Петербуржцы чрезвычайно страдали от повышенной влажности своих жилищ, особенно в каменных домах. Ведь при их постройке употреблялось весьма значительное количество воды, так как, во-первых, сама известка содержит 25–30 % воды и, во-вторых, при кладке стен и кирпичи обыкновенно смачиваются водой. Во вновь возведенных каменных стенах содержалось не менее 10–12 % воды. Если эти стены до оштукатуривания не высушивались, то вода оставалась в стенах, так как свежая штукатурка сама по себе образует довольно толстый слой пропитанного водой материала и чрезвычайно затрудняет испарение влаги из внутренних частей стены. Именно поэтому так насущно было для петербуржцев неукоснительное выполнение статьи 195 Строительного устава, требовавшей штукатурить стены спустя год после окончания строительства.

Именно преждевременное оштукатуривание новых стен являлось одной из главных причин их сырости. Иногда под воздействием воды изнутри штукатурка сырых стен местами отваливалась. Но даже если внешне сырость стен явно не проявлялась, то жить в таком доме было тяжко.

Недостаточно просушенные стены вновь отстроенных домов по виду могли казаться сухими, пока дома стояли пустыми, в особенности в теплое время года, когда окна часто остаются открытыми. Но следы внутренней сырости стен сейчас же обнаруживались после вселения жильцов в дома, когда, с одной стороны, закрывались окна, а с другой — в квартирах появлялось много водяных паров от дыхания и кожного испарения людей, от приготовления пищи, стирки белья и т. д.

Довольно распространенным источником вечной сырости стен служило употребление для их постройки воды, содержащей много азотнокислых и хлористых соединений, потому что при этих условиях в известке образуется азотнокислый и хлористый кальций — весьма гигроскопические соли, энергично притягивающие влагу из воздуха.

Особенно от сырости страдали жители подвалов, где стены непосредственно соприкасались с чрезвычайно влажной, даже, можно сказать, болотистой почвой Петербурга.

Чем же так опасна излишняя влажность? Сырые стены весьма опасны, во-первых, для здоровья жильцов, у которых развиваются различные простудные заболевания в острой или хронической форме (катары дыхательных органов, невралгии, ревматизм и т. п.). Кроме того, излишняя влажность комнатного воздуха задерживает кожную перспирацию и приводит к усиленной деятельности почек, что может привести к их хроническому заболеванию. Поверхность влажных стен и мебель часто покрываются плесенью, она своими выделениями отравляет комнатный воздух, что вызывает местные расстройства в дыхательных путях, в глазах, в ушах, в кишечнике и пр.

Во-вторых, сырые стены способствуют появлению и развитию грибков, они не только быстро разрушают деревянные части домов, но даже могут перейти на каменные стены и угрожать прочности всего здания.

Как же определяется сырость стен? Появление темных пятен на внутренней (или наружной) поверхности стены — несомненное доказательство сырости. При ощупывании стены ладонью руки о степени сырости стен можно судить по ощущению холода, а при постукивании по стене каким-нибудь металлическим предметом та издает глухой звук.

Реклама. Конец XIX в.

Необходимо, чтобы стены не штукатурились и чтобы в дом не впускались жильцы до тех пор, пока стены не утратят значительной части содержавшейся в них воды, то есть пока здание не «выстоится». Срок этот в различных местах, в зависимости от климатических условий, колеблется между 3 месяцами и годом. Очевидно, что для влажного петербургского климата срок просушки вновь построенных зданий должен быть не менее года.

Но мало просто оставить дом выстаиваться, его надо постоянно протапливать. Простое протапливание сырых помещений без надлежащей вентиляции недостаточно, потому что испарившаяся из стен вода не удаляется из помещения, а снова оседает на наиболее холодных поверхностях (на окнах, на наружных стенах).

 

Холод

Для обыкновенных жилых помещений наиболее приемлемой считалась температура 14,4–16 °C; в спальнях она могла быть несколько ниже. В Петербурге такую комфортную температуру может поддерживать одна обычная голландская печь в помещении площадью 15–20 кв. саж. Существовала даже расчетная формула: размер печи должен быть таков, чтобы на каждую кубическую сажень помещения приходилось 4–5 футов ее нагревательной поверхности.

Неравномерность распределения тепла внутри одного помещения — один из недостатков печного отопления. Около внутренних стен и близ печки воздух был всегда теплее, чем у наружных стен, у окон и вдали от печки. Совершенное устранение этого неудобства не представлялось возможным, но оно должно и могло быть ограничено известными пределами: так, например, разность температур в одном помещении по горизонтальной оси, по мнению гигиенистов второй половины XIX века, не должна превышать 1–2 °C, по вертикальной — 2–3 °C. Более равномерное распределение тепла достигалось целесообразным местоположением печей.

 

Воздух в жилищах содержал продукты горения свечей, всевозможных ламп, дымящих печей. Необходимо, чтобы в дымоходе была хорошая тяга (отрицательное давление), то есть в дымоходе не должно быть каких-либо препятствий для свободного движения горячих газов. Но иногда, когда давление в дымоходе становилось положительным, то дым уже не мог свободно подниматься по нему и шел обратно через печь поступая в помещение. Такое обратное течение дыма наблюдалось часто в начале топки, если дымоход остыл или отсырел из-за дождя или от продолжительного перерыва в топке, или если ветер задерживал выход дыма из верхнего отверстия трубы, или при одновременной топке нескольких печей, имеющих один дымоход.

В жилых помещениях часто бывало угарно из-за российской традиции рано закрывать заслонки или вьюшки печи из боязни потерять тепло. Это делалось в ущерб здоровью и даже жизни обывателей, так как преждевременное закрытие трубы приводит к образованию и накоплению внутри печи продуктов неполного сгорания оставшегося топлива, которые затем под влиянием увеличенного давления поступают в комнату через топочное отверстие или через пазы и случайные щели в дымоходах и в печных стенках. Чем и объясняются сравнительно частые случаи отравления людей угарным газом, наиболее ядовитая составная часть его окись углерода. Чаще всего гибель от угара подстерегала людей во сне, поскольку угарный газ не пахнет.

Чтобы избежать подобных несчастных случаев, гигиенисты второй половины XIX века призывали уничтожить заслонки или вьюшки в дымоходах и заменить их так называемыми «герметическими топочными дверцами», позволяющими, по усмотрению, регулировать доступ воздуха к топливу, а вместе с тем и движение печных газов по дымогарной трубе. Во многих европейских странах вьюшки и печные заслонки запрещалось использовать (по крайней мере в жилых помещениях) обязательными постановлениями.

 

Искусственная вентиляция

Надеяться на достаточность только естественной вентиляции было невозможно. Стены кирпичных домов из-за роста их этажности утолщались и плохо пропускали воздух, а применение новых красок для стен (масляной, мастичной или клеевой) совсем прекратили естественный воздухообмен через стены.

Второй источник естественной вентиляции — часто открывающиеся входные двери на черные лестницы с запахами от незамысловатых отхожих мест — поставлял в квартиры далеко не чистый воздух. Поэтому ощущалась необходимость применения искусственной вентиляции.

По Строительному уставу с середины XIX века устройство форточки в одном из окон помещения было обязательным. Но из-за боязни простуд от сквозняка ими пользовались крайне редко. Тепло берегли. И не только простые горожане, но и вполне просвещенные. Поэтому даже в конце XIX века в специальных журналах приходилось подробно объяснять элементарные вещи: насколько полезен для здоровья человека свежий воздух, как важна вентиляция, как необходимо проветривать комнаты.

В самом конце XIX века стали распространяться фрамуги, правда, они назывались не так, а громоздко описательно: «откидные под углом 45 градусов форточки, с боками, закрытыми ширмами из жести». Хотя воздух из них поднимался к потолку, а не дул прямо в комнату, как из обычных форточек, ими также мало пользовались.

Для вентиляции широко пользовались печным отоплением. Для усиления эффекта в дымоходах делали вентиляционные отверстия, так называемые «отдушины», или «душники». Их декорировали красивыми кружевными коваными решетками, те иногда больше напоминали произведения искусства, чем простую бытовую деталь. Во время топки более холодный комнатный воздух устремлялся в эти отверстия, а вместо него в комнату засасывался воздух из более прохладных смежных помещений.

Для засасывания воздуха непосредственно с улицы стали применять усовершенствованный камин Дугласа-Дальтона (или «Галтоновскую систему»). «Систему» придумали в Англии, она там повсеместно распространилась. В специальных журналах английское изобретение широко рекламировалось. Например, в журнале «Домовладелец» в № 5 за 1896 год и в № 3 за 1897 год.

Суть конструкции: воздух с улицы по железной трубе, проложенной под полом и вокруг дымовой трубы камина, согреваясь, идет к отверстию под потолком. Но эта сложная конструкция не получила в России широкого распространения.

Проблема чистого воздуха в жилых помещениях стояла в России XIX века чрезвычайно остро. Очень загрязняли воздух, во-первых, отопительные приборы, о них мы уже говорили; во-вторых, осветительные приборы, о которых мы упомянем далее. Но проветривание также не доставляло в комнаты свежий воздух. Особенно страдали большие города. При росте этажности и увеличении плотности застройки городские дворы из-за выгребных и помойных ям, из-за обилия скотины и птицы превращались в дурно пахнувшую клоаку. Мы знаем по данным переписей, что в 1890 году в Петербурге каждая третья квартира (55 тысяч) выходила окнами только во двор. Из 1-комнатных квартир таких было 70,8 %, из 2-комнатных — 68,7 %, из 3–5-комнатных — 50,0 %, из 6–10-комнатных — 14,8 %, из более чем 10-комнатных 6,3 %. Остальные же две трети квартир были двухсторонние, но окна всех (я подчеркиваю — всех!) личных жилых комнат выходили во двор. На улицу смотрели лишь окна парадных комнат.

Реклама. Начало ХХ в.

Современники остро ощущали эту проблему. Так, в рассказе А. Вербицкой «Репетитор» описано типичное петербургское жилище: «С лестницы, темной и скользкой, проникала вонь. Те же миазмы неслись снизу со двора, черневшего там, далеко, как огромный колодец. Отворить фортку значило испортить воздух».

Петербуржцы привыкли к спертому воздуху в своих жилищах. Например, Котопов — герой «Истории бледного молодого человека» Д. В. Аверкиева — «не выходил из низкой, с двойными рамами комнаты и дышал тем же нездоровым, не освежаемым воздухом».

 

Доходные дома в изобилии наполняли различные насекомые: тараканы, моль, мухи, постельные клопы, вши и блохи. «Всякий знает, как неприятно хозяину слово червь, меховщику — моль, кухарке — таракан, девице — комар и мошка, сибариту — муха», — писал в 1856 году энтомолог-любитель В. И. Мочульский.

Вы уже знаете, что в XIX веке большая часть петербуржцев жила на снятых квартирах доходных домов. Характерными чертами большинства жилищ, где проживали одинокие мелкие чиновники, студенты, сезонные рабочие, рабочие артели, по свидетельствам петербургских врачей-гигиенистов (М. И. Покровской, А. Н. Рубеля и др.), были щелястые полы, грязные, засаленные, закопченные стены и «мириады клопов, тараканов и других насекомых».

 

Тараканы

В Петербурге встречались как черные, так и рыжие тараканы, последних называли «прусаками», полагая, что их завезла из Пруссии в середине XVIII века армия, возвращавшаяся из Германии после завершения Семилетней войны. Обоим видам приписывалась невероятная прожорливость и неприхотливость.

Самый популярный и самый дешевый способ избавления от тараканов в жилых и хозяйственных помещениях — вымораживание зимой. Использовали и противоположное средство — крутой кипяток или горячий пар, пускаемый струей «из металлического сосуда вроде чайника, с длинным тонким носиком». Рекомендовалось через каждые три недели заливать темные углы, щели, трещины кипятком.

Устраивали для тараканов своеобразные ловушки. В горшок или кувшин с гладкими внутренними стенками наливали воду (или насыпали муку) и обматывали снаружи тряпкой, для того чтобы тараканы легко забирались внутрь, а выбраться не могли.

Против тараканов и клопов применялся и продававшийся в аптеках «персидский порошок» (реже называемый «далматским порошком», или «слюногоном»), относящийся к наименее опасным для здоровья человека инсектицидам, действующий на насекомых как нервно-паралитическое средство. Его получали при измельчении высушенных цветов, стеблей и листьев кавказской, персидской или далматской ромашки.

Черные тараканы

«Сборник полезных советов», вышедший в 1829 году, предлагал множество рецептов от тараканов: «к бузинному цвету, топленному с медом, добавить дурман и растереть»; предполагалось, что тараканы, наевшись этой смеси, «все передохнут»; «терпентинное масло (очищенный скипидар) смешать с конопляным семенем, истолочь, прибавив немного меду, и разложить в местах, где встречаются тараканы; молодую полынь растолочь с черным купоросом и медом, дать упреть в хорошенько закрытом горшке и раскидать по разным местам».

Из химических средств борьбы с тараканами обычно применяли соединения мышьяка в виде смеси с мукой, например белый мышьяк (мышьяковистая кислота), парижская или швейнфуртская зелень (крон), доставляемые из Германии и Англии. Мышьяк — сильно действующий яд, поражающий слизистые глаз, горла и носа, что приводило к слепоте, кашлю, воспалению горла и другим последствиям. Поэтому петербуржцы предпочитали, чтобы с мышьяком имели дело профессионалы. В Петербурге существовали специальные артели «тараканщиков», они травили тараканов раствором мышьяка, промазывая им щели и углы в помещениях.

Но ни одно из этих средств не давало стопроцентного результата. Современники с безнадежностью констатировали: «Нередко ни персидский порошок, щедро насыпаемый хозяевами, ни мышьяк, ничто не в состоянии его вывести». После вымораживания тараканы снова появлялись через несколько недель.

Среди простонародья устойчиво преобладало мнение, что таракан — мирное и безобидное существо, и там, где он водится, «и деньги не переводятся». Во всех народных пословицах тараканы ассоциируются с домашним уютом: «Была бы изба, будут и тараканы»; «Избу сруби, а тараканы свою артель приведут»; «Таракан не муха, не взмутит и брюха»; «Тараканы из дома ползут перед пожаром». Существовала даже традиция кормления тараканов. Травить же тараканов считалось грехом.

Более того, отвар из сушеных черных тараканов считался в народной медицине мочегонным средством. Причем врач Т. И. Богомолов, ученик С. П. Боткина, специально занимался изучением влияния порошков и настоек из сухих тараканов на организм больных и в 1876 году подтвердил их сильное мочегонное действие.

 

Вши

Достаточно широко распространены были вши — платяные и головные. Платяная вошь обитает и размножается в складках прилегающей к телу шерстяной одежды. Ношение нижнего белья, регулярно стираемого, могло бы избавить петербуржцев от вшей.

Головная вошь живет на коже головы, под волосами. Городские условия жизни простонародья — скученность и невозможность заниматься личной гигиеной — приводили к массовой вшивости.

Чтобы избавиться от вшей, мазались керосином; перуанским, индийским, черным бальзамом, ртутной мазью и дегтем; мыли голову настоями растений — золототысячника, мышиного перца.

В народном сознании в появлении вшей не видели ничего зазорного, и даже существовала примета: это к деньгам; видеть вшей во сне — к богатству.

 

Блохи

В XVIII веке не стеснялись блох даже аристократы придворные дамы носили драгоценные, изготовленные из слоновой кости, серебра, фарфора блошиные ловушки и изящные чесалки в форме дамской ручки для почесывания мест укусов.

В XIX веке с блохами стали активно бороться, используя полынь: «если оной накласть побольше в комнатах, то блох никогда в комнате не увидите».

 

Клопы

«Самые неприятные и вонючие насекомые», «несносные кровопийцы» — клопы водились в жилищах петербуржцев всех сословий, гнездясь в мебели, в постелях, под обоями. Один из героев А. П. Чехова говорил: «У нас даже в рояле клопы…»

Чтобы обезопасить свой сон, советовали ножки кровати поставить в плошки с водой, хотя это не всегда спасало от клопов, поскольку те могли падать с потолка.

Для удаления клопов из помещения рекомендовали использовать табачный дым, терпентин и горящую серу, ртутную мазь и пасту из сулемы; использовали также растения — клоповник, чернобыльник, полынь в свежем виде для раскладывания в комнатах и в отварах для опрыскивания стен, пола и мебели. Использовали также керосин или керосиновую эмульсию (смесь керосина и мыльного раствора) и зеленое мыло (продукт омыления растительного масла раствором едкого калия).

Постельный клоп

В романе И. А. Гончарова «Обломов» хозяин пытался убедить слугу тщательнее убирать в комнатах, чтобы избавиться от клопов, но сталкивался с нежеланием и удивлением: «На лице Захара выразилась недоверчивость или, лучше сказать, покойная уверенность, что дома без насекомых не бывает. — У меня всего много, — сказал он упрямо, — за всяким клопом не усмотришь, в щелку к нему не влезешь. А сам, кажется, думал: „Да и что за спанье без клопа?“»

 

Моль

Чтобы предохранить от моли шерстяную и меховую одежду, ее при хранении зашивали в холстяные или коленкоровые мешки. От моли рекомендовали бычью желчь, терпентинное масло, перекладывание одежды табачными листьями, камфорой, а с 1887 года — нафталином. С начала XX века для уничтожения моли начали применять сернистый углерод (CS2) — бесцветную, очень летучую, легко воспламеняющуюся жидкость с сильным неприятным запахом тухлых яиц. Сероуглерод наливали в плоские сосуды и ставили их на сутки испаряться в плотно запирающийся ящик или сундук с одеждой. Но все эти вещества были достаточно ядовиты и для людей. «Многие средства от моли часто бывают гораздо более вредны для человека, чем для истребляемой моли», писала гигиенист И. А. Добровольская в начале XX века.

Ковровая моль

Для предохранения от пыли и моли диванов, кресел и мягких стульев считалось, что на них следует надевать чехлы, протирать обивку смесью скипидара и нафталина (на 1 стакан скипидара — 1 столовая ложка нафталина). Растворяется нафталин не сразу. Поэтому рекомендовали взять сосуд с горячей водой, опустить в него бутылочку с составом и взбалтывать до тех пор, пока нафталин не растворится.

 

Жук-точильщик

Признак появления жуков-точильщиков — отверстия (от 1,5 до 4 миллиметров) в мебели, чаще всего с затемненной стороны или в полу и в деревянных стенах, а также древесная мука, высыпающаяся из этих отверстий. Темно-бурый усатый жучок размером меньше спичечной головки кажется совсем безобидным существом. Издали, в полете, он похож на небольшую мушку с тоненькими крылышками. При посадке жучок складывает крылышки и прикрывает их темными жесткими надкрыльями. Этот древоточец уничтожает не только мебель и другие деревянные предметы, но и целые дома. Он превращает древесину в труху. Бо́льшую часть своей жизни жуки-древоточцы проводят в проточенных ходах в дереве и только в брачный период вылетают на свет. Тогда их можно увидать ночью летающими около источника света, а днем — ползающими по столу и подоконнику.

Все жучки-древоточцы развиваются из яичек, отложенных самками в древесине, в трещинах или прогрызенных жуками отверстиях.

Древесину разрушают не только взрослые жуки, но и их личинки. Как только из отложенного яичка выйдет небольшой белый червячок-личинка, он тотчас же начинает грызть древесину, продвигаясь все дальше и дальше. Жуки-древоточцы, поселившись в доме, быстро размножаются.

Вести борьбу с древоточцами довольно трудно. Практика показала, что хорошим средством против жуков-древоточцев являются жидкие ядохимикаты, они легко испаряются и превращаются в газ. Эти ядохимикаты состоят из нескольких компонентов: в состав их могут входить в качестве основы (растворителя) очищенный или неочищенный скипидар, керосин, минеральные масла или их смеси, растворяющие нафталин, любая смола сухой перегонки, деготь или черная карболка. Скипидар в таком составе является в основном растворителем других названных веществ. В то же время все скипидары, а особенно сырец, ядовиты, в них содержатся химические вещества, убивающие жучков. При растворении в скипидаре или в масляных смесях нафталина, смолы или черной карболки ядовитость состава усиливается.

Такой состав получается довольно текучим и проникает глубоко в поры древесины. Пахучие вещества (ароматические углеводороды), содержащиеся в смолах и нафталине, способствуют более интенсивному выделению летучих газообразных продуктов.

Составленный по такому рецепту раствор хорош тем, что при соприкосновении с ним жучок или личинка погибают моментально. Если же древоточцы находятся далеко в своих ходах, они гибнут от заполняющего весь ход смертельного для жуков и личинок газа, образующегося при испарении ядохимиката. Смертоносное действие этот ядохимикат оказывает на клещей, амбарных долгоносиков и других насекомых.

Насекомые: а — домовой точильщик; б — муравьи и тли; в — комары; г — рыжая муха

Обычно ядовитый состав для уничтожения древоточцев приготовляют из 3 весовых частей растворителя, 1 части смолы или дегтя, или черной карболки. Если жучки и их личинки поселились в толстых бревнах дома, то в состав вводится больше пахучих веществ, чтобы выделение газа было более интенсивным.

 

Муравьи

«Если муравьи повадились посещать соседний к их жилищу дом, то нет другой возможности от них избавиться, как, следя за возвращающимся муравьем, открыть его гнездо и уничтожить, залив его кипятком», — рекомендовал Н. Ушаков. Против муравьев применяли настой сажи, клали в шкаф с провизией ватку, смоченную в гвоздичном масле. Посыпали их излюбленные места табаком или кофейной гущей.

Продававшиеся в аптеках спирт или масло, настоянные на муравьях, охотно употребляли против ревматизма.

 

Комары

Не только летом петербуржцам досаждали назойливые «комары да мухи», в отапливаемых квартирах комары имели возможность прекрасно зимовать.

Для отпугивания комаров смазывали кожу гвоздичным, анисовым или лимонным маслом, последнее, правда, получали не из лимона, а из злакового растения нарда.

Комаров советовали выгонять из помещений дымом сжигаемого можжевельника или камфоры.

Для облегчения зуда от укусов комаров кожу протирали нашатырным спиртом и глицерином, промывали места укусов водой с содой для оттягивания «яда».

 

Мухи

Чтобы мухи не залетали в комнату, к окну прикрепляли узкие бумажные полоски, они, колеблясь от ветра, отпугивали насекомых.

Рекомендовалось в каждую из комнат поставить вазон с растущей в нем клещевиной — ее запах мухи не выносят. Отпугивает мух и запах керосина, поэтому многие хозяйки при мытье окон и полов прибавляли немного керосина в воду.

Боролись с мухами, расставляя по квартире блюдечки с настойкой мухомора, с раствором формалина, с отравленным сахарным сиропом, сметаной, смешанной с сахаром, с чемеричным семенем и донником, и т. п. Советовали намазать мухомор сметаной, посыпать сахаром и запечь, а затем выставить на окно в качестве угощения мухам.

А вот как рекомендовалось «сохранять картины от мух»: «Свежий огурец исколоть гвоздем или вилкою, вложить в отверстия ячменные зерна острием наружу и повесить поодаль картины, после чего ни одна муха не сядет на картину» (предполагалось, что насекомые, привлеченные запахом, должны будут собраться на огурце). Кроме того, применялись мухоловки — стеклянные сосуды особой конструкции, напоминающие пузатые бутылки без дна с загнутыми вовнутрь нижними краями, на ножках; внутрь мухоловки наливался сироп; мухи, привлеченные запахом, залетали в сосуд и погибали, не находя выхода.

 

Сверчки

Домовые сверчки, издавна обитавшие на Руси в жилых домах, не вынесли условий большого города. В каменных домах они не селились вообще, а в деревянных — чрезвычайно редко.

 

Окна

Закрывать окна на зиму старались только в сухую погоду. Из чулана приносили съемные зимние рамы. Между окон для герметизации щелей насыпали опилки, иногда для красоты накрывали их ватой и клали березовые угли, чтобы стекла не запотевали. Первые рамы не заклеивали и не конопатили, так как считалось, что при больших морозах может треснуть стекло. Внутреннюю же раму тщательно конопатили и щели оклеивали бумагой, но чаще замазывали. Просушенный молотый мел смешивали с олифой до получения полужидкой массы, затем в нее постепенно добавляли мел до образования теста, которое мяли, пока оно не станет эластичным. Этой замазкой промазывали щели между рамой и стеклом и между рамой и косяком.

Выставляли зимние рамы обычно перед Пасхой, в Чистый четверг. Перед тем как вынуть внутреннюю зимнюю раму, старую замазку удаляли, предварительно смочив ее раствором едкой щелочи (едкий калий или едкий натр). Через несколько минут после такой обработки замазка настолько размягчалась, что без труда отставала от дерева и стекла.

 

Картины

Достаточно редко (раз в год) чистили картины. Картину, написанную масляными красками, покрывали белой тряпкой, смоченной водой (лучше дождевой), на 3–4 часа, пока тряпка не высохнет. После этого картину протирали полотняной тряпкой, смоченной льняным маслом или молоком (нельзя чистить картины бензином, спиртом, скипидаром, мылом). Если картина потемнела, ее после промывки водой протирали специальным лаком. Картины, написанные акварелью, пастелью, темперой, естественно, мытью не подвергались.

Золоченые рамы от грязи и следов мух чистили губкой, слегка смоченной спиртом или скипидаром, или свежей, только что разрезанной луковицей, а затем полировали мягкой суконкой.

Бронзовые рамы и другие изделия из бронзы, в том числе позолоченные, рекомендовалось мыть теплой мыльной водой с добавлением в нее нескольких капель нашатырного спирта. Затем их вытирали досуха мягкой тряпкой и отполировывали замшей или бархаткой.

 

Ковры

Ковры не стирали, а чистили. Перед чисткой ковер развешивали на веревке, лучше всего на ветру, и выбивали пыль, ударяя с изнанки выбивалкой из мягких прутьев. Зимой ковер расстилали на снегу и протирали его снегом с помощью жесткого веника или щетки, после чего ковер встряхивали, и снег, ставший серым от пыли, падал с него.

Картины в интерьере квартиры барона А. В. Икскюль фон Гильдебрнта. Фото 1915 г.

Ковры в убранстве гостиной. Фото начала ХХ в.

После удаления пыли приступали к чистке. Не сильно загрязненные ковры чистили мелкой сухой столовой солью. Ковер расстилали на полу, насыпали на него соль и затем равномерно сметали ее с ковра влажным веником или щеткой. Веник или щетку перед употреблением смачивали мыльной горячей водой и отряхивали для удаления избытка раствора. При чистке веник время от времени, по мере загрязнения, промывали мыльной водой, а загрязненную соль заменяли чистой. После чистки остатки соли из ковра удаляли выбивалкой.

Вместо столовой соли для чистки ковров также применяли чистые сухие древесные опилки, крупные отруби или порошок из размолотой пемзы.

Если замялся ворс ковра, то это место несколько минут держали над паром, после чего ударяли по ковру с изнанки выбивалкой из прутьев, ворс выпрямлялся.

 

Погреб

В ледниках сохраняемые в них продукты клали обычно прямо на лед, покрытый сверху соломой или рогожей. Естественно, что подстилка и даже поверхность льда плесневели, приобретали затхлый запах, передававшийся продуктам, особенно молоку.

Плесень переходила на стены, плесневый грибок врастал в дерево сруба, и зимой, когда погреб без льда, плесень белыми нитями покрывала всю яму, не исключая и потолка.

Чтобы избавиться от плесени, погреба или просушивали, или промораживали, но это не всегда было возможно, так как погреба и подвалы в зимнее время занимали запасы картофеля и овощей, а весной они снова оказывались набитыми льдом.

Иногда единственным способом избавиться от плесени и затхлости становилась общая дезинфекция погреба. Дезинфекция производилась так: из погреба или подвала выносили все металлические предметы и посуду, а деревянные бочки плотно закрывали. Лежащие в погребе корнеплоды засыпали песком. Посреди погреба ставили фаянсовый сосуд с насыпанным в него 1 килограммом соли, а если погреб крупный, то и больше, и поливали соль таким же по весу количеством серной кислоты. Затем из погреба немедленно уходили, плотно закрыв вход и укупорив все щели. Через несколько часов погреб открывали и, после выхода паров, вытирали стены и потолок, вычищали пол. Воздух в погребе после такой дезинфекции становился чистым и плесень долго не заводилась.

Проект надземного каменного погреба. Из альбома проектов Г. М. Судейкина. 1916 г.

* * *

Однако в реальности для подавляющего большинства петербуржцев проблема была вовсе не в том, блестят или нет у них полы, а в элементарном отсутствии воды, за которую надо платить водовозу; в невозможности залить кипятком кишащих насекомых по чисто экономическим причинам приготовление кипятка требовало дров, а за пользование хозяйской дровяной плитой брали отдельную плату, ее растапливали традиционно один раз в день, и чтобы лишний раз вскипятить воду, требовались лишние дрова. Часто даже кипяток для чая покупали с утра у разносчика.

Но не только беднейшее население не могло поддерживать чистоту своего жилища. «Часто, входя в переднюю хорошего дома, вы находите ее грязною, безобразною, в беспорядке, и здесь уже запах ламп, кухни неприятно поражает ваше обоняние. Вы удивитесь, видя, напротив того, в приемных отличный порядок, приятную чистоту, лоск, свежесть всех предметов. В другом доме вы тотчас заметите, что прекрасный обед сервирован на чрезвычайно дурной посуде или обратно; в другом — при роскоши всех принадлежностей вам бросится в глаза худо одетая, неисправная, хотя многочисленная прислуга».

При чтении этих строк «Панорамы Санкт-Петербурга» вспоминается описание жизни родителей А. С. Пушкина Сергея Львовича и Надежды Осиповны, данное Модестом Корфом: «Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой — пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня; ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная от денег и до последнего стакана».

 

Окраска потолков

Потолки долгое время просто белили мелом, разведенным в воде. Но по гигиеническим соображениям во второй половине XIX века их стали красить клеевой краской — в предварительно замоченный в воде мел добавляли столярный клей в жидком виде (800 г клея на 10 л воды). Это было дешево и практично, такие потолки можно было мыть.

Потолок всегда белили раньше, чем стены. Последний раз потолок крыли «к свету», то есть в направлении к окну, чтобы меньше виднелись кистевые штрихи.

По периметру потолок обязательно обрамлял прямой или фигурный лепной карниз.

В начале XIX века обоями покрывали не только стены, но и потолки, а в конце века даже полы, обрабатывая их специальным английским лаком, предохранявшим от протирания.

 

Окраска стен

Стены начали красить клеевыми красками с конца XVIII века. В раствор, сделанный как для потолка (см. выше), добавлялся краситель.

В последней трети XIX века получило распространение окрашивание стен масляными красками, они давали красивую блестящую поверхность. Краски изготавливались двух видов: густотертые и жидкотертые. Густотертые краски разводили олифой до консистенции, приемлемой для работы. Жидкотертые масляные краски стоили дороже, но зато они полностью готовы к употреблению. Масляными красками окрашивали оштукатуренные, деревянные и металлические поверхности. Деревянные полы и стены и оштукатуренные стены перед первым покрытием масляной краской грунтовали олифой.

Обычный прямолинейный потолочный карниз в гостиной. Акварель неизвестного художника. 1830-е гг.

Фигурный лепной карниз и роспись потолка в гостиной. Акварель Кольмана. 1833 г.

Стены гостиной в городском доме окрашены клеевой краской. С картины 1820-х гг.

Стены квартир жильцов со средним достатком оклеивались листами бумаги (иногда для экономии — старыми газетами, письмами, документами и пр.), а затем покрывались краской. Традиционно зал окрашивался желто-золотистым колером, гостиная — синим, будуар — зеленым. В служебных помещениях квартир бумагу оставляли неокрашенной, отчего в просторечии эти помещения называли «бумажками».

Как пишет в своих воспоминаниях граф М. Д. Бутурлин («Русский архив», №№ 5–8 за 1897 год): «Обои были тогда (в первой четверти XIX века. — Е. Ю.) еще редко в ходу; у более зажиточных стены были окрашены желтою охрою». Стены комнат окрашивались в чистые цвета: лиловый, зеленый, синий всех оттенков, голубой, серый, «палевый», «перловый», «бланжевый» и т. д. Позже стали использовать и бумажные обои тех же расцветок, однотонные или рисунчатые с орнаментами в виде розеток, звезд, полос из стилизованных листьев и т. п.

Лейкин, вспоминая свое детство в середине XIX века, проведенное в шестикомнатной купеческой квартире доходного дома, писал: «Комнаты были маленькие, окрашенные клеевой краской, с панелью другого цвета, и по стенам были выведены фризы, а в углах белых потолков намалеваны по трафарету какие-то цветные вазы. Бумажные обои тогда (в конце 1840-х гг.) только еще входили в моду и были очень редки и дороги».

 

Обои

Сначала обои делались тканевые, обычно — шелковые, хотя известны полотняные и хлопчатобумажные. В первой половине XVIII века в Петербурге во дворцах знати были обычны шелковые китайские обои с росписью. Такие же обои покрывали стены Летнего, Екатерингофского, Меншиковского дворцов.

Для более простых помещений использовали холст, его или белили, или пропитывали воском. В «Описи загородному двору, что на Фонтанке, Артемия Волынского» первой половины XVIII века сообщается, что большая часть комнат обиты полотном и выбелены. А зал «…по панели обит обоями вощанкою цветною».

Реклама начала ХХ в.

Во второй половине XVIII века широко распространились штофные обои. У А. С. Пушкина в «Евгении Онегине» в доме у дяди «в гостиной штофные обои» (глава II).

Д. Благово в «Рассказах бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанных и собранных ее внуком» писал: «У бабушки и в доме все было по-старинному, как было в ее молодости, за пятьдесят лет тому назад (то есть в конце XVIII века. — Е. Ю.): где шпалеры штофные, а где и просто по холсту расписанные стены, печи из пестрых изразцов». К началу XIX века штофные обои и печи, украшенные пестрыми изразцами, уже вышли из моды.

Чрезвычайно редко встречались обои из кожи; так, в знаменитом доме С. Яковлева «в большой зале стены были обтянуты кожаными обоями, расписанными масляными красками».

Позже появились бумажные обои. Первое упоминание об их использовании относится к 1761 году: «И тот покой, где будет подъемный стул, обить бумажными обоями» (здесь речь идет о помещении с «лифтом» в Зимнем дворце).

Производство бумажных обоев на мануфактурах появилось во второй половине XVIII века. Обои склеивали из отдельных листов бумаги, а затем вручную наносилась краска. В России промышленное изготовление бумажных обоев впервые началось в 1817 году на Императорской обойной фабрике, возведенной по проекту архитектора Ю. М. Фельтена и С. П. Берникова на восточной окраине Ропшинского парка, на берегу Фабричного пруда. В 1822 году фабрика переехала в Царское Село, в здание Фабрики ассигнационных бумаг, построенное по проекту Ч. Камерона вдоль Купальных прудов. Фабрику закрыли в 1869 году. До нашего времени эти постройки дошли практически без изменений.

Наряду с Императорской обойной фабрикой с 1820-х годов существовали и частные фабрики, к середине века их было уже 7.

С изобретением непрерывной бумагоделательной машины появились рулонные обои. Сначала бумажные рулоны привозили из-за границы, а с начала 1820-х годов их стали производить на Петергофской фабрике.

Изобретенная в Англии Пальмером в 1823 году обойно-печатная машина появилась в России в начале 1850-х годов.

Самые простые и дешевые обои изготавливались одноцветными — бумажная основа просто грунтовалась, вот обои и готовы. На более дорогие обои наносился узор вручную при помощи деревянных печатных досок, их количество равнялось числу использованных цветов и оттенков, доходившему до нескольких сотен.

С появлением обойнопечатной машины максимальное используемое количество красок уменьшилось до 30, обычно же применялось 4–6 красок вместо нескольких сотен при ручной окраске.

Обои, предназначенные для парадных помещений, еще золотили и серебрили настоящими драгоценными металлами вручную и покрывали масляным лаком. При помощи пресса делались тисненные или рельефные обои.

Самыми дорогими считались «насыпные» обои. На бумажную основу по трафарету наносили клеем узор и посыпали его мелкими разноцветными шерстяными ворсинками. Получался выпуклый бархатистый узор.

Для защиты от влаги и грязи обои лакировали японским растительным лаком. Такие водонепроницаемые обои появились в 1840-х годах. Делались даже несгораемые обои, их пропитывали фосфорно-аммиачной смесью и квасцами еще до нанесения краски.

Обои могли служить по 30–40 лет, не тускнели, не выгорали, не осыпались. Естественно, в «барских» квартирах их переклеивали чаще, в зависимости от меняющейся моды.

В 1830 году «Северная пчела» восторженно сообщала, что на обоях «подражание шелковым тканям, сукну, гобеленам столь натурально, что надобен опытный глаз, чтобы не обмануться с первого взгляда. Ничто так не наряжает комнаты, как эти обои, на которых изображены живые цветы с необыкновенным искусством и богатые узоры превосходных очерков. Золото и серебро кажутся шитьем… Эти обои можно наклеить и на каменные стены в городских домах, вместо живописи, и преимущество то, что краски не тускнеют… При всей своей красоте обои отменно дешевы».

К середине XIX века в Петербурге имелось 12 обойных магазинов, в них торговали «по весьма умеренным ценам обои от 5 до 25 руб. за кусок; бордюры — от 10 до 30 руб. за кусок». В то время отделка одной комнаты высококачественными фабричными обоями, отечественными или импортными, стоила от 200 до 300 руб.

Обычная ширина обоев равнялась 47 см. Длина рулона была различной — в Петербурге чаще всего 11–12 аршин.

К концу XIX века уже в 33 магазинах можно было купить обои по следующим ценам за рулон: «бумажные» (негрунтованные) — по 9 коп., «грунтовые» — по 20 коп., «глянцевитые» — по 25 коп., «тисненые» — по 85 коп.

Предварительный итог начального распространения обоев подвела промышленная выставка в 1849 году: «Усовершенствованы технические порядки и удешевление изделий не только Царскосельской, но и ряда частных фабрик, привели к тому, что обои всех видов широко проникли в быт… В окрестностях Петербурга даже крестьянские избы оклеены ныне обоями, как прежде бывало в городских домах… Вот отрасль промышленности, вполне заслуживающая своей цели».

Наклеивать обои старались только на сухие стены, иначе они отставали. Но в Петербурге при высокой влажности это не всегда удавалось. Вот как А. Вербицкая в рассказе «Репетитор» описывала в 1899 году комнату, которую снимали за 20 рублей трое студентов: «Комната была в одно окно. Безобразные расплывшиеся пятна сырости покрывали сплошь всю стену. Обои отстали, кое-где были сорваны. Плесень затянула углы на подоконниках».

В XIX веке сложилась система оклейки, используемая до настоящего времени. Штукатурку намазывали горячим жидким раствором клея, наклеивали газеты и по ним при помощи холодного крахмального или мучного клейстеров с добавкой клея наклеивали обои.

* * *

Приведу рекомендации по применению обоев из старинных книг по домоводству. Кое-какие из них не устарели и по сию пору.

Оклеивая квартиру из нескольких комнат, обои рекомендовалось подбирать по цвету так, чтобы избежать как однообразия, так и резких контрастов: не сочетать очень темные и очень светлые, очень блеклые и предельно яркие, а также противоположные цвета — такие, как желтый и синий, зеленый и красный.

Образцы обоев. Начало ХХ в.

При выборе обоев следовало принимать во внимание светостойкость их красок. Голубые и синие обои под действием света быстро выгорают. Надо также помнить, что синие обои в темных помещениях «седеют», приобретают сероватый оттенок.

Оклеивать стены можно от потолка до пола одинаковыми обоями или обоями двух видов. В последнем случае одними обоями оклеивалось примерно три четверти стены, другими — в виде широкого бордюра — ее верхняя часть. При таком способе оклейки, пригодном лишь для высоких помещений, для нижней части стены обычно брались сетчатые, полосатые или с мелким рисунком обои, а для бордюра — с крупным цветочным рисунком.

Если обои не примыкали к лепному карнизу, то по верхнему краю их наклеивали бордюр. Цвет его должен хорошо сочетаться с цветом обоев. Вместо бумажного бордюра можно применить деревянный багет — узкие полированные, лакированные, покрытые бронзой, гладкие или рельефные рейки.

Как рекомендовалось в многочисленных книгах по домоводству, «коричневая мебель хорошо сочетается с голубыми, синими, зелеными, серыми, а также оранжевыми, бежевыми и светло-коричневыми обоями; светлая, желтая мебель (дуб, ясень, карельская береза) — с бежевыми, коричневыми, оранжевыми, розовыми, желтовато-зеленоватыми, фисташковыми; серая мебель — с зеленоватыми и голубыми; белая — с палевыми, розовыми, зеленоватыми, голубыми, серыми; мебель красного дерева — с синими, голубыми, зелеными, палевыми, золотистыми обоями». Чем больше в комнате находилось предметов убранства, тем «спокойнее» должны быть цвет и рисунок обоев.

 

Начало XIX века. Влияние классицизма

В первых десятилетиях XIX века карельская береза и близкий к ней по цвету древесины тополь стали основными поделочными материалами при изготовлении мебели. Чтобы подчеркнуть красоту текстуры дерева и формы предметов, часто вводили отделку в виде узких полосок черненого дерева, в такой же цвет окрашивались и резные украшения.

В 1820-е годы вошла в моду мебель, окрашенная в белый цвет, с резными золочеными украшениями, с которой нарядно контрастировали яркие шелковые ткани обивки мебели и стен, а также драпировок.

В простенках между окнами висели зеркала, под ними маленькие декоративные столики, иногда — ломберные. У противоположной стены, под портретами, обычно стоял огромный, с деревянными спинкой и подлокотниками диван красного дерева. Очень редко, это был уже признак роскоши, — набитый пухом диван, а обычно, как воспоминал граф М. Д. Бутурлин: «По обеим сторонам дивана симметрически выходили два ряда неуклюжих кресел. Вся эта мебель была набита как бы ореховой шелухою и покрыта белым коленкором, как бы чехлами для сбережения под ней материи. Мягкой мебели и в помине тогда (в начале XIX века. — Е. Ю.) не было… В углу этажерка с лучшим хозяйским чайным сервизом, затейливыми дедушкиными бокалами, фарфоровыми куколками и подобными безделушками». В гостиных обычными предметами были музыкальные инструменты.

Гостиная в ампирном стиле, украшенная «античными» предметами. Акварель Ф. П. Толстого. 1830-е гг.

К середине XIX века на смену полупустым, чопорным ампирным гостиным с симметрично расставленной вдоль стен мебелью появились тесные от множества предметов гостиные в стиле эклектики.

Подробное описание типичного петербургского дома 1830-х годов дал беллетрист первой половины XIX века Николай Андреев. В 1838 году вышла его книга «Повести и рассказы». В повести «Ликарион», герой ее Ликарион Линский — изысканный столичный модник, дается описание его дома: «Во всем доме Ликариона пол был паркет, и дубовые рамы окон с медными треугольниками держали три больших стекла. Стены украшались французскими обоями, натянутыми на рамы, равные простенку. В зале обои были самого нежного абрикосового цвета, в гостиной — голубого, в диванной — светло-фиолетового, а в кабинете — зеленого цвета с розовыми полосками. Плафоны расписывались модными живописцами, а карнизы облинованы были золотом.

Клеенка Чурсиновой фабрики, на которую можно только смотреть, но жалко по ней ходить, тянулась от передней до чайной комнаты. Маленькие ширмы в готическом вкусе расставлены были по окошкам вместе с цветами разных родов в фарфоровых горшках. Шторы, сделанные из тонкого коленкора и вышитые на концах, защищали мебель и драпировку от лучей солнца. Буфет немецкой работы из красного дерева, сделанный в виде огромного шкафа для столового белья, английской посуды и орловского хрусталя, помещался в зале, которой стены обставлены были двумя дюжинами плетеных стульев. На стене висели большие часы с приятной музыкой… Два ломберных стола красного же дерева, два бюста и люстра с девятью восковыми свечами. Вот убранство первой комнаты.

В гостиной мебель состояла из дивана, трех больших зеркал, дюжины кресел, двух подножек и трех столов, сделанных из черного дерева и украшенных резьбой и золотом. На овальном столе стояла лампа с полушаром, две мраморные вазы на столах с малахитовыми досками, две этажерки с фарфором и серебром, бронзовые парижские часы и два жирандоля на пьедесталах, люстра и стенные подсвечники с разноцветными свечами, три картины в богатых рамах, далее турецкий ковер. Такое эстетическое достоинство имела гостиная.

Третья комната, примыкающая к гостиной, называется у нас в России диванной: она получила название свое с отдаленного времени. Эта комната всегда напоминает слова из стихотворения И. И. Дмитриева „Модная жена“:

Белою тканью с разбросанными на ней синими цветочками обит был сплошной диван, сделанный на пружине и охватывающий все стены комнаты мягкой упругостью и эластическим свойством, он покоил тело вместе с душою. И здесь по стенам развешаны были картины в бумажных рамках, гравированные в Париже и Вене. Окна драпированы были белою полосатою кисеею. На небольших двух столиках сандального дерева, придвинутых к дивану, лежали журналы… Лампа с матовым стеклом, висевшая на средине комнаты, разливала свет слабый, почти тусклый».

He менее нарядно были обставлены и другие комнаты дома — кабинет, спальня и т. д. В этих комнатах упоминаются: бюро, камин с экраном, вольтеровское кресло, рояль, трюмо, кровать между двух колонн, заставленная изящными ширмами, и стол для туалета.

Стены гостиных украшались парадными портретами хозяев в массивных рамах. У А. С. Пушкина: «Царей портреты на стенах» («Евгений Онегин», глава II), но это в наших изданиях, а в прижизненных изданиях: «Портреты дедов на стенах», что было более узнаваемо современниками.

В парадных помещениях развешивалось множество зеркал, обычно напротив друг друга, — они зрительно увеличивали помещения и, многократно отражая в зеркалах свет свечей, делали его светлее. Чтобы на зеркалах не появлялись пятна, их рекомендовалось предохранять от прямого попадания солнечных лучей. Нельзя также было устанавливать зеркала близко к печам, поскольку слой ртути, покрывавший тыльную поверхность зеркала, от тепла становился влажным и улетучивался, а на зеркале появлялись пятна или прозрачные места.

Интерьер гостиной с картины П. А. Федотова «Разборчивая невеста». 1847 г.

Личные комнаты обставлялись более просто. Их стены красились, а позже оклеивались бумажными обоями. Украшались комнаты гравюрами или акварелями, вставленными под стекло в рамки из красного дерева или карельской березы. Печи из простых (нефигурных) белых изразцов с синим или зелено-лиловым рисунком придавали своеобразную красоту этим небольшим комнатам. По своему характеру бытовая мебель личных комнат — шкафы, комоды, диваны, столы, туалеты, ширмы, разнообразные кресла и стулья была строже и проще, чем в парадных комнатах. С учетом высоты личных комнат мебель для них делали более низкую. Довольно широкое распространение в начале XIX века в убранстве жилых помещений дома получает мебель из красного дерева, строгих форм, отделанная полосками рифленой латуни и такими же розетками. Она начала входить в обиход еще в 90-е годы XVIII века.

Особенно типичны для нее кресла и стулья легкой конструкции, с решетчатыми спинками из вертикальных или перекрещивающихся планок, получившие название мебели в стиле «Жакоб» — по имени знаменитого французского мебельщика (хотя тот не имеет к ней никакого отношения).

Наряду с мебелью красного дерева с решетчатыми спинками в начале XIX века в жилых комнатах встречалась мебель простых форм, окрашенная масляной краской, с мягкими или с плетеными сиденьями. Иногда подобная мебель украшалась незатейливой росписью в виде цветных полосок, небольших букетиков или орнаментальными виньетками.

Такие жилые интерьеры любили изображать художники бытового жанра второй четверти XIX века: А. Г. Венецианов, П. А. Федотов, Ф. П. Толстой, А. А. Алексеев и другие, и вы наверняка видели работы этих мастеров.

 

Середина XIX века. Элементы эклектики

В середине XIX века «Руководства по проектированию и убранству жилых домов» начинают пропагандировать новые, модные художественные веяния, рекомендуя строить «во вкусах: римском, греческом, итальянском, английском, голландском, венецианском, готическом, китайском». Такое стилевое разнообразие рекомендуется, в частности, в альбоме «Новые комнатные декорации, или Образцы рисунков изящно отделанным комнатам», изданном в 1850 году. В нем представлены рисунки зала в «греческом вкусе», столовой и приемной — в «византийском», гостиной — в «новофранцузском», спальни — в «китайском», ванной — в «восточном», будуара — во «вкусе Помпадур», садового зала или зимнего сада — в «помпеянском стиле» и т. д.

Неизвестный художник. Будуар с арабесками. Вторая половина XIX в.

Убранство некоторых особняков и многокомнатных квартир доходных домов почти точно следовало этим рекомендациям. В них каждое помещение оформлялось в своем стиле. Это многообразие примененных разностилевых декоративных приемов получило название «эклектик».

Вот как описывает М. Ю. Лермонтов в главе 1 романа «Княгиня Лиговская» кабинет Григория Александровича Печорина, наследника 3 тысяч душ: «Я опишу вам комнату, в которой мы находимся. Она была вместе и кабинет, и гостиная; и соединялась коридором с другой частью дома; светло-голубые французские обои покрывали ее стены… лоснящиеся дубовые двери с модными ручками и дубовые рамы окон показывали в хозяине человека порядочного. Драпировка над окнами была в китайском вкусе, а вечером или когда солнце ударяло в стеклы, опускались пунцовые шторы, — противоположность резкая с цветом горницы, но показывающая какую-то любовь к странному, оригинальному. Против окна стоял письменный стол, покрытый кипою картинок, бумаг, книг, разных видов чернильниц и модных мелочей. По одну его сторону стоял высокий трельяж, увитый непроницаемою сеткой зеленого плюща, по другую — кресла, на которых теперь сидел Жорж…

На полу под ним разостлан был широкий ковер, разрисованный пестрыми арабесками; другой персидский ковер висел на стене, находящейся против окон, и на нем развешаны были пистолеты, два турецких ружья, черкесские шашки и кинжалы, подарки сослуживцев, погулявших когда-то за Балканом. Вдоль стен стояли широкие диваны, обитые шерстяным штофом пунцового цвета; одна-единственная картина привлекала взоры, она висела над дверьми, ведущими в спальню; она изображала неизвестное мужское лицо, писанное неизвестным русским художником».

На «мужской половине» дома, обычно меблированной более строго, была модна отделка в «восточном» стиле, его использовали при оборудовании кабинетов и курительных комнат. В обстановке комнат главным стали огромные диваны-оттоманки, обитые пестрыми коврами, с массой вышитых золотом и шелками подушек. Над ними на ковре размещалось восточное оружие: ружья, пистолеты, сабли и кинжалы, иногда и предметы восточного снаряжения. Эпоха кавказских и турецких войн породила интерес к подобному украшению. Восточное убранство комнат дополнялось коврами, восточными тканями, низкими кофейными столиками, приборами для курения — кальянами и длинными чубуками.

Интерьер гостиной-кабинета. 1860-е гг. (фрагмент картины Мюссе)

Если не было возможности оборудовать «восточную» комнату целиком, то ковер и хотя бы несколько предметов оружия на стене кабинета должны были напоминать о модном увлечении Востоком.

Н. А. Лейкин вспоминал комнату в купеческой квартире холостого дяди: «Помню, что у него в комнате висела даже гипсовая маска Пушкина, а под ней две рапиры крест-накрест и маски для фехтования, хотя фехтованием у нас никто не занимался. Висела и турецкая шашка на стене. Рассказывали, что это оружие было оставлено дяде кем-то за долг. Комната эта была пропитана табаком настолько, что в ней даже мухи не могли жить. Дядя курил тогда табак Жукова из трубок на длинных чубуках, которых у него было много, и стояли они в углу в медном тазу. Комната была меблирована замечательно просто. Не было в ней ни ковра, ни драпировки. Дядя не имел даже кровати и спал на сафьяновом диване. Не было письменного стола, а в простенке стоял только карточный, или ломберный, стол, как тогда его называли, и на нем банка огнива, зажигавшегося при нажатии пружины».

На этом примере мы видим, как мода украшать кабинеты турецким оружием из особняков аристократов проникала в жилище рядового горожанина.

Но мебель, модная в предыдущий период, никогда не выбрасывалась. Она или перемещалась в личные комнаты, уступая место в парадных помещениях для более модной обстановки, или же ее продавали, и купивший ее «по случаю» купец с гордостью обставлял ею парадные комнаты. Купец радовался, что «так задешево роскошно обставил гостиную, как у порядочных», то есть у дворян.

Н. А. Лейкин приводит описание типичной квартиры апраксинского купца 1850-х годов: «Тяжелая старая мебель почернелого красного дерева, с медными украшениями в виде полосок и розеток; кресла с лирами вместо спинок, пузатый комод на львиных лапах и горка со старинным серебром и аппетитными чашками с изображением птиц, генералов и криворотых барышень. На стене портреты хозяев — Ивана Михеевича и Аграфены Ивановны, снятые в молодых летах, да картины: Фауст играет в шахматы с Мефистофилем и неизбежный Петр Великий на Ладожском озере — на темно-зеленых волнах лодка с переломленною мачтою, которую придерживают два гребца. <…> Немного подалее висят часы, на циферблате которых фламандские крестьянин с крестьянкой».

Сам Лейкин, будучи ребенком, в середине XIX века жил в доходном доме на Владимирской улице, где его отец, торговавший в Гостином дворе, снимал квартиру из шести комнат: «Мебель была потемнелого красного дерева, мягкая, но не пружинная, потертая и в чехлах. На окнах висели кисейные занавески, перед простеночными зеркалами на ломберных столах с бронзовыми ободками стояли подсвечники с никогда не зажигавшимися восковыми свечами. Стеариновых свечей тогда не было, и жгли только сальные свечи, снимая нагар с их светилен щипцами. Восковые свечи перед большими праздниками всегда мыли с мылом, так как они до того засиживались мухами и покрывались копотью, что делались пестрыми».

 

Мебельщики

Генрих Гамбс приехал в Россию в конце XVIII века и всего через пять лет открыл собственное мебельное предприятие на Невском у Казанской церкви, а затем на Итальянской ул., 18. Мебель делалась в модных в то время стилях: классицизма и ампира. Фирма Гамбсов, которую после смерти основателя возглавили его сыновья, стала поставщиком императорского двора. С середины XIX века особую популярность получает стиль так называемого «второго рококо» (или «во вкусе Помпадур»).

Братья Гамбсы, взяв за основу искусство Франции середины XVIII века, создали свой стиль: необычайное разнообразие форм диванов, кушеток, кресел и стульев, столов, этажерок, шкафчиков отличало эту темной тонировки ореховую мебель с легкой, сглаженного рельефа резьбой из «рокайлей», плоских листьев, цветов и плодов.

Мебель этой фирмы можно было увидеть в Зимнем дворце, во всех загородных царских резиденциях, в особняках вельмож: Шереметьевых, Строгановых, Бобринских и др. Большой мебельный магазин фирмы Гамбса на Итальянской улице с постоянной выставкой новых образцов стал одной из достопримечательностей Петербурга, его посещали обычно все приезжавшие в столицу. Вещи, купленные у Гамбса, — престижны и дорого ценились, их было принято преподносить в подарок в праздничные дни и на новоселье. Фирма на протяжении 60 лет XIX века являлась крупнейшей в Петербурге.

Наряду с братьями Гамбс в качестве поставщика модной обстановки выступала и другая не менее известная мастерская — Андрея Тура, специализировавшаяся также на выпуске ореховой мебели. Но из-за более дешевой цены изделий основные ее покупатели — дворянская интеллигенция и богатое купечество. Например, мебель от Андрея Тура украшала дом петербургских купцов Ковригиных на 6-й линии Васильевского острова.

Особую нарядность ореховой мебели придавали яркие обивки из пестрого «вощеного» ситца, вошедшего в моду в середине XIX века. Аналогичными тканями часто затягивались и стены комнат. С ними хорошо гармонировали пестрые сшивные ковры машинной работы с крупным цветочным рисунком. В целом интерьер получался ярким и нарядным.

В последней четверти XIX века самыми известными были петербургские мебельные мастерские И. Андриевского, К. Гринберга, Н. Свирского, изготовлявшие «старинную» и «стильную» мебель. Однако славу самого дорогого и модного предприятия столицы имела фирма «Лизере». Ее большой мебельный магазин находился на Невском проспекте в доме № 1.

Одновременно получила широкое распространение «венская» мебель. Австрийский столяр-краснодеревец М. Тонет, создатель мебели из гнутого бука, основал фирму «Братья Тонет» в 1853 году. Необычайная легкость и прочность конструкции венской мебели завоевали ей мировое признание. Торговые представительства фирмы «Тонет» в Петербурге, Москве и Одессе способствовали широкой популярности этой мебели в России. Многочисленные образцы венской мебели, выпускавшиеся миллионными партиями, быстро распространились по всей России.

Магазин братьев Тонет на Невском проспекте. Фото начала ХХ в.

 

Вторая половина XIX века. Стремление к комфорту

Постепенно во второй половине XIX века эстетика оформления интерьера меняется — своеобразно понимаемый уют приводит к излишнему загромождению помещений вещами. Тяжелая мебель вычурных форм украшается пышной резьбой ренессансного характера. В мебели парадных комнат эта резьба покрывается позолотой. Наряду с красным деревом начинают широко применять другие породы — кедр, палисандр и др. Мебель и стены комнат покрываются яркими тканями с крупным рисунком — штофами, тисненым бархатом, плюшем. Особо были модны яркие штофы фабрик купцов Сапожниковых и Кондрашевых. Для стен использовали бумажные обои «под бархат», «под сукно» или «узорчатый штоф», выпускаемые обойными фабриками.

Гостиная в квартире директора Эрмитажа Д. И. Толстого. Фото около 1912 г.

На смену тяжеловесной роскоши эклектики в последней трети XIX века парадные комнаты заполняются широко распространившейся мягкой мебелью (удобная, обитая пестрой материей, небольших размеров, без дерева, то есть без четко архитектурной структуры мебели ампира). Расстановкой мебели, многочисленными портьерами, ширмами, декоративными решетками пространство гостиной обычно разбивалось на несколько уютных уголков. Уют, но иногда и некоторую излишнюю пестроту, тесноту и тяжеловесность придавали гостиным обилие безделушек, статуэток, ваз с цветами, салфеток, тяжелых бархатных узорчатых скатертей, драпировок. Стены плотно увешивались небольшими в рамочках гравюрами, картинами, фотографиями.

 

Растения в интерьере

К концу XVIII века стало модно иметь множество комнатных растений. Применялись различные способы их размещения в комнатах: расстановка отдельных деревьев и кустарников в кадках, напольные (часто угловые) многоярусные композиции из высокорослых и низкорослых видов, иногда включавшие крупные камни, размещение растений на стенах, окнах, в застекленных фонарях и эркерах. Разнообразные композиции из цветов устраивались в каминах в период, когда они не использовались. Иногда стена целиком облицовывалась «диким камнем», где в углублениях стояли замаскированные горшки с растениями. В обиход вошла специальная мебель: цветочные столики, этажерки-жардиньерки (от франц. jardin — сад), кресло «сиамские близнецы» (между двумя креслами помещался куст или дерево), патэ из трех сидений с боковыми столиками и цветочниками посередине, круговой диван вокруг невысокой подставки для цветов, кресла и диваны, в спинку которых вставлялись вазоны для крупных растений, специальные трельяжные решетки для вьющихся растений. Вот описание жилища конца XIX века Л. Чарской в «Волшебной сказке»: «Квартира Анны Ивановны Поярцевой помещается в небольшом доме на Каменноостровском проспекте. Это действительно целый маленький дворец. Здесь есть „зеленая“ комната с тропическими растениями и зеленым же, похожим на пушистый газон, ковром. Но здесь это помещение еще менее напоминает комнату. Это — целый сад, иллюзию которого добавляют мраморные статуи и комнатный фонтан из душистой, пахнущей хвоей эссенции, освежающей комнату и поразительно напоминающей запах леса».