У моста Одинокого дракона Цзян Пин задерживает названого брата. В кайфынском ямыне Бао-гун радушно принимает Храбреца

Бай Юй-тан прыгнул в лодку, и она отчалила. На середине реки старик вдруг перестал грести:

— Знаете пословицу: «Хочешь барыш — терпи поначалу убыток»? За перевоз я с вас не возьму, на вино дадите — и ладно. А не дадите — перевозить не буду.

— Я ведь слово дал, — сказал Бай Юй-тан.

— На слово полагаться нельзя.

— Вот, возьми в залог, — Бай Юй-тан снял с себя куртку.

Рыбак взял куртку, тщательно осмотрел и сказал:

— Вы уж не сердитесь, господин, такое у нас правило.

Пока они вели разговор, появилась другая лодка, мчавшаяся наперерез им. Из лодки кричали:

— Эй» спозаранку успел сорвать куш!

— Какой там куш — простая куртка, — отозвался рыбак. — Ну-ка взгляни, сколько за нее дадут?

— Точно не знаю, но на выпивку хватит.

— А я как раз и собрался выпить.

Рыбак перепрыгнул к приятелю в лодку, и Бай Юй-тану волей-неволей пришлось взяться за шест. Но как он ни старался, лодка не двинулась с места. В это время из небольшой каюты на корме вышел человек невысокого роста в широкополой шляпе. Признав в нем Цзян Пина, Бай Юй-тан вспыхнул от злости и замахнулся шестом. Цзян» Пин нырнул, потом высунул голову из воды, ухватился за борт и крикнул:

— Не хочешь водицы попить?

Не успел Бай Юй-тан ответить, как лодка перевернулась и Золотоволосая Мышь мгновенно превратилась в мокроволосую. Цзян Пин схватил Бай Юй-тана за волосы и поплыл к берегу. Там уже их ждали. Бай Юй-тана вытащили, привязали к шесту и понесли.

Тем временем Чжань Чжао с Лу Фаном и братьями Дин вернулись в Мохуацунь. Едва вошли в ворота усадьбы, как Дин Младший спросил у слуги:

— Как самочувствие господина Цзян Пина?

— Вчера вечером он ушел, — ответил слуга. — Сразу же после вас. Сказал, что уговорился встретиться с каким-то человеком.

Пришли в гостиную. Пока Дин Старший ходил проведывать матушку, Дин Младший распорядился насчет вина и закусок.

Но только все сели за стол, как прибежал работник:

— Вернулся господин Цзян!

Братья вышли навстречу. У ворот и в самом деле стоял Цзян Пин и отдавал какие-то указания слугам, которые отвязывали Бай Юй-тана от шеста.

— Пусть пятый брат умоется и переоденется, а поговорить можно и потом, — сказал Лу Фан.

Все снова вернулись в зал, Бай Юй-тана слуга провел во внутренние покои, где стоял большой чан с водой, а на кровати были приготовлены рубашка, белые штаны, зеленый халат, белая куртка, шелковый пояс и красная головная повязка. Умывшись и надев все чистое, Бай Юй-тан почувствовал себя бодрее.

Когда выпили вина, Лу Фан обратился к Бай Юй-тану.

— Брат, забудем прошлое и, прошу тебя, пойдем с нами в Кайфын.

Гнев Бай Юй-тана от этих слов поднялся до небес, но он сдержался и сказал лишь:

— Нет, в Кайфын пойти я не могу!

Тут в разговор вмешался Храбрец с Юга.

— Не горячитесь, брат. Прежде чем действовать, всегда надо все тщательно обдумать.

— О чем мне думать? — вспыхнул Бай Юй-тан. — В Кайфын я не пойду. Сказал, и баста!

Чжань Чжао пришел в замешательство, но в это время в Зале появился Цзян Пин:

— Ну, Бай, это уже чересчур. Не ты ли обещал брату Чжаню последовать за ним в Кайфын, если он сможет похитить у тебя «три драгоценности»? Неужели у тебя совсем нет совести?

— Не жить нам с тобой, под одним небом, заморыш! — Разъяренный Бай Юй-тан вскочил.

— Послушай, браг, — примирительно сказал Цзян Пин, — драться я с тобой не стану, если даже ты меня ударишь. А убьешь — головой поплатишься. Я и прежде говорил, что о жизни при дворе у тебя нет ни малейшего понятия. И сейчас еще раз в этом убедился. То, что ты побывал в императорском дворце, написал стихи на стене в кумирне Преданных и доблестных, еще ничего не значит. Все это ты делал втайне, лазал по крышам, перепрыгивал через ограды, да и то ночью, когда тебя никто не видит. А поглядел бы ты, как выходит в зал Сын Неба, как трепещут те, кто его лицезреет, так и у тебя затряслись бы поджилки! Или посмотрел бы ты на Бао-гуна, как он грозен, когда восседает в судейском зале и чинит допрос!

— Ты за кого меня принимаешь! Да я не то, что в Кайфын, в самое пекло не побоюсь пойти! — крикнул задетый за живое Бай Юй-тан.

— Ты правду говоришь?

— А когда я врал?! — обозлился Бай Юй-тан.

— Только помни, перед первым министром своим удальством не похваляйся. Он ценит людей скромных и правдивых. А если не утерпишь, лучше оставайся здесь!

— Ладно, заморыш, не буду с тобой спорить! — буркнул Бай Юй-тан. — Вот побываю в Кайфыне, тогда узнаешь, видал я жизнь при дворе или не видал!

Тут Дин Старший поднес кубок Бай Юй-тану, другой кубок Дин Младший поднес Цзян Пину, и начался настоящий пир. А как только пир окончился, братья Дин проводили Храбреца и остальных справедливых за ворота усадьбы.

Прибыв в Кайфын, Чжань Чжао и Гунсунь Цэ тотчас же отправились к Бао-гуну и вручили ему «три драгоценности». Бао-гун пожелал взглянуть на Бай Юй-тана и велел его привести.

Чжань Чжао вышел в присутственный зал.

— Брат! Господин министр просит тебя войти!

Если вы хотите узнать, как встретились справедливый судья Бао-гун с Бай Юй-таном, прочтите следующую главу.