В одно серое октябрьское утро по улицам Александровска, направляясь к порту, торопливо шел ничем не выделяющийся среди других прохожих человек, в обычном черном костюме, в черной кепочке. На правой руке у него был перекинут плащ военного образца с блестящими пуговицами, а левой он энергично размахивал, что еще больше подчеркивало, как он торопится.

Это был Нацуме.

Он мог бы не спешить, кроме того, ему хотелось просто пройтись по улицам города, вспомнить далекие годы: ведь с тех пор как он в последний раз был тут, минуло целых девятнадцать лет.

Вот этот серый дом на углу остался таким же, каким был, а вон тот, белый пятиэтажный, — новый: он построен в последние годы. На месте пустыря теперь разбит парк. Вообще в городе оказалось немало нового и неожиданного для человека, который не был в нем почти два десятилетия.

Некоторые места трудно было узнать, и иногда Нацуме затруднялся определить на какой улице он находится. Конечно, можно было расспросить обо всем у кого-нибудь из старожилов, но как раз с ними он и не хотел бы встречаться.

Нацуме решил проявлять поменьше интереса к новым зданиям и улицам и поменьше привлекать к себе внимание местных жителей.

Все такой же деловой походкой он прошел через весь город и вышел к морю.

Внизу шумел порт. За спиной поднимались вверх горы. Слева, у входа в порт, как часовые, стояли три утеса, называемые Три Брата. Справа на песчаном берегу виднелся лежащий здесь еще со времен русско-японской войны ржавый остов русского военного корабля «Михаил Архангел».

Нацуме долго всматривался в бегущие с горы к морю тесные улочки.

Где-то здесь, в одном из прилепившихся на склоне домишек, находилась та самая парикмахерская, в которую ему надлежало явиться.

Нацуме нашел нужный переулок, нашел старый одноэтажный домик, на котором висела жестяная вывеска: «Парикмахерская» — толкнул жиденькую фанерную дверь и вошел в тесный зал ожидания.

Все стулья вдоль стены были заняты.

— Кто крайний? — спросил Нацуме.

— Я, — буркнул седой небритый здоровяк, по виду грузчик из порта.

— Я буду за вами, — сказал Нацуме и встал у двери, прислонившись к косяку.

С одного стула поднялся молодой матрос.

— Садитесь, гражданин, — кивнул он Нацуме, — а я постою.

— Что вы! Что вы! — замахал руками Нацуме. — С какой стати! Сидите, ради бога!

— Садитесь, садитесь! — настаивал матрос. — Я как-никак помоложе вас.

Против этого возразить было трудно. Пробормотав несколько раз «спасибо», Нацуме сел на стул и достал из кармана газету.

Кто-то в очереди вздохнул.

— Что, ждать надоело? — спросил грузчик.

— Надоело.

— Может, в другую парикмахерскую пойдем?

— Нет смысла. Во-первых, сегодня везде народу полно: суббота, сами знаете. А во-вторых, привык я к дяде Косте, рука у него легкая.

— Да, ничего не скажешь — мастер.

— Мастер-то мастер, это правда, но не худо было бы второго завести.

— Дяде Косте это ни к чему. Второй мастер для него, как говорится, все равно, что второй медведь в одной берлоге.

Очередь понемногу рассасывалась.

Последним в очереди перед Нацуме был тот самый матрос, который уступил ему место. Видимо желая быть уж до конца вежливым, он предложил Нацуме поменяться с ним очередью. Но тот категорически отказался.

— Нет, нет! — воскликнул Нацуме. — Я никуда не тороплюсь и ни в коем случае не могу позволить себе отнимать лишнее время у такого благовоспитанного молодого товарища… Большое вам спасибо, но я даже и слышать об этом не хочу!

— Следующий! — послышался голос парикмахера, и матрос пошел к креслу.

Дядя Костя довольно долго возился с ним. Наконец подошла очередь Нацуме.

Нацуме сел в кресло.

— Постричь? — спросил парикмахер, глядя на отражение клиента в зеркале.

— Да.

— Как вас постричь?

— Я хотел бы под бобрик.

Парикмахер насторожился и пристально посмотрел на Нацуме.

— А не больше ли вам пойдет бокс?

— Бокс нынче не в моде.

Нацуме не обернулся к парикмахеру, но в зеркало он видел, как с лица дяди Кости пропала дежурная улыбка и в глазах появилось выражение озабоченности и тревоги.

— Одну минуточку, — проговорил парикмахер и достал из-за зеркала фанерную дощечку, на которой было написано: «Закрыто».

Он вышел с дощечкой на улицу, повесил ее на входную дверь и, возвратясь в парикмахерскую, запер за собой дверь на ключ.

— Я вас ждал на прошлой неделе, — сказал дядя Костя, становясь сзади Нацуме. — Почему вы задержались? И почему, собственно, пришли вы, а не Хиросита?

— Хиросита провалился при переходе границы. И вообще, к чему все эти вопросы? Пароль правильный, значит, все в порядке.

— Чем могу служить? — наклонил голову парикмахер, видимо подавляя в себе желание что-то возразить Нацуме.

— Организуйте встречу с Миасуда. И чем скорее, тем лучше.

— Это можно. Только условимся: в моей парикмахерской вы больше не появляетесь. Встречаемся сегодня в восемь вечера у гостиницы.

— Хорошо.

— Теперь я вас побрею. Каждую минуту сюда может заявиться кто-нибудь.

Нацуме уселся в кресле поудобнее и, разглядывая в зеркало щетину на своем подбородке, сказал:

— Да, побриться мне не мешает. Даже очень кстати.

В это время послышался стук в закрытую дверь, и громкий грубый голос требовательно прокричал:

— Эй, дядя Костя, рано закрылся! Давай открывай!

Парикмахер подошел к двери.

— Чего стучите? Разве я не имею права пообедать? Вот люди, — с укоризной проговорил он, — не могут подождать.

— Ладно, не сердись, — ответил голос. — Валяй обедай, я подожду.

Но парикмахер смилостивился и отпер дверь.

— Входи. Так и быть, обслужу тебя до обеда. Впустив посетителя, дядя Костя вернулся к Нацуме.

Теперь, уж конечно, говорить ни о чем было нельзя, и поэтому дядя Костя и Нацуме обменивались лишь обычными фразами, какими обмениваются парикмахер и клиент.

— Вас бритва не беспокоит?

— Нет, спасибо.

— Одеколончику прикажете?

— Пожалуйста.

— Пудру положить?

— Не надо. Сколько я вам должен?

— Три рубля пятьдесят копеек.

— Получите, пожалуйста.

Нацуме расплатился и вышел из парикмахерской.

До назначенного для свидания часа оставалось еще довольно много времени, и Нацуме зашел пообедать в какую-то столовую. Ни на кого не глядя, стараясь ни с кем не встретиться глазами, он быстро покончил с обедом и, выйдя на улицу, смешался с толпой.

Вечерело. Заходящее солнце золотило водную гладь Татарского залива. Постепенно город окутывали вечерние сумерки. В городском парке зажглись огни.

Нацуме сидел на скамеечке в боковой темной аллее и прислушивался к доносившейся с танцевальной площадки музыке. Народу в парке было еще мало.

Нацуме посмотрел на часы. Они показывали без двадцати пяти восемь.

Оркестр на танцплощадке заиграл вальс «Амурские волны», с каждой минутой на аллеях прибавлялось все больше и больше прогуливающихся парочек.

Дядя Костя стоял возле гостиницы. Когда из-за угла показался Нацуме, дядя Костя повернулся и пошел прочь от гостиницы по пустынной, плохо освещенной улице.

Нацуме шел, то и дело попадая в лужи, и злился. Дядя Костя почему-то не внушал ему доверия, и ему казалось, что этот русский обязательно втянет его в какую-нибудь неприятную историю.

В одном месте Нацуме оступился и упал. Дядя Костя даже не обернулся.

Нацуме обозлился еще больше, хотя понимал, что парикмахер поступил правильно и совершенно незачем обнаруживать им интерес друг к другу.

Перед тем как свернуть в переулок, дядя Костя остановился на углу, чтобы показать Нацуме, куда идти дальше.

Переулок тонул во мраке, здесь не было ни одного фонаря.

Вдруг впереди темноту прорезал ослепительный луч автомобильных фар.

Дядя Костя и Нацуме невольно отступили с дороги к тянущемуся вдоль переулка забору.

Машина, поравнявшись с ними, затормозила, и из кабины выглянуло молодое чумазое лицо шофера.

— Граждане, скажите, как проехать на Советскую улицу?

Дядя Костя облегченно вздохнул и с готовностью принялся объяснять шоферу дорогу.

Грузовик уехал, и в переулке стало еще темнее.

— Слава богу… — проговорил дядя Костя.

— Тсс… — оборвал его японец.

Пройдя до конца переулка, упиравшегося в подножие горы, дядя Костя остановился перед небольшим домиком, таким же темным, как и все остальные вокруг.

— Здесь, — шепнул он. — Имейте в виду, что с этого момента ваша фамилия Уручев. Уручев Василий Иванович.

— Понятно. Дальше.

— Вы — агент по реализации продукции нивхского рыболовецкого колхоза «Ныйво». Паспорт, командировочные документы получите здесь.

— Значит, я гиляк?

— Не гиляк, а нивх. При советской власти они уже не называются гиляками. Смотрите, не оговоритесь.

— Ясно.

— Хозяин дома, который известен вам как Миасуда живет под именем Александра Захаровича Вымпелова. Вы — его знакомый.

Дядя Костя тихо постучал в дверь: сначала три раза, потом немного погодя еще два.

— Вот и они, наши гости, — послышался из дома громкий голос. — Оленька, зажги свет!

Дверь открылась, и Нацуме увидел в прихожей высокого костлявого мужчину в сером костюме.

— Здравствуйте, здравствуйте, Александр Захарович, — приговаривал дядя Костя, раздеваясь. — Здравствуйте, Ольга Семеновна.

— Здравствуйте, — ответила миловидная женщина.

Дядя Костя представил ей Нацуме:

— Это Уручев, агент из «Ныйво»… Василий Иванович Уручев.

— Очень приятно.

Все прошли в просторную комнату.

Хозяйка улыбнулась гостям:

— Извините, я покину вас. У вас, видимо, деловые разговоры, а я пойду на кухню приготовлю что-нибудь на ужин.

Ольга Семеновна ушла.

Миасуда энергично пожал руку Нацуме.

— Рад вас видеть, господин Хиросита.

— Хиросита, видимо, погиб. Он поплатился за собственную неосторожность.

— Ай-яй, какая жалость! — Миасуда покачал головой. — Да, вам сейчас приходится трудно, очень трудно. Да и нам нелегко. Генеральное консульство в Александровске закрыли, передавать сведения стало почти невозможно. Вы пришли очень кстати.

— Мы высоко ценим ваш труд, господин Миасуда.

— У меня имеются схемы расположения советских воинских частей по состоянию на первое октября. Большинство сведений удалось уточнить путем расспросов солдат и офицеров, с которыми я встречался в последнее время в Дербинске, в Кировске и здесь, в Александровске. Но кое-что еще нуждается в проверке. — Миасуда покосился на дверь в кухню. — Да, я должен предупредить на всякий случай: жена в мои дела не посвящена.

— Конечно, зачем волновать такую очаровательную женщину, — кивнул Нацуме. — Итак, Александр Захарович, закончим поскорее разговор о делах.

Миасуда вышел в соседнюю комнату и вернулся оттуда с двумя гильзами от охотничьих патронов и небольшим пакетом в клеенке.

— В патронах пленка, в пакете ваши документы.

Нацуме достал из кармана пачку денег и положил на стол.

— Тут десять тысяч.

Миасуда быстро схватил деньги и бросил в ящик стола.

— О следующей встрече договоримся по телефону, — продолжал Нацуме. — Я вам позвоню на работу в Сахторг восьмого ноября в двенадцать часов дня.

— Восьмого мы не работаем, — сказал Миасуда.

— Вот это именно и хорошо: вы сможете говорить без помехи. Итак, восьмого ноября вы под любым предлогом должны быть в Сахторге. Теперь нам лучше уйти. Я выйду первым, а вы, — обратился он к дяде Косте, — побудете здесь еще полчаса.

В это время в комнату вошла хозяйка.

— Прошу к столу, — приветливо улыбнулась она.

— К сожалению, гости покидают нас, — развел руками Миасуда. — Вот уговариваю, уговариваю их остаться, а они ни в какую.

— Да, да, — подтвердил Нацуме, — от всей души спасибо, но мы не можем больше задерживаться. Дела!

После ухода Нацуме и дяди Кости прошло довольно много времени, когда Миасуда снова услышал условный стук в дверь: три удара, потом еще два.

Он подождал немного. Стук повторился.

— Кто там? — спросил Миасуда.

— Я, — послышался в ответ голос дяди Кости. — Откройте, Александр Захарович.

— Что там еще? — недовольно проворчал Миасуда, отпирая дверь.

В прихожую вошел дядя Костя, и тотчас же из-за его спины выступили трое: майор и два солдата. Миасуда не успел ничего сообразить, как увидел перед собой дуло револьвера.

— Ни с места. Руки вверх! — сказал майор.

— Что такое? В чем дело? — дрожащим голосом проговорил Миасуда, поднимая руки.

— Вы арестованы.

— По какому праву? Я советский служащий…

— Можете не объяснять, гражданин Вымпелов, он же Миасуда, он же бывший начальник Южносахалинской тюрьмы Выдров. Надеюсь, я ничего не перепутал?

Миасуда-Выдров весь обмяк и опустил голову.

На голоса в прихожую вышла Ольга Семеновна.

— Что случилось, Саша? — бросилась она к мужу.

Солдаты удержали ее.

— Он вовсе не Саша, — сказал майор. — У него имеется другое имя.

— Вы что-то перепутали, товарищ майор. Он Саша, Александр Захарович Вымпелов. Я не знаю никакого другого имени.

— Видимо, вы многого не знаете. Очень сожалею, но вам придется узнать немало неожиданного о вашем муже. Вы, конечно, понимаете, что без достаточно серьезных причин мы не стали бы нарушать ваш покой. А теперь, гражданка, принесите вашему мужу одежду. Он поедет с нами.