голову, и волосы падали ему на лицо, а взглядом он уставился на некую точку в покрытом линолеумом полу. Я был вполне уверен, что он уже успел заметить, в каком состоянии голова его напарника. И еще я был уверен, что ему очень не хочется взглянуть на это еще раз.

– Можешь его обыскать, Роб?

Мне не очень хотелось этим заниматься, но все равно придется. Я вспомнил, как Андерсон угрожал нам битой. Он был правша. Я обшарил карманы его штанов. Нашел бумажник. Какую-то мелочь. Никаких ключей.

Я обошел тело с другой стороны. Двигаться было сейчас почти не больно. Думаю, это адреналина у меня в крови прибавилось. И он теперь работал в мышцах и тканях вокруг моей поврежденной лопатки, как после инъекции кортизона.

Ключи от моей машины оказались в левом кармане штанов Андерсона. Я цапнул их и прошаркал мимо Ребекки и Лукаса, потом по коридору, спотыкаясь, как раненый, торопливо выбирающийся из горящего дома. Воздух снаружи был чистый и прохладный. Я буквально пил его огромными глотками, одновременно вытряхивая пыль и штукатурку из волос, стряхивая их с одежды и вытирая ладонями лицо. Потом отпер фургон, забрался внутрь и полез туда, где хранился запас ленты для герметизации стыков и соединений труб. У меня ее много, разных типов. Тефлоновая лента для герметизации протекающего крана. Защитная лента на случай, если придется сверлить отверстия. Изоляционная лента для монтажа электропитания бойлера или термостатов. И несколько больших рулонов упаковочной липкой ленты – на всякий случай.

Я схватил самый толстый рулон и рабочий нож, который выронила Ребекка. Лента была серого цвета, армированная хлопковым волокном, что придавало ей большую прочность при растяжении. Отлично помогает, когда нужно быстренько залатать прорвавшуюся трубу. А еще лучше – чтобы связать человека.

Я вернулся в кухню и отдал нож и ленту в обмен на «беретту». Боль в плече и груди, может, и начала утихать, но чтобы связать Лукаса, нужно было действовать двумя руками, а я для этого не годился. Я держал его под прицелом, пока Ребекка завела ему руки назад и обмотала запястья липкой лентой.

Я чувствовал странное облегчение оттого, что Лукас выстрелил из пистолета. Смерть Андерсона не очень хорошо уживалась с моей совестью, не говоря уж о законе, но пистолетный выстрел, несомненно, поможет нам утверждать, что мы действовали в рамках самообороны. Лично я в этом вполне уверен. Мы оба были перепуганы, мы боялись – и имели на то веские причины. Но частью сознания я все-таки сомневался, что Ребекке и впрямь следовало заходить так далеко. Она, конечно, была права. Если бы мы поменялись ролями, то это мне пришлось бы атаковать Андерсона, но я бы ни за что не пожелал нести ответственность за нанесение таких серьезных ранений, не говоря уж о летальном исходе. Но Ребекка не разделяла этой моей озабоченности. Она бы в любом случае врезала ему всем, что у нее имелось в распоряжении, а тем, что у нее имелось, было совсем нетрудно убить человека.

Ребекка покончила с опутыванием рук Лукаса. Она так плотно закрутила ленту у него на запястьях, что они побелели, и кожа вокруг ленты вспухла. Очень скоро там начнет пульсировать скопившаяся кровь. Через пару часов это уже встанет в проблему. Интересно, в какой мере действия Льюис были местью за то, что Андерсон и Лукас сделали с ее лицом? В значительной, надо полагать.

А она тем временем перешла к ногам Лукаса. Заставила его сесть на задницу и вытянуть обе ноги, потом отмотала некоторое количество ленты и принялась за работу.

Я по-прежнему держал пистолет направленным на Лукаса, но мое внимание уже сместилось на кухонный стол. Там стоял мой ноутбук, тот самый, что украли у меня из дома. Ярко-красная флешка торчала из бокового порта.

– Это ты спер мой ноут? – спросил я Лукаса.

Он кивнул, не поднимая глаз и не встречаясь со мной взглядом.

– Зачем?

– Из-за твоей сестры.

– Она помогала вам прятать Лену?

Лукас кивнул.

– Она встречалась с мистером Зеегером. Она хотела защитить Лену. Только мы знали ее под другим именем.

– Мелани Флеминг.

Лукас, кажется, был удивлен, как много мне известно.

– Она несколько раз приезжала сюда к нам. Проверяла. Кое-что привозила.

– Сколько времени это продолжалось?

Мужчина пожал плечами. Это было затруднительно проделать, поскольку Ребекка очень сильно стянула ему руки.

– Может, месяц. Раз в несколько дней она приезжала. Потом перестала. И мы не могли ее найти. И не знали, что произошло.

Меня несколько удивило то, что сообщил Лукас. Это означало, что Лора находилась на острове дольше, чем нам казалось. Перед смертью она жила в нашем приюте всего два дня. Мама как-то сказала, что сестра была усталая и вымотанная. Теперь я знал почему. Она выполняла поручения этих типов, засевших в коттедже, снабжала их. Может быть, моталась между Лондоном и этим лесным коттеджем. И все это ради Лены.

Лукас перевел взгляд на свои колени.

– Мне очень жаль, что она погибла, – сказал он.

Я ничего на это не ответил. Не стал ему говорить и о том, что у Ребекки имеются на этот счет некоторые сомнения. И что эти сомнения уже угнездились у меня в мозгах. Пустили корни и начали разрастаться. Я уже начал раздумывать над тем, что данные, записанные на флешке, могут подсказать нам, где следует искать мою сестру. Пожалуй, я даже надеюсь снова ее увидеть.

– Рот ему заклеить? – спросила Ребекка.

– А что мы будем с ним делать?

– Думаю, его надо забрать с собой.

– Тогда заклей. Вдруг начнет орать, сидя в заднем отсеке фургона.

Ребекка отхватила ножом полоску липкой ленты. Но прежде чем залепить Лукасу рот, задала ему последний вопрос:

– Где Эрик?

Он колебался.

Ребекка защемила пленнику подбородок большим и указательным пальцами и повернула ему голову, чтобы он посмотрел на валяющееся тело Андерсона.

– Где Эрик? – повторила она свой вопрос.

– В отеле, – пробормотал Лукас. – В Дугласе. Большой такой отель. Рядом с театром.

– «Стефтон»? – спросил я.

– Да. Кажется, да.

– Хорошо, – кивнула Ребекка, потом протянула руку и аккуратно залепила пленнику рот обрезком ленты, сильно нажимая на него, так что он даже жалобно замычал. Нос у него был чист и свободен, вот и пускай держит его в таком виде. Ребекка же проделала весьма впечатляющую работу, связывая и обездвиживая его. – Вставай, – добавила она.

Лукас застонал и с трудом начал подниматься на ноги, но тут Ребекка помогла ему встать. Потом протянула руку в мою сторону, и я отдал ей пистолет. Она ткнула Лукаса стволом в бок, и он зашлепал по коридору к выходу, оставаясь между нами.

Как только мы выбрались наружу, я заставил Лукаса влезть в мой фургон, что он и проделал, заползая туда на локтях и коленях. Я захлопнул за ним дверь. Когда я обернулся, руки Ребекки были у нее за спиной – она задрала куртку и запихивала «беретту» сзади за пояс джинсов. Потом повернулась лицом к солнцу, словно его лучи могли помочь ей побыстрее заживить ссадины и царапины. При этом она вовсю ворочала челюстью, и я знал почему. У нее была та же проблема, что и у меня. Рот был забит пылью и ошметками штукатурки, зубы от этого так и скрипели.

– Что теперь? – спросил я.

– Теперь залезем в твой ноутбук. Приведи себя в порядок.

Наведение марафета много времени не заняло. И теперь я смотрел, как Ребекка переступила через тело Андерсона и ухватила его за лодыжки. Наклонилась и оттащила его на несколько шагов в сторону, оставляя на полу извивающийся кровавый след. Я сперва подумал, что она хочет куда-то упрятать труп, но потом понял, что Льюис просто перемещает его, чтобы иметь возможность закрыть дверь в кухню. Выпустив его ноги, она подобрала с пола разводной ключ. Заперла за нами дверь, отдала разводной ключ мне и велела пойти и забросить его куда-нибудь подальше в заросли.

Разумеется, Ребекка права. Хранить такие вещи нет никакого смысла. Головка ключа была вся в крови и прочих жидкостях, с налипшими и присохшими вырванными волосами и кусочками кожи. Я держал его в опущенной руке и подальше от себя, чтобы кровь не попала на одежду. Ключ казался невероятно тяжелым.

Я неуверенным шагом дотопал до леса. Неровная поверхность земли очень затрудняла ходьбу, спина и плечо пульсировали болью, отчего я все время кривился и морщился. Я прошел поглубже в лес, пока коттедж не скрылся за деревьями позади, и уже хотел было избавиться от ключа, но передумал и осмотрел землю под ногами и вокруг. Сплошные опавшие листья, ветки, сосновые иголки и заросли папоротника. Но потом обнаружил какую-то дыру между вылезшими из земли корнями ближайшего дерева. Нора какая-то. Достаточно глубокая и темная, чтобы вместить этот ключ. Туда я его и засунул, поглубже забив ногой.

Я все еще продолжал вытирать ладонь о свою толстовку, когда вернулся к коттеджу. Передняя дверь была закрыта, а Ребекка сидела на водительском сиденье фургона. Мой ноутбук был уже у нее на коленях, прижатый к рулю. Я открыл пассажирскую дверцу и забрался внутрь. Посмотрел на экран.

Там было открыто диалоговое окно. Курсор мигал в середине экрана. Под ним светились слова: «Введите пароль».

– Итак, – сказала Ребекка, – какой код?

Я открыл бардачок и достал оттуда свой мобильник. Включил его, экран засветился, и я обнаружил шесть пропущенных звонков, все от папы. Я проигнорировал их и нажал несколько кнопок. Поднес телефон к уху и стал слушать гудки.

 

Глава 50

В приюте для престарелых, который содержат мои родители, шесть телефонных линий. У всех отдельные номера, и один из них находится в распоряжении дедушки. Свой телефон он держит на подоконнике собственной комнаты, рядом с креслом. Подобной роскошью не обладает ни один из наших жильцов, да и, сказать по правде, она и деду-то вовсе не нужна. Среднее количество звонков, которые дедушка делает за месяц, можно сосчитать по пальцам одной руки, и я подозреваю, что входящих звонков у него еще меньше. Но это привилегия, которой он любит похвастаться, так что когда бы ему кто-нибудь ни позвонил, дедушка всегда превращает ответ в своего рода церемонию.

Для начала он никогда не отвечает на звонок сразу. Если бы он так делал, никто из его соседей-жильцов никогда бы и не узнал, что у него в комнате имеется телефон. Кроме того, когда дедушка все-таки отвечает на звонок, то всегда повторяет свой номер телефона, причем ужасно официальным тоном, в стиле какого-нибудь стародавнего радиокомментатора.

Та же самая рутинная церемония ожидала меня и сегодня. Во-первых, пришлось долго ждать, пока телефон все звонил и звонил, потом в наушнике прозвучала тщательно запомненная и еще более тщательно произнесенная последовательность цифр.

– Дедушка, это я, Роб, – сказал я, когда он в конце концов закончил свой речитатив.

– Кто?

– Роб. Твой внук.

– Ага! Привет, мой мальчик! Ты насчет Рокки звонишь? Я услышал, как он лает, требуя внимания, пошел и привел его к себе.

Ну, в этом я здорово сомневался. Рокки вовсе не склонен гавкать, пока он дома, даже если ему станет скучно. Он тогда просто спит. А дедушка мог услышать его только в одном случае – если вышел из своей комнаты и прошел через сад к двери в мое жилище. Так что гораздо более вероятно, что это дедушке потребовались внимание и чья-нибудь компания. И он влез ко мне в квартирку, чтобы эту компанию заполучить.

– Ладно, хорошо, – сказал я. – Я не поэтому звоню.

– А эта милая женщина-детектив с тобой?

– Да, со мной. Ребекка здесь, рядом. Именно поэтому я и звоню. Мне нужно, чтобы ты кое-что проверил.

– Давай излагай, мой мальчик.

– Мне нужен твой сборник кроссвордов. Можешь его принести?

Молчание.

– Можешь хотя бы взять его в руки и открыть?

Дедушка отлично понял, о чем я говорю. Он над этим сборником трудится с самого Нового года, разгадывая по одному кроссворду в день. Сборник этот содержит триста шестьдесят пять задач на весь год, они напечатаны крупным шрифтом на дешевой бумаге. Это уже давно стало семейной традицией, мы с Лорой покупали ему на каждое Рождество новое издание – в качестве нашего совместного подарка. Мы их ему начали дарить еще в те времена, когда были детьми.

– Ну что, нашел? – спросил я.

Я услышал стук телефонной трубки, это дедушка положил ее на подоконник. Потом неясное бормотание и кряхтение. Когда он в конце концов снова взял трубку, то чихнул.

– Нашел, – сообщил дедушка.

– Отлично. Переверни книжку, найди кроссворд на последней странице обложки.

Послышался шорох страниц. Потом возникла пауза.

– Ты опять разгадывал мой кроссворд?

Я закрыл глаза.

– Он что, заполнен?

– Да, уже весь заполнен. Это твоя работа? Я же просил тебя больше так не делать!

– Это не я, дедушка. Думаю, это почерк Лоры.

На том конце линии послышался очень громкий возглас «ох!», потом дедушка шумно вдохнул воздух. Воцарилось длительное молчание. Я вполне мог представить, как дедушка отслеживает пальцем буквы в клеточках кроссворда и пялится на них сквозь увеличительное стекло. Мне не хотелось думать о том, какое у него выражение лица, пока он этим занимается. Почерк Лоры ему отлично известен, он не раз видел его на поздравительных открытках к Рождеству. Дедушка не мог его не узнать. Но сейчас совсем другой случай. Сейчас это могло причинить боль.

– Извини меня, – сказал я.

Снова молчание. С дедушкой смерть Лоры я обсуждал гораздо чаще, чем с родителями. Но дедушка в этих разговорах не очень-то участвовал. По большей части он молчал и просто кивал. Улыбался и плакал. Но делиться воспоминаниями вовсе не хотел – это было для него слишком тяжело. И сейчас, я ничуть не сомневаюсь, самые яркие воспоминания уже захлестнули его потоком. Возможно, он снова видит меня и Лору, как мы валяемся на полу в его комнате, зажав в руках фломастеры и карандаши, хихикаем и уродуем его кроссворды. Я и сам нередко это вспоминаю. И Лора знала, что со мной такое бывает. Именно поэтому она оставила мне такое закодированное сообщение.

– Дедушка, мне нужно, чтобы ты прочитал кое-что из того, что там написано. Это очень важно. Можешь это сделать? Для меня?

– Я тебя не понимаю.

– Я знаю, это непонятно, – согласился я. – Но долго объяснять. Извини, что я не там, с вами, но я обещаю, что все тебе потом расскажу.

– Когда твоя сестра это сделала?

– Несколько недель назад. Когда была у нас.

Нет необходимости уточнять, что это произошло в последние дни перед ее смертью.

Я еще раз посмотрел на флешку, торчащую из ноутбука. Проверил запись. «9Г13В».

– Мне нужны два слова, записанные в этот кроссворд. Первое – девять по горизонтали. Можешь мне его прочитать?

– Девять… по горизонтали, – произнес дедушка. – «Что дает корова». Шесть букв.

– Нет, дедушка. Мне нужен не вопрос. Мне нужен ответ. Вопрос не имеет значения.

– Ответ должен быть «молоко».

– Да нет же, это я знаю, – сказал я, стараясь не выдавать свое нетерпение. – Что Лора там написала?

Я подождал, пока дедушка соберется с мыслями. А когда он ответил, его голос звучал недоуменно.

– Но это же неправильно!

– Что неправильно, дедушка? Что она написала?

– «Собака».

– Просто «собака»?

– Да. Но это же не имеет никакого смысла. Ответ должен быть «молоко»! Я вообще никогда не мог понять, как это у вас обоих не получается найти правильный ответ!

– Все в порядке, дедушка, – сказал я, глядя сквозь лобовое стекло на деревья по ту сторону лужайки. – Я знаю, что это не имеет никакого смысла, но мне это очень нужно. Еще одно слово осталось. Тринадцать по вертикали.

– И тебе не нужен вопрос?

– Нет, дедушка, только ответ.

– «Пропала».

– Пропала? Она так написала?

– «Пропала». Да. Но это не ответ на заданный вопрос.

Я помотал головой. Посмотрел на флешку. Все верно.

– Значит, «собака пропала», да?

– Да, она так написала. Но ответ должен быть вовсе не «пропала», а «подарок»!

– Я знаю, дедушка. Это выглядит глупо. Но ты мне очень помог. Мне уже надо бежать. Погладь Рокки от моего имени.

– Неверный ответ. Должен быть «подарок».

– Ладно, дедуля. Мне действительно очень надо бежать.

Я отключил связь. Посмотрел на Ребекку. Она уже напечатала эти два слова: «Собака пропала». Чуть улыбнулась мне. И нажала клавишу «Enter».

Ноутбук издал каркающий и жужжащий звук. Прозвучала громкая немелодичная нота, и в диалоговом окне появился текст:

«Пароль неверный. Повторите ввод».

– Вот дерьмо! – выругалась Ребекка.

– Попробуй еще раз, но без пробела между словами.

Ребекка пожала плечами. Набрала «собакапропала» и нажала на «Enter».

Снова карканье. Снова жужжание. И снова неприятный звук.

«Пароль неверный. Повторите ввод».

– Может, твой дедушка не то прочитал и это неправильные ответы? – спросила Льюис.

Именно это он и сделал. Потому что именно об этом я его и просил. Дедушка прочитал мне неправильные ответы, которые там написала Лора, ее ответы. Она заполнила клеточки кроссворда точно так, как мы с ней делали, когда были детьми. Однако на сей раз мне, возможно, требовались именно правильные ответы. Дедушка сказал, что ответом на первый вопрос должно было стать слово «молоко». Ответом на второй – слово «подарок». В таком случае нужно сейчас позвонить дедушке еще раз и спросить, какой там был второй вопрос. Тот, что тринадцать по вертикали. Это должно было быть слово из семи букв, не «пропала», а…

Я уже открывал крышку мобильника, собираясь снова набрать дедушкин номер, когда вдруг застыл на месте и понял, что упустил из виду. Нет, я не сделал никаких ошибок. Первое инстинктивное устремление оказалось совершенно правильным. Но «собака пропала» – это не пароль. Это еще одно указание на правильный пароль.

Я схватился за ноутбук, сдернул его с коленей Ребекки и ткнул пальцем в лобовое стекло, в сторону грунтовой дороги.

– Поехали, – сказал я.

– Что?

– Просто езжай вперед. Я скажу, когда остановиться.

 

Глава 51

Лена ждала уже очень долго. Ждала в сильном напряжении. Она не могла расслабиться ни на секунду. Не могла позволить себе хоть на мгновение ослабить внимание. Она ведь не имела никакого понятия, когда это должно произойти.

Любитель новостей по радио, кажется, был значительно более привержен точному выполнению установленных правил, нежели любитель пиццы. Он все время держал пленницу в запертой звукоизолированной комнате, не выпуская. И проверял, хорошо ли заперта дверь. И почти с ней не общался.

Звукоизоляция теперь превратилась для Лены из наилучшего союзника в самую большую проблему. То есть она не оставляла ни малейшего шанса услышать приближающиеся шаги этого малого. Девушка даже не могла услышать трансляцию футбольного матча. Не ощущала вибрации от его шагов по резиновому покрытию пола. Единственная возможность привлечь его внимание – это громко заорать. Но если она заорет, охранник будет настороже, когда откроет дверь.

А Лене нужно, чтобы он расслабился. Чтобы вел себя как обычно. Ей нужно, чтобы этот тип был не особенно внимателен, потому что разгром, который она учинила с окном, ясно виден. Как только он заметит разбитое стекло, то сразу поймет, что что-то тут не так. И соответствующим образом отреагирует. А Лене необходимо действовать очень быстро.

Она сидела, прислонившись спиной к резиновым плиткам на стене, рядом с тем местом, куда откроется дверь. Сначала девушка стояла, но напряжение было слишком велико. Натянутые нервы приводили к тому, что мышцы быстро уставали. От усталости начинались судороги. А этого допустить было нельзя. Поэтому Лена время от времени меняла положение, то садилась, то вставала. Сейчас она как раз сидела. Сидеть было нетрудно, в таком положении ее ничто не беспокоило. Из сидячего положения девушка могла нанести ничуть не меньший ущерб, нежели из стоячего.

Она пришла к выводу, что в действиях, которые ей необходимо проделать, едва только этот малый откроет дверь, есть три основных элемента.

Элемент первый – быстрота. Ей нужно отреагировать мгновенно. Прежде чем этот малый увидит разбитое окно. Прежде чем ощутит близость пленницы.

Элемент номер два – агрессивность. Бросок должен быть яростным и отчаянным. Подлым, низким, гнусным. Ей нужно причинить охраннику максимальный ущерб, собрав все свои силы, и в самый короткий промежуток времени.

Элемент номер три – точность движений. Что бы ни случилось, ей необходимо попасть между этим парнем и дверью. Нужно рывком броситься в эту щель. Следовало обеспечить такое положение, чтобы охранник не мог захлопнуть дверь. Это самый важный элемент из всех. Если этому малому удастся закрыть дверь, если он успеет ее запереть, тогда единственная и неповторимая возможность бежать исчезнет как дым. Лена тут застрянет навеки. И все ее обдумывания, все планы пойдут прахом.

Все это девушка решила уже давно. Прошло много часов. Тянулись они очень медленно. И все это время она пребывала в страшном напряжении, все ее тело. Сердце молотом стучало о грудную клетку. Дыхание было коротким и неглубоким. Нервы уже отказывали.

В руке Лена сжимала узкий заостренный осколок стекла, причем так долго, что пальцы совершенно онемели. Кончики пальцев здорово кровоточили в тех местах, где она порезалась и обломала себе ногти, когда пыталась вытащить этот осколок из оконной рамы. Кровь капала ей на запястье. И высыхала. Прилипала, образуя как бы второй слой кожи, подобный мутно-матовой пленке на той стороне окна.

Девушка воспользовалась осколком, чтобы разрезать стеганое одеяло на полосы. Часть этих полос она пустила в ход, чтобы стереть кровь с рук. Остальными обмотала тупой конец осколка, чтобы сделать что-то вроде туго обтягивающей стекло ручки, похожей на рукоять кинжала. Ткань отлично справилась с этой задачей. Лена была довольна результатом. И убедилась, что осколок очень острый. Он был широкий и зазубренный. Примерно двадцать сантиметров в длину. Таким можно нанести серьезное ранение.

Особой щепетильностью Лена не отличалась. Ее ничуть не беспокоила перспектива пырнуть парня этим осколком. В последние несколько месяцев она кое-чему неплохо научилась. Эти люди показали ей, что могут отнять у нее жизнь в одно мгновение. Показали ей, что на свете есть те, кто готов поставить свои интересы гораздо выше ее свободы. Они доказали ей, что следует изо всех сил сражаться, чтобы защитить себя, и что она не может полагаться на других, надеясь, что они сделают это за нее.

Лена не могла положиться на Мелани Флеминг. Не могла положиться и на Питера с Лукасом. Не могла положиться и на этого слесаря-ремонтника, связаться с которым велела ей Мелани в случае, если с ней что-то случится. И уж совершенно точно она не могла положиться на собственного отца.

Отец всегда утверждал, что любит ее, но его любовь обладала жутко сокрушительными свойствами, она была нацелена на то, чтобы полностью подчинить и контролировать дочь. Лена пыталась объяснить это Мелани. Пыталась заставить ее понять, что это была страшная ошибка – привлечь ее отца и его людей к делу обеспечения Лениной безопасности. Но Мелани настояла на этом, сказала, что им нужны дополнительные средства и возможности, а теперь девушка уже точно знала, что Алекс был прав. Самое важное теперь – полагаться только на саму себя. Верить в себя. И доверять только тем людям, в которых она абсолютно уверена.

Единственным человеком, по отношению к которому Лена испытывала подобное доверие, был Алекс. Но Алекса больше нет, и в результате она осталась наедине с самой лучшей заменой ему. Осталась наедине с самой собой. После чего следовали люди, которым Алекс безоговорочно доверял. Те, которым девушка должна позвонить, если попадет в настоящую беду, – он заставил ее обещать ему это. Он заставил ее запомнить номер телефона. Заставил повторять и повторять эту последовательность цифр, пока Лена не зазубрила ее наизусть. Она никогда не встречалась с человеком, который ответит на ее телефонный звонок, но знала его имя и знала, что может ему доверять. Знала, потому что так сказал ей Алекс.

Засов стукнул о скобу двери, прежде чем Лена успела к этому приготовиться. Все эти часы ожидания – и в самый нужный момент, когда это было более всего важно, она оказалась в расслабленном состоянии.

Дверь отворилась, и охранник шагнул внутрь. Лена поняла, что запаздывает отреагировать на его приход, как будто наблюдает за этой сценой, разворачивающейся в замедленном действии.

Она увидела, как охранник повернул голову.

Увидела, как он заметил разбитое окно.

Увидела, как он нахмурился и отпрянул в замешательстве.

Увидела, как он хватается за дверную ручку.

Увидела, как он переносит вес с одной ноги на другую и отклоняется назад, уже готовый захлопнуть дверь.

И вот тут-то девушка наконец среагировала. И наконец бросилась на охранника.

Первый основной элемент она упустила. Нужное время прошло. Лена оказалась не способна обеспечить быстроту действий.

Но это означало, что второй и третий элементы становились важными вдвойне.

Номер два – агрессия. Этого добра у нее полно. Девушка вскрикнула и рванулась вперед, замахиваясь осколком стекла, занося руку для удара. Она вложила в этот бросок все силы. Ударила, налегая всем весом. И глубоко вонзила острие мужчине в бедро.

Осколок вошел в рану по самые ее пальцы. Лена ощутила, как стекло режет плоть. Почувствовала горячую кровь у себя на руке.

Кровь из раны хлынула потоком. Пульсирующим потоком. Она била сильной струей, пропитывала коричневые штаны охранника и скапливалась в ширинке.

Лена все еще сжимала в руке самодельную рукоятку осколка. Потом попыталась выдернуть его из раны, чтобы ударить еще раз. Но стекло застряло в ране.

Мужчина завыл и согнулся, хватаясь обеими руками за рану. Потом рухнул на пол, прижав спиной открытую дверь к стене. О третьем элементе – точности движений – он позаботился сам. Оскалил зубы, зарычал, обнажил десны, зажмурился от боли и заорал хриплым баритоном.

Лена оттолкнулась от пола. Перепрыгнула через охранника и, тяжело топая, побежала по коридору через всю квартиру. Заскребла пальцами по входной двери в поисках замка. Никакой ключ ей не понадобился. Дверь была заперта всего лишь на защелкивающийся замок.

Дверь распахнулась, перед Леной открылся пустой холл. Там было холодно, вокруг сплошной голый бетон. Лифт находился прямо перед ней, но его металлические двери оказались погнуты, а кнопка вызова не светилась. И Лена не стала ему доверяться. В дальнем конце холла виднелась лестница, вся засыпанная мусором. Наверное, придется бежать этажей пятьдесят вниз, в одних носках. Вероятно, это целая сотня лестничных пролетов. Девушка оглянулась на лифт. На открытую дверь в квартиру. Оттуда доносились вопли раненого охранника.

И Лена бросилась бежать вниз.

 

Глава 52

Подвеска издавала разные скрипучие и скребущие звуки, когда Ребекка тронула фургон прочь от гаражных ворот. За этим последовал стук падающих на землю осколков задних фонарей. Я глянул в боковое зеркало. На воротах гаража красовалась здоровенная горизонтальная вмятина, белая краска вокруг нее была вся содрана. Но ворота оставались закрытыми. Виднелась лишь узкая щель, образовавшаяся под ними. Не думаю, что в ближайшее время кто-нибудь обнаружит тело Андерсона.

Ребекка провела машину через открытые ворота при въезде на лужайку. И поехала по узкой дороге вниз, через лес. Фургон подпрыгивал и раскачивался на каменистой дороге. Его болтало из стороны в сторону, он то и дело нырял и подскакивал. Мое поврежденное плечо ударялось о спинку сиденья, его раздирала боль.

Но мне было наплевать.

Лора все же дотянулась до меня. Она оставила кодированное сообщение, зная, что я единственный, кто может его понять. Это она так разговаривала со мной. Сестра доверилась мне. И вот теперь я пытался оправдать это доверие. Расшифровав ее послание.

Я был уверен, что ключ к разгадке кода находится в конце этой грунтовой дороги. Он прибит к столбу ворот, спрятан на виду у всех. Он был упрятан в тексте объявления о пропавшей собаке, потерявшейся в этом лесу.

Лора отлично меня знала, знала, как я люблю собак. Знала она и то, что если Лена позвонит мне и вызовет в коттедж, я непременно замечу это объявление. Знала, что попавшая в беду потерявшаяся собака непременно вызовет у меня сочувствие. Знала, что я буду долго об этом помнить.

Я велел Ребекке проехать сквозь ворота и остановиться. Она была раздражена и недовольна, но я не стал ей ничего объяснять и просто вылез из фургона, не поглядев на нее. Прошел назад, к воротам. Содрал объявление со столба. Посмотрел на фото маленького терьера, на его высунутый розовый язычок, свисающий из пасти, на его склоненную набок голову, на вставшие торчком уши, словно пес прислушивается к каким-то отдаленным звукам.

И прочитал напечатанный текст.

«Пожалуйста, помогите нам найти Честера. Он пропал в этом лесу 5 апреля».

За текстом следовал номер телефона. Номер был местный, острова Мэн, номер мобильного телефона. Никакого кода города.

Пятое апреля. Точно за два дня до гибели Лоры.

Я забрался обратно в фургон и захлопнул дверцу. Потом передал Ребекке ноутбук и показал ей смятый листок объявления.

– Попробуй пароль «Честер», – сказал я.

– Ты это серьезно?

– Пропавшая собака. Объявление уже висело здесь, когда я в первый раз приехал в коттедж. Думаю, это Лора его здесь повесила. Наверняка она специально его тут оставила – для меня.

– Черт знает какой риск! Любой прохожий мог его просто сорвать!

– Мог, конечно, но не сорвал же. Попробуй. Печатай: «Честер».

Ребекка втянула щеки, вытянула губы, потом открыла крышку ноутбука и впечатала слово «Честер» в диалоговое окно, возникшее на экране. Ее рука зависла над клавиатурой, потом ткнула в клавишу «Enter».

Ноутбук каркнул. Зажужжал. Потом издал звук. Новый, другой. Никакой неприятной ноты на сей раз. Это был нежный и тихий звон – «дзинь»!

Диалоговое окно на экране раздвинулось. Появилась иконка.

– Файл MPEG, – сказала Ребекка, словно именно это и ожидала увидеть. – Видео.

– Ну и чего ты ждешь? Запускай его!

* * *

Охраннику с застрявшим в ляжке осколком стекла наконец удалось взять себя в руки. Сперва он здорово запаниковал. Это трудно отрицать. Боль была неожиданная и сильная, а вид стеклянного осколка, торчащего из раны, вызывал жуткие тошнотворно-болезненные ощущения. Но больше всего пугала текущая кровь. Огромное ее количество. Мужчина знал, что там, во внутренней части бедра, проходит несколько важных артерий. Знал он и то, что большая кровопотеря может за несколько минут довести человека до смерти. Так что его реакция вполне объяснима и понятна. Но при этом он помнил, что такого ему не простят.

Девчонка сбежала. И все, что охранник сейчас мог сделать, это хоть как-то уменьшить тяжесть последствий.

Все его инстинкты требовали, чтобы он вытащил из раны стекло. Так что пришлось сопротивляться такому желанию. Мужчина напряг все силы, чтобы оторвать одну руку от раны и сунуть ее в карман, за телефоном. Он буквально заставил себя не звонить своему товарищу. А ведь нужно связаться с ним, чтобы тот явился сюда и оказал ему помощь, но это потом. Первым делом необходимо сделать совсем другое. Ведь его босс потом все проверит. Проверит всю последовательность событий, до последней мелочи. Так что нужно послать сообщение, прежде чем заниматься чем-то другим.

Рука была вся в крови. Пальцы соскальзывали с кнопок. Кроме того, охранника всего трясло. Набирать текст сообщения оказалось очень трудно. Но он все же целеустремленный малый. И решил, что непременно пошлет это сообщение, а уж потом позвонит своему товарищу.

Найти номер телефона было легко. В памяти телефона он хранился под индексом IQ.

Текст написал короткий. По необходимости.

Он состоял всего из двух слов:

«Девушка сбежала».

 

Глава 53

Видеофайл открылся в новом окне на экране ноутбука. Данные в правом нижнем углу указывали, что продолжительность ролика составляет семь минут и пятьдесят семь секунд. Просмотр включился автоматически. Звука не было никакого.

Цветной кадр, вид, снятый под углом, камера смотрит вниз, из верхнего правого угла стильно убранной гостиной. Основной предмет мебели в комнате – большой Г-образный диван, обитый кожей кремового цвета. Диван стоит на паркетном полу, перед ним низкий кофейный столик, рядом – торшер. На стене – ряды книжных полок, под ними хорошая стереосистема, застекленный шкаф, полный стаканов, и удобное кресло, обитое синей тканью.

На диване сидит мужчина, белый, европейского вида, лет тридцати. Он по пояс голый, худой, кожа бледная и одутловатая. На нем лишь низко приспущенные угольно-черные джинсы. Носков нет. Все лицо заросло темно-каштановой бородой. На костлявые плечи падают тонкие дреды. Мужчина читает книжку в бумажной обложке.

Кресло занято молодой женщиной с короткими светлыми волосами. Загорелые ноги она поджала под себя. На ней розовая майка с коротким рукавом и простые белые шорты. В одной руке блондинка держит флакончик с лаком для ногтей, в другой – кисточка, которой она наносит лак на ногти.

– Это Лена Зеегер, – сообщил я Ребекке.

– Я так и поняла, – ответила она таким сухим тоном, словно была очень недовольна моим вмешательством.

Точно через двадцать три секунды после начала фильма в комнату входит третий человек. Это еще одна женщина. Еще одна блондинка. Она останавливается спиной к камере. Женщина одета в синий брючный костюм, на плече висит маленькая сумочка, а в руке она держит белый пластиковый пакет. Пакет раздутый, ручки натянуты, словно в нем находится что-то тяжелое.

Лена поднимает глаза на вошедшую и смотрит на нее со странным выражением – это нечто среднее между скукой и равнодушием. Они быстро и коротко о чем-то говорят. Женщина, кажется, очень напряжена. Ее движения быстры и резки. Она жестикулирует свободной рукой, поднимает большой палец, потом два пальца, как будто хочет высказать три разных положения или аргумента и при этом желает, чтобы Лена с ними согласилась. Лена же просто пожимает плечами и возвращается к прерванному занятию.

Женщина качает головой, вроде как раздосадованно, раздраженно или рассерженно, и отходит к застекленному шкафу. Берет оттуда два высоких стакана. Потом достает из своего пластикового пакета бутылку водки с длинным горлышком. Останавливается, делает глубокий вдох, откручивает винтовую пробку и наливает по хорошей порции в оба стакана. Ставит бутылку на шкаф, рядом ставит свой пакет, берет оба стакана и поворачивается вбок, чтобы отдать один стакан мужчине, сидящему на диване.

Вот тут у меня перехватило дыхание. Я нагнулся ближе к экрану и почувствовал, как фильм превращается в реальность, более чем в реальность. Все такое знакомое. Прическа женщины. Разрез глаз, форма носа, рисунок рта. То, как она держится и двигается. То, как удивленно поднимает бровь, как будто этот мужчина сказал что-то лишнее.

Эта блондинка – моя сестра, Лора. Несомненно, это она. Но, в отличие от той Лоры, которую я хорошо знал, эта женщина кажется мне сильной, жесткой и не склонной ни к каким компромиссам. Рот у нее твердо сжат. Глаза прищурены. Она выглядит очень решительной и крутой. Гораздо более решительной и крутой, чем обычная Лора, какой я ее помню.

Я даже поймал себя на том, что мне хочется потрогать экран рукой. Я сделал движение ресницами, смаргивая с глаз слезы, и попытался сдержать прилив эмоций, который на меня навалился с такой жуткой силой.

Тощий мужчина берет стакан с водкой. Поднимает его, словно произнося какой-то шуточный, издевательский тост, отпивает глоток. Кивает в знак одобрения и возвращается к своей книжке.

Лора выпрямляет спину и поднимает глаза к потолку. Потом ставит второй стакан на пол, у ног Лены. Замирает на месте, словно ожидая слов благодарности, но через несколько секунд резким движением поправляет на плече ремешок сумочки и исчезает из кадра.

Отсчет времени – 1 минута 32 секунды.

В течение следующей минуты или около того в комнате почти ничего не происходит. Мужчина на диване листает свою книжку. Лена заканчивает покрывать ногти лаком и дует на них. Мужчина на диване отпивает еще глоток водки. Лена нагибается вперед, берет свой стакан и следует его примеру.

Они начинают разговаривать. И продолжают пить.

Потом, почти по завершении третьей минуты, голова Лены внезапно падает, и ее зубы стукаются о край стакана. Она вздергивает голову вверх и часто моргает, пытается встряхнуться, как пассажир автобуса, борющийся с приступом сонливости. Это у нее не получается. Ее лицо как-то сразу обвисает. Девушка спускает ноги на пол, как будто собираясь встать, но колени подгибаются, и она падает, выронив стакан и разлив водку по полу.

Худой мужчина вскакивает на ноги, выронив свой бокал и облив обивку дивана. Опускается на колени рядом с Леной, поворачивает ее лицо вверх и прикладывается щекой к ее рту. Грубо трясет ее за плечи. Потом поднимается, встав на одну ногу и словно собираясь звать на помощь, но теряет равновесие и валится на бок, как пьяный.

Мужчина падает бедром на пол и немедленно пытается снова встать. Движения слабые. Он брыкается, дергает ногами, размахивает руками, словно выброшенная на берег рыба, но его действия становятся все более замедленными. После нескольких последних подергиваний он валится лицом вниз.

Лена и мужчина лежат, распростершись на полу. И никто их не трогает в течение более чем целой минуты.

Потом, в 4 минуты 23 секунды, камера резко дергается и отклоняется влево. Из кадра исчезает верхний правый угол комнаты. Такое впечатление, что под воздействием внезапной вибрации ограниченного характера, отчего камера сдвинулась вбок на своем кронштейне.

В комнату врываются двое мужчин. У них на лицах маски-балаклавы с прорезями для глаз. Один сразу бросается к Лене, второй – к худому мужчине.

Первый мужчина поднимает Лену с пола, ставит ее в вертикальное положение, прислоняет к синему креслу и проверяет, дышит ли она. Очень мощный мужчина, и действует быстро. На нем черные рабочие штаны с множеством карманов, черная майка-футболка с длинным рукавом и черные кожаные перчатки. Он сует обтянутый кожей палец Лене в рот и вытаскивает ей язык. Голова девушки падает набок, язык свешивается изо рта.

Второй визитер между тем берет голого по пояс худого мужчину под мышки и тащит к дивану. Укладывает его на мягкое кожаное сиденье и придает ему такую позу, словно он свободно откинулся на спинку, голова отброшена назад, лицо смотрит в потолок, челюсть отвисла и дреды разбросаны по плечам.

Второй мужчина еще сильнее и здоровее, чем его товарищ. Он одет в серый костюм и голубую рубашку с темно-синим галстуком. На спине болтается черный нейлоновый рюкзачок. На руках у него тоже черные кожаные перчатки. Он поднимает стакан, из которого вылилась водка, и подносит его к губам худого мужчины. Как только он видит в стакане конденсирующуюся влагу от дыхания худого, то снимает с себя балаклаву. Ему не меньше пятидесяти лет. Череп совершенно без волос, уши горят.

Первый следует его примеру и тоже стаскивает с себя балаклаву. Этот значительно моложе. Волосы коротко острижены, под машинку, по-военному, а под нижней губой клок волос.

В течение, наверное, пяти секунд первый по-идиотски улыбается, глядя на своего товарища. Потом старший что-то ему говорит, и первый реагирует на это так, словно его обругали, после чего сует руку в карман своих рабочих штанов и достает оттуда маленький пузырек и шприц. Переворачивает пузырек и протыкает пробку иглой шприца. Вытягивает поршень и отмеряет требуемую дозу снадобья.

Одновременно с этим второй мужчина подбирает стакан Лены. Снимает с плеч рюкзак и засовывает оба стакана внутрь. Достает два новых стакана из застекленного шкафа, наливает в каждый немного водки и прижимает пальцы Лены к одному стакану, а пальцы худого мужчины к другому. На это у него уходит всего несколько секунд, пока он не удостоверяется, что отпечатки пальцев остались на стекле.

Потом он ставит стакан с отпечатками пальцев Лены на пол рядом с ней, а второй стакан с отпечатками пальцев худого мужчины бросает на уже мокрое сиденье дивана. Снова берется за рюкзак и достает оттуда белую тряпку, запечатанную в пластиковый пакет, закрывающийся на молнию. Тщательно вытирает тканью бутылку с водкой сверху донизу, потом несет ее к Лене и с помощью своего товарища прикладывает бессильную руку девушки к бутылке в нескольких местах, оставляя на стекле множество отпечатков ее пальцев. Когда это сделано, он ставит бутылку обратно на шкаф, а тряпку убирает в закрывающийся пластиковый пакет. Потом берет белый пакет, в котором была бутылка, трясет его, пока оттуда не вываливается и не падает на шкаф чек за водку, после чего убирает оба пакета в свой рюкзак.

Далее он занимает позицию позади дивана. Берет своей обтянутой перчаткой рукой тощего за нижнюю челюсть и поворачивает ему голову, открывая шею.

Первый мужчина отходит от Лены, по-прежнему держа в руках пузырек и шприц. Ставит пузырек на застекленный шкаф рядом с бутылкой водки, встряхивает шприц, щелкает по нему пальцем, расслабляет руки и кивает своему товарищу.

Далее происходит нечто, что они явно хорошо отрепетировали заранее. Эту процедуру они проводят очень быстро и четко. Более молодой вонзает иглу шприца в шею мужчины и давит на поршень. Потом извлекает иглу, и оба они отступают в сторону.

Снадобье оказывает очень быстрое и очень неприятное воздействие. Худой мужчина так и не приходит в себя. Его глаза не открываются. Но тело начинает дергаться и изгибаться, он бьет и сучит ногами, словно сражается с кем-то во сне. Его спина круто выгибается, грудь вздымается. Мужчина мотает головой из стороны в сторону, и дреды колотят его по лицу. Горло раздувается, губы растягиваются, обнажая зубы. Кожа краснеет. И очень скоро у него начинаются судороги, тело ритмично и конвульсивно дергается, изо рта ползет пена. И наконец, в 7 минут 02 секунды, судя по отсчету времени, он окончательно перестает шевелиться.

Обоих мужчин вовсе не беспокоят его мучения. Старший осматривает всю поверхность пола, проверяя, не забыли ли они чего, а его младший товарищ в это время относит пузырек и шприц к Лене. Очень аккуратно вставляет пузырек в левую руку девушки и зажимает его в ее ладони. Берет Лену за указательный палец и прижимает к пузырьку его подушечку. Потом поднимает ее правую руку и повторяет ту же операцию со шприцем, сильно прижимая ее большой палец к поршню. Удовлетворенный результатами своих трудов, забирает шприц и пузырек и уносит их куда-то, выйдя из кадра. И возвращается секунд через двадцать с пустыми руками.

Визитеры в последний раз осматривают комнату, удостоверяются, что Лена по-прежнему дышит. После чего исчезают из кадра – насовсем.

Фильм продолжается еще шесть секунд, в течение которых и Лена, и худой мужчина лежат совершенно неподвижно.

Я откинулся назад от ноутбука. И перевел дыхание.

– Ну что ж, – с трудом выговорил я. – Я их всех узнал, за исключением этого костлявого малого.

Ребекка сидела, отвернув лицо от меня и глядя в свое боковое окно. Потом поднесла руку ко рту. Воцарилось долгое молчание.

– Это Алекс Тайлер, – в конце концов произнесла она каким-то придушенным голосом.

Я так и предполагал. Погибший парень Лены. Борец за экологию.

– Слушай, я ведь не сошел с ума, а? – сказал я. – То, что мы сейчас видели, это ведь убийство, не так ли?

Ребекка кивнула, по-прежнему глядя в окно.

– И не просто убийство, – сказала она отсутствующим тоном. – А еще и преднамеренная подстава. Кто эти мужчины?

– Более молодой – фальшивый фельдшер.

– А старший?

– Старший – это тот, кто навалился на меня в спортивном центре. Тот, который утверждал, что работает в службе безопасности.

– Значит, ничего удивительного в том, что он требовал, чтобы ты отдал ему эту флешку.

– Точно, ничего удивительного.

– Они работали в одной команде. – Ребекка была вся какая-то странным образом отрешенная от происходящего. Прямо как робот. Это ощущение усиливалось еще и тем, что слова она произносила болезненно медленно, то и дело хватая ртом воздух и хлюпая при этом, а ее разбитый нос здорово мешал ей говорить, превращая издаваемые ею звуки в нечто малопонятное. – Они вместе убили Алекса Тайлера и подставили Лену, чтобы она выглядела как его убийца. А потом вместе похитили Лену из этого коттеджа.

– И что из этого следует?

– А то, что они действуют по определенному плану. А теперь молодой мертв. Но разумно будет предположить, что этот мужик из спортцентра имел прямое отношение к тому, что произошло в доме Тир.

Ребекка повернулась ко мне. Я попытался поймать ее взгляд, несмотря на все эти опухоли и ссадины на лице. Мне показалось, что ее живые карие глаза пульсируют.

– А Лора? – спросил я, стараясь унять дрожь в голосе.

– Как мне представляется, она вышла из комнаты до того, как туда ворвались эти мужики.

Мне тоже так показалось.

– Думаешь, они дожидались, пока она уйдет?

– Либо так, либо она подала им сигнал входить и приниматься за дело.

Я постарался не вздрогнуть. Но не преуспел в этом.

– Это лишь одна из возможностей. – Ребекка пожала плечами. – Но ее нельзя полностью исключить. Однако, – добавила она, постучав пальцем по экрану ноутбука, – этот видеофайл свидетельствует об обратном.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Эти мужики не знали, что их снимают на видео. А если бы знали, первое, что они бы сделали, – отключили бы камеру. И не стали бы снимать маски.

– И что?

– А то, что Лора-то про камеру знала. Ей удалось все записать и перекачать на флешку. А раз она про это знала, а они нет, то не думаю, что они действовали заодно, как единая команда. – Ребекка помолчала. Восстановила сбившееся дыхание. Уголки ее губ грустно опустились. – Ты же понимаешь, что если те двое мужиков и впрямь действовали от имени каких-то служб безопасности, значит, Алекса Тайлера убила британская разведка.

– Работодатель Лоры.

– Да, но помнишь, почему она хотела заполучить мою помощь? Я уже была вне этой организации. А угроза, которая ее так беспокоила, происходила изнутри. Вот Лора и позаботилась о том, чтобы этот видеофайл попал к тебе. И сделала это по серьезной причине.

– Значит, она была чем-то вроде разоблачителя?

– Нет. – Ребекка покачала головой. – Если бы это было так, то файл попал бы в прессу. Думаю, Лора пыталась сама найти решение проблемы. Пыталась выиграть время, спрятав Лену в коттедже, но самой ей требовалась свобода маневра. Поэтому она симулировала собственную смерть и втянула в эти дела нас с тобой.

Я все старался переварить слова Ребекки, но это никак не удавалось. То, что она предполагала, казалось мне совершенно невозможным. Мне трудно было в это поверить. И еще труднее надеяться, что все было именно так.

– И еще одно, – продолжала Льюис. – В водку был подмешан седатив. Ты ведь видел это, не так ли?

– Трудно было не заметить.

– А молодой мужик пустил в ход шприц, чтобы сделать инъекцию Алексу. Там был яд, который его и убил. Как мне показалось, он это сделал вполне профессионально. Как будто уже не раз проделывал такое раньше.

– Ну да.

– А если он такое проделывал и раньше, значит, он мог это проделать снова, еще раз.

– К чему ты ведешь?

– К твоей аварии, к ДТП. Ты говоришь, что именно он был тем парнем, который представился тебе фельдшером. Он разговаривал с тобой, а потом ты потерял сознание.

– Потому что здорово ударился головой.

– Может быть. Весьма вероятно. Я этого не отрицаю. Но ведь возможно также, что он сделал тебе укол, а? – Льюис с трудом сглотнула, подняв руку, призывая меня терпеливо подождать, пока она прочистит глотку и возьмет себя в руки. – И ты долгое время находился без сознания. Но из того, что сообщил мне твой папа, следует, что врачи, которые занимались тобой в больнице, никакого кровоизлияния, никакой гематомы у тебя в мозгу не обнаружили. И выписали тебя очень быстро, как только немного подлечили. – Она взяла меня рукой за подбородок и повернула мою голову вбок. Скорчила недовольную гримасу, увидев окровавленную ссадину на макушке. – А несколько дней спустя ты получил хорошую плюху по башке, но вполне прилично это перенес.

Я припомнил подробности своей аварии. Я точно стукнулся головой, потому что мой шлем разлетелся на куски. Но я также отлично помню, как этот фельдшер наклонился надо мной. И стиснул мою руку, затянутую в перчатку. А после этого… после этого что-то ткнулось мне в руку, царапнуло в районе запястья. Может, это что-то и было иглой шприца?

– Но врачи непременно это заметили бы?

– Необязательно. – Ребекка покачала головой. – Ты к ним попал со всеми симптомами серьезной травмы головы. Вот они и принялись тебя от этого лечить, как только ты оказался в отделении интенсивной терапии. Но даже если бы они проверили тебя на наличие в организме токсинов и если тот парень пользовался средством, обычно вводимым в подобных случаях, то легко могли это проглядеть. Думаю, там было что-то из бензодиазепинов, диазепам, например. Если ввести правильную дозу, можно вырубить человека на несколько часов. И ты предстанешь перед докторами со всеми симптомами, которых они и ожидают. А парни, которые утащили Лену, могут быть при этом совершенно уверены, что ты достаточно долго пробудешь в отключке, чтобы они успели увезти ее с этого места еще до того, как кто-то поднимет тревогу.

– Ты действительно так думаешь?

– Слушай, я уже давно научилась не исключать никаких возможностей. Вот, кстати, о возможностях… – Ребекка взяла у меня с колен объявление о пропавшей собаке. И изучила напечатанный текст. Потом рассмеялась.

– Что такое? – спросил я.

– Ты узнал этот номер?

Я посмотрел на номер телефона под текстом объявления, в который Льюис тыкала пальцем. Номер был незнакомый. О чем я ей и сообщил.

– Думаю, надо по нему позвонить, – сказала она.

– Зачем?

– Затем, что я думаю, что на звонок может ответить Лора.

У меня аж сердце остановилось.

И возник комок в горле. Во рту сразу пересохло.

– А хочешь, я сама позвоню? – спросила Ребекка.

Я помотал головой и нащупал свой мобильник. Руки тряслись. Я стал нажимать на кнопки непослушными пальцами, потом поднес его к уху.

Раздался гудок. Потом еще и еще. Телефон продолжал гудеть почти минуту, прежде чем кто-то ответил.

– Алло, – раздался голос, который я сразу узнал.

Но это была не Лора.

Это был некто гораздо, гораздо хуже.

 

Глава 54

Пока мы ехали, я с Ребеккой не разговаривал. Да и говорить-то было не о чем. Мысли скакали в голове, но все они были какие-то неясные и перемешанные. Меня швыряло от одной заботы к другой. От одной беды к следующей. От одной причины для беспокойства к другой. Но мало-помалу, и довольно скоро, все мои страхи как-то стерли и смыли друг друга, и я впал в состояние непонятного спокойствия, словно так долго прислушивался к «белому шуму» в эфире, что уже начал принимать его за тишину.

Улицы пригорода Онкана в этот полдень показались мне странно незнакомыми. Мамаши толкали коляски с младенцами. Пенсионеры толпились в очереди на даблдекер, двухэтажный автобус. Люди подстригали свои газоны или просматривали газеты, сидя в залитых солнцем оранжереях. Все вокруг было таким, словно я ехал через съемочную площадку с установленными декорациями. По ту сторону лобового стекла располагался нереальный мир. Такой, в котором никто не поверил бы, что в заднем отсеке моего фургона находится связанный человек с заклеенным ртом, и в котором никто не понял бы, что это такое – чувствовать, как у человека, который только что собирался тебя убить, пропадает пульс.

Приют для престарелых выглядел как обычно. Солидно. Неприметно. Спокойно.

Мы поставили фургон на гравиевой площадке перед парадной дверью. Там уже стояла чья-то незнакомая машина. Синий «Воксхолл Инсигния». Она выглядела совершенно новой. Видимо, недавнее приобретение. Но ее невредно было бы помыть. Кузов весь в грязи. И на стеклах пыль и сажа.

Ребекка согнулась и вся съежилась на своем сиденье. И под прикрытием приборной панели изучила «беретту». Выщелкнула магазин, пересчитала, сколько в нем осталось патронов. Удовлетворив любопытство, вставила патроны обратно, загнала магазин в рукоятку и засунула пистолет себе сзади за пояс, прикрыв его полой кожаной куртки.

– Ты готов?

– Не-а.

Льюис улыбнулась, потом скривилась. Я заметил, что ей очень больно от ран и ссадин на лице. По-видимому, по мере заживания ран кожа стягивалась.

Я стиснул в руке красную флешку. Сильно стиснул.

– Надо идти внутрь, – сказала Ребекка. – Время поджимает.

Я вывалился из машины и пошел к парадной двери, заглянув по пути в «Воксхолл», но не заметил там никого и ничего важного. Вставил ключ в замок и прошел внутрь. Как будто ничего не случилось, все идет как обычно. Словно просто вернулся домой, как в любой другой день.

Если не считать того, что сердце усиленно колотилось в груди. Волосы на голове встали дыбом, а ладони страшно вспотели.

Взобрался по лестнице наверх. Четырнадцать ступенек. Ноги дрожали, словно я восходил на гору.

Ребекка шла следом за мной. Я чувствовал ей присутствие прямо за спиной.

Достигнув лестничной площадки, я повернул вбок и тут наконец их увидел. Мне пришлось пустить в ход все силы, чтобы не рухнуть на колени.

Папа сидел на одном из стульев с прямой спинкой в середине комнаты. Сидел, подсунув под себя ладони и тесно сомкнув ноги, низко опустив лицо, так что его подбородок скреб по груди.

– Мне очень жаль, – раздался его голос. Это было сказано очень сухим тоном.

– Все нормально, – ответил я.

Это, конечно, неправда. Все тут далеко не нормально.

Папа нагнул голову, потому что к его затылку было прижато дуло пистолета. А пистолет держал в руке мужчина с лысым, как бильярдный шар, черепом, тот самый, что напал на меня в спортивном центре.

На виске у него красовалась ссадина, там, куда я ему врезал коленом. Ссадина уже пожелтела. Глаза у лысого налились кровью, припухли, из них сочилась влага, ноздри были красные, словно он страдал от жуткой простуды с насморком. Последствия применения мной химического оружия – того спрея, которым я его угостил.

Пистолет мужчина держал в левой руке. Правая висела вдоль тела, согнутая в запястье под болезненно-неприятным углом. Я вспомнил то ощущение, которое испытал, наступив ему на локоть и вбив его запястье в пол. И вызывающий тошноту хруст. Но лысый, кажется, не обращал на эту травму особого внимания. Он целиком сосредоточился на стоящей перед ним задаче.

На полу возле ног папы валялся мобильный телефон. Дешевая модель, такие обычно на ходу покупают. Я был вполне уверен, что это тот самый телефон, с которого он мне ответил. И, конечно, не его собственный.

Ничего особенного он мне сказать не успел, отвечая на мой звонок. В трубке прозвучало лишь «алло», произнесенное напряженным голосом, а потом у него эту трубку вырвали, и в ней раздался другой голос, который выдвинул ультиматум: вернуться домой вместе с Ребеккой не позднее чем через тридцать минут, причем обязательно привезти с собой то, что Лора оставила в раздевалке спортцентра. Мне очень четко дали понять, что я не должен звонить в полицию или пытаться связаться с кем-то еще. Заявили, что от этого зависит жизнь папы.

Не похоже было, что этот тип блефует. А теперь я уже точно знал, что он и не собирался.

– Привез? – спросил лысый.

Я раскрыл пальцы. Показал ему флешку.

– Это все?

Я кивнул.

– Ничего больше?

Я помотал головой.

– Тогда зачем тебе была нужна сумка?

Я сглотнул, но когда стал отвечать, голос все равно звучал хрипло, как карканье.

– Я же не знал, что там обнаружу. Думал, что может оказаться что-нибудь большое.

Лысый смотрел на меня, переваривая мой ответ. Он не спешил, словно в моих словах могли содержаться какие-то скрытые соображения и нюансы, которые он хотел обдумать и о масштабе которых я не имел никакого представления.

– И что там записано? – спросил мужчина.

Ребекка сделала шаг вперед и встала рядом со мной.

– Этого мы не знаем, – сказала она. – И, если честно, на самом деле нам на это наплевать.

Лысый обдумал ее ответ. Глаза у него прищурились, и он еще сильнее прижал пистолет к голове папы. Ствол поддел растрепанные седые волосы, словно этот тип старался вскрыть папе череп, вращая стволом, как штопором.

– Что у вас с лицом? – спросил он Ребекку.

– Люди Эрика Зеегера постарались, – ответила она. – Мы напоролись на них возле спортивного центра. Они тоже хотели заполучить эту флешку.

– Я вам не верю. – Голос лысого звучал твердо и неспешно. – Если бы это было правдой, вас бы здесь вообще не было.

– Нам просто повезло.

У папы испуганно расширились глаза, когда он увидел, на что похоже избитое лицо Ребекки. Видимо, он решил, что ее выражение «повезло» при этом совершенно неуместно.

Мужчина с пистолетом кивнул в сторону флешки:

– Вы сделали копию записи?

– Нет.

– Вы намерены спекулировать тем, что на ней записано? Хотите пойти в полицию или обратиться в прессу?

– Мы просто хотим, чтобы все это наконец закончилось. Нам вовсе не нужно, чтобы пострадал кто-то еще.

– Тогда хорошо. Потому что это в любом случае ни к чему вас не приведет. Я сейчас исчезну. И вы никогда больше меня не увидите и не услышите обо мне. Но люди, на которых я работаю, очень могущественны. С огромными возможностями. Они могут здорово навредить и вам, и вашим семьям, да так, что вы даже представить себе не можете. Кроме того, дело еще и в твоей сестре. В памяти о ней. Ты ведь не хочешь, чтобы ее память кто-то марал?

Память о ней.

Мне уже больше не хотелось спрашивать, жива Лора или действительно погибла. Видимо, она все-таки мертва. Теперь я это понимал. Я ведь хорошо ее знал. Знал, какая она добрая. И несмотря на предположение Ребекки, было просто невероятно, что она могла оставаться в тени, когда нас затянуло в такую кровавую кашу. Как только стало ясно, что ее семья находится в опасном положении, она бы наверняка дала о себе знать.

Краем глаза я уловил какое-то движение. Ребекка чуть отступила в сторону от меня. Ненамного, но достаточно, чтобы обеспечить себе полную свободу маневра. Мне это не понравилось. Я догадывался, что она собирается сделать.

Я подумал про «беретту», спрятанную у нее за поясом. Я подумал о том, как ей придется разом отвести руку назад, отодвинуть полу куртки, ухватить пистолет, выпрямить руку, поплотнее сжать рукоятку, прицелиться, нажать на спусковой крючок. Льюис, наверное, хороший стрелок. Может, даже очень хороший. Она уже много раз доказывала мне, какой она отличный профессионал. Но лысый держит пистолет у головы папы. И палец у него на спусковом крючке. И хотя то, как он выхватил пистолет там, в спортивном центре, показало, что он от природы правша, я все же был уверен, что и левой рукой он действует ничуть не хуже. Так что у Ребекки нет возможности успеть сделать выстрел. Даже если она выстрелит, есть опасность, что попадет в папу.

Я уставился на Ребекку. Страстно желая, чтобы она ничего не предпринимала.

Лысый проследил мой взгляд.

– Что бы вы там ни задумали, – сказал он, – советую вам об этом забыть. – Он ткнул папу стволом в голову, заставив его еще ниже согнуться, к самым коленям. – Поднимите руки! – рявкнул он.

Я тотчас же послушался, подняв правую руку. Левой я не мог сделать ни одного движения, разве что держать ее неподвижно.

Ребекка помедлила.

– Пожалуйста! – прошипел я.

Она помедлила еще мгновение. Потом подняла руки и сплела пальцы у себя на затылке.

– Хорошо. Теперь положи флешку на кухонную стойку, – велел мне лысый.

Я сделал, как он сказал.

– Теперь отойди назад. Руки держи повыше.

Я отступил назад, встал рядом с Ребеккой, держа руки поднятыми.

– А теперь шагайте вон туда. – Лысый мотнул пистолетом в ту сторону, куда хотел нас направить. – Оба шагайте.

Мы отступили вправо. Прошли дальше в гостиную, отступили подальше от кухни. И от лестницы.

Лысый дождался, пока мы доберемся до угла, где стоял телевизор. Потом слегка стукнул папу пистолетом по темени.

– Вставай! – велел он. – Медленно. Руки на голову.

Папа был не в состоянии быстро двигаться. Я не знал, сколько времени он сидел вот так, подсунув ладони под себя, но, наверное, достаточно долго, чтобы теперь его движения были скованными и замедленными. Ноги у него всегда немеют, если он время от времени ими не двигает: это результат наличия множества скоб, которыми скреплены его разбитые и переломанные кости. Я вспомнил его руки, все утыканные иглами и скрепами. Он не в той форме, чтобы играть сейчас героические роли, даже если бы ему этого захотелось. Сейчас я впервые в жизни понял, что он совсем старик.

Лысый занял позицию позади папы и велел ему шагать по направлению к кухне, к стойке. И они вместе, синхронно, двинулись туда. Один шаг. Второй. Третий.

На четвертом шаге лысый оказался рядом со стойкой, чтобы схватить флешку. Но тут у него возникла проблема. Его сломанная правая рука не могла ничего поднять и удержать. Она сейчас была ничуть не лучше руки куклы. А левой рукой он сжимал пистолет. Если он потянется ею за флешкой, какую-то долю секунды будет не в состоянии произвести выстрел. Это даст папе возможность что-нибудь предпринять.

Лысый остановился, обдумывая свои последующие действия. У меня уже сложилось такое впечатление, что это очень осторожный типчик, любящий все хорошенько просчитывать.

Папа посмотрел на меня, вопросительно подняв брови, словно спрашивая, не пришло ли время на него напасть.

Я чуть качнул головой.

Прошло несколько очень долгих секунд. Лысый наконец пришел к какому-то выводу.

– Возьми эту штуку, – велел он папе и ткнул ему дулом пистолета в ухо, так что папе пришлось наклониться над кухонной стойкой. – Медленно, левой рукой. Вот так, правильно. А теперь вытяни руку перед собой и иди к лестнице.

Папа сжал флешку в ладони и сделал, как ему было велено. Лысый зашаркал следом за ним, шагая нога в ногу.

– Погодите, – сказал я. – Не надо увозить его с собой. Не надо!

– Все хорошо, Роб, – сказал папа напряженным голосом.

– Нет, не хорошо, – ответил я ему. – В этом нет никакой необходимости.

– Не волнуйся, – сказал лысый. – Никто не пострадает, если вы все будете делать то, что скажу.

Я глянул на Ребекку, не сомневаясь, что она уже приняла какое-то решение. Но по ее виду было не заметно, что она что-то задумала.

Лысый опять перехватил мой взгляд.

– В чем дело? – спросил он. – Чего вы испугались? У вас там кто-то остался снаружи? Вы полицию вызвали?

– Нет, – ответил я, качая головой.

– А что, если и вызвали? – спросила Ребекка.

Я уставился на нее.

– Никого мы не вызывали, – сказал я лысому очень настоятельным тоном.

Он некоторое время стоял неподвижно, не зная, что предпринять дальше. Он был всего в паре шагов от верхней ступеньки лестницы. И как только он начнет по ним спускаться, он обречен.

– Чего вы, собственно, добиваетесь? – спросил лысый, обращаясь наполовину к самому себе. – Хотите, чтобы я один вышел наружу? И именно поэтому не желаете, чтобы он вышел вместе со мной?

– Там никого нет, – сказал я. – Мы никого не вызывали.

– Это ты, может, никого не вызывал, – возразила Ребекка.

Мне хотелось ее ударить. Я изо всех сил замотал головой.

– Она врет! – заявил я лысому. – Можете мне верить. Никого она не вызывала. Никто из нас не вызывал. И никого там, внизу, нет. Вообще ни единой души.

Лысый бросил взгляд вниз. Облизал губы.

– Другой выход здесь имеется?

– Вам он не нужен. Двор пуст. Там никого…

Фразу мне закончить не удалось.

Все произошло очень быстро.

Возле парадной двери раздался шум, дверь отворилась, ударившись о стену. Донесся топот ног по ступенькам. И громовой беззаботный голос снизу провозгласил:

– Привет, мой мальчик, это я, твой дедушка! Я тебе Рокки привел.

Едва он успел произнести первые слова, как лысый оттолкнул папу в сторону и прыгнул к верхней ступеньке лестницы. Его рука, сжимающая пистолет, описала широкий круг, пройдя у него над головой, и начала опускаться.

Папа упал на пол, тяжело стукнувшись коленями.

Я увидел, как в середине лестницы мелькнуло золотистое пятно. Рокки на полной скорости мчался прямо ко мне.

У лысого расширились глаза. Пистолет опустился еще ниже. Уверенно и четко.

И тут я почувствовал толчок в бок. Ребекка ткнула меня локтем в поясницу, расширяя себе пространство. Ее рука уже вынырнула из-за спины. «Беретта» мелькнула в воздухе, описав дугу. Детектив быстро прицелилась и нажала на спуск, еще не успев полностью вытянуть руку.

Грохот был оглушительный. Он просто-таки взорвался у меня в голове, как будто кто-то наступил мне прямо на барабанную перепонку.

Мужчина с пистолетом согнулся в пояснице. Его левое плечо отбросило назад, словно его кто-то ударил в грудь. Рука, сжимающая ствол, взлетела вверх свободно и бессильно. Ноги подогнулись в коленях под воздействием мощной силы удара пули, который развернул все тело, крутанув его вокруг собственной оси. Лысый оступился и начал валиться назад, в кухню. Пистолет выпал из руки. Потом снова раздался жуткий грохот, и голова лысого превратилась в мерзкую розовую массу, веером брызнувшую во все стороны.

 

Глава 55

Я помог папе подняться и отвел его в спальню, где он свалился на мою кровать. Я закрыл дверь, чтобы не видеть это мерзкое кровавое зрелище, оставшееся в гостиной. Папа осторожно ощупывал затылок. Потом опустил руку и уставился на свои трясущиеся ладони.

Ребекка повела дедушку и Рокки обратно в приют, чтобы препоручить их там заботам мамы. Я решил, что вернется она не скоро. Нам удалось остановить дедушку, прежде чем он успел добраться до лестничной площадки, но потребуется некоторое время, чтобы его успокоить, а как только мама увидит лицо Ребекки и ее залитую кровью майку, она настоит на том, чтобы немедленно заняться ее ранениями. Ребекка обречена – ее сейчас завалят вопросами, ни на один из которых она не сумеет найти быстрый и простой ответ.

Ее отсутствие давало мне возможность переговорить с папой наедине. И, несмотря на то, через что ему сейчас пришлось пройти, я считал, что такую возможность никак нельзя упускать. В кухне у меня лежал мертвый мужчина – мужчина, которого я знал как убийцу и, весьма вероятно, как агента британского правительства. И нам скоро придется решать, что со всем этим делать.

– Папа, – сказал я и положил руку ему на колено. Я сидел, скрестив ноги, на полу прямо перед ним. – Мне нужно задать тебе несколько вопросов.

Он поднял голову. Медленно, словно забыл, что я здесь нахожусь. Глаза у него были мокрые и покрасневшие. Он вытер уголки глаз возле переносицы.

– По поводу Лоры, – добавил я.

Папа кивнул. Словно знал, что это неизбежно.

– Откуда у тебя этот телефон?

– Его нашли в ее машине, – ответил он хриплым, едва слышным голосом. Потом сглотнул. Постучал себя по груди. – В бардачке. После катастрофы. Мик мне его отдал.

– Ты имеешь в виду детектива-инспектора Шиммина?

Папа кивнул и закрыл глаза, словно от боли.

– У твоей сестры оказалось в машине два телефона, когда до нее добрались. Тот, по которому ты мне звонил, был новый. Никаких сведений в памяти. Ни входящих звонков, ни исходящих. Я держал его заряженным. И всегда при себе.

– Разве он не понадобился Шиммину в качестве вещдока?

– Вещдока? Зачем?

Да, именно так. Зачем? И тут я задал вопрос, который действительно очень хотел задать. Я изложил ему теорию Ребекки. Объяснил, что мы уже начали сильно сомневаться, что Лора и впрямь погибла, начали подозревать, что она имитировала собственную смерть. Что падение с Марин-Драйв было и впрямь искусно подготовленной дымовой завесой, способом избегнуть какой-то опасности или угрозы, связанной с ее работой. Я сообщил ему также, что уже знаю, что это была за работа. Добавив, что имею вполне ясное представление, что за опасность угрожала Лоре и что эта угроза имела прямое отношение к этому лысому мужчине, который только что держал его под прицелом пистолета.

Папа долго обдумывал все то, что я ему сказал. По его лицу ничего нельзя было понять. Потом он протянул руку и осторожно потрогал пальцем засохшую кровь у меня на лбу, словно пытался стереть масляное пятно. Взяв меня за затылок, наклонил мою голову вперед, чтобы обследовать рану на голове.

– Да, надо было все тебе рассказать еще тогда, – сказал он тоном, в котором сквозили раскаяние и сожаление. – И тебе, и маме. Результатом, конечно, мог стать сердечный приступ, но это все же было бы лучше, чем такое.

– Какое – такое?

– Все было так, как ты сказал. – Папа говорил с таким видом, словно я уже знал все ответы на все вопросы. – Твоя сестра пришла ко мне и сказала, что попала в беду. И что ей надо скрыться. Она считала, что есть только один способ это проделать. – Папа улыбнулся при этом воспоминании. Но потом выражение его лица стало мрачным, он опустил руку. – Ты ведь сам знаешь, какой она могла быть упрямой. Решение Лора уже приняла. Я-то всегда ей говорил, что эта карьера ее погубит. А тут она сказала, что теперь это вполне может случиться, но таким образом, чтобы дать ей возможность исчезнуть.

– И что произошло?

Папа посмотрел мне прямо в глаза. Такое ощущение, что он это сделал в первый раз за очень долгое время.

– Лора была очень напугана, Роб. Здорово напугана. И не желала ничего слушать, никаких доводов. Она даже думать не могла о том, чтобы обратиться к кому-то у себя на работе, в своей конторе, или пойти в полицию. Лора уже разработала план. Все решила. И хотела, чтобы это произошло именно здесь, чтобы мы могли полностью контролировать все события.

– Шиммин был в курсе?

– Его пришлось посвятить. Это была часть ее плана. – Папа помолчал. – Но именно в этой части у нас ничего не получилось. Лора была настолько уверена в том, что эту ее затею можно осуществить, что не могла смириться с отказом. А тут еще Мик начал совать свой нос куда не следует, ставить под сомнение то, что она предлагала.

– Ему не понравились ваши идеи?

– Мик хороший человек. И мой добрый друг. Он хотел нам помочь. И если бы все зависело только от него, он бы все сделал как надо, я уверен. Но он сказал, что следует привлечь к этому и других людей. По крайней мере, пятерых. И сказал, что это слишком много. Он не мог гарантировать, что все они будут держать язык за зубами.

– Стало быть, Шиммин остановил это дело?

– Он попытался.

– Попытался?

Папа раздраженно помотал головой.

– Лора не стала его слушать. Заявила, что все пройдет отлично. У нее были отложены деньги. Достаточно, чтобы покрыть все расходы. А когда Мик все же сказал нет, она решила заставить его.

– Не понял?

– Твоя сестра позвонила Мику среди ночи и сообщила ему, что она намерена сделать. Она к тому моменту была уже в высшей точке Марин-Драйв. Лора ему сказала, что собирается спихнуть свою машину с обрыва, а потом спуститься к ней и устроить все так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Сказала, что у нее с собой есть какой-то седатив, который она собирается ввести себе. Лора полагала, что если тело не будут осматривать слишком внимательно, то все будет смотреться так, как будто она погибла. Мертва. Сказала Мику, что ему следует приехать и обнаружить ее до того, как на нее наткнется кто-нибудь другой, иначе вся задумка пойдет прахом.

– И что он?

Папа тяжко вздохнул.

– Он сказал, что не поедет. Сказал, что не может в этом участвовать. И повесил трубку. И не отвечал, когда Лора ему перезвонила. – Он приложил руку ко лбу. Провел ею по лицу. – Мы считаем, что после этого у нее сдали нервы. Наверное, тут она начала думать, что у нее не осталось никакого выхода. И проделала все по-настоящему, Роб. Сама съехала с обрыва.

Я откинулся назад, качая головой:

– Но сержант Тир сказала нам, что Шиммин был первым, кто приехал на место катастрофы и обнаружил Лору.

– Так оно и случилось. Он сразу пожалел, что повесил трубку и больше не отвечал. Поэтому он поехал туда, хотел с ней поговорить. Отговорить ее от этого. Но когда он туда добрался, было уже поздно.

– Это вздор, это лишено всякого смысла, – сказал я. – Лора оставила след – для меня. Хотела, чтобы я нашел эту ее флешку. Хотела, чтобы я позвонил по номеру мобильника, по которому я говорил с тобой.

Папа быстро отвернулся.

– В самом начале она, возможно, так и планировала. Я про это ничего не знаю. Но потом она передумала, сынок. Сделала свой выбор. Очень жаль, что нельзя вернуться назад и все проделать иначе. Я бы, наверное, сумел убедить ее не делать этого. Но я пытался, Роб. Поверь мне, я действительно пытался ее переубедить.

* * *

Лена решила рискнуть и зайти в это замызганное кафе, потому что там было пусто. Ни единого посетителя. Никого из обслуги. Девушка прижала лицо к стеклянной, армированной проволокой двери. Осмотрела шесть незанятых кабинок со столиками и пустую стойку. Дверь позади стойки была прикрыта занавеской, сделанной из длинных разноцветных полос пластика.

Электронный колокольчик звякнул, когда Лена толчком отворила наружную дверь. Она вздрогнула от этого звука и даже подскочила, когда пластиковые полоски раздвинула женщина, выглянувшая из задней двери. Женщина была чернокожая и жутко толстая. Ее огромный рот был прямо-таки заполнен зубами и деснами. Полосы цветного пластика, улегшиеся вокруг сферической головы и округлых плеч дамы, лишь подчеркивали ее гигантские размеры.

Легкая улыбка, игравшая на губах женщины, тут же исчезла, как только она увидела Лену. Ее грязные взъерошенные волосы. Засохшую кровь на руке и на блузке. Ее распухшую, посиневшую кисть. Грязные носки на ногах.

Девушка вся сжалась. Она привыкла, что все на нее смотрят, когда она входит в ресторан. Но обычно эти рестораны были роскошные, и смотрели на нее совсем иначе.

– Бог ты мой, деточка, что это с тобой стряслось? – спросила женщина. У нее был какой-то экзотический акцент. Ямайский, наверное.

– Мне нужен телефон, – ответила Лена. Голос у нее сильно дрожал, больше, чем ей хотелось бы. – Денег у меня нет совсем.

Женщина подняла мозолистую руку:

– Тебя кто-то побил, детка?

– Пожалуйста, – сказала Лена и оглянулась назад, на дверь. – Всего один звонок.

Женщина потерла подбородок и еще некоторое время рассматривала гостью. Потом перенесла весь свой значительный вес на одну ногу и уставилась за плечо Лены, на улицу.

– Я недолго, – сказала ей Лена.

– Нет, детка, ты останешься здесь столько, сколько потребуется. Иди сюда. Телефон у нас тут, в задней комнате.

Женщину звали Энжела. Она все время беззаботно болтала, время от времени готовила какие-то блюда для случайных посетителей, пока Лена дожидалась приезда человека, которому позвонила по телефону. Энжела помогла ему с нужными указаниями, как сюда добраться. Объяснила, что они находятся в Манчестере, взяла трубку и рассказала мужчине, как найти ее кафе. Она не спросила Лену, кто такой этот человек. И не стала расспрашивать, в какую беду девушка угодила.

Прошло более трех часов, прежде чем человек приехал. Лена услышала рев и грохот плохо отрегулированного мотора, потом звонок электрического колокольчика. И вся напряженно сжалась на стуле.

Энжела вытерла руки о скатерть и раздвинула занавеску, проверяя, кто пришел. Потом впустила мужчину в заднюю комнату и четко дала понять, что будет стоять сразу за дверью с телефонным аппаратом под рукой.

Незнакомец оказался старше, чем Лена ожидала. Сорок с чем-то лет, невысокий и мускулистый. На нем были военный плащ, явно купленный на распродаже армейских излишков, зеленые рабочие штаны и тяжелые замшевые ботинки. В носу у него было кольцо, а одно ухо украшала целая коллекция пирсинга.

– Приведите достойную причину, по которой мне не следует вызвать полицию, – сказал он.

Лена привела ему целый ряд причин. Во-первых, это не она убила Алекса. Зато имеет некоторое представление о людях, которые связаны с его смертью, она только что сбежала от них. Объяснила, как – с его помощью – она получит возможность доказать свою невиновность, если только им удастся связаться с одним парнем, ремонтником систем отопления с острова Мэн. Потом передала мужчине слова Алекса. Именно Алекс заставил ее пообещать ему, что она обязательно свяжется с этим человеком, если попадет в беду. И Алекс убедил ее, что это человек, на которого Лена вполне может положиться.

Мужчина немного поиграл с одной из своих сережек, переваривая то, что ему сообщила Лена. Он сделал долгий вдох, задумчиво покачал головой и наконец выпустил воздух из легких.

– Ну, тогда выходите наружу и залезайте в мой джип, – сказал он. – Вас ждет целая группа людей, с которыми вам непременно нужно увидеться.

Лена заколебалась. Прикусила нижнюю губу и пристально уставилась на мужчину.

– Я хочу, чтобы эти гады за все заплатили, – проговорила она. – За то, что сделали со мной и с людьми, которые пытались мне помочь. Но более всего – за смерть Алекса.

– Я вас услышал, – кивнул мужчина. – Можете поверить, как раз этим мы и занимаемся – ищем способ заставить этих людей за все заплатить.

* * *

Мы решили позвонить Шиммину. Папа попросил его немедленно приехать к нам. Он не стал объяснять зачем, сказал просто, что это очень срочно. Шиммин явно не хотел никуда ехать – он занимался расследованием смерти Джеки Тир. Но когда папа стал настаивать, инспектор сдался.

Пока мы дожидались его приезда, я отправился в ванную и занялся своей рваной раной на голове. Пустил воду в раковину и смоченными в воде тампонами из туалетной бумаги как можно аккуратнее промыл травму. Потом намылил ладонь и смыл кровь с лица. Вода на фоне белого фаянса выглядела темно-розовой. Перевязь была в безобразном состоянии, вся в красных пятнах. Плечо жутко болело и не желало двигаться, да и все тело ныло. Я чувствовал себя столетним старикашкой. Вытащив пробку из раковины, я уставился на себя в зеркало, пытаясь переварить информацию, которую папа сообщил мне насчет Лоры. Это оказалось нелегко. Я понимал, что мы с сестрой здорово разошлись в последние годы и уже не делились всем, как раньше, когда были детьми, но мне трудно было смириться с мыслью, что она не обратилась ко мне за помощью в тяжелой ситуации.

Будь сестра сейчас здесь, думаю, она бы сказала, что старалась свести к минимуму риски, которым подвергала близких. Что, поделившись бедами с папой, она и так зашла слишком далеко. Но вряд ли я бы ей поверил.

Схватив полотенце, я вытер лицо. Прижал его к ране на голове, а после швырнул в ванну.

Чувствовал я себя так, словно сильно подвел Лору, не оправдал ее надежд. Впрочем, в глубине души я понимал, что так оно и произошло. Моя сестра попала в беду и опасалась за свою жизнь, а я этого даже не заметил. Да, разумеется, Лора сама сделала свой выбор. Уехала в Лондон. Поставила карьеру выше семьи. Но только теперь я начал осознавать, что она так поступила ради нашей безопасности. И самое скверное, что у меня уже никогда не будет возможности ей об этом сказать.

Единственным утешением служило то, что сестра попросила Лену положиться на меня, оставив мне и флешку, и пароль для ее прочтения. Думаю, Лора решила поровну разделить все риски между мной и папой. Она верила, что я пойму, чего она от меня хотела, когда дело дойдет до этого, и теперь я спрашивал себя, каким именно образом я буду это воплощать.

У меня есть флешка. И видеофайл, который на ней записан. Но я так и не понял, что мне с ним делать. Может, Лора хотела, чтобы я эту съемку обнародовал? Или же она старалась избежать этого, пока была жива, и имела на то причины? Вдруг появление сестры в фильме указывает на ее причастность к убийству Алекса Тайлера? Или, наоборот, освобождает ее от ответственности за это? Я так и не смог прийти к окончательному решению. И понятия не имел, как быть.

Детектив-инспектор Шиммин приехал до того, как я окончательно определился с дальнейшими шагами. Выйдя из ванной, я увидел, что папа здоровается с ним перед моей парадной дверью. Они о чем-то говорили приглушенными голосами. Сам разговор я не слышал, поскольку стоял на лестничной площадке, но видел, как Шиммин то и дело бросает взгляды в мою сторону. Выражение его лица становилось все мрачнее и суровее. Отекшие глаза сощурились так, что превратились в узкие щелочки, придав инспектору еще более настороженный вид.

Он не заговорил со мной, пока не осмотрел тело, опустившись на колени. Проделал Шиммин это быстро, резким движением перевернув голову лысого на другой бок кончиком своей ручки. Крякнул, потом ткнул ручкой в ствол убитого.

– Его из этого пистолета застрелили? – спросил он.

Я отрицательно покачал головой. И сказал, что пистолет, из которого его убили, лежит на моем кофейном столике. Ребекка вытащила из него магазин и поставила пистолет на предохранитель, прежде чем проводить дедушку в его комнату.

Шиммин оставил пистолет лежать на полу и обшарил карманы лысого. Достал удостоверение, которое этот тип показывал мне в спортцентре. Бумажник. Мобильный телефон. Связку ключей от машины. Нетрудно догадаться, что это ключи от «Воксхолла», который стоял припаркованный снаружи.

Шиммин открыл кожаный бумажник и просмотрел его содержимое. По-прежнему сидя на корточках возле мертвого, поднял взгляд на меня и на папу и показал папе удостоверение.

Папа просмотрел документ и задумался. Я подошел поближе и глянул сам. Там красовался впечатляющий государственный герб. Фотография погибшего. И его имя – Джон Энтони Мензер.

– Это имя ничего мне не говорит, – сказал папа.

Шиммин вопросительно поднял бровь, повернувшись ко мне.

– И мне тоже ничего, – пожал я плечами.

Папа закрыл удостоверение и вернул его Шиммину. Инспектор шлепнул себя корочкой по колену, погруженный в собственные раздумья.

– Кто-нибудь мог слышать выстрелы? – спросил он.

Вопрос очень меня удивил. Мне даже потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями.

– Сомневаюсь, – ответил я. – Отсюда довольно далеко до нашего приюта. Многие наши жильцы туговаты на ухо, к тому же в это время дня большинство из них, должно быть, сидят у телевизора. И звук там включен на полную мощность.

– А как насчет персонала?

– Это возможно. Они могли их услышать – из кухни.

– А соседи?

– Может быть. А что?

Взгляд инспектора переместился на стул, так и стоявший посредине комнаты. Тот самый, на котором лысый удерживал папу. Шиммин поднялся на ноги, выпрямился и забрал с кухонной стойки флешку, потом поднял с пола дешевый мобильник.

– Садись, – указал он на диван. – Ты мне сейчас подробно и в деталях расскажешь, что именно происходило и происходит.

На этот раз я действительно рассказал все, что знал. Во всех деталях и подробностях, которые смог припомнить. Ничего не скрыл и не оставил при себе. Мне уже осточертело справляться со всем этим в одиночку. Хватит с меня этой возни в разрозненных фактах, бесконечным потоком крутящихся в голове.

Шиммин не произнес ни слова, пока я не закончил свой рассказ. Добрых двадцать минут. Может, даже больше. Он сидел на кофейном столике, уперев локти в колени и сложив ладони под своей мощной челюстью завзятого обжоры. Предметы, которые инспектор извлек из карманов мертвеца, были разложены перед ним на столике рядом с «береттой».

Наконец Шиммин прокашлялся.

– Джимми, – обратился он к папе, не оборачиваясь, – почему бы тебе не проверить, как там твой тесть? Мне надо поговорить с Робом. Наедине.

 

Глава 56

Шиммин немного подождал, пока не убедился окончательно, что папа ушел. Потом наклонил голову, глядя на безжизненное тело на полу кухни.

– Этот малый, как ты говоришь, есть на той видеозаписи с флешки?

Я кивнул.

– И тот, который фельдшер? Тот, кого мы нашли в доме Тир?

– Это точно он.

– И эти двое убили того эколога и устроили подставу?

– Так оно выглядело в записи.

– Покажи.

Я показал. Пошел вниз, к своему фургону, притащил ноутбук и вывел на экран видеофайл. Мне не пришлось вставлять флешку, чтобы прокрутить ролик. Ребекка перенесла этот файл в память ноутбука, прежде чем мы отправились сюда. Мы соврали лысому, когда сказали, что ничего не копировали.

Шиммин пристроил компьютер у себя на коленях и в полном молчании просмотрел всю запись. Я наблюдал за ним, заглядывая через плечо. Когда инспектор закончил просмотр, то закрыл ноутбук и поставил его на кофейный столик рядом с «береттой».

– Должен тебе кое-что рассказать, – произнес он, сдерживая рычащие нотки. – Кое-что, чего никогда не говорил твоему отцу.

Инспектор поднял на меня взгляд, и в его глубоко посаженных глазах возникло что-то вроде мольбы. Глаза даже увлажнились.

Он хотел было продолжать, сказать что-то еще, но передумал и поднялся на ноги. Прошел мимо меня в дальний конец кухни, к раковине. Пустил воду. Наклонил голову. Набрал в ладонь воды и поднес ко рту.

– Это касается Лоры, да?

Шиммин закрыл кран и протер лицо влажной ладонью.

– Сядь, – сказал он.

Я не пошевелился.

– Сделай одолжение, сядь и выслушай. Вопросы будешь задавать потом. Но сперва дай мне рассказать, как все произошло. Подробно. Договорились?

Умоляющее выражение по-прежнему оставалось в его глазах. В голосе звучала горечь. Инспектор уперся руками в кухонную стойку, согнув локти, словно готовился принять удар.

Странно, но я сделал так, как он сказал. Опустился на стул, на котором Мензер заставлял сидеть папу.

– По словам твоего отца, он все рассказал тебе о Лоре. О плане, который она придумала. О том, как я нашел ее под Марин-Драйв.

Я кивнул.

– Ну так вот, все было не совсем так.

Я сумел перевести дыхание. Хотел было что-то сказать. Но Шиммин предостерегающе поднял руку.

– Она была мертва. Это не вызывало сомнений. Но она была там не одна. – Инспектор мотнул головой в сторону мертвеца на полу. – Этот малый находился там, рядом с ней. И тот, которого я нашел в доме Тир, тоже. Фельдшер с бороденкой. – Он ткнул себя пальцем в подбородок под нижней губой, словно подтверждая, о ком именно говорит.

Окружающее пространство сразу как-то съежилось. Возникло ощущение, что стены сближаются и давят на меня. Я замотал головой. Я не мог произнести ни звука. Да и не знал, что сказать.

– Только начало светать. Солнце всходило. Я увидел место, где машина Лоры пробила ограду. Понял, что твоя сестра осуществила то, что угрожала сделать. Я подъехал поближе и несколько секунд сидел там, пытаясь придумать, как мне поступить дальше. Особого выбора, правда, не было. К тому моменту это стало очевидно. Не мог же я просто оставить ее там. Я вышел из машины, приблизился к краю обрыва, уже готовый спуститься вниз. И тут увидел этих двоих.

Комната снова съежилась. Было такое ощущение, словно меня втянуло в какой-то темный пузырь.

– Они открыли водительскую дверцу. Этот тип, что тут валяется, уже влез внутрь. Парень с бородой заглядывал ему через плечо. Я решил, что это свидетели катастрофы, которые пытаются помочь Лоре.

Инспектор посмотрел на свои сжатые кулаки, упирающиеся в гранитную столешницу. Я почувствовал, как у меня расширяются глаза. Словно я сам заглядываю вниз, за край обрыва. Словно стою рядом с Шиммином, обозревая открывшуюся картину.

– Я чуть не развернулся, чтобы уехать. Эти двое меня не видели. Шум ветра и грохот волн, видимо, заглушили звук моего мотора, когда я туда подъехал. Но я все-таки стал спускаться вниз. И был уже на полпути, когда этот малый с бородой меня увидел. Вот тогда я понял – что-то тут не в порядке. Потому что он не стал меня звать. Не стал размахивать руками и кричать, чтобы я вызвал «Скорую помощь». Просто похлопал своего приятеля по плечу, и оба поглядели на меня так, словно вовсе не желали, чтобы я к ним приближался.

Я все мотал головой. Никак не мог остановиться.

– Я достал свое удостоверение, сказал им, что я из полиции. Заставил их отойти в сторону. – Шиммин резко вдохнул воздух и поднял взгляд к потолку. – Лора была в жутком состоянии, парень. Иначе и не скажешь. Вся в крови. Сплошные раны и порезы. Я такого не ожидал. Она ведь сказала, что намерена столкнуть машину с обрыва, потом спуститься и забраться внутрь. А потом хотела ввести себе седатив. Тогда внешних повреждений у нее не возникнет, но с этим все в порядке. Полно людей гибнет в автомобильных катастрофах от внутренних повреждений. Сила тяжести внутри тела срабатывает. Лора считала, что если будет без сознания, этого окажется достаточно, чтобы обмануть любого, кто не посвящен в ее план. Но все произошло совсем не так. Мне сразу стало понятно, что Лора оставалась в машине, когда та свалилась с обрыва. И что она не была пристегнута ремнем безопасности.

Шиммин опустил голову, глаза смотрели куда-то в пространство. Словно он, глядя сквозь меня, возвратился к своим воспоминаниям, от которых долго пытался отгородиться и избавиться.

У меня вдруг возникло непреодолимое желание вскочить и наброситься на него.

– Я проверил пульс. Никакого. Потом спросил у тех двоих, что тут произошло. Тот, что тут у тебя валяется, взял слово. Сказал, что они обнаружили ее в таком виде. И пытались ее оживить.

– Но вы им не поверили?

– А почему она все еще оставалась в машине? Они же должны были ее вытащить и уложить на землю. Потом искусственное дыхание – изо рта в рот. С надавливанием на грудь – сжатие и расширение грудной клетки. Все это требует значительных усилий. Но эти парни дышали вполне нормально. И никакой крови на них не было. И еще. Когда оказываешь первую помощь, первым делом нужно расстегнуть на пострадавшем всю одежду, освободить дыхательные пути. Ничего этого они не сделали. На твоей сестре было пальто. По-прежнему застегнутое на молнию. И рот у нее был закрыт.

Я чувствовал, как в груди закипает ярость. Клокочет и бурлит.

Шиммин резко мотнул головой, словно пытался избавиться от этих воспоминаний.

– Мне все это очень не понравилось. Я знал, какого сорта были люди, которых опасалась твоя сестра. И эти двое держались слишком спокойно. Так что вряд ли они там оказались случайно. Но больше всего меня беспокоило то, что этот парень делал внутри машины. Если бы он пытался помочь твоей сестре, то действовал бы как-то иначе. А потом я еще раз посмотрел на лицо этого малого. Как следует посмотрел, внимательно. – Его голос стал тише. – У него нос и рот были посиневшие. А на коже проступили красные пятна. Они уже начали блекнуть, но все равно выглядели как следы рук.

Я почувствовал, как бушевавшая в груди ярость пропадает. Почувствовал, как она куда-то уходит, оставляя меня ослабевшим, совсем без сил.

Слова Шиммина эхом отдавались в мозгу. Бились и стучали. Не желали успокаиваться. Полное их значение все никак до меня не доходило.

Инспектор же пытался сказать мне, что Лору убили!

И он ничего не сделал, чтобы это предотвратить.

Шиммин поднял руки, словно защищаясь от удара.

– Ты не можешь знать, как все было, – выдавил он. – Дай мне закончить. Выслушай до конца.

Я сидел в отупелом состоянии, не в силах сдвинуться с места. Оцепенел и не мог произнести ни звука.

– Я сказал, что не верю им, – продолжал инспектор. – Сказал, что арестую их. И полез за телефоном – вызвать «Скорую помощь» и наряд полиции. Вот тогда молодой парень вытащил пистолет и наставил на меня. А его напарник, этот Мензер, сказал, что не следует торопиться. Что есть вещи, которые мне необходимо принять во внимание.

– Они вас запугали, – сказал я, не скрывая отвращения.

– Не так, как ты думаешь.

– Тогда как же? Видимо, вам предоставили чертовски убедительное объяснение, раз вы потом всем рассказали, что моя сестра покончила с собой.

– Эти двое сообщили, кто они такие, – произнес инспектор. – На кого они работают. Сказали, что следили за твоей сестрой. Пасли ее.

– Лора вас об этом предупреждала.

Шиммин нагнул голову и принялся изучать свое отражение в полированной столешнице. Постучал по ней кулаком, как будто просил впустить его в какое-то иное измерение.

– Им было известно, что твоя сестра приезжала в тот коттедж. Который в лесу. Они сказали, что она там кое с кем встречалась. С одной девушкой. И Лора сообщила ей, что хочет предпринять. Как планирует исчезнуть. У них в этом коттедже была установлена подслушивающая аппаратура. И велась запись.

Но записали они далеко не все. И не все подслушали, иначе знали бы и про меня, и про видеофайл. Возможно, Лора увела Лену в лес, на прогулку. И беседовала с ней там, чтобы быть уверенной, что Питер с Лукасом их не подслушают. Таким вот образом, случайно, они избежали и этой прослушки.

Шиммин так и сидел, низко опустив голову, скрывая от меня лицо. Стало быть, он знал про Лену. Все это время про нее знал.

– Они сказали, что Лора в разговоре упомянула, что ей намерен помочь кто-то из местной полиции. И что им известно, что я пообещал ей устроить липовую смерть.

– Какое это имеет значение? Они же по-настоящему ее убили, не так ли?

Тут Шиммин наконец поднял голову и посмотрел на меня.

И я почувствовал, как у меня по коже поползли мурашки.

– Они сказали, что Лену разыскивают по подозрению в убийстве. И твоя сестра тоже с этим связана. Что-то там в Лондоне произошло. По их словам, Лора занялась грязными делами. Вместе с Леной спланировала и провернула убийство этого мужика. И все это она сделала за деньги. Чтобы набить собственный карман.

– И вы им поверили?

– Они держали этот коттедж под постоянным наблюдением, парень. Сказали, что расследование ведется по приказу с самого верха.

Тут я понял, что Лора никому не рассказала всей правды. Ни Шиммину. Ни папе. Ни Ребекке, ни мне. Должно быть, она решила, что это слишком опасно. Да так оно и было. Для нее. Для Лены.

– Они сказали, что если я стану им препятствовать, на меня свалится целая куча неприятностей. И у меня есть всего две возможности. Я могу оформить дело твоей сестры как самоубийство или же инициировать тщательное расследование. Но если я возбужу дело об убийстве, они обнародуют информацию о том, чем Лора занималась в Лондоне. Ту девицу, что прячется в коттедже, арестуют, и они сделают утечку в прессу об участии твоей сестры в этом деле. И изгадят ее репутацию. Они могут вывалить в прессу все, что у них на нее имеется.

– Но они сами тут были замазаны, – процедил я сквозь стиснутые зубы.

– Я ведь это только теперь узнал. Тогда-то я этого не знал. Поэтому то, что они мне сказали, выглядело вполне разумно. Это объясняет, почему Лора так зациклилась на идее, что ей надо исчезнуть. К тому же она уже была мертва. И я не мог вернуть ее обратно. Я вообще ничего не мог предпринять.

Вот тут Шиммин был не прав. Он много чего мог бы сделать. Мог бы усомниться в истории, которую ему преподнесли. Мог бы восстановить справедливость в отношении моей сестры. Мог бы более тщательно расследовать обстоятельства моей аварии на мотоцикле и исчезновения Лены, а не прятать голову в песок.

– Значит, вы нам лгали, – констатировал я. – Скрывали правду.

– Я старался защитить вашу семью.

– Вы просто жалки! – заметил я. – Лоре вообще не следовало к вам обращаться!

Это я еще только разогревался. Но тут внизу раздался какой-то шум, и я замолчал. Стукнула, распахнувшись, парадная дверь, потом приблизились чьи-то осторожные шаги.

Шиммин, однако, успел торопливо заметить:

– Ты сидишь по уши в дерьме, парень. Один труп в коттедже. Еще один здесь, у тебя в кухне. А они непременно сюда заявятся. Ребята из секретных служб, я про них говорю. Эти двое действовали не одни, могу спорить на что угодно.

По лестнице поднялась Ребекка. Нос у нее был заклеен лейкопластырем. Ссадины и царапины намазаны антисептической мазью. На ней была мешковатая ярко-зеленая майка с коротким рукавом. Должно быть, мама ее снабдила.

Мне сразу стало понятно, что она слышала слова Шиммина. И я видел, что Льюис быстренько просчитывает сложившуюся ситуацию. Она бросила взгляд на труп, лежащий на полу кухни, потом подошла к кофейному столику. Открыла удостоверение этого типа, изучила его. Издала горлом некий звук, словно вовсе не удивилась тому, что увидела. Потом раскрыла кожаный бумажник Мензера. Приложила к уголку губ.

– Ну и что вы предлагаете? – спросила она Шиммина.

* * *

Я отвалил сдвижную дверь фургона, и Лукас заморгал от ворвавшегося внутрь дневного света. Он лежал на боку, пристроив голову на сложенные стопкой резиновые коврики. Кожа на лице покраснела и распухла вокруг полоски липкой ленты, которой ему заклеили рот.

– Вытаскивай его оттуда, – велел Шиммин. – И срежь с него эту ленту.

Я влез внутрь, взял один из рабочих ножей и перерезал связывающие Лукаса путы. Начал с ног, потом перешел к рукам. И закончил, содрав ленту со рта. Из губы у него текла кровь. Но ничего серьезного.

Я заставил Лукаса сесть в дверях фургона, чтобы он немного размял ноги и разогнал кровь по онемевшим рукам. Он не произносил ни звука, даже когда Шиммин снова завернул ему руки за спину и застегнул на запястьях наручники. Кожа у Лукаса была совершенно обесцвеченная и сморщенная в тех местах, где ее стискивала липкая лента.

Шиммин ухватил его за одну руку, я взял за другую. Мы довели Лукаса до машины инспектора – она была без опознавательных знаков полиции. Пригнули ему голову и засунули на заднее сиденье. Я втиснулся рядом с ним. Ребекка села впереди, рядом с Шиммином.

Мы выехали из Онкана и в молчании покатили по променаду Дугласа. Лукас глядел в окно на текущую воду и приливные волны, сгорбившись на сиденье и придерживая сзади скованные руки. Я пытался успокоиться и приготовиться к тому, что последует дальше. Хотел прочистить себе мозги. Но до успешного претворения этой идеи в жизнь мне было далеко.

Шиммин въехал в подземный паркинг под отелем «Сефтон» и развернул машину в слабо освещенном пространстве. Вылез наружу одновременно с Ребеккой, потом обошел автомобиль и открыл мне дверцу. В паркинге было холодно, воняло бензином и сожженной резиной протекторов. Мы ухватили Лукаса за локти и повели по бетонному полу, а потом через заднюю дверь и к лифтам. Наши шаги отдавались гулким эхом. В вестибюле отеля было пусто, никаких постояльцев, а стойка ресепшиониста оказалась развернута в противоположную от нас сторону. Так что никто не пялился ни на мрачного человека в наручниках, ни на детектива в штатском с угрожающим выражением лица, ни на парня с рукой на перевязи, ни на молодую женщину с разбитым лицом. Мы поднялись на лифте на верхний этаж отеля и пошли по застеленному ковром коридору.

Ребекка постучала костяшками пальцев в дверь номера Эрика. Потом отступила в сторону, и Шиммин заставил Лукаса придвинуться к глазку. За дверью раздался звук спускаемой в туалете воды. Послышались приближающиеся шаги. Возникла небольшая пауза. По ту сторону двери царило полное молчание. Наконец повернулась ручка хорошо смазанного замка.

В тот момент, когда дверь приоткрылась, я пнул ее и распахнул настежь.

Эрик Зеегер отлетел внутрь номера. На нем были белая льняная рубашка и темные джинсы. На лице – паническое выражение. Он начал было что-то лопотать, вроде как протестуя.

– Нам надо поговорить, – сказал я, обвиняющим жестом ткнув в него пальцем.

Позади себя я услышал, как Ребекка закрыла за нами дверь.

Тут Шиммин зарычал и швырнул Лукаса через всю комнату. У мужика подломились ноги, и он рухнул на ковер.

Я свирепо уставился на Эрика. Мне требовались ответы. Теперь я к этому был вполне готов.

 

Глава 57

– Где Андерсон? – спросил Эрик.

– Он мертв, – ответил я.

Зеегер полностью контролировал свои реакции. Сдержался. Лицо даже не дрогнуло. Только вокруг глаз чуть сжались мышцы.

Тут я понял, что недооценивал его. Эрик одевался и разговаривал как профессионал. Как адвокат или банкир в свой свободный день. Но на самом деле он был круче и крепче. Я сообщил ему, что глава его службы безопасности мертв, а он спокойно воспринял эту информацию, прогнал ее сквозь свои мозги и теперь спрашивает себя, что это может для него означать.

Зеегер обвел комнату цепким взглядом своих пронзительных синих глаз. Оценивая ситуацию. Подсчитывая количество людей, здесь присутствующих. Как минимум двое против него одного, возможно, трое – в зависимости от той роли, которую сейчас играет Шиммин. А у него только один союзник. Но этот союзник – Лукас. Парень, который валяется на полу. В наручниках.

– Как он умер? – поинтересовался Эрик.

– Скверно, – сказала Ребекка – в нос, хриплым голосом. – Он пытался выбить из нас кое-какую информацию. Но все обернулось совсем не так, как он рассчитывал.

Эрик изучил ее обезображенное лицо. Пластырь у нее на носу.

– И что это была за информация? – спросил он, не сводя с нее своих блестящих глаз.

– Код, – сказал я.

– Код к чему?

– К паролю.

Зеегер вздохнул. И посмотрел мне прямо в лицо.

– А пароль был для чего?

Я покачал головой:

– Расскажите о моей сестре. Расскажите, почему она помогала вам прятать Лену.

Эрик вяло улыбнулся. И кивнул в сторону Шиммина.

– Кто этот человек?

Полицейский скрестил руки на груди.

– Я детектив-инспектор Шиммин, – ответил он таким тоном, что сразу стало понятно: ему не нравится, как Эрик пытается с нами разговаривать.

– Я же сказал вам, никакой полиции.

– И мы приняли это к сведению, – согласился я. – Но после того как вы организовали наше похищение и чуть нас не убили, мы несколько пересмотрели свои подходы.

– Я не буду с ним говорить.

– Будете, – буркнул Шиммин.

Эрик резко дернул головой:

– Позвольте задать вам вопрос, мистер полицейский. Почему вы не арестовали этих людей за убийство моего служащего?

Шиммин громко всосал воздух сквозь зубы. Приподнялся на цыпочках и выпрямился во весь свой рост.

– Это не тот вопрос, который вам следовало бы задавать, – ответил он. – Вопрос, который вы должны были задать, вот какой: сколько вы готовы потерять? Скольким вы готовы пожертвовать?

– Это какая-то бессмыслица.

– Это остров Мэн, мистер Зеегер. У нас тут своя полиция. И свои законы. Заговор с целью похищения человека и убийства – серьезные преступления в глазах нашей юрисдикции. Так что вы можете провести очень много времени в заключении – в ожидании суда. И приговор, я полагаю, будет весьма суровым.

– Вы мне угрожаете?

Шиммин поглядел на меня и прищурился:

– Разве я неясно выразился?

– Вполне ясно, – пожал я плечами.

– Так я и думал. – Инспектор покачался на каблуках. – Мистер Зеегер, погиб один из ваших служащих. А тут имеется и второй, к тому же с серьезной огнестрельной раной в бедре. – Шиммин махнул рукой в сторону Лукаса. Тот все еще лежал на полу, не пытаясь подняться. И смотрел на нас широко раскрытыми мокрыми глазами. – И он не из самых крутых парней, какие мне встречались. Полагаю, он с большой готовностью выдаст нам кучу улик против вас. Не думаю, что нам придется дважды просить его об этом.

– Вы планируете меня арестовать?

– Ничего я не планирую, и точка. На острове Мэн это так не делается. Мы ребята спокойные, все делаем неспешно и мягко. У нас тут есть такая поговорка: «Traa dy liooar». Это означает: «Время терпит». Философский такой подход ко всему: поживем – увидим. И я готов применить его сегодня. Так что можете считать меня незаинтересованным наблюдателем.

– И что вы намереваетесь наблюдать?

– Как будет совершаться сделка, – сказал я. Глаза Эрика тотчас обратились в мою сторону. – Вы расскажете мне правду о моей сестре, а я отдам вам вот это. – Я сунул руку в карман своих тренировочных штанов, достал оттуда флешку и поднял ее повыше, держа между указательным и большим пальцами. – На ней записан видеофайл. Запись с видеокамеры, доказывающая, что Лена не убивала Алекса Тайлера. Тут зафиксированы двое мужчин, которые в действительности его убили. Это были офицеры британской разведки. Я желаю узнать, почему они подставили вашу дочь. И хочу узнать, какое отношение все это имело к моей сестре.

Эрик молчал. Думал. И снова думал. Просчитывал в уме, как ему действовать дальше. Обмозговывал все возможные уловки, призванные избежать вероятных ловушек, приготовленных для него.

– Вы именно этого добивались, не правда ли? – спросил я. – Андерсон хотел выяснить, не передала ли мне Лена чего-нибудь. Ну так вот, передала. И вы можете это получить. Это вам очень пригодится. Вы же хотите очистить ее от подозрений, верно?

– Вам все известно о моей дочери? – спросил Эрик. Его подозрительность явно усилилась.

– Да, мы все знали, еще когда встречались с вами в первый раз, – сообщила ему Ребекка. – В газетах писали, что выдан ордер на ее арест. Вы что же, даже не подумали, что мы могли все это проверить?

– Тогда, значит, вам известно, кто ее похитил.

– Как мы полагаем, это были британские спецслужбы, – сказал я.

– В таком случае ваше предположение неполное.

Зеегер снова сердито уставился на Шиммина. Ему явно было затруднительно примириться с его присутствием здесь.

– Мы можем довериться этому человеку?

– Вы можете ему довериться.

Странная перемена. Всего час назад я бы ни за что не поручился за Шиммина. Я совсем не был уверен, что хоть отчасти понимаю мотивы, которые им движут. Но теперь все переменилось. Я ненавидел его за то, что он мне рассказал. Но при этом я ему доверял. Доверял ему, потому что он был скомпрометирован. Инспектор очень многое мог потерять, рассказав мне ту историю, не говоря уже о том, чем ему грозили действия у меня в квартире. Он мог бы все проделать в полном соответствии с правилами и установками, когда мы предъявили ему мертвое тело у меня в кухне. Но вместо этого Шиммин предложил нам альтернативный подход. Такой, который поможет ему хоть отчасти исправить произошедшее на Марин-Драйв и хоть немного смягчить воздействие, которое это происшествие оказало на мою семью, а потом на Джеки Тир.

Эрик перевел взгляд с Шиммина на Ребекку, а потом снова на меня. Он стоял посреди кухоньки своего номера люкс, а мы выстроились вокруг него, образовав что-то вроде полукруга. Окружили его. Зажали в угол.

Зеегер бросил взгляд на Лукаса. И у него заходили желваки.

– Вставай! – рявкнул он. – Ты что, собака? Ступай в ванную и запрись там. Открой краны. Включи душ. Я не желаю, чтобы ты услышал хоть что-то из того, что я скажу. Понятно?

Лукас, отталкиваясь подбородком и коленями от пола, поднялся на ноги. Оперся на здоровую ногу. На его лице было недоумение.

– В ванную, – велел Эрик. – Быстро. И запри за собой дверь.

Лукас прохромал по ковру через обширную гостиную и убрался за дверь, расположенную в стене за поражающим воображение обеденным столом. Закрыл и запер за собой дверь. Секунду спустя оттуда донесся скрежет открываемого крана. Шумно потекла вода. Раздалось шипение и бульканье в трубах, проходящих в стенах.

– Нам лучше присесть, – предложил Эрик, указывая жестом на богатую коллекцию диванов и кресел. – Так будет более цивилизованно, не правда ли?

– Вы садитесь. Мы постоим. Мне так больше нравится.

Эрик обдумал мои слова, потом прошел мимо меня и тяжело упал на обитый кожей диван. Поставил локти на колени и положил подбородок на подставленные ладони, вцепившись пальцами в свои песочного цвета волосы. В ванной позади него клокотала вода.

Теперь я понял, зачем он приказал Лукасу убраться в ванную. Эрик не желал, чтобы подчиненный наблюдал его в таком виде.

– Вам известно, какой работой занималась ваша сестра? – спросил Зеегер, решив наконец, с чего ему следует начать.

Я подошел поближе, пока не встал, нависая над ним. Ребекка и Шиммин последовали за мной, держа некоторую дистанцию.

– Она работала на службу безопасности, – сказал я.

– А более конкретно?

Я покачал головой:

– Она была отличным специалистом в сфере обеспечения личной безопасности, например, по программе защиты свидетелей. Во всяком случае, так мне сказали. Шесть месяцев назад она получила задание обеспечивать безопасность Лены.

– Безопасность от чего?

– От угрозы ее жизни. – Зеегер откинул от глаз длинную прядь волос. Пригладил ее. – К нам обратились представители британской разведки. Сообщили, что Лена проживает в Лондоне. Естественно, нам это уже было известно. Но они заявили, что ее жизни угрожает опасность.

– От кого?

– Он неких элементов из состава экологической группы Алекса Тайлера. От недовольных людей. От тех, кому не нравились отношения Тайлера с моей дочерью. Вашей сестре предложили поселиться вместе с Леной – временно. Лена согласилась с этим предложением. Но только потому, что не знала, что мне об этом тоже сообщили.

– Но Лена ведь не британская подданная, – заметил я. – Почему ей оказывалась помощь такого уровня?

– Я вам уже однажды говорил, что я человек богатый. Помните? Я сказал тогда, что есть такие люди, которые хотят мне навредить. Люди, которые намерены забрать себе то, что принадлежит мне, вместо того чтобы создать что-то собственными руками.

– Я помню.

– Это относится также и к некоторым правительствам. Я человек сильный и энергичный. – Сейчас Эрик, правда, таким не выглядел. Он сидел, сгорбившись на этом кожаном диване и дергая себя за волосы. – У меня есть нефть. Собственно, я и есть нефть. А это весьма привлекательный продукт и товар, не так ли? Крайне необходимый таким странам, как Соединенное Королевство.

– Стало быть, ваша дочь получила защиту в обмен на поставки нефти?

Зеегер вытянул губы.

– Не совсем так. В большей степени это была простая договоренность. На основе взаимовыгодного побудительного мотива. У моей компании много нефти. Часть ее мы продаем в Соединенное Королевство. И они желают, чтобы мы продолжали это делать.

– Понятно.

– И поэтому они вызвались мне помочь.

– Понятно, – снова сказал я и посмотрел на Ребекку и Шиммина. Шиммин сильно хмурился. И усиленно думал. Ребекка держалась более свободно и расслабленно. Она стояла, засунув руки в карманы. Словно ничего нового или удивительного для себя не открыла. – И что было дальше?

– Два месяца назад ваша сестра связалась со мной. Напрямую. Это было необычно. Как правило, я получал от нее информацию через ее начальников. – Эрик стиснул руки перед грудью. – Она сказала, что получила распоряжение усыпить Алекса Тайлера и мою дочь с помощью седатива. Ей сообщили, что возникла новая угроза в отношении Лены и что имеется подозрение, что в этом замешан Тайлер. Британская разведка желала схватить Тайлера и допросить его. Ваша сестра должна была помочь это сделать. Моя дочь и Тайлер уже много дней к тому времени не покидали квартиру. Вот вашей сестре и велели усыпить их, чтобы извлечь Тайлера оттуда. После того как они уснут, ваша сестра должна была покинуть квартиру и оставить их там одних.

Эрик опустил голову. Теперь он смотрел на свои сплетенные пальцы.

– Ваша сестра начала подозревать, что в этом задании что-то не так, – продолжал он. – Она не могла понять, почему ей нужно покинуть квартиру. Поэтому как только она выполнила поручение, то сделала вид, что уходит. А на самом деле вернулась и потом оставалась поблизости. В результате чего увидела, как из квартиры Лены вышли двое мужчин. Они вышли оттуда без Алекса Тайлера. Тогда она вернулась в квартиру и обнаружила, что Тайлера убили. Она сказала, что знает, что там произошло. Заявила, что Тайлера убили таким образом, чтобы всем было понятно, что убийцей была Лена.

Я подумал про видеозапись. Если у Лоры возникли какие-то подозрения, то, вполне возможно, именно она и установила в квартире видеокамеру, чтобы записывать все, что там будет происходить в ее отсутствие. А потом, когда она заполучила эту запись, прокрутила ее и все увидела.

– Ваша сестра была уверена, что те люди, которые убили Тайлера, работают на службу безопасности. Этого она понять и объяснить не могла. Но здорово испугалась за Лену. И за себя. Она решила увезти Лену, спрятать ее. А как только Лена окажется в безопасности, собиралась связаться со мной.

– И когда это было?

– Три дня спустя.

– Долго же она ждала.

Зеегер с готовностью кивнул. Словно это и впрямь было слишком долго.

– В это время со мной связался еще один человек. Мужчина.

– Кто?

– Он не назвался. Сказал мне, что тело Алекса Тайлера уже обнаружили. И полиция подозревает, что его убила моя дочь. Сказал, что если я не заплачу ему двадцать миллионов евро, он устроит так, чтобы Лену нашли, арестовали и осудили. Но если я ему заплачу, уверил он меня, тогда он сможет доказать, что Лена невиновна. Он докажет, что Тайлера убили совсем другие люди.

– А он не сказал, кто были эти совсем другие люди?

– Сказал. – Эрик впился в меня взглядом. – Ваша сестра.

Я почувствовал, как подо мной закачался пол. Потребовалось приложить все силы, чтобы устоять на ногах.

– Он сказал, что это она купила бутылку водки, с помощью которой отравила Лену и Алекса. Купила ее в местном магазине. У них есть видеозапись этой покупки. Они заявят, что ваша сестра забрала из магазина пленку с этой записью, поэтому ее сразу и не нашли. Сказали также, что у них есть еще и запись того, как ваша сестра разжилась седативами и цианидом. У них также имеется два стакана из квартиры Лены, на которых остались отпечатки пальцев вашей сестры, Лены и Алекса. Они заявят, что ваша сестра похитила Лену и попыталась устроить так, чтобы все выглядело, словно это моя дочь убила Алекса. А ваша сестра намеревалась шантажировать ее и вымогать деньги.

Кажется, я наконец начал понимать, чего так опасалась Лора. И почему в итоге пришла к тому самому решению.

– Конечно, – продолжал Эрик, – мне было известно кое-что такое, чего не знал этот человек. Я помнил, что мне сообщила ваша сестра, когда обещала позвонить снова. Я понимал, что она стремится нам помочь и что Лена ей доверяет. Я ответил этому типу, что свяжусь с ним, как только все хорошенько обдумаю.

– И в это время Лора вышла с вами на связь? – уточнила Ребекка.

– Да. – Эрик пожал плечами. – Правда, для меня она была Мелани Флеминг. Она мне позвонила, и я сообщил ей, что произошло. Андерсон тоже при этом присутствовал. Ваша сестра очень ясно и четко обрисовала создавшееся положение. Заявила, что нас шантажирует какой-то мошенник из британской разведки. Убийство Алекса Тайлера вовсе не было санкционированной властями акцией. И теперь она не знает, кому можно доверять, но по-прежнему хочет нам помочь. Она хотела действовать совместно с нами с целью найти того, кто желал напакостить моей семье.

– Откуда она вам звонила?

– Отсюда, – ответил Эрик. – С этого вашего острова. Она сообщила, что нашла место, где можно спрятать Лену, но ей понадобится наша помощь. Мы должны были направить двоих людей, чтобы охранять Лену, когда Мелани не будет рядом. То есть когда она будет вести расследование, выяснять, кто этот человек, что на нас напал.

– И вы направили туда Питера и Лукаса.

Эрик неохотно кивнул. Кожа у него на лице натянулась и стала словно восковой.

– А почему не Андерсона?

– Потому что Андерсон был мне более полезен для расследования того, что уже произошло. Он пытался выяснить, кто стоит за этим заговором.

– Но Андерсон не работал совместно с Лорой, – заметила Ребекка. – Она бы никогда не пошла на такой риск.

– Они вели параллельные расследования.

– Это была ошибка, – качнула головой Ребекка. – Могу спорить на что угодно: именно таким образом эти ребята выяснили, где Лора прячет вашу дочь. Кто-то из ваших парней перестарался: либо слишком сильно нажал, либо действовал чересчур поспешно. Не так уж он был хорош, этот ваш Андерсон, каким вы его считали. Если бы был хорош, меня бы сейчас здесь не было.

– Ну, это лишь ваше предположение.

Ребекка резко подняла руку:

– А почему вы просто не заплатили? Двадцать миллионов евро. А вы у нас кто? Миллиардер? Как мне кажется, если бы вы согласились заплатить, это был бы вполне приемлемый способ уберечь вашу дочь от тюрьмы.

– Я не мог им заплатить. Если бы заплатил, они бы потом явились снова, требуя еще.

– Сомневаюсь. За этим стоит не так уж много людей. Трое, может, четверо. Двоих мы уже знаем. Это были те, которые похитили Лену. А что означает сумма в двадцать миллионов, даже если распределить их между троими или четверыми? Этого более чем достаточно, чтобы выйти в отставку и жить в полном комфорте. У них бы не было больше никаких причин снова гоняться за вами. И это еще не все. Лора вполне могла бросить это дело и уехать куда-нибудь подальше. Она бы сумела это провернуть.

Эрик злобно уставился на Ребекку. Потом медленно отвернулся от нее и снова обратил внимание на меня.

– Ваша сестра хотела помочь нам. Она понимала, что все происходящее неправильно и несправедливо.

В это я мог поверить. У Лоры было чрезмерно развито чувство справедливости. Даже когда мы были детьми. Она терпеть не могла, когда я мошенничал в игре. Это был самый что ни на есть верный способ довести ее до бешенства.

Одного только я никак не мог понять – почему она сразу не передала Эрику копию видеофайла с той флешки. Видимо, сестра опасалась, что все это дело могут повесить на нее. Что Эрик пойдет на все, лишь бы обелить Лену. Думаю, именно по этой причине она решила сымитировать собственную смерть. Возможно, она рассчитывала, оказавшись в безопасности и под новым именем, каким-то образом передать ему эту запись.

Может, я еще что-то упускаю из виду? Не знаю. Не вижу способа, как все свести воедино. Независимо от того, какие причины побудили Лору действовать так, а не иначе, я все же не мог понять, что с этим делать теперь. Лоры больше нет с нами. Она недоступна. Недоступны и по крайней мере двое из тех людей, что придумали этот заговор. Но Лена по-прежнему в опасности. И риск, которому она подвергается, неуклонно растет.

Я стиснул флешку в ладони. Сжал в последний раз, на прощание. Потом шагнул вперед и отдал ее Эрику.

– Возьмите, – сказал я. – Воспользуйтесь ею, чтобы вернуть вашу дочь. Делайте все, что для этого нужно. Пароль – «Честер». – Я повторил это слово по буквам, на всякий случай.

Эрик торжественно кивнул. У меня сложилось впечатление, что он хотел что-то ответить, но не нашел нужных слов.

Стоявший рядом со мной Шиммин переступил с ноги на ногу. Посмотрел на часы. И ткнул пальцем в Эрика.

– Так, ладно, – подытожил он. – Я долго наблюдал. А теперь закончил наблюдать. А вы закончили свое пребывание на острове Мэн. Я желаю, чтобы вы собрали свои вещички, мистер Зеегер. И вместе со своим мальчиком, тем, что за дверью, еще до конца этого дня убрались с моего острова. И я не желаю вас больше здесь видеть. Так что не вздумайте возвращаться. Даже с очередной командой убийц. И с новыми вопросами. Никогда. Понятно?

– А как же Андерсон? – спросил Эрик.

– Забудьте про Андерсона. Забудьте, что вы вообще когда-либо были с ним знакомы.

 

Глава 58

Когда я вернулся домой, то обнаружил, что мама и папа стоят, склонившись над мертвым телом, распростертым на полу у меня в кухне. Папа поддерживал труп за плечи, а мама обматывала его голову бинтом. На руках у нее были желтые резиновые хозяйственные перчатки, во рту зажаты булавки. Мама что-то пробормотала, вроде как здороваясь со мной, потом заколола бинты булавкой, словно оказала первую помощь. Повязка вышла толстенная. Вторая повязка охватывала левое плечо Мензера, там, где в него попала первая пуля.

Неподалеку стоял пластиковый пакет. В него были свалены все вещи лысого, включая «беретту». Пакет был прислонен к ведру с мыльной водой, в которой плавала жесткая щетка. До меня дошло, что мама собралась оттереть кровавые пятна и брызги со стен и с пола, как только мы уедем. Я не знал, что на это сказать. Я вовсе не предполагал застать родителей в своей квартире, да еще производящими уборку после имевшей здесь место стрельбы.

– Привет, милый, – поздоровалась мама. – Как вы там договорились с этим голландским джентльменом?

– Отлично договорились, – пробормотал я. – Я так думаю.

– Возьми это, – сказал папа, протягивая мне пластиковый пакет, после чего поудобнее перехватил труп под мышками. – У тебя фургон открыт?

Я слегка одурело кивнул.

– Мик еще здесь?

– Да, он хотел поговорить с тобой.

– Отлично, – сказал папа. – Попроси его подняться сюда и помочь мне стащить этого парня вниз, ладно? Я поеду в его машине. Мы двинемся следом за вами с Ребеккой.

* * *

Ребекка вела фургон с преувеличенной осторожностью, довольно медленно и ровно. Она не хотела привлекать ничьего внимания – в заднем отсеке у нас болтался труп.

Я привалился к пассажирской дверце, прислонившись головой к боковому стеклу. Движение на дороге было незначительное. Разъезд из школ закончился полчаса назад. И пройдет еще час, прежде чем закончится рабочий день у офисных работников.

Мы ехали в сторону сгущающихся дождевых туч, наплывающих на остров с западной стороны. Начинало холодать, ледяной бриз набирал силу, раздувая красно-белые брезентовые чехлы, которыми были обернуты тяжелые кипы соломы, уложенные вдоль всей Пил-Роуд в рамках подготовки к гонкам «ТТ». Я посмотрел в боковое зеркало и успел заметить синий «Воксхолл Инсигнию» покойника. Понятия не имею, как папа отреагирует на то, что ему расскажет Шиммин. Еще труднее предположить, что ответит Ребекка на вопросы, которые мне нужно ей задать.

– Нам надо поговорить, – обратился к ней.

Ребекка посмотрела на меня. Вздутия вокруг глаз и над заклеенным носом уже начинали подсыхать. Потемневшая кожа синяков слегка потрескалась. Выглядело это еще хуже, чем раньше.

– Звучит серьезно.

Сама она сидела свободно и расслабленно. Но была вся собранная. Словно это для нее самый обычный день. Обычная поездка с вполне невинным грузом.

Именно это меня и беспокоило.

– Ты сегодня убила двоих.

Льюис вытянула губы. Верхняя была разбита. Вокруг раны запеклась кровь.

– И ты считаешь, я должна расстраиваться по этому поводу?

– Ну, хотя бы отчасти.

Ребекка раздвинула лежащие на руле пальцы.

– Дело обстояло очень просто, Роб. Или мы их, или они нас. И коли уж дошло до такого, мне кажется, я приняла правильное решение.

Я покачал головой:

– Это не совсем правдивый ответ.

– Ты бы предпочел, чтобы все кончилось иначе? Наоборот?

– Конечно нет. Но все было не так, как ты говоришь. Возьмем, к примеру, Андерсона. Ты раздробила ему челюсть первым же ударом разводного ключа. Он уже падал. Но ты размахнулась еще раз и ударила его снова. И этот второй удар его убил.

– Это ты задним умом соображаешь. Я действовала инстинктивно. На адреналине. И ты забываешь про Лукаса. Если бы я не ударила Андерсона дважды, он, бы возможно, не сдрейфил и не свалял дурака.

Я неотрывно смотрел вперед, на дорогу. Вот нас обогнал байкер. Он несся очень быстро, но до гоночных скоростей ему было далеко. Бывали моменты, когда я пролетал по этому отрезку трассы так стремительно, что нависающие над дорогой деревья превращались в один длинный тоннель.

– Я и сам это себе все время твержу, – сказал я Ребекке. – Именно так я оправдываю наши действия. И, вероятно, поверил бы в это до конца, если бы не одно обстоятельство. – Я ткнул большим пальцем назад, в сторону грузового отсека. – Был ведь и еще один малый, вон тот.

– Он собирался держать твоего отца в заложниках. У него имелся пистолет.

– Да, это так. Ты права. Но твой первый выстрел пробил ему плечо. Той руки, в которой он держал пистолет. Твоя пуля наверняка нанесла ему очень тяжелое ранение. Погляди на меня. Всего лишь трещина в лопатке, а рука практически не двигается, даже без этих побоев Андерсона. Ты знала, что делаешь. Ты хорошенько прицелилась. И прицелилась так, чтобы наверняка лишить Мензера возможности действовать.

– И что?

– Так оно и получилось. Его левая рука полностью вышла из строя. А он был правша, но я к тому времени уже изрядно повредил его правое запястье. Пистолет он держал в левой руке именно поэтому. А когда ты в него выстрелила, он выронил пистолет.

– Если следовать твоим рассуждениям, можно подумать, что я успела хорошенько все обдумать, но за очень короткий промежуток времени.

– Именно так оно и было, – подтвердил я. – Ты отличный профессионал. Высший класс. И ты точно знала, что когда Мензер выпустил из руки пистолет, с ним уже было покончено. Правая рука сломана. Левое плечо пробито пулей. Он уже не представлял для нас никакой угрозы.

Ребекка ничего не ответила. Она включила левый поворотник, подъезжая к очередному перекрестку. Светофор горел зеленым. Льюис свернула влево. Приспособилась к движению по этой дороге, поднимаясь по незначительному склону и двигаясь по направлению к Фоксдейлу.

– Угрозы больше никакой не было, – повторил я. – Но ты выстрелила еще раз, ему в затылок. Ты очень хорошо прицелилась, как и при первом выстреле. Ты уже все для себя решила. Насчет второй пули. Точно так же, как насчет второго удара разводным ключом. Ты хотела их убить. Обоих. И я хочу знать почему.

Ребекка покачала головой, словно взвешивая мои слова.

– Если бы твоей сестре выпал шанс выстрелить во второй раз, как думаешь, она бы отказалась?

– Не говори так. Не делай вид, что ты сделала это ради Лоры.

– Ты что, злишься?

– Почти. – Я и впрямь начинал злиться. Все эти сражения в попытках добиться правды надоели. При том что мне известны только фрагменты всей истории. Я уже выяснил больше, чем рассчитывал, насчет Лоры. Но хотел знать все. Все детали, все подробности. Мне вовсе не нужно, чтобы по разным углам еще прятались всякие мерзкие тайны.

Ребекка резко и коротко выдохнула.

– Дело в Алексе Тайлере, – сообщила она так, будто это все, что мне нужно знать.

– Продолжай.

– Он мой клиент.

Я непонимающе уставился на нее. На ее избитое и опухшее лицо.

Льюис на меня не смотрела. Избегала встречаться взглядом.

– Был моим клиентом, следовало сказать. Пару лет.

– Ничего не понимаю.

Ребекка чуть притормозила, замедляя ход, и свернула на дорогу, ведущую к холмам. Мы миновали заросли кустарника. Потом лесные дебри. И поехали вдоль склона, заросшего остролистыми побегами утесника.

– Алекс происходил из богатой семьи. Конечно, не из элиты типа Эрика Зеегера, но вполне богатой. Его отец владел фармацевтической фирмой, он во всем потакал Алексу, ни в чем ему не отказывал. Поэтому тот и мог позволить себе быть таким идеалистом. У него не было времени заниматься обычной повседневной работой, уж слишком он был увлечен спасением мира.

– И он нанял тебя. Почему?

– По вполне понятным причинам. – Льюис пожала плечами. – Он был в весьма уязвимом положении. Мешал и вредил многочисленным могущественным компаниям. Критиковал правительство. Прилагал значительные усилия, чтобы держать в узде наиболее радикально настроенных людей из своей организации. Плюс к тому встречался с Леной Зеегер и знал при этом, что ее папаша, как и некоторые члены его организации, не очень-то это одобряют.

– Но почему он нанял тебя? Почему не обратился в полицию?

– Алекс полиции не доверял. С его точки зрения, это государственная, правительственная организация. А ему нужно было, чтобы кто-то постоянно отслеживал все возможные угрозы. Чтобы кто-то его плотно охранял ежедневно и ежечасно.

Плотно охранял! То есть выполнял то, что моя сестра делала для Лены.

Тут я наконец понял, как все это взаимосвязано.

– Ты расследовала обстоятельства его смерти, – сказал я. – И ты знала, что моя сестра замешана в этом деле. И поэтому ты была готова помочь моим родителям, когда мама тебе позвонила.

Ребекка бросила на меня быстрый взгляд. Проверила, в каком я состоянии.

– Алекс позвонил мне, когда твоя сестра получила задание наблюдать за Леной. Он был встревожен. Я поручилась за Лору. Сказала, что на нее можно положиться. Стопроцентно.

– Но после этого его убили.

Льюис кивнула:

– И при этом не было никаких упоминаний о твоей сестре и ее связи с этим делом. Говорили только о Лене. Все указывали на нее пальцем. Я сразу поняла, что тут что-то нечисто. А потом, когда я узнала, что твоя сестра тоже погибла…

Она не закончила фразу, предоставив мне возможность дальше додумывать самостоятельно. Значит, вот почему Ребекка поверила мне с самого начала! Это объясняет, почему она сочла достоверной мою историю о похищении Лены. Она, должно быть, все время подозревала, кто такая эта блондинка, и понимала, что в этом деле надо искать следы участия секретных служб. Это также объясняет, почему она так быстро, почти сразу, поставила под сомнение версию о том, что Лора покончила жизнь самоубийством. По мнению Ребекки, она была либо жива и где-то пряталась, либо ее убили те же люди, что были причастны к смерти Алекса Тайлера.

Думаю, это многое объясняло. Лора пришла в фирму Ребекки в поисках нового места работы. Ребекка сказала мне, что Лора просто зондировала почву, выясняя, не может ли она обратиться в эту фирму за помощью. Теперь же я понял, что с этим было связано гораздо больше ее задумок. Сестра, должно быть, уже знала, что Ребекка работает на Алекса. И, вероятно, задавала себе вопрос, не рассказать ли Ребекке всю правду. Тогда, возможно, они смогли бы работать вместе над раскрытием заговора, приведшего к его смерти.

– Вот поэтому я не хотела брать с твоих родителей никаких денег, – сказала Ребекка, прервав мои мысли. – Я уже получала деньги от Алекса.

– А что, если бы оказалось, что это моя сестра – убийца Алекса? Что бы ты стала делать тогда?

– Но такого просто не могло случиться. Лора же не наемник, не киллер, убивающий за деньги. Она, может быть, была наивной. Но я иногда думаю, что это хорошее качество. Лора была чем-то похожа на Алекса. Тоже была идеалисткой. Убежденной идеалисткой.

– Значит, ты убила этих людей из-за Алекса? В отместку?

– Только не Андерсона. – Льюис покачала головой. – Ты слишком хорошо обо мне думаешь. Я просто была перепугана. И перестаралась.

– А того парня, что валяется сзади? Этого Джона Мензера?

Ребекка посмотрела мне прямо в глаза.

– Я никогда с ним не работала, но слышала о нем. О его долгой карьере. О его значительных заслугах. И да, я убила его. Отомстила за Алекса. И за твою сестру. Я знаю, как работают подобные конторы, Роб. И твоя сестра тоже это знала. Он был из этой системы, изнутри. Он был частью некоей маленькой гнусной команды. Система их прикрывала и прикрыла бы в любом случае. Все было бы вычищено, все хвосты подвязаны, все улики смыты. Ты можешь подумать, что это трудная задача, но ты просто недооцениваешь людей, завязанных в таких делах. Они не могут допустить публичного скандала. Это для них не выход из положения. Стало быть, справедливость должна была быть восстановлена снаружи. Должна была исходить от меня.

Мы объехали холм Саут-Бэррал и начали спускаться к сгустившимся дождевым тучам. Ребекка свернула вбок, на дорожку с раскрошившимся покрытием, где я попал в ДТП со своим мотоциклом. Мы миновали загородку от скота. Проехали мимо грунтового мотоциклетного трека и развалин зданий старой шахты. И достигли опушки лесных зарослей.

Некоторое время я молчал. Думал. Потом сказал:

– Ты все это сделала не только потому, что Алекс Тайлер был твоим клиентом, не так ли? Видимо, он для тебя значил больше, чем просто клиент.

– Да, действительно. – Ребекка сглотнула. – Какое-то время. Но факт остается фактом – Алекс любил Лену. По-настоящему любил, что бы там ни говорил ее папаша. Но он мне нравился, тут ты прав. Он мне нравился, потому что это был добрый человек, добрый душой. Настоящий идеалист. Убежденный. – Льюис украдкой бросила на меня быстрый взгляд. – Ты в этом плане тоже на него похож.

Она съехала с дороги и свернула на грязную грунтовку, что вела к коттеджу. Фургон начал раскачиваться и болтаться, двигаясь по неровной земле. Ворота впереди оказались закрыты. Мы остановились. Мотор продолжал работать на холостом ходу. Фургон трясся и содрогался.

Убежденный идеалист? Я? Что-то я в это не верю. В чем это я был убежден хоть когда-либо? В том, что нужно хорошо работать? Делать доброе дело для своих клиентов, добросовестно ремонтировать их отопление или канализацию? Гонять на байке настолько быстро, насколько хватит смелости? Носиться на сумасшедшей скорости по шоссе и дорогам, стараясь лететь быстрее, чем кто-то еще? Быстрее, чем мой отец?

Ребекка заметила удивленное выражение у меня на лице, вызванное ее словами. И положила мне руку на колено.

– Все дело в твоей сестре, – пояснила она. – Ты верил в нее с самого начала. Верил все это время.

Льюис распахнула дверцу и спрыгнула на утоптанную землю, оставив меня в недоумении раздумывать над ее словами, продолжавшими вертеться в голове. Очень доброе замечание. Трогательное. Но я-то отнюдь не собирался дурить самого себя. Не был я таким уж хорошим и любящим братом. Да, конечно, я очень старался возместить этот свой недостаток. И делал все, что мог, чтобы исправить такое положение вещей. Но уже понимал, что этих усилий всегда было недостаточно.

Ребекка подошла к воротам, раскачивая бедрами, туго обтянутыми джинсами. С усилием отвалила створки в стороны, превозмогая сопротивление высокой травы. Махнула рукой моему папе и Шиммину, забралась обратно на водительское сиденье и поехала дальше.

Начал накрапывать дождик. Тяжелые капли упали на лобовое стекло. Они ударялись о поверхность, рассыпались на мелкие брызги и стекали вниз тоненькими струйками. Ребекка включила «дворники». Они разнесли воду. Деревья вокруг превратились в смазанную массу. И собравшиеся над нами облака тоже.

Фургон раскачивался, подпрыгивал и скрипел, дождевая влага била в стекла окон и в металлические сайдинги. Мы словно были в лодке, попавшей в водоворот. Фургон достиг трехстороннего перекрестка. И поехал дальше по среднему ответвлению дороги, в глубь лесных зарослей. Как только мы въехали под прикрытие миллионов сосновых иголок, висящих над нашими головами, дождь тут же стих. Подъехали ко вторым воротам. Увидели старую графитовую доску. И это название – «Yn Dorraghys». Серо-зеленый полумрак, что нас сейчас окружал, приносил холод, влагу и духоту. Больше я сюда ни за что не поеду. И в этот лес даже не сунусь, пока жив.

Ребекка подъехала поближе к коттеджу. Шиммин подвел машину убитого лысого и поставил ее рядом с нашим фургоном. Синяя краска кузова была вся мокрая и скользкая от дождя. Инспектор достал из кармана платок, протер ключи от машины. И засунул ключи за противосолнечный козырек. Протер козырек, руль и все остальное, чего мог касаться. Обернув руку платком, открыл водительскую дверцу. Выбрался наружу и поднял воротник своего макинтоша.

Я глянул на отца. Он пустым взглядом смотрел куда-то вперед, в мрачные глубины леса. Мне показалось, что он так погрузился в собственные мысли, что улетел отсюда куда-то далеко-далеко. Отрешился. Выпал из окружающей действительности. Я подумал, что он, наверное, воображает себе, как тут бывала Лора. Выполняла поручения и просьбы прячущихся в коттедже. Проверяла, как тут Лена. Пыталась найти решение проблемы, которая была ей не по зубам.

Папа открыл дверцу машины. Вышел наружу. Выпрямился и посмотрел на Шиммина поверх мокрой крыши «Воксхолла». Обошел машину спереди и положил руку Шиммину на плечо. После чего повел его к задку фургона, где к ним присоединились Ребекка и я.

Шиммин поглядел на меня и покачал головой, глубоко засунув руки в карманы макинтоша. Выпятил челюсть в сторону коттеджа.

– Так и не желаешь сдаваться, а, парень? – Он чуть улыбнулся, кажется, невольно. – Похоже, я насчет тебя ошибался. Яблоко упало не так уж далеко от яблони.

– Мик мне все рассказал, – сказал папа. Его голос прозвучал хрипло и торопливо. – Про то, как ты там управился в отеле. И чего все это тебе стоило. – У него вдруг перехватило горло, и он опустил взгляд вниз, потом выругался и вытер слезы с глаз. Подошел ко мне, взял меня ладонью за затылок и прижал мое лицо к своей груди. – Я горжусь тобой, сынок, – прошептал он, дыша мне в ухо. – И Лора бы тоже гордилась. Ты ее не подвел.

Я ничего ему не ответил. Просто не мог. Вместо этого я сильно сжал его и уткнулся лицом ему в грудь, а потом отступил назад к фургону и отворил одну из задних дверей, а Ребекка распахнула другую. Шиммин забрался внутрь, чуть задержавшись, чтобы положить ладонь на мое целое плечо, а затем потащил тело человека по имени Мензер по дощатому полу к двери. Папа ухватил тело за ноги, уже держа пластиковый пакет со всеми вещичками покойника, и отступил назад, давая Шиммину возможность вылезти из машины, удерживая труп за руки. Голова покойника безвольно болталась между коленями Шиммина.

– Подождите, – сказала Ребекка. Она сунула руку в пластиковый пакет. Достала оттуда мобильник лысого. – Все, – кивнула она. – Пошли.

Я отпер парадную дверь коттеджа и отступил в сторону, а папа и Шиммин занесли тело внутрь и потащили его в кухню. Шиммин остановился, подождал, пока папа откроет дверь в гараж. Потом они, кряхтя и тяжело дыша, потащили труп дальше, и я слышал шарканье их ног и шорох трущегося о бетонный пол тела, пока они дотащили его и уложили рядом с трупом Андерсона.

– Нельзя их тут оставлять просто так, – сказал я Ребекке. – Кто-нибудь на них обязательно наткнется. Машину нетрудно заметить. И тогда начнут разнюхивать.

– Они тут долго не пролежат, – качнула головой Ребекка. – Как я тебе уже говорила, в разведке умеют убирать за собой. У меня там есть связи и контакты. Люди, с которыми можно договориться. Я скажу им, чтобы приехали, все тут убрали и подчистили. Много времени это не займет.

– Значит, это все? Этим все и кончается? – Говоря это, я уже понимал, что для меня все это дело кончается там же, где и началось.

– Нет, – сказала Ребекка твердо и убежденно. – Первое – следует убедиться, что Эрик сумел освободить Лену. Потом я намерена ее найти и побеседовать с ней. Нужно выяснить, что ей известно.

– А потом?

– Кто-то ведь стоит за всем этим делом. Кто-то изнутри этой конторы. – Льюис показала мне мобильник покойного. – Я их найду. Все отслежу и доберусь до первоисточника. И заставлю этого человека за все заплатить. За Алекса. За Лену. И за твою сестру. А потом приеду и все тебе расскажу. Вот только тогда ты поймешь, что все кончено.

Я внимательно посмотрел на Ребекку. На ее разбитое, опухшее лицо. На все эти жуткие ссадины и запекшуюся кровь на порезах. И прямо ей в глаза. И понял, что она всей душой желает именно этого. И еще я понял, что верю ей всем сердцем. Верю в нее.

Я взял ее за руку и все это ей сказал.

 

Пять недель спустя

В вестибюле отеля «Пулитцер», на безопасном расстоянии от окна сидели двое мужчин. Из окна открывался весьма впечатляющий вид: ряды платанов по берегам канала Принсенграхт; полированное дерево цвета меда и полированная бронза принадлежащего отелю катера, пришвартованного возле собственного причала отеля; эмалево-зеленая вода, ярко освещенная ранним утренним солнцем, в которой отражался ряд коричневых террасных домов с остроконечными крышами, стоящих по ту сторону канала.

Но этих двоих великолепный вид не привлекал. Они сидели в мягких и уютных креслах лицом друг к другу и разделенные низким столиком темного орехового дерева. На столе стояла стеклянная ваза с единственной белой лилией. Вестибюль отеля был очень красиво и богато оформлен и обставлен. Пол из отлично отполированных мраморных плит, уложенных в виде шахматной доски. Стены до середины забраны деревянными панелями, а выше оклеены скромными бежевыми обоями. Повсюду стояли цветы. Светили бесчисленные лампы. И было полно скульптур и других произведений искусства.

В вестибюле толпилось полно народу. Невдалеке располагался столик консьержа. За ним – стойка администратора. Дежурные служащие отеля были в серых в полосочку костюмах с желтыми шейными платками или галстуками. Носильщики и швейцары – в соответствующих униформах и ливреях. У стойки собралась очередь постояльцев отеля, дожидающихся своих счетов за проживание. Какое-то семейство столпилось перед картой города поблизости от консьержа. Несколько бизнесменов сидели, читая бесплатные газеты, предлагаемые отелем.

Шум и суета в вестибюле никак не занимали двоих мужчин. У них было частное, личное дело, но его детали были уже в значительной мере обсуждены в ходе переговоров по защищенным телефонным линиям в течение последних нескольких недель. Говорили они очень тихо. Вежливо, цивилизованно. Так что их беседа выглядела со стороны вполне невинно.

Тот, что сидел слева, проживал в этом отеле. Он был англичанин, прибыл из Лондона и остановился здесь на одну ночь в дорогом номере бизнес-класса. Ему было лет пятьдесят пять, волосы – «соль с перцем», подстриженные очень коротко. На нем был синий костюм явно с Севил-Роу и черные оксфордские ботинки ручной работы. Рубашка – безупречно белая. Галстук синий с красными полосками по диагонали. У него было длинное серьезное лицо. Он со всем вниманием слушал своего собеседника.

А его собеседник был моложе, выше ростом и более подтянут. И явно гораздо богаче. На нем были бледно-голубая майка с коротким рукавом и желто-коричневые брюки. Поверх майки он носил коричневый льняной пиджак. На ногах – открытые сандалии. Его кожа довольно сильно загорела. Волосы песочного цвета мужчина отпустил длиннее, чем это принято среди уважаемых бизнесменов. Он был голландец. И звали его Эрик Зеегер.

Англичанин сунул руку во внутренний карман пиджака. И достал оттуда айпод с прикрепленными к нему проводом и наушниками. Белый провод наушников кольцом свернулся вокруг аппарата. Англичанин развернул провод и включил айпод. Вспыхнул экран. Мужчина коснулся пальцем иконки «аудиофайл» и подвинул аппарат по столу к Зеегеру.

Эрик взял его в руку и сунул наушник в левое ухо. Воспроизведение записи уже началось. В наушнике зазвучали два голоса. Его собственный и англичанина, что сидел напротив. Он помнил этот разговор. Он ожидал его услышать. Разговор имел место более семи месяцев назад.

Из записи следовало, что англичанин объясняет Эрику, какой уровень защиты британская служба безопасности может обеспечить его дочери в течение ее пребывания в Англии. Встреча была организована по просьбе Эрика. Ему обещали свести его с человеком, находящимся почти в самом верхнем эшелоне этой организации. И теперь этот человек – тот, что в данный момент сидел напротив него, – в подробностях описывал ему угрозы и опасности, которые Эрику следует иметь в виду. Особый упор он делал на опасностях, проистекающих из связи Лены с Алексом Тайлером. На прямой опасности от самого Тайлера. На рисках, связанных с наиболее экстремистскими фракциями в экологической организации, возглавляемой Тайлером.

И именно в этот самый момент Эрик перебил своего собеседника. Именно тогда раздражение, бешенство от того, что Лена ускользает из рук, уходит от него все дальше, чем старше она становится, наконец достигли своего пика. Зеегер посмотрел собеседнику прямо в глаза и задал ему вопрос, который шепотом задавал себе по ночам, когда не мог заснуть:

– Вы можете убить Алекса Тайлера?

Пять слов. Пять простых слов, но способных изменить для него все. Способных разбить чары, которыми Тайлер околдовал его дочь. Способных вернуть ему Лену.

Англичанин оставался совершенно спокойным. И молчал. Потом он кивнул и начал объяснять, что это возможно, но будет дорого стоить. И им придется соблюдать особую осторожность. Им нужно держать этот договор в тайне. Подобные вещи делаются без официальной санкции. Эрик не должен никому ничего рассказывать. Даже своим ближайшим советникам или самым доверенным друзьям.

Эрик согласился. Договорились и об оплате. Англичанин собрал нужную группу, и Тайлера убили.

Но потом Эрик – слишком поздно – выяснил, что те самые пять простых слов способны еще и обернуться против него самого, ужалить его.

Англичанин обманул Зеегера, одурачил. Он организовал убийство Тайлера, но подставил Лену, так подстроив дело, что в убийстве теперь подозревали именно ее. И теперь требовал еще денег, чтобы очистить ее от подозрений.

Его план вполне мог бы завершиться успехом, если бы не вмешательство женщины-оперативника, получившей задание охранять Лену. Мелани Флеминг (нет, Лора Хейл) не была задействована в заговоре, который организовал англичанин. И изо всех сил старалась ему противостоять. Благодаря ее усилиям, а также активности ее брата Эрик получил доказательства, необходимые, чтобы очистить Лену от всех подозрений. Вскоре после того, как он покинул остров Мэн, Эрик позвонил и обратился куда следует, и через несколько часов британская полиция отменила ордер на арест Лены. И объявила, что теперь расследует вновь открывшиеся обстоятельства, не уточнив, какие именно.

Эрику пришлось ждать еще два дня, прежде чем Лена ему позвонила. Звонок был короткий. Она заявила, что сама освободилась от своих похитителей, хотя он этому не поверил. Она не поблагодарила его, не высказала никаких слов признательности. Она лишь проинформировала его, что находится у друзей, после чего повесила трубку.

Вот так все это и кончилось. Так оно, собственно, и должно было кончиться. Патом. Тупиком. Вполне разумное, хотя и не слишком приемлемое завершение.

Так Зеегер думал, пока не позвонил этот англичанин. Он заявил, что у него имеется аудиозапись их первой встречи. И сказал, что считает теперь своим долгом разыскать Лену – где угодно и когда угодно – и проинформировать девушку, что ее любовника убили по наущению ее собственного папаши. Он не предложил встретиться в Амстердаме и обговорить выход из создавшегося положения, удовлетворяющий обе стороны.

Эрик остановил запись. Вынул из уха наушник. Посмотрел через стол на англичанина. Встретил его спокойный, холодный, твердый взгляд. Вполне уверенный и самодовольный.

– Двадцать миллионов евро, – сказал англичанин. – Это та самая цена, о которой мы договорились в первый раз. И это та цена, которую вы заплатите мне теперь.

Эрик кивнул. Заставил себя улыбнуться, хотя у него вовсе не возникало подобного желания.

– В таком случае нам следует направиться в мой банк, – сказал он. – Я сейчас скажу своему водителю, чтобы он подогнал машину к выходу.

* * *

Это должно было стать не таким уж легким делом, но оказалось совсем простым.

Роскошная машина Эрика Зеегера подкатила к выходу из отеля. Это была BMW 7-й серии серебристо-титанового цвета, с затемненными стеклами и коваными легкосплавными дисками. Парню, сидевшему на переднем пассажирском сиденье, этот цвет ужасно нравился. Именно поэтому он отыскал его название в инструкции по эксплуатации машины, забранной в кожаный переплет ручной работы, которую он обнаружил в бардачке. Название понравилось ему еще больше. Серебристо-титановый! Звучит прямо как название какого-нибудь секретного оружия! Или имя супергероя.

Парню на переднем пассажирском сиденье нравилось в этом автомобиле все. Нравились мягкие, податливые сиденья, обитые кожей. Огромное пространство для ног. Сам свежий запах новенького авто. Да, конечно, он был борцом за здоровую экологию. Анархист, как некоторые его назвали бы. Но сейчас, когда он сидел в салоне BMW, он не мог не наслаждаться его роскошью и высококачественной отделкой.

Водитель таких восторгов не испытывал. Он был до мозга костей «зеленый», он был доверенным помощником Алекса Тайлера. Но при всем при этом он здорово нервничал, и его чертовски раздражало, как беззаботно его напарник листает эту инструкцию. Он проверил в зеркалах наличие вокруг других автомобилей, но мимо проехал всего один велосипедист на старомодном велике. Никакой полиции. Вообще ничего, что могло бы заставить предполагать, что настоящего водителя Эрика Зеегера уже обнаружили в замусоренном переулке, где они оставили его связанным и с кляпом во рту.

К входу в отель вел выгоревший на солнце красный ковер. Сбоку от автоматической вращающейся двери, между двумя симметрично подстриженными кустами стоял швейцар в ливрее.

Если бы не затемненные стекла BMW, эти двое вполне могли бы вызвать подозрения. У парня на переднем пассажирском сиденье волосы были собраны в длинный конский хвост, торчавший из-под пестрого шарфа, которым была повязана его голова. Его лицо украшали длинная борода и множество прыщей. Водитель был одет в армейскую рубашку цвета хаки. Рукава рубашки были закатаны, обнажая мощные мускулы, украшенные кельтскими татуировками. Уши в нескольких местах были проткнуты пирсингом. Не самые обычные пассажиры для BMW 7-й серии. Отнюдь не типичные служащие какого-нибудь бизнесмена-миллиардера.

Эрик Зеегер, должно быть, увидел свою машину из вестибюля. Он вышел через обычную дверь, рядом с вращающейся стеклянной дверью. За ним следовал второй мужчина. Водитель узнал его. Это был человек с фотографии, которой его снабдили.

Зеегер обогнул багажник машины и подошел к двери позади водительской. Его собеседник приблизился к двери с пассажирской стороны. Они совершенно одновременно открыли обе двери. Одновременно нырнули внутрь салона. И захлопнули за собой двери.

Именно в этот момент парень, сидевший на переднем пассажирском сиденье, обернулся и навел на них пистолет. Свободной рукой он нажал на кнопку центрального замка. Поскольку он еще раньше включил блокировку задних дверей от случайного открытия детьми, изнутри их теперь открыть было невозможно. А это, сообщил он водителю, пока они плавно отъезжали от входа в отель, было полезным результатом того, что он внимательно ознакомился с инструкцией по эксплуатации машины.

* * *

Они арендовали плавучий дом – традиционную голландскую баржу, переделанную под жилье. Она была пришвартована к пирсу на реке Амстель, в шести милях от города. Рядом была пришвартована еще одна такая же баржа. В настоящее время на ней никто не жил.

Насчет плавучего дома придумала Лена. У нее имелся собственный опыт на этот счет: человек, которого держат во внутренностях корабля, теряет всякую ориентировку. И Ребекка вполне оценила преимущества такого решения. Если на дверь каюты под палубой навесить соответствующие замки, это будет ничуть не хуже хорошей тюремной камеры. Баржа – место изолированное, хоть кричи, хоть визжи, никто не услышит. И еще река под боком. Глубокая и очень темная вода. Отличное местечко, чтобы спрятать любые улики. Идеальное, чтобы утопить труп.

Ребекка сидела в одиночестве в кормовом салоне и ждала. Прислушивалась к звукам, доносившимся из-под палубы. Шаги. Приказы, отданные рявкающим голосом. Приглушенные ответы. Стук закрываемых дверей. Щелканье запираемых замков и скрежет задвигаемых засовов.

Потом ни звука, пока в помещение не вошли эти двое борцов за здоровую экологию. Прыщавый с конским хвостом вошел первым. Следом за ним ввалился мощный и мускулистый, тот, что в рубашке хаки и с коллекцией пирсинга. Они принесли вещи, которые забрали у своих пленников. Все это парни выложили на выдвигающийся складной стол. Бумажники и телефоны. Пару отлично начищенных ботинок. Пару сандалий. Один черный ремень. И один коричневый.

Ребекка разобрала эту горку барахла. Отложила бумажники и просмотрела их содержимое. Потом взялась за телефоны – просмотрела списки входящих и исходящих звонков и поступивших сообщений. Открыла задние крышки аппаратов. Вынула аккумуляторы и выдернула сим-карты, разломав обе пополам. Отложила в сторону наушники. Потом взялась за айпод. В его памяти хранился единственный аудиофайл. И ничего больше. Никакой музыки или видео, никаких фотографий или игр.

Ребекка вытащила из аппарата штекер наушника и подключила его к портативным динамикам. Нажала на кнопку «play» и запустила запись разговора англичанина и Эрика Зеегера.

Запись оказалась менее трех минут длиной. И за эти три минуты Ребекка проследила все долгие недели планирования и подготовки, обдумывания и решения, приведшие в итоге к необратимым последствиям.

Она кивнула парню с пирсингом. Он пристально посмотрел на нее и взял пистолет, который Льюис протянула ему, вытащив сзади из-за пояса джинсов. Пистолет был в отличном рабочем состоянии. Ребекка об этом позаботилась. Она лично, собственными руками разобрала его, вычистила и смазала, тщательно проверив, насколько безупречно действует механизм. Это было важно. Следует избегать любых ошибок. И не допускать никаких промашек.

Двое парней, не сказав ни слова, покинули кормовой салон. Тот, что с конским хвостом, подбадривающим жестом положил ладонь на плечо товарища.

Ребекка положила айпод на стол рядом с остальными вещами. И прошла к противоположному борту баржи. Выглянула наружу через отделанный бронзой иллюминатор, проверила, нет ли кого на канале. Там было пусто. Она прислушалась. Услышала лишь поскрипывание деревянной обшивки баржи. Плеск волн, бьющих в смоленый корпус. Звуки шагов под палубой. Скрежет и стук открывающегося засова и щелканье отпираемого замка. Потом долгая пауза. Достаточная для того, чтобы в душу закрались первые сомнения. А после – громкий грохот. Отдавшийся эхом звук «бум!». Он донесся из маленькой нижней каютки, заставил вибрировать металлический каркас баржи, вылетел из-под палубы наверх и рванулся ввысь, чтобы рассыпаться в тишине послеполуденного спокойствия.

Значит, англичанин уже мертв. Ребекка была теперь в этом уверена. Один выстрел. Одна вспышка пламени. Она спросила себя, не слишком ли снисходительным и мягким было такое наказание. Ответ, по-видимому, должен был быть положительным.

Однако, помимо прочего, следует всегда и во всем соблюдать равновесие, баланс.

Ребекка протянула руку и взяла бейсбольную биту, стоявшую у изгибающейся кверху переборки. Провела рукой по ее толстенькому древку. Гладкое лакированное дерево. Как только эти ребята вернутся с пистолетом, она передаст биту тому, мускулистому. Хилому ее давать не имеет смысла. Потом она возьмет айпод и отправится за несколько километров на встречу с Леной.

Об этом они договорились заранее. Лена даже слушать не станет про то, как сейчас достанется ее папаше, как ему будет больно. А говоря по правде, Ребекка уверена, что самой ей это доставит большое удовольствие. Звуки бьющей в плоть и по костям биты наверняка принесут болезненные воспоминания о жуткой бесконечной боли, последствия которой не в состоянии залечить никакие пластические операции и последующие лечебные мероприятия.

Но потом, в конечном итоге, это даст хоть какое-то облегчение и разрешение всех проблем. Если Эрик быстренько согласится на их требования, особо страдать ему не придется. Его оставят в живых. Ему нужно будет оставаться в живых, если он намерен выполнять обещание, которое они у него исторгнут. Насчет создания дарственного фонда для борьбы за здоровую экологию. Фонду будет присвоено имя Алекса Тайлера и Лоры Хейл. Двадцать миллионов евро будут вполне приличной стартовой площадкой. Для начала. Это сумма платы, с которой он смирился еще раньше.

Ребекка покрепче сжала рукоять биты и подумала, как она потом будет все это объяснять Робу. Если решится на это, если сумеет. Но в любом случае нужно всегда и во всем соблюдать равновесие. Баланс. А попробовать все-таки очень хочется.