Разведчики лейтенанта Остапова, перейдя овраг, поднялись на возвышенность.

В солнечную погоду государственная граница, проходящая по ложбине, отсюда видна как на ладони. Сейчас же там было темно, как в пропасти, и лишь в трех местах нефтяную темноту прорезали ярко-желтые ручейки пламени.

С ветром до разведчиков доносился горький запах дыма.

— Пожар. Тайга горит, — тихо сказал кто-то из бойцов.

Все, не отрываясь, смотрели в сторону границы, на загорающийся лес. Временами огонь стрелой взметался вверх, временами затихал и, прижимаясь к земле, полз красно-желтой змеей.

— Видите, товарищи, — обратился Остапов к взводу, — это провокация — дело рук врага. Но участвовать в тушении пожара мы не будем, его потушат другие подразделения. Мы должны выйти к нейтральной зоне между сопками Брусничная и Наблюдательная и занять там позиции.

Взвод тронулся в путь. По мере приближения к границе разведчики все более и более ускоряли шаг. Едкий дым становился все гуще, он ел глаза, першило в горле. Кто-то, задохнувшись, кашлянул.

— Больше выдержки, товарищи, — сказал лейтенант Остапов, — терпите. Кашляйте в рукав.

Лейтенант разделил всех бойцов на пары и каждой паре определил место для наблюдения.

Атаманыч попал в пару с пожилым солдатом Скворцовым.

— Ты, Ковальчук, — сказал лейтенант, — будешь смотреть в сторону границы, а Скворцов — в нашу сторону. В случае чего, сразу докладывайте мне или отделенному.

Атаманыч и Скворцов залегли спина к спине.

Еще до того как по сухой хвое пробежала первая змейка пламени, в нейтральную зону с японской стороны вошли четыре человека. В одном — низеньком, сутуловатом, с длинными руками, которые при ходьбе, казалось, касались земли, — можно было узнать Нацуме. Он был одет как охотник-нивх: в короткую брезентовую куртку, потрепанный серый картуз и высокие болотные сапоги. Через правое плечо Нацуме висела охотничья двустволка, за спиной — холстинная котомка. Трое остальных были одеты в советскую солдатскую форму.

Теперь все четверо молча сидели в неглубокой ямке, прикрытой кустарником.

Нацуме достал из кармана брюк часы, взглянул на циферблат и кивнул в советскую сторону:

— Осталось десять минут.

Опять наступило молчание.

Когда над тайгой поднялся столб пламени и полетели искры, Нацуме встал:

— Ну, время.

За ним поднялись и трое в красноармейской форме. Повернувшись на восток, в ту сторону, откуда восходит солнце, все зашептали молитву:

— Богиня Аматерасу, пошли нам удачу, свяжи руки наших врагов, свяжи ноги наших врагов, порази слепотою их глаза, уши залей расплавленным воском…

Как раз на этом участке границы с советской стороны в нейтральную зону вдавалась, как высунутый язык, узкая и длинная зеленая сопка. На этой сопке размещалась советская артиллерийская батарея. Нацуме это знал и на этом строил свой план перехода границы. Он полагал, что, как только начнется пожар и ветер погонит пламя к батарее, советские артиллеристы бросят всех людей на защиту своей позиции, начнут перебазировать орудия и боеприпасы на безопасное место. Вот тут-то он и сможет проскользнуть в глубь советской территории. Нацуме хорошо знал окрестные места: когда-то в молодости он работал на почте, и ему часто приходилось доставлять почту с Южной части Сахалина в Северную. Тогда не было через тайгу хороших дорог, почту возили на лошадях во вьюках. Нацуме прикидывал: «Переправлюсь через Хандасу, лесом выйду к селу Абрамовке, потом через Палево, Дербинск в Александровск… Но главное — пройти первые два-три километра».

Но за эти километры он был спокоен: тут его проводят эти трое и, если понадобится, отвлекут на себя внимание русских.

Нацуме и сопровождающие его солдаты нырнули в овраг.

Неожиданно из чащи вырвался широкий язык пламени и осветил все вокруг.

Японцы припали к земле. Пламя погасло, снова наступила темнота, и только тогда они двинулись дальше.

Пожар разгорался. Теперь то и дело приходилось останавливаться и пережидать, когда спадет шипящее пламя. Нацуме с опаской поглядывал на своих спутников. Молодые солдаты явно растерялись и жались к нему.

— Идите обратно! — приказал Нацуме.

Солдаты уползли. Нацуме остался один.

Он долго лежал в кустах прислушиваясь. Сначала он слышал среди далекого треска горящих сучьев шорох задеваемых уходящими японцами кустов. Потом наступила тишина.

Нацуме приподнялся и вдруг совсем рядом услышал шаги. Он плотно прижался к мокрой земле и замер.

— Товарищ старший сержант, пожар двигается в сторону батареи капитана Белова, — донесся до Нацуме тихий голос.

— Вижу, — ответил другой голос. — Артиллеристы, надо полагать, тоже заметили, но все равно надо сообщить на заставу. Беги к телефонной розетке.

Нацуме напрягся и даже перестал дышать. На его лбу выступили капельки холодного пота.

Пограничники пробежали в нескольких метрах.

Когда их шаги смолкли, Нацуме, не поднимаясь, ползком, скользнул через тропинку.

* * *

Лесной пожар захватывал все новое и новое пространство. Как огромная рыжая белка, с вершины на вершину перескакивал верховой огонь, а понизу пламя растекалось, словно вешняя широкая вода, пожирая кустарник и траву. Где-то в темноте с испуганными криками кружились птицы. Ломая ветки, метались дикие звери. Слышался треск и вой раздуваемого ветром пламени.

Атаманыч лежал не шевелясь и лишь время от времени ощупывал рукой сумку с запасными дисками. Лежа дышать было легче — дым шел верхом, не опускаясь на землю.

Миша тихо окликнул своего напарника:

— Ну как, Скворцов?

— Все в порядке. А ты не уснул?

— Скажешь еще? — обиделся мальчик.

Время тянулось медленно. Вдруг в овраге, сразу в трех-четырех местах, хрустнули сухие ветки. Миша крепче сжал автомат.

Мимо разведчиков промчалось несколько оленей.

— Вон это кто, — шепнул Скворцов и вздохнул, — проклятый япошка!

— Чего ругаешься? — спросил Миша.

— Сердце не выдержало. Сколько богатства пропадает…

— Да, здорово лесу погорит.

— Не один лес… А звери, птицы?

— Как ты думаешь, Скворцов, зачем они подожгли тайгу?

— Подлость какую-нибудь готовят. Думаешь, нас привели сюда от этих вот оленей границу охранять?

— Нет, конечно…

Миша замолчал.

«А что, если как раз против меня выйдет нарушитель?» — думал он.

Миша взглянул на часы. Они показывали двадцать минут первого.

Все было по-прежнему спокойно. Сколько Миша ни смотрел, как ни напрягался, разглядеть ничего не мог.

Он чувствовал, как тяжелеют его веки, как слипаются глаза, как на него наваливается дремота.

«Только бы не заснуть, — думал он. — Только бы не заснуть…» Но глаза его закрывались сами собой. Миша зажмурился на секунду и, вздрогнув, открыл глаза. «Кажется, задремал?» — подумал он и осторожно оглянулся но сторонам.

Вокруг было все то же. Скворцов тихо проговорил:

— Видать, наши одолевают пожар: вроде огонь стихает…

— Похоже так… — отозвался Миша.

Снова наступила тишина.

— Ну как там, на твоей стороне, Скворцов?

— Медвежья берлога — хоть глаз коли, ничего не видать. А у тебя?

— А я как в сажу на дне котелка смотрю: одна чернота. Тут бы на каждый метр по часовому поставить надо…

— Эх ты, разведчик, — усмехнулся Скворцов. — Где глаз не видит, там ухо должно услышать, а ты — «на каждый метр по часовому»!

Миша ничего не ответил.

Как медленно тянется время! Кажется, уж час прошел, а посмотришь на часы — оказывается, прошло всего каких-нибудь десять минут.

В час лейтенант Остапов начал обход постов. Занятая разведчиками позиция не превышала километра, но пройти ее было не так-то легко, почти половину пути надо было передвигаться по открытому месту, ползком.

Лейтенант подполз к Мише и Скворцову. Тихо окрикнул:

— Как дела?

— Все в порядке, — ответил Скворцов.

— Сон не одолевает? — спросил лейтенант Мишу.

— Ничего, справляюсь…

Лейтенант прилег рядом с мальчиком.

Вдруг Скворцов тронул его за ногу. Остапов быстро и бесшумно повернулся и стал смотреть в ту сторону, куда показывал Скворцов.

Кусты и деревья сливались в одну непроглядную темную массу. Послышались осторожные шаги. Кто-то шел с нашей стороны к границе. Потом лейтенант различил почти сливающиеся с деревьями три темные человеческие фигуры.

Люди остановились на мгновение и снова двинулись вдоль постов влево.

Там были еще три пары наших разведчиков. «Они, конечно, задержат неизвестных, — подумал лейтенант. — Однако на всякий случай надо отрезать путь к границе».

— За мной! — приказал лейтенант.

Скворцов и Атаманыч с автоматами наперевес побежали за Остаповым.

Но до того как они настигли неизвестных, те уже были окружены и обезоружены другими разведчиками.

В темноте можно было различить, что задержанные одеты в советскую солдатскую форму, лица у них вроде японские, а может быть, это и нивхи.

— Кто такие? — спросил Остапов.

Задержанные молчали.

— Мы уж спрашивали их, товарищ лейтенант, — сказал старшина. — Молчат, как будто русского языка не понимают.

Остапов ткнул рукой в грудь одного из неизвестных:

— Кто ты такой? Как тебя зовут?

— Павэл, — тихо ответил тот.

— А тебя? — повернулся лейтенант ко второму.

— Иван.

— А тебя?

— Пийэтр.

— Куда вы идете?

Все трое молчали.

— Ну вот что, Павэл, Иван и Пийэтр, — сказал лейтенант Остапов, — мне здесь некогда играть с вами в молчанку. Пойдете в штаб. Там разберутся. Старшина!

— Слушаю, товарищ лейтенант.

— Возьми троих бойцов, доставишь задержанных в штаб.

— Есть.

На границе снова наступила тишина.