Шестого ноября, под самый праздник двадцать седьмой годовщины Великой Октябрьской революции, подполковник Урманов вызвал Атаманыча в штаб.

— Вот, Миша, я получил письмо. Оно касается тебя, — сказал подполковник и протянул мальчику конверт. — Читай.

Миша достал из конверта сложенный вдвое тетрадный листок.

«Уважаемый товарищ подполковник! — читал Миша. — Это письмо шлет Вам пионерский отряд Онорской школы».

Дальше в письме говорилось о том, что пионеры Онорской школы хотят пригласить Мишу Ковальчука в школу на праздничный вечер и просят подполковника отпустить его из части на 7 Ноября.

Увидев, что Миша кончил читать письмо, Урманов спросил:

— Ты хочешь поехать в школу на вечер?

— Хочу.

— Хорошо. Даю тебе отпуск на сутки. В Онорскую школу поедешь завтра утром вместе с сержантом Кандалиным. Передашь пионерам привет и поздравления от всех нас, бойцов Советской Армии. Понятно?

— Понятно! — весело ответил Миша. — Есть передать привет и поздравления.

— Ну ладно, — улыбнулся подполковник, — иди отдыхай. Завтра тебе рано вставать.

На следующее утро Миша проснулся задолго до подъема. Все еще спали. В окно было видно ясное голубое небо, полуоблетевший, но кое-где еще зеленый лес.

Миша стал думать о предстоящей встрече со школьными друзьями. Перед ним вставали знакомые картины: Онор, школа…

Он представил себе школьный зал и себя на сцене. Что же он скажет учителям и ребятам?

— Здравствуйте, дорогие учителя и учащиеся Онорской школы! — с выражением, торжественно сказал он. — Поздравляю вас… Нет! Передаю вам привет!.. А может быть, все-таки сначала поздравить?

Миша задумался. Потом он достал из тумбочки тетрадку, карандаш и решил прежде написать свое сегодняшнее выступление, чтобы в нужную минуту не сбиться и ничего не забыть.

«Дорогие учителя и учащиеся Онорской школы…» — писал Миша.

Он написал и про привет, и про поздравление, перечитал написанное и остался доволен им.

Миша вырвал из тетради исписанный листок и убрал его в карман гимнастерки.

Было еще рано, ему снова захотелось спать, и он снова закрыл глаза.

— Спишь еще? — вдруг услышал Миша.

Преодолевая сон, он откинул одеяло, сел на кровати, раскрыл слипавшиеся глаза и увидел перед собой сержанта Кандалина.

— Он хочет в запас, на завтра, выспаться, — засмеялся солдат — сосед Миши по койке.

— Да нет, я не сплю, товарищ сержант… — смущенно проговорил мальчик. — Так просто лежал, думал…

— Ладно, ладно, сегодня праздник — можно и поспать, — похлопал Мишу по плечу Кандалин. — Только нам спать некогда, пора в дорогу. Праздник-то не ждет: долго идет, быстро уходит.

После завтрака Кандалин и Атаманыч, оседлав лошадей, тронулись в путь.

Дорога им предстояла длинная и трудная — через лес, через сопки. В некоторых местах тропинка шла по крутому обрыву над пропастью, глянешь вниз — и дна не видать. Несколько раз придется перебираться через речки и перевалы по узким, подвешенным на стальном тросе мосткам. Идешь по такому мосту, а он качается, как качели, даже сердце замирает.

Но вот уже все трудные переходы позади, Атаманыч и Кандалин спустились с последней сопки к речке Таляке.

У берегов ее уже схватило тонким, сверкающим на солнце ледком, а посредине речки все еще бежала и бурлила, перепрыгивая через блестящие, отполированные камни, быстрая, пенистая струя.

Всадники въехали в лес.

Перед ними через дорогу промелькнула какая-то маленькая птичка, за ней другая, третья — целая стайка. Птицы уселись на придорожной ольхе и начали расклевывать черные ольховые шишки. Но когда Атаманыч с Кандалиным проехали чуть вперед, птицы с громким попискиваньем сорвались с дерева и, обогнав их, опять опустились на ветки.

— Видать, и птицам скучно одним в лесу, — повернулся Кандалин к Мише. — Многие птицы уже улетели, а эти здесь зимуют. Вон, смотри, как будто не хотят с нами расставаться, все крутятся рядом.

— Я тоже за ними давно слежу. Они с самого начала, как мы въехали в лес, всё около нас кружатся и не боятся.

— Значит, понимают, что не враги мы им…

Птичья стайка провожала всадников до того места, где дорога выходила из леса на поля.

Вечер в школе начинался в шесть часов, у Кандалина с Мишей еще было в запасе достаточно времени, но мальчику не терпелось.

— Товарищ сержант, давайте немного поднажмем…

— Успеем, Миша.

— Успеть-то успеем… Да понимаете…

— Скорее к друзьям хочется? Или замерз?

— И холодно тоже…

— Ну тогда погоняй.

Лошади как будто только этого и ждали, они сразу перешли на рысь. Далеко-далеко по лесу разнесся дробный стук копыт по твердой замерзшей дороге.

Миша с Кандалиным въехали в Онор около двух часов.

Миша с волнением смотрел вокруг — все в деревне было по-прежнему: та же улица, те же дома…

— Где коней поставим? — спросил Кандалин.

— Вон в том доме, шестом от края… Там одна девочка, с которой мы вместе учились, живет… — ответил мальчик.

— Нина, что ли?

— Нина.

Нины не было дома. Мишу и Кандалина встретила тетя Наташа. Они завели лошадей под навес и вошли в дом.

Вскоре прибежала и Нина. Она на мгновение остановилась на пороге, разрумянившаяся, с блестящими глазами, потом протянула вперед обе руки:

— Здравствуй, Миша!

Их взгляды встретились, и ребята смущенно замолчали.

Сержант Кандалин с ласковой улыбкой смотрел на них. Эта круглолицая, розовощекая девочка с большими и добрыми голубыми глазами, с толстыми русыми косами, спускающимися за плечи, сразу расположила его к себе.

Немного помолчав, Кандалин кашлянул.

— Ой! — испуганно вскрикнула Нина. Она только сейчас заметила, что в доме есть кто-то еще, кроме Миши, и повернулась к Кандалину.

— Познакомься, Нина, — сказал Миша. — Это сержант Кандалин. Мы с ним служим вместе.

Нина протянула руку Кандалину:

— Нина.

— Вот и познакомились, — сказал Кандалин. — Мне Миша говорил про тебя, и я представлял тебя именно такой.

* * *

Праздничный вечер в школе начался как положено: с торжественной части.

На сцене за столом президиума сидели директор Николай Александрович Вершинин, учителя и три почетных гостя: пожилой мужчина в офицерском кителе со звездой Героя Советского Союза на груди, фронтовик, демобилизованный после тяжелого ранения, председатель онорского колхоза Иван Дмитриевич и Миша Ковальчук.

Атаманыч был очень смущен тем, что сидит в президиуме и что все смотрят на него. Волновался он еще и из-за того, что сидит рядом с настоящим Героем Советского Союза.

«И зачем надо было сажать меня в президиум, — думал он. — Гораздо лучше было бы устроиться в зале у стенки рядом с сержантом Кандалиным. Все это Нинины затеи…»

После доклада директора школы стали выступать с поздравлениями гости.

Председатель колхоза поблагодарил школьников за помощь, которую они оказали колхозу, работая летом на полях.

Потом выступил Герой Советского Союза. Он рассказал несколько эпизодов из фронтовой жизни. Ему долго аплодировали и кричали «ура».

Теперь очередь дошла до Атаманыча.

— Предоставляю слово бывшему ученику нашей школы, а теперь солдату Советской Армии Мише Ковальчуку! — объявил директор.

Миша встал, одернул гимнастерку и, четко чеканя шаг, вышел к трибуне.

В зале стало тихо-тихо. «А где же наши ребята из восьмого класса? — подумал он, не находя среди множества лиц ни Вани Крутикова, ни Валерки, ни других. — Неужели ушли?»

— Дорогие товарищи, друзья, — начал Атаманыч. — Дорогие учителя и односельчане!

А дальше вдруг все вылетело из головы. Он достал из кармана гимнастерки бумажку, на которой записал свое выступление, заглянул в нее, но в глазах рябило, строчки путались — где уж тут что прочесть! — и он убрал бумажку обратно.

Миша посмотрел в зал и встретился взглядом с Кандалиным, тот улыбнулся ему. Миша немного успокоился, а тут увидел и Ваню и Валерку — оказывается, он просто их почему-то не мог отыскать. А вон и Нина. Она смотрит на него, ободряюще кивает, как будто хочет сказать: «Говори, говори, не смущайся».

И Миша от того, что увидел друзей, от ободряющего взгляда Нины вдруг перестал волноваться.

— Товарищи, — громко сказал он, — поздравляю вас с праздником от имени всех наших солдат!

Все в зале захлопали. А он продолжал:

— Они велели вам передать, что советский народ может спокойно трудиться, что пограничники зорко охраняют границу и никакой враг не пройдет на нашу территорию.

В зале снова захлопали. Кто-то крикнул:

— Да здравствуют славные советские пограничники! Ура!

— Ура! Ура! — подхватили все.

Во время перерыва перед концертом ребята окружили Атаманыча и Кандалина.

Все уже знали, что Миша участвовал в поимке японского шпиона.

— Как это было? Какой он, этот японец? Он стрелял? — засыпали ребята Мишу вопросами.

— Да так. Обыкновенный, — скупо отвечал он.

Но ребят его ответы не удовлетворили, и они стали расспрашивать Кандалина:

— Товарищ сержант, а вы тоже были с Мишей, когда ловили шпиона?

— Я подоспел позднее, — ответил Кандалин. — Да пусть он сам расскажет.

Но Мишу в это время отозвала в сторону Ольга Сергеевна и о чем-то разговаривала с ним.

— Не будет он рассказывать, — сказал Ваня Крутиков.

— Конечно, о себе-то как-то неудобно говорить, — согласился Кандалин. — Ну ладно, так и быть расскажу я обо всем, что совершил ваш Миша — Атаманыч.

Ребята затаив дыхание ожидали начала рассказа, а Нина подошла к Атаманычу и Ольге Сергеевне.

— Ты, Миша, смотри и в армии не забывай про учебники, — говорила Ольга Сергеевна. — В жизни все пригодится — и математика, и физика, и история, и литература.

— Я это понимаю, — ответил Миша. — Со мной лейтенант Остапов и другие офицеры занимаются, когда бывают свободны.

«Почему же Миша за сегодняшний вечер ни разу не подошел ко мне? — думала Нина. — Почему со всеми разговаривает, а со мной поговорить никак не может найти времени?»

Но в это время Атаманыч неожиданно подошел к девочке и тронул ее за плечо:

— Ты что такая скучная? Может быть, ты устала? Домой пойдем?

— А концерт?

— Да, концерт надо бы посмотреть, — согласился Миша. — Тогда пошли в зал. Наверное, и Кандалин там без нас скучает.

— Думаешь, скучает? — засмеялась Нина. — Да он уж давно с нашими ребятами подружился. Знаешь, о чем он сейчас им рассказывает?

— О чем?

— О том, как ты поймал японского шпиона.

— Это не я поймал, — покачал головой Миша. — Это мы все вместе его задержали.

Зазвенел звонок, сообщая о начале концерта.

Миша и Нина вошли в зал. Для них оставили место на длинной скамейке у окна рядом с Кандалиным.

Начался концерт. Первым выступал хор.

— Владимир Григорьевич, — повернулась Нина к Кандалину, — вам нравится, как поют наши девочки?

— Очень хорошо поют, — ответил сержант.

Ему нравились все номера: и как пел хор, и как Ваня Крутиков прочитал стихи, и украинская пляска, и веселая сценка, которую разыграли семиклассники.

Когда концерт кончился, лавки сдвинули к стенам, а на сцену вышел Герой Советского Союза с баяном. Он сел на стул и растянул меха.

По залу полилась мелодия вальса «На сопках Маньчжурии».

— Потанцуем, Нина? — встал перед девочкой Атаманыч.

Они закружились под плавную мелодию вальса.

«На сопках Маньчжурии» сменили «Дунайские волны», потом баянист заиграл песню «В лесу прифронтовом»…

Когда Нина, Миша и сержант Кандалин вышли из школы, вокруг стояла глубокая тьма. Только в школе да в нескольких домах светились окна, и все небо было усеяно яркими лучистыми звездами.

Дул холодный северный ветер.

— Назавтра надо ждать заморозков, — сказал Кандалин. — Ну ладно, ребята, вы идите домой, а я посмотрю, как там наши лошади.

Кандалин ушел.

Нина и Миша, вместо того чтобы идти домой, тихо побрели вдоль берега реки.

Разговор не клеился.

Тихо журчала вода в черной Онорке. Иногда слышался хруст отколовшейся от берега и брошенной течением на камни льдинки.

Миша подошел к самому берегу и, наклонившись к воде, отломил кусочек льда. Холодный лед обжег руку. Мальчик размахнулся и бросил его в воду.

— Миша, я давно жду, когда ты начнешь рассказывать о себе, о своей жизни, — тихо проговорила Нина, — а ты все что-то молчишь…

— Что же тебе рассказать?

— Все-все!

— Есть все рассказывать!

Теперь он не боялся выдать «военную тайну», да и говорить было легче, чем писать.

Нина с интересом слушала Мишу и даже чувствовала гордость, что у нее такой друг.

— А нашу учительницу по литературе Ларису Васильевну перевели работать в облоно, — сказала Нина.

— То-то я не видел ее сегодня среди учителей…

— А у тебя есть учебник по литературе за восьмой класс?

— Нет, — ответил Миша и тихо добавил: — У меня и других многих учебников нет…

— Как же ты занимаешься?

— Мне лейтенант Остапов кое-что объясняет по математике, по физике…

— А как же другие предметы?

— Времени не хватает, ведь армия — не школа…

— Ты скучаешь по школе?

— Немного скучаю. Особенно по ребятам и по тебе, Нинуш…

Нина вспыхнула и смутилась. Миша впервые назвал ее так ласково — Нинуш… Она помолчала немного и сказала:

— Знаешь, Миша, давай будем писать друг другу письма. Я тебе буду писать о школе, о своей жизни, а ты мне — о себе. Ладно?

— Хорошо бы! — вздохнул мальчик. — Ты же знаешь, мне больше не от кого ждать писем…

— Я тебе буду писать… Очень часто буду писать…

— Спасибо, Нинуш…

— Ой, а сколько же сейчас времени? — вдруг воскликнула Нина и, взяв Мишу за руку, взглянула на его часы. — Уже скоро одиннадцать! Как спешат твои часы!

Атаманыч обиделся:

— Скажешь тоже — спешат! Да ты знаешь, мои часики с анкерным ходом, на двенадцати камнях. Самые точные часы. В армии, да еще в именной подарок, утиль не дают.

— Вот как? — засмеялась Нина. — А я этого не знала.

Они замолчали. И так, молча, подошли к Нининому дому.

— Вот и пришли, — сказал Атаманыч. — У тебя, вижу, от холода язык окоченел, все молчишь.

— Нет, я не замерзла.

Атаманыч осторожно коснулся рукой ее щеки:

— Э-э, да у тебя щеки как лед. Тебя надо прямо на горячую печку посадить. Давай-ка скорей в дом!