Экзамены Юити закончились. Судя по календарю, весна уже наступила. В полдень, когда от порывистого ветра танцевала пыль и улица казалась окутанной желтым туманом, Юити по пути домой с учебы заскочил к Кабураги, как велел ему Нобутака за день до этого.

Для того чтобы добраться до дома Кабураги, ему пришлось выйти на станции недалеко от колледжа. В действительности ему было по дороге. Сегодня госпожа Кабураги должна поехать в офис важного иностранного «друга», чтобы забрать какие-то разрешительные документы, необходимые для нового начинания её мужа. Была договоренность, что Юити отнесет их в офис её мужа. Документы были подготовлены. Только время, когда она должна забрать их, было неясно, поэтому Юити придется ждать, пока она не приедет домой.

Когда он пришёл туда, госпожа Кабураги находилась еще дома. Ей назначили аудиенцию на три часа. Был только час дня.

Жилищем Кабураги служил дом управляющего старым фамильным особняком, который уцелел при пожаре. Многие дворяне самого высшего ранга не владели традиционными особняками в Токио. Отец семьи президента Кабураги сколотил состояние на электрических предприятиях во времена Мэйдзи . Он купил малый особняк одного из даймё  и переехал туда – нечто совершенно исключительное по тем временам. После войны Нобутака избавился от него, чтобы не платить налог на имущество. Он выселил человека, который унаследовал дом управляющего, и поселил его в снятое жилище. Затем он посадил кустарник в качестве ограды между своим и отчужденным главным домом и установил калитку в конце небольшой аллеи, выходящей на улицу.

В главном доме была открыта гостиница. Чете Кабураги пришлось привыкать к веселой музыке нечастых вечеринок. Через те же самые ворота, через которые давным-давно Нобутаки приводил домой из школы домашний учитель, которому он доверял нести свой тяжелый ранец, теперь проезжали лимузины, привозящие издалека гейш, делая круг по подъездной дорожке, и высаживали своих прекрасных пассажирок у впечатляющего портика. Надписи, которые выцарапал Нобутака на опорах своей комнаты для занятий, давно стерлись. Карта острова сокровищ, которую он спрятал под одним из камней в саду тридцать лет назад и забыл о ней, вне всякого сомнения, сгнила, хотя была нарисована цветными карандашами на фанерке.

В доме управляющего насчитывалось семь комнат. Единственная комната над восточным входом была размером больше восьми татами. Эта восточная комната служила как в качестве прибежища Нобутаки, так и комнатой для гостей. Из её окон можно было смотреть прямо на служебное помещение на втором этаже в задней части главного дома, которое затем переделали в гостевую комнату, и на окна, обращенные на кабинет Нобутаки, были установлены ставни.

Однажды, когда обновляли главный дом, он наблюдал, как ломали полку, куда ставили угощение для подачи на стол. В старые времена, выполняя свои функции в большом зале на втором этаже, блестящая черная полка была свидетельницей многочисленных событий. Позолоченные лакированные чаши стояли на ней рядами, служанки торопливо входили и выходили, волоча за собой кимоно. Звук ломаемой полки доносился до него эхом бесчисленных приёмов по случаю каких-то важных жизненных событий.

Нобутака, не будучи сентиментальным, соскользнул вниз и ликовал:

– Рвите её на части! Давайте же! Еще!

Каждый дюйм этой усадьбы был для него пыткой в юности. На тайне, что он любил мужчин, эта добродетельная усадьба всегда лежала невыносимо тяжелым гнетом. Он не знал, сколько раз желал смерти отцу и матери, хотел, чтобы дом сгорел в огне. Но то, что усадьба претерпевает теперь богохульные изменения, что пьяные гейши распевают бессмысленные песенки в зале, где его отец имел обыкновение сидеть с мрачным видом, поражало воображение Нобутаки больше, чем видение усадьбы в огне при воздушном налете.

После переселения в дом управляющего чета Кабураги обновила весь дом в европейском стиле. В токонома они сделали книжные полки, сняли раздвижные перегородки и повесили плотные шелковые занавески. Они перенесли всю европейскую мебель из главного дома и расставили стулья и столы в стиле рококо на коврах, расстеленных поверх татами. Со всеми этими переменами дом Кабураги приобрел вид консульства времен, когда Токио еще назывался Эдо, или апартаментов наложницы иностранца.

Когда пришёл Юити, госпожа Кабураги была одета в черные слаксы и лимонного цвета свитер, поверх которого она набросила черный кардиган. Она сидела в гостиной подле котацу, приподнятого на несколько ступенек. Пальцами с накрашенными красным лаком ногтями она разрывала запечатанную колоду венских карт. Дама была обозначена латинской буквой D, валет – буквой J .

Служанка объявила о приходе Юити. Пальцы госпожи Кабураги замерли, карты прилипли друг к другу, будто между ними был клей. Последнее время она даже не вставала, чтобы поприветствовать Юити, когда тот входил, и обычно отворачивалась. Когда он обошел её и встал перед ней, госпожа Кабураги наконец обрела силы, чтобы поднять глаза. В её взгляде Юити не заметил особой радости. Юноше пришлось сдерживаться, чтобы не спросить, не заболела ли она.

– У меня на три часа назначена встреча. Времени еще полно. Ты обедал? – спросила она.

Юити ответил, что обедал.

Последовало короткое молчание. Стеклянная дверь веранды надоедливо дребезжала от ветра, гонящего пыль. Даже солнечный свет, пробивающийся полосами на веранду, казался смешанным с пылью.

– Ненавижу выходить из дому в такие дни. Когда я вернусь, мне придется мыть волосы.

Госпожа Кабураги вдруг пробежалась пальцами по волосам Юити.

– Боже, какая пыль! Это из-за того, что накладываешь слишком много помады.

Придирчивость, которая слышалась в её словах, привела Юити в смущение. Каждый раз, как она смотрела на Юити, ей хотелось убежать, она почти не чувствовала никакой радости от встречи с ним. Она не могла представить, что разделяет их, что препятствует их сближению. «Воздержание? Не смешите меня! Женское целомудрие? Оставляйте место между шутками для смеха! Тогда непорочность Юити? У него уже есть жена».

Как она ни старалась, используя свои женские уловки, она не могла постичь жестокую правду сложившейся ситуации. Определенно она любила Юити не потому, что он был хорош собой, а просто потому, что он не любил её, только и всего.

Мужчины, от которых госпожа Кабураги избавлялась в течение недели, по крайней мере, любили её телом или душой или и тем и другим. При всех их различиях они были похожи хоть в этом. Но в Юити, в этом абстрактном возлюбленном, она не могла найти ни единого качества, которое видела в других. Ей ничего не оставалось, как искать ощупью в темноте. Когда она думала, что загнала его в угол, он оказывался снаружи, когда она думала, что он далеко, он был близко. Она походила на человека, старающегося поймать эхо, на человека, пытающегося схватить отражение луны в воде.

Иногда ей казалось, что Юити любит её. Но когда её сердце наполнялось счастьем, она прекрасно понимала, что то, чего она добивается, вовсе не счастье, ничего подобного.

Даже ужасающий фарс той ночи в отеле «Ракуё» ей было гораздо легче объяснить тем, что Юити поступил так при подстрекательстве Сунсукэ, чем тем, что Сунсукэ поступил так якобы из ревности. Её сердце, боящееся счастья, чувствовало недобрые предзнаменования. Когда она встречалась с Юити, она молила, чтобы его глаза отражали отвращение, ненависть или превосходство, но вместо этого она с унынием опускала взгляд, увидев в этих глазах безоблачную ясность.

Пыльный ветер обрушился на странный маленький садик, состоящий лишь из камней, сосен и цикад, и на дребезжащую стеклянную дверь. Госпожа Кабураги пристально смотрела через вибрирующее стекло, её глаза лихорадочно блестели.

– Небо желтое, верно? – спросил Юити.

– Не выношу ветра ранней весной, – ответила она чуть повышенным тоном. – Ничего не видно.

Служанка принесла десерт, который госпожа Кабураги приготовила для Юити. Её немного отвлекло; как Юити по-детски поедал горячий сливовый пудинг. Беспечность молодой пташки, которая ест корм с её руки! Радостная боль оттого, что твердый птичий клювик долбит её ладонь! Как хорошо было бы, если бы он так поедал плоть её бедер!

– Вкусно, – сказал Юити.

Он знал, что открытое простодушие способствовало его очарованию. Чтобы снискать у неё расположение, он взял обе её руки и стал их целовать – поступок, который можно было истолковать лишь как выражение благодарности за десерт.

Госпожа Кабураги сощурилась, она сделала ужасную гримасу, её тело на мгновение застыло и задрожало. Она сказала:

– Нет. Нет. Мне больно. Нет.

Если бы госпожа Кабураги за десять лет до этого увидела игру, в которую сейчас играла, наверняка она рассмеялась бы своим привычным сухим пронзительным смехом. Она и вообразить не могла, что только один поцелуй может дать столько пищи для эмоций, может быть наполнен такой смертельной отравой, что она почти инстинктивно будет желать избежать его. Хуже того, этот холодный юноша смотрел на нее, будто наблюдал через стеклянный барьер нелепое мученическое выражение лица женщины, тонущей в аквариуме.

Однако Юити не проявлял недовольства при виде такого явного доказательства своей власти. Скорее он питал зависть к опьяняющему страху, который испытывала эта женщина. Этот Нарцисс был несчастен оттого, что госпожа Кабураги, в отличие от её умного мужа, не позволяла ему опьяняться собственной красотой.

«Почему, – нервничал Юити, – почему она не позволяет мне зайти так далеко, как мне того хотелось бы? Неужели она собирается оставить меня в этом пресыщенном одиночестве навсегда?»

Госпожа Кабураги пересела на дальний стул и закрыла глаза. От непрерывного дребезжания стеклянной двери кожа на её висках, казалось, совсем сморщилась. Юити почувствовал, что она вдруг постарела сразу на несколько лет.

В таком состоянии госпожа Кабураги не знала, как она сможет выдержать эту краткую часовую встречу. Что-то должно произойти – сильное землетрясение, взрыв или катастрофа. Она бы с радостью восприняла превращение собственного тела в камень под медленной, неотвратимой пыткой.

Неожиданно Юити наклонил голову набок, прислушиваясь к доносившемуся издалека звуку.

– Что случилось? – спросила госпожа Кабураги.

Юити не ответил.

– К чему ты прислушиваешься?

– Подождите минутку, мне просто показалось, будто я что-то слышу.

– Ты невыносим! Ты просто делаешь это от скуки.

– Вот, я опять слышу. Это сирена пожарной машины. Сегодня хорошо горит.

– Ты прав, звук такой, будто они едут вниз по дороге мимо калитки.

– Интересно, где это?

Оба посмотрели на небо. Они могли видеть лишь второй этаж главного дома, который теперь стал гостиницей, возвышающегося по другую сторону живой изгороди маленького садика.

Сирена приближалась с каким-то шумом. На ветру звук набатного колокола, в который яростно били, усилился, а затем внезапно удалился. И опять было слышно только дребезжание стеклянной двери.

Госпожа Кабураги встала, чтобы переодеться. Юити от нечего делать подошел к печке, которая едва теплилась, и помешал угли кочергой. Раздался звук, словно перемешивали кости. Уголь почти весь догорел.

Юити открыл дверь и подставил лицо ветру.

«Боже, как хорошо, – подумал он. – Этот ветер не даст тебе времени на размышления».

Появилась госпожа Кабураги, она сняла слаксы и надела юбку. В тускло освещенной прихожей видны были только её свеженакрашениые губы. Она увидела Юити, подставившего голову ветру, но ничего не сказала. Её прихорашивание в последнюю минуту перед выходом, то, как она держала пальто в одной руке и как просто махнула на прощание другой, производили впечатление, будто они прожили вместе целый год.

Он дошел с ней до ворот. Еще одна небольшая садовая калитка была впереди тропинки, ведущей от входа на улицу. По обе стороны стояла живая изгородь высотой с человеческий рост. Кусты были покрыты пылью. Их зелень больше не была яркой.

По другую сторону садовой калитки стук высоких каблучков госпожи Кабураги замер. Юити, обутый в гэта, последовал за ней, но остановился у закрытой калитки. Думая, что госпожа Кабураги заигрывает с ним и придерживает калитку, он поднажал. Госпожа Кабураги решительно прижалась грудью к плетеной бамбуковой калитке и не давала её открыть. В её усилиях чувствовалась враждебная горячность. Юноша отступил.

– Что случилось? – спросил он.

– Все в порядке. Ты меня достаточно проводил. Если ты пойдешь со мной дальше, я никогда не уйду.

Госпожа Кабураги шла параллельно живой изгороди и остановилась по другую сторону. Изгородь скрывала нижнюю часть её тела. Её волосы – она не надела шляпки, – развевающиеся на ветру, цеплялись к краям листьев ровно подстриженных кустов. Она носила дорогие часики, которые были похожи на маленькую золотую змейку, обвившуюся вокруг запястья.

Юити стоял перед госпожой Кабураги, которую от него отделяла изгородь. Он был выше её. Положив руки поверх изгороди, он склонил лицо и посмотрел на госпожу Кабураги. Были видны только его глаза. Ветер снова побежал по пыльной тропинке, разметав волосы госпожи Кабураги вокруг лица. Юити нагнул голову, чтобы защитить от пыли глаза.

«Вот так всегда, – подумала госпожа Кабураги. – Даже в эти краткие мгновения, когда наши взгляды встречаются, что-то встает между нами». Ветер ослабел. Двое искали взгляда друг друга. Госпожа Кабураги больше не знала, какое чувство она хотела бы прочесть в глазах Юити. «Я люблю то, что ни в малейшей степени не понимаю, что-то темное, – думала она, – чистую, прозрачную темноту». Что же касается Юити, ему было неловко думать, что всё, чего он не может понять держится на хрупких эмоциональных проявлениях таких моментов, что другие люди не перестают искать в нём то, что выше его разумения. Эта мысль снова и снова возвращалась к нему, будто он думал о ком-то постороннем.

В конце концов госпожа Кабураги рассмеялась. Это был притворный смех, смех расставания.

«Эта разлука, даже если она закончится её возвращением через пару часов, похожа на репетицию полного разрыва», – подумал Юити. Ему вспомнились многочисленные торжественные репетиции военных парадов и выпускных церемоний в школьные годы. Представитель от класса обычно неё пустой лакированный поднос без дипломов и уважительно пятился спиной от стула директора школы.

После того как госпожа Кабураги ушла, он вернулся в дом и взял американский журнал мод. Вскоре последовал телефонный звонок от Нобутаки. Юити сообщил, что его жена отбыла. Нобутака решился придать разговору личный характер и прибег к своему излюбленному тону, словно гладил кошку.

– Кто был тот молодой человек, которого я видел с тобой гуляющим по Гиндзе на днях? – промурлыкал он.

Он всегда задавал такие вопросы подобным образом. Юити надуется, если он спросит его об этом прямо.

Юити ответил:

– Это был просто друг. Он попросил меня пойти с ним посмотреть материал на костюм, я и пошел.

– Ты расхаживаешь с «просто друзьями», сцепившись мизинцами?

– Мне кажется, вам до этого нет никакого дела. Я вешаю трубку.

– Подожди минутку, Ю-тян, мне не следовало этого говорить. Когда я услышал твой голос, я не мог устоять. Я прямо сейчас приеду повидаться с тобой. Не уходи никуда, пока я не приеду. Хорошо? Ответь мне.

– Ладно. Жду, господин председатель.

Нобутака приехал полчаса спустя.

В машине Нобутака понял, что в поведении Юити за последние несколько месяцев не было ни одной фальшивой ноты. Будь то роскошь или великолепие, Юити встречал все без удивления. Более того, казалось, его не могли уличить в тонких уловках намеренного предубеждения ничему не удивляться. Он ничего не хотел, и поэтому другие желали отдать ему все, но никто никогда не находил, что он был чуть более душевен в своей благодарности. Даже если кто-нибудь вводил его в круг титулованных лиц, хорошее воспитание этого красивого юноши и его полная свобода от притворства заставляли людей очень высоко его ценить. Вдобавок ко всему он был жесток душой.

Нобутака был мастером маскировки. Он преуспел в том, чтобы видеться с женой ежедневно, не будучи пойманным с поличным. Он так предавался радости от смакования собственной хитрости, что становился крайне неблагоразумным.

Не сняв даже пальто, Нобутака проследовал в гостиную жены, где ждал Юити. Служанка увидела, что он не снял пальто, и стояла позади него в замешательстве, размышляя, как ей поступить.

– И на что ты рот разинула? – спросил он раздраженно.

– Ваше пальто, хозяин, – нерешительно ответила она.

Нобутака сорвал с себя пальто и бросил ей в руки. Потом громко приказал:

– Ступай вниз, если мне что-нибудь понадобится, я позвоню.

Он взял юношу за локоток, отвел в укрытие за занавесками и поцеловал сто. Как только он касался округлости нижней губы Юити, он терял голову. Золотые форменные пуговицы на груди Юити соприкоснулись с заколкой для галстука Нобутаки со звуком, похожим на зубовный скрежет.

– Давай пойдем наверх, – предложил Нобутака.

Юити отодвинулся, посмотрел ему в лицо и ухмыльнулся:

– Да ну, вам действительно понравилось, верно?

Спустя пять минут двое уже были в комнате Нобутаки и «совещались».

Нужно сказать, что госпожа Кабураги вернулась домой раньше запланированного времени не случайно. Торопясь вернуться к Юити, она стала ловить такси и сразу же поймала. Когда она приехала в учреждение, её дело было быстро улажено. К тому же иностранный «друг» предложил отвезти её домой. Его машина летела на всей скорости. Когда он высадил её у калитки, госпожа Кабураги пригласила его, но иностранец куда-то торопился и, пообещав зайти в другой раз, уехал.

Движимая внезапным порывом – что для неё вовсе не было чем-то экстраординарным, – госпожа Кабураги вошла в дом из сада и поднялась в гостиную с веранды. Она подумала, что удивит Юити, который должен был находиться там.

Служанка встретила её и сказала, что князь и Юити совещаются в кабинете на втором этаже. Госпоже Кабураги захотелось посмотреть, как Юити участвует в серьезном обсуждении. Ей хотелось увидеть Юити, когда он не подозревает, что она на него смотрит.

Стараясь, чтобы её шагов не было слышно, она поднялась по лестнице и остановилась перед дверью кабинета мужа. Дверь была закрыта, но не заперта на защелку, поэтому приоткрылась на пару дюймов. Госпожа Кабураги остановилась у двери и заглянула в комнату.

Так госпожа Кабураги увидела то, что должна была увидеть.

Когда Нобутака и Юити спустились, госпожи Кабураги нигде не было видно. Документы лежали на столе, придавленные пепельницей. В пепельнице была затушена сигарета со следами губной помады. Служанка сказала только, что хозяйка вернулась домой и, кажется, через короткое время снова ушла.

Мужчины подождали её возвращения, но, не дождавшись, отправились в город развлекаться. Юити пришёл домой около десяти часов вечера.

Прошло три дня. Госпожа Кабураги так и не появилась дома.