Бомбардировщик "Дуглас ДБ-7" был неплохой боевой машиной, с высокой скоростью и отличными прочими характеристиками. Без бомб он мог разгоняться почти до пятисот километров час, что очень нравилось положившим на него глаз французам. Но, как и любая сложная машина, самолет не избежал своих детских болезней. Из читанных в покинутом будущем книг, Павла помнила, что в начале войны во Франции горели эти красавцы за милую душу. Следующая модификация "бостонов", попавшая впоследствии в Британию и СССР, была доработанной еще по опыту Французской кампании, и оказалась намного удачливей предшественницы. Именно поэтому, капитан подготовил с участием "Амазонок" целый пакет предложений. Отловленные им на авиабазе Эль-Сегундо производственники компании "Дуглас", сперва наотрез отказались от новаций. И лишь под угрозой передачи требований и нареканий в штаб Авиакорпуса и параллельно свободной американской прессе, "фирмачи" согласились включить в свои отчеты об испытаниях сведения об отсутствии протектирования бензобаков, из-за чего, те будут течь, и взрываться от каждой второй вражеской пули, и еще пару намеков о недостаточной защите экипажа. А шантажист в капитанском мундире тут же набросал им проект усиления защиты самолета. Шесть закупленных штабом для переучивания женского сквадрона, но еще не принятых военной приемкой, бомберов, предстояло доработать до следующей конфигурации. В кабинах экипажа добавилось несколько 6-ти миллиметровых бронещитков и ряд панелей бронестекол. Оборонительное вооружение в "мертвых зонах", куда не могли стрелять штатные пулеметы "Дугласа", усиливалось дополнительными французскими пулеметами МАС. К двум стволам в хвостовых отсеках мотогондол, бьющих со схождением трасс примерно в ста пятидесяти метрах за хвостом, добавлялись еще два прямо в хвостовом отсеке со стрельбой в "мертвой зоне за килем" крест-накрест чуть выше и чуть ниже оси полета. И еще один пулемет в кабине мог быть развернут на шарнире для стрельбы, вверх, вниз, и в стороны. В крыльевых бензобаках, наконец, появился резиновый протектор и заполнение инертным газом.

Доработки были завершены примерно за неделю. Потом начались войсковые испытания обновленных "Дугласов" с участием "Амазонок". Павла вместе с Эдмундом, Марком, Алексом и еще несколькими инструкторами "китайской группы", на устрашающе раскрашенных "Кертиссах" и "Брюстерах" изображали атаки Люфтваффе и Аэронаутики на строй из шести "Дугласов ДБ-7". Клэр Шеннолт в кои-то веки согласился, что имеет смысл отработать бои против бомбардировщиков, но отказывался понимать состав участников тренировочных боев — "причем тут ваши монахини, капитан?! Их дело рассказывать сказки журналистам". Разведчику стоило немалого труда доказать командиру, что данный бомбардировщик сложнее старых "Мартинов", и обладает хорошим тактическим потенциалом, который быстро смогут освоить как раз "те самые монашки", которых нисколько не связывают закосневшие наставления боевой подготовки.

На одной из таких тренировок Павла применила очередные педагогические новации. Пилоты на украшенных тевтонскими крестами длинноносых "Кертиссах YP-37" вели в воздухе переговоры только на немецком. Причем общались на радиоволне атакуемых ими бомбардировщиков. И, хотя баритон Марка периодически срывался на итальянский, в репликах этих "агрессоров" постоянно улавливались пошлые ноты традиционного обсуждения женщин мужчинами.

Вайолет крутила во все стороны стволом своего турельного пулемета MAC. Пальцы на рукоятках наведения сводило от напряжения. Но раз за разом ей не везло. Серые крылья "врага" неожиданно возникали из-под соседней в строю машины, и снова исчезали. Она слышала хвастливую перебранку на немецком. Этот язык она знала похуже русского и французского, но вполне понимала смысл высказываний. Наглые "противники" смеялись и шутили над бедными девочками с тщательно выбритыми ножками, которые изумительно смотрятся в Цейсовском прицелах их истребителей. Немецкая речь капитана Моровски на ее взгляд была безупречной, а вот двум его напарникам можно было смело ставить "неуд". Но отбивать стремительные атаки на строй "Дугласов" это знание новоиспеченному сержанту никак не помогало.

— Ну, а теперь твой выход Эдмунд. Начинайте свое внушение. Капитан сэр.

— Выполняю, сэр. Дамы, минуточку внимания! Мы с коллегами только что были у вас прямо под юбкой, и рассмотрели там таки-ие впечатляющие подробности!

— Капитан, немедленно прекратите! Не сметь вести таких разговоров!

— А пилотам Люфтваффе, вы выдвинете такие же требования?

На яростное пыхтение в эфире, тут же прозвучала педагогическая отповедь, главного новатора.

— Первый лейтенант Кокрен! Вы только что потеряли в бою две трети своей группы от атак вдвое меньшего по численности противника. По-видимому, вас мало интересует недопущение потерь среди ваших крошек. Или указания инструктора для вас уже пустой звук?!

В ответ послышалось лишь гневное рычание.

— Не слышу вашего ответа, лейтенант!

— Я пыталась выполнить ваши указания, сэр. Но это невозможно! И если уж вы так в этом уверены, может быть, сами попробуете?! Сэр!

— С удовольствием, Жаклин! В следующей атаке я буду за ведущего бомберов, а вы на двухместном "Брюстере" составите компанию Эдмунду, Марку и Алексу. Кстати, хорошая идея! Мы теперь регулярно будем сажать одну из леди в переднюю кабину атакующего "ягдфлигера", чтобы показать, как именно мы бьем ваш строй, и куда прячемся от холостых трасс ваших турелей.

Через час состоялся новый учебный бой, в котором уже сам Моровски вел ведущее звено "Дугласов". И когда Эдмунд снова повел свою троицу снизу спереди, "польский демон" вдруг скомандовал пикирование с доворотом в сторону "Кертисов", и рывком сократил дистанцию. И хотя из последнего звена один из бомберов не удержался в строю, но нападающие внезапно сами оказались в прицеле бомбардировщиков и кинулись в разные стороны. Жаклин чуть замешкалась, и едва не столкнулась с опасно приблизившимся "противником". После приземления, она даже попыталась побить Моровски, но наткнулась на суровую отповедь своих же подруг.

— Лейтенант…

— Ах ты, гад!!!

— Жаклин стой! Погоди!

— Мерзавец! Сволочь! Мы с Алексом и экипаж "Дугласа", чуть не погибли из-за твоего безумия…

— Джекки!

— Стой, подруга!

— Тварь!

— Джекии, Хватит!

— ЧТО?! Мадлен! Николь! Вы что же против меня? После всего, что мы вместе прошли?!

— Джекки, ты не права! Адам спасает наши жизни своими наставлениями.

— Вот именно, милая! И мы должны быть ему благодарны за это.

— За вот это?!!

— Да, дорогуша. Именно за это!

— Мы с девчонками вспотели от неожиданности таких маневров, и от ужаса столкновения, но зато в настоящем бою, остались бы живы.

— Ну, как, вы сделали правильные выводы, лейтенант?

— Да, капитан сэр. Мне все понятно… Хотя меня ты мог бы заранее предупредить об этом.

— Думаю, это лишнее, лейтенант. Зато теперь, вам стало ясно многое. И то, что ничего не выполнимого в моих указаниях не содержится, и что чувствуют в атаке ваши противники.

Следующей в передней кабине учебного истребителя в атаке участвовала Мадлен. В бою, от переизбытка чувств она клекотала словно горная орлица, и мало что запомнила. Однако смена ролей в бою благотворно повлияла на всех летчиц, и вскоре их действия стали выглядеть более осмысленными. И бывший командир "Амазонок", а ныне их временный лидер, смог приступить к отработке противозенитных маневров, эшелонированного построения, и прикрытия огнем соседних машин. Два следующих дня стали для девушек очередным "кромешным адом". Но вернувшееся доверие к их "гуру", сильно упростило тренировки. Моровски теперь брал с собой в вылеты и других инструкторов. Не все у них получалось с первого раза, однако к концу недели занятий у "дичи" выработался тощий портфель уловок и приемов, сильно осложняющий жизнь охотящимся на них истребителям.

Как-то вечером на авиабазу прибыла группа ветеранов польской кампании. И начальство разрешило отметить это событие. Из тех, с кем они начинали воевать, Павла узнала четверых, включая Бреннера и Пауэра. Других пилотов из первого состава "Задир", жизнь разбросала по разным краям. Двоих уже прибрала старуха с косой. Остальные приехавшие парни, воевали в бригаде "Сокол" либо накануне, либо уже после захвата в плен Адама Моровски. Для встречи на этот вечер был оккупирован один из тактических классов. В соседнем здании, до отъезда, разместилась прибывшая из Монтгомери делегация "Амазонок". И так совпало, что этим же днем за кампанию с ними приехала и Саманта. Девочка очень скучала по своей маме, и начальство благодушно разрешило привезти её на авиабазу. Вайолет была счастлива. Но когда началась вечеринка, присутствие дочери стало серьезной помехой материнскому отдыху…

Вайолет несколько раз покидала вечеринку, чтобы поглядеть, как там, в соседнем корпусе, спит Саманта. Но дочь спать не хотела, и собственной мамой была дважды отловлена вместо сна сидящей за фортепьяно в смежной со спальней комнате. Десятилетняя девица клятвенно обещала, что будет спать, снова оставляя мать в сомнениях. А в это время в зале шумели застольем, пили под красивые тосты, дурачились и выпячивали свои заслуги прибывшие сегодня виновники торжества. Мужественные голоса разухабисто спели марш "Хей Соколы" и еще пару американских военных песен. В большом зале был полированный рояль, и он не простаивал. Дамы поочередно аккомпанировали мужчинам, и сами зажигательно исполняли местные шлягеры. Все это вполне устраивало советского разведчика, пока один из гостей не предложил капитану Моровски спеть "Львовский реквием". Не замеченный ранее в смущении офицер, исполнять эту песню, отказался.

— Может, споете нам это произведение, сэр. Другим исполнителям далеко до вашей экспрессии.

— Нет уж, Дуглас! Я не настолько пьян сегодня, как в тот день во Львове. Пой сам! Или лучше не пой. Сегодня такая встреча. А эта песня будет совсем не в тему, только людей зря расстроишь. И, сожалею, леди и джентльмены, но я ненадолго вас покину.

— Э, мистер… капитан, сэр. А вы… На обратном пути, не проверите, как там моя Саманта?

— Не волнуйтесь, сержант. Непременно проверю.

— Благодарю вас, капитан, сэр.

Выйдя на воздух, Павла всмотрелась в зимнюю высь над головой. Тусклый, иссиня-черный с серыми прожилками купол неба был усыпан размытыми белыми веснушками звезд. Прохладный влажный бриз холодил щеки. С летного поля раздавалась ночная перебранка авиатехников. Где-то недалеко натужно заныл мотор грузовой машины…

"Лепота! Харэ уже мерзнуть, разведчица. Возвращаться надо. Да еще не забыть, проведать, эту мелкую. А ее мамка там, в зале, пусть пока строит глазки тем "иероям". Глядишь, и найдет она себе достойную партию для устройства семейного счастья. Ну, или хотя бы просто отдохнет ненадолго от своей нелегкой родительской доли. А самой-то мне лишь снятся те труды и тревоги, прилагающиеся к высокому званию дарителя новой жизни. Ладно, чего уж. Пора идти…".

За спиной двинувшегося к соседнему зданию капитана, слышался приглушенный шум вечеринки. Кто-то из орденоносных гостей продолжал громогласную похвальбу, прерываемую остротами его коллег. Слышался смех и веселые выкрики. Дамы дарили героям столь необходимое им восхищение. А бродяга Пауэр, судя по всему, так и не расстался с планами музицирования.

— Но я, все же, спою вам тот реквием, друзья! Надеюсь, моя тугоухость не помешает вам оценить не только летные, но и иные таланты бывшего командира нашей авиагруппы "Сокол", известные уже многим авиаторам планеты.

— Не прибедняйся, дружище!

— Аудитория в полной готовности, сэр.

— Просим — просим!

Бывший доброволец с серьезным лицом, отправил свои пальцы в полет по клавишам рояля. И на лицах его слушателей стали медленно таять улыбки. Он играл спокойно без надрыва, но в тишине тактического класса, лишь дыхание слушателей обрамляло его выступление. Но вот, музыка отзвучала, белый стих завершился, и утихающие звуки упали последними тяжелыми каплями, закончившегося тропического ливня. Жаклин с девушками сидели задумавшись. Мадлен тихо плакала в тучное плечо приобнявшей ее Мамаши Мэнсон. А Вайолет в каком-то оцепенении зачем-то повторила финальные слова куплета. В душе ее было странное смятение.

Упоминание о детях наполнило её сердце тоской и тревогой. К тому же, минуту назад строивший ей глазки красавец пилот, сейчас сидел, неподвижно уставившись в стену. И сама Вайолет, не в силах терпеть тягостное молчание, выскочила за дверь, и быстрым шагом двинулась к Саманте…

* * *

Павла давно позабыла, каково это общаться с детьми, и слегка терялась от запросов подопечной.

— Я хочу колыбельную!

— А я их не знаю, Саманта. Да, и мама твоя уже совсем скоро придет. Просто закрой глазки…

— Не хочу! Ну, ми-истер Моровски! Ну, вы же с мамой пели песенки и марши. Я сама слышала!

— Ни одна из тех песен не похожа на колыбельную, Сэм. Хочешь, я почитаю тебе стихи…

— Нет. Не хочу стихи! Хочу колыбельную! Иначе я не усну…

— Ох, горе ты мое. Но я не могу вспомнить, ни одной колыбельной. Я ведь простой солдат…

— А вы новую придумайте! Ну, пусть даже это будет просто песенка похожая на колыбельную.

— Придумать? Это вряд ли. Если только…

— А, я вам подыграю на фортепьяно!

— Вот еще! Этого еще не хватало! А ну, сейчас же в постель! Я кому…

— Ну, я только в самом начале, чтобы помочь вам петь. А дальше вы уж сами…

— Твоя настойчивость, несомненно, от мамы…

"Даже не знаю".

Саманта сонно нажимала на клавиши. Павла глядела в окно на самолетную стоянку и ночные огни авиабазы Сан-Диего, и словно бы ниоткуда, рождались позабытые слова и мелодия лейтмотива советской кинокартины про крылатых женщин…

Павла грустила о несбывшемся. О детях, которых у нее никогда не было и не будет. О не пережитых ею драматических "бурях в стакане" и не испытанном семейном уюте. Печалилась о тех советских девчонках, которым уже совсем скоро выпадет сесть за штурвал "Рус фанер" (ночных бомбардировщиков У-2). И о том, как ночной порою, они станут яростно громить с небес боевой дух немецких захватчиков. И о том, как будут гореть в своих кабинах от огня зениток, и от очередей ночной воздушной стражи Люфтваффе.

Зябко передернув плечами, Павла обернулась, чтобы загнать юную вымогательницу в кровать. Но внезапно стальные глаза недавнего сквадрон-лидера "Амазонок" встретились с удивленными глазами его же бывшей подчиненной. Брови инструктора по строевой подготовке, а ныне сержанта Купер, и по совместительству мамы Саманты, взлетели над огромными глазами. Оказывается, уже с середины песни, мать неслышно сменила дочь за клавишами, а та, тихо, как мышка, перебралась в кроватку.

— Что это за песня, Адам? Это тоже ваша?!

— Нет, Вайолет. И вам не нужно знать, чья это песня. Доброй ночи, сержант, мэм.

— Доброй ночи, капитан, сэр.