После первых ракетных успехов 20-х и 30-х годов и последовавших за ними жестоких разочарований энтузиастов Общества межпланетных сообщений" и "Ракетенфлюгплатц" (ныне почивших в забвении), казалось мало что может убедить профессора в возможности возрождения этого движения. Но молодому американскому пилоту это удалось. Он не кричал о своей готовности отдать жизнь, он просто шел к своей цели. И шел, не отступая. Поражали в юноше не столько его настойчивость и фанатизм (которые проявлялись лишь в уверенных суждениях), сколько последовательность, цинизм и расчетливость. Пешке в каждой беседе, без малейшего давления голосом, умудрялся так мощно расставить акценты своих безжалостных вопросов и выводов, что аргументы оппонентов угасали не успев разгореться. Глаза этого юного гения не горели азартом, а лишь уверенно и спокойно буравили собеседника. Поэтому своим поведением Адам совсем не походил на двадцатилетнего юношу, а скорее, напоминал нескольких коллег Оберта по Медиашскому институту. Общайся с ним Оберт по переписке, наверняка, представлял бы себе умудренного лысого и желчного старикашку. А ракетные достижения самого капитана за какие-то пару месяцев уже перекрывали многие успехи старых соратников Рудольфа Небеля, Иоганнеса Винклера и Вальтера Риделя, да и достижения самого Оберта тоже…

Все это сильно контрастировало с молодостью Пешке-Моровского, но Оберта смущало другое. Парень не собирался ходить с протянутой рукой в ожидании пожертвований, а нахально предлагал превратить высокую идею о космических полетах в деловой проект. Это казалось Оберту кощунством. Ну, как можно наживаться на мечте человечества о звездах?! И, наверное, все бы у них закончилось разрывом, как с тем лентяем Шершевским… Но… Оберт вынужден был признаться себе, что во многом американец оказался прав. Одними уговорами отъевшихся капиталистов не убедить. А денег на главное дело никогда не будет достаточно. И если нельзя стать космическим пророком для всех жителей Земли, зажигая их своей верой, то почему бы не приблизиться к звездам, играя на алчности людской. Результат стоил таких жертв, а профессор очень хотел быть в первых рядах подвижников космоса.

В общем, Оберт смущался недолго. Вскоре в вечно нейтральном Берне была зарегистрирована новая международная организация под скромным, но перспективным названием "Европейское аэро-космическое агентство" (Оберт в списке действительных членов агенства числился под номером первым, а Пешке под вторым, что лишь слегка улыбнуло патриарха космонавтики — он не был столь мелочно честолюбив). Никаких "ракетных аэродромов" за бешеные деньги строить не планировалось. Организация потому и называлась Европейской, что Пешке предлагал использовать ресурсы и проводить опыты в любой точке Европы. Все что сейчас требовалось, это не снижать интереса европейских газет. А для этого нужно было просто идти вперед. Не копаться годами в конструкциях ракет, добиваясь идеала, а малыми шагами набирать очки в этой гонке со временем. Сейчас у Оберта были в наличии только пара десятков пороховых ракетных ускорителей производства "Рейнметалл" и спроектированная Пешке небольшая ракетная кабина на одного пилота. Кабина была получена варварской переделкой из носовой секции фюзеляжа аварийного Дугласа ДС-2, выкупленного с самолетной свалки в Бухаресте. Закрепленное в карданном подвесе ракетное кресло конструкции Пешке было еще сырым, но годилось для не слишком высокого полета с перегрузками не более пяти-шести единиц. В первой поездке делегацию новоиспеченной международной организации ждала Голландия…