Заслышав выстрелы на границе, подразделения заняли свои боевые порядки вдоль линии государственной границы. То здесь, то там раздавался еле слышный хруст сухих веток, шуршание увядшей травы и осенних листьев под ногами. Но вскоре все стихло.

Из-под тяжелых разлапистых ветвей старой ели в сторону границы смотрел «максим». Минуты проходили в томительном ожидании.

Здесь была огневая позиция пулеметного расчета сержанта Кандалина.

— Наверное, какой-нибудь незваный гость хотел перейти границу, — напряженно вглядываясь в темноту, сказал помощник наводчика Логинов.

— Небось перешел, — отозвался Кандалин. — Иначе кто бы стал на границе стрелять… Ну, ребята, ша! Сейчас лишнее слово — делу вред.

Они долго лежали безмолвно и неподвижно. Время перевалило за полночь.

Вдруг Кандалин вздрогнул от неожиданности: со стороны границы до него явственно донеслось шуршание сухой травы.

— Эй, Логинов, — шепотом окликнул он пулеметчика, — слышишь?

— Так точно, товарищ сержант, кто-то ползет сюда…

— Оставайся у пулемета. Ивайков и Калинин за мной.

Подождав, когда луна спрячется за тучу, Кандалин с двумя бойцами осторожно двинулся навстречу шороху. Теперь уже слышался не только шорох, а и чье-то тяжелое, прерывистое дыхание.

Когда снова выглянула луна, Кандалин и его бойцы увидели недалеко от себя двух человек. Один из них тащил другого на спине, видимо раненого.

Кандалин вскочил на ноги и крикнул:

— Стой! Кто такие?

Но вместо ответа он услышал только стон. Тащивший раненого зашатался и упал.

Кандалин только разглядел, что оба человека были в советской офицерской форме.

На востоке показалась узкая светлая полоска рассвета. Она быстро расширялась, над землей поднялся густой белый туман.

Солдаты, взвалив раненых на плечи, по тропке, протоптанной оленями, которых много водится в этих местах, оттащили их за позиции.

Но вот туман стал рассеиваться, оставив на траве капельки росы. Теперь на сопках четко обозначились высокие стройные ели. Они были в росе от нижних веток до верхушек — казалось, что кто-то осыпал их серебристым бисером.

Прошло немного времени, из-за сопки сверкнули первые лучи солнца, и сразу все ожило, зазеленело, засияло.

Вдруг Кандалин воскликнул:

— Ивайков, постой-ка! Ты погляди, кого несешь? Никак, японец? А другой-то заместитель командира полка капитан Некрасов…

Бойцы опустили раненых на землю.

— Калинин, сбегай в овражек, принеси воды! — приказал сержант одному солдату и наклонился над японцем. В карманах японца он нашел только компас и топографическую карту.

Лоб японца под ежиком черных коротких волос был бледен, ноздри широкого приплюснутого носа при каждом вдохе раздувались, из-под верхней губы виднелись длинные зубы.

— Ну и рожа! — сказал Кандалин, отходя от японца. Того гляди, в горло вцепится…

Принесенной Калининым водой сержант осторожно обмыл лицо Некрасова. Пуля прошла навылет от правой щеки под нижнюю челюсть. Вторая рана, в плече, тоже сочилась кровью. Кандалин достал индивидуальный пакет, наложил тампоны на раны капитана. Тампоны сразу же намокли кровью. Сержант покачал головой.

— Ивайков, — сказал он, — доложишь обо всем командиру роты и передашь ему вот это. — Он протянул автоматчику карту и компас, найденные у японца. — А ты, Калинин, быстро в роту за носилками.

Бойцы ушли. Кандалин сел возле Некрасова.

Японец лежал с закрытыми глазами и не подавал признаков жизни.

Меж тем совсем рассвело. Сержант то и дело поглядывал на часы. «Тихо-то как! — думал он. — Кругом спокойно, словно ничего и не произошло сегодня ночью…»

Но эта тишина была обманчива. На самом деле, все подразделения Хандасинского участка в это самое время находились на своих боевых порядках и зорко следили за границей. Отбоя боевой тревоги еще не было: ведь никто не знал, что нарушитель границы пойман и сейчас лежит на оленьей тропе под охраной сержанта Кандалина рядом с истекающим кровью капитаном Некрасовым…

В это время японец пошевелился и застонал.

«Вот мразь! — в сердцах подумал сержант. — Четвертый год война идет, а тут отсиживайся, карауль вас, чертей!»

Кандалину, как и многим бойцам на Дальнем Востоке, казалось обидным, что война проходит без их участия. Но в то же время было совершенно очевидно, что они отсиживаются здесь не зря. Подобно сейсмографу, записывающему колебания почвы, происходящие за многие тысячи километров, дальневосточная граница отмечала ход войны: стоило гитлеровцам на фронте одержать хоть мало-мальский успех, как японцы наглели и устраивали вылазки на границе, если же фашисты терпели поражение, то и японцы поджимали хвосты.

Снова послышался стон. На этот раз стонал капитан. Он открыл глаза и пошевелил губами, видимо, он пытался что-то сказать.

— Что, товарищ капитан? Что? — наклонился над ним Кандалин.

— Шкура… Оленья шкура… Там… — Капитан обессиленно умолк.

На тропе показался Калинин. За ним шли несколько бойцов, врач и старший лейтенант, командир роты.

Врач осмотрел Некрасова.

— В санчасть, немедленно! — приказал он.

Потом он наклонился над японцем.

— Жив? — спросил старший лейтенант.

— Да. Должно быть, он потерял много крови.

— Его надо доставить в штаб! — приказал командир роты.

Врач сделал японцу перевязку, и бойцы унесли его, уложив на носилки.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился Кандалин к командиру роты, — разрешите прочесать то место, где мы обнаружили капитана Некрасова и японца. Капитан только что говорил о какой-то оленьей шкуре…

— Об оленьей шкуре? — удивился ротный.

— Да, я это ясно расслышал. Может, бредил, а может…

— Тогда вот что, сержант, бери с собой двух автоматчиков и действуй.

— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!

Через несколько минут Кандалин с двумя автоматчиками скрылся в чаще леса.